Текст книги "Сидоровы Центурии"

Автор книги: Николай Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

В подтверждение его предчувствия, вслед за отъезжающим такси, сорвался с места видавший виды автомобиль марки "Жигули" третьей модели, пристроился к машине "с шашечками" в хвост, и не отпускал ее из виду до тех пор, пока она не подъехала ко 2-му гуманитарному корпусу МГУ. Между водителем "Жигулей" и настроенным на частоту его рации собеседником состоялся короткий деловой разговор:

– Говорит Дельфин! Объект N248 прибыл на такси номер такой-то к учебному корпусу МГУ на углу проспекта Вернадского.

– Дельфин, возвращайтесь на базу! Сокол! Сокол! Прием! Принять наблюдение за объектом N248 в помещениях 2-го корпуса гуманитарных факультетов МГУ!

– Сокол сообщение принял! Веду наблюдение за объектом N248.

Тем временем Павлов, даже не подозревая о том, что является объектом наружного наблюдения, отпустил такси, вошел в стеклянную дверь учебного корпуса, прошел мимо клюющего носом вахтера и, вслед за пожилым преподавателем в очках с толстыми линзами, заскочил в лифт. Преподаватель, окинув его взглядом, неожиданно спросил:

– Что, Павлов, второе высшее образование решил получить? На какой факультет собрался? На философский или филологический? "Hingehen und gucken" тебя уже не устраивает?

Павлова явно с кем-то спутали, но он не стал этого оспаривать, и из вежливости сказал незнакомому ему преподавателю, что просто зашел повидаться со своим другом. На 4-м этаже возле деканата исторического факультета он нашел расписание занятий студентов 1-го курса вечернего отделения и номер аудитории, в которой в это время шли занятия по археологии.

В аудитории, где проводил семинар его друг Терехов, оказалось два входа-выхода: один у кафедры, другой – у последнего ряда столов. Сообразив, что к чему, Павлов приоткрыл вторую дверь и, бочком-бочком, пробрался на последний ряд и присел на свободный стул рядом со студенткой с комплекцией метательницы молота. Именинник, совсем не заметив его прихода, рассказывал студентам нечто невероятное. Даже Павлов чуть не присвистнул от удивления, когда услышал из уст кандидата исторических наук Терехова следующее утверждение:

– В случае если по каким-либо причинам человек вдруг исчезнет с лица Земли, то уже через 200 тысяч лет на планете не останется никаких следов его пребывания. По прогнозам ученых, сразу после исчезновения человечества природа начнет отвоевывать у цивилизации свои права. В течение первых двадцати лет под слоем растительности окончательно пропадут сельскохозяйственные угодья, проселочные дороги, улицы деревень и небольших городков. Впрочем, улицы и площади городов-гигантов, таких как Лондон, Москва или Нью-Йорк продержатся немногим дольше, но уже через 50 лет зарастут сорной травой. Жилище человека исчезнет также быстро. Раньше других обрушатся деревянные строения, подъеденные москитами. Конструкции из стали и стекла окончательно развалятся в течение 200 лет. Кирпичные и каменные дома простоят подольше, но даже от египетских пирамид через 1000 лет после исчезновения человека останутся одни руины. Выбросы углекислого газа еще сто лет будут оказывать влияние на климат планеты, но уже через 1000 лет природа вернется в состояние, предшествующее эпохе индустриализации. Дольше всего – примерно два миллиона лет – о человеке будут напоминать радиоактивные отходы. Однако, вряд ли, кому бы то ни было придет на ум связать их с Homo sapiens, от которого к этому времени вообще не останется никаких следов.

Высказав свое предположение о незавидной участи, которая, в конце концов, ожидает "человека разумного", Терехов носовым платком вытер со лба пот и назидательно произнес:

– Теперь, надеюсь, вам понятно, насколько важны любые свидетельства материальной культуры исчезнувших цивилизаций, которые добывает археология?

