Текст книги "Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода"

Автор книги: Николай Храмцовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

Мамай, желавший напомнить Руси времена Чингисхана и Батыя, но удержанный в Орде свирепствовавшим там моровым поветрием, дал Арапше часть своего войска и велел громить земли русские. Мордовские князья, старинные враги владетелей Низовья, взялись проводить Арапшу в пределы нижегородские.

Димитрий Константинович, узнав о появлении татар на границах своих владений, немедленно собрал войско и просил помощи у зятя. Князь московский, давно уже решившийся на открытую борьбу с монголами, сам явился со своими полками в Нижний Новгород, но так как слухи об Арапше замолкли, и он нигде не являлся, то Димитрий Иоаннович, оставя свое войско в Нижнем, возвратился в Москву. Вслед за его отъездом возобновился слух о татарах, которые появились уже в Запьянье. Соединенное войско под начальством Иоанна Димитриевича, сына Димитрия-Фомы, какого-то князя Симеона Михайловича и воеводы московского Федора Свибла, двинулось навстречу врагам.

Перешедши Пьяну, вожди получили сведение, что толпы татар, появившихся в Запьянье, очень незначительны, а сам Арапша находится на «волчьей воде», на Каме, в окрестностях нынешнего города Бирска[47]47
  Город Бирск, Оренбургской губернии, расстоянием от Нижнего Новгорода в 1231 версту. Господин Мельников в своих «Исторических записках о Нижнем Новгороде» полагает, что урочище Волчьи воды должно искать в Симбирской или Пензенской губерниях. См. «Отечественные записки», 1842, т. XI, стр. 17, отд. 1.


[Закрыть], следовательно, еще очень далеко.

Этот слух распустила, вероятно, коварная мордва. Легковерные вожди, поверив ему, вздумали на степи Перевозской позабавиться, как дома в мирное время: скинули с себя доспехи ратные, оделись в легкое платье и «начата ловы за зверми и птицами творити, и потехи деюще, не имея ни малейшаго сомнения». Простые воины последовали их примеру: покидали в телеги и на землю шлемы, щиты, латы и прочее оружие, которое притом было в неисправности, и даже, по случаю зноя, спустили с плеч верхнее платье – «аки в бане растрепахуся», достали из окружных селений пива, меду, и весь стан, начиная от князей до последних ратников, предался бражничеству.

Все пили и храбрились; вожди, гладя на многочисленные полки, говорили: «Кто осмелится сразиться с нами?», а пьяные воины, гарцуя на лихих конях своих, кричали: «Всякий из нас один пойдет на сотню татар». А между тем враг не дремал и готовился воспользоваться беспечностью вождей и неустройством всей рати.

Настало 1 августа; кутеж в стане русских по случаю праздника еще более усилился: князья и воеводы продолжали гонять зверей да бить птиц; часть рати рассеялась по окрестным селениям. Татары и мордва только этого и ждали: 2 августа они ударили на русских с пяти сторон. Застигнутые врасплох предводители и воины, не успев взяться за оружие, побежали к Пьяне; враги преследовали их, «бьюще и секуще», никому не давая пощады.

Князь Симеон был изрублен, а Иоанн, бросившийся на коне в Пьяну, утонул в волнах ее. Ту же участь имели множество бояр и воинов.

В этот роковой день татары «трубили победу на костях христианских». Потом они, оставя пленных, разумеется, под надежной стражей, «пошли к Нижнему Новгороду поизгоном». Но страшная весть о побоище Запьянском долетела до Нижнего Новгорода прежде, чем они явились у стен его: немногие ратники, спасшиеся от смерти и плена, принесли ее.

Страшный ужас поразил столицу княжескую, никто не думал уже защищаться. Димитрий бежал в Суздаль; часть жителей последовала его примеру: кто водой, кто пешком, кто на лошадях, спешили удалиться в Городец и Муром.

Татары явились под Нижним 5 числа; беззащитные жители, остававшиеся в городе, молили их о пощаде, но варвары не знали ее: два дня лили кровь христианскую, разоряли и жгли церкви, монастыри и здания. По сказанию летописцев, тогда сгорело в Нижнем 32 церкви. Наконец 7 августа татары перестали жечь и разорять, потому что все предали уже огню и мечу, кроме женщин и детей, которых и повлекли в неволю. Запьянская битва породила поговорку: «за Пьяной люди пьяны».

«Забыта смиренные мудрости, яко Бог смиренным дает благодать и яко вси есми адамовы внуцы, они же гордостию величающеся, и Господь Бог смири гордость их», говорит сетующий летописец про оплошных предводителей, погубивших самонадеянностью и беспечностью рать и город.

