Текст книги "Вечная Любовь"

Автор книги: Николай Нагорнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Нагорнов Николай
Вечная Любовь

Нагорнов Николай

Вечная Любовь

Роман-мистерия

Том I. Золотой век

Глава 0. Иллюзион

Часть I. Звездный мост

Глава 1. Драконография

Глава 2. Заколдованный мир

Глава 3. Видеофантом

Глава 4. Левитация

Часть II. Liberty

Глава 5. Ореол

Глава 6. Альбатрос

Глава 7. Электрооракул

Глава 8. Allegro non molto

Глава 9. Искусство быть невесомыми

Глава 10. Белый день

Часть III. Глиссанда

Глава 11. Лимб

Глава 12. Мертвое небо

Глава 13. Радиократия

Глава 14. Мегасмерть

Часть IV. Эпоха Света

Глава 15. Майя

Глава 16. F = -F

Глава 17. Vox humana

Глава 18. Завоевание Луны

Эпилог. Искусственные алмазы

Том II. Серебряный век

Часть I. Рубикон

Глава 1. Авалон

Глава 2. Гиперборея

Глава 3. Плач железных звезд

Глава 4. Эхо неслышимых слов

Глава 5. Страна Вечной Радости

Часть II. Протей

Глава 6. Leave a light of Paradise (Райские бабочки)

Глава 7. Я = Я или поэма трансформированного времени

Глава 8. Я = ТЫ или поэма виртуальной реальности

Глава 9. Принцесса Турбо-Фортрана

Глава 10. Погружение в воды вечного Рейна

или сверхзвуковые машины королевства Корнуолл

Глава 11. Иномирные радуги

Часть III. Хроно-реверс

Глава 12. Эхо подземного гула

Глава 13. Сад

Глава 14. Седьмое Небо

Глава 15. Вечная весна

Глава 16. Снега Монсальвата

Часть IV. Волны Света

Глава 17. Феникс

Глава 18. Мир остановившихся мгновений

Глава 19. Воды Леты

Глава 20. Миллиарды лет боли

Эпилог. Новая Земля

Том I

Золотой век

"Глубокий сон сморил меня,

Из сна теперь очнулся я:

Мир – глубина,

Глубь эта дню едва видна.

Скорбь мира эта глубина,

Но радость глубже, чем она:

Жизнь гонит скорби тень!

А радость рвется в вечный день,

Желанный вековечный день!"

Фридрих Ницше

Глава 0

Иллюзион

Машина плавно едет вдоль набережной мимо черных сугробов. Набережная Леты, реки забвения, а вовсе не этой земной реки, привычной с детства, что издавна делит пополам этот Старый Город.

Да, забыть это все. Начать жить заново. С нулевой координаты.

Поль подает какую-то пачку снимков.

– Возьми. За неделю справишься?

Что это? Фотокопия книги...

–

Iогъ Рамачарака.

Основы мiросозерцанiя индiйскихъ iоговъ.

Переводъ с англiйскаго.

СПб., книгоиздательство "Новый человъкъ".

1914

Содержанiе: "Человъческая аура"... "Ясновидънiе и телепатiя"... "Астральный миръ"...

–

Невероятно... И это – четырнадцатый год?

Насколько же они опережали этот нынешний муравейник...

– Пусть это станет для тебя азбукой, – улыбнулся вдруг Поль.

Машина летит по безлюдным вечерним улицам над вечной рекой.

Машина летит, но как бы столь замедленно, словно висит в воздухе на одном месте.

Плывет музыка, а в ней обрывки фраз Поля, Люси, Наташи, Ирины Истоминой и других, и других, и других звучат замедленно, отдаваясь долгим затухающим эхом:

"Где чувства господствуют, там ослепленье..."

"Я тоже умею превращаться в волну и чайку..."

"Так и ты, о поэт, ты царишь в океане..."

"Мужчины их любят слишком сильно..."

"Андрей, ты настоящих людей не встречал..."

А ты, Элен? Не попросить ли Поля заехать к тебе? Лишь на минуту, чтобы проститься навсегда...

И ты бы поняла, как несколько веков проходят за несколько дней, ты способна это понять...

