Текст книги "Сидоровы Центурии"

Автор книги: Николай Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Недолго погрустив, Сергей Сергеевич устроил с помощью своих университетских приятелей что-то вроде кастинга невест, обусловив пребывание каждой из них в его квартире испытательным сроком на 30 суток "и не часа больше". Он перебрал почти всех молодых незамужних преподавательниц, которых ласково называл "мымрочками", по меньшей мере, с 10-ти кафедр университета, потом незамужних аспиранток, и, наконец, очередь дошла до лаборанток. И первой из них оказалась недавно поступившая на работу в его биофизическую лабораторию красавица-хохлушка Валентина. Он сделал ей "неприличное предложение", всего на какие-то 3 часа опередив сохнувшего по ней Валентина, который, уже приняв для храбрости 100 грамм спирта, репетировал перед зеркалом момент торжественного вручения Валентине букета из весенних первоцветов с запиской с намеком насчет совместного похода в ЗАГС.

Как не отговаривали Валентину ее подруги, она в тот же день приняла предложение профессора, резонно полагая, что, если выгодное замужество и не состоится, то поступление в аспирантуру ей уж точно будет гарантировано. Однако, в отличие от других невест профессора Мерцалова, Валентина пробыла хозяйкой в его квартире всего лишь 10 дней, чем огорчила его несказанно, оставив без украинского борща с пампушками и вареников с творогом и вишневым джемом. И еще профессору было досадно от того, что он почти уже в нее влюбился и даже добился перевода ее на работу в другую университетскую лабораторию, в виду негласного правила, запрещающего мужу и жене работать вместе в одном структурном подразделении. И всему виной оказался ревнивец-Валентин, который, правда, потом покаялся и признался профессору в том, что он совершил, ради того, чтобы расстроить его отношения с Валентиной.

История эта темная. Известна только ее прелюдия и финал. Отвергнув предложение своих горячих приятелей: – встретить профессора Мерцалова в подъезде его дома и объясниться при помощи кастета, – Валентин поехал в поселок Радужный, что в 20-ти километрах от Новосибирска, к своей бабке Евдокии, про которую людская молва давным-давно составила свое заключение, а именно: ведьма, но добрая. Встретившись с бабкой, поведал ей Валентин о своей тоске-кручинище.

После их разговора бабка Евдокия, истопив баню и призвав на помощь в качестве массажистки-затейницы 40-летнюю соседку Ильиничну, успокоила своего не в меру расстроившегося внука и вручила ему простую иголку, но без ушка, и велела воткнуть ее в притолоку входной двери в квартиру "бессовестного старика-прохфессорха". Что поделать, в представлении бабки Евдокии, ученая степень и сопутствующее ей научное звание обидчика ее внука, не имела абсолютно никакого народного уважения.

Итак, воткнул Валентин заговоренную иголку в притолоку двери квартиры профессора Мерцалова, и уже на другой день встретила Валентина в центральном универмаге города Новосибирска мужчину своей мечты: брюнета, но не с залысинами, статного, но без пивного брюшка, эмоционального, но без интеллигентских заморочек. Им оказался недавно овдовевший 59-летний начальник пожарной охраны города Новосибирска. Бросилась к нему навстречу Валентина, и встала перед ним, как вкопанная, а мужчина ее мечты, как ни в чем не бывало, потрогал ее груди, хлопнул по попе и сказал: "То, что надо!" И они ушли вдвоем, под руку, вначале вниз по лестнице универмага, а на следующий день – вверх по лестнице Дворца бракосочетаний. Так и остались, лаборант Валентин и профессор Мерцалов, не только с рогами, но и с длинными ослиными ушами, что им обоим, надо полагать, было особенно обидно.

Валентин – мужик, душа нараспашку – на другой же день после бракосочетания Валентины, прибежал к профессору Мерцалову на его квартиру с намерением вынуть из притолоки бабкину иглу, покаяться и попросить у него прощения. Сергей Сергеевич воспринял его покаяние с недоверием и предложил Валентину совместно пропустить по сто грамм настойки на золотом корне, а потом пойти в лабораторию и проверить, сколько на конце иголки, которую он воткнул в его притолоку, смогло уместиться разного рода чертей.