Недели через полторы после выхода татар из Нижнего Новгорода явился Василий Димитриевич со своим сыном на пепелище отеческой столицы и послал отыскивать трупы брата и князя Симеона. Августа 18 привезли тела несчастных князей и погребли в Спасо-Преображенском соборе, который будто бы уцелел от разрушения[48]48
  См. Нижегородский летописец и Никоновскую летопись; «Историю государства Российского», т. V, стр. 50 и 78; «Историю» Устрялова, Ч. I, стр. 262. В Никоновской летописи Симеон назван Михайловичем, а в Нижегородской – Димитриевичем, сыном Димитрия-Фомы; но из этой же летописи видно, что у Димитрия-Фомы было только три сына: Василий, Иоанн и Симеон; последний действовал после Запьянской битвы и умер уже по падении княжества Нижегородского, что видно из всех летописцев, не исключая и Нижегородского. Князь Симеон, павший в Запьянской битве, не был ли сыном Димитрия-Ногтя?


[Закрыть].

Итак, значительная часть областей собственно нижегородских была опустошена; оставались в целости только Березополье, Поволжье и Засурье, но и их ждала не лучшая участь: Арапша, явясь вновь в пределах нижегородских, разграбил Засурье.

Мордовские хищники, видя разгром земли Димитрия Константиновича, также захотели воспользоваться обстоятельствами; они нахлынули на Поволжье, начали грабить его, но были жестоко наказаны. Борис Константинович погнался за ними и у Пьяны истребил их почти всех, частью избив, частью потопив в реке; потом, зимою, вместе с племянниками Василием и Симеоном и воеводой московским Свиблом прошел в самые улусы мордовские, выжег их, ограбил, избил множество жителей, некоторых взял в плен и всю землю мордовскую «пусту сотвори».

Это было во время такой холодной зимы, что люди и тепло одетые коченели от холода, а небольшие речки вымерзали досуха; те из мордвы, которые спаслись в лесах от побоища русских, погибли от стужи; участь пленников, пригнанных Борисом в Нижний Новгород, была и того ужаснее: их волочили, и верно нагими, по льду и травили собаками.

Но тем не кончились бедствия княжества Нижегородского: в следующем году явились новые толпы татар; одни пошли на Москву, другие на Нижний. Нижегородцы бежали за Волгу.

Димитрий Константинович, живший в то время в Городце, не имея уже сил бороться с татарами и не надеясь на помощь зятя, который в то время сам готовился защищать свои владения, предложил татарам откуп; но они, полагать надо, исполняя волю Мамая, хотели разрушения и крови, не приняли откупа, и Нижний Новгород, только начавший оправляться, был вновь разорен, как говорится, дотла: все, что построено было в нем вновь и что осталось от прежнего разорения, погибло теперь. Потом татары опустошили Березополье.

Так в два года цветущие области нижегородские превратились в пустыни, усеянные тлевшими трупами и пепелищами. Эти набеги татар и мордвы еще более поколебали значение княжества Нижегородского: жители, не имея уже доверия к силам своего князя, начали оставлять Нижний Новгород и его пределы и переселялись в Москву, могущество которой в то время стало уже заметно всякому.

В числе этих выходцев был гость Тарас Петров, который ранее того купил у Димитрия Константиновича за рекой Кудьмой, на реке Сундовике, шесть сел и много выкупил из плена людей разного звания; про него летописец говорит: «больше его из гостей не было»; но когда волость его была опустошена татарами, «он съехал из Нижняго к Москве»[49]49
  См. Нижегородский летописец и Никоновскую летопись. Речка Сундовик впадает в Волгу при известном селе Лыскове, находящемся на правом берегу Волги, в Макарьевском уезде, в ста верстах от Нижнего Новгорода.


[Закрыть].

В это смутное время скончалась супруга Андрея Константиновича, великая княгиня Анастасия. Она родилась в Твери от благородных родителей; отец ее назывался Иваном Киасовским, мать – Анной. С детства Анастасия изучила Святое Писание и желала посвятить себя Богу, но родители насильно выдали ее замуж за Андрея, вероятно, прельщенные его саном.

Анастасия, вступив в чертоги княжеские, осталась верна душевному своему призванию, не увлеклась блеском, окружавшим ее: под пышными одеждами носила власяницу, соблюдала строгое воздержание, проводила дни и ночи в молитве, щедро раздавала милостыню.

Когда скончался супруг ее, она раздала все свое имение – золото, серебро, жемчуг и дорогое одеяние – бедным, по церквам и монастырям, отпустила на волю рабов и вступила в монастырь, который основала еще при жизни Андрея в честь Зачатия Пресвятой Богородицы. Здесь она предалась всей строгости монашеской жизни: не принимала пищи иногда дней по пяти, проводила целые ночи на молитве, сохраняла строгое молчание, которое нарушала только чтением священных книг, и содержала себя своею работою.

