Текст книги "Арктические походы Джона Франклина"

Автор книги: Николай Урванцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

XVI. ДОМОЙ С ГРУЗОМ РЕЛИКВИЙ

Экспедиция Шватки (продолжение)

От мыса Феликс Шватка повернул на юг, но этот, начатый им 7 июля, поход никак нельзя расценивать, как простое возвращение домой. Напротив, именно на этом пути Шватка рассчитывал заняться наиболее подробным изучением западного побережья Земли короля Уильяма.

Джильдер дает следующее описание этой части путешествия:

«Мы двинулись дальше. Лейтенант Шватка передвигался одной милей восточнее Франка и Генри, которые шли вдоль берега, а я шел на расстоянии в 1½ мили к востоку от Шватки. Приблизительно в 1½ милях от нашей прежней стоянки у бухты Уолл Шватка обнаружил гурий, по своей конструкции очень походивший на тот, который был им найден недалеко от мыса Феликс. Верхняя часть гурия была кем-то снята, в первом ряду камней оказался клочок бумаги с тщательно нарисованной на нем рукой, указательный палец которой был направлен к югу. Та сторона бумаги, на которой лежал придерживавший ее камень, была настолько загрязнена, что даже если на ней и было что-нибудь написано, все следы надписи бесследно исчезли. Шватка пригласил себе на помощь Франка, и они оба в течение нескольких часов тщательно исследовали окрестности, ничего, однако, не найдя. У нас создалось впечатление, что это указание имело временное значение, и было положено партией, сошедшей с корабля для производства какого-нибудь исследования, или для охоты.

«Мы расположились лагерем несколько ниже мыса Марии-Луизы. После того, как поставили палатку, Овенорк нашел на отмели склад, в котором оказались манерка, сломанный бочонок, на одной стороне которого был поставлен номер (седьмой), а на другой буквы «I. В.» под королевской <стрелой. Кроме того, там оказались другой маленький бочонок, доски, жестяная пороховница, несколько красных консервных коробок с обозначением фирмы Гольднера, топор с узким лезвием, несколько портерных и винных бутылок с вытисненной на них надписью «бристольский стекольный завод», а также клепки от бочки.

«Очевидно склад был устроен иннуитами из Нейтчили, нашедшими эти предметы на берегу. По крайней мере один из иннуитов, спрошенный нами впоследствии, заявил, что спрятал как раз такие предметы где-то на берегу, а после забыл место, где они хранились. Это обстоятельство нужно отметить, так как оно служит доказательством тщательности наших розысков. Все, что было спрятано экипажем судов Франклина между мысом Феликс и проливом Коллинсонана расстоянии 5–6 миль от берега, мы должны были бы во всяком случае обнаружить.

«На следующий день лейтенант Шватка и я, взяв с собой Тулуа, направились вглубь острова, а Франк и Генри пошли по берегу по направлению к мысу Победа. С вершины высокого холма, приблизительно в 6 милях к юго-востоку от нашей стоянки, при помощи подзорной трубы мы могли обозревать окрестности на много миль в любом направлении – и тем не менее мы не заметили никаких признаков склада или гурия. Перед нами была бесплодная пустыня с многочисленными озерами и прудами, некоторые из которых были все еще покрыты снегом, тогда как с других, более мелких, в особенности у берега, снег полностью сошел. Кое-где на склонах холмов также сохранилось еще немного снега. Мы должны были пройти некоторое расстояние по глубокому снегу, чтобы добраться до вершины холма.

«При спуске с холма мы заметили углубление в снегу, которое, по уверению Тулуа, должно было служить логовищем медведя. Несколько клочков белой шерсти у входа подтверждали высказанное им предложение. Я залез в углубление, желая посмотреть, как выглядит логовище, в котором проводят зиму полярные медведи. Оказалось, что по своим размерам и устройству оно напоминало жилище иннуитов. Единственная разница, насколько я мог усмотреть, заключалась в том, что логовище было вырыто в глыбе снега, а иннуиты сооружали свое жилище на поверхности земли.

