Текст книги "Сидоровы Центурии"

Автор книги: Николай Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

После второго прослушивания записи джазовых композиций в сознании Аркадия Моисеевича прояснились и расположились в четком хронологическом порядке подробности его прежней семейной и личной жизни. Он вспомнил свою рано умершую мать из простой крестьянской семьи, добродушного отца-аптекаря и красавицу-жену родом из Тулузы, имена и даже даты рождения своих пятерых детей и трех внуков. И у него сразу возникло желание съездить во Францию, чтобы найти потомков Оливье Амисена (Olivier Ameisen), а потом, возможно, остаться там навсегда. В третий раз прослушивать магнитофонную запись Аркадий Моисеевич не стал, опасаясь, что у него начнется прогрессирующее раздвоение личности, и тогда ему придется еще труднее мириться с окружающей его унылой действительностью.

До возвращения коллеги Мерцалова из Москвы Аркадий Моисеевич на специальной аппаратуре проанализировал спектр звука магнитофонных записей, чтобы установить амплитудно-частотное соотношение всех составных частей их сложного колебания. Известно, что запись на магнитофонной катушке или кассете, скопированная несколько раз, содержит довольно сильный шум, который можно удалить, используя режекторный фильтр, но в данном случае Аркадий Моисеевич должен был сделать все наоборот, то есть восстановить шум. Как он и предполагал, основным источником шума являлись почти совершенно не стертые акустические колебания Y-хромосомы.

Всего лишь миллион лет тому назад, Y-хромосома млекопитающих содержала более тысячи генов, но потом произошла их рекомбинация, в результате которой количество генов существенно сократилось, и, например, у человека, по последним данным, их осталось всего около семидесяти. Последние из расшифрованных к настоящему времени генов Y-хромосомы очень короткие и их предназначение не совсем понятно, как, например, обволосение ушей или формирование перепонок на пальцах ног. Может, матушка-природа заранее позаботилась о том, что в случае полного затопления суши или непригодности ее для проживания нашим потомкам придется осваивать водную стихию, как это уже сделали дельфины и тюлени?

Установив источник шума, Аркадий Моисеевич задумался о причинах его столь странного воздействия на психику в сочетании с музыкой, а, точнее говоря, с особой пространственной локализацией звука, в результате которой у него в мозгу включился подсознательный механизм сравнительной оценки поступающих через слуховой рецептор сигналов. Не менее загадочным было и то, что Аркадий Моисеевич относился к категории людей, не поддающихся гипнозу даже в легкой степени.

Многие представляют себе гипноз как глубокий транс, своего рода бессознательное состояние, в котором становятся доступными самые глубинные слои самосознания. Однако подобная глубина гипноза достигается лишь примерно у 20 % испытуемых. Большинство же из тех, кто имеет дело с профессиональными гипнотизерами и дипломированными психотерапевтами достигают гипноза лишь легкой или средней глубины, чего совершенно недостаточно для обеспечения контакта с подсознанием и эффективного внушения.

Никакой рабочей гипотезы, объясняющей феномен непроизвольного вхождения в состояние глубокого транса с последующими яркими сновидениями, не было и у вернувшегося из Москвы Сергея Сергеевича Мерцалова. Коллега Фишман предложил продолжить эксперименты с наложением на магнитофонные ленты с записями акустических колебаний молекулы ДНК различных музыкальных произведений. Сергей Сергеевич этим согласился, но, сколько бы они не старались – никакого позитивного результата, кроме пополнения музыкальной коллекции, они не получили.

Тогда они снова вернулись к катушкам с записями Y-хромосомы, отфильтровав все, не относящиеся к ней шумы, но даже после многократного усиления громкости звучания, никакого воздействия на психику, сами по себе, они не оказывали, а, вот, с музыкой, хотя и не с любой, пожалуйста. Сергей Сергеевич продолжил испытания перехода в состояние необычного транса на себе, однако же, раз от раза, видения его становились все более блеклыми, расплывчатыми и неопределенными. И даже по поводу содержания сновидений он уже не мог определенно сказать, то ли это – дежавю, то ли реальные воспоминания о прошлых жизнях.