Хотя, может быть, это просто алкогольный перепой? Ведь еще ни разу в жизни, чтобы так, как сегодня... А что же, лучше было трезвому парить в облаках и писать свои стихи о фантомах и иллюзионах?

Нет, слишком поздно, уже ночь, нет... Не сегодня, Элен, не сегодня...

Знаю, какой праздник ты можешь подарить...

Нет, не стоит... Что тебе сказать? То же, что Наташе? Почти то же,

Чайка, кем-то подстреленная?

Если опустить стекло машины, ночной ветер разгонит все опьянение и расслабление. Надо стать железным. Предельно железным. Никаких слишком человеческих чувств. И тогда эта абсурдная реальность станет подчиняться сама. Как пластилин.

– Тогда что же считать добром и злом, Поль?

– Все это земная фикция "добра и зла". Человек с рождения привыкает делить все вокруг на "приятное-неприятное", а не на "истину-ложь". И что для него приятно, то и "добро". А что неприятно, то "зло". И пока он живет в таком состоянии и хочет только приятного себе, он не свободная разумная личность, а падшее создание, разумное лишь потенциально.

– Да, Поль... Надо жить иначе: "amor fati", "возлюби судьбу". И принимать все, чего она бы ни посылала. Иначе невозможно уважать самого себя... Тогда в чем же ценность человека? В том, чтоб быть готовым узнать такую правду о себе, которая может убить. И все равно узнать.

– В скором будущем начнется новая мировая эра, Эпоха Света. Астрологи называют ее эпохой Водолея, идущей на смену нынешней эпохе Рыб. Тогда принципом жизни станет условие "не желать только для себя". И такие люди будут счастливы, они получат Свет Духа, дающий человеку все: уверенность и радость, равновесие и трезвость разума, покой и силу, мудрость и любовь.

– Эта эпоха неизбежна

– Абсолютно.

– Когда она начнется?

– Есть две версии: в девяностом или две тысячи третьем. Мировой большевизм бескровно рухнет во всех странах мира. Человечество изумится. Но это вхождение в новую эпоху будет для неочищенных людей столь тяжелым, что целая треть жителей России может вымереть без всякого насилия. Они не смогут воспринять этот Свет Духа, не смогут обратиться к Творцу и покаяться, и потому у них просто нет будущего.

Так вот в чем дело... Действительно, какое будущее у похожих на спящих с открытыми глазами и у похожих на дерущихся животных? Они истребят себя сами.

И никому не надо будет применять никакого насилия.

– Так что же такое тогда история, если можно знать все заранее? И почему эти законы не открыты всем?

– История – это спираль. "Что было, то и будет". Россия – аналог Израиля. Семьдесят лет длился его вавилонский плен. Российский начался в двадцать первом году: официальная дата образования этого государства. Прибавь семьдесят: девяносто первый будет датой его гибели. Это числовые законы времени. Это законы уровней Вселенной, пока еще скрытых от современной науки с ее "принципом неопределенности" Вернера Гейзенберга... А тем, кто способен усвоить эти законы, они будут открыты как бы из ниоткуда. Как тебе сегодня через меня, например. А как это понять людям, вообще не способным такое усваивать? Как они это воспримут? Впадут в депрессию или устроят новый массовый бунт, чтобы снова уничтожать врагов? Не всем эти законы могут быть открыты... Людей, понимающих такие законы развития, очень легко счесть ненавидящими человечество. Такие "гуманисты" вроде Наташи считают, будто любовь к людям существует сама собой, без любви к Создателю. И будто она может кого-то "спасать".

Кажется, Вы впервые стали взволнованным.

– Но Вы сами сказали: "жить не для себя"...

– Здесь есть скрытый тупик: стать "глупым святым", таким, как Наташа.

Летящий ветер шелестит за окнами машины. Деревянные дома Старого Города тянутся и тянутся до бесконечности.

– А в чем здесь суть дела?

– В том, чтобы трезво знать и понимать, сколько ты можешь отдать другим людям, чтобы не ввести их в непосильное искушение стать паразитами твоих добродетелей, стать твоими духовными вампирами.

– Да, конечно... Это просто плачевное донкихотство: освободить разбойников, сочтя их благородными пленниками и быть ими же избитым камнями.

