Текст книги "Арктические походы Джона Франклина"

Автор книги: Николай Урванцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

10 сентября все корабли снова оказались в одном месте. Время было настолько позднее, что необходимо было договориться относительно места зимовки и образа действий различных экспедиций зимой и в будущем году. Капитан Остин передал Пенни и Де-Хавену циркуляр, в котором говорилось о необходимости строго согласовать планы всех экспедиций, чтобы путем совместной работы добиться максимального результата, избегая вместе с тем ненужных встреч различных отрядов в одних и тех же районах.

Ответ Де-Хавена был неожидан. Ссылаясь на полученную им от своего государства инструкцию, он сообщил о своем решении немедленно покинуть место поисков и вернуться на родину. Основание для этого он находил в том. что в нынешнем году нечего надеяться провести какие-либо работы, а для возобновления работ в следующем году настоящее местонахождение кораблей экспедиции не представляется выгодным. Многие из американцев очень болезненно воспринимали такое решение начальства и даже предлагали свои услуги англичанам, с тем, чтобы взамен их на американские корабли перебрались те из английских матросов и офицеров, кто не может или не хочет оставаться на зимовку. Однако все подобного рода перемены в составе были воспрещены, и строптивым энтузиастам Арктики пришлось подчиниться. На решение Де-Хавена, который прежде чем окончательно на нем остановиться, советовался с командиром своего второго корабля, несомненно повлияло еще одно обстоятельство. Дело в том, что трудно было бы зимовать американским кораблям в непосредственном соседстве с англичанами из-за резкой разницы в качестве и особенностях их снаряжения. «Только что я посетил «Решительный», – говорит Кейн. – Я не могу здесь выразить, насколько резко отличаются их превосходная организация и продовольственные запасы для зимовки от того, что имеет наша маленькая: экспедиция».

Царившее в среде остающихся огорчение по поводу решения американцев, к которым все относились в то время весьма дружелюбно, было очень велико, но оно стало еще сильнее, когда несколько дней спустя «Успех» и «Спасение» ушли, не простившись и не захватив с собой груды писем, заготовленных англичанами для отправки на родину. И все же, в то время никто еще не предчувствовал, что эти небольшие недоразумения вскоре выродятся в враждебные отношения.

Среди английских руководителей самым энергичным, способным и знакомым с условиями плавания во льдах был бесспорно Пенни. Он всегда умел найти какой-то выход, умел во-время избегнуть опасного положения и не терял бодрого настроения. Он обладал не только большой отвагой, столь необходимой в такого рода предприятиях, но и неоценимым качеством огромной подвижности, идущей в ногу с достаточной осмотрительностью. Неутомимость Пенни и его умение оказали всем экспедициям огромную пользу, так как он умел помочь не только советом, но и делом, и являл собой лучший пример для остальных.

После ряда рейсов в различных направлениях Пенни вынужден был остановиться для выбора места зимовки. Попытки найти подходящие для стоянки места в канале Веллингтона не увенчались успехом. В конце концов Пенни и сопровождавший его Росс остановились в бухте Помощи, в двадцати милях от места, где остались зимовать корабли Остина.

Наступила зима. Корабли были превращены в дома. Сверху их покрыли крышей, с боков обложили двухфутовым слоем снега. В этих импровизированных бараках люди жили даже с известным комфортом. В долгую зимнюю ночь они старались возможно больше работать и развлекаться. Излюбленными занятиями были театр и лепка фигур из снега, б октября Джон Росс выпустил пару голубей, прибытие которых в Англию должно было означать, что корабли стали на зимовку. Один из голубей спустя пять дней действительно прибыл на место, блестяще исполнив, таким образом, возложенное на него поручение. По примеру Джеймса Росса, экспедиции 1850–1851 годов занимались ловлей белых песцов и выпускали их снова на волю с оловянными ошейниками. Кроме того, было выпущено большое количество маленьких воздушных шаров с прикрепленными к ним записками, содержащими все сведения, могущие оказаться полезными членам пропавшей экспедиции. Испытание этих шаров, проведенное в свое время в Англии, показало, что ветер может унести их на очень далекие расстояния, так как записки находились впоследствии по всей территории страны.