В четвертом квартале 1977 года в экспериментах по выявлению механизма воздействия акустических колебаний Y-хромосомы на психику человека принимали участие аспирант профессора Мерцалова 25-летний Евгений Сидоров и аспирантка доцента Фишмана 22-летняя Екатерина Шадрина.

Про Евгения Сидорова в НГУ до сих пор ходят легенды, и для этого все основания, поскольку подготовленная им кандидатская диссертация была воспринята членами ученого совета, как докторская, и соискателю требовалось всего лишь дождаться опубликования в журнале Science сообщения американских биофизиков о результатах исследования крупного метеорита, упавшего в штате Юта. Евгений Сидоров – выпускник НГУ – одним из первых обратил внимание на то, что аминокислоты, из которых построены клетки, "закручены" в левую сторону.

Будучи еще студентом пятикурсником Сидоров разработал метод комплексного биофизического анализа метеоритного материала, который полностью оправдал себя в процессе исследования проб упавшего в начале 1970-х годов неподалеку от Иркутска метеорита. В составе этого космического тела он обнаружил молекулы урацила и ксантина, которые являются составными частями молекул ДНК и РНК. Таким образом, подтверждалась гипотеза о том, что родина аминокислот – далекий космос, а переносчиками их являются "небесные странники" – кометы и метеориты, которые, проходя сквозь межзвездные пылевые облака, попадают в зону резко поляризованного света звезд, являющегося к тому же левосторонним. Этот свет, с большой степенью вероятности, и создает "левозакрученные" аминокислоты, поскольку "правозакрученных" аминокислот в природе пока не обнаружено.

Про научные заслуги Екатерины Шадриной практически ничего неизвестно, но устная история запечатлела факт того, что у нее с Евгением Сидоровым был роман, который должен был завершиться, как говорили в старину, "добрым пирком, да свадебкой", если бы не цепь трагических обстоятельств. Все началось с того, что Евгений и Екатерина упали с мотоцикла марки "Урал", на котором ехали в гости к своим друзьям, после чего у Екатерины (она была на четвертом месяце беременности) на следующий день случился выкидыш.

Евгений Сидоров перенес тяжелый удар: – его планы стать отцом рухнули в одночасье. Врач, проводивший выскабливание, после недолгих уговоров согласился заморозить и сохранить остатки погибшего зародыша. Не без участия Аркадия Моисеевича Фишмана из этого биологического материала была выделена ДНК половой клетки и сняты биофизические параметры, включая запись на магнитофонной ленте ее акустических колебаний.

Запись производилась на обычной пленке Шосткинского химического комбината, которая часто рвалась и перетягивалась, поэтому получилось много технического брака. По натуре не жадный, но, по-крестьянски экономный Сидоров слепил из отбракованных кусков магнитофонных лент пару катушек, пригодных для перезаписи. Но вскоре Аркадий Моисеевич получил по своим каналам (не будем уточнять, каким) магнитофонную ленту японского производства, после чего Сидоров записал на отбракованных метрах шосткинской магнитофонной ленты "Времена года" Антонио Вивальди и "Реквием" Вольфганга Амадея Моцарта.

После прослушивания записей, сделанных на вышеупомянутых магнитофонных лентах, Сидоров впал в состояние, близкое к умопомешательству, бредил наяву и, теряя самоконтроль, рассказывал, кому не следует, привидевшуюся ему наяву историю бесславного правления М.С. Горбачева, распад СССР, экономические реформы 90-х годов и "октябрьский переворот" Б.Н. Ельцина. По университету поползли нехорошие слухи, и Евгения Сидорова поместили на излечение в психоневрологический диспансер.