– Впрочем, я тебе рассказал и так слишком много для одного дня. Усвой вначале все вышесказанное.

– А что же дальше? Кто выше самых высокоразвитых людей, героев и гениев?

– А дальше – уровни древних за-человеческих цивилизаций. Они впереди нас в развитии на тысячи и миллионы лет. Одна выше другой по принципу лестницы. Они помогали друг другу на пути, первая – второй, вторая – третьей, и так далее, до бесконечности. Они уже не имеют физических тел, им это не нужно. Сейчас на Земле нет таких тел, что подошли бы им по качествам. В Индии их называли "Дэва", в Израиле "Малахим", в Греции "Ангелос", "Вестники".

Так вот, оказывается, что... Начинает проясняться, кто же строил в Древнем Египте пирамиды и сфинкса, кто заложил в Библию предсказания на тысячи лет вперед... И почему все это скрыто и отвергается наукой... Какой наукой? которая создана людьми-детьми, тоже кем-то загипнотизированными? Что может знать такая наука...

– Они помогают нам?

– А как же иначе... Иначе мы бы давно уничтожили здесь сами себя.

Они нам помогают. И мы станем сильными и разумными. Мы станем светлыми.

Машина остановилась. Хлопает дверца.

– Ну как? Все в порядке?

– Да, Поль.

– Ты знаком с работами фон Дэникена? "Воспоминание о будущем"?

– Сюрреалист?

– В некотором роде. С него завтра и начнем. Звони в любое время.

– Непременно, Поль.

Мотор. Старт. Машина понеслась дальше по ночному городу. Отблески синего и красного неона мерцают на ее заднем стекле.

Твоя машина унеслась в темноту, ее уже не видно. Лишь шум турбированного мотора еще летит, летит, летит издалека... и если бы оказаться рядом, был бы виден бриллиантовый блеск Луны в отражении этих автостекол.

Я всю жизнь мечтал о таком человеке...

И снова обрывки чьих-то фраз отдаются эхом в памяти:

...и в шелковом голосе Незнакомки мерцают мечты о городах из белого песчаника, где синие сумерки неощутимо покрывают океан, и люди, люди, люди стоят на берегу залива в торжественном молчании... "Это катастрофа! Это катастрофа!" – стучит в висках, и эхо разносится по Лабиринту... мрачные нелюди из подземных атомных бункеров управляют чувствами и мыслями миллионов и миллионов... жадные руки ловят Вселенную стальной радиосетью, но она выскальзывает, словно старик Протей из этой вечной поэмы Гомера...

Вот так это и пролетело...

И – снова и снова будет играть медленная электронная музыка с женскими голосами из свободного мира, где никто никому не скажет "нельзя", напротив, эти нежные голоса поют о том, что все можно всем...

А здесь... "Мы полые люди, трухою набитые люди... И жмемся друг к другу, и череп соломой хрустит..."

"Образ без формы", – подхватывает этот хор. – "Призрак без цвета!"

"Чувство без силы", – вступают низкие голоса. – "Порыв без движенья..."

И вот – я умер. Но я – ожил заново. Быть Фениксом. Рожденным летать из пепла. Железный Век заканчивается на Древней Планете.

Прошла секунда. Прошло десять тысячелетий.

И снова старые тополя стоят в темноте вдоль проспекта, как будто опять ничего не изменилось...

А небо... Нет, оно больше не мертвое, оно стало... загадочным. Оно просто молчит.

Вот и дом, в котором прожил всю жизнь.

Подняться по лестнице в подъезде, открыть дверь, зайти. Вот так и прошли несколько веков жизни за несколько дней...

Сколько же лет мне теперь?.. Словно несколько тысяч... Какая условность этот земной возраст... И кому это объяснишь... Впрочем, никому и не надо объяснять. А Поль и так все понимает.

Уверенно, хотя и нетвердо, подойти к календарю, на листке которого 9 марта 1979 г., и записать:

"День основания Нового Мира".

И еще записать:

"Ирина Истомина, мы встретимся, обязательно встретимся двадцать лет спустя".

Я благодарен Вам, удивительная женщина. Без Вас я ничего не знал бы о подлинной реальности. Без Вас я бы не встретил моего Гениального Человека. И не понял бы: самые сложные законы природы предельно просты. Потому люди и проходят мимо них.