Троицкий летописец, повествуя о ее монашеском подвижничестве, между прочим говорит, что она «пива и меду не пьяше… в мовню не хожаше». Пример ее увлек многих боярынь, вдов и девиц, числом, по Троицкому летописцу, до 90, по Нижегородскому и Степенной книге – до 110; они также, вступив в Зачатейский монастырь, «вси общее житие живяху жестоко же и крепко зело».

Пострижение Анастасии в 1367 году совершал св. Дионисий, бывший тогда архимандритом нижегородского Печерского монастыря, причем она наречена Вассой; перед кончиною она приняла схиму с именем Феодоры. Прах ее покоится в нижегородском Спасо-Преображенском соборе[50]50
  См. Нижегородский летописец, Троицкую и Никоновскую летописи, Степенную книгу и «Словарь исторический о святых». Анастасия скончалась по Нижегородскому летописцу в 1375 году, по Троицкой летописи в 1377, а по Степенной книге в 1378 году.


[Закрыть].

Со времени разорения татарами земель нижегородских Димитрий Константинович изменил свою политику: из союзника Москвы он сделался опять искателем ханских милостей. Быть может, он предполагал, что князь московский не устоит против Мамая, или, чувствуя слабость своих разоренных владений, боялся уже своего зятя.

В 1380 году, когда Димитрий Иоаннович призывал всю Россию стать против полчищ Мамая, Димитрий Константинович послал только свои полки, но ни сам, ни сыновья его не участвовали в славной Куликовской битве.

В 1381 году он, вопреки общим пользам Москвы и всей Руси, уверил посла Тохтамышева, Акхазя, явившегося требовать покорности князей русских, что в Москве посольству будет небезопасно, и тем отвлек Акхазя от свидания с князем московским[51]51
  См. Троицкую летопись.


[Закрыть]; а потом, в следующем году, когда Тохтамыш, идя под Москву, вступил в южные пределы Нижегородской области, Димитрий Константинович отправил к нему своих сыновей. Кирдяпы, дойдя до нынешнего Сергача, узнали, что Тохтамыш повернул на Рязань, поспешили за ним и, догнав его, отправились с ним вместе к Москве.

Когда Тохтамыш достиг великокняжеской столицы, Димитрий Иоаннович был уже в Костроме. Тохтамыш обложил Москву и начал приступ, но москвитяне, руководимые храбрым внуком Ольгерда, литовским князем Остеем[52]52
  Карамзин полагает, что князь Остей был прислан в Москву великим князем Димитрием Иоанновичем. См. «Историю государства Российского», т. V, стр. 80.


[Закрыть], три дня мужественно отражали осаждающих и причинили им большой вред. Тохтамыш, коварный, как и все азиатские варвары, чтоб овладеть городом, не тратя своих сил, объявил москвитянам, что пришел не на них, а на князя Димитрия; что от них он ничего не требует, кроме мира и любви; если они впустят его добровольно в свои стены полюбоваться красотой города, то он никакого зла не сделает никому, но окажет милости народу.

С этим предложением Тохтамыш послал Кирдяпу, Василия и Симеона; они, вполне ему поверившие или только исполнявшие его волю, подъехав к стенам Кремля, сообщили слова его Остею и гражданам и заверили в истине их клятвой, причем Симеон, сняв даже с себя крест, целовал его.

Остей и москвитяне, желая покорностью отвратить от Москвы дальнейшие бедствия, склонились на их убеждения, отворили ворота, пошли навстречу Тохтамышу с крестами и дарами, и «кипевшая (прежде) богатством и славою» Москва превратилась в дым и пепел, жители ее – в бездушные трупы. Так погибли доверчивые москвитяне от вольного или невольного обмана князей нижегородских.

Димитрий Константинович своим искательством действительно успел задобрить Тохтамыша: владения нижегородские спаслись от нового разорения. Тохтамыш отослал Симеона Димитриевича к отцу, с послом своим Ших-Ахметом, но Василия оставил при себе в качестве аманата[53]53
  См. Нижегородский летописец, Троицкую, Архангельскую, Ростовскую летописи и Степенную книгу.


[Закрыть].

Осенью 1383 года многие князья русские поехали в Орду, в том числе и Борис Городецкий. Димитрий Константинович отправил туда Симеона – сам уже он был тяжко болен. Он скончался в 1384 году, 5 июля в 6 часу дня, «в чернецех и скиме, нареченный в Св. крещении Фома, а во мнишеском чину Феодор», и также погребен в нижегородском Спасо-Преображенском соборе, подле отца своего и брата[54]54
  См. Нижегородский летописец и Никоновскую летопись. В прежнее время младенцам давали имена тех святых, которым праздновалось в день их рождения; другое же имя давалось уже при крещении: так Иоанн 111 был назван Тимофеем, а сын его Василий – Гавриилом. См. «Историю государства Российского», т. V, прим. 257 и т. VI, прим. 205 и Степенную книгу.


[Закрыть].