И вот, что они, обсудив актуальные вопросы физики и обществознания, в конце концов, задумали:

– Испытать конец заговоренной иглы ультразвуком: 25кГц, мощность 6,6Вт/см, – в течение 10–15 секунд на расстоянии 1–2 см. от источника акустического поля.

– Испытать конец иглы, поставив ее в перекрестье лазеров с длиной волны 632,8 мм.

Как говорится, хотите, верьте, а хотите – нет. Ставьте подобный эксперимент, если у вас есть заговоренная иголка без ушка, и профессор Мерцалов, который, надо полагать, жив и здоров, гарантирует проявление следующих акустических и визуальных явлений:

1) Вас будут откуда-то материть, причем, до седьмого колена, а потом спросят, какого черта от них надо?

Совет 1. Не следует отказываться от содействия, и надобно тотчас попросить черта-прорицателя, который, оставаясь невидимым, в сей же миг выдаст вам: динамику курса рубля по отношению к доллару, евро и юаню, вероятные прогнозы мировых цен на нефть и золото, по крайней мере, в перспективе до 2020 года. Можно также выяснить итоги будущих четвертьфиналов и полуфиналов чемпионатов Европы и мира по футболу, зная состав участников которых можно неплохо заработать на предложениях букмекерских контор.

2) К вам прибудет существо из параллельного мира, которое, с ходу, задаст вам вопрос, который кого угодно может поставить в тупик: "Не могу ли я сделать для вас, например, то же самое, что я когда-то сделал для господина Абрамовича?"

Совет 2. Не соглашайтесь, потому что в России очередная легальная приватизация в виде бесплатной раздачи государственной собственности и залоговых аукционов состоится не раньше, чем через тысячу лет, а за рейдерство могут и посудить. Миллиарды долларов на личный банковский счет тоже не загоняйте, так как потом не сможете доказать перед FATF(2) легальности их происхождения. Можно попросить немного наличными, и лучше всего российскими рублями, чтобы потом не терять на курсовой разнице, если сочтете предлагаемые чёртом условия договора необременительными. Но лучше всего послать чёрта туда, откуда он явился, чтобы не искушать себя непомерными соблазнами.

Но это, конечно, шутка, поскольку, по последним исследованиям Ватикана, бесовская сила никогда не повторяется в своих подходах, лишь бы только смутить наши души и направить на стезю порока. Вот и во время эксперимента с заговоренной иголкой без ушка, который поставил профессор Мерцалов при содействии лаборанта Валентина, имели место особенные события, которые по причине их невероятности в лабораторный журнал не были занесены.

Так, после испытания иголки посредством ультразвука, Сергей Сергеевич и Валентин услышали троекратное "ку-ку", которое сменили позывные радиостанции "Маяк". А потом приятный женский голос сообщил:

– Московское время 16.00. Начинаем концерт по заявкам радиослушателей. По просьбе бывшей супруги Сергея Сергеевича Мерцалова Татьяны Михайловны исполняем для ее нового супруга Ашота Алиевича песню из кинофильма "Семнадцать мгновений весны".

Заиграла знакомая мелодия, но то, что стал исполнять народный артист СССР Иосиф Давыдович Кобзон, явно выходило за рамки приличия:

"Не думай о растратах свысока,

Наступит время,

Сам поймешь, наверное.

Жене милей брильянты и меха,

А не твои занудные мгновения.

Мгновения. Мгновения…"

– Эй! Кто там? – спросил Валентин и осторожно наклонился, чтобы рассмотреть кювету, в которой была закреплена заговоренная иголка.

То, что Валентин затем услышал, повергло его в крайнее смущение и заставило густо покраснеть:

– А ты, пень, вообще помалкивай! Думаешь, никто не знает, чем ты по утрам в постели занимаешься вместо физзарядки, а сегодня после обеда что ты, рассматривая шведский журнальчик, делал? Сергей Сергеевич! Обратите, наконец, внимание на этого охламона, который вместо кандидатской диссертации отращивает себе на ладонях волосы!