Возможно, я стану совсем другим уже через год. Таким, как Поль.

Вот тогда я и найду Вас. И все начнется заново.

Почему-то есть только слово "прощание". И оно несет смысл какого-то действия: кто-то с кем-то прощается, потому что так хочет, потому что так решил.

И нет другого слова, когда прощаются не потому, что так захотели сами, а потому, что так складывается поток событий и ситуаций. И сейчас мы придумаем это слово и введем его в современный лексикон:

Прощальность...

И с тобой, Наташа, мы встретимся, обязательно встретимся десять лет спустя. Возможно, ты к тому времени перестанешь донкихотствовать и обретешь трезвость ума. Ведь ты неплохой человек.

И с тобой, Элен, и с тобой...

"Прощальность"...

Ты думаешь, это мелочь – произносить это странное слово? Вовсе нет, мой друг...

И ты знаешь, что это такое? Это провода под напряжением, подключенные к сердцу.

А завтра с утра...

В конце концов, вся наша жизнь – эксперимент. А если ставить эксперименты на собачках и мышках, как академик Павлов и все его последователи, то человека – не изучишь.

Эксперименты надо ставить на самом себе.

Эксперименты надо ставить на самом себе. И никакие книжные доктрины здесь уже не имеют значения. Действительно, это все лишь идеология. Надо в реальности пройти этот пере-просмотр собственной жизни.

Чтобы перейти в Вечную Жизнь, надо пройти через временную смерть самого себя: во всем. Чтобы умерло все, к чему привязан, за что привык цепляться.

Итак, стать свободным от всего. Стать свободным от всяких правил игры. От всякой "слишком человеческой" морали – вся она стоит на позорном компромиссе...

Стать свободным от самого себя.

Завтра мы начнем, Поль, да, мы начнем такое, чтобы содрогнулся этот сонный мир...

А сейчас... Вспомнить все по хронологии, вспомнить, с чего все началось лишь несколько дней назад...

Драконография

Заколдованный мир

Видеофантом

Левитация

Ореол

Альбатрос

Allegro non molto

Искусство быть невесомыми

Белый день

Лимб

Мертвое небо

Радиократия

Майя

F = – F

Vox humana -...

Нет, не так... Слишком быстро все проносится в памяти. Надо начать с самого первого дня, когда Вы, в тот день еще таинственная и неизвестная, вдруг появились в моей жизни, в тот странный снежный день после бессонной ночи, когда был написан мой "Иллюзион" словно предвестие Вашего появления, и плыли откуда-то волны музыки как волны памяти:

"Тебя окликнуть можно, еще окликнуть можно,

Но возвратить уже нельзя"...

Нет, начать вспоминать еще раньше, с самого утра, с пробуждения, чтобы не упустить ничего, ни одного предчувствия, ни одного знака времени...

Часть I

Звездный мост

Глава 1

Драконография

Среди мерцающих звезд и бесконечной глубины Вселенной где-то вращается вокруг своей звезды по имени Солнце эта загадочная планета.

На этой планете есть очень большая страна, занимающая полконтинента.

В этой стране есть очень старый город.

И в этом Старом Городе есть замкнутое пространство.

Оно отгорожено от земной суеты стеной, вернее, Суперстеной.

21 февраля 1979 г. на календаре...

Неяркий свет в комнате, кресло с раскрытой книгой, недопитая чашка кофе, рассыпавшиеся на полу листы рукописи промелькивают сквозь сон... Старый проигрыватель все еще крутит невыключенную пластинку на последней дорожке, и упавшие на пол стереонаушники шипят и щелкают.

Снова этот сон-воспоминание: аккуратный, в белой рубашке, типичный отличник, любимец учителей. Со всех сторон одноклассники в пионерских галстуках, он их пока не видит, одно слово – "поэт".

И вот уже они взяли его в кольцо, прозвучал чей-то голос: "И ты заснешь надолго, пианист!"

Это было началом. И приближеньем конца. И зачем было говорить: "Да что вам всем нужно от меня?!"

