Текст книги "Вечная Любовь"

Автор книги: Николай Нагорнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

И вдруг стало видно, как по твоему лицу поползли морщины, и глаза стали тусклыми.

"Опустела без тебя Земля... Как мне несколько часов прожить?.." – снова плыла долгая мелодия печального женского голоса сквозь бесконечный дождь в темноте.

Прошло несколько лет, и ты действительно умерла.

Видимо, ты решила взять на себя весь груз этого знания, открывшегося мне лишь сегодня, и унести его с собой, унести с Земли, чтобы он не раздавил меня... Ведь жить с этим грузом нельзя. Кто-то же должен был бы расплатиться за это "строительство городов на Дальнем Востоке", и заплатить своей жизнью за те жизни.

И ты решила заплатить своей, чтобы мне потом не пришлось платить своей...

И как мне теперь вернуть этот долг тебе, навсегда ушедшей?

Только одним – найти тех настоящих Старших, умевших все и знавших все.

Ты оставила меня здесь, на Земле, искать тех настоящих Старших, ушедших с Земли.

А они оставили нам в память о себе каменного Сфинкса, глядящего в даль пустыни...

Наверное, ты думала, это они – гении Суперстены, ведь ты всю жизнь любила их, верила им и мне успела передать это доверие, эту любовь в те недолгие годы, что прожила на Земле рядом со мной.

И вот эта Стена рухнула, и за ней вскрылась тьма и пустота.

Только Сфинкс смотрит в эту пустыню. У него лицо женщины, крылья орла, тело тельца, лапы льва. И он знает:

Все имеет свой смысл, но – не земной, не человеческий, не трехмерный. И жизнь измерять надо не датами "рождение – смерть", а чем-то другим...

Что же я делал все эти годы после твоей смерти?

Незаметно погружался в какой-то липкий гипноз, разлитый в воздухе этой страны, да и всего мира, жалкий гипноз сговора людей-детей, устроивших Праздник Непослушания, – ни за что не признаваться друг другу в провале всего этого их праздника и делать вид изо всех сил, будто праздник продолжается, и устраивать веселые фейерверки с запуском космических кораблей и присуждением всемирных кино-премий, премьерами спектаклей и песен, изобретениями и медицинскими препаратами, будто бы продлевающими их жизнь, о заведомом прекращении которой раньше или позже говорить было никак не допустимо, чтобы не нарушить Правила Игры, за что можно было бы попасть в желтый дом или на допрос к Надзирателям Правил.

И кто мой старик?

Из них же, Надзирателей Правил.

А кто Бабушка (княгиня Мещерская, сказать тебе шепотом, потом полу-шепотом, потом уже молча...)? Старый ребенок, испугавшийся Надзирателей Правил. Милая благовоспитанная гимназистка, учившая меня в детстве своим французским стишкам:

"– Vien, aviette moi..."

"Прилети, моя птичка..."

Гении были всего лишь люди, такие же люди-дети, как ты сама, как все. Они покорили мегаватты и мегатонны, мегагерцы и мегабайты, но покорить мегасмерть они не смогли.

Они только старались подражать настоящим Старшим, умевшим строить пирамиды и воскрешать мертвых, ходить по воде и возноситься в Небо...

Кто из гениев такое умел?

И за это последнего гения, обещавшего бессмертие для всех и не давшего, страшно наказали: заставили после смерти год за годом плавать в стеклянном гробу в формалине, а всех остальных людей-детей построили в очередь на Красной площади и заставили смотреть на того несчастного гения, как он плавает в гробу, чтобы они испугались и поняли.

Конец III части

Часть IV

Эпоха Света

Глава 15

Майя

Серые мартовские сумерки. Стоять и ждать вот здесь, у подножья лестницы парка.

Если бы и не исчезло кольцо, разве всё это не открылось бы раньше или позже? Все равно ведь ты это рассказала бы мне хотя бы перед смертью. Нет ничего тайного, что не стало бы явным... Ничего.

Взад-вперед проходят редкие прохожие. И летит далекая музыка, и поет голос отчаявшегося ангела:

– Невозможно сквозь горечь полынную возвратиться к началу дорог... И не просто уходят любимые, а уходит земля из-под ног...

