Текст книги "Вечная Любовь"
Автор книги: Николай Нагорнов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Но как быстро пойдут в воздух сверхзвуковые реактивные машины вертикального взлета с палуб атлантических авианосцев бывшего королевства Корнуолл, сколько секунд понадобится рыцарям-розенкрейцерам бывшего королевства Пирадор, чтобы надеть кислородные маски, стратосферные скафандры и шлемы виртуальной реальности, если только в далекой непонятной Гиперборее снова начнется диктатура...
И будет идти по прямой, прочерченной радарами в стратосфере, стратегический бомбардировщик Пирадора и Корнуолла, и будет петь в стерео-наушниках командира корабля певица России и Франции:
"Алая как земляника
Капля вина на губе...
Мадмуазель Вероника
Танцует с тобой, поет о тебе..."
Воины остались сейчас, в двадцатом, теми же, что в двенадцатом: у кого из этих виртуальных рыцарей в кислородных масках не дрогнет сердце от одного взгляда на этих ажурных гурий, бесконечно-пра-пра-внучек пра-отца Иафета... Но их чувство долга не дрогнет. Не дрогнет их Любовь к Создателю Вселенной.
От реактивных турбин в небе Корнуолла и Рутении останется белый пушистый след, похожий на ослепительно-снежные страусовые перья этих милых принцесс из Великой Британии...
Так великий Создатель Вселенной поддерживает равновесие между Востоком и Западом.
Так архистратиг Михаил держит длань на пульсе планеты.
In deinem Denken Leben Weltgedanken...
In deinem Fuhlen weben Weltenkrafte,
In deinem Wollen wirken Willenswesen.
Оруженосец Горвенал может теперь отдать команду поднимать ракеты Корнуолла в воздух, но как хочется верить, что этого никогда не случится...
Там, в нашем с тобой незабываемом двенадцатом, снова, и снова везет корабль в Корнуолл золотоволосую принцессу. Я опять на тебе женат, вечная фея Рейна. Знаешь, сколько идет крылатая ракета от Корнуолла до нас?
– Siivulane rakett... – улыбнулась ты со зловещей арийской воинственностью.
Меч Лоэнгрина...
Оружие Парсифаля...
Ваш дух ослабел, потомки рыцарей? Вы забыли, как следует называть ваши ракеты? Вы забыли о высшем виде оружия, доступном планете Бхараталока, назвавшие ее просто планетой Земля?
Брахмастра. Так это было названо. Тонко-материальная бомба направленного действия. Оружие Архангела Михаила
Прошло слишком много столетий. Не помнит почти никто...
От этой памяти остался лишь седой след реактивных струй в небе над королевством Пирадор...
А знаешь, как плавно сверх-звуковой Экзюпери поднимает свой пассажирский "Боинг-747" над Манхэттеном? Помнишь, как ставили статую Свободы?.. Помнишь, как этот город основали первые колонисты, сойдя с борта парусника? Этот корабль назывался "Мэйфлауэр", "Майский цветок", верно, хоть ты и говоришь, что забыла корнуолльский, тем более, его пирадорский диалект...
– Maiu lill, – ответила ты...
"Зачем тебе свобода? Ты и так свободен..."
Нас, генералов рыцарских орденов, изменить нельзя. Нас можно только... уничтожить.
Рыцари Неба Двадцатого века... Эти взгляды в полете устремлены за горизонт жизни и смерти, по ту сторону мира со всеми его обитателями, и кажется другой берег Смерти не устоит перед ними.
Они пройдут сквозь грань смерти неопалимыми, несокрушимыми, непобедимыми и снова вступят в этот мир, снова ворвутся – за пределами трех агоний... Пронесутся сквозь звездный шквал, разрежут в кипящем натиске световые годы времени в секунде пространства – чтобы снова и снова мчаться над миром всадниками Апокалипсиса, воинами Армагеддона. Отводят взгляд люди-дети, глядя на вас сквозь дымную мглу – их глаза способны видеть лишь в сумерках, их зрачки не могут перенести сияния ваших энергий, и шапки падают с их запрокинутых голов, устремленных к вам, но достигнуть вас они смогут лишь через тысячи лет, когда вы будете поднимать их души из миров искупления...