О возвращением дневного света начали успешно готовиться к предстоящим санным экскурсиям, задуманным, надо сказать, в очень большом масштабе. Со стороны большой экспедиции Остина были отправлены три санных партии. Первый отряд под начальством капитана Оммени, с семью санями и 52 человеками команды, отправился на исследование местности, лежащей к югу и юго-западу от мыса Уокер; второй отряд с лейтенантом Альдрихом во главе, состоявший из 16 человек с двумя санями, вышел на обследование одного из ближних северных каналов; третий отряд, возглавлявшийся лейтенантом Мак-Клинтоком, с пятью санями и 36 человеками, отправился в далекий путь на остров Мельвиля. Пенни остался верен каналу Веллингтона и предпринял обследование обоих его берегов.

15 апреля все три экспедиции выступили в поход. Оммени разбил свой отряд на три партии, из которых одна обследовала пролив Пиля, лежащий между островами Северный Соммерсет и Землей принца Уэльского, а два другие отправились осматривать северо-западное побережье этой земли. Замечательное открытие Оммени состояло в обнаружении остатков, к сожалению, не Франклиновой экспедиции, но зато хижин эскимосов, брошенных несколько веков тому назад! Этот изумительный факт свидетельствует, по-видимому, о том, что в те отдаленные времена климат в этих местах должен был быть значительно благоприятнее, чем в настоящее время.

Оммени обогнул северо-западную оконечность Земли принца Уэльского и обнаружил большую бухту, глубоко вдающуюся внутрь острова и названную впоследствии его именем. Никаких следов пребывания европейцев здесь не оказалось. 28 мая он достиг крайней своей точки и отправился в обратный путь. К тому времени он остался с одними санями, так как прочие ему пришлось отослать домой еще раньше с людьми, которые из-за отморожений не были в состоянии итти дальше.

Осборн проник еще глубже Оммени и обнаружил здесь широкий пролив, названный впоследствии каналом Мак-Клинтока, но по мнению самого Осборна представлявший собой большую бухту, подобную первой. Нельзя ставить Осборну в вину, что он сам недооценил сделанного им открытия, так как он не имел возможности проследить побережье мнимой бухты.

Подобную же ошибку совершил Броун, начальник санной партии, отправившейся на обследование пролива Пиля. Он обнаружил в западной части этого пролива большую бухту, названную его именем, и заключил по аналогии, что пролив Пиля должен быть замкнут также в южной и восточной частях, то есть представляет собой не что иное, как залив. В этом своем убеждении Броун утвердился еще более, сделав несколько измерений глубин моря, оказавшегося очень мелким и покрытым льдом необычайной мощности. Кроме того, в проливе Пиля не удалось заметить существования морского течения, свойственного настоящим проливам. Броун и Оммени ошиблись в своем заключении, несмотря на кажущуюся убедительность сделанных ими наблюдений. В результате этой ошибки позднейшие экспедиции, отправившиеся на поиски Франклина, считали для себя излишним производить здесь осмотр берегов или пытаться проникнуть по проливу Пиля на юг. Полное отсутствие следов пребывания пропавшей экспедиции на побережьях этого пролива окончательно убедило начальников санных отрядов в невероятности избрания Франклином для своих кораблей именно этого пути.

Лейтенант Альдрих совершил одно только, сравнительно небольшое, путешествие к западному побережью острова Бэзерст. Он надеялся напасть там на следы Франклина, исходя из соображения, что Франклин мог легко повернуть в юго-западном направлении от канала Веллингтона в случае, если бы на пути к северу он потерпел неудачу. После двухмесячной отлучки Альдрих вернулся ни с чем домой.

Мак-Клинток взял на себя наиболее сложную и трудную задачу посещения и обследования острова Мельвиля. Необходимо напомнить, что официальная инструкция не советовала Франклину отклоняться в эту сторону. Все же казалось вполне вероятным, что Франклин избрал этот остров в качестве своего убежища. К этому его могли вынудить различные непредвиденные обстоятельства. Кроме того, принималось во внимание, что Франклин, согласно высказанному Джоном Россом мнению, ожидает на этом острове обещанной ему помощи.

Ввиду отдаленности намеченной цели, Мак-Клинток заложил еще осенью предыдущего года продовольственные депо, а раннею весной обновил продовольственные склады, разрушенные медведями. Следует отметить, что именно Мак-Клинток был душой всех санных предприятий экспедиции Остина, и его слово было решающим в вопросах организации отрядов вплоть до мелочей.