Тут и звонок прозвенел. Дождавшись, когда его друг ответит на вопросы обступивших его студентов по поводу предстоящего зачета, Павлов подошел к нему и вместо приветствия торжественно произнес:

– "И удалит Господь людей, и великое запустение будет на этой земле, но, как от теревинфа и как от дуба, когда они и срублены, останется корень их, так и святое семя будет корнем её".

Павлов не был знатоком священного писания, но у него на работе (в Главлите) существовала подборка текстов наиболее часто употребляемых современными авторами сравнений, которые считались контрреволюционными аллюзиями. Аллюзии цензорам надлежало безжалостно искоренять, а авторов, увлекающихся религиозными идеями, строго предупреждать.

– Так ты меня слушал, негодник! – возмутился Терехов.

Павлов извинился и вкратце объяснил другу, почему вынужден был приехать к нему на работу. А потом он поздравил его с днем рождения и преподнес ему в подарок академическую шапочку из черного бархата и черные сатиновые трусы. На первом предмете белой краской было написано "Академия наук СССР", а на втором – "Действительный член".

– Пусть всегда будет впору! – напутствовал он друга, развеселившегося при виде оригинального подарка с намеком не только на академическую карьеру. Друзья еще немного поговорили о разных пустяках, и Терехов предложил Павлову подбросить его на своем "Москвиче" до Ярославского вокзала.

Расстояние от университета до вокзала они преодолели за 1 час. Приехали бы раньше, да Терехов машину остановил, когда услышал от Павлова, каким странным происшествием завершилась его случайная встреча со знакомой из старинного русского города Смоленска. Он попросил Павлова еще раз описать "летающую тарелку", которая оказалась у него на пути, а потом, порывшись в своем портфеле, достал американский научный журнал, полистал и нашел страницу с фотографией фрагмента наскальных рисунков, обнаруженных международной археологической экспедицией в пещере на юге Франции. Павлов заинтересовался. Какой-то древний художник изобразил на стене пещеры продолговатый предмет овальной формы, а возле него трех человечков. На головах у двух человечков, которые были изображены стоящими, можно было различить подобие шлемов с антеннами-усиками. Третий человечек был изображен лежащим со сложенными на груди руками.

– Что бы это значило? – спросил Павлов, возвращая журнал.

– Предположительно – палеоконтакт, то есть состоявшаяся в незапамятные времена встреча землян с представителями иных миров, возможно, тех самых, которые впоследствии в сознании первобытных людей трансформировались в олимпийских и прочих богов, – ответил Терехов.

– Что еще есть новенькое на эту тему? – поинтересовался Павлов, который за много лет дружбы с любознательным Тереховым привык к тому, что тот при каждой встрече угощает его солянкой из интересных научных фактов и исторических анекдотов.

– Твои лучшие друзья-геологи при прокладывании шурфа в породе бурого угля на берегу реки Ангара нашли артефакт: предмет, похожий на золотой медальон. Вскрыли, а в нем пластинка размером с пятикопеечную монету из кристаллического вещества серого цвета. Находку исследовали на химический состав и передали археологам. Они в шоке! – поделился с ним информацией Терехов.

– Не бери в голову, – посоветовал Павлов, – вполне возможно, что в результате какого-то землетрясения слои почвы перемешались.

– Возможно, ты прав, – сказал Терехов, трогаясь с места, – но что-то уж больно часто в последнее время появляются такие находки. То нити из золота, то болты и гайки из нержавейки, то оплавленные, как после ядерного взрыва, горные породы.

Потом их разговор перешел на другую тему. Друзья обсудили премьеру мюзикла "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты" композитора Рыбникова, на которой недавно побывали. Только они успели обменяться своими впечатлениями об игре актеров, как подъехали к Ярославскому вокзалу. Там друзья расстались.

Павлов забрал из багажника свою дорожную сумку и направился к месту встречи с помощником тов. Афанасьева. Они тепло поздоровались. Игорь Иванович передал Павлову документы на командировку и конверт с начисленной бухгалтерией по высшему разряду суммой командировочных расходов.