«Местность, по которой мы шли в этот день, ничем не отличалась от остальной части Земли короля Уильяма – каменистая почва, болота, небольшие пространства коричневого и зеленого мха, нежные цветочки пурпурного цвета, неожиданно выглядывающие из-под камней, под которыми как будто нет даже земли, необходимой для поддержания их непрочной жизни. Эти цветы появляются сейчас же, как только снег сходит с мха, и очень приятны для путешествующих в этой безотрадной стране.

«Мы покинули бухту Ирвинга 13 июля, поставив памятник над могилой умершего здесь лейтенанта. Мы оставили здесь также копию сообщения Мак-Клинтока – Крозье вместе с сообщением о результатах нашей экспедиции, зарыв их в 10 футах к северу от гурия и сделав об этом пометку на могильном камне. На обратном пути к мысу Франклина мы зарыли найденный в пути череп. Идя дальше, мы не находили больше костей, пока не достигли мыса Ле-Весконта. Мы видели вдоль берега, в различных точках места бывших стоянок как белых, так и местных жителей, а также один гурий, который был разобран, но оказался пустым. Расположившись для отдыха на холме, мы нашли там пустую могилу, а на расстоянии ¼ мили от нее – череп, очевидно унесенный туда дикими зверями. Единственными предметами, найденными нами в могиле, были большая бронзовая пряжка и пистон. Поблизости оказались следы лагеря эскимосов. Вообще, где бы мы ни находили могилы, рядом с ними неизменно оказывались следы пребывания местных жителей, подобно гиенам разыскивавшим и разрывавшим их.

«Отсюда мы двинулись к месту нашей первой остановки у бухты Эребуса. Дальше наш путь оказался необычайно трудным, и нам пришлось пережить здесь едва ли не самый неприятный день из всего путешествия. Нам нужно было пройти вглубь острова, чтобы разыскать место, где можно было переправиться вброд через широкую и глубокую реку, впадающую в бухту Эребуса. Пришлось долго итти по болотам, пока мы, наконец, не переправились на противоположный берег реки с большими трудностями, так как течение было очень быстрым, а вода доходила нам до пояса. Густой туман затемнял солнце и закрывал от нас бухты. Было невозможно найти правильное направление, и приходилось итти извилистым берегом, пока туман не рассеялся. К тому же мы не знали, где были сани, так как отправили их с Тулуа другим путем и, не подозревая, насколько трудной окажется дорога, уговорились встретиться гораздо дальше. Пришлось пройти большое расстояние пешком, пока, наконец, мы не услышали лая собак и не увидели в отдалении саней. В конце концов дувший весь день холодный ветер стих, туман рассеялся, и мы дали сигнал Тулуа приблизиться к нам.

«Мы очень обрадовались саням. Как ни мало комфорта они представляли, все же они заменяли нам дом, предоставляли приют и возможность отдыха в спальных мешках. Мы пообедали на этот раз позже полуночи и скоро забыли все наши невзгоды, уснув крепким сном.

«На следующий день буря возобновилась с прежней яростью, стоял густой туман, но так как у нас совершенно не было пищи, Тулуа отправился на охоту и вернулся вечером с богатой добычей: ему удалось застрелить трех оленей. Таким образом, около полуночи нам было приготовлено великолепное кушанье. Хотя и трудно было в нашем положении чувствовать себя эпикурейцами, все же мы с удовольствием заметили, что олень был чрезвычайно жирным и мясо очень вкусным. Олений жир необыкновенно приятен на вкус, его кладут в кушанья в сыром или жареном виде. Ребра жирных оленей считаются большим деликатесом. Внутренности оленя, смешанные с тюленьим жиром, напоминают на вид сливочное мороженое и заменяют эскимосам это лакомство.