Сейчас он появиться. Разве нужно убивать его? Нет, конечно... Хватит смертей, этого каскада смертей из года в год, из века в век. Только навести на него эту машинку смерти лишь для того, чтобы он сказал последнюю правду. И больше ничего. Если уж не захочет последней правды, выстрелить ему под ноги, в асфальт, и не более. И никакой вульгарной аффектации...

Вот уже слышен шум подъехавшей машины. Это он?

Выходит высокий человек в черном кожаном плаще, в затемненных зеркальных очках. Поднимается по ступенькам. Движения спокойные и размеренные. Оглядывается.

Странный у него вид... Или этот человек знает всю Последнюю Правду и откроет ее, или надо будет очень долго стрелять в асфальт, чтобы пробить такую невидимую броню, словно надетую на него со всех сторон.

– Поль!

Бельский, не торопясь, поворачивается, всматривается в сумерки. Конечно, это он.

Медленно и даже красиво сделать несколько шагов навстречу с пистолетом в руке. Белый шарф развевается на ветру.

– Это тебе за Истомину!

Но он оценил ситуацию сразу: моментальный, неуловимый для глаз жест, машинка смерти тут же вышиблена из рук, прилетели несколько ловких ударов, от которых асфальт грохнулся в лицо, щелкнула разряженная обойма, упавшая в карман плаща. Зашелестел его плащ, скрипнул песок – видимо, сел на скамейку и откинулся на спинку.

Как бы повернуться на этом асфальте, чтобы поднять лицо и увидеть, что он там собирается делать...

– Вставайте, мой юный друг. Март... Простудиться можно. Вот так. Приведите себя в порядок. Не торопитесь. Нам спешить некуда. У вас хороший вкус – придти на казнь как на праздник. А теперь садитесь рядом. Вашу руку, мой друг. Поль Бельский.

Стоит ли отвечать? Впрочем, какая теперь разница...

– Андрей Орлов.

Сжал руку, дернул вверх, поставил на ноги и усадил рядом.

– Рука болит? Ничего, мой друг. Заживет до свадьбы. Или ты меня опасаешься? Напрасно. Твой поступок достоин уважения. Ты предпочел отчаяние подчинению, а это многого стоит. Но ведь ты понимал, что идешь на убийство. И не думал о последствиях?

– Каких последствиях... Мне бояться нечего. Мне все равно уже теперь.

– Надо же, какой космический пессимизм.

Кажется, его ничем не пробить... Железобетонный человек. При этом с компьютерным быстродействием ума.

– Если бы у меня кто-нибудь спросил о моем последнем желании перед смертью, я бы сказал: "Прочесть Солженицына, чтобы узнать всю правду до конца, хотя бы эта правда меня и убила".

– Можно и такие книги найти, хотя и трудно. Статья "сто девяносто-прим" уголовного кодекса.

– Да что мне этот кодекс... Чей кодекс? Этих "народных смирителей", что телефоны любят прослушивать...

Это же просто дети, объявившие себя взрослыми и осознающими. Лишь злые дети.

– Тогда другое дело. Достанем тебе это. Только террора не устраивай, как прочитаешь. Это пытались делать в нашей стране уже многие. И покушения на генсеков устраивать, и прочее. Получишь политзону в Мордовии. Оттуда не возвращаются нормальными людьми. "И вылил Иван Денисович помои на дорожку, по которой начальство лагерное ходит".

– Могу себе представить... Дело в другом. Мне нужно узнать всю правду о том, как погибали российские дворяне, такие, как мой дед... или как боевые офицеры Белой Гвардии, или в концлагерях.

– Это меняет дело. Порода в тебе чувствуется. Но стоит ли так страдать из-за женщины?

Вы протягиваете раскрытую пачку сигарет. "Мальборо", какое-то странное название.

– Благодарю, не надо... Если загадки в женщине не остается из-за ее беременности...

– И ты решил, она беременна от меня? Богатая юношеская фантазия...

– Как? А разве вы с ней... разве у вас ничего не было? Извините, я, кажется, глупости говорю...

Да, яблоко Поля на столе и слова Наташи об их знакомстве – вот все, что было фактами. Остальное – лишь домыслы и гипотезы, лишь поиск, на ком бы сорвать зло. Какая низость с моей стороны...

