Текст книги "Кронос"

Автор книги: Николай Шмелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Чтобы создать мамонта, надо много о них знать, а у меня только поверхностные сведения. Необходимых данных, не просто недостаточно – их нет вовсе! Занесение только внешнего вида может привести к непоправимым последствиям: захочешь одно, но вылезет такое, что и в страшном сне не привидится. Получишь колосса на глиняных ногах, который тебя ими же и затопчет. Даром, что глиняные. Живых созданий синтезировать не получится и не предусмотрено: жизнь даётся от Бога, и только от него. Даже бездуховных тварей получить невозможно, я имею в виду живых – только мёртвых, как тушёнка. Так что, мне виделось что-то, менее экзотичное, наподобие нашего коллеги Бульдозера и смущает «антигравитон». Смущение вызывает незнание о том, как его использовать в борьбе с «бабёнкой». Но это – детали, которые мы будем обмозговывать по ходу пьесы. Боюсь, без импровизации не обойтись.

– Ты полагаешь, что заложил живую собаку, как бы цинично это не прозвучало, вернуть её живой назад не получится? – спросил Дед.

– Нет! – резко и решительно возразил Крон, отвергнув все сомнения и предположения, относительно воспроизводства жизнеспособных субстанций. – Дело в том, что при распаковке на атомы, мы убиваем собаку: дух отлетает к Богу, а душа умирает, согласно Библии, вместе с кровью. Так что, даже бездушного зомби не получишь.

– А как же быть с телепортами, которые мы встречали? – опять задал Кащей провокационный вопрос, на которые его, последнее время, слишком часто стало подмывать.

– Не знаю, не профессор, но возможно, что там не такой принцип разложения на атомы, как мы думали в начале. Где-то в наши изыскания закралась ошибка, наверное. К тому же, ты сам видел результаты тех экспериментов.

Очень тихо, почти осторожно вошла Наина, появление которой, временно осталось незамеченным. Все так были поглощены разговорами и сбором, к предстоящему путешествию, что не сразу заметили присутствие дополнительного разума, при частичном отсутствии основного.

– Радует, что не в Трансильванию отправляемся, а только в Сибирь, – задумчиво сказал Почтальон. – В определённый период жизни, это может огорчить, но сейчас представляется лучшим вариантом.

– Чем тебе Европа не угодила? – не понял Бармалей.

– Всем! А ну эту Европу в… Дальше, по рифме.

– Правильно! – согласился Сутулый. – Оттуда уже все бегут. Миграция принимает необратимый характер. Одни уходят, приходят другие…

Тут товарищи заметили, что Наина сидит за столом и прислушивается к разговору, не перебивая философские изречения и, как всегда, загадочно улыбается. Сам не зная почему, Крон вспомнил их первую встречу и первые впечатления, от нежданного свидания. Разве он мог тогда предполагать, что всё зайдёт так далеко… Ну, конечно, в смысле единства взглядов и целеустремлений. Правда, в последнем, он был не очень уверен, но старался верить в лучшее. Крон окончательно запутался в умозаключениях, боясь признаться самому себе в том, в чём не понимал, ровным счётом – ничего. Скептически оценив, возникшую ситуацию он, обратившись к Наине, не без сарказма изрёк:

– Здрасть!

– Вместо того чтобы, кривляясь позиционировать отношения, лучше бы спросил, как нам искать эту бабу на огромных просторах Сибири, – весомо заметил Бульдозер, отобразив всеобщее беспокойство и неуверенность.

– Есть ещё третий, маленький приборчик, – сказала Наина. – Это металлоискатель. Ценность его в том, что он компактный, то есть карманный, а чувствительность поразительная. Настраивается на поиск различных металлов просто: выбирается тип химического элемента и предполагаемая масса, или желаемая. А «золотая баба» сейчас находится – должна находиться, в районе падения тунгусского метеорита.

– Почему, все-таки там? – спросил Бармалей, уже уставший от тунгусов, слухах о сибирском гнусе и таких же просторах, гнусных и бесконечных, хоть он там ни разу и не был.