Долго не задерживаясь, Павлов попрощался с любезным Игорем Ивановичем и быстрым шагом пошел к 1-й платформе, с которой, как уже начала объявлять по громкоговорителю дежурная, через 25 минут должен был отправиться скорый поезд сообщением "Москва-Новосибирск". Вначале, как было условлено, Павлов подошел ко 2-му вагону, поздоровался с проводницей, назвал свою фамилию и попросил пропустить его к начальнику поезда тов. Фролову. Проводница понимающе кивнула головой, и Павлов зашел в вагон.

Двери во II купе вагона класса СВ были открыты, и Павлов, заглянув внутрь, увидел пожилого лысого мужчину в синей форме железнодорожника, поздоровался и представился. Тов. Фролов, а это был именно он, предложил Павлову присесть и сразу же поинтересовался, ездил ли он когда-нибудь на поезде "Москва-Новосибирск". Павлов ответил, что до сих пор не доводилось, однако, он надеется, что едет в Новосибирск железнодорожным путем не в последний раз. Тов. Фролов заулыбался и вручил ему билет в 6-й вагон на 15-е место. А потом попросил его пройти по проходу в 5-е купе, где его, оказывается, "кое-кто с нетерпением ждет".

Этим "кое-кто", как догадался Павлов, был старший лейтенант госбезопасности Оленина Светлана Викторовна. Разумеется, не в мундире и при погонах, и даже не в шикарном шелковом платье, в котором она вчера предстала перед ним на Патриарших прудах, а в спортивном костюме неизвестной Павлову торговой марки. Плотно облегающая ткань подчеркивала изящные формы: длинные ноги, узкую талию и маленькую волнующую грудь. В купе Оленина была одна, но спрашивать ее о том, будет ли с ней попутчик, Павлов, конечно, не стал, чтобы не выглядеть бестактным.

После обмена приветствиями, а также мнениями по поводу прекрасной, по-летнему теплой погоды, которые оказались идентичными, Оленина сразу перешла к делу. Она сообщила ему, что Аркадий Моисеевич Фишман только что совершил посадку на поезд в соответствии с купленным билетом, то есть в IV-е купе 6-го вагона. Вместе с ним в одном купе поезда до конечной станции "Новосибирск-Главный" едет его родная племянница Мелисса, отчисленная месяц назад за плохую успеваемость и аморальное поведение со второго курса МХТИ имени Менделеева, и близкая подруга отчисленной – 20-летняя валютная проститутка Надежда Навротилова. Последняя, по словам Олениной, числится по штату лаборанткой одного из многочисленных московских НИИ, но, фактически, зарабатывает себе на жизнь древнейшей профессией. Цель поездки гражданки Навротиловой – неизвестна, но скорее всего, чтобы погостить и развлечься. Девушек связывает общая компания, состоящая из таких же аморальных типов, половину из которых, по мнению Олениной, давно бы следовало отправить за 101-й километр на трудотерапию. В этой связи Оленина попросила Павлова при общении с девушками во время 2-х суточного путешествия проявлять максимальную осторожность, чтобы не подцепить какое-нибудь венерическое заболевание.

– У меня мораль выше Эвереста! – пытался отшутиться Павлов, но Оленина в ответ на его реплику построила гримасу, которая должна была означать презрительную усмешку. Потом она вручила Павлову, несмотря на его возражения, конверт с суммой денег, эквивалентной его 2-х месячной зарплате без налоговых вычетов.

И еще она достала из-под столика и передала Павлову портфель-дипломат из натуральной кожи с кодовым замком, пояснив, что не только дипломат, но и все, что в нем находится, принадлежат ему, как неотъемлемая часть его представительских расходов. С разрешения Олениной Павлов открыл дипломат и обнаружил в нем то, что уж точно никогда бы не позволил себе взять с собой в дорогу: бутылку шотландского виски и бутылку французского коньяка. Все – емкостью 0,75 литра. И еще в дипломате находилась коробка шоколадных конфет производства фабрики "Красный Октябрь", банка бразильского растворимого кофе и блок сигарет марки Winston. От такого неожиданного, поистине царского, по его представлению, подарка Павлов совсем растерялся и смог только неловко пошутить:

– А я-то думал, что там пистолет с глушителем.