И этот благородный человек со мною еще столь заботливо разговаривает после этого, словно старший брат.

– Отчего же? Вполне естественно для твоего возраста переоценивать сексуальный аспект человеческой жизни, как будто он самый главный.

– Да дело вообще не в женщинах. Сами основания человеческого разума ничего не стоят.

Вы посмотрели уже как-то иначе, словно с большим уважением.

– Сильный человек никогда не принимает женщин всерьез. Женщина дана для отдыха мужчины и для служения ему, и не более. Превозносить ее – значит, впадать в непростительную слабость. Двух вещей хочет настоящий мужчина – игры и опасности. И потому жаждет женщину как самую опасную игрушку. Но надо стать сильным, чтобы женщина притягивалась к тебе, а не ты к ней. Или вы хотите поспорить со мной, мой юный друг?

– Пока нет.

– Тогда я продолжу... С вашего позволения. Но если, конечно, мой друг не желает слушать...

– Нет, нет... Говорите...

– Вот, взгляните на этих искателей счастья – они качают мускулы, развивают интеллект, гоняются за престижными вещами, но в том ли дело? Весь этот мир, Арджуна, – лишь майя, космическая иллюзия, на санскрите. Но есть в этом иллюзорном мире столь простые истины, что они и не снились этим мудрецам. Они не в состоянии понять самого главного: счастье – это не сумма обстоятельств, а сумма своих собственных качеств. Или не так?

– Все так... так...

Какое странное, незнакомое чувство... Словно какая-то часть души отделилась и все же осталась жива своей собственной жизнью. Но это уже не "я" – это он, бывший когда-то мною, Орлов-первый... А настоящий мой голос повторяет уже с другой интонацией – насыщенной железом:

– Все так... Именно это я и чувствовал всю жизнь, но только не находил слов.

– Ты мне нравишься всё больше и больше, мой друг, мой убивец. А не поехать ли нам сейчас куда-нибудь, скажем, в "Интурист", выпить коктейль? Именно это вам сейчас и нужно, или я не прав?

– Правы... Вы правы...

Он видим уже со стороны, Бывший Когда-то Мною. Словно со стороны.

– Так что же мы ждем? Боевая колесница подана! Прошу...

Встаем, спускаемся по лестнице.

Звук захлопнувшейся автомобильной двери. Наплыв музыки из вмонтированных колонок.

И если разум не основание человека, то, может быть... может быть, есть какое-то основание прочнее разума... хоть это и звучит абсурдно? впрочем, если сам мир абсурден, и само присутствие человека в нем – абсурдно, то... то в абсурде и надо искать основание! Вот этот спокойный сильный человек за рулем рядом – он-то знает, что весь этот мир – лишь иллюзия, и тем не менее – живет! Что-то же дает ему силу жить. Что?

По крайней мере, надо хотя бы выяснить, что. А сделать себе "ресет" главного жизненного процессора – это никогда не поздно.

"Боевая колесница подана"... Странно это звучит. И сама эта машина кажется нереальной, и сама поездка вместе с ним куда-то...

Город плывет за стеклами машины... Да город ли это?

Это пустыня, уходящая за горизонт.

Зал заполняется людьми. Идет бурный танец. Между танцующих снует официант с подносом. И слышно со всех сторон: "Привет, Поль!", "Добро пожаловать, Поль Эдуардович!"

– Будьте непринужденным, мой друг. Весь этот мир создан для вас так же, как и вы для него.

Между тем, на стол уже накрывается белоснежная скатерть, ставятся приборы. Поль идет, очевидно, на свое привычное место.

Подбегает официант, записывает, убегает.

– Нас с тобою, мой друг, окружают слабые недалекие люди. Стоит лишь проникнуть в их души, что не столь уж сложно, и они предстанут перед тобой как карточный расклад. А человек устроен до смешного просто...

Принесли коктейли, вазу с фруктами, шампанское.

Странное стечение обстоятельств... Лишь полчаса назад вспоминал ту бесконечную ночь под дождем и детское прозрение на мир людей-детей, объявивших себя взрослыми... Значит, и он это тоже когда-то понял, этот человек напротив за столиком...