– Потому что это крупнейшая аномалия, – ответила Наина. – Она охватывает большую территорию и включает в себя множество факторов, сопутствующих особому статусу: потухший вулкан, колоссальный выход энергии из разлома и ещё, кое-что.

– Образованию аномалий способствовало падение метеорита? – поинтересовался Кащей, окончательно запутавшийся, в вопросах, ответах и чужих сапогах.

– Нет, метеорит, лишь один из звеньев причинно-следственной связи, и упал он именно потому, что молния всегда ударяет в громоотвод, когда он есть. И метеорит, и «золотая баба» – привязаны к местности аномальными полями. А поля, судя по космическими данным, имеют сильнейшее напряжение. Судите сами: у спутников, пролетающих над зоной, на сотни метров проседает орбита. Это данные не шарлатанов, а космического агентства.

Из-за прочных сводов каменного комплекса не было видно, как садится солнце за горизонт, но внутренние часы, настроенные на определённый ритм, беспристрастно отсчитывали время, сигнализируя об усталости. О чувстве голода и говорить нечего – пузо не обманешь отсутствием внешних ориентиров. Клаустрофобия мучает людей с неустойчивой психикой, а наших псевдотуристов мучило другое… Удобно расположившись за столом, компания расправлялась с ужином, не желая вспоминать о том, что завтра выход на лоно природы. Крон синтезировал каждому участнику прибор, отгоняющий гнус не хуже, чем ладан чертей, отчего настроение приобретало радужный характер и всё выглядело, как пикничок по случаю – между делом. Время в пустых разговорах пронеслось быстро. Языки уже заплетались, глаза слипались, а мысли путались в голове, как жёлтые осенние листья, уносимые ветром вдаль. Ночь опустилась над грешной землёй, погрузив всё живое в сон. Лишь ночные хищники выползали и вылетали из своих убежищ, в поисках добычи рыская над спящими лесами и полями. Вторая ночь прошла более спокойно, но также возбуждённо. Цветной кинематограф сновидений работал на полную катушку, подогреваемый вечерним ужином.

Кащею снилось, что ему синтезатором ампутировало ногу, по самое наследство, и всем аулом, на место трансформации тащили огромное бревно. Судя по выпученным глазам, оно было такое же тяжеленное, как трансформаторная будка. Он ещё удивился: неужели нельзя было поднести к нему сам прибор, а не мучаться, таща ствол секвойи по каменным лабиринтам. Но, народ и не думал делать что-то, с помощью чудо агрегата, а намеревался синей изолентой закрепить бревно, которое, с этого времени, должно было заменить Кащею протез. Он долго и протяжно протестовал, но его попытались убедить в том, что чертежей деревянной ноги нет и не предвидится, на ближайшее время. В конце концов, чертежи нашлись, а инвалид обзавёлся чудной деревяшкой, которой ему хотелось всех огреть по голове. Модель, по внешнему виду, напоминала прототип костыля самого Сильвера. По чьему-то предложению, к его прозвищу добавилась приставка, и теперь, предполагалось называть Кащея не одним именем, а двойным: «Сильвер – Кащей». Покумекав, товарищи справедливо рассудили, что знаменитый пират был тучным и, имел погоняло «Окорок», в результате чего, никак не тянул на то, что он костлявый. Кто-то предложил по-другому: Кащей – «Окорок», что тоже не соответствовало истине. Перебрав всё множество возможных вариантов, остановились на «Костлявый окорок»… Попугая заводить не решились, боясь огласки интимных подробностей со стороны пернатого и прочей ненужной болтовни, не связанной с текущим видом деятельности. Костыль из чудной древесины заокеанского дерева поблёскивал свежим лаком, а глаза Кащея поблёскивали затаившимся злом.

Проснувшись, он не стал рассказывать о сне, боясь приобрести дополнительную приставку к своему существующему прозвищу, которое и без того, выглядело не слишком лестно.