А в ответ: "Еще спрашивает, интеллигент!", и еще чьи-то голоса и голоса, вроде бы разные, но столь похожие друг на друга своими скрежещущими интонациями, словно это говорили многие головы одного и того же огромного туловища...

Их было много. Очень много. Их перекошенные лица напоминали головы дракона, и было ясно: сколько ни отрубай у дракона эти головы, они будут вырастать снова и снова, и взамен одной отрубленной вырастут две, а взамен двух отрубленных вырастут три, а взамен трех отрубленных вырастут пять, и это будет длиться без конца. Бесконечные головы красного дракона с повязанными на шеях красными лоскутами, знаками принадлежности, словно клейма с именем хозяина на лицах римских рабов...

Как будто по невидимому знаку в мгновение ока они исчезли.

Надо было встать помятым, с разорванной рубашкой, испачканной кровью, тоже красной, и делать все выводы из происшедшего.

– Почему они так тебя, Андрей? Что ты им сделал? И как быть дальше? всплыл откуда-то чей-то очень знакомый растерянный голос. И лицо медленно проявлялось сквозь картины каких-то коридоров, квартир, дворов... Бабушка...

– "Что пользы, если Моцарт будет жив... Чтоб возбудив бескрылое желанье в нас, чадах праха, после улететь... "Зачем только ты меня учила этому, Бабушка... Я знаю, что делать. Я знаю... Я построю такую Супер-Стену, за которую не проникнуть никаким "чадам праха"...

Была музыка. Очень долгая музыка. И медленно строилась Стена.

– Я построю неземную обитель, летающий город-остров!

Плыли в пространстве аккорды старого баховского органа, и они словно отвердевали в воздухе, складываясь в Стену...

– Это будет Стена аристократов духа, братьев друг другу!

Уплывали строчки стихов и формул и тоже складывались в слои Стены...

– Это будет бессмертный храм Красоты, Истины, Благородства!

Появлялись портреты многих и многих, обладавших искусством строительства невидимых Стен, способных превращаться в лестницы:

Вивальди... Кант... Тургенев... Бах... Бунин... Моцарт... Лермонтов... Смоктуновский... Бодлер... Достоевский... Блок... Данте... Тютчев... Ньютон... Микеланджело... Платон... Аристотель... Шредингер... Нильс Бор... Лейбниц...

Одиннадцатилетний взволнованный человек исчезает. И опять откуда-то звучит мягкая музыка, что и в самом начале этого бесконечно повторяющегося сна. Надо открыть глаза, стряхнуть сон, просмотреть исписанные за ночь листы и вспомнить самого себя, и свое земное имя: Андрей Орлов.

Надо обязательно этого достигнуть. Обязательно. Чего-то большого, важного, очень нужного всем. Может быть, удастся открыть самое главное – способ примирения всех людей на Земле.

И пройдет много лет за роялем или режиссерским пультом в телецентре, или компьютером. И придет кто-то из вас. Или вы все. Как бы между прочим. А потом вы скажете: "Мы никогда не понимали Вас, Андрей Александрович"... И отвечу, что давно уже простил вас... и подарю что-нибудь свое с подписью от автора на память.

Вы уйдете и вернетесь в свою нудную, скучную жизнь...

Музыка меняется, и вдруг всплеском высвечивается в воздухе облик Прекрасной Незнакомки: профиль, тающий среди золотистых волос, зовет в невидимую страну, где пение птиц тает в вечернем тумане закатных лучей над садами, полными роз...

Что же здесь, на этих листах записано ночью?

Вновь услышал на рассвете я снежинок тихих стаю,

Вновь увидел на рассвете я снежинок белый звон.

Но твой взгляд уносит ветер, ты как призрак

улетаешь

И зачем виденья эти? Лишь фантом... Иллюзион...

А Прекрасная Незнакомка то появляется, то исчезает, словно парит в воздухе и зовет в тот почти видимый мир, которого нет на картах...

Кто это вдруг вошел и зажег свет? Этот яркий, режущий свет вдруг выбросил душу из многомерного мира в трехмерный и словно ударил ее с размаху о его твердое дно.

Пожилой человек в строгом темном костюме, как всегда, хмурый, мрачный и чем-то подавленный, отрывает лист календаря. Уже 22 февраля 1979. И снова надо вспомнить, кто же это... И откуда он вдруг появился после этого исчезнувшего мира роз и туманов...