– Да, как компьютер: блок желаний, блок эмоций, блок питания, блок анализа... И все их сознание не более чем компьютерная программа...

– Я рад – мы понимаем друг друга все лучше и лучше. Да, блок желаний... И такие в большинстве своем мелкие и пошлые желания. Какой-нибудь розовый кафель, синие джинсы, красный диплом, золотая медаль... Стоит лишь поманить их призраком исполнения их желаний, и они готовы для тебя на все... Ты, мой друг, плаваешь в мире изящных искусств, но не лучше ли быть ловцом, нежели рыбой?

– Да они и сами не хотят, чтобы их распрограммировали. Они предпочитают жить в гипнотическом сне и счастливы этим. Я был идеалистом. Я хотел помогать им стать свободными... Да зачем же! Пусть они и дальше будут такими, как есть, и в этом качестве исполняют свои обязанности. Так и должно быть. И служат свободным людям, обладающим само-осознанием.

– Нужно лишь быть справедливым с ними и великодушным. И не надмеваться над ними. Они такими созданы. И если они хорошо и честно служат, большего от них и не требуется. В этом их эволюция, в этом их путь к свободе. Другое дело, если они начинают бунтовать и требовать себе прав и свобод, не зная на самом деле, для чего это им, а лишь из зависти. Тут надо уметь их усмирить без ненужного кровопролития. Впрочем, бывает необходимость и в кровопролитии, если дело заходит слишком далеко.

Как дворяне всех времен и народов всегда это и умели.

– Когда они бунтуют...

– Да. Не позволять же стенькам разиным устраивать всеобщую деструкцию.

– Но сейчас едва ли не пол-страны таких, готовых хамить развитому человеку, когда ему даже нечем теперь защитить свою честь, как в прежние века – ни шпаги, ни пистолета.

– Не совсем так. Всякий разумный человек может развить в себе способность прямого воздействия на сознание таких бесноватых. С помощью определенных потоков биоэнергии. На самом деле даже не на них самих, а на негативные энергетические сущности, завладевшие такими людьми. И тогда проблем нет. Такие демонические личности сразу чувствуют человека, имеющего Силу. И становятся тише воды, ниже травы. Ты о психо-тренинге Кастанеды слышал что-нибудь?

– Нет, ничего.

– А о медитациях дзен, об астральном каратэ?

– Тоже ничего. Но я готов все это изучить, если это дает такую Силу.

– Вот и прекрасно. Этим и займемся. Людей, способных к таким практикам, не столь уж много. А ты в потенциале весьма способен. В этом твоя ценность.

К столику вдруг подходит молодой человек в джинсовом костюме:

– Хеллоу, Пол! Как там наш "Шарп"?

– Вполне благополучно. Данович дает за него то, что мы хотим.

– Ты гений, тебе в Нью-Йорк пора на биржу.

– Зачем такое нетерпение? Лучше быть вторым в нашем Старом Городе, чем десятым в Нью-Йорке.

Молодой человек уходит, и Вы снова поворачиваетесь ко мне:

– А теперь, юноша бледный со взором горящим, дам тебе самый главный совет: познай самого себя.

Отвергни, о Арджуна, страх и бессилье,

Восстань, чтоб врагов твои стрелы разили.

Мудрец, исходя из законов всеобщих,

Не должен жалеть ни живых, ни усопших.

Лишь тот, ставший мудрым, бессмертья достоин,

Кто стоек в несчастьи, кто в счастьи спокоен.

Где чувства господствуют, там вожделенье,

А где вожделенье, там гнев, ослепленье,

А где ослепленье, ума угасанье,

Где ум угасает, там гибнет сознанье,

Где гибнет сознанье, да ведает всякий

Там гибнут сыны человечьи во мраке...

В бездействии мы не обрящем блаженства,

Кто дела не начал, тот чужд совершенства.

Разумный, ученье мое постигая,

И веря, что эта стезя есть благая,

Без ропота действуя долгие годы,

Одним лишь деяньем достигнет свободы.

А тот, кто мое отвергает ученье,

Кто ропщет, к мечтам лишь питая влеченье,

Погибнет, безумный, познанья лишенный.