Благополучно достигнув восточной оконечности острова, Мак-Клинток отослал подсобные сани обратно, лейтенанта Бредфорда направил вдоль северо-восточного побережья, а сам двинулся на обследование южного. Здесь он побывал в местах, впервые посещенных Парри и с тех пор не видевших никого. Он дошел до мыса Дундас и с вершины высокой скалы увидел на юге далекое побережье Земли Бэнкса, открытой Парри, а на западе расстилалось необозримое море, покрытое льдом. На этом мысу Мак-Клинток надеялся обнаружить записку, оставленную Франклином, благополучно завершившим свой переход к северу от острова Парри и Мельвиля и завернувшим сюда с целью сообщить о себе. Но это необоснованное предположение, конечно, не могло оправдаться, ввиду ледовитого характера узких проливов, составляющих этот путь.

Не добившись ничего, Мак-Клинток повернул обратно. Близ юго-восточной оконечности острова Бэзерст Мак-Клинток встретился с возвращавшимся Бредфордом, обследовавшим все северо-восточное побережье острова Мельвиля с таким же результатом, как и его начальник. 4 июля оба отряда возвратились к своим кораблям.

Таким образом, санные поездки экспедиции Остина не оправдали возлагавшихся на них надежд.

Что касается Пенни, то его санные поездки вдоль берегов Веллингтонова канала также были не особенно удачны. Два отряда работало вдоль восточного побережья канала, сам Пенни обследовал западный берег его, а четвертый отряд обошел южное побережье острова Северный Дэвон. Все же ему удалось сделать интересное открытие, значение которого Пенни, однако, со свойственной ему самоуверенностью, очень переоценил. Продвигаясь к северу, Пенни неожиданно увидел впереди чистую воду, причем ряд других наблюдений указывал, что здесь, на самом крайнем севере, как будто жизнь становится богаче, чем в местах, расположенных несколько южнее. Обрадованный Пенни окончательно утвердился в своем убеждении, что свободное от льда, открытое полярное море реально существует, и поспешил на санях обратно за лодкой. Точь-в-точь в такое же положение попал несколькими десятками лет позднее Пайер, неожиданно повстречавший у северной оконечности открытой им Земли Франца-Иосифа огромную полынью, над которой кружились несметные стаи птиц. Что это была только полынья, а не свободное от льда море, Пайер убедился лишь после того, как увидел с вершины высокой горы окаймлявший воду ледяной барьер. Джон Росс помог Пенни обзавестись лодкой, но к тому времени, как он вернулся к месту, где раньше была чистая вода, вместо нее оказалось нагромождение плавучих льдин, и воспользоваться лодкой так и не пришлось.

Таким образом, ни одна из зимних экскурсий, совершенных членами экспедиций Остина и Пенни, равно как и небольшая вылазка Джона Росса на остров Корнуэльс, не дала желанного результата. Нет сомнений, что Мак-Клинток и Оммени провели свои походы очень энергично и умело, но выводы, к которым они пришли, были весьма печальны. Несколько иначе обстояло дело в санных партиях, руководимых Пенни. Несмотря на неоднократные неудачи и вынужденные возвращения в начале похода, неутомимый начальник экспедиции считал свои исследования далеко не безуспешными, поскольку ему удалось обнаружить зимой в самых высоких широтах участки чистой воды. Энергия Пенни и его жизнерадостность и оптимизм целиком усвоились всей его командой, жаждавшей продолжения исследований и не боявшейся никаких трудностей.

