Текст книги "Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода"
Автор книги: Николай Храмцовский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
Еще с XVI столетия Нижний Новгород был средоточием соляной торговли; в нем жили гости Соликамские, занимавшиеся соляным промыслом, доверенные Пыскорского монастыря, владевшего нынешним Дедюхинским заводом[505]505
Дедюхин ныне горный город Пермской губернии, в Соликамском уезде, в 180 верстах от Перми и 25 от Соликамска. Пыскорский монастырь отстоял от Дедюхина в 5 верстах. Этот монастырь упразднен в начале прошлого столетия.
[Закрыть], и приказчики главных солепромышленников – знаменитых Строгановых.
Все солепромышленники имели в Нижнем Новгороде дома для жительства и амбары для складки соли, которые были расположены по берегу Оки, начиная от нынешней Соборо-богородицкой церкви до Благовещенской слободы.
В 1616 году, когда по приговору Боярской думы собирали со всего имущества русских «пятую деньгу», в Нижнем Новгороде находилось соли, принадлежащей одним Строгановым, на 20 030 рублей 50 копеек. Нужно принять в соображение тогдашний курс денег, ценность всех продуктов и съестных припасов[506]506
О сборе пятой деньги см. VI главу 1 части этой книги; о ценности припасов – прим. 198.
[Закрыть] и то, что соль, по выражению современников, метали тогда за бесценок.
Когда императрица Екатерина II обратила продажу соли в статью государственного дохода, в Нижнем Новгороде учреждена была Соляная экспедиция и построены казенные магазины для хранения соли, потом из экспедиции образовалась Комиссия снабжения солью государства, а из нее – Солевозная комиссия и контора соляных запасов. Под непосредственным заведованием последней состояла вся казенная соль, находившаяся в Нижнем Новгороде. В 1827 году Солевозная комиссия и контора запасов соединены, и из них образовалось нижегородское Соляное правление, которое заведовало развозом соли по двадцати четырем губерниям[507]507
Нижегородская, Костромская, Ярославская, Вологодская, Олонецкая, Архангельская, С.-Петербургская, Новгородская, Смоленская, Псковская, Тверская, Московская, Калужская, Орловская, Воронежская, Тамбовская, Тульская, Рязанская, Владимирская, Пензенская, Казанская, Саратовская, Вятская и Пермская.
[Закрыть] и запасами нижегородскими и рыбинскими.
В нижегородские запасы доставлялось выварочной соли ежегодно с казенного Дедюхинского завода миллион и более пудов и с Усольских и Ленвенских промыслов, принадлежащих графу и графине Строгановым, князьям Голицыным, княгине Бутеро-Родали и господам Лазаревым – до 5 000 000 пудов. Также иногда доставлялась в нижегородские запасы соль самосадочная, добываемая в озерах Астраханской губернии – Эльтонском и других[508]508
Села Новое Усолье и Ленва находятся в Пермской губернии Соликамском уезде, на Каме; первое на правом берегу, второе – на левом, ниже по течению реки от горного города Дедюхина верст 5. Озеро Эльтонское лежит в Астраханской губернии в Царевском уезде, но принадлежит ведомству Саратовской казенной палаты.
[Закрыть].
Вся эта соль привозилась в Нижний Новгород во время навигации водой, коноводными машинами, а иногда, в последнее время, и кабестанными пароходами, в судах, называемых бархотами, ладьями, подчалками и баржами[509]509
Суда эти строятся плоскодонные; они поднимают груз: ладьи и подчалки – до 80 тысяч, а бархоты – до 50 тысяч пудов.
[Закрыть].
Из нижегородских запасов соль отправлялась под распоряжением Соляного правления в рыбинские запасы, в ржевские оптовые магазины, в губернии: Костромскую, Ярославскую, Тверскую, Казанскую, Тамбовскую, Владимирскую, Рязанскую, Московскую, Калужскую, Тульскую, Орловскую и Петербург. Во все эти места, выключая губернии Костромскую и Тамбовскую, перевозки соли производились водой.
Количество соли, перевозимой из нижегородских запасов под распоряжением Соляного правления в разные места, доходило иногда в год до 2 000 000 пудов. Кроме того поступало на вольную продажу в руки частных торговцев от четырех до четырех с половиною миллионов ежегодно. Небольшую часть этого количества торговцы продавали в Нижнем Новгороде, но главные массы отправляли в верховья Волги и Оки и в Москву.
Перевозками казенной соли заведовали комиссионеры, которых было в последнее время три.