Ты понял ли, Арджуна, эти законы?

– Что это?

– "Бхагавадгита", часть "Махабхараты". Основа культуры древних ариев. Пять тысяч лет назад Кришна открывает Арджуне законы развития Вселенной. По сравнению с этим вся европейская наука последних веков – просто детский лепет. У ариев уже были реактивные летательные аппараты – агнихотры. И аналог атомного оружия – аннигиляторы "Брахмастра". До такого здешние мудрецы еще не додумались.

Вот это шок.

На Земле ли я нахожусь?

Кажется, сегодня – главный день жизни... Колумб доплыл до своей обетованной земли.

Вот след Настоящих Старших...

Вы знаете о них. Вы мне можете это открыть.

Глава 16

F = – F

Вечная река течет и течет за окнами этого зала, сквозь которые видна построенная в прошлом веке набережная. А по вечной реке плывут льдины, как двести лет назад, как триста лет назад, как пять тысяч лет назад, до пирамид и Сфинкса, до Улисса и Эдипа, до Авраама и Моисея, до Вергилия на форуме и Данте во Флоренции, до "Голоса Америки" и Гулага, кораблей "Аполлон" и "Боингов"...

И что изменилось с тех времен? Ничего.

Рабы фараона сидят у котлов с мясом в тайге.

Цирцея превращает спутников Улисса в свиней. Они становятся Надзирателями Правил.

Тесей блуждает по Лабиринту Минотавра, похожему на системную плату компьютера.

Миллион лет назад Брама сотворил из своей головы мудрых брахманов, из своих рук – сильных кшатриев, из своего живота – хозяйственных вайшьев, а из ног – шудр, чтобы они были слугами всем.

И шудры взбунтовались против всех, кто выше развитием. И заставили служить себе по Правилам Игры.

Но Брама нашлет на них за это новый всемирный потоп. Не водный уже, а огненный. И это будет называться Армагеддоном.

Оружие Брамы. Время подлета от запуска до цели двенадцать минут по орбите.

Брахмастра.

Хотя, причем здесь Брама?

Адам вмещал в себя все души будущих людей Земли. Когда его душа разлетелась на бесконечные осколки в миг грехопадения, тогда сознание, что было частью мозга первого человека, переселилось в людей мыслительной деятельности, сознания сердца – в людей любви, сознание пальцев переселилось в людей ручного труда... Вот и все.

И все люди должны будут встать на свои места в сверх-организме единого Адама и не рваться на чужие – занять их они все равно не смогут.

Но вечная река течет и течет. Мудрой реке все равно.

– "Кто ропщет, к мечтам лишь питая влеченье..." Это про меня...

– Именно. Ты ведь и был готов уже погибнуть, лишенный сознанья.

– А кто был этот Арджуна?

– Потом ты узнаешь и это. В чем, по-твоему, заключается миссия культуры всех времен и народов?

– Избавить человека от низких чувств и развить высокие...

– А если еще точнее? Поставить всякие чувства, и высокие, и низкие, под контроль... чего?

– Но ведь не интеллекта же, наверное?

– Смотря какого... Вот в этом и дело. Смотря какого по качеству. Во всем и всегда есть свои причины и свои следствия, ты согласен?

– Не знаю уже... Впрочем, конечно. Гипотетически можно допустить... Хоть нам от этого и не легче...

– А легче нам будет, если мы поймем: причинно-следственные законы действуют не только в физике и химии, но и в нашем сознании. И они порождают все наши внешние ситуации, в которые мы попадаем. Не желая того и не подозревая даже, что это мы их сами создали своими прошлыми состояниями сознания. И эти ситуации и обстоятельства нам даются, чтобы мы сами увидели в себе ошибки собственного сознания – совершенно свободно и не под чьим-то нажимом, когда страдаем от их последствий.

Вы остановились, замолчали и обернулись к окну, открытому к вечной реке. Затем снова ко мне и продолжили, но уже с другой интонацией:

– Всемогущий Создатель Вселенной есть Всеобъемлющий Энергетический Интеллект, всё пронизывающий Собой. Он создал этот закон воздаяния миллиарды лет назад. Этот закон на Востоке называют кармой. А в Библии – просто Законом. Поскольку все остальные законы производны от него. Он был известен всегда, сколько человечество существует. Он универсален и вездесущ. Он все определяет. От него не скроешься. Помнишь миф о Немезиде?