Екатерина Шадрина передала своему шефу Фишману злосчастные магнитофонные записи, сообщив о том, что, якобы, при прослушивании "Времен года" Евгений Сидоров явственно услышал негодующий голос своего неродившегося сына, а на "Реквиеме", заснул, да так крепко, что его невозможно было разбудить. Проспав же почти двенадцать часов, он повел себя совершенно неадекватно, как будто с Луны свалился: искал какие-то продуктовые талоны, крыл матом родную Коммунистическую партию, ее ленинское Политбюро, а потом совершенно неприлично заорал:

"Перемен требуют наши сердца

Перемен, мы ждем перемен!"

Аркадий Моисеевич удивился, но потом догадался проанализировать спектр звука магнитофонных записей, принесенных Екатериной Шадриной, и обнаружил в них сильные посторонние шумы. Затем он поделился этой новостью с Сергеем Сергеевичем. Ученые задумались о возможном резонансе акустических колебаний молекулы ДНК Сидорова-младшего и гармонических обертонов двух великих произведений мировой музыкальной культуры.

Резонанс – явление, заключающееся в том, что при некоторой частоте вынуждающей силы колебательная система оказывается особенно отзывчивой на действие этой силы. "Реквием", понятно, это – исповедь, но уже не перед пастором, ибо она начинается с печальных аккордов Requiem aeternam (Покой вечный), когда на могилу положены венки. Далее начинается мучительный анализ. Человек-душа страдает, переоценивая свою жизнь, видя, сколько зла он получал извне и сам его распространял, за что и поплатился. Во "Временах года" Антонио Вивальди использован гармонический прием, при определённых условиях вызывающий у слушателя выброс в кровь гормона удовольствия – эндорфина. Это – давно описанный в музыкологии факт – итальянские композиторы первые овладели секретом "Le armonie del piacere" ("гармонии наслаждения") и нередко им злоупотребляли.

После того, как Сидоров окончательно сошел с ума, Сергей Сергеевич Мерцалов высказал смелое, но пока ничем не подтвержденное предположение о том, что его талантливый аспирант побывал в будущем и вернулся оттуда другим человеком. Трижды посетил он несчастного Сидорова в доме скорби и, как не пытался, не смог переубедить его в том, что жизнь прекрасна и удивительна, несмотря на отсутствие рыночной экономики, и выборов на альтернативной основе.

Во время третьего визита Сидоров с трудом его опознал. На его вопросы отвечал невпопад, тяжело вздыхал и что-то рисовал цветными фломастерами в альбоме, предоставленном ему сердобольным врачом. Глядя на его рисунки, было совершенно нетрудно догадаться, что он впал в детство. Когда Сергей Сергеевич уже собирался уходить, Сидоров передал ему "на память" рисунок с изображением березки, солнышка, зеленого лужка и пасущегося на нем барашка. Под рисунком четким каллиграфическим почерком было написано:

"Какова скорость времени? Это нетрудно подсчитать: b=Lс/1 км, где b – скорость настоящего времени нашей Вселенной; L – длина окружности Вселенной; c – скорость света (300 тыс. км./сек).

L=2пr, где r-радиус Вселенной.

r=ct, где t– время жизни Вселенной

b=2пrc/1 км b=2пtc«/1км

Таким образом, скорость распространения настоящего времени нашей Вселенной для материального мира составляет, примерно,

Если сравнивать ее со скоростью света, то скорость света, очевидно, слишком мала".

– Э, куда тебя занесло! – с сожалением подумал Мерцалов. С тех пор Сидорова он больше не видел, так как по просьбе родителей больного его отправили в Тюмень.