Почтальона на астероиде сон уносил в неизвестность. Двигательная установка, смонтированная на каменной глыбе, работала бесперебойно, и останавливаться не желала. «Как будем тормозить, – думал он, – ногами, что ли? Зачем на Землю доставлять столько камня, когда и своего девать некуда?! Неужели всё пропили?» С этими мыслями Почтальон мчался навстречу родной планете. «К Японии! – промелькнуло в голове. – А на хрена нам Япония? Сворачивай… Каменюка грёбанная!» Не успев, как следует, налюбоваться красотами дальнего космоса, Почтальон вошёл в плотные слои атмосферы, разогревшись от трения докрасна и, стал похож на огненного элементаля.

– Следующая остановка Трансильвания! – донёсся, откуда-то изнутри, скрипучий голос кондуктора. – При выходе предъявим билетики для проверки.

Мимо проносились подержанные японские иномарки, а на голове росли заячьи уши. Вошёл кондуктор-контролёр, сильно смахивающий на графа Дракулу: в средневековой одежде, с орденской лентой на груди и денежной сумкой – там же.

– Влад Цепеш, – представился незнакомец. – Добро пожаловать в Валахию.

Остальную половину ночи Почтальон доедал сапог Кащея, давясь шнурком и определяя количество килокалорий, попутно скрываясь от зомби, вампиров и вулдараков, с упырями, заодно, которых развелось в этой местности, как собак нерезаных. Краем уха ему довелось услышать, что они хотят сделать из него шашлык, или стейки с кровью, да ещё остатки отправить по почте – приграничным соседям. По-соседски, так сказать. «Хорошо ещё, что свалившийся астероид поднял тучи пыли, благодаря чему, меня ещё несколько лет не нейдут!» – подумал Почтальон и проснулся.

Треть ночи, Пифагор во сне плёл лапти и валял валенки, вторую треть – пропивал Эверест, а оставшееся время встречал астероид. Лапти лежали в углу, большие и уродливые. В них не то, что Кащеевская нога – вся команда пролетит, без задёва. Да что там команда – на лыко пошло восемьдесят миллионов деревьев, которые сейчас стояли голые. Валенки размерами не уступали лаптям и валялись рядом, а несметное количество лысых животных сновало по этому лесу. Над всей этой умиротворённой картиной высился Эверест, своей монументальностью поражая воображение, рядом с которым песчинкой кажутся не только люди, но и пирамиды Гизы. Подпирая небо и уходя своим пиком в стратосферу, он похоронил столько альпинистов, которые лезли, куда не надо, что теперь его предстояло пропить. Итак, Джомолунгма была обречена. Осталось одно – разобраться с астероидом, на котором Почтальон махал руками, разогретый докрасна, как вольфрамовая нить в лампе накаливания. «Помощник из него никудышный!» – подумалось Пифагору и его подозрения полностью оправдались: при любой попытке опрокинуть стакан, жидкость испарялась ещё до того, как проглатывалась, так сказать, на подступах. «Пока не охладится, полгоры в пар изведёт!» С этими думами, он вылил на него ведро воды, которое испарилось, вместе с Почтальоном. Прибор работал, гора таяла, а рядом росли огромные наручные часы, успешно воспроизведённые синтезатором, вместо водки.

Доценту всю ночь снились: пакетики, бутылочки, бутербродики – синтезированные из навоза. Телефон, гнусным и ехидным голосом, обещал подогнать ещё пять рефрижераторов и восемнадцать телег. Столько органики сразу, он не видел, даже в передовом колхозе советского периода. Круговорот веществ в природе обещал быть насыщенным, как минимум, лет на пять, а съедать это всё, придётся ещё дольше.

Новенький космический скафандр поблёскивал всем, чем можно блестеть. Доцент осмотрел его со всех сторон и проверил систему жизнеобеспечения, которая, согласно инструкции, работала от всего, что горит и жижется. «Знакомая мысль, – подумал он, озвучив это наваждение вслух, – где я мог это слышать?» Сверившись с машинописным текстом, Доцент обратил внимание на маленькую дверку, находящуюся сзади. Долго листая страницы, он никак не мог взять в толк: то ли туда нужно помещать навоз, то ли оттуда выгребать. «Понапридумывают систем, а ты мучайся!» – кричал он во сне, с чем и был разбужен.