Димитрий Константинович не имел ни дарований отца своего, ни счастья брата, однако был одним из замечательных деятелей своего времени: он боролся с Москвой и с татарами, а политикой своей, конечно, не всегда чистой, успел до конца жизни удержаться на престоле нижегородском и сохранить независимость своего княжества. Для Нижнего Новгорода он памятен началом построения кремля и основанием церквей: Николаевской, на Нижнем посаде, и Димитрия Солунского, нынешнего Благовещенского собора. Любители русской истории обязаны ему списком Нестора (Лаврентьевским), который написал для него в 6885 (1377) году монах Лаврентий[55]55
  См. конец Лаврентьевской летописи.


[Закрыть].

В княжение Димитрия Константиновича жил в Нижнем Новгороде старец Павел Высокий, книжный и «чудный» инок нижегородского Печерского монастыря, славный своими добродетелями и познаниями, за что и получил прозвание философа. За христианские подвиги, готовность словом и делом помогать всякому страждущему духовные и миряне любили и уважали его, и пролили много слез о его кончине, последовавшей 1 января 1383 года. В числе оплакивавших этого старца был и сам св. Дионисий[56]56
  См. Никоновскую летопись.


[Закрыть].

По смерти Димитрия Борис Константинович получил от Тохтамыша ярлык на княжество Нижегородское, а Василий и Симеон – на Суздальское. Но Василий опять был оставлен в Орде, и, кажется, по проискам Бориса.

В 1386 году, когда Димитрий Иоаннович, разгневанный дерзостями новгородцев, ходил для укрощения их с полками двадцати шести областей, рать нижегородская также участвовала в этом походе[57]57
  См. Ростовскую летопись.


[Закрыть].

Своекорыстная мера Бориса не принесла желанной пользы, а скорее повредила ему: Василий, живя в Орде, успел выхлопотать себе ярлык на обладание Нижним, и, явясь на Русь в 1388 году, собрал рать в Суздале, выпросил помощь у Димитрия Иоанновича и вместе с братом Симеоном явился под Нижним Новгородом.

Борис, застигнутый врасплох, не мог защищаться; вступил в переговоры с племянниками, длившиеся только несколько дней (с 19 по 24 число марта), отказался от титула великого князя нижегородского, сдал племянникам Нижний Новгород и удалился в свой удел Городец. Но честолюбие и зависть мучили старика, ему казался тесным удел Городецкий и были ненавистны племянники, завладевшие, вопреки прав старейшинства, престолом нижегородским, целью многолетних его домогательств.

В следующем году скончался великий князь Димитрий Иоаннович. Борис поспешил в Орду и хотя был теперь старшим в роде Ярослава II, но не смел предъявить прав своих на престол владимирский, который давно уже сделался наследственным в роде Калиты, а искал опять только Нижнего Новгорода.

В это время Тохтамыш, готовясь переведаться силами с Тамерланом, отправился к пределам Персии. Борис догнал его на пути, ездил с ним целый месяц и получил дозволение удалиться в Сарай. Там дождался он возвращения Тохтамыша, который и дал ему ярлык на княжество Нижегородское. Овладев в третий раз Нижним Новгородом, Борис заключил Василия Кирдяпу в Городце в темницу, жену и детей Симеона также посадил под стражу в Нижнем Новгороде, в Георгиевском тереме – дворце князя Юрия, основателя Нижнего Новгорода; сам же Симеон успел убежать.

Но и на этот раз могущество Бориса продолжалось недолго: таков верно был удел честолюбивого донельзя и несчастного сына Константина Мудрого. Впрочем, и над самым княжеством, основанным Константином, готовились совершиться слова Венценосного Пророка: «мимо идох и се не бе».

Покуда Борис наслаждался властью, отнятой у Кирдяп, и тешился охотой, Василий Димитриевич воспользовался обстоятельствами: в бытность свою в Орде, где, по слову летописцев, «и много чести от царя (Тохтамыша) принял», успел, кроме Тарусы и Мещеры, выпросить Нижний, Суздаль и Городец. Тохтамыш готов был исполнить все желания сильного князя московского, лишь бы удержать его от союза с Тамерланом, с которым начал уже борьбу.

В первых числах ноября 1392 года явились под стенами Нижнего Новгорода бояре Василия с ордынским царевичем Уланом, посланным для возведения великого князя московского на престол нижегородский. Они требовали впуска в город; Борис, как и всегда, не готовый к борьбе с оспаривающими у него престол нижегородский, растерялся, не знал, что делать. Верные бояре его советовали ему запереться в городе, не впускать в него ни бояр Васильевых, ни царевича; но боярин Румянец, пользовавшийся полною доверенностью Бориса и заблаговременно купленный золотом московским, уговорил проданного своего повелителя объясниться с послами Василия, которые приехали будто бы с добрым словом и были нимало не опасны Борису, окруженному толпами верных бояр своих.