– Я в личную жизнь своих сотрудников не вмешиваюсь, – ответил Сергей Сергеевич и в свою очередь спросил: Ко мне есть вопросы?

Профессор Мерцалов вначале подумал, что все это ловкий розыгрыш его коллег, которые, спрятавшись где-нибудь под столом, валяют дурака. Он и сам был мастером разных розыгрышей и мистификаций и готов был аплодировать, если бы не одно обстоятельство. Откуда шутники узнали о московском соседе – директоре плодоовощной базы в Солнцево?

– К вам Сергей Сергеевич вопросов нет, Вы – настоящий мужчина, – ответил неизвестный шутник и предложил: А не продолжить ли вам вторую часть эксперимента – с лазером. Обещаем: эффект превзойдет все ваши ожидания.

– Ладно, – подумал про себя профессор, – поставим еще один эксперимент, посмотрим, что вы еще придумали, а потом кому-нибудь точно уши надеру.

И Сергей Сергеевич сделал Валентину знак, дескать, не парься, скоро источник неведомого голоса обнаружится: либо сам, либо они его найдут. Все еще красный от смущения Валентин провел все необходимые приготовления для постановки второго опыта, правда, для этого им пришлось перейти в другое лабораторное помещение.

Не прошло и трех минут, как из иголки, попавшей в перекрестье лазеров, повалил черный дым, из которого соткался, а затем сгустился образ худощавого юноши в средневековом камзоле, расшитом серебром, в ботфортах и при шпаге. На голове у него был берет из черного бархата, из которого торчало гусиное перо.

– Виконт, – сказал призрак, обращаясь к профессору Мерцалову, – я набираю войско для моего сюзерена, с целью завоевания одной дальней галактики. Вы можете отправиться со мной прямо сегодня и ни днем позже. Надеюсь, вы помните, что хозяин я добрый, да и слуга неплохой. Я повелеваю материальным миром; мне подвластны все радости и слава земная. Договор начинается с этой минуты и истекает ровно в полночь по истечении семи лет, в 1985 году. Если вы колеблетесь, даю вам на размышление восемь месяцев и двадцать восемь дней, затем встретите меня на этом самом месте и своей кровью подпишете соответствующий договор.

Грохот тела упавшего в обморок лаборанта Сергея Сергеевича не удивил. Он понял, что это уже никакая не шутка, а очень даже опасная штука, про которую гениальный Гете писал, что она:

"Часть силы той, что без числа.

Творит добро, всему желая зла".

Известно, что Гете разбирался в высшей математике не хуже, чем в филологии. Сила без числа, это – функция, которая не имеет входных параметров. И тут Сергей Сергеевич кое-что вспомнил, – как раз из того, что относится к категории навязчивых образов, порою посещающих нас во время сна или под влиянием регрессивного гипноза.

– Командор, – сказал Сергей Сергеевич, склонив голову, – в одной из своих жизней я уже сопровождал Вас во время похода в созвездие Кита в качестве Вашего старшего адъютанта. Я сполна заплатил за свое непомерное любопытство в следующих десяти жизнях в качестве нерожденного младенца, поэтому у меня нет никакого желания пролонгировать прежний договор, либо заключать новый.

– Зачем же вы вызвали меня? – удивился Командор.

– Я тут, знаете ли, – сказал Сергей Сергеевич, изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, – наукой занимаюсь, а материально-техническая база здешнего университета устарела, как минимум, на десять лет. Ни одного путного эксперимента не провести, а не то, что открытия всемирного значения сделать. Не могли бы вы мне помощника какого-нибудь на время предоставить, хотя бы из числа инвалидов, от которых вам все равно во время похода никакого толка?