Деду, как иностранному подданному, подарили вертолёт, на борту которого, большими буквами гордо реяла надпись «Геликоптер». Салон оказался доверху набит бутылками и горлышки торчали отовсюду: из-под кресел, на креслах, в креслах. В общем – мест не было и внутрь не забраться. Кто-то, по секрету, сказал ему, что и в лопасти летательного аппарата залит спирт. Лица говорившего установить не удалось, по причине сновидения, в котором всё подвержено определённым правилам поведения, но вопрос задать удалось, а так же, получить на него ответ.

– На кой ляд спирт в лопастях! – удивился Дедуля. – Про запас, что ли?

– Чтобы на морозе обледенения не случилось – вот зачем!

– Даже техника без спирта работать не хочет, я уже не говорю про техническое обслуживание, на которое этил уходит тоннами.

Некоторое время спустя, ему подогнали на запасной путь желаемый вагон, с вожделённым напитком, а затем прислали целый железнодорожный состав, видимо, чтобы мало не было. Затем подоспел состав, гружёный капустой. Отправители, вероятно, перепутали кочаны с долларами, а может быть, и сознательно проделали эту акцию. Дед подумал, что намекают на рога и, грязно ругался, по этому поводу. Ночь, в целом, прошла весело… Скептически оглядев приданое, Дед понял – в одиночку, ему ни за что не справиться с таким количеством спиртного и, громко призвал всё живое тянуться к мёртвой воде. В итоге, потянулись не только живые, как ему показалось, но в таком состоянии, Деду было до фонаря: лишь бы личности оказались уважаемыми и уважающими.

Комбат ворочался во сне и тяжело вздыхал. Как же, ведь пропивалась его любимая планета, с помощью квадратного яйца, которое, к тому же, с хрустом доедало кащеевские портянки. Затем его долго тряс хозяин пропавшей машины, требовавший вернуть ему его гипотетическую «Феррари». «Почему не «Ламборджини»?» – подумалось Комбату. – Это сейчас моднее! В конце концов, автолюбитель отстал, но пристала партия «зелёных», требовавшая оставить в покое сырьевые и энергетические ресурсы, которые он в глаза не видел. Но и «огурцы», похожие на доллары, наконец-то, остались в прошлом. А потом появился он: огромный волосатый мамонт, с безумным блеском в глазах и полным отсутствием мозгов. «Хотя, – рассуждал Комбат, – может быть, так оно и нужно? Зачем ему думать? Поедать ягель и прочую растительность – ума не надо!» Но мамонт, по всей видимости, рассудил по-другому и, вместо того, чтобы мирно пастись на поляне, принялся крушить всё, что подворачивалось под ноги. Едва мамонт занёс над ним своё волосатое бревно, как Комбат проснулся в холодном поту, ещё долго, после этого соображая, где он находится.

Бармалею приснилось, что его всё-таки выгнали из дома, и в своих скитаниях, занесло нашего героя в Японию, где жизнь подвижника, никак не хотела устраиваться. Сказывалось различие культур и кухни, с элементами капиталистического труда, непонятного русскому разуму: непосильный труд, брачные договоры и прочие заморские штучки, претили постсоветскому сознанию. Плюс ко всему наличие радиации и нацеленный астероид, хоть он подсознанием понимал, что это только сон. Затем наступила очередь радикальной смены ландшафта и запись в армию Суворова. Александр Васильевич был поражён, не увидев Альп, а отсутствие стен у крепости Измаил, самоотверженно пропитых солдатами, окончательно его доканало…

Бульдозер всю ночь носился с яйцами, портянками и другой органикой, синтезируя это хозяйство в строгой последовательности многократно, в течение всего сна. Закончив, начинал заново и, конца не было видно, этой эпопее с яичницей. Аминокислоты из кирпичей получаться отказывались – наотрез, по непонятной, для него, причине. Из портянок и носков – пожалуйста!