И только он закрыл дипломат, как увидел в руках Олениной направленный прямо ему в живот пистолет неизвестной ему модели.

– Пистолет с глушителем у меня, – тихо, но внятно, сказала Оленина, давая ему тем самым понять, кто он и кто она, а также, что шутки кончились, впереди – дело.

– Выпендривается, как муха на стекле, – подумал про себя Павлов.

– Как побледнел. Не обделался бы от страха, – подумала про себя Оленина.

А тут и поезд тронулся, что заставило офицера госбезопасности завершить встречу со своим агентом. Оленина велела Павлову идти в свой вагон, устраиваться на указанном в билете месте, знакомиться с попутчиками, а завтра прийти в вагон-ресторан, причем, непосредственно к его открытию, занять столик и ждать ее прихода. На том они и расстались.

Павлов начал пробираться через состав, отправившегося в неблизкий путь скорого поезда, к своему вагону, а Оленина, закрывшись в купе, достала из своего саквояжа чемоданчик, в котором находился портативный десятикилограммовый телевизионный приемник, уже предварительно настроенный на прямую трансляцию всего, что происходит в IV купе 6-го вагона. Как нетрудно догадаться, в означенном купе во время стоянки состава поезда в депо чекистами была установлена скрытая камера и микрофоны.

Когда Павлов добрался до своего вагона, то нашел дверь в IV купе закрытой. При этом купе подавало явные признаки жизни в виде доносившегося до его слуха веселого женского смеха.

– Может, переодеваются? – подумал Павлов, будучи поставленным в известность о том, что его попутчиками являются две совершеннолетние девушки облегченного поведения. Тогда он обратился к стоящему подле окна напротив соседнего купе молодому мужчине с усами и бородкой, но в замшевой куртке коричневого цвета и синих джинсах:

– Простите, не скажете, проводник уже проверил билеты?

– Пожалуйста, скажу. В нашем купе проверил, а в других не знаю, – ответил незнакомец, изобразив на своем лице сосредоточенность IQ выше среднего уровня.

– Одно из двух, – подумал Павлов, – либо он старший научный сотрудник почтового ящика номер Бог знает какой, либо, судя по исходящей от него благодати, которую в первом случае можно объяснить только с блеском защищенной кандидатской диссертацией, получивший приход батюшка.

Как бы в подтверждение его второго предположения, из III купе вышла очень юная, черноглазая и миловидная, особа, на вид не старше 20-ти лет от роду, в скромном платье и с белым платком на голове. Лицо незнакомца озарилось радостной улыбкой. Именно такой, какой даже после недолгой разлуки во время, известное, как медовый месяц, встречаются мужчина и женщина, муж и жена.

– А вот и матушка появилась, – подумал Павлов, гордясь собственной проницательностью.

Выждав паузу, Павлов постучал в дверь IV купе, которая, хоть и не сразу, открылась, и в проеме ее возникла рослая девица в халате разноцветных тонов с широкими рукавами и серебристого цвета поясом вокруг талии, с копной завитых в мелкие колечки светло-русых волос и томными серыми глазами.

– Простите, не в вашем ли купе прячется от меня полка за номером 15-ть? – спросил ее Павлов, стараясь выглядеть, как можно проще и приветливее. Девушка, изобразив на своем лице гамму разнообразнейших чувств, означающих одновременное удивление, любопытство и недовольство, спросила, обернувшись к присутствующим в купе пассажирам:

– Тут про 15-ю полку интересуются.

– Да, есть такая полка, – отозвался на ее запрос басовитый мужской голос.

– Значит, мне сюда, – сказал Павлов. Блондинка, улыбнувшись, вышла в проход, чтобы не создавать тесноту, а Павлов со своим багажом переместился в купе, вежливо поздоровался и сразу представился:

– Дмитрий Павлов, журналист.