– Извольте, – сказал Командор, – есть у меня один кадр. Вроде не дурак, но такой зануда, что даже меня иногда поправляет. Он, видите ли, в последней своей командировке цензором в Главлите служил. А сейчас в моей канцелярии общим отделом заведует. Приказы и распоряжения готовит. И, кстати, вот он, в пятом углу стоит.

Сергей Сергеевич напрягся, пригляделся и увидел пятый угол и стоящего в нем плюгавенького лысого старичка в коричневом балахоне, опирающегося на клюку.

– Вы пообщайтесь, а я пройдусь, полистаю лабораторные журналы, посмотрю, чем вы тут занимаетесь, – сказал Командор и исчез.

Вслед за призраком юноши в костюме средневекового кавалера исчез и плюгавенький старичок, но только визуально. Сергей Сергеевич услышал в левом ухе звук, похожий на жужжание мухи, а потом услышал:

– Позвольте представиться. Бес категории "Б". Погоняло (кличка) Цензор.

Голос беса был удивительно похож на голос народного артиста СССР Ростислава Плятта. И это вызывало уважение.

– Фи, как некрасиво, а нельзя ли без уголовных заморочек представиться, – поморщился Сергей Сергеевич.

– Для вас, виконт де Марсель, и только в порядке исключения: Арнольд Борисович Шлаги, – и Сергей Сергеевич услышал, как будто кто-то перед ним расшаркивается.

– Разве мы были знакомы? – удивился Сергей Сергеевич.

– Что вы, что вы! Я в ваше время был малолетним бесенком и мог только восхищаться Вашими подвигами. Как Вы на планете G-37-Z трех джедаев лазерным мечом замочили! А потом вывели из окружения наши войска и с минимальными потерями долетели до базового лагеря в звездной системе Антарес. Это описано в Хрониках 3-го цикла. Каталог N2. директория 11, файл N.78, – сообщил бес интересные подробности одной из прошлых жизней профессора Мерцалова.

А тут и Командор проявился. Пяти минут ему оказалось достаточно, чтобы сделать свои выводы:

– Занимаетесь мелкотемьем. Никакой перспективы! Ваша материально-техническая база, по сравнению с американскими университетами, – хлам. Ваши администраторы – тупицы, а завхозы – прохвосты. Так и быть! В благодарность за подвиги виконта де Марселя приказываю:

1. Беса категории "Б" по кличке Цензор передать профессору С.С. Мерцалову во временное использование на условиях лизинга.

2. Полевому банку 1-й Галактической эскадры:

2.1. Предоставить профессору С.С. Мерцалову открытую кредитную линию в размере 100 кредитных единиц для оплаты всех работ и услуг, которые будут выполнены Цензором.

2.2.После выполнения условий договора лизинга отнести 100 кредитных единиц в категорию ссуд, подлежащих списанию в качестве безнадежных к взысканию.

3. Контроль за исполнением приказа оставляю за собой.

Командор

– Уважаемый Командор, – у меня есть вопрос, – подал голос Арнольд Борисович Шлаги.

– Валяй! – разрешил Командор.

– Нельзя ли в вашем гениальном приказе сроки его выполнения указать? Иначе у меня трудовая мотивация пропадет, как она пропала у вечных строителей коммунизма, – попросил Арнольд Борисович Шлаги, поразив Сергея Сергеевича Мерцалова тонкостью и актуальностью замечания.

– До среды! – сказал Командор, взглянув на свою ладонь.

И в этот миг Командор исчез, а Арнольд Борисович обратился к Сергею Сергеевичу с просьбой до завтрашнего вечера заниматься бытовыми проблемами, отметить командировочное удостоверение и уладить формальности с регистрацией временного проживания. Сергей Сергеевич не возражал и лишь попросил беса, по возможности, "снять угол" неподалеку от основного места работы – Вычислительного центра НГУ. Сергей Сергеевич давно мечтал о том, чтобы навести порядок в этом структурном подразделении, а также надеялся на то, что его новый помощник сможет починить ЭВМ типа ЕС-1022, без которой работа биофизической лаборатории совершенно застопорилась. Впрочем, были и другие, хотя и менее значимые, научные и личные, проблемы, решение которые требовало применения сверхъестественных усилий.