Екатерина Шадрина продолжала работать над своей кандидатской диссертацией, но уже без прежнего энтузиазма. Она даже внешне изменилась: поседела, похудела и ссутулилась. На расспросы Сергея Сергеевича и Аркадия Моисеевича отвечала невнятно, но потом призналась, что тоже слушала пленку с записью "Реквиема", ненадолго заснула и пережила странное видение: что она, будто бы, родилась в 1900 году, а умерла в 1953 году. Трижды побывала замужем и родила семерых детей. Первый ее муж погиб в Гражданскую войну, второй – в Великую Отечественную. Третий муж ее пережил. Вспомнила она и местность на Украине, где прожила ту "свою" жизнь. И даже то, как деревню во время последней войны уничтожили эсэсовцы, а ее жителей сожгли в амбаре. Она тогда каким-то чудом уцелела, но зато момент своей смерти и похороны в августе 1953 года запомнила в мельчайших подробностях. Затем она будто бы летала вокруг земного шара, наблюдала звезды и в какое-то время твердо решила вернуться на Землю. Об этом своем решении она рассказывала так:

– Мне почему-то стало там тесно, поэтому я родилась вновь!

Обсудив все "за" и "против", Сергей Сергеевич и Аркадий Моисеевич приняли решение: магнитофонные катушки Евгения Сидорова самим не прослушивать – во избежание вероятного психического расстройства, – а испытать их на мышах.

Как известно, около 75 % генов мыши идентичны генам человека. У человека, кстати, есть даже ген мышиного хвоста. Только он отключен и лежит себе невостребованный где-то в архиве, на соответствующей дезоксирибонуклеиновой полке. Но если его включить, то в обозримом будущем у нас вполне могут появиться на свет модники и модницы с большими и маленькими хвостиками, на прогулках поигрывающие ими как тросточкой, украшающие их кожаными или норковыми муфточками, разноцветными бантиками, специальными сережками, клипсами, браслетиками, позолоченными консервными баночками и прочей "хвостовой" бижутерией.

III

И чего только ученые мужи и девы в белых халатах не вытворяют с подопытными мышами! Бактериологи, начиная с Коха, заражают их разнообразными болезнями, фармакологи испытывают на них новые препараты. Мыши служат незаменимым объектом для опытов в области онкологии, иммунологии, трансплантологии и других областях медицины. Психологи и психофизиологи изучают на мышах механизмы памяти и ориентации, заставляя животных проходить специальные лабиринты.

Когда в распоряжении ученых появились технологии генной инженерии, без мышей опять не обошлось. Какие только гены ни внедряли в хромосомы мыши – в том числе и гены, связанные с ожирением, повышенной агрессивностью или алкоголизмом. Ежегодное потребление мышей для научных целей составляет уже 25 миллионов экземпляров.

Самый, наверное, гуманный в истории науки эксперимент с позаимствованными у коллег из Новосибирского медицинского института лабораторными мышами провели в декабре 1977 года Сергей Сергеевич Мерцалов и Аркадий Моисеевич Фишман. Подопытным зверькам предстояло всего-то ничего: "прослушать" прекрасную музыку Вольфганга Амадея Моцарта, наложенную на магнитофонную запись акустических колебаний Y-хромосомы неродившегося Сидорова-младшего.

Белые мыши в количестве 10 экземпляров находились в просторной клетке в звуконепроницаемом помещении, и наблюдение за их поведением проводилось через окно с пуленепробиваемым стеклом. Уже на второй минуте воспроизведения записи со зверьками стало происходить что-то странное, как будто они стали танцевать, причем, половина из них кружилась по часовой стрелке, а вторая половина – против часовой стрелки.

На десятой минуте воспроизведения записи пять мышей "откинула лапы", а остальные куда-то и вовсе исчезли. На двадцать пятой минуте, когда магнитофон отключился, в клетке откуда-то появилась черная, как смоль, мышь, осторожно обследовала место своего заточения, обнюхала и потрогала передними лапками неподвижно лежавших на спине белых мышей и тем самым "привела их в чувство". А потом произошло совершенно невероятное. Черная мышь, как сквозь сыр прошла через прутья клетки и, оказавшись снаружи, запищала, призывая других мышей последовать ее примеру. Однако у них ничего не получилось, и они стали яростно бросаться на прутья клетки, даже попытались их грызть.