E = MC2. "Energy equals Em See-Square". "ЭНЕРДЖИ ИКУЭЛЗ ЭМ СИ СКУЭАР".
Энергия – миля в секунду в квадрате.
Кто устоит перед вами, Рыцари Неба? Вы пройдетесь огненным столпом по телу Древней Планеты, и вот как закончится мир: не взрывом, но Светом.
И снова, и снова служанка Изольды наливает в чашу для яда любовный ток. И снова синяя молния пронзит небо над вечным, холодным Балтийским морем, родившим тебя, полярная ледяная Афродита, выходящая из айсбергов.
Снова и снова зазвучит эта электронно-стальная вибрация струн: музыка Ледовитого океана. Это идет корабль – туда, в мир вечных льдов. Но знаешь, как ревут потоки водородного пламени ракеты-носителя, когда "Аполлон" – реактивная машина Корнуолла – идет по вакууму к Луне?
Кто увидит, как генерал ордена розен-крейцеров отдаст приказ поднимать ракеты класса "Земля-вода-воздух-огонь"?
Кто увидит, как светится женское тело, сотканное из прозрачного блестящего льда?
Кто увидит искусственный шелк белых снегов зимы, надетых на эту женщину вместо бархатной нежности?
Кто представит черные ажурные узоры, бегущие по женскому телу как паутина трескающегося льда? – ведь сейчас за Северный полярный круг пришло вечное Лето.
Вот она, Изольда изо-льда.
Это не женщина. Это легенда о женщине, сотворенной из цветов.
А если все умрет? Любовь оставит след,
Ярчайший в мире свет, как сотни тысяч солнц...
Другой любви его вовеки не затмить...
О сколько ярких солнц... Они так горячи...
Повсюду их лучи, чтоб нас испепелить...
Опять, опять, опять...
Сколько столетий будет плыть по водам вечного Рейна этот золотой женский волос?
Снег оставался белым, вода прозрачной.
И снова электронная музыка текла приливами и отливами надежд.
Как кинокадры, каждый из которых...
P.S.
Thank you for the music, my ever friend knight Fire-Moss: (Feuer-Moos): Спасибо Вам, мой друг, Рыцарь Огненного Моха – Вас приветствует Рыцарь Зеленой Горы, в XX веке фон Грюнберг.
Глава 11
Иномирные радуги
Трансформа времени в вечность
Снова и снова нужно вспоминать, как и всегда утром, кто я. Где я. Зачем я. Но сейчас, в невероятной предрассветной тишине, звенящей среди первых отсветов в облаках восходящего из-за горизонта Солнца, твои слова обволакивают пеленой, словно утренний туман над вечной рекою, и что-то внутри просыпается: это я, это со мной ты говоришь, и еще не понимаю, о чем, еще не пробудилось всего того, что называется мной...
И как же не хочется пробуждаться от этого чудесного сна, моего и твоего, от сна, что вовсе не был сном... Но сегодня будет что-то еще прекраснее.
И становится сном мягкой радости апрельское утро, и становится чудом таинственное блуждание по зыбкой грани сна и яви, и загадочность темнеет в глазах твоих, когда ты прислушиваешься к чему-то новому в твоей душе, и Солнце медленно восходит словно в дар для нас двоих, и снова твои стихи мне в подарок:
– И море будет синее, и день голубой, и сядут чайки белые на белый прибой. Нам с первого слова покажется снова, что мы сто лет знакомы с тобой.
Но надо сделать какое-то сверх-усилие духа, сверх-прорыв, иначе вся наша с тобой тайна незаметно погрузится в дух мира сего, превратится просто в кукольный домик "счастья" людей-детей, а этого быть не должно...
Теплый ветер. Тишина и безлюдье. Красное сонное солнце встает из-за деревьев парка – уже начинается день. Но воздух еще чист от дымов и шума машин.
Куда же мы сейчас? Да, мы едем к твоим подругам в Студгородок. Шесть утра, троллейбусы идут только из парка в центр – мы сядем и поедем кругом через весь город.
"Flying around in the sky" – колея, уходящая в небо, поднимает, чтобы сбросить и снова поднять...
Троллейбус мягко укачивает, и мы с тобой незаметно засыпаем, и вот уже едем обратно из центра к плотине, проезжаем Студгородок. Пора выходить.