Ароматные, душистые – даже слишком! Из сапог и валенок, но не из камней! Во сне приходят гениальные решения, и даже открытия. Вот и сейчас, Бульдозеру пришла в голову отличная мысль – зачем стирать носки, если можно заказать новые. В аппарате…

Сутулый полночи определял, сколько килокалорий содержится в полене, и сравнивал результаты с энергетической ценностью кащеевского сапога. Попутно выяснилось, что ботинок до колена, полностью состоит из органики и не является дерматином, но ещё большее удивление вызвал шнурок, так же имевший биологическое происхождение, с небольшими синтетическими примесями. Вот эти вкрапления и не позволяли использовать его в качестве макаронных изделий. Родственные связи относили шнурок к среднеазиатским хлопчатникам, вольно произрастающим на безбрежных просторах орошаемой пустыни, в жертву которой, положили Аральское море. Хлопок процветает, а озеро-море загибается. «Впрочем, может быть, присутствуют американские корни?» – размышлял Сутулый. Сновидение принимало неопределённые контуры, и вот уже дехкане на плантациях рабовладельческого юга Америки, обрабатывают кусты, принадлежащие дяде Сэму… «Ерунда, какая-то!» – подумал Сутулый, даже во сне понимая, всю нелепость ситуации. Всплыла ещё одна деталь, не являющаяся небылицей: местный льняной холст, производящийся из сырья, произрастающего тут же, в данной местности, где живёт Сутулый со товарищи – стоит намного дороже сырья, завозимого из-за рубежа. А ведь хлопчатобумажный импорт – материал стратегический. Одна медицина, чего стоит: бинты, марля, вата, а изо льна, только мешки для муки годятся, да художникам на холсты. Ну, сумки нелепые сшить можно, а в целом – дерюга дерюгой: грубая, неудобная… «Бред полный!» – подумал Сутулый и проснулся.

Было темно и, все спали, как умели: кто храпел, кто ворочался во сне, не забывая, при этом, постанывать, а кто-то просто присвистывал.

– Казармы, настоящие, – пробурчал Сутулый и снова погрузился во власть морфея.

Во уже несут льняные бинты: то ли раны перевязывать, то ли его пеленать, как мумию. Принесли стекловату, потому что хлопчатобумажное сырьё – дефицитный импорт…

Крону, в эту ночь, чуть-чуть удалось прикорнуть и, даже созерцать переживаемое, в сновидении. Сюрреалистическая картина восприятия была завязана сюжетом на том, что он строил завод: большой, даже огромный, короче – всем заводам завод! Однако его не покидала здравая мысль – а на хрена?!

Глава третья Восточносибирский разлом

Утром Крон долго не мог прийти в себя. По всему было видно, что пора на свежий воздух. Ещё одно обстоятельство не могло не беспокоить: так же было ясно и то, что такие приборы не могли попасть в его материальный мир – ни при каких обстоятельствах. Подъём экономики гарантирован вместе с массовой безработицей. Если эту машину размножить, колоссальное количество народа останется без заработка. Так как этого не может быть, ни при каких обстоятельствах, то и сомнения в том, что они не в своей ветке временного фрактала, не отпускали ни на минуту, а даже наоборот – крепли, с каждым часом.

Народ, с утра пораньше, занимался ерундой: кто слонялся без дела, кто просто валялся, ожидая у моря погоды, а вот Комбат делал Доценту массаж. Доцент строил страдальческую рожу, как будто всю ночь разгружал секретное оборудование и, Крон задал резонный вопрос:

– Что случилось?

– Да вот – мышцы сводить стало, – ответил Комбат, массируя спину вдоль и поперёк, по всем правилам массажного искусства, довольно сильно дубася по бокам.

– Пить надо меньше, – мимоходом бросил фразу Кащей, следуя в неизвестном направлении и без определённой цели.

– В лесу раздавались удары по рёбрам, – по своему прокомментировал ситуацию Крон и ушёл справиться насчёт завтрака, оставив массажиста с подопытным заниматься своим делом, а классику предоставив возможность ворочаться в гробу. Но, так как избитую фразу никто не отменял, вертеться ему придётся ещё неопределённо долгое время.

– Отличная разминка, Ком, – оценил Доцент косметически-хирургическую вмешательство, – ты что, учился у костоправа?