«Когда мне впервые пришлось попробовать этот деликатес, я, к сожалению, видел способ его приготовления, и это отравило мне то удовольствие, которое я мог бы испытать, не будь этого. Кушанье готовила старая беззубая женщина, смешивавшая составные части его на блюде, грязнее которого я никогда еще не видел, и к тому же наполненном оленьими волосами. Впрочем, последних не было видно, когда кушанье было готово, так как они смешались с входившими в состав его травами и мхом. Старуха выдавливала сало, грызя куски тюленьего жира своими старыми деснами, и выплевывала его прямо на блюдо, а потом размешивала своими грязными пальцами, пока вся смесь не стала белой и не приобрела твердости деревенского сыра. Мне пришлось попробовать это кушанье, чтобы не обидеть своих хозяев, но не могу сказать, чтобы я ел его с особым удовольствием.

«На следующий день мы покинули место нашей стоянки до наступления прилива, опасаясь, что не будем в состоянии добраться до льда. Оани приходилось тащить с большими усилиями, и бедняге Тулуа досталась тяжелая работа, которую он безропотно выполнял, не выражая ничем своего неудовольствия. Я полагал, что он будет уговаривать нас по скорее закончить розыски, так как можно было опасаться, что лед скоро тронется. Однако он неизменно повторял нам, чтобы мы шли вперед и продолжали наше обследование до тех пор, пока это нам необходимо, выражая готовность и в дальнейшем управлять санной запряжкой и вообще делать все, что он будет в силах. Было очень приятно видеть такую преданность!

«Тулуа как нельзя лучше умел успокаивать и ободрять собак, на которых действовал самый тон его обращения. Бывали случаи, когда мы много раз тщетно пытались пройти какое-нибудь трудное место и уже считали его непроходимым, пока не слышали ободряющего возгласа Тулуа «уай-а-ву-ха-ху-а!», после чего он сам впрягался в запряжку. Это действовало на собак, и они протаскивали, наконец, сани через трудное место.

«Оказалось, что берег у южной стороны бухты Эребуса изрезан глубокими проливами, что сильно затрудняло наши поиски. Вдоль всего берега у проливов мы находили куски синей форменной морской одежды, которая, очевидно, была смыта приливом. Попадалось также значительное количество плавника. Однако наши сани были нагружены до отказа, и нагружать их больше было невозможно. У входа в одну из самых глубоких бухт мы нашли обломки корабельной шлюпки, разбросанные вдоль берега вместе с кусками железа, обрывками одежды и паруса, а также человеческими костями. Нам удалось собрать вместе части четырех скелетов и найти некоторое количество пуговиц, рыболовных крючков, медных и железных задвижек и заклепок, веревок от саней, свинца, пуль и патронов, обрывков одежды, разбитых аптечных бутылок, пороховниц, один железный фонарь и большое количество разных других предметов, составлявших снаряжение экспедиции.

«Мы приготовили кости для погребения, а найденные на берегу предметы сложили в кучу, чтобы отобрать из них все, что стоило и возможно было захватить с собой. Среди подобранного нами на берегу оказались нос и ахтер-штевень лодки, сохранившиеся в хорошем состоянии. Судя по их размерам, можно было заключить, что шлюпка была довольно большой. Мы провели здесь несколько часов, собирая найденные предметы при густом тумане и сильном северо-западном ветре, который дул из проливов Виктории и Мельвиля, заполненных тяжелым льдом.

«Покончив с этим, мы двинулись к югу, и в течение четырех часов ходили взад и вперед, поджидая сани, которые должны были быть доставлены по свежему льду, когда опадет прилив. Когда, наконец, Тулуа доставил сани, оказалось, что он был вынужден бросить печи и дрова, так как было невозможно тащить такие тяжелые сани при ненадежном состоянии льда. Только после четырех часов нам удалось лечь спать, причем наши одеяла и спальные мешки были совершенно мокрыми: не было никакой возможности уберечь их от воды, которая покрывала лед на всем пространстве.