Сергей Сергеевич и Аркадий Моисеевич сразу же поспешили навести порядок во взбунтовавшейся мышиной стае, но, как только открыли дверь, черная мышь подбежала к стене и пропала в ней, словно вмуровалась, не оставив на ее поверхности ни единой царапины.

Таинственное исчезновение пяти лабораторных белых мышей и появление вместо них одной черной, свободно преодолевающей все преграды, требовало объяснения. Сергей Сергеевич склонялся к тому, чтобы связать это событие с недавно открытым, но еще мало изученным явлением "нелокальности".

Согласно известной в квантовой механике теореме Белла между всеми точками пространства и времени существует мгновенная связь, независимо от расстояния. Представьте, что наш мозг и даже мозг мышей, это – компьютер. А весь мир в целом – это очень большой компьютер. Аппаратное обеспечение каждого компьютера локализовано, т. е. находится в определенной точке пространства-времени, но программное обеспечение – информация – нелокально. Оно находится здесь, там и везде, сейчас, тогда и всегда. А что, если одна из пяти исчезнувших во время эксперимента белых мышей, переместившись в далекое будущее, вернулась в клетку качестве своего далекого потомка, приобретшего способность, к которой все современные мыши стремятся на уровне своей генетической программы, а именно: проникать везде, где есть еда?

Повторять эксперимент Сергей Сергеевич и Аркадий Моисеевич не решились. Мало ли какое еще существо появится в их лаборатории! Хорошо, если не динозавр! Пять мышей, которые выжили в результате вышеупомянутого эксперимента, были съедены котом Василием, которого лаборант Валентин специально для этой цели привез от своей бабки Евдокии.

С котом после этого ничего не случилось. Вопреки опасениям суеверного Сергея Сергеевича, Василий даже не растворился в воздухе, чтобы оставить после себя лучезарную улыбку, а энергично принялся за истребление прочих грызунов, включая крыс, проживавших в подвале лабораторного корпуса. Буквально через две недели Василий "пошел на повышение": "за боевые заслуги" его перевели на службу и полное кошачье довольствие в административный корпус. Однако же родную биофизическую лабораторию кот тоже не забывал, наведывался, предпочитая использовать для отдыха письменный стол Сергея Сергеевича, – чему профессор был только рад.

В начале февраля 1978 года Сергей Сергеевич и Аркадий Моисеевич провели двухдневный научно-практический семинар на тему: "Молекулярная биология: перспективы развития и гуманитарные аспекты". Семинар состоял из двух частей: теоретической, где обсуждались общие закономерности морфогенеза, эмбриогенеза и онтогенеза человека и животных, и практической, в которой остепененные сотрудники биофизической лаборатории должны были познакомить слушателей семинара с современными методами изучения генома и т. д.

Аудиторию семинара составляли специалисты кафедр не только естественных, но и гуманитарных наук. Наибольший интерес и многочисленные вопросы вызвал доклад профессора Мерцалова "Механизм ощущения запаха, вследствие резонансного туннелирования электрона с возбуждением колебаний молекулы" и сообщение доцента Фишмана "О молекулярно-биологическом механизме происхождении ложной памяти".

Свое сообщение Аркадий Моисеевич сделал по причинам, скорее политическим, чем научным. Надо было нейтрализовать нехорошие слухи по поводу Евгения Сидорова или направить их в более безопасное русло. Сергей Сергеевич и Аркадий Моисеевич догадывались о том, что компетентные органы ведут негласное расследование причин психического расстройства молодого перспективного ученого. Как-то неожиданно хорошо в лаборатории и в их квартирах заработала телефонная связь. В аудиториях во время занятий, которые они проводили, появлялись незнакомые слушатели: молодые люди спортивного телосложения, – а парочка студентов, про которых старостам групп было доподлинно известно, что они – стукачи, почти не таясь, записывала их лекции и семинары на диктофоны.