II

Мы привыкли к тому, что в нашем организме все совершается просто, само собой, и подчас не задумываемся о том, насколько сложные процессы происходят, например, когда мы ощущаем вкус сахара или чувствуем запах цветов. Ощущения вкуса или запаха – результат взаимодействия рецепторных клеток с молекулами различных веществ. Молекулы – это группы атомов, соединенных химическими связями. Вода состоит из молекул, и живая клетка содержит молекулы. И даже ДНК, отвечающая за размножение клеток, – это тоже всего-навсего молекула.

Ежедневно у здорового человека возникает от 50 до 70 миллиардов новых клеток, и такое же количество их гибнет. За год обновляется столько клеток, что их общий вес равен весу тела. Но количество делений клеток организма ограничено, например, клетки соединительной ткани человека – фибробласты – могут проделать всего около 50 делений. Нейроны и мышечные клетки не делятся вовсе. Этот феномен также известен как барьер клеточного деления, или – барьер Хейфлика, по фамилии открывшего его немецкого ученого.

Когда один большой, громадный, но смертный человеческий организм умирает, он успевает (если успевает) передать свою наследственную генетическую информацию потомству. (3) Делается это через половую клетку, про которую известно, что она состоит из десяти миллиардов атомных ядер. Причем и в сперматозоиде, и в яйцеклетке их одинаковое количество. Суммарное число атомных ядер – около 25 миллиардов. Вся информация и программы развития, передаваемые потомству по наследству, каким-то образом связаны только с ядром клетки, причем ядро любой клетки организма, как половой, так и тканевой, несет полный комплекс информации и программ всего организма в динамике его развития.

Сергей Сергеевич Мерцалов и Аркадий Моисеевич Фишман выдвинули гипотезу о том, что в сверхплотных ядрах звезд и в нуклеотидах живых организмов, отсчитывает время их жизни таинственный хронометр, сворачивающий пространство в причине и разворачивающий пространство в следствии.(4) К роковой черте жизнь клеток и звезд подводит неизбежная, четкая и смертельная, как взгляд Абадонны, программа их жизненного цикла.

Тут мы обязаны сделать маленькое отступление, с тем, чтоб уточнить некие детали, связанные с рождением звезды или человека. Звёзды, как правило, появляются не с одинаковыми, а с самыми различными массами. Не считая того, они могут обладать самым различным химическим составом, как люди с разнообразной – хорошей и дурной – наследственностью. Реакции нуклеосинтеза в недрах звезд подобны тем, которые происходят в термоядерной бомбе, однако же, звезды не взрываются, а почему то сжигают свое топливо (водород и гелий) равномерно, на протяжении сотен миллионов и даже миллиардов лет своего существования.

К середине 70-х годов ХХ века в биологии сложилось около 300 теорий старения клеток. Еще не был открыт фермент теломеразы, который поддерживает длину теломеров – концевых участков хромосом. Но уже было точно установлено, что при каждом делении клеток хромосомы их укорачиваются, как шагреневая кожа в известном романе Оноре де Бальзака. Да и поток генетической информации оказался не однонаправленным– от ДНК к РНК, а разнонаправленным. Стала подвергаться сомнениям роль ДНК, как изначально главного носителя генетической информации, поскольку было доказано, что геном многих вирусов (грипп, клещевой энцефалит) построен исключительно из РНК.

Одним из самых загадочных свойств молекул ДНК и РНК была признана их способность к акустическим колебаниям в диапазоне от единиц до сотен герц. Некоторые из этих колебаний после многократного усиления можно услышать ухом, как тонкий свист, напоминающий однотональный аккорд. Выделить из хаоса отдельные звуки клеточной жизни ученым помогли носители света – фотоны. Гелий-неоновый луч лазера направляется на колеблющиеся молекулы ДНК – отражаясь от них, свет рассеивается и его спектр записывает чуткий прибор.