– Да, неумолимое мщение...

– Это и есть Закон Воздаяния. "Не делай другим того, чего не желаешь себе". Но последствия своих поступков можно изменить сменой установок сознания. Во что мы верим, то мы и получаем. И когда мы усвоим этот Закон, и наш разум его свободно признает, тогда наш разум и становится другим. Как зерно, промоловшееся сквозь жернова, становится мукой и никогда снова зерном уже стать не может. Что же касается Бхагават-Гиты, можно ее и не изучать, можно пойти прямым и кратким путем прямо к Закону и пророкам и не тратить сил на системы Востока, буддизм, астрологию и прочее. Но не все это могут.

Так вот в чем сущность этого изменения разума...

Да, действительно, всё очень просто: сами мы и есть источник собственных бед. И признать этот закон – и значит: проявить благородство...

Князь Мещерский... Смешно и подумать-то... Кому всё это теперь нужно... Впрочем, Закон... Причинно-следственный ряд. Программа судьбы, если можно так сказать... Хотя, кажется уже начинает развозить от этого шампанского, что мышлению не мешает, конечно же... Просто сам стиль мышления становится каким-то совсем другим, каким никогда не был. Логические операции над сверхлогическими тезисами и предикатами...

– Так это же просто третий закон Ньютона! Но только в мире сознания!

– Конечно. "Действие равно противодействию". А что касается репрессий, то все, кто расстреливал, писал доносы, ссылал – делали это из страха и под гипнозом. Не напишет – его самого расстреляют. Все это просто исполнители, они лишь выполняли приказ. И осуждать их, обвинять – лишь брать на себя их грехи. Таков духовный закон: если кого-то осудил, его грехи перешли на тебя. Все эти события были развязкой узлов – расовых, сословных, конфессиональных, накопленных за две тысячи лет. А последствия грехов – это нечто материальное, но из материи более тонкой, чем физическая, они не могут испаряться в воздух, их нужно отработать страданиями. Все.

Все самое сложное должно оказаться самым простым. Как расщепление атома.

Надо паузу устроить. Чтобы привыкнуть к самой этой мысли.

Вот где источник этой силы Вашей, гениальный Вы человек...

Это непобедимая идея. Она логически несокрушима. Да более того: она и есть фундамент самой логики.

– А неравенство способностей? А гибель детей?

– Родовые чаши греха. Сбила машина мальчика. Бедный мальчик, думаем мы... А его дед был в тридцатых годах штандартенфюрером или "дознавателем" НКВД. И останься жив этот мальчик, он стал бы еще страшнее своего деда, поскольку неосознанные родовые грехи могут только накапливаться и утяжеляться.

Весь зал с его окнами и зеркалами словно вздрогнул на миг.

Да. Иначе не может быть. Иначе мир – просто игра случайностей. Слепой фатум. "Неисповедимые пути", в которых нет справедливости, и бывший палач не может знать, за что он становится жертвой.

Это и есть Правила Игры. Но настоящие. А не те, придуманные Надзирателями.

Что мы вообще знаем о мире... Во всяком случае, действительно, было бы смешно думать, будто Вселенная появилась и развилась сама собой, а не есть творение какого-то непостижимого пока для нас Высшего Разума, достигшего миллиарды лет назад такого величия, что сама эта Вселенная стала в некотором роде Его телом...

Так и все, со мной происшедшее, тоже расплата за что-то... И то, что когда-то с дедом... В прошлом веке он мог воспитывать своих крепостных розгами и продавать их за три рубля, в этом веке его бывшие крепостные стали его воспитывать в подвалах ГУЛАГа... "Эф равняется минус Эф".

Но если они перестарались, их в свою очередь тоже кто-то будет "перевоспитывать" когда-то, в других мирах, пространствах и временах.

– Потому и "не должен жалеть ни живых, ни усопших"?

Вы молча кивнули в ответ.

Но что это? Зачем эта юная дама подлетает к нашему столику... Из какой-то другой реальности...

– О, Поль, ты совсем забыл нас!