– Скорее наоборот, да и военная специальность – не конфеты раздавать.

За столом компания делилась ночными впечатлениями, переводя тему разговора в ненужный трёп.

– Всю ночь глюки снились! – подал голос Сутулый, заглушая звон стаканов и клацанье вилок об тарелки.

– Вот, был хороший композитор Глюк! – отозвался Пифагор. – Интересно, что он такого насочинял, раз его фамилией, теперь обозначают галлюцинации?

– Он просто писал музыку, укладывая её на ноты, не задумываясь ни о чём, – предположил Бульдозер, выражая общее мнение. – Композитор был весь в музыке – там… А сюда он вообще не заглядывал!

– Лучше быть сталкером, – задумчиво произнёс Кащей. – Ищи себе…

– Что именно? – задал вопрос Крон, волнующий любого члена данного сообщества.

– Да хрен его знает! – ответил Кащей, – Выступают тут все провокаторами.

– Сталкер ищет сам себя, – спокойно заявил Комбат, обрисовав ситуацию несколькими словами, выдав на собственную братию, заодно и реноме. – Многие ушли, так и не поняв этого.

– Ушли домой? – не понял Кащей.

– Отсюда не уходят домой, а только пропадают навсегда. Бесследно…

Почтальон оглядел осунувшихся товарищей, которым порядком надоело бесцельно скитаться по необъятным просторам, лабиринтам, коллекторам и прочим объектам народного зодчества, и выразил другое родственное мнение, о котором предпочитают не говорить:

– Сталкер – это пожизненно, без права выбора. Это турист – не всегда турист.

– Ну, и какой вывод, – спросил его Дед, – хорошо это или плохо?

– Кто его знает?

– Всю жизнь жить без права переписки, – вмешался в разговор Бармалей. – То же, как-то неуютно. Неужели мы все контуженные?

– А тебя это смущает? – удивился Почтальон. – В нашем мире право выбора имеют очень немногие, если вообще, кто-то имеет! Единственно достоверный факт, где ты можешь реализовать такое право, это отношение с Богом. Ты можешь признать его господином, а можешь не признавать. Беспрекословные рабы ему не нужны.

– Роботы, лишённые человеческого начала? – уточнил Доцент.

– Именно! – подтвердил Крон. – Только личный выбор сердцем, без принуждения – вот основа основ, и если ты не признаешь Его, насильно в рай не поволокут, а из этого следует: ты там не будешь не потому, что не достоин, а потому что сам не захочешь. Свобода выбора.

– Многие предпочитают посредников, в виде мёртвого хлама, исключая личное общение, – добавил Комбат. – Но это самообман. В грехе жить намного проще и многие говорят – я на подходе к осознанию, но это ложь, которую они тщательно маскируют, в том числе и от самих себя, доверяя посредничество третьим лицам и предметам, которым твоя судьба до фонаря. Это и нужно сатане, который искушает благами земными, и обнадёживают неправдой, обманывая заблудших. Большинство, пусть и подсознательно, представляют Рай в строгом соответствии со своими представлениями: условностями, мировоззрением – исключая смирение и прочее, перенося личные блага вместе с собой, в новое место. Сюда, в их понимании собственной идеологии, входят: нынешнее положение, богатство и остальное. Этот Рай и обещает дьявол, вводя: кого в заблуждение, а кого, заманивая ложными посулами. «Где будешь ты? – Там, где твоё сокровище!»

– Что-то вас с утра, на философские изыскания потянуло! – очнулся от оцепенения Бармалей. – Вероятно, под впечатлением ночных кошмаров. Надо дожёвывать и готовиться к выходу.

– Точно – под впечатлением, – согласился Дед. – Настроение такое, что сюда потребно бы цыган.

– Кордебалет закажи! – угрюмо промычал Почтальон. – Скоро, если я не ошибаюсь, будем выслушивать тунгусские народные частушки.

– Дед, ты зачем так много соли сыпешь? – раздался голос Пифагора. – Вредно же!