Сергей Сергеевич Мерцалов и Аркадий Моисеевич Фишман "прослушивали" отдельные участки (домены) молекулы ДНК человеческой половой клетки и записывали их на магнитофон. В это время в СССР уже было налажено производство катушечных стереомагнитофонов с 19-й скоростью записи/воспроизведения: "Ростов", "Юпитер", "Маяк", "Нота". Вместо шершавой и рвущейся на части пленки, изготовленной из отходов ди– и триацетата, в продаже появились катушки с лентой 10-го типа. В их распоряжении был магнитофон "Маяк", который они приобрели на собственные средства, и, разумеется, по блату.

Привлеченные к работе в биофизической лаборатории аспиранты математического факультета НГУ разработали программу для построения филогенетических деревьев молекулы ДНК с различными диапазонами акустических колебаний. Однако, университетская "железяка" – ЭВМ типа ЕС-1022 – работала из рук вон плохо. Она и сама по себе была полубракованная, как, впрочем, большинство советских компьютеров. Но плюс к тому она не получала должного ухода. Инженеры во главе с начальником Вычислительного центра тов. Онопко по большей части "квасили" технический спирт, полагающийся для техобслуживания ЭВМ, но само техобслуживание проводили только после большого пинка сверху. Сергей Сергеевич, не будучи членом КПСС, даже вынужден был обратиться в партком университета о неудовлетворительной работе ВЦ, ссылаясь на постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР (19 апреля 1974 г.) "О мерах по ускорению развития молекулярной биологии и молекулярной генетики и использованию их достижений в народном хозяйстве".

Несмотря на отдельные недостатки в работе Вычислительного центра, Сергей Сергеевич и его коллега Фишман установили, что акустические колебания "пустых" участков ДНК, не содержащие коды белков, способны при определенных условиях активировать механизм генетической памяти индивида. Открытие это было сделано случайно, – почти также, как в 1895 году немецкий ученый Вильгельм Рентген обнаружил лучи, впоследствии названные в честь его "рентгеновскими". Подвергая различные объекты воздействию данного типа излучения и, меняя их, Рентген увидел, как на стене появилась проекция костей его собственной руки.

Сергей Сергеевич Мерцалов на всю жизнь запомнил 16 марта 1977 года, – тот день, когда, отправившись на свою дачу в Барышево, он прихватил с собой пару магнитофонных катушек, чтобы на досуге послушать инвенции Баха, джазовые версии пьес Прокофьева, Шостаковича и композицию джаз-квинтета Олега Гоцкозика "Восточная Сюита". Он не был заядлым меломаном, но классику и современную джазовую музыку любил, полагая, что она хорошо успокаивает нервы и укрепляет сон. Ранее на этих двух катушках записывались, стирались и снова записывались шумы человеческой Y-хромосомы.

В нескольких местах магнитофонные ленты были "зажеваны", и для использования в научных целях уже не годились. Сергей Сергеевич забрал эти катушки домой, еще пару недель они валялись в ящике его письменного стола, а потом он отдал их своему приятелю, который был настоящим любителем классической музыки, для того, чтобы тот записал на них "что-нибудь новенькое".

Итак, вечером, растопив камин и отхлебнув сваренного на электроплитке глинтвейна, Сергей Сергеевич, включил магнитофон марки "Яуза", чтобы насладиться духом свободного джаза. Где-то на Прокофьеве его эстетическое чувство сильно покорежилось, а потом ему со страшной силой захотелось вздремнуть. Сделав это, он в сей же миг обнаружил себя сидящим на низкой скамейке в компании товарищей, одинаково одетых в белые простыни с алой каймой.

Потом он догадался, что он не в бане, и на нем не простынь, а тога, и язык, на котором товарищи общаются между собой – не русский, а скорее латинский, который он знал еще хуже, чем английский. Но все-таки что-то знал, иначе как бы он смог ответить на вопрос о том, следует повышать жалование легионерам, или нет? Однако же он ответил, что зафиксировал председательствующий товарищ, которого все называли Луцием Марцием Ценсорием. После этого присутствующие обратились к нему с вопросом:

– Доколе консул намерен терпеть поношение плебеев по поводу якобы присвоенной им контрибуции в размере 5 миллионов сестерциев?