Она грациозна, легка, изящна... Чем-то похожа сразу на всех западных кинозвезд... "С летнего неба вечером поздним прямо в ладони падали звезды"... Она только помешает нам. И не даст додумать до конца...

– Познакомься, Люси, это мой новый друг, подающий большие надежды: Андрей Орлов, серьезный поэт и большой артист, как я убедился, а это – звезда ночного Города Люси.

– Очень рада! Какие у нас планы на вечер? – улыбнулась упавшая звезда, поднимая бокал.

– На вечер... Я улетаю в Белый Город с Голубыми тротуарами, где Золотоволосые Дочери Солнца превращаются в Волны и Чаек...

Лучше бы решить Вам, павшая звезда, что юный друг Поля совсем... "Out of mind". "Вне ума". По-русски так просто и не скажешь. Но смысл именно тот.

– Я же говорил, что он поэт... А пока я, с вашего позволения, ненадолго отлучусь...

Поль отходит куда-то к стойке бара, с кем-то здоровается, разговаривает, но кажется, будто краем глаза все-таки наблюдает за нами. Видимо, опасается за меня. Напрасно... Впрочем, ладно. Пусть. Он имеет на это право. Он Победитель.

– А знаешь, я тоже умею превращаться в Волну и Чайку... Я могу превратиться для тебя в кого угодно...

Странно. Не один же я такой "вне ума". И Вы, Люси, тоже ненормальная. Как хорошо...

Где-то там, в другой далекой реальности, на маленькую сцену вышли музыканты, и начался медленный блюз. Люси вопросительно взглянула. Видимо, ждет, не приглашу ли ее на танец. До танцев ли сейчас...

Она, очевидно, что-то поняла и пошла одна между столиков к сцене. "И медленно пройдя меж пьяными"... Теперь понятно, отчего пил Блок, гигант Суперстены. Когда он, видимо, понял, что на самом деле вовсе не гигант, а просто один из людей-детей, всего лишь один из... А все его отлеты ввысь, в миры принцесс и рыцарей – только иллюзион. "Посмотри, подруга, эльф твой улетел".

Люси начала танцевать одна, как будто лишь для меня. Потом она стала уже солисткой этого гипнотизирующего танца – в центре круга, и зал завороженно следит за ее движениями. И открываются тайны какой-то другой красоты – совсем не той, что была у Вас, женщина из мира свободы... Какой-то очень земной, слишком земной, слишком человеческой, да уж что теперь... В абсурдном мире все так и должно быть: развернутым вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов.

Простите меня, Ирина Истомина... Неужели готов просто забыться с любой женщиной, что окажется рядом, все равно с какой? Да нет, конечно же. Надо не забыться, надо наоборот... вспомниться.

А это кто продирается сквозь зал? И зачем? Наташа? Видно, тебе пришлось преодолеть немало, чтобы появиться здесь. Растрепанная, разгоряченная, из какой-то третьей или четвертой реальности, настолько неуместная и лишняя в этом сверкающем разноцветном зале, в этих сбитых сапогах, вязаной шапочке на разлохмаченной прическе... Кого ты ищешь? Меня? Но... зачем же?!

И вот уже подлетела, подбежала:

– Андрей, пойдем из этого вертепа! Я видела, как этот тип тебя увез. Я звала, а ты не слышал! Пойдем скорее, ты здесь в такую грязь влипнешь, что потом никогда уже не отмоешься!

Остудить весь ее пыл, чем скорей, тем лучше.

– Ты меня спасать прибежала? Как смешно...

Скорее, тебя спасать надо, живая ошибка природы... Логическая ошибка... Понимаешь? Тебя.

– Ты уже пьян...

– Напротив. Я только что протрезвел. А был пьяным всю жизнь. Но такие, как ты – до сих пор еще пьяны...

Между тем, вокруг Люси уже медленно вращаются танцующие пары, и сюда, в этот затененный угол, никто не смотрит.

Странно и подумать – мы виделись лишь несколько часов назад, но прошла секунда – прошло десять тысячелетий.