Сонный квартал студенческих общежитий. Словно в той совсем уже забытой первой юности, где искал Ирину Истомину в ее общежитии и находил Наташу с ее утопиями.
Идем по каким-то коридорам в холодном полумраке, поднимаемся по лестницам, и мы уже в какой-то комнате у твоих подруг, гора косметики на столе у зеркала, и они почему-то так любят меня и тебя, так рады нам, такие симпатичные и милые... Берешь свой тональный крем и намазываешься им словно хочешь надеть живую маску.
– Нажемилась! – рассыпалась ты смехом. – Посмотри, на тюбике: косметическая фирма "ЖэМэ", Париж-Москва.
– Поедем снова ко мне, – тихо говорю тебе. – Пусть сегодня у нас с тобой будет что-то важное, очень важное и необычное, чтобы этот день запомнился навсегда.
И мы опять уезжаем. И такси летит через мост над железной дорогой, через Академгородок и бесконечную плотину, мимо парка, мимо кладбища...
Вот мы и снова дома.
Аппарат фотографирует нас автоспуском, вспышка заливает светом утреннюю комнату, где в воздухе еще реют видения корабля, плывущего в королевство Корнуолл сквозь время и вечность.
И ты садишься поиграть мне твою нежную плавную музыка на моем старом рояле.
Из своей комнаты нам навстречу выходит бабушка. Ей нелегко идти, она садится на диван, глотает таблетку.
– Ты в храм? Ну да, праздник... Сколько лет я там не бывал с тобой... Но что-то в этом было...Чего нигде нет и не бывает.
– Конечно, не бывает. Я пойду. А вы – будьте счастливы друг с другом.
– А если мы Вас проводим? – спросила ты вдруг у нее и вопросительно посмотрела на меня.
– А почему бы и нет? Может быть, это нам и нужно...
Река шумит за стеной храма. Мы с тобой придерживаем Бабушку под руки, она поднимает взгляд к иконе над входом и беззвучно шепчет молитву. Потом просит тебя повязать голову, и отдаю тебе для этого свой шарф.
Входим в каменные белые ворота, идем мимо маленького сада по узкой дорожке, такой знакомой с детства, такой забытой...
Бабушка просит пожертвовать нищим. Подаем с тобой деньги в протянутые руки, в кепки, лежащие на ступенях.
– Благослови вас Господь, добрые люди, – говорят нищие и крестятся.
Звучит литургический хор, словно из надземных миров, куда три века назад ушла прежняя Святая Русь и оставила лишь свое непостижимое отражение невидимым Градом Китежем в водах озера Светлояр...
В полутьме Храма горят свечи. Их становится все больше и больше.
Оставляю тебя рядом с Бабушкой и медленно иду к алтарю, к золотистому свечению и эху, плывущему ввысь под своды куполов.
Высшая Сила...И люди Ей бросают вызов всем своим нелепым самодерзновением... Теомания, безумная жажда самому стать богом вместо Бога, самому все решать в своей жизни, самому ставить себе цели и определять ценности... Зачем?
Он судит нас и милует. Высший Разум... Он установил Закон воздаяния... И Он же ведет нас к свободе. И Он дал мне эту женщину, и Он волен снова оставить меня без нее, если это поведет к большему благу для всех... Что было с Давидом после встречи с Вирсавией? То же, что со мной сейчас... И ведь все устроилось к лучшему. Надо признать вину. Лишь признать вину. И тогда все простится и все устроится... Да, признаю.
И никакой вины больше нет. И Любовь Неба выше Закона расплаты.
Вечная Любовь.
Что же это напоминает? Белые сны прозрачных весен пятого года жизни на Земле, сны, словно чудесные воспоминания о чем-то пред-земном... Андрей Рублев, забрызганный белой известью, в просветленной задумчивости читает по памяти маленькой девочке-княжне "Любовь долготерпит, любовь не надмевается..", а та просто смеется от радости, ничего не понимает и брызгает на него молоком из глиняного кувшина. Вокруг – белые стены только что побеленного храма, где еще нет никакой росписи. В воздухе медленно парит белый пух.
Словно в предчувствии Небесной России, ангельской страны будущего...
Человек способен увидеть в других людях только проекцию своих собственных грехов.
Но если он их не совершал в реальности?