– Очень приятно, – сказал высокий худой мужчина средних лет в темно-синем спортивном костюме фирмы Adidas с типично семитскими чертами лица и большими залысинами, увеличивающими объем поверхности от природы высокого лба. Затем, заметив, что Павлов замешкался с размещением своего багажа, мужчина обратился к сидящей рядом с ним молоденькой жгучей брюнетке в модном джинсовом сарафане:

– Мелисса, выйди, пожалуйста, пусть товарищ журналист устроится на своем месте.

– Вы уж простите за беспокойство, – извинился Павлов и, чтобы не прерывать установление контакта, попытался вызвать к себе сочувствие: Чуть-чуть на поезд не опоздал. Таксист, просто нет слов, такой тупой попался! Мало того, что на 20 минут опоздал, так еще поехал не той дорогой.

– Сочувствую, – сказал мужчина и спросил его, словно желая утвердиться в своем предположении относительно персоны случайного попутчика: Вы москвич?

– Да, – ответил Павлов и спросил, хотя, разумеется, знал, что его собеседник всего лишь гость столицы: Вы, наверное, тоже?

– Увы, – ответил он, – я из Сибири. Забыл, извините, представиться: Аркадий Фишман, биолог. Из новосибирского Академгородка. Надеюсь, слышали о таком?

– Как же не слышал, – сказал Павлов, доставая из дорожной сумки свой непрезентабельный спортивный костюм отечественного производства, – у меня в НГУ на медицинском факультете дальняя родственница по фамилии Добронравова работала. Может, знаете?

– Татьяна Ивановна? Член-корреспондент Академии медицинских наук СССР? – удивился Фишман.

– Как тесен этот мир! – изумился Павлов, будучи действительно знакомым со светилом советской медицинской науки Т.И. Добронравовой, благодаря своей бабке Антонине Степановне.

Они обе родились в конце XIX века в городе на Неве. Обе заканчивали в злосчастном 1917 году Частный петроградский университет. Дружили семьями. Вскоре бабка уехала из голодного Петрограда вместе со своим мужем-врачом к нему на родину в Вятскую губернию, а Татьяну Ивановну бурный поток событий революции и гражданской войны прибил туда, куда она и предположить не могла – в китайский город Харбин. В 1927 году Татьяна Ивановна получила разрешение вернуться в СССР, жила и работала в Москве, пока в годы Великой Отечественной войны ее не эвакуировали вместе с военным госпиталем, в котором она служила главным врачом, в город Новосибирск. Там она и осталась.

Павлов несколько раз видел Татьяну Ивановну в квартире у бабки на Покровке: в старомодном пенсне, все еще сохраняющую черты былой красоты, очень остроумную и образованную. Однако, Антонина Степановна, уже как три года тому назад обрела свой вечный покой на Ваганьковском кладбище. Татьяна Ивановна на похороны своей подруги приехать не смогла, но могилку ее посетила, когда приезжала в Москву по своим делам. Об этом Павлов, разумеется, не мог не сказать:

– Мы виделись в последний раз в позапрошлом году. Я сопровождал Татьяну Ивановну Добронравову по ее просьбе на Ваганьковское кладбище. Там много родственников и друзей нашей семьи похоронено. Надеюсь, Татьяна Ивановна в добром здравии?

– Для своего возраста выглядит просто потрясающе! – обрадовал Павлова хорошим известием Фишман, а потом, захлебываясь от восторга, поведал ему, что считает себя не только учеником Татьяны Ивановны, но и очень-очень многим обязанным ей по жизни.

Павлов попросил разрешения закрыть купе, чтобы переодеться. Он повесил свою потертую джинсовую куртку рядом с вызывающе броским вельветовым пиджаком вишневого цвета, по тем временам экстравагантную, модную редкость. И сразу ему на ум пришел странный сон, приснившийся в спортзале школы на улице Красина. Кажется, пиджак такого же цвета был на студенте, которого Воланд выгнал из аудитории. Павлову стало немного не по себе, но потом он успокоился, вспомнив, что в похожем пиджаке также был и артист театра и кино Олег Даль на своем недавнем творческом вечере.