Совсем не те настроения господствовали в среде членов Остиновской экспедиции. Сам Остин, в полную противоположность Пенни, в течение всей зимы ни разу не покинул своего корабля. Подчиненные его видели плохой пример в начальнике, просидевшем всю экспедицию в своей каюте и только распоряжавшемся посылкой людей в санные экскурсии. Впрочем, хотя число участников этих трудных, но вместе с тем сохраняющих бодрость мероприятий в Остиновской экспедиции достигало 105 человек, но в то же время не менее 75 человек оставалось постоянно на борту судна, не зная, чем убить время. Как резко отличалось от этой картины положение, бывшее в экспедиции Пенни, где в течение зимы случалось, что на корабле оставался всего лишь один человек, тогда как все остальные находились на работе по-обследованию далеких и близких окрестностей его! Поэтому люди с «Леди Франклин» и «Софии» бодро смотрели вперед и, не испытывая страха перед возможной второй зимовкой, больше веет интересовались планами будущих исследований, тогда как экипаж кораблей Остиновской эскадры совсем приуныл, и среди людей появились симптомы заболевания цынгой. Сам Остин упал духом и, видя вокруг себя печальные лица людей, измученных отчасти трудностями бесплодных поисков, отчасти безделием, пришел к выводу, что остаться на вторую зимовку – означало погубить экспедицию. У него выработался взгляд, что человек совершенно неспособен переносить арктический климат, взгляд заведомо неправильный, объяснявшийся тем, что Остин «не испытал влияния этого климата на себе, а только наблюдал за ним с высоты палубы своего корабля».

Наступила весна, и начальники обеих партий встретились друг с другом, с тем, чтобы поделиться своими планами действий. Различие в настроениях должно было, конечно, вызвать резкое расхождение во взглядах, а различие во взглядах сразу создало напряженную атмосферу в отношениях, в которой трудно было до чего-нибудь договориться. Пенни был полон энтузиазма и уверенности, что в наступающее лето ему удастся разгадать судьбу Франклина, отправившегося, по его мнению, в направлении к открытому морю, начинающемуся там, где кончается канал Веллингтона. Настойчивость и вера в свои силы, в такой степени свойственные капитану-китолову, чрезвычайно нужные качества, но надежды Пенни, как оказалось впоследствии, мало себя оправдали. По всей вероятности Пенни рассуждал и действовал бы несколько иначе, если бы в свое время знал, что Франклин относился отрицательно к проблеме существования на севере открытого моря. К сожалению об этом взгляде Франклина стало известно значительно позднее, лишь после того, как с большим опозданием был опубликован дневник Фицджемса, переданный им и доставленный в Европу еще осенью 1845 года.

Остин не только не разделял энтузиазма Пенни, но несомненно завидовал его популярности как среди членов его экспедиции, так и своей собственной. Понимая, что сам он во избежание гибели непременно должен будет вернуться в Англию, Остин боялся, что Пенни добьется тем временем известного успеха, что поставит его в очень невыгодное положение по сравнению с китобоем. Поэтому Остин обрадовался, когда Пенни заявил ему, что возобновить попытку проникнуть вглубь Веллингтонова канала он сможет только, если получит в помощь один из пароходов Остиновской эскадры. На просьбу Пенни Остин дал уклончивый ответ, но в такой форме, что понять неодобрительный смысл его было нетрудно. По-видимому Остин, побуждаемый мелочным чувством зависти и оскорбленного тщеславия, твердо решил, во вред делу спасения Франклина и его спутников, заняться подготовкой к реабилитации себя перед лицом своих будущих обвинителей в Лондоне. Он готов был пойти на конфликт с Пенни, лишь бы не дать ему опередить себя. Поняв смысл ответа Остина, Пенни страшно возмутился и прямо, без обиняков, изложил ему свой взгляд на вещи. Китобой был человеком дела и не умел хитрить или вести дипломатическую беседу. В резкой форме ответил он Остину, хлопнул дверью и ушел. Этим он делу, конечно, не помог. Но еще больше навредил себе Пенни, когда в последующих переговорах он каждый раз прямо высказывал свое негодование, нисколько не задумываясь над своими словами. Впоследствии его опрометчивые высказывания доставили ему много неприятностей.

Тогда Остин решился повторить свой отказ в помощи Пенни в более определенной форме и объявил ему о своем возвращении на родину. Джон Росс тоже начал приготовления к обратному походу. Увидев себя всеми покинутым, Пенни решил вернуться, с тем, однако, чтобы добиться от британского адмиралтейства получения сильного парохода и, по возможности еще в этом году, возобновить попытку форсирования льдов канала Веллингтона.