Это значит лишь одно: он совершил их в своем воображении, тайно, внутренне, и готов их совершить явно, внешне. Но саму эту готовность усиленно вытесняет, выталкивает в подсознание, сублимирует, рационализирует, проецирует на других людей. Фрейд знал, о чем говорил...
А здесь, в церкви, одни люди-дети приходят каяться только лишь в своих явных, личных грехах, перед другими людьми-детьми, прошедшими рукоположение в священство, как это теперь принято – это снова детская, наивная попытка обмануть ангелов правосудия: человек в воображении своем, быть может, угробил всю Землю в атомной войне, а будет каяться в том, что украл три рубля.
И это совсем не евангельское "Будьте как дети". Это земной инфантилизм.
А после трех некаявшихся поколений четвертому остается или вымирать и вырождаться, или начать всеохватное покаяние в родовых грехах всех ушедших поколений, а не только в личных, явных и вытесненных.
Лишь так и наступит Эпоха Света, она не придет сама, механически, как это представляется с точки зрения космических доктрин вроде астрологии или теософии. Но когда она придет, все, не приготовившие себя к ней покаянием, не смогут перенести этот Свет. Он их сожжет.
А что такое грех? Это все, что уменьшает в человеке Вечную Любовь.
А добродетель? Все, что увеличивает.
И что такое Церковь? Это не социальный институт. Это единство всех святых Неба, вошедших в Вечную Любовь, и – стремящихся к Вечной Любви на Земле, каких бы конфессий ни придерживались они.
После Фрейда, после мировых войн, после концлагерей христианство изменится полностью и станет Вечной Любовью.
И не стану ждать, пока социум дозреет до этого.
Надо идти вперед самому, к христианству Двадцать Первого века, никого не дожидаясь. Тогда постепенно и другие пойдут следом.
Надо сделать духовный прорыв – напрямую ввысь! Открыть Небо, закрытое от Земли пеленой человеческих грехов, прорвать всю эту пелену, прорвать кору обрядности, омертвелой ритуальности, иссохшего догматизма и начать обращаться к Небу своими словами прямо из сердца:
Открыто Небо! Славьте Бога, верные Его!
Свят, Свят, Свят Господь на небесах! Осанна в вышних.
Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя. Слава Тебе, Боже!
Слава Тебе, Боже наш, слава тебе!
Коронованная Царица Светов, слава Тебе!
Слышите, слышите – пение херувимов над жертвенником святоиерусалимского Святилища.
Славьте Богородицу, Госпожу и Владычицу нашу Деву Марию, ибо Ей ныне придана державная Эгида над вселенной!
Ангелы над скинией. Бдите, стражи параклитские.
Воспоем песнь Приснодеве:
Миродержица вселенной, Благовестница Завета, окорми народ свой и отверзи двери покаяния всем.
Слышите, слышите – благословен Собор Пречистой Девы, святые трех Заветов, архистратиги, ангелы и воины Ее!
Печати Агнца на челе и в сердце, печати Агнца.
Печати Духа Святаго. Печати Духа Святаго. Печати Духа Святаго.
Волны, волны, волны Духа Святаго.
Преизобильная благодать на верных.
Благословение всем.
Вознесение воинской хоругви Приснодевы.
Белое Евангелие – вселенское благовестие.
Белая Купель – вселенское покаяние.
Белая Купина – вселенское Преображение.
Белый Крест – и утешение всем.
Открыты двери горнего ковчега, войдите, верные.
О Царица Неба и Земли, приведи нам на ум грехи наши, сотри имена наши из свитков искусителя и запечатли их в Книге Блаженств, покоящейся на Твоих руках.
Отрекаемся от сатаны и всех дел его.
Радуйтесь, радуйтесь, прощены вам грехи ваши... Не грешите больше.
Пречистая победит, истинно так!
Огненный щит, ангельский покров, неколебимая Эгида.
Век святых! Сила праведных!
Опускаются венцы на венчанных. Благословение всем.
Какое потрясение...
Словно в это время Открытого Неба попал в иной порядок пространства и времени... Да, так и есть... И как странно теперь из такого иномирного состояния возвращаться снова в земной порядок, говорить с людьми хоть о чем-то земном...
И надо как-то подойти теперь к Веронике и к Бабушке, хоть и непривычно шатает во все стороны от потери чувства земного притяжения... Надо как-то подойти...