Только он переоделся, как в купе постучали. Павлов открыл дверь. В купе вошла проводница: молоденькая, невысокого роста, очень симпатичная блондинка с выпирающей из тесного форменного пиджака грудью. Она принесла комплекты постельного белья и поинтересовалась, будут ли пассажиры заказывать чай. Павлов отдал ей свой билет и заплатил за постельное белье. Проводница, соблазнительно вильнув бедрами, удалилась. Немного погодя, в купе зашли, судя по запаху успевшие покурить, Мелисса и Надежда. Между попутчиками завязался непринужденный разговор.

– Дмитрий, – обратился к Павлову Фишман, – разрешите познакомить вас с двумя очаровательными барышнями. Начнем с Мелиссы. Девятнадцать лет Студентка, комсомолка, брюнетка. Рост 163 см. Вес 64 кг.

– Меньше, Аркаша, я вчера взвешивалась, – заныла обиженная Мелисса.

– Ладно, – согласился Фишман, – пусть будет на 4 килограмма меньше. Но все равно я вынужден сказать: любит хорошо поесть и до обеда поспать. При этом надо отметить, неплохо готовит сама, особенно, украинский борщ с пампушками и фаршированную щуку. Любит классическую музыку.

– Как насчет вредных привычек? – подхватил Павлов шутливую тональность разговора.

– Курю и иногда позволяю себе немного выпить, но только хороший коньяк или виски, – сообщила Мелисса.

– Теперь перейдем к Наденьке, – продолжал Фишман. – Двадцать лет. Студентка вечернего отделения, лаборантка, блондинка. Рост, примерно, 178 см. Вес, примерно, 55 кг. Ничего не перепутал?

– Рост 177 сантиметров. Вес 58 килограмм, – уточнила Наденька.

– Объем груди и талии? – шутливо поинтересовался Павлов.

– Стандарт: 90-60-90,– сообщила Наденька не без гордости.

– Про вредные привычки спрашивать не будем. При такой комплекции и так все ясно, – пошутил Фишман и стал представлять Павлова: А теперь перейдем к молодому человеку. Его зовут Дмитрий и он, оказывается, является родственником легенды нашего университета – члена-корреспондента Академии Медицинских наук СССР Татьяны Ивановны Добронравовой. Той самой, у которой я 10 лет тому назад имел честь быть аспирантом.

– Вам двадцать шесть лет, – попыталась угадать Наденька.

– Двадцать пять, – уточнил Павлов.

– Семейное положение? – спросила Мелисса, сверкнув глазами.

– Холост, – ответил Павлов, скромно опустив голову.

– Профессия? Впрочем, вы уже сказали, что журналист. Наверное, закончили журфак МГУ? – попытался угадать Фишман.

– Нет, заканчивал геологический, но жизнь так распорядилась, что пришлось заняться журналистикой, – признался Павлов.

– Геолог! Как это романтично! Костер, палатка, гитара, – заметила Наденька и посмотрела на него с чуть большим интересом.

– Журналист-международник тоже, по-моему, неплохо! – высказала свое мнение Мелисса.

– Все профессии хороши, если относиться к ним с любовью, – подвел итог Фишман и спросил у присутствующих, какое у них мнение насчет того, чтобы перекусить. Барышни не возражали и тут же начали распаковывать разнообразные свертки с приготовленными в дорогу съестными припасами. Павлов, извинившись, направился в тамбур, чтобы перекурить.

В тамбуре Павлов с удивлением увидел гражданина духовного звания из соседнего купе, курившего самокрутку, начиненную не просто очень, а даже весьма приятным на нюх табаком.

– Никак "Амфора", – решил Павлов, с наслаждением втянув в ноздри тонкий и ароматный запах голландского табачного зелья. Он закурил свой любимый "Беломорканал" и решил на всякий случай принести извинения за свое вторжение.

– Простите, – вежливо обратился Павлов к пассажиру из соседнего купе, – вы не станете возражать, если я нарушу ваше уединение?

– Отнюдь, – ответил пассажир.

– Благодарю вас, – сказал Павлов, и чтобы хоть как то сбить с него самодовольство, спросил: Простите, батюшка, а вам табак, как в армии, в дополнение к сухому пайку выдают? Или по другим нормативам?