Аркадий Моисеевич обратился к знакомому врачу-психотерапевту Араму Владимирович Григоряну с просьбой провести во время практической части семинара сеанс регрессивного гипноза. Арам Владимирович согласился, но в назначенное время не пришел, а послал вместо себя своего ассистента – бывшего актера драматического театра, который сразу предупредил Аркадия Моисеевича о том, что стопроцентного успеха не гарантирует из-за отсутствия опыта проведения сеансов группового гипноза. Посоветовавшись с коллегой Мерцаловым, Аркадий Моисеевич решил для подстраховки во время сеанса включить ту самую магнитофонную запись, в результате прослушивания которой он ощутил себя истинным французом.

Итак, наступил второй день работы научно-практического семинара. После ознакомительной экскурсии по биофизической лаборатории участники семинара в количестве пятнадцати человек разместились в учебном кабинете биологического факультета. Аркадий Моисеевич во вступительном слове повторил тезисы своего сообщения и в качестве примера проявления "ложной памяти" привел случай с графом Львом Николаевичем Толстым, который, как известно, много охотился верхом на лошади. Однажды, упав с коня, граф будто бы совершенно явственно "вспомнил", что подобное с ним уже было, но только 200 лет назад, когда он был совсем другим человеком. Таким образом, великий писатель пришел к бездоказательному выводу о возможности перехода души из одного умершего тела в другое живое тело. Участники семинара оживились, и кто-то даже пытался возразить, ссылаясь на собственный жизненный опыт.

– А это мы сейчас и выясним, – улыбнулся Аркадий Моисеевич и предоставил слово "товарищу гипнотизеру".

Перед участниками семинара предстал невзрачный, невысокого роста мужчина лет сорока, с одутловатым лицом, и, немного смущаясь, сообщил, что зовут его Александр Васильевич Волков и что он полностью разделяет мнение коллеги Фишмана насчет философских заблуждений "зеркала русской революции". По аудитории пробежал смешок, и "товарищ гипнотизер" засмущался еще больше, но потом все-таки собрался с мыслями и приступил к работе:

– Товарищи, нет в психиатрии вопроса более спорного, чем вопрос о существовании души и ее перевоплощения. Я намерен продемонстрировать вам это практически. Закройте глаза. Думайте о сне и вспоминайте себя в детстве, отбросьте все посторонние мысли, кроме приятных воспоминаний детства. Дышите спокойно, равномерно и глубоко. Ничто вам не мешает, вас не тревожит, не беспокоит. Никакие посторонние звуки вы не воспринимаете. Вы все время слышите мой голос и погружаетесь в сон. Дыхание становится все ровнее, все глубже. Вас охватывает приятная дремота, сонливость… Ваше тело приятно тяжелеет, расслабляется, точно наливается свинцом. Я буду считать, и с каждой цифрой сонливость будет усиливаться. Раз… два…

Первым в гипнотический сон погрузился профессор Т., который, впрочем, дремал всегда, когда предоставлялась возможность, даже на заседаниях ученого совета. Об этой привычке уважаемого семидесятилетнего ученого знали все, поэтому по аудитории снова пробежал смешок. Товарищ гипнотизер умоляюще посмотрел на Аркадия Моисеевича, и тому ничего не оставалось делать, как включить спрятанный у него в портфеле диктофон с записями джазовых композиций Прокофьева и Шостаковича. И дело, сразу пошло лучше, хотя музыка звучала тихо-тихо. Заклевали носом и начали всхрапывать еще четверо, опустив голову на руки, как это делают некоторые студенты на первой паре занятий.