– Ты плачешь?
– Кто?.. Я?.. Да... Если бы ты знала, что я сейчас пережил... Если бы ты знала, что приготовил Бог любящим Его, ты согласилась бы прожить всю жизнь в яме со змеями.
– Разве ты веришь с такой силой?
– Да. Я верю. Я всегда верю. Я рожден с верой. Прости меня, княгиня Мещерская, прости меня, Бабушка...
Ты молча киваешь со всепонимающей грустной улыбкой.
– И ты, Вероника, прости меня.
– Конечно. Только за что?
За земную ветхость, мой друг. За чашу грехов уменьшения Любви, какие только были в жизни.
Звонят колокола. Мы все уже стоим под небом, взявшись за руки. Бабушка подает нам свечи. Все вокруг подняли головы.
Эти прозрачнейшие брызги воды из серебряной чаши летят на твое лицо:
– Человек рождается лицом к Небу... И умирает лицом к Небу... Наверное, там, в Небе, остаются записи наших жизней, и когда мы умрем и уйдем туда, мы будем смотреть и смотреть их и только тогда поймем, как нам надо было жить и как мы ошибались...
Я люблю тебя... Пронзительно люблю тебя...
"И я тоже", – отвечаешь ты одним взглядом.
"И мы с тобой теперь обручены. И почти обвенчаны, правда?"
"Правда".
Сквозь заднее стекло такси наша княгиня Мещерская с улыбкой машет нам на прощание.
Мы с тобой куда-то идем и едем, поднимаемся по каким-то лестницам в тени и прохладе огромных зданий, прорезанной лучами Солнца, кто-то нам улыбается, кто-то спрашивает нас о чем-то, мы над чем-то смеемся – и не понимаем, не понимаем ничего...Где мы, зачем мы, что с нами – нам все равно, все равно... И Солнце заливает нас летним потоком сияния, и весенняя земля высыхает, и мы с тобой снова уходим куда-то, уезжаем куда-то, кружим по Старому Городу в призрачном забытьи, в мистическом полусне, лучи Солнца пронзают улицы, небо, воздух сверкающим блеском, расплываются в ореоле линии и краски, остаются лишь золотистые прозрачные силуэты...
Женщина, ты неуловима. Ты – Протей. Женщина, кто ты? Женщина, женщина, женщина...
Словно последние стены земного "я" поползли по швам, и сквозь эти швы и трещины хлынул со всех сторон ослепительный радужный свет!
Остался только снимок, цветной автограф дня.
Как кинокадры, каждый из которых...
Осталась только музыка, невесть откуда летящая. Остался только я. Осталась только ты. Мир растворился в золотистой игре переливов прозрачных силуэтов и оказался покинутым где-то вдали, где-то позади, где-то за гранью света и тени, ниже черты между зреньем и слухом – нас укрыла тень звуков, улетающих над нами невесть куда...
Мы нашли такую точку проекции "я" на мир, что тень "я" слилась с границами мира.
Так долго идет электрическая стрела по сверкающим рельсам из Старого моего Города в твой Новый Город. И так быстро летит время у двоих, когда они счастливы. И в окнах так много солнечного света, и тебе не миновать меня посреди всей Земли, не отступить от меня, не уйти, ведь уходить будет просто некуда...
Город еще очень юн. Его здания не освящены веками и не задержат благоговейного взгляда, но многоэтажный блеск стеклостали уходил за горизонт донести до потомков успехи и ошибки, овеществленные мечты и идеалы его созидателей...
Город виделся словно сквозь матовое стекло, и все видимое вокруг казалось увеличенным, и высвечивалась каждая точка пространства вокруг, наполняясь неведомым смыслом, и дома стояли именно там, где только и могут, и деревья росли только там, где они и растут, как то им суждено, и "Рождение Венеры" Ботичелли не могло не появиться в твоем доме, где это и было назначено от века, и всякий человек на улицах твоего Нового Города казался прекрасным и совершенным и почему-то удивительно близким и дорогим для нас – все живое и неживое стало вдруг пронизанным высшим таинственным значением, представилось вдруг сотворенным, установленным и соотнесенным друг с другом в высшей ослепительной гармонии всего во всем, идущего к лучшему в лучшем из миров, где каждый предмет, каждое существо, каждое чувство и мысль звучали своим тоном, звуки сливались в плавно плывущий тысяче-тональный аккорд гармонии вселенских сфер
Семь Престолов Огненной Славы Рая,
семь планет, семь нот, семь цветов радуги, семь чувств, семь дорог, семь холмов – все возносило свой звук, цвет и свет, благодарение и радость к Три-Единому, Запредельному, Неизреченному, сущему вне и сверх всяких форм и пределов:
Знание
Милость
Слава Корона
Гармония
Основание
Царство
Мудрость
Строгость
Победа
Кто видел это? кто понимал? кто объяснит мне?