«На следующий день мы прервали наше путешествие, чтобы похоронить останки, найденные около лодки. Вечером я отправился с Тулуа на охоту и убил двух оленей. Мы вернулись к стоянке усталыми и сонными в два часа утра. Небо было чистым, и закат поразил нас своей красотой.

«На следующий день мы послали Тулуа за вещами, которые были сложены на островке против маленькой бухты, а сами занялись поисками места, где была найдена вторая лодка, находившаяся, по словам эскимосов, в ¼ мили от первой, обнаруженной Мак-Клинтоком. Однако, несмотря на все наше старание, мы так и не нашли второй лодки. Во время этих поисков мы открыли глубокий пролив близ маленького мыса, слишком глубокий и широкий, чтобы можно было через него переправиться.

«На следующий день, в пять часов утра, Шватка и я отправились на розыски вдоль берега, оставив наших спутников помочь Тулуа при нагрузке саней и отборе тех вещей, которые окажется необходимым оставить. Пройдя не более мили, мы услышали раздавшийся с места нашей стоянки ружейный выстрел и, обернувшись, увидели Франка, который бежал за нами. К нашему удивлению, мы узнали, что вода, вместо того чтобы итти на убыль, поднимается и что невозможно нагружать сани. Мы немедленно направились обратно к лагерю. В это время начался дождь, и к моменту нашего возвращения вода подходила к двери палатки, хотя уже наступил час отлива. Спустя два часа Шватка, выйдя из палатки, потребовал подзорную трубу, сообщив, что лед тронулся. Выйдя вслед за Шваткой, мы убедились, что из проливов идет лед большими массами. Вскоре наши сани и одна из печей оказались на верху тороса. Тулуа лишь с большим трудом и опасностью для жизни удалось их спасти, доставив в такое место, откуда их можно было рассчитывать впоследствии перебросить на берег.

«Для нас стало очевидным, что возможность передвигаться на санях в этом сезоне прекратилась и что мы застряли здесь со всей нашей тяжелой поклажей. Весь день мы слышали треск льда в отдалении, сплошные ледяные поля разделялись на отдельные льдины, и мы были рады, что Тулуа еще не успел отправиться, иначе он находился бы теперь в большой опасности. Во всяком случае мы потеряли бы сани вместе с собаками и со всем багажом. Мы решили итти сухим путем к бухте Террора и оттуда отправить к мысу Гледмана все, что наши спутники с помощью собак будут в состоянии перетащить. Шватка и я, ожидая их возвращения, должны были обследовать берег, прилегающий к бухте Террора.

«Мы достигли бухты Террора 3 августа после утомительного путешествия через узкий перешеек, отделяющий ее от бухты Эребуса. Нам приходилось делать частые остановки, так как мы должны были нести на своей спине тяжелую ношу, взвалив на себя все, что нельзя было навьючить на собак. Но перенести все в один прием оказалось невозможным, приходилось возвращаться по нескольку раз к нашей стоянке у бухты Террора, пока, наконец, не были перенесены все вещи. Мы взяли с собой только две франклиновских печи, – самую тяжелую Генри нес на своей спине, как ранец. Тулуа с помощью собак доставил пустые сани, сняв предварительно оковку с полозьев.

«Во время первой остановки, Тулуа идя без ружья вдоль берега, неожиданно наткнулся на медведицу с медвежонком. Не испугавшись, он отогнал медведицу камнями, а медвежонка убил находившимся у него ножом для резки снега, не имевшим даже ручки.

«Генри и Франк со всеми иннуитами оставили нас 6 августа, чтобы разыскать остальных наших спутников, которые должны были находиться где-нибудь к востоку от мыса Гледмана. Франк и Генри остались там, а Тулуа возвратился к нам с собаками, после чего снова отправился туда, захватив с собой все, что можно было взять.