Товарищ гипнотизер обрадовался и стал входить в раж:

– Приятное тепло разливается по всему вашему телу. Три… четыре… Вы слышите приятную музыку, в голове появляется легкий туман. Он все нарастает, все усиливается. Музыка звучит, дремота усиливается… Пять… шесть… Все тише, все темнее становится вокруг вас. Музыка действует на вас успокаивающим, усыпляющим образом. Семь… Вы засыпаете, засыпаете все глубже… Восемь… девять…

При счете "девять" в позе "студент с недосыпа" задремали сразу шестеро. Даже Аркадий Моисеевич почувствовал некоторую сонливость, но потом подергал себя за нос и кашлянул, чтобы обратить на себя внимание коллеги Мерцалова, который сидел впереди него. Сергей Сергеевич повернулся к нему и подмигнул. Товарищ гипнотизер заговорил еще громче и стал делать пассы, обращаясь за помощью к Космосу:

– Непреодолимая сонливость охватывает вас. Десять… Забывайтесь! Засыпайте все глубже! Еще глубже! Приятным, глубоким, спокойным, лечебным сном! Одиннадцать… Вы слышите только мою музыку. Спите крепко, крепко… Спите… Спите… Спите.

С последним "спите" "товарищ гипнотизер", пошатываясь от усталости, сел на стул, вытер носовым платком вспотевшее лицо, закрыл глаза и заклевал носом. Сергей Сергеевич обернулся и знаком показал коллеге Фишману, чтобы он выключил диктофон. Аркадий Моисеевич все понял, но кнопку заело, и диктофон проработал еще, наверное, две минуты. Этого времени хватило на то, чтобы заснули остальные участники семинара, включая Александра Васильевича Волкова.

Сергей Сергеевич помог товарищу гипнотизеру принять удобное для сна положение, а Аркадий Моисеевич открыл окно, и впустил в кабинет свежий морозный воздух. Затем они вышли в коридор, чтобы посоветоваться. По личному опыту они знали, что из состояния гипноза лучше выходить без произвольного вмешательства, но среди участников эксперимента находился гипнотизер, настоящий или декоративный, значения не имело. И его требовалось разбудить прежде, чем придут в себя другие, побывав неизвестно где и набравшись неизвестно какой информации.

Аркадий Моисеевич рванул на свою кафедру, где, он точно знал в каком месте, находятся аптечка. Из всех пузырьков он выбрал нашатырный спирт и поспешил назад, прихватив с собой также графин с водой и стакан. Пока он отсутствовал, очнулся профессор Т., достал из кармана свои старинные серебряные часы на цепочке, и, взглянув на них, громко выругался:

– Черт, у меня же лекция в 12.30 в 705-й аудитории, – и поспешил к выходу.

Сергей Сергеевич удивился:

– Какие могут быть занятия, если сессия закончилась, и у студентов начались каникулы?

Он догнал профессора Т. и объяснил ему, что он, наверное, что-то путает.

– Разве сегодня не 23 декабря? – удивился профессор Т., а потом как-то сразу сник и стал жаловаться на старость, которая во всех отношениях – не радость. Сергей Сергеевич с сочувствием его выслушал и посоветовал взять в профкоме путевку в санаторий, чтобы пару недель отдохнуть на свежем воздухе и в окружении природы. Он даже проводил его до лифта, убедившись в том, что коллега Фишман вернулся учебный кабинет и загипнотизированные находятся под присмотром.

Пока Сергей Сергеевич общался с профессором Т., Аркадий Моисеевич привел в чувство товарища гипнотизера, правда, главным образом, посредством теребления его ушей, так как нашатырь на него совершенно не действовал. Очнувшись, Александр Васильевич Волков окинул Фишмана мутным взором и вместо благодарности зашипел:

– А, вот, с тобой, еврейчик, мы разделаемся по-особому! Так, что даже имя свое забудешь!