Мы виделись с тобой еще там, в том навсегда уже ушедшем тысячелетии беспомощных людей-детей, пляшущих под дудки Надзирателей Игры... Пляшущих "Половецкие пляски" и "Танцы с саблями" под "Волшебные флейты" Вольфганга Амадея среди "Корабельной рощи" Шишкина утром стрелецкой казни в военно-цыганском ансамбле имени братьев Карамазовых.

– Я не обижаюсь на тебя... Ты сейчас сам не понимаешь, что говоришь.

Танец закончился, и все расходятся, не обращая внимания ни на тебя, ни на меня. Всего лучше выйти с тобой в фойе, чтобы не привлекать внимания. Этого еще только не хватало...

– Пойдем, Наташа. Поговорим там, – кивнуть тебе на двери, отзеркаливающие разноцветный зал.

Ты пошла за мной в какой-то растерянности. Двери промелькнули мимо. Вот здесь, в пустом фойе, можно и присесть.

Швейцар у закрытой уличной двери на миг взглянул в нашу сторону и снова сонно отвернулся к безлюдной набережной за стеклами.

Кто ты? И зачем ты пришла? Откуда ты? Куда твой путь лежит? Ты посол мира Гениев Суперстены, представитель рухнувшего мира, чрезвычайный и полномочный...

Два Орлова отражаются в твоих глазах. И словно сливаетесь вы, три женщины, в одну: Ирина Истомина-Элен-Наташа...

Кто вы, Гиганты Суперстены? Тоже лишь люди-дети, лишь очень талантливые дети. Как вы понимали законы судьбы? Как фатальные случайности... Это и есть детство разума... Сон разума, рождающий чудовищ.

Прошла секунда. Прошло десять тысячелетий.

Прощание с еврокультурой.

Новый ритуал. Аналог инициации: превращения во взрослого.

Вечная река так же течет и течет за окнами фойе, как и за окнами зала, как и за окнами машины, что принесла нас сюда лишь час назад...

– Скажи мне, чего ради ты загубила свою молодость? Открывать в каждом человеке Моцарта? И ты решила потратить всю свою жизнь на эти нелепые мечтания? А много Моцартов ты открыла? Много Эйнштейнов?

Была бы ты такою, как Люси, насколько же стало бы проще тебе жить... Жить "на этом" краю пропасти. Просто ловить мгновения и срывать "цветы удовольствий"... Или уж такою, как Поль. Понимающей все... На том краю пропасти.

Но ты захотела перепрыгнуть пропасть в два прыжка. И первый уже сделала.

– Андрей, ты еще настоящих людей не встречал... Ты не понимаешь... Себя самого не понимаешь...

Что тебе сказать? Что тебе объяснить? Что лучше горе от ума, чем горе без ума?

– Для появления одного Моцарта нужно десять тысяч лет.

Ты уже приготовилась снова сказать что-то горькое и разгоряченное, но вдруг осеклась, словно зависла в своем прыжке над пропастью и вдруг оглянулась вниз.

И увидела эти десять тысяч лет и миллионы людей, что пахали землю и воевали, строили города и штурмовали крепости, снаряжали корабли за Золотым Руном и осаждали Илион с гневом Ахиллеса, Пелеева сына, высекали Законы Ману на золотых таблицах и надевали латы в крестовый поход, сооружали Сфинкса и доказывали теорему Фалеса, грабили Рим и уходили в монастыри, убивали и рожали, смеялись и плакали, ставили "Гамлета" в Стратфорде и "Эдипа-царя" в Афинах, болели и умирали, готовили пищу и дрались, учились нотам и буквам, цифрам и формулам, ревновали и мирились, целовались и ссорились, а незаметные никому предки будущего Моцарта были всего лишь то виночерпиями у Гектора, то оруженосцами у Ричарда Львиное Сердце, то послушниками у Фомы Аквинского, то переписчиками у Данте...

И мы с тобой просто сидим и смотрим друг на друга. Мы только молчим. Или ты поймешь все без слов, или не поймешь никогда.

Люси вдруг выходит из зала и неспеша идет к нам, садится рядом, слегка прижимается сбоку. Вот и прекрасно, в конце-то концов... Хоть отвлечет все на себя.

– Наташа, с Люси лучше пример бери. Так проще.

– Ты что же, моего Поэта отбить хочешь? – лениво улыбнулась Люси.