Это мой старик. Мой земной отец.

Он смотрит на будильник и заводит. Будильник что есть силы звенит.

– Вставай, опоздаешь!

– Не опоздаю... Еще только пять минут восьмого...

– Значит, опять всю ночь читал свою беллетристику... Жизнь – война. И тот, кто опаздывает, лишается головы.

Головы... Бабушка когда-то рассказывала старинную историю про одного римского святого, которому отрубили голову, а он поднял свою голову в руку и поклонился ею своим палачам... Тебе, мой старик, представить такое, видимо, невозможно.

– Кто только будет победителем...

Надо высунуться из-под одеяла, открыть "дипломат" и отдать ему эту бумагу.

– Держи.

– Вижу. Наш договор. Значит, ты победил в областной? Где грамота?

– Ты своему сыну на слово не веришь?

– Верю. При наличии документа.

Как же все это скучно... Удивительно, что еще не догадались выдавать всем такие документы, где были бы перечислены и пронумерованы по порядку все атомы, из которых состоит человек, и официально описана на основании видеозаписи каждая секунда, прожитая человеком, и по отношению к ней выражено официальное мнение и суждение соответствующей инстанции...

– Будет. Сегодня на классном часе вручат.

– Тогда и станем говорить.

– Ладно. В 14.30 я у тебя в исполкоме, в 15.00 мы на базе.

– Какое место? – смотрит он в бумагу.

– Второе.

– Что ж ты так плохо? – снова смотрит в бумагу. – "Вега-стерео". Опять своих моцартов слушать... Но только попробуй опоздать хоть на 5 минут. Раньше за это таких разболтанных интеллигентов отправляли на перековку.

Да, можно себе представить по старым кинофильмам, что бы это было...

Уходит.

Плохой ли человек мой старик? Нет. Но... Можно быть и неплохим, а при этом... как будто отсутствовать в реальности. А жить словно в узком сером тоннеле, где нет ничего, кроме государственного плана, объемов производства и идеологии, что единственно верна, поскольку истинна, а также логически справедливо и обратное.

Теперь можно и встать, поставить сороковую соль-минорную Моцарта, хотя... Не лучше ли подождать до вечера?

– Он тебя опять расстроил? Сейчас, подожди.

Бабушка тихо заглядывает в дверь. Видимо, каждая интеллигентная женщина пятидесятых была чем-то похожа на актрису Элину Быстрицкую. И какое счастье, что хоть тебя никто ни во что не перековал... И тебе даже удалось каким-то чудом сохранить старые дореволюционные книги, фотографии на толстом картоне с позолоченными вензелями, фарфоровые сервизы фабрик Кузнецова и Гарднера, иконы в сверкающих окладах, диплом об окончании гимназии, венские стулья и даже фотографию царской семьи на фоне Медного Всадника в Санкт-Петербурге, аккуратно вырезанную из журнала "Нива".

И что-то подобное, несущее эти таинственные ароматы прежних эпох, бывает только в квартирах твоих старых коллег, твоих друзей и подруг... А больше нигде, никогда, ни у кого. И всегда бывало что-то неуловимое и непонятное в ваших разговорах друг с другом: словно вы лишь делаете вид, будто живете в настоящем времени и как-то с ним считаетесь, а все, кто принимает это нестоящее время за чистую монету, лишь очень наивные люди, которых и было принято называть "простыми" в те незапамятные времена...

И что-то в этом есть. Какая-то скрытая, до конца не понятная истина...

Оставляешь отглаженную рубашку и приносишь стакан с водой:

– Выпей. Это из храма. Тебе станет лучше.

– Может быть... Живая вода... Что-то в этом есть. Хотя научно доказано, что это лишь активные ионы серебра, как и тебе, фармацевту, это прекрасно известно, однако, между тем... Не так все тут просто... А вместо молитвы... вместо молитвы лучше Лермонтов:

По небу полуночи ангел летел,

И тихую песню он пел...

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли...

Разве это не молитва?

– Наверное. А ты не опоздаешь?