«Лейтенант Шватка и я остались одни и должны были заботиться о себе сами до возвращения Тулуа, то есть до 1 сентября. Мы оставили себе половину двойной палатки и одну собаку, которая должна была помогать нам при передвижениях и переносить наш провиант. Местность изобиловала оленями, и мы убили их восемь штук, благодаря чему были вполне обеспечены продовольствием. В случае необходимости мы могли убить их больше.

«Оставшись одни, мы обследовали близлежащий берег к западу до мыса Крозье, но нашли только один скелет. Мы надеялись без особого труда найти место, где был лагерь, о котором рассказывала Алангия, так как были убеждены, что даже в некотором отдалении от него будут разбросаны человеческие кости и разные предметы, как это было у бухты Ирвинга, мыса Феликс и около лодки в бухте Эребуса. Однако ничего обнаружить нам не удалось, хотя лейтенант Шватка дважды проходил по месту, где по сообщениям эскимосов находился лагерь. Это было для нас большим разочарованием и казалось совершенно непонятным, пока эскимосы нам не сообщили, что лагерь был расположен у самого берега и все следы его должны были со временем исчезнуть.

«Когда мы снова встретили эскимосов, один из них рассказал, что был недавно на том месте, где видел раньше много скелетов, и что теперь там ничего не оказалось. Мы разделили между собой наши обязанности: Шватка производил, главным образом, розыски, а я охотился и готовил пищу, что не помешало, впрочем, Шватке застрелить несколько оленей, а мне помогать ему при розысках.

«Питались мы исключительно олениной, сырой или вареной, а так как животные попадались очень жирные, то мы не могли пожаловаться на нашу пищу. Количество оленьего мяса, которое мы поглощали, было прямо удивительно. Мы пришли к заключению, что легче приспособиться в этом отношении к образу жизни иннуитов, чем в каком-либо ином.

«Больше всего мы страдали от недостатка обуви и чулок. Имевшаяся у нас обувь совершенно износилась и ее невозможно было починить. Точно так же износились и наши шерстяные чулки. Благодаря этому ходьба была для нас очень мучительной.

«Из-за бурь и туманов мы проводили большую часть времени в палатке. К несчастью, единственный термометр, принесенный нами с мыса Гершеля, выпал из саней с некоторыми другими вещами, когда треснул лед у бухты Уолла во время нашего продвижения к мысу Феликс, так что мы не могли измерить температуры. Я могу только сказать, что вряд ли прошла хотя бы одна ночь без того, чтобы на лужах не образовалось тонкой закраинки льда. В ночь на 28-ое вода замерзла на глубину приблизительно ¾ дюйма, а на следующую ночь до 1½ дюймов. Было достаточно холодно, в особенности когда дул ветер, для того чтобы мы постоянно помнили, что находимся на крайнем севере.

«Наше пребывание у этого места было интересно тем, что доказывало возможность существовать и добывать себе пищу без помощи местных жителей. Но нужно все же заметить при этом, что помощь их значительно облегчает условия существования путешественников и обеспечивает им некоторые удобства.

«Мы с нетерпением ожидали возвращения Тулуа, который должен был доставить нам обувь и чулки. Тем не менее время проходило быстро, так как мы были постоянно заняты нашими исследованиями. Мы закончили наши розыски, как в западном направлении, так и в восточном, и решили поэтому 1 сентября начать медленное продвижение к востоку, если Тулуа к этому времени не вернется. В последних числах августа разразилась сильнейшая снежная буря, которая заставила нас укрыться в своей палатке. Но именно в этот день, не взирая на непогоду, вернулись Тулуа, Франк и другие эскимосы – так велико было их беспокойство о нас. Нечего и говорить, как рады мы были возвращению Тулуа. Иннуиты не знали ни одного случая, чтобы белые жили одни в этой местности, и поэтому опасались, что нам придется голодать. Но мы вполне успокоили их в этом отношении, сытно накормив вареным мясом.