Не было не-сущего и не было сущего тогда, не было ни воздушного пространства, ни Неба над ним... что двигалось туда и сюда? под чьей защитой? что за вода была – глубокая бездна? не было ни смерти, ни бессмертия тогда, не было ни признака дня или ночи... Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Единое Нечто, и не было ничего другого кроме Него.
Кто воистину знает? кто здесь провозгласит? откуда родилось, откуда это Творение? даже Ангелы появились посредством сотворения этого мира, так кто же знает, откуда он появился? может, сам себя создал, может, нет – Тот, Кто надзирает над этим миром на Высшем Небе, только Он знает.
Вселенная вливалась в Запредельное, Планета вливалась во Вселенную, Город вливался в Планету, я вливался в твой Город, ты вливалась в меня.
Город ли плыл под нами асфальтовым эскалатором, мы же пребывали в неподвижности, или мы двигались по твердо установленному в Планете Городу, здания ли наезжали на нас и втягивали в себя, или мы вдвигались в них, кто скажет теперь мне? кто объяснит?
Но водоворот вечности устремил нас прочь из времени, сквозь барокко и Ренессанс, сквозь рыцарские турниры королевства Корнуолл, к рассветным сумеркам истории, где еще не было Европы, где еще не смотрел даже Сфинкс вглубь пустынь, где еще не началась великая духовная битва древних могучих ариев, потомков Бхараты, за власть над планетой – туда, где мириады душ, мириады "я" лишь приближались к планете из невидимых миров, чтобы начать историю планеты Земля, планеты Бхарата-лока, так названной теми, кто создал людей, и это плавное скольжение вниз мириад "я" напоминало невидимый снегопад в лучах солнца над облаками, неуловимо и непостижимо летящий со сверх-пространственной планеты.
И на этой сверх-пространственной планете идет вне времени и веков изначальная игра Вишну и его женской шакти Радхи, где нет уже никакой плоти, даже тонкой – эфирной, астральной и ментальной.
Но и трансцендентальная планета отпускает нас из своих объятий, это всего лишь космос, гигантская вакуумная яма меж адом и Раем, и всякие формы уже оказываются совершенно лишними: мы превращаемся в извечные вселенские принципы Мужского и Женского, Активного и Пассивного, Плюс и Минус электромагнитного поля, в мириады протонов и электронных орбит вокруг них, флуктуацию энергетических полей
перевивших друг друга вечным сюжетом Родена о вечной весне:
И Н Ь и Я Н ...
Дао породило Одно.
Одно породило Два.
Вот уже уходит и это... Инь и Ян, ты и я, сливаются воедино и становятся всецелым "я":
И ТОГДА В ПОСТОЯННОМ БЕСКАЧЕСТВЕННОМ ЛИШЕННОМ ПРИЗНАКОВ МЕСТЕ
УТВЕРДИЛСЯ Я В ДУХЕ КАК БЕЗДЫМНЫЙ ОГОНЬ СИЯЯ
ПАДАЛ ОГНЕННЫЙ ДОЖДЬ СТОРОНЫ НЕБОСВОДА ВСПЫХНУЛИ ПОЖАРОМ
ЗАДРОЖАЛА ЗЕМЛЯ В ЭТО МГНОВЕНЬЕ ЭТО БЫЛО КАК ЧУДО
С ДЕРЕВЬЕВ ПОПАДАЛИ ВЕТВИ С ГОР ПОКАТИЛИСЬ УТЕСЫ
РАСКОЛОЛИСЬ С ГРОХОТОМ ХРЕБТЫ КАК БЫ РАЗДИРАЯСЬ
НЕ ПЫЛАЛ ОЧИСТИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ
НЕ СИЯЛО ТЫСЯЧЕЛУЧИСТОЕ СОЛНЦЕ
И СТАЛ Я ДУШОЮ ВСЕГО ВЕЗДЕСУЩИМ ВСЕЗРЯЩИМ
ПОКИНУВ ВСЕ КАЧЕСТВА ЗВУК И ДРУГИЕ
В ЗАПРЕДЕЛЬНУЮ ОБЛАСТЬ ВОЗНЕССЯ
И СТАЛ Я ДУХОМ ЯВЛЯЯ СВОЕ ВСЕБЛАЖЕНСТВО
Что далее происходило со мной (и тобой)? внутри меня (и тебя)? вокруг меня (и тебя)?