– Ну, вот, и разоблачили, – сказал в ответ пассажир духовного звания и начал быстро тушить свою самокрутку.

– Да вы не стесняйтесь, я хоть и журналист, но в ваш ведомственный журнал анонимку писать не буду, – сказал Павлов, чувствуя неловкость за свое неуместное замечание.

– И на том спасибо, – поблагодарил его пассажир соседнего купе, явно намереваясь покинуть неудобного собеседника.

– А у меня есть вопрос, и вы не вправе отказать страждущему, – остановил его Павлов.

– Хорошо, меня зовут отец Илларион, – представился разоблаченный священник и участливо поинтересовался: Какой у вас вопрос?

– Скажите, отец Илларион, как православная церковь относится к НЛО? – спросил Павлов, поражаясь собственной смелости.

– НЛО? – удивился священник. Потом, окинув взглядом случайного попутчика, и, очевидно, поняв, что заданный им вопрос имеет для него отнюдь не праздное значение, сказал следующее: У православной церкви по поводу этого загадочного явления нет официального мнения. Но старцы-иеромонахи, которые молятся за нас, грешных, в монастырях, убеждены, что это – бесовское наваждение.

– Я тоже хотел бы считать, что это – наваждение, – подумал про себя Павлов, а потом взял, да и рассказал отцу Иллариону про странный случай, который произошел с ним сегодня на рассвете. Выслушав его, священник спросил у Павлова его имя, и обещал молиться за его телесное и душевное здоровье.

Павлов поблагодарил отца Иллариона, и они вышли из тамбура.

– Может, все обойдется, – мысленно утешал себя Павлов.

– Пора заканчивать с вредными привычками, тогда и про НЛО не будут спрашивать, – подумал про себя отец Илларион.

В это время доцент Новосибирского государственного университета Аркадий Моисеевич Фишман разливал в пластмассовые стаканчики изготовленную им по собственному рецепту настойку, чтобы вместе с Мелиссой, Наденькой и своим новым знакомым, оказавшимся родственником уважаемой им Т.И. Добронравовой, выпить за здоровье и приезд поезда в город Новосибирск в точном соответствии с расписанием. Кроме упомянутой настойки, Павлова ожидала и обильная закуска, состоявшая из жареной курицы, пирожков с мясом и расстегаев с семгой, соленых огурцов, плавленых сырков и сырокопченой колбасы. И это была только небольшая часть съестных припасов, приготовленных в дорогу Наденькой и любившей вкусно поесть Мелиссой.

– Прошу к столу. И, пожалуйста, не стесняйтесь, – сказала Мелисса и пододвинулась к окну, освобождая ему место рядом с собой.

– И попробуйте нашей фирменной сибирской настойки, – сказал Фишман, передавая Павлову пластмассовый стаканчик.

– И пирожки, и расстегайчики. Сама пекла, – сказала Наденька, подавая Павлову бумажную салфетку.

– Спасибо! Один момент! – сказал Павлов, открывая свой новенький портфель-дипломат.-

У вас настойка на чем?

– На золотом корне. И спирт, между прочим, как слеза. Очищен в химической лаборатории, – похвастался Фишман.

– Прекрасно, – сказал Павлов, – давайте попробуем заодно и французской настойки на дубах, – и поставил на стол бутылку Hennessey.

– Ой! Неужели настоящий французский коньяк?! – воскликнула Мелисса.

– VS. Высшее качество! – подтвердил Фишман, взглянув на этикетку.

По первой они выпили за знакомство. По второй выпили за Москву и третий город России, то есть Новосибирск. После этого Фишман предложил, чтобы каждый из присутствующих рассказал какой-нибудь анекдот, связанный с дорогой или путешествиями. Начал первым, подражая интонации одесситов:

"Иностранец проделал большое турне по России. В конце путешествия корреспондент берет у него интервью:

– А вот Вы побывали на Байкале. Как Вам понравилось?