– Если туда и совсем не приходить, никто не расстроится. Чему там учат? Никаких чудес не бывает, человек произошел из обезьяны, Горький – буревестник революции, общество делится на классы, есть только три измерения пространства и одно времени... Драконов не существует. Как и ангелов. Что-то здесь не то... Кто построил египетские пирамиды, когда и зачем? Вся история – сплошные тайны. А для них будто бы никаких тайн нет и не было, все ясно. Или почему в Библии две тысячи лет назад описана железная саранча, летящая по небу с грохотом тысячи колесниц – военная авиация двадцатого века? Но ведь никто об этом всерьез даже задуматься не хочет... И вообще: все вокруг будто бы спят мертвым сном... Послушай, но ведь когда-нибудь это кончится?! Ты же Библию хорошо знаешь – что там предсказано о нашем времени?

– Конечно, кончится. Надо только переждать. Надо вытерпеть это время.

– Почему же все-таки ты не ушла тогда с белыми? Ведь твоя сестра ушла и живет теперь в Соединенных Штатах как свободный человек. А мы еще должны и молчать об этом...

– Мы не успели. Просто не успели. А потом смирились.

– Смирились... До того, что изучали в своих институтах научный атеизм, диалектический материализм, а сами в это до конца все равно не верили, но почему-то делали вид...

– Институт был медицинский. Надо было лечить раненых, война... Да и пули не разбирают, кто белый, кто красный.

Вот так всегда... Всегда у тебя с твоими старыми друзьями идут какие-то простые ответы, а на самом деле вы будто все время друг другу на что-то намекаете, очень хорошо известное всем людям вашего возраста... что-то такое, о чем почему-то не принято открыто говорить, писать в газетах, показывать в фильмах... Но вы никогда ничего не рассказываете до конца, не объясняете...

И старик тоже как будто знает, о чем идет речь, и что выносится за скобки, но уж тем более никогда не расскажет до конца...

Какое-то "королевство кривых зеркал", где титулованные придворные Нушрок, Абаж и Анидаг на самом деле – Коршун, Жаба и Гадина, и все как будто об этом знают, но вслух говорить нельзя.

– Конечно! Еще бы... "Возлюби ближнего своего"... Отец так возлюбил китайцев, что поехал к ним устраивать революцию вместе с великим Мао, а они его за это чуть не убили. И потом его свои же не приняли в НКВД, куда он так стремился... Подозрительным для них стал. А сейчас его любимые китайцы напали на Вьетнам. И воюют между собой две соцстраны. Вот тебе и "возлюби"...

Странно... Дракон – это и символ Китая на твоих фарфоровых вазах и в книгах, написанных иероглифами... Красный дракон и красный Китай. Как же все это может быть связано? И об этом тоже никто вслух не говорит.

Конечно, ты меня любишь и желаешь мне только лучшего, но если бы ты могла понять, чего же мне не хватает в жизни...

А может быть, мы уже в аду? Только не понимаем этого? Или от нас это скрывают? Просто отвлекись, неспеша задумайся и постарайся мысленно увидеть: дым медленно стелется вдоль земли... люди с непроницаемыми лицами в черных плащах на черных "Волгах"... запретная зона: "Осторожно, радиация!" они говорят на каком-то искусственном языке, недоступном для непосвященных... "время подлета МБР двенадцать минут"... "поражение в радиусе десяти километров от эпицентра"... "оповещение населения уже прошло"...

И после этого... "увидел я огромный столб огня, низвергнувшийся с неба на землю"... "и другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами"...

Как же хочется забыть навсегда эти неотвязные картины воображения, забыть весь этот двадцатый век с его зловещими атомными тайнами, как же хочется забыть...

И просто перенестись в тот таинственный мир, где до двадцатого века еще целая тысяча лет, и остаться в нем, этом удивительном мире, где все так просто и ясно: величественная северная Европа только начинает вырастать своими крепостями и замками, шпилями и каменными мостами из сумрачных сосен и скал холодного моря, король Артур спит под гранитной плитой в лесу Брослианда, рыцари королевства Пирадор изучают драконографию, а великий Мерлин готов перебросить для принцессы Мелисенты звездный мост в двадцатый век, сквозь пространство и время. Марлограм и Мерлин, конечно, знают, что это возможно лишь тридцать первого июня, в лунный день, которого нет в календарях...