Тем временем Остин, отказавший в содействии своему мнимому конкуренту, втихомолку сам подготовлял поход на север. Уже миновав Ланкастеров пролив, он пересел с флагманского корабля на один из своих пароходов и, захватив с собой второй пароход, сделал попытку пройти проливом Джонса, повторив тем самым прошлогоднюю поездку Пенни. Тяжелые льды, встреченные им здесь, заставили Остина повернуть обратно. Любопытно, что эту попытку Остин сделал, имея с собой запас провианта всего лишь на несколько дней! Из этого можно сделать вывод, что либо Остин совершил эту поездку только для отвода глаз, либо его качества, как начальника экспедиции, были ниже всякой критики. Перед тем, как повернуть на юг, в сторону Дэвисова пролива, Остин велел направить свои пароходы прямо на север, вдоль западного побережья Гренландии. Здесь, в самом начале Смитова пролива, корабли затерло льдами. Восемь дней провели они в ледовом плену и, с трудом высвободившись из него, примкнули к остальным кораблям и направились вместе с ними домой.

Пенни, тем временем, на всех парусах мчался по океану, стараясь попасть в Лондон по возможности раньше Остина. Он спешил не столько ради того, чтобы оправдать себя перед адмиралтейством и возвести ответственность за неудачу экспедиции на своего врага, сколько для того, чтобы поскорее получить подходящий для своих целей пароход и успеть еще в текущем году провести с его помощью намеченный план действия в канале Веллингтона. Уже невдалеке от английских берегов Пенни повстречал шедший в нужном направлении пароход; он пересел на него и вскоре прибыл в Лондон.

Тяжелое разочарование встретило героического капитана в родной стране. Еще много раньше, сразу по прибытии с запада в залив Баффина, Пенни был необычайно удивлен и огорчен, не обнаружив в условленных местах никаких распоряжений адмиралтейства на 1851 год, которые могли бы помочь ему, как и всем прочим начальникам, ориентироваться в положении, сообразуясь с последними данными и пожеланиями высшей морской власти «Соединенного Королевства». После своего приезда в Англию он узнал, что адмиралтейство не сочло нужным дать соответствующие распоряжения на 1851 год, исходя из того, что экспедиции 1850 года были снаряжены на три года. Такой ясно неудовлетворительный ответ был дан еще в марте 1851 года на заседании парламента в ответ на запрос одного из депутатов. Теперь же Пенни, вместо готовности помочь ему, вместо признания состоятельности его планов и правильности его идей, встретил в адмиралтействе самую сухую сдержанность. Такое отношение было тем более поразительно, что общественное мнение превозносило Пенни и самым резким образом осуждало Остина, обвиняя его за отказ подать помощь в преступном нарушении долга. Адмиралтейство внимательно ознакомилось с представленными ему Пенни материалами по проделанному плаванию и нашло в них некоторые несогласия в фактах и отдельные противоречия, по-видимому, обусловленные тем, что Пенни не был мастером ясно излагать свои мысли, возможно страдавшие к тому же недостаточной определенностью. Наряду с этим адмиралтейству казалось, что ледяной барьер в нижней части Веллингтонова канала, виденный как Пенни, так и американцами, повидимому, непроходим и что помощь парохода в таких условиях тоже ничего не даст. Оба эти обстоятельства вызвали в адмиралтействе стремление отложить решение и подождать предстоявшего возвращения капитана Остина.

Однако, наряду с этим, было еще одно дело, решившее окончательно вопрос об отношениях адмиралтейства к капитану китоловного флота. Пенни был настолько прям в своих действиях, что он вручил адмиралтейству бывший при нем доклад Остина, в котором этот последний пространно сообщает о бывшем между ним и Пенни недоразумении. Адмиралтейские чиновники осудили не умеющего хитрить, откровенного человека, вменяя ему в преступление, возможно, пе очень тактичные и справедливые, но смелые нападки на никчемного начальника большой эскадры. Правда, образ действия Остина подвергся сильнейшим нападкам в печати, не щадившей нелестных эпитетов по его адресу. Не говоря уже о его трусливом поведении во время зимовки, о позорном отказе в помощи, о неудачности попыток пробиться сквозь льды там, где непроходимость их была уже доказана раньше, самый факт возвращения возглавляемой Остином эскадры с многолетним запасом продовольствия на борту кораблей – вызывал сильнейшее негодование против него.