Борис склонился на слова изменника, велел впустить послов в город и ожидал во дворце своем объяснения недоразумений. И они скоро разрешились под шумом набата Преображенской колокольни. Послы среди народной площади объявили нижегородцам, сбежавшимся в испуге на звон, что по воле хана Василий Димитриевич отныне великий князь нижегородский.

Смущенный народ, не любивший Бориса, не знал, верить или нет этой вести, безмолвствовал и не противился.

Несчастный Борис, видя измену, звал бояр своих на защиту, и тут-то вероломный Румянец снял с себя личину и отвечал бывшему своему повелителю за всех, что они подданные Василия Димитриевича, а не его. Правда, несколько верных бояр хотели было оружием защищать права старца, убитого судьбой, но число их было незначительно, и они уступили силе.

Ноября 6 вступил в Нижний Новгород и сам Василий Димитриевич. По его приказанию Борис, княгиня Агриппина, их дети и приверженцы были скованы и разосланы по разным городам.

Поставив в бывшей столице княжества Нижегородского наместником Димитрия Александровича Всеволожа, великий князь отправился на Москву, куда прибыл в самый праздник Рождества Христова[58]58
  См. Степенную книгу и Нижегородский летописец, Никоновскую и Троицкую летописи.


[Закрыть].

Так кончилась борьба князей суздальских с московскими; так пало самостоятельное княжество Нижегородское, существовавшее 42 года, и древнейшее Суздальское; отныне они вошли в состав владений московских – начатка России-государства. Потомки Калиты стали распоряжаться ими, как своими отчинами, что видно из духовных завещаний Василия Димитриевича и Василия Васильевича[59]59
  См. «Древнюю Российскую Вивлиофику», т. VI, стр. 2, т. VIII, стр. 350 и т. IX, стр. 504.


[Закрыть]. Следующие затем владетели Нижнего Новгорода хотя и носили титул великих князей, но были или присяжниками Москвы, или имели независимость случайную, основанную на временном, неверном успехе. Борис Константинович, четвертый и последний независимый владетель Нижнего Новгорода[60]60
  См. Никоновскую летопись. Кирдяпы хотя и владели Нижним Новгородом, но короткое время; притом, обязавшись служить Димитрию Иоанновичу, они потеряли уже свою независимость.


[Закрыть], был смел, предприимчив, но безрассудно честолюбив, упрям, самонадеян и беспечен; хотел власти и могущества, не соображаясь ни с обстоятельствами, ни со своими средствами; кидался в опасную борьбу с противниками безрасчетно, не достигая цели своих желаний, не заботился о том, как и чем сохранить плоды трудов своих; оттого вся многолетняя борьба его за престол нижегородский походит более на подвиги сказочных витязей, чем на действия владетеля, желавшего упрочить власть свою.

Независимо от своих недостатков, Борис был набожен и усерден к дому Божию. Это доказывается созданными им обителями и церквами[61]61
  Спасо-Евфимиевский монастырь в Суздале, Михайловский собор в Городце, собор в Курмыше и другие.


[Закрыть], также щедрыми пожертвованиями, которые он сделал в монастыри Печерский и Благовещенский. В первый он дал на помин души брата своего Андрея села: Кадничи, Новое и Каринское – последние оба с деревнями, а второму – рыбные ловли на Суре: озера Пашкове, Сосновское, Долгое – роздерти с истоками, Соларево, Мягкое, Плоское и все озера от реки Курмышки, вниз Сурою, неточные и глухие роздерти, заводи, пески с падучими речками и бобровые гоны, и стрежень Суры – по Волгу[62]62
  См. синодик нижегородского Печерского монастыря, писанный в 1648 году и «Акты Археографической экспедиции», т. I, № 12. По Степенной книге и Нижегородскому летописцу, Василий Димитриевич ходил в Орду в 1391 году и в том же году свергнул Бориса, но по прочим летописям и «Истории государства Российского» это случилось в 1392 году. Грамота же Бориса, данная архимандриту Благовещенского монастыря на рыбные ловли, писана декабря 8-го 1393 года. Бобры в Нижегородской губернии, кроме Суры, водились в Заузольской волости и на Михалчикове острове. Где был этот остров, неизвестно, а Заузольская волость заключала в себе: юго-восточную часть нынешнего Балахнинского уезда, почти весь Семеновский и часть Макарьевского; бобры водились там даже до конца XVII столетия. См. «Нижегородские губернские ведомости», 1846, № 19.


[Закрыть].