«Мы узнали от вновь прибывших, что все иннуиты переправились на материк и находятся около бухты Тендер. Генри был вместе с ними и продолжал поиски в бухте Голода, соорудив памятник над найденными там останками и спрятав письменное сообщение, специально для этой цели присланное ему Шваткой. Еще прежде чем он туда прибыл, Эбирбинг и эскимосы из Нейтчили обследовали это место и нашли в груде камней маленькую оловянную медаль в память спуска на воду парохода «Великобритания» в 1843 году, а также куски одеяла и череп. Это было все, что удалось обнаружить в этом достопамятном месте».

С наступлением сентября усилились признаки, напоминающие о скором приближении холодов. Пора было решаться покинуть Землю короля Уильяма. Со свойственной ему предусмотрительностью Шватка правильно рассчитал время и в нужный момент дал сигнал к свертыванию работы на острове, ставшем огромным кладбищем для людей экспедиции Франклина.

19 сентября путешественники прибыли к своему лагерю на самом юге Земли короля Уильяма, расположенному на расстоянии шести миль от мыса Гледмана у подошвы высокого холма.

23 сентября путешественники отодвинули лагерь на две мили дальше к востоку, остановившись у большого озера, где сразу же приступили к постройке хижины из льда. Толщина его достигала уже 8 дюймов. Лед распиливали на широкие плиты 3х6 футов, поставленные одна на другую таким образом, что они образовали стены, которые потом были обтянуты палаткой. Выстроенная этим способом хижина была, по свидетельству Джильдера, гораздо теплее, чем палатка, и служила вполне надежной защитой от ветра.

Средняя температура за сентябрь была -5 °C, а наиболее низкая -15 °C. В октябре стало значительно холоднее: средняя температура за месяц упала до -17,7 °C, и можно было надеяться, что вскоре установится путь через пролив, отделяющей экспедицию от материка. В середине октября, когда установился наст, Шватка отрядил Тулуа в экскурсию к мысу Гершеля и бухту Террора на Земле короля Уильяма за сложенными там в кучу реликвиями Франклиновой экспедиции. Тулуа отправился на своих собаках, взяв с собой жену Джо, которому оставил на время свою вместе с ребенком. Подобный обмен женами – самый обычный акт в эскимосской среде. В данном случае его «необходимость» состояла в том, что жена Тулуа не могла отправиться с ним из-за ребенка, для которого подобная поездка была бы слишком утомительной.

В то же время лед на море достиг достаточной крепости и спаянности, чтобы олени рискнули совершить переход через пролив. Уже к 14 октября они почти совсем исчезли из района мыса Гледмана, благополучно перебравшись на противоположный берег. В последних числах октября вернулся из своей поездки Тулуа. На своем пути он видел только одного оленя, которого убил, а также трех белых медведей. Таким образом он не голодал в дороге, и, как всегда, великолепным образом исполнил возложенное на него задание.

Переправа через пролив была намечена на первое ноября. Шватка решил захватить с собой сани Тулуа и вместе с Джильдером и Джо направиться, минуя мыс Смита и мыс Гранта, через большой залив, который, по словам местных жителей, начинался у бухты Уильмота. Там он предполагал дождаться вторых саней, доставить которые было поручено.

Клучаку другим путем – мимо мыса Ричардсона к реке Большой рыбной. Встреча была назначена у поворота реки выше так называемых Опасных порогов, где надеялись найти местных жителей и приобрести у них некоторое количество рыбы, которая должна была служить путешественникам пищей до тех пор, пока они не достигнут снова местности, где будут встречаться олени. Шватка выступил 1-го, но не смог отойти от лагеря дальше, чем на три мили – так тяжелы были сани. Другая беда состояла в том, что успевшие разжиреть собаки сильно обленились. Путешественники надеялись быть у Опасных порогов 10 или 15 ноября, но в действительности только 12-го добрались до лагеря эскимосов на берегу пролива Шермана. Главная помеха состояла в необычайно скверной погоде – туманы, ветры и метели тормозили продвижение и мешали видеть дорогу.