Для того чтобы мнение свое по поводу образа действия Остина и Пенни должным образом обосновать, адмиралтейство создало расследовательскую комиссию из пяти человек. Двадцать два дня работала эта комиссия и успела за этот срок допросить тридцать человек. Результаты деятельности ее легко можно было предугадать. Капитан Остин почти во всех своих действиях был целиком оправдан, а в отношении капитана Пенни комиссия решила, что его действия должны быть осуждены, так как его намерение снова отправиться в экспедицию якобы возникло лишь после того, как он убедился, что неожиданное возвращение его и Остина вызвало общее недовольство. Заслуживает внимания, что среди противников Пенни оказался также Джон Росс, не желавший простить ему его враждебное отношение к своему любимцу, эскимосу-шарлатану, Адаму Беку. Росс с удивительным упрямством продолжал полагаться на слова Бека, утверждавшего, будто Франклин погиб со своими кораблями близ северных берегов Гренландии.

Дела Пенни находились, таким образом, вскоре после его возвращения в очень печальном состоянии, сам же он совершенно не умел себе помочь, так как, выступая, он почти каждый раз горячился, а слова его не всегда соответствовали сказанным раньше. Тем более поразительно, что идея опозоренного адмиралтейством Пенни была тем же адмиралтейством подхвачена и даже принята за основу плана действий новой экспедиции. Та же самая комиссия, что так несправедливо осудила Пенни, пришла к выводу, что необходимо в самом срочном порядке вторично снарядить суда Остиновской экспедиции и направить их как раз в северную часть канала Веллингтона, то есть туда, куда считал нужным пойти Пенни, тогда как от обследования" Мельвилева острова и окрестностей мыса Уокер, по мнению комиссии, следовало совсем отказаться. От услуг самого Пенни адмиралтейство однако отказалось.

Это положение дела сохранялось к общему неудовольствию до марта месяца 1852 года, когда в парламенте послышались голоса, требующие оправдания Пенни. Только после этого он был реабилитирован, но возвратиться к начатой им деятельности ему так и не удалось.

Таков был печальный конец экспедиций 1850 года, направившихся в арктическую Америку с восточной стороны. В заключение отметим лишь, что плавание американцев, покинувших бухту Объединения осенью 1850 года, прошла совсем не так благополучно, как можно было предполагать. Это путешествие богато опасностями и приключениями, красочно описанными в книге участника экспедиции, доктора Элизы Кейна. В последний раз мы видели корабли Де-Хавена проходившими на всех парусах мимо английской эскадры, удивлявшейся их неожиданному уходу. Недалеко прошли американцы. Ветер вдруг стих, и корабли были вынуждены остановиться. Нагрянувший мороз сковал море, и экспедиция вмерзла в образовавшийся лед. Де-Хавен с товарищами готовились уже было повторить дрейф Джеймса Росса, но корабли подхватило другое течение, понесшее их вглубь канала Веллингтона, прямо на север. Неожиданно для самих себя американцы снова попали в область, исследовать которую они так сильно хотели. И вот теперь, находясь в плену у льдов, они сделали новое открытие, увидев впереди себя в тучах тумана очертания берегов далекой земли. Они назвали этот остров Землей Гриннеля, но вскоре он скрылся с их глаз, так как подхваченные обратным течением «Успех» и «Спасение» повернули снова на юг. Они не избегли повторения дрейфа Джеймса Росса, так как в декабре месяце сильное течение пронесло их по тому же пути и выбросило вместе со льдом на широкий простор Баффинова залива. Много месяцев прошло, пока, наконец, лед, под влиянием южного шторма, не разошелся и не освободил корабли. Смелая, но неопытная команда – все до одного участники американской экспедиции впервые находились в полярном море – не падала духом, стараясь всячески развлекать себя и ни на минуту не прекращать научных наблюдений. Все же недостаточное снаряжение экспедиции не замедлило сказаться на здоровье команды, почти в полном составе болевшей цынгой. Несмотря на это, люди находили в себе достаточно сил для борьбы со стихией и превосходно держали себя в трудные минуты, когда, казалось, не избежать было гибели судна, трещавшего по всем швам под напором чудовищных льдин. Лучшим доказательством бодрости американской команды служит тот факт, что, когда весной 1851 года оба корабля вышли на чистую воду, они не подумали о возвращении домой, а после короткого отдыха у берегов Гренландии повернули снова в сторону Ланкастерова пролива, поставив себе задачей во что бы то ни стало повторить поход в канал Веллингтона. Но, несмотря на всю энергию и добрую волю американцев, этот поход им не удался, так как тяжелое состояние льдов в самом Баффиновом заливе помешало нм проникнуть даже ко входу в пролив Ланкастера. Во время этих попыток они неожиданно повстречали хорошо знакомого им «Принца Альберта». Как известно, этот корабль был послан леди Франклин в 1850 году одновременно со всеми остальными судами и единственный из них вернулся в Англию, не зазимовав во льдах. Командовавший им Форсайт не решил возложенной на него задачи, и потому в 1851 году «Принц Альберт» был снова отправлен, на этот раз во главе с Уильямом Кеннеди, в тот же район. Кеннеди удалось пройти там, где американцы тщетно пытались пробиться. Едва избежав опасности снова оказаться затертым во льдах, Де-Хавен вынужден был повернуть обратно и через Дэвисов пролив вышел в Атлантический океан.