Осознав же, что сказал совершенно невразумительное, да еще с угрозой, "товарищ гипнотизер" поспешил поскорее убраться из кабинета, словно его предыдущая деятельность не имела к нему ровно никакого отношения. В коридоре он нос к носу столкнулся с Сергеем Сергеевичем, испуганно на него посмотрел, втянул голову в плечи и побежал по пустынному коридору в направлении, противоположном выходу.

Сергей Сергеевич удивился и поспешил в учебный кабинет. Там он увидел погруженных в гипнотический сон участников семинара и мечущегося от одного спящего к другому коллегу Фишмана с пузырьком нашатырного спирта. Сергею Сергеевичу не оставалось ничего другого, как принимать огонь на себя. Он трижды хлопнул в ладоши, а потом громко произнес:

– Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Сеанс окончен! Просыпайтесь! – и товарищи ученые стали приходить в себя: протирали глаза, зевали, всхлипывали, смущенно улыбались и непременно поглядывали на свои часы.

Очень хорошо, наверное, что большинство из них, поддавшись уговорам "товарища гипнотизера" увидели себя в голодном, но все равно, счастливом, послевоенном детстве, да так отчетливо, что сразу стали делиться друг с другом своими впечатлениями:

– А мне приснилось, что я в школу пошел в первый класс!

– А я в ночное в первый раз с отцом и старшим братом ходил. Красота!

– А мне приснилось, как отец и мать в детский дом приехали и меня оттуда забрали…

Но не все выражали восторг и желание поблагодарить "товарища гипнотизера" за нечаянно доставленную им радость. Как впоследствии выяснилось, кое-кого занесло в такие исторические времена и в такие стрессовые ситуации, про которые лучше не вспоминать.

Например, товарищ Ефремов – бывший однокурсник и старинный приятель Сергея Сергеевича – оказался свидетелем боярской казни в июле 1565 года, когда в один день на Красной площади опричники царя Ивана IV замучили, по одним сведениям, сто двадцать, а по другим – более двухсот потомков древних княжеских и боярских родов. Не пожалели они и его – доброго и послушного 15-летнего отрока, перед этим на его глазах обезглавив его отца – знаменитого воеводу, который верой и правдой служил царю и отечеству. Едва придя в себя, тов. Ефремов – суровый, богатырского телосложения мужчина, – беззвучно заплакал, вспоминая пережитый им страх и ужас, когда вокруг его шеи захлестнулась пеньковая веревка, а потом оборвалась, и он упал на помост виселицы, сломав обе ноги. Но даже после этого его не пощадили, а по приказу распоряжавшегося его казнью царевича Ивана, в свите которого он недавно состоял, поволокли к огромному чану с кипящей водой…

Совсем не радостные воспоминания о детстве пережил докторант Федоров. Его исторический двойник зашиб как-то по глупости камешком ногу борзой собаки из барской своры. Барин заметил это, и его дворовые холопы были принуждены назвать виновника. На следующий день барин назначил охоту. Привели на место охоты и его, раздели и велели бежать, а вслед за ним со всех свор пустили вдогонку собак, значит, травить его. Только борзые добегут до него, понюхают и не трогают… Подоспела мать, леском обежала и ухватила его в охапку. Ее оттащили в деревню и опять пустили собак. Он остался жив, а матушка его помешалась, и на третий день умерла.

Реалии текущей жизни докторанта Федорова в отношении родительской любви и ласки были не лучше: он рос сиротой, воспитывался в детдоме, и только каким-то чудом смог выбиться в люди и стать ученым. Однако же под впечатлением гипнотического сна докторант Федоров возобновил поиски своих родителей, которых потерял в 1942 году во время эвакуации, когда ему было всего полтора года от роду. И его настойчивость была вознаграждена: он разыскал свою 70-летнюю мать в доме престарелых под Тулой, и перевез ее в Новосибирск. А вскоре из Министерства обороны пришло сообщение о том, что его отец-танкист погиб в мае 1945 года в Чехословакии и похоронен под Прагой в братской могиле.