Лагерь эскимосов у устья пролива Шермана был самым большим из тех, которые пришлось до сих пор видеть отряду Шватки. Эскимосы, среди которых было несколько человек из Нейтчили, познакомившихся с ним весной, были рады возвращению белых и встретили их очень приветливо. Эскимосы немедленно провели их в самую большую и теплую хижину, а затем быстро построили новое иглу, стараясь, чтобы оно было как можно удобнее. У них оказалось мало интересных остатков погибшей экспедиции – всего только кусок лодки, найденной у бухты Уильмота после того, как там затонул большой корабль, и часть блока, который был заклеймен цифрой «10» или буквами «OR», если предположить, что часть буквы «R» стерлась. «Если корабельные блоки принято клеймить именем судна, для которого они предназначаются, – говорит по этому поводу Джильдер, – то можно будет установить, какой именно корабль был занесен сюда дрейфующими льдами, и действительно ли это был «Террор».

Следуя дальше, отряд повстречал сани с несколькими эскимосами, среди которых была пожилая женщина тоже по имени Тулуа, видевшая белых у перешейка Бутии, когда она была еще молодой. Она была также в той группе эскимосов, которая обнаружила лодку и скелеты в бухте Голода, близ мыса Ричардсона. Тулуа подтвердила в основных чертах все сведения, собранные экспедицией до сих пор. Ей дали несколько иголок и ложку, за которые она горячо благодарила всех, а в особенности своего тезку Тулуа, которому дала палку и клок своих волос. Они должны были служить ему талисманом и уберечь от всякого зла во время путешествия.

В течение пяти дней шли Шватка и Джильдер по льду залива Шермана, глубоко врезающегося в материк. Направление этого узкого и длинного залива совпадало с курсом Шватки на Опасные пороги. Необходимо отметить, что этот переход был совершен Шваткой и его спутниками в самый разгар зимы (средняя температура ноября была -31 °C), да к тому же в самое темное время года, то есть в период, когда арктические экспедиции обычно отсиживаются на месте.

Через некоторое время Шватка достиг залива Кокберн, в который впадает Большая рыбная река. 5 декабря отряд его благополучно достиг Опасных порогов, правда, с опозданием на двадцать дней. Прибыв сюда, путешественники прежде всего стали осматривать окрестность в поисках следов саней второй партии, направившейся сюда, как известно, более короткой дорогой. Никаких следов обнаружено не было, что сильно обеспокоило Шватку и его товарищей. Они построили снеговое иглу, рассчитывая в нем дождаться прихода пропавших спутников.

На поиски их отправились небольшие отряды во главе со Шваткой и Джильдером. Они надеялись разыскать местных жителей, про которых было известно, что они здесь проводят круглый год. Шватка надеялся запастись у эскимосов рыбой и разведать у них, не проходили ли здесь его спутники. Разведка ни к чему не привела, если не считать находки эскимосского склада мороженой рыбы, которую путешественники забрали с собой.

На следующий день люди собрались снова в путь, чтобы проследовать в поисках эскимосов по открытым накануне следам саней около склада рыбы. Но не успели они отъехать далеко, как одна из оставшихся в иглу женщин позвала их обратно. Оказалось, что к иглу подошли трое местных иннуитов, которые обнаружили пропажу рыбы и отправились по следам похитителей. Джо сказал им, что у белых есть много ножей, которыми они заплатят за рыбу и купят ее еще больше. От этих эскимосов Шватка узнал, что никто здесь ничего не слышал о партии людей, которых он разыскивал.