– О-о-о! Байкал! Непревзойденная красота! Прекрасно! Великолепно!

– А как Вам понравились Кижи?

– О-о-о!! Кижи!! Шедевр деревянного зодчества! Такого больше нигде не увидишь! Восхитительно!

– Вы посетили Ленинград. Ну и как Вам?

– О-о-о!!! Петербург!!! Зимний дворец! Гранитные набережные Невы! Адмиралтейство! Изумительно!

– Ну, а каково Ваше общее впечатление от страны?

– Отвратительное".

– Диссидент он и в поезде диссидент, – подумал Павлов, но все равно не удержался и рассмеялся.

Анекдот Наденьки был короткий, но очень смешной, если слышишь впервые:

"Две старушки едут в поезде. Разговорились.

– Вы куда едете?

– В Уфу.

– А я из Уфы".

Когда очередь дошла до Павлова, то, к своему стыду, из свежих анекдотов на предложенную Фишманом тему он вспомнил только один, причем, совершенно неприличный, рассказанный ему молодым сотрудником I управления Главлита. У этого молодого человека была грузинская фамилия Хинчигашвили, но в его паспорте в графе национальность значилось, что он русский. Павлов решил рискнуть, и рассказал:

"Едет девушка одна в купе поезда. Ложится спать, вдруг в купе входит грузин и начинает раздеваться. Девушка приоткрыла одну ножку из-под одеяла и говорит:

– Какой вы волосатый?! У меня аж мурашки по коже…

Грузин ничего не отвечая ложиться спать. Утром девушка его спрашивает:

– А я вчера думала, что вы приставать начнете?!

– Девюшка! Пятнадцат раз сифилис, восемнадцат раз гонорея. Мне еще ваших мурашек по коже не хватало".

Опасения Павлова оказались напрасными. Все громко хохотали, особенно Мелисса, которая, отсмеявшись, заявила, что в своем анекдоте соединит анекдот Наденьки о склеротичных старушках с анекдотом Павлова о недогадливом грузине. Всем стало интересно. И Мелисса рассказала такой анекдот:

"В вагон поезда Москва-Сухуми врываются бандиты в масках. Их главарь объявляет:

– Сэйчас будэм грабыт и насыловат!

Посмотрели бандиты, а в вагоне одни старухи – из дома престарелых.

– Будэм только грабыт!

Вдруг одна старушонка возмущенно говорит:

– Нетушки, нетушки, как договаривались!".

Попутчики посмеялись и выпили по третьей: за то, чтобы желания женщин никогда не расходились с возможностями мужчин. Фишман и Павлов пили ядреную настойку на золотом корне, девушки – французский коньяк. Потом девушки заявили, что им надо сходить «в одно место».

Фишман и Павлов остались в купе одни. Слово за слово, и их разговор перешел на тему о блондинках и брюнетках, которую Фишман просто потрясающе раскрыл с научно-биологической точки зрения.

– Все очень просто и логично, – говорил он, – смотрите сами. Цвет волос напрямую зависит от наличия в них коричневого пигмента, который контролируется уровнем мужского гормона – тестостерона. Который есть как у мужчин, так и у женщин. Из этого можно сделать вывод, что чем светлее волосы, тем ниже уровень тестостерона и, следовательно, выше уровень женского гормона – эстрогена. Чем больше у блондинки эстрогена, тем она более женственна, миролюбива, мила. Такая женщина всегда найдет общий язык с окружающими, будет доброжелательна и внимательна. У брюнеток очень темный цвет волос соответствует очень высокому уровню мужского гормона тестостерона и низкому уровню женского гормона – эстрогена. Брюнетки – очень темпераментные и независимые натуры, часто – интересные личности. Но, к сожалению, они чересчур импульсивные, и, некоторых мужчин это раздражает и даже отталкивает. По этой причине большинство умных мужчин предпочитают блондинок. Они женственны, их легче склонить к сексу и заставить выполнить мужские желания. Да и в быту такая жена поистине просто находка – прекрасная хозяйка, сострадательная и верная подруга, не задающая лишних вопросов. Что еще для счастья надо?