Его заявление, явно не отвечало заданной теме разговора, и все разом уставились на него. Последняя фраза прозвучала, несколько извиняющимся тоном. Возмутитель спокойствия с удивлением разглядывал вперившиеся на него лица друзей и виновато повторил:

– Вредно ведь…

– Да пошёл ты! – дружелюбно отослал его Дед, куда подальше.

– Знаете, сколько мы её за год съедаем? – не сдавался Пифагор. – А это небезопасно!

– Слушай Пиф – достал! – уже устало отмахнулся от него дедуся, как от назойливой мухи. – Так это же за год. Какой идиот это придумал: белая смерть, сладкая смерть. Если следовать таким исчислениям, то подумай – сколько раз в году ты ходишь в сортир? Согласно твоей теории, ты попросту должен раствориться в клозете, изойдя на…

– Ничего, лишь бы туалет был ухоженным, – смеясь, сказал Сутулый.

– Это точно! – подтвердил Бармалей. – Я тут, ухлёстывал за одной, а она не уставала повторять, что за ней уход нужен.

– Уход нужен за кобылой, – не выдержал Крон.

– Вот и я ей так сказал…

После завтрака начали готовиться к выходу. По вновь открывшимся обстоятельствам стало ясно, что из одной ветки пещеры открывается прямой доступ к месту назначения.

– Крон, а как ты себе это представляешь, – недоумевал Комбат, – тысячи километров по пещере, что ли?

– Да нет, Ком. Там что-то, вроде телепорта, в виде излома пространственно-временной связи. Принцип «тора» – бублика: то ли геометрической фигуры, то ли какой другой. Я сам ничего толком не понял. Короче – попадём быстро и куда надо.

– Как быть с оружием? – уточнил Бармалей. – Места то глухие!

– Я думаю, нужно брать с собой и сразу! – принял решение Крон, не полагаясь на коллективное голосование. – Места там, действительно глухие, притом, что не учитывается дикое зверьё. Тем более что невооружёнными, в тех местах не ходят.

Упаковав рюкзаки и оставив всё лишнее, компания сгрудилась у выхода. По всему было видно – замкнутое пространство начинает действовать на нервы, а становиться могучей кучкой глюков, потерявшихся в глубинах собственного подсознания, никто не желал. Наина оставалась в своих владениях, как минимум, на этот период времени. Пока они охотятся за блестящим идолом, её помощь была не нужна и, кое-кому, от этого стало грустно, а кому-то весело. Были и такие, кто испытал чувство облегчения.

– Можно сказать, она у вас на горбу ездила! – с укоризной произнёс Крон, раскрыв смысл прочитанных мыслей своих товарищей. – Наш проход чуть дальше, а я на минуту…

С этими словами он скрылся за поворотом. Компаньоны переглянулись, а кое-кто, даже схватился за голову. После возвращения Крона, народ потянулся в глубину пещерного лабиринта, устало поправляя рюкзаки и, вяло разглядывая влажные стены, с которых временами падали тяжёлые капли конденсата, а бледно-зелёные лишайники довершали мрачную картину пустоты. Дед поёжился и, отковырнув от стены кусок породы, на котором приютился маленький кусочек подземной жизни, недовольно произнёс:

– Чувствую себя, как на субмарине: такой же полумрак, так же сыро и с подволока за шиворот капает забортная вода. В общем, замкнутое пространство, с небольшими возможностями прохода по отсекам. Даже воздух, такой же затхлый.

– Дед! – покосился на него Сутулый. – Ты определённо иностранный шпион.

– Это ещё почему?

– Потому что оперируешь зарубежными названиями: геликоптер вместо вертолёта, субмарина вместо подводной лодки, – улыбаясь, выдал Бульдозер. – А насчёт затхлого воздуха в ПЛ, то ты не учёл регенерацию воздуха, а она функционирует.

– Работать то она работает, но свежий воздух предпочтительнее, – парировал Дед и зашвырнул кусок породы подальше в темноту.

– Точно! – согласился Пифагор, – свежачок начинаешь особенно ценить, когда кто-нибудь накурит в реакторном отсеке, а по лодке расползается предательский запах.