Кто видел это? кто понимал это? кто расскажет мне?
С кем это могло когда-либо происходить? кто объяснит?
– Есть ли у тебя еще желания? – спрашивает запредельный беззвучный голос.
– Да. Стать на время снова просто двумя людьми – мужчиной и женщиной.
Конец II части
Часть III
Хроно-реверс
"Каждый образ и каждый исчезнувший след в усыпальницу времени лягут на тысячи лет. И на круги своя когда все возвратится, сохраненное бережно явит Всевышний на свет".
Ибн Сина
Глава 12
Эхо подземного гула
Долгий гром падающего воздуха.
Что это вокруг?
Огромный город... Незнакомый... Нет, лишь невероятно изменившийся со времен короля Артура, Мерлина и рыцарей Круглого Стола. Объединенное Королевство Пирадор и Корнуолл. Форма человека.
Девочка-Женщина, ты неуловима.
Ты – Протей. Неуловимая, непостижимая, несущая в себе какие-то самые глубинные тайны, но... словно сама не способная их объяснить.
Вот и появляешься.
Но что с тобой? Это ты...и не ты. Ты похожа, неуловимо похожа на какую-то земную актрису... – или певицу? – конца двадцатого века...
– Как же я любила тебя, Орлов... Что ты сделал со мной? Ты... будто увлек меня за собой на такие высоты, где мне страшно и... слишком холодно или слишком горячо. Словно ты пришел из какой-то страны, где никто никогда не бывал. Будто ты – какой-то странный падший ангел, а не человек. И это единственное, что ты умеешь – уносить с собой в такие полеты? И больше ты не умеешь ничего? Ничего земного, обычного, нормального?
"Love is just a game", – you told me, – "Such a lovely game. Teach me how to play it I don't know"...
Неужели я мог так ошибиться в тебе, так обмануться?
Твой голос выплеснулся в странные слова, но они не из сердца, они не твои – это дальние глубинные слои души женщины, всепланетный архетип, это многовековая надежда, тысячелетнее сомнение, это жажда сверхъестественной силы и запредельной верности в мужчине, это голос крови предков праженщин, голос их памяти тысяч измен и смертей, нет, это жажда быть более чем единственной...
Не можешь понять? Не можешь почувствовать? Не веришь?
Лишь послеполуденной весною так медленно тают пылинки в лучах остановившегося времени в этой комнате...
До скольки веков растягивается секунда между ядовитой болью первого женского взгляда и полетом его тени, прорезающей черной стрелой косые солнечные лучи, сквозь дерево прожженного ею пола, сквозь почву, сквозь камни, сквозь слои материковых плит до того подземного города, о котором знает только она?
И сколько ударов сердца, отдающихся только мне заметным подрагиванием тьмы ее зрачков, вместят века, что сожмутся в секунду от падения тени ее взгляда в подземный гул до прилета пульсирующего эха этого падения, странного эха, что зеркально отражает слова от невидимой грани между мирами, и слово вдруг прозвучит от конца своего к началу неописуемо странным перетеканием звуков со скользко взлетающей интонацией, словно из кристально ледяного озера в снегу одна его капля вдруг напряглась, вобрала в себя изошедшие от нее по воде кольца, вытянулась острием вверх, плавно отделилась от воды, взлетела с немыслимым замедлением, вжалась в сосульку, ее уронившую и вмерзла в нее: аиэлэрол?
Какие же обертоны позапрошлотысячелетней жизни уловит только мой слух, скользнув по изгибам этого звукомерцания – Эол? Аэр? Лира? Элой? И в этом всплеске заледенелой памяти ускользнет единственно точный резонанс отблеска жизни полутысячелетней: Лорелея, Валгалла, Эльвира, Эльсинор?