Глава четвертая. НИЖНИЙ НОВГОРОД ПОД ВЛАСТЬЮ МОСКВЫ (1392–1605)

Горька была дальнейшая судьба дома князей суздальско-нижегородских: Борис Константинович кончил жизнь свою 2 мая 1394 года в заключении, в Суздале; княгиня Агриппина Ольгердовна умерла там же годом ранее мужа; тело ее погребено в суздальском женском монастыре – ныне приходской церкви Святого Александра Пертского. Тело Бориса Константиновича сначала покоилось в Суздале, полагать надобно, в Спасо-Евфимиевском монастыре, а потом перенесено, неизвестно когда и кем, в городецкий Михайловский собор[63]63
  См. Троицкую летопись и статью господина Шаганова «О древних гробницах в Суздале» в «Нижегородских губернских ведомостях», 1847, № 40.


[Закрыть].

Вскоре после смерти Бориса Константиновича Василий и Симеон Кирдяпы убежали из Суздаля (где находились в заключении) в Орду; за ними была послана погоня, но без успеха. Несколько лет сыновья Димитрия Константиновича провели в Орде, служа ханам и вымаливая отцовское наследие; но ханы, как видно, не думали поддерживать их сторону, и Василий Димитриевич спокойно владел княжеством Суздальско-Нижегородским.

В 1399 году Симеон прибегнул к казанцам; царевич их Ейтяк, или Астяк, пошел с Симеоном на Нижний Новгород. С тысячью ратников вступили они в пределы нижегородские.

Воеводы князя московского, правившие тогда в Нижнем Новгороде, Владимир Данилович, Григорий Владимирович и Иван Лихорь затворились в городе и решились защищаться: три дня дрались нижегородцы с казанцами и много побили их; потом вступили в переговоры с Симеоном, в котором, конечно, многие из них видели прирожденного своего повелителя.

Симеон, уговаривая нижегородцев сдать город, обещал им безопасность, обещал, что отпустит казанцев немедленно, как скоро сядет на престол отца своего; казанцы говорили, что они, вступив в Нижний, не причинят жителям зла. Симеон подтверждал свои слова клятвой и крестным целованием, а «татарове в том роту пили» по своей вере.

Нижегородцы всему поверили, заключили мир с Симеоном и отворили городские ворота. Но не мир и успокоение принес Симеон с собой в стены отчей столицы, а разорение, плен и смерть: 25 октября 1399 года напомнило нижегородцам те же ужасы, какие испытали они 5 августа 1377 года.

Лишь казанцы вступили в город, начались грабежи и убийства; Симеон, обязанный казанцам возвращением Нижнего Новгорода, не мог защитить нижегородцев от неистовства азиатских варваров, жаждавших крови и добычи; этот несчастный князь, глядя на разрушение своей столицы, говорил несчастным своим подданным, прибегавшим к его защите: «Не аз есмь сотворивый се, но татарове».

Около двух недель неистовствовали казанцы в Нижнем Новгороде и его окрестностях: жгли и грабили дома и церкви, убивали и забирали в плен жителей, и только слух о приближении войск Василия Димитриевича заставил их покинуть Нижний и его пределы. Симеон, лишась в казанцах опоры и, как видно, не получа помощи от нижегородцев, должен был также оставить Нижний и снова бежать в Орду[64]64
  См. Нижегородский летописец и Троицкую летопись. В последней это событие отнесено к 1395 году.


[Закрыть].

Княгиня Александра, жена Симеона, и его дети, захваченные Василием Димитриевичем в Нижнем в 1392 году, содержавшиеся несколько времени в одном из городов Московского княжества, нашли средство бежать оттуда; они скрылись в мордовской земле, в селении Цыбирце, где была построена церковь Святого Николая Чудотворца хивинским турком-христианином Хази-Бабою.

Здесь жило несчастное семейство Симеона до осени 1401 года, но убежище его было открыто. Воеводы князя московского Иван Андреевич Уда и Федор Глебович, посланные для отыскания княгини Александры, ограбив ее, отослали в Москву вместе с детьми. Василий Димитриевич заключил княгиню в Москве в доме боярина Белеута.

Узнав об участи своего семейства, Симеон смирился перед великим князем, послал просить у него прощения «и опасной» грамоты; Василий Димитриевич склонился на просьбы посланных Симеоном, дал ему грамоту. Симеон в июле 1402 года явился в Москву «и возма мир» с великим князем, отказался от притязаний на княжество Суздальско-Нижегородское и отправился на Вятку. Огорчение, утраты и скитальческая жизнь еще ранее расстроили его здоровье, на Вятке же болезнь его усилилась: он, прожив там около пяти месяцев, умер 21 декабря 1402 года.

Так кончил жизнь свою самый честолюбивый из сыновей Димитрия Константиновича, испивший до дна чашу горести и унижения и заклеймивший себя, может быть, против воли, клятвопреступлением и жестокостями. Восемь лет скитался он в Орде, восемь лет служил он, как говорит летописец, «непочивая» (неусыпно) четырем ханам: Тохтамышу, Темир-Аксаку (Тамерлану), Темир-Кутлую и Шадибеку, стараясь восстановить Орду против Василия Димитриевича и отнять у него княжество Суздальско-Нижегородское[65]65
  См. Троицкую летопись. Где покоится прах Симеона, неизвестно. В нижегородском Преображенском соборе есть гробница, в которой, как говорит надпись, будто бы погребен Симеон Кирдяпа; но это неверно: в ней лежит тот князь Симеон, который пал в Запьянской битве. См. выше прим. 46.