Сергей Сергеевич так возмутился, что, не дожидаясь разрешения председательствующего, вскочил с места и прямо заявил, что эти средства были им потрачены исключительно на фураж для лошадей и питание военнослужащих, поскольку торговцы в Афинах еще весной взвинтили цены в три-четыре раза против обычного. Ему рукоплескали, и он проснулся.

Заснув во второй раз, но уже на Шостаковиче, Сергей Сергеевич увидел себя стоящим на верхней палубе парусно-весельного судна, прибывающего в порт назначения, о котором провозгласил сидящий в корзине на грот-мачте дозорный громким криком:

– Марсель! Виват! Марсель!

В это время Сергей Сергеевич спорил с монахом-бенедиктианцем о соотношении божественной и человеческой природы Христа, склоняясь к монофизитской ереси. Монах в богословских вопросах оказался продвинутым, и терпеливо и обстоятельно объяснял ему различие терминов "подобосущий" и "единосущий". По-гречески эти два слова – "омоусиос" и "омиусиос" – разнятся написанием только одной единственной буквы – "йоты", в которой, по мнению монаха, сошлись начало и конец Вселенной.

– Резонно! – подумал Сергей Сергеевич, вдохнул полной грудью соленый воздух и… проснулся.

Отхлебнув еще немного глинтвейна, Сергей Сергеевич снова задремал, и ему привиделось, что он бредет, спотыкаясь, по заснеженному полю с залитым кровью лицом. Его обгоняют люди с длинными ружьями, одетые в черные шинели с красными отворотами. Раздается пушечный залп. Кто-то истошно кричит, взывая о помощи. Заметив брошенное знамя, он поднимает его и опирается о древко, чтобы не упасть, – и просыпается, все еще чувствуя острый запах пороха, смешанный с запахом крови.

Сергей Сергеевич поднялся из кресла и, чихая и кашляя, открыл окно, чтобы проветрить помещение, и только потом, догадавшись, кто он такой и где в настоящий момент находится, пришел к выводу о том, что он жив и здоров, и в медицинской помощи совершено не нуждается. Осознав же абсурдность происходящего, он выключил магнитофон, оделся в старый овчинный полушубок, вышел из дома и погулял полчаса по своему дачному участку, раздумывая над тем, что же все-таки ему приснилось.

Вначале Сергей Сергеевич решил, что он увидел так называемый "осознанный сон". Первым это явление в 20-е годы ХХ века стал изучать голландский писатель Фредерик ван Эден. Он систематически записывал свои сны и спустя какое-то время попробовал повторить их, существуя в своих сновидениях как "бодрствующий", то есть управляющий своим поведением человек. Смелая попытка удалась, а эксперимент заинтересовал ученых. С тех пор на Западе появилось множество лабораторий, изучающих феномен управляемых сновидений. Крупнейший центр – Институт ясных снов – в 1987 году основал психофизиолог Стивен Лаберж.

В советской психиатрии, напротив, существовало мнение, что видеть яркие сны, а тем более управлять ими – вредно, что это якобы свидетельствует о психическом нездоровье сновидца. Сергей Сергеевич тоже разделял это мнение, поэтому принял на ночь травяной чай с медом и сто пятьдесят грамм пятизвездочного армянского коньяка.

Прошло еще три месяца, прежде чем Сергей Сергеевич догадался о наличии зависимости между воспроизводимой на магнитофонных лентах музыки, на которой прежде были записаны акустические колебания Y-хромосомы, и переходом в состояние непроизвольного регрессивного гипноза.