В такт пульсирующему эху сожмутся и разожмутся отблески подземной тьмы в ее зрачках, и лишь в этот миг вдруг пойму, что же проскользнуло в съезжающиеся створы между секундами – несущиеся ночные тучи над башней древнего зиккурата, на краю ее в лунном свечении жрица богини Иштар возносит руки с золотыми браслетами к ночному небу над Вавилоном...
Лишь в этот миг и пойму – те отблески тьмы в ее глазах втянули в себя мой внутренний свет, поглотили его, словно клейкая черная краска жемчужину, и увлекли на дно подземного города, о котором знает только она...
Это просвечивало теперь в тебе, за тобой, сквозь тебя, если только может просвечивать тьма, и снова само это звучание тьмы пульсировало отзеркаливающей глиссандой от первого ее звука до последнего:
тьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьмать
и в этой глиссанде переливались из одного в другое и обратно два обратных же друг другу слова: "мать тьма"...
Это и ожидалось, тайно ожидалось с первой секунды, с первой минуты: когда же она вдруг откроется, эта твоя тень, как это начнется, какою она окажется, что напомнит и с чем будет связана, где скользнут ее следы – в каких краях, в каких столетьях? – и можно ли будет сделать что-нибудь, чтобы она постепенно растаяла и исчезла?
Земная же девочка-женщина молча ждала напротив, "эти глаза напротив", просто ждала напротив и, конечно же, не догадывалась, что же сейчас сквозит через нее... Впрочем это была и не девочка-женщина, столь уже, казалось бы, знакомая за эти несколько бесконечных весенних дней – светлая девочка в ней куда-то исчезла и отлетела, осталась же одна "женщина", твой люциферический двойник, бывший когда-то жрицей в вавилоне и не пошедший после смерти в ад на покаяние, но захвативший твою душу в плен, с тьмой в зрачках, так странно контрастирующей с этими лучами остановившегося времени послеполуденной весны, такой уже словно бы ненужной и... неуместной...
И эта женщина ждала. И ждала она ответа.
И сейчас она услышит ответ:
– Что же я умею делать еще? Больше ничего не умею. Слова ничего не значат. Слова... сказаны вчера. А теперь – до встречи. Жди меня. Или не жди.
"До встречи", – продолжу теперь про себя, – "в том дне, где ты будешь уже расколдована, если только мне это удастся, если удастся... Это и станет ответом, что же умею... или не умею".
Испытание началось.
А сейчас – встать и уйти из твоего мира, из твоего пространства, из твоего времени в за-время, за-пространство, за-мир, и там – найти все твои тени, как и свои, чтобы медленно растворить их потоками Света, ибо ключ к этой алхимической тайне растворения теней давно уже был найден, и вот он:
Тьма... не существует. Это не вещь, не начало, не субстанция. Тьма – это просто отсутствие Света.
И если удастся растворить тень твою, тогда, может быть, откроется самая первая тень, тень женщины вообще – с нее все началось тысячи лет назад... "Змей дал мне, и я ела"...
Тогда станет подвластна и тень всякой женщины, и можно будет расколдовать любую.
Для этого ты мне и послана?
Видимо, для этого.
Только как же это сделать?
Ключ давно найден, но не открыл им пока еще ни одной двери, но не смог те двери отворить... – когда эта тень надвигается на тебя плотной тучей, застилающей Солнце, и ей надо просто сказать: "Тебя нет". Тогда она содрогнется и уменьшится. И снова сказать ей. Она опять содрогнется и уменьшится, отдавая тебе запас твоих жизненных сил, похищенных ею у тебя иллюзией своего могущества...
И так повторять и повторять ей, пока она вовсе не растает...
Ты уходишь. И далекая музыка долетает до тебя сквозь звуки улицы, разговоры людей, шум машин.
А тучи в весеннем небе сгущались, нависали все ниже и ниже, плотные и темные, как транс-физическая тень всякой женщины, и медленно, незаметно, неощутимо начинался первый дождь в этом году, тягостный и беспросветный...
Это словно прощальный путь, прощальный круг по всем этим улицам, ставшим нашими с тобой за те несколько дней до встречи с твоей "тенью", прощальный медленный вальс...