Глава 2

Заколдованный мир

Какой зловещий и таинственный блеск у этого оружия... "Майору Орлову, борцу за коммунистический Китай. 1947" – гравированная табличка на рукоятке...

Мечами и шпагами давным-давно уже никто не воюет. Но что сказали бы рыцари, глядя на него? "Нет, это не оружие для истинного воина"...

Чей-то звонок в дверь. Надо открыть. И успеть снова завернуть это оружие и убрать в шкаф.

– Артист, спасай! Труба дело! – голос за дверью. Конечно же, это Труфан, верный оруженосец, пусть он и маленький, и нескладный.

– Что у тебя опять стряслось?

– Классная не пускает. "Пока мать дневник не подпишет, не приходи".

– Ладно, давай подпишу. Все в порядке?

– Да нет... Тут еще... У нас новая практикантка из ин-яза. Ты бы видел! И она скоро устраивает вечер для класса в честь 8 марта.

– А я здесь причем?

– Мага нормального ни у кого нет, записей классных нет, колонок нет. А мы сказали – у тебя все есть. И вообще – ты же Артист, одно слово. Ты не беспокойся, мы с Волковым, с Левченко сами все принесем и унесем.

– Да разве в этом дело... Поймете ли вы когда-нибудь – эта аппаратура не для таких вечеринок, понимаешь? Не понимаешь? Ну как тебе объяснить... Для портовых вечеринок одна аппаратура, а другая – для Моцарта... Повтори.

– Моцарта...

– Вивальди...

– Вивальди...

– Шуберта... Только не скажи "Шульберта".

– Шульберта...

– Ладно, хватит на сегодня. Так и скажи – аппаратура Артиста для Моцарта и Баха.

– Понял.

– Если понял, так в чем же дело?

– Пойдем вместе, а? Там Толмач опять шарится. Накатит и деньги вытрясет.

– Договорись с Волковым, Левченко, еще с кем-нибудь – и врежьте ему, чтобы мало не показалось.

– Куда там... Все равно переловит всех по одному со своей бандой...

– Тогда подставляй ему карманы и зад для пинков, салютуй "Хайль Гитлер", раз тебе так нравится.

– Хм! Нравится! Да я бы его, гада, пристрелил!

– Слушай, а если тебе дать маузер моего фатера – ему в Китае подарили – и возьми его на пушку.

– Ну да... Он же потом мне твоим маузером башку проломит... Артист, ну пойдем вместе? Ради меня?

– Ладно, Труфан, так и быть, пойдем.

– Артист, ты настоящий друг!

Серое небо, безразличное ко всему на свете, как инертный газ аргон... И весь день будет висеть оно над бетонными серыми домами, что смотрят друг на друга десятками одинаковых слепых окон и прижимаются друг к другу от холода. Это небо висело так и вчера, и позавчера, и... всегда. Оно захлопнулось каменной плитой, похоронив под собою шестьсот тысяч человек. Ни солнца днем, ни луны и звезд ночью. Тусклое, тоскливое, сонное многолюдье.

Густой поток человеческих тел понуро течет к остановке автобуса... Серые помятые лица, жесткие и бессильные складки губ, взгляды, опущенные вниз... И вечером этот же поток потечет обратно. И лица будут еще более скучны, и глаза еще более пусты. Как вы все можете жить такой механической жизнью, где нет места ни сильному чувству, ни глубинной мысли, ни вдохновению, ни надежде? Люди вы или инкубы, выращенные алхимиками в пробирках, чтобы обслуживать машины? И я должен стать одним из вас через несколько лет?! Нет, ни за что.

Каким же? Таким, как Смоктуновский. Ставить кинофильмы о героях и гениях, быть самому как Леонардо и Бах.

Каким же? Таким, как Андрей Башкирцев из "Укрощения огня", открывший путь в небо космическим кораблям. Вложить столь исполинскую силу мысли в сталь и огонь – такого не мог никакой Печорин и Гамлет. Это сила титана.

Но есть еще тайна, власти над которой не имеют и такие гиганты. И это тайна смерти. И здесь в машинах уже не дышит интеграл, и здесь бессильны гении музыки и сцены.