– А они там картошку не варят, в первом контуре охлаждения? – язвительно спросил Кащей.

Народ ещё не устал, но на шутку реагировать отказывался. К слову сказать, не все забыли кулинарные забавы с американскими корнеплодами.

– Мы жарили картошку на тэне, мощностью в киловатт, – вспомнил Крон, хоть никогда и не забывал. – Свернули его калачиком. Правда, очень долго часа полтора – два, да и противень, в палец толщиной.

– Жарили в подлодке? – изумился Бармалей.

– Да нет! На надводном корабле. Хоть на «аттомаче», хоть в «дизелюхе» – тебя быстро вычислят.

– Тяжела служба подводников, – вздохнул Почтальон. – Но, зато вино дают.

– Ага, после стакана, как раз закурить охота! – неизвестно чему обрадовался Доцент.

– Ну, не каждый день все по стакану выпивают, – возразил Пифагор. – Я слышал, что подводники в котёл играют: сегодня один, за всех лопает, завтра другой.

– Насчёт котла я не уверен, но кормят их на убой! – вмешался Крон. – У нас, даже на новогоднем столе столько не было, сколько у них в будний день.

– На дизеле? – уточнил Сутулый.

– На атомной.

– Вы же плотно позавтракали! – удивился Комбат. – Что вас на еду потянуло?

Тоннель петлял, монотонностью однообразия соперничая с чёрной краской, что и было озвучено Кащеем во всеуслышание:

– Сама чернота.

– Темнота ты, Костлявый! – иронично усмехнулся Крон. – В каждой чёрной краске есть банальная серость. Один учёный муж строил модель абсолютной темноты. Выглядело это так: в комнате без окон, с выключенным светом и задраенными дверями, установили чёрный ящик, на манер тех, в которых оснащают плёнкой фотоаппараты. Изнутри ящик оббит чёрным бархатом – голову внутрь и созерцай примерную, но не абсолютную модель.

Тоннель уводил всё дальше и дальше. Прошли уже так много, что не верилось в окончание путешествия. Товарищей стали одолевать сомнения в том, что не придётся пройти весь длинный путь пешком.

– Может быть, попутно золото Колчака поищем – заначку царской России? – предложил Доцент, не надеясь ни на какие положительные ответы, а высказав идею, скорее всего так, для проформы и поддержания разговора.

– Слухов много ходило и сейчас ходит, не ограничивая ареал распространения поисков одной Сибирью, – решительно возразил Бармалей. – Это включает в себя колоссальное пространство, аж до Дальнего Востока. К тому же, настойчиво муссируются слухи о том, что ценности спрятаны вовсе не в Сибири, а в Севастопольских катакомбах, имеющих протяжённость более трёх тысяч километров.

– Судя по данным – там достаточно весело, – согласился с ним Почтальон. – Рассказывают, что привидения расстрелянных политзаключённых табунами ходят, да неупокоённые партизаны, времён Второй Мировой войны шастают.

– Чего только люди не насочиняют, – тяжело вздохнул Комбат. – Каких только страшилок не придумают, а потом, трясясь от страха, лезут в преисподнюю, какую сами и выдумали.

– Другие независимые источники утверждают, что золото вывез Чехословацкий экспедиционный корпус, воспользовавшись полной неразберихой в двоевластии и всеобщей сумятицей, связанной с гражданской войной, – вздохнул Бульдозер так тяжело, как будто они вдвоём с Комбатом, тащили все тринадцать миллиардов, по современному курсу международной валюты.

– Не одни мы такие умные, – очнулся Дед от мыслей, навеянных баснословными суммами легендарных сокровищ. – Сейчас миноискатели есть, чуть ли не у всех. Нашли, поди давно, да обналичивают, потихоньку.

– Тринадцать миллиардов символично, но не впечатляет, – поморщился Почтальон. – Так как в масштабах страны – это мелочи. Может и не совсем пустяковая сумма, но бюрократический аппарат, даже не заметит этих вливаний. К тому же, поиск может влететь в такую копеечку, что доходы не перекроют затраты, тем более, что неизвестно, где вести поиски.