Где-то в середине июня 1977 года зашел к нему в гости сосед по дачному кооперативу – кандидат философских наук Иван Иванович Огурцов по поводу, ради которого нельзя не выпить: Огурцов стал дедом и уже как неделю принимал поздравления родных, близких и просто знакомых. Пока Сергей Сергеевич рвал с грядки укроп, зеленый лук и редис для приготовления полезной витаминной закуски, Иван Иванович оставался в доме и разделывал тихоокеанскую сельдь иваси. Чтобы старику не было скучно, Сергей Сергеевич включил магнитофон и поставил на воспроизведение первую, попавшуюся под руку, магнитофонную запись – как раз ту, на которой были записаны джазовые версии пьес Прокофьева и Шостаковича.

Вернувшись в дом, Сергей Сергеевич обнаружил Ивана Ивановича под столом. Удивившись, Сергей Сергеевич выключил магнитофон и спросил, не случилось ли что? Сконфуженный Иван Иванович вылез из-под стола и признался, что "немного вздремнул", и ему приснилось, что будто бы он – пацан, а его покойная мать просит его сходить в погреб и принести крынку топленого молока. Сославшись на нездоровье и извинившись, Иван Иванович через две минуты ушел, оставив на столе принесенную им и так и нераспечатанную бутылку "Столичной".

Время шло к обеду. Сергей Сергеевич сварил гречневую кашу с тушенкой – его любимое блюдо во время пребывания на даче, и, сев за стол, пропустил сто грамм "Столичной" за здоровье Ивана Ивановича Огурцова и его внука Ивана. Потом он включил магнитофон и почувствовал, как ему тяжело бороться со сном. Но он всеми силами сдерживал себя. Внезапно все вокруг потемнело, и перед его внутренним взором с калейдоскопической быстротой начали возникать и исчезать различные визуальные образы, приятные и неприятные для восприятия.

Неизвестно, чем бы для Сергея Сергеевича этот опасный эксперимент закончился, если бы не внезапное отключение электричества, вследствие аварии на местной подстанции. Когда магнитофон перестал работать, Сергей Сергеевич пришел в себя и схватился за голову: сильно болели виски и затылок, в ушах противно звенело, перед глазами расплывались круги. Он принял две таблетки цитрамона, прилег на диван и незаметно заснул. Проснулся же он поздно вечером и сразу стал собираться домой. Не забыл он прихватить с собой и магнитофонные катушки с записями джазовых композиций, – для того, чтобы опытным путем проверить, не они ли вызывают столь необычные галлюцинации?

Коллега Фишман рассказ Сергея Сергеевича воспринял с недоверием. После того, как сам, прослушивая предоставленную ему магнитофонную пленку, задремал и увидел очень яркий сон о своей жизни в маленьком городке на юге Франции в середине XIX века, он пришел к выводу: осознанным сном или синдромом ложной памяти это видение никак не назовешь.

От сна, похожего на явь, у Аркадия Моисеевича остались очень яркие воспоминания о некоторых предметно-бытовых деталях и исторических событиях, о которых он прежде не знал и проверил единственным в то время доступным способом. В городской публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина он переворошил всю литературу по истории и географии Франции. Время было летнее, он находился в отпуске и мог позволить себе работать в читальном зале с утра до вечера. Коллега Мерцалов его не торопил, так как отбыл в Москву, чтобы повидаться с женой, сыном и родственниками, и планировал вернуться в Новосибирск лишь в конце августа.

Итак, Аркадий Моисеевич осознал себя в своем необычном сновидении жителем Грасса – маленького французского городка, расположенного в 10 километрах от знаменитых Канн. Городок этот примечателен тем, что в нем расположены три огромных завода, в которых смешивают ингредиенты, составляющие основу знаменитых во всем мире французских духов. Впрочем, к профессии парфюмера предок или двойник (и в этом тоже предстояло разобраться) Фишмана никакого отношения не имел, так как являлся врачом. Он родился и вырос в добропорядочной семье католического вероисповедания, но с древними еврейскими корнями, хорошо учился, приобрел солидные познания в науках: в 1830 г. окончил курс в колледжах Saint-Barde и Du Plessis, а по окончании учебы, якобы, трудился в качестве ассистента в College de France. Он даже французский язык стал воспринимать, как родной, хотя никогда его не изучал.