[Закрыть]. Княгиня Александра, кажется, умерла в Москве, но год кончины ее не известен.

Василий Димитриевич Кирдяпа, также бегавший в Орду, не участвовал в разорении Нижнего Новгорода в 1399 году; он, полагать надо, ранее того помирился с великим князем и мирно кончил жизнь свою в Городце в 1403 году[66]66
  См. Троицкую летопись.


[Закрыть]. Прах его покоится в нижегородском Спасо-Преображенском соборе.

В том же году умер и сын Симеона, Василий Кирдяпа, живший в Нижнем, но тело его не удостоено погребения в главной святыне земли Низовской, усыпальнице независимых князей нижегородских. Василия Симеоновича погребли в соборе Архангельском.

В это время представителями бедствующего дома князей суздальско-нижегородских были: сыновья Бориса Константиновича – Даниил и Иоанн Тугой Лук, сыновья Василия Кирдяпы – Иоанн, Даниил и Юрий, и внук Симеона Кирдяпы, сын Василия Симеоновича – Иоанн Горбатый.

Старший сын Василия Кирдяпы, Иоанн, признав власть князя московского, получил от него во владение Нижний Новгород с титулом великого князя; Юрий и Иоанн Горбатый, последовав его примеру, также смирились перед Василием Димитриевичем; первый жил, кажется, в Суздале, а последний – в Москве.

Но не таковы были прочие потомки Константина Мудрого. Пример Симеона не вразумил их: они все еще надеялись при посредстве Орды, если не побороть Москву и не восстановить княжество Нижегородское в прежнем блеске, то, по крайней мере, мстить Василию Димитриевичу. Сначала убежали в Орду Даниил и Иоанн Борисовичи, а потом племянник их Даниил Васильевич, и так же, как и Симеон, стали служить ханам, вымаливая у них свои отчины и зовя врагов веры на свою родину.

Так шло до 1411 года. В продолжение этого времени престол ордынский переходил от одного хана к другому, которые мало обращали внимания на искательство князей суздальско-нижегородских, но это не избавило Нижний от бедствий и разорения. При нашествии Эдигея на Русь в 1408 году Нижний пострадал наравне с Переяславлем-Залесским, Ростовом, Дмитровском, Серпуховом и Городцом: татары сожгли его, ограбили церкви и монастыри, а жителей частью тирански умертвили, частью увели в плен, гоня их перед собой, как псов, на смычках[67]67
  См. Троицкую летопись.


[Закрыть].

Между тем престолом ордынским овладел сын Тохтамыша, Зелени Салтан, друг Витовта Литовского, тестя и недруга Василия Димитриевича и родственника по матери Даниила Борисовича. Витовт искал случая вредить Москве: по его-то проискам князья суздальско-нижегородские получили от Зелени Салтана ярлык на свои отчины. Даниил Борисович как старший в роде Константина объявил себя великим князем нижегородским. Но, кажется, помощь Зелени Салтана ограничилась одним ярлыком, потому что Даниил, как и Симеон, принужден был искать помощи для борьбы с Москвой в князьях болгарских. Владетель Жукотина Талыч и другие соседственные ему князья дали Даниилу ратников и сами пошли с ним на Нижний Новгород.

Василий Димитриевич, узнав о замыслах Даниила, послал против него войско под предводительством брата своего Петра и князей ростовского и ярославского. Счастье на время поблагоприятствовало сыновьям Бориса: войско великокняжеское 15 января 1412 года было разбито близ Лыскова, на Оленьей горе. В этой битве, открывшей Даниилу Борисовичу путь в столицу отца его, пал Даниил Васильевич[68]68
  См. Нижегородский летописец и Троицкую летопись. Карамзин, придерживаясь последней, говорит, что битва на Оленьей горе была за год до того времени, как Зелени Салтан объявил Даниила и его брата законными наследниками княжества Нижегородского. См. «Историю государства Российского», т. V, стр. 198.


[Закрыть].

Овладев Нижним, Даниил вздумал овладеть и Владимиром, для этого он послал Талыча и боярина своего Семена Карамышева с пятьюстами ратников, из которых половина была русских, а половина жукотинцев. Этот небольшой отряд тайно достиг Владимира и напал на него в полдень, когда владимирцы по русскому обычаю наслаждались послеобеденным отдыхом, а наместник великокняжеский Юрий Васильевич Щека был в отсутствии.

Жукотинцы и ратники Даниила никому и ничему не дали пощады. Сам митрополит Фотий, живший в то время близ Владимира, на святом озере, где была построена церковь в честь Преображения Господня, едва смог спастись от рук их, скрывшись в пустынях сенежских.