Вечером того же дня во время ужина отдыхавшие путешественники услыхали за стеной иглу голоса людей. Они решили, что это эскимосы привезли продавать рыбу, но вскоре к величайшей радости убедились в своей ошибке: в иглу вошли Клучак, Мелмси сопровождавшие их иннуиты. Оказалось, что, несмотря на более короткий путь, этому отряду пришлось особенно туго. Вследствие ряда трудностей он сделал много обходов, в конечном итоге удвоивших длину пути.

Клучак рассказал, что, по сообщению встреченных им эскимосов, в пяти милях от бухты Голода по направлению к центру острова туземцы нашли однажды летом скелет белого человека, которого ни один из них раньше не видел. Клучак посетил это место и соорудил памятник над прахом погибшего. Найденные около скелета обрывки одежды свидетельствовали, что умерший был матросом.

«Обнаружение этой могилы, – говорит Джильдер, – нужно расценивать, как показатель того, насколько сильное впечатление на эскимосов произвело наше посещение. Мы обещали им щедрые награды за все, что могло представить интерес для нас из того, что они найдут, а также за каждое важное сообщение, если оно будет новым. И мы в точности выполняли свое обещание. В результате эскимосы чрезвычайно помогали нам, производя розыски на местах своих стоянок, а также и там, где они охотились».

Как только оба отряда соединились, были приняты немедленные меры к продолжению похода. Шватка покинул свою иглу и перебрался вместе с товарищами на другую сторону Большой рыбной реки. Не задерживаясь здесь, путешественники двинулись дальше.

Вначале Шватка направился вдоль по реке, но затем, когда русло ее стало отклоняться на запад, он покинул реку, взяв курс прямо на свою базу на острове Депо. Было это в последних числах декабря. Январь оказался еще холоднее предыдущего месяца, температура достигала временами 57° С ниже нуля. Отряд Шватки показал при этом совершенно необыкновенную выдержку, так как, несмотря на страшный мороз и сопутствующий ему сильный ветер, продолжал свое путешествие. Джильдер объясняет тот удивительный факт, что никто из них ничего себе при этом не отморозил, тем, что все члены экспедиции в течение долгого времени питались жирным оленьим и тюленьим мясом и этим путем приобрели большую нечувствительность к холоду.

Во время похода люди устраивались на отдых в наскоро построенных иглу и сразу заваливались спать. Питались чаще всего мороженым мясом, которое приходилось оттаивать во рту, так как согревание пищи в котелках занимало от трех до четырех часов драгоценного времени.

25 января было днем вынужденного отдыха. Продолжать путь в свирепствовавшую пургу было невозможно, и только Тулуа рискнул выйти из иглу попытать счастья в охоте. Гоняясь за оленем, он к величайшему своему изумлению увидел, что у него в этом деле есть вооруженный луком и стрелами соперник. Оказалось, что неподалеку стояло одинокое иглу здешнего эскимоса. От него Тулуа узнал, что расстояние от этого места до острова Депо составляет всего лишь два суточных перехода при условии, если сани не слишком тяжелые и путешественники не пожалеют своих сил.

4 февраля отряд Швалтси подходил к своей базе на острове Депо. Велика была радость неутомимых путешественников при виде знакомого берега, но не меньшим было беспокойство по поводу того, найдут ли они здесь корабли. Они очень надеялись на встречу с китоловами, так как торопились домой и хотели заранее подготовиться к возвращению, чтобы начать морское путешествие сразу после вскрытия льдов. К своему огорчению они узнали, что в этом году только одно судно зимует у Мраморного острова, и что капитан Барри не оставил на базе экспедиции принадлежащих ей тысячи фунтов черных сухарей и другой провизии.

Шватка был в совершенном недоумении по поводу странного образа действий Барри, ушедшего в неизвестном направлении с грузом чужого провианта на борту. Этим капитан поставил Шватку и его товарищей в очень затруднительное положение, так как они оказались совершенно без продовольствия, а до начала вскрытия льдов было еще очень далеко. Им угрожала голодовка.