Итак, американская экспедиция мало прибавила к достижениям английских предприятий 1850–1851 годов. Все, что удалось Де-Хавену и его спутникам, состояло в участии в поисках остатков экспедиции Франклина на мысу Райли и на острове Бичи и в открытии Гриннелевой Земли. Впрочем, земля эта была в том же году, но несколькими месяцами позднее, замечена и нанесена Пенни на карту под названием Земли принца Альберта. Пенни ничего не знал о приоритете Де-Хавена и, открыв землю, дал ей наименование по своему усмотрению, снабдив отдельными названиями ряд замеченных мысов и возвышенностей. Впоследствии возник между англичанами и американцами горячий спор о правах на новооткрытую землю, причем одни считали, что она должна быть названа именем принца Альберта, другие – что ей по праву принадлежит название Гриннелевой Земли. Как обычно случается в подобных спорах между людьми, представляющими конкурирующие между собой империалистические государства, и здесь были забыты не только правила элементарной вежливости, но пошли в ход доказательства и доводы в свою пользу, особенно с английской стороны, не соответствующие имевшему действительно место положению вещей. Таковы были не блестящие результаты деятельности грандиозной экспедиции Остина и отрядов Пенни, Джона Росса и прочих начальников.

Необходимо напомнить, что поисковые партии, шедшие со стороны Баффинова залива, составляли только часть тройственной экспедиции 1850 года. Встречи их с партией Неллена и с отрядом, двигавшимся со стороны Берингова пролива, таким образом, не произошло. Тем временем походы двух кораблей, проникших в воды арктической Америки последним путем, получили всемирную известность. В дальнейшем будет дано краткое описание этих экспедиций. Производившиеся ими исследования не прекращались в течение всего периода с 1850 по 1854–1855 годы.

Шел седьмой год со времени выхода в море экспедиции Франклина. Все, что дали поиски следов его, состояло в открытии места первой зимовки. Для дела спасения пропавших людей это единственное открытие само по себе не имело никакого практического значения. Отсутствие каких бы то ни было указаний относительно направления, избранного Франклином после подъема якорей весной 1846 года, поставило в совершенный тупик как присутствовавших при самом открытии, так и узнавшие впоследствии об этом британские морские власти.

Положение, и без того трудное, осложнялось еще тем, что в периодической печати постоянно появлялись различные сообщения, претендовавшие на достоверность, в которых говорилось о якобы виденных кораблях Франклиновской экспедиции, о найденных трупах или даже о спасении отдельных членов ее.

В создавшейся нервной обстановке даже самые неправдоподобные сообщения находили много людей, готовых верить им. Адмиралтейство должно было заботиться об успокоении умов и о выявлении правды. Многие ложные слухи возникали несомненно случайно, другие создавались умышленно газетными репортерами для своих бульварных листков. Владельцы мелких газеток бывали рады сенсации, сулившей им материальные выгоды. Разобраться в правильности всех слухов и сообщений было в то время задачей совсем не легкой, так как при отсутствии телеграфной связи проверка сведений на месте занимала чрезвычайно много времени и стоила очень дорого.

А сенсационные известия все продолжали поступать. Неожиданно появлялось сообщение, что участников пропавшей экспедиции видели в Сибири или на Камчатке, вслед за этим читатели газеты узнавали, что группа членов экспедиции прибыла на Гавайские острова. То и дело писали о будто бы найденных в море бутылках с сообщениями Франклина о постигшей экспедицию судьбе. При проверке всех этих слухов оказывалось, что все это было сплошным вымыслом.