Владимир был разграблен и сожжен; пожар в нем был так силен, что на колокольнях растопились колокола. Жукотинцы, по обычаю своему, неистовствовали, тирански умерщвляя жителей; добыча их была так богата, что они делили между собой деньги мерками; из имущества же горожан, которое, грабя, клали «яко сельныя копны», они взяли только золотые и серебряные вещи, да «драгоценный ризы», а прочее все сожгли[69]69
  См. Нижегородский летописец и Никоновскую летопись.


[Закрыть].

Такое опустошение древнего города, с обладанием которым сопряжен был титул великого князя всея Руси, заставляет предполагать, что Даниил действительно руководился только мщением Василию Димитриевичу, мало заботясь о последствиях – о прочности своей власти и о любви народной.

Успехи Даниила были непродолжительны: в августе 1412 года Василий Димитриевич отправился в Орду вместе с князем ярославским Иваном Васильевичем, со множеством бояр и богатыми дарами. Там случилась новая перемена: Зелени Салтан пал от руки брата своего Кирим-Бирдея. Новый обладатель капчакского престола обласкал князя московского, уверив его, что ни Витовт, ни князья суздальско-нижегородские не найдут себе опоры в Орде[70]70
  См. Никоновскую летопись.


[Закрыть].

После этого князья суздальско-нижегородские не имели уже средств восставать вооруженной рукой против князей московских.

Иоанн Васильевич Кирдяпич продолжал владеть Нижним в качестве присяжника Василия Димитриевича. В 1416 году он почему-то уехал в Москву и там умер в июле следующего года. Тело его привезено в Нижний Новгород и погребено в Архангельском соборе[71]71
  Впрочем, это одна догадка: в Троицкой летописи о погребении Иоанна Васильевича Суздальского сказано только: «…и положиша его в церкви Архангела Михаила», а где, В Москве или Нижнем, не объяснено.


[Закрыть].

Ему наследовал сын его Александр Брюхатый, живший в Москве с 1414 года. Этот князь, как видно из актов того времени, также именовался великим и нижегородским и даже ссорился с Василием Димитриевичем, а потом, 5 февраля 1419 года, женился на его дочери Вассе, или Василисе. Он умер в том же году[72]72
  О титуле Александра Брюхатого и ссоре его с великим князем см. «Акты Археографической экспедиции», т. I, № 17, а о женитьбе и смерти – в Троицкой летописи, где дочь Василия Димитриевича названа Василисой.


[Закрыть].

Иоанн Борисович приехал в Москву вместе с Иоанном Кирдяпичем, а в 1417 году явился туда и сам Даниил Борисович, но недолго ужился в мире с великим князем. Да и мог ли честолюбивый сын честолюбивого Бориса Городецкого, возросший среди смут и ненависти к Дому Калиты, считавший род князей московских ниже своего рода, терпеливо сносить над собой первенство Василия Димитриевича? Прожив около года в Москве, он опять бежал в Орду; с ним бежал и Иоанн Борисович[73]73
  См. Троицкую летопись и «Акты Археографической экспедиции», т. 1, № 18.


[Закрыть].

Василий Димитриевич, вероятно, уверенный в расположении к себе хана и зная бессилие Даниила и Иоанна, не думал гневаться или, по крайней мере, не показывал виду, что гневается на них за побег, потому что в ту же зиму выдал, как сказано выше, дочь свою за Александра Брюхатого, а по смерти его – за Александра Взметня, сына Даниилова. Вероятно, умный князь московский хотел, как и отец его, посредством брачных связей ослабить наследственную ненависть Домов Калиты и Константина.

Александр Даниилович также носил титул князя суздальско-нижегородского; у него не было детей, но у Вассы был от Александра Брюхатого сын Симеон, который умер бездетным между 1434 и 1440 годами, а Взметень – несколько позднее[74]74
  См. Троицкую летопись и в I томе «Собраний актов исторических» грамоту Василия Темного, данную Спасо-Евфимиевскому монастырю. Из последней видно, что и Васса умерла ранее 1440 года. Троицкая летопись первого мужа Вассы, Александра Брюхатого, называет сыном Ивана Борисовича Туголукого, но в одном списке родословной книги, которым пользовался господин Мельников при составлении статьи «Утвари в селе Медведеве» (См. «Нижегородские губернские ведомости», 1846, № 46), сказано: «А князь Даниилов сын Борисовича, князь Александр, прозвище ему Взметень, бездетен, а была за ним дочь великого князя Василия Димитриевича Васса, а наперед того была за князем Александром Ивановичем за Брюхатым, за князем Васильевым, внуком Кирдяпиным». Последнее показание, кажется, вероятнее, иначе бы Васса была в замужестве за двумя двоюродными братьями.


[Закрыть].