С 1855 года, по упразднении Соляного правления, нижегородские запасы поступили в ведение Нижегородской казенной палаты, а за год до того отменена в них доставка соли с владельческих промыслов; назначено перевозить только с Дедюхинского завода до 1 200 000 пудов и самосадочной до 1 500 000 пудов из николаевских запасов и камышинских оптовых магазинов, находящихся под ведением Саратовской казенной палаты[510]510
Камышинские оптовые магазины находятся в городе Камышине Саратовской губернии в 180 верстах от Саратова, николаевские запасы – в Николаевской слободе, лежащей на левом берегу Волги, в Астраханской губернии Царевском уезде, верстах в 7 от города Камышина.
[Закрыть].
Нижегородские запасы расположены по берегу Оки, по течению ее выше города, на протяжении почти трех верст. Они состоят из сорока трех деревянных корпусов различной величины, в 2, 4 и 6 отделений, в которых считается до 132 номеров или амбаров; в каждом амбаре может помещаться соли насыпью от 55 000 до 60 000 пудов, во всех сорока трех корпусах – до семи с половиной миллионов.
Между корпусами находится шесть каменных двухэтажных караулок и дежурство запасов, также каменное, построенное в готическом стиле, В караулках помещаются вахтеры и рабочие, находящиеся при запасах, а также и воинская команда, присылаемая к запасам для содержания караула. В верхних этажах всех караулок находятся особые комнаты, в которых во время приема и отпуска соли помощники пристава запасов обедают, а иногда, во время дурной погоды, и ночуют. Самое дежурство состоит из нескольких комнат; в нем, кроме живущих постоянно вахтера и приходящей воинской команды, бывает ежедневно по два дежурных из числа помощников пристава.
Почти в середине протяжения линии запасов устроен на гору, называемой Лысой, въезд, пролегающий более чем на версту; он весь выложен камнем.
Все запасы находятся в непосредственном распоряжении пристава, подчиненного ныне ведению Нижегородской казенной палаты, при котором состоит двадцать четыре помощника.
Помощники принимают доставляемую с судов соль в амбары, хранят ее и отпускают в казенные перевозки и на вольную продажу, ведя ей счет по выдаваемым от начальства ежегодно шнуровым книгам, и вполне отвечают за целость ее. Прием соли во время навигации и отпуск ее во всякое время года производится целый день безостановочно, исключая только обеденное время.
Нижегородские соляные запасы в нынешнем столетии удостоились обозрения его императорского высочества герцога Максимилиана Лейхтенберского (в 1845 году) и их императорских высочеств великих князей Николая Николаевича и Михаила Николаевича (в 1850 году).
IX. УВЕСЕЛЕНИЯЧерный пруд находится невдалеке от Верхнебазарной площади и Большой Покровки. Он окружен садом, выходящим на улицы Алексеевскую, Осыпную и Ошарскую и проезд, соединяющий между собой первую и последнюю улицы. Чернопрудский сад имеет длины (между Алексеевской и Ошарской) до 125 саженей, ширины (между Осыпной и проездом) до 65 саженей.
Черный пруд существовал еще до 1621 года; тогда он назывался и Черным, и Поганым[511]511
См. «Нижегородскую сотную грамоту».
[Закрыть]. Надо полагать, судя по этим названиям, что он и тогда служил, как служит ныне, местом стока весенней и дождевой воды со всех окрестных возвышенностей верхней части города.
В первой четверти нынешнего столетия Черный пруд обсадили кругом аллеей лип. По городскому плану, составленному в 1826 году, находившиеся на северной стороне пруда строения назначено было снести, но это предположение не приводилось в исполнение около пяти лет. В 1831 году по распоряжению начальника губернии, военного губернатора генерал-майора М. П. Бутурлина, северная сторона пруда была очищена от строений, а оханский купец Е. М. Медовиков, содержавший нижегородский питейный откуп, вычистил на свой счет заглохший пруд и вокруг его развел сад, в котором построили красивую беседку в виде ротонды. Все это устройство пруда стоило Медовикову до 3500 рублей серебром.
Покуда Медовиков был содержателем нижегородского откупа, то каждогодно давал на Черном пруде праздник 1 числа мая. Эти праздники были такие, каких уже Нижний Новгород не видал после того. Посередине пруда устраивался плавучий храм, великолепно иллюминованный китайскими фонарями; берега пруда и все аллеи сада освещались стаканами и плошками; беседку также иллюминовали и убирали лимонными и померанцевыми деревьями и множеством различных растений в цвету. Музыка гремела в разных частях сада; песенники разъезжали по пруду в лодках. Радушный хозяин угощал всех гуляющих десертом и прохладительными напитками; в буфетах, устраиваемых в клумбах, можно было получать чай, кофе, легкую закуску и водку. Гулянье 1 мая на Черном пруду всегда продолжалось почти до самого света.
При последнем устройстве города пруд был вновь вычищен, а сад разбит по новому плану и обнесен красивой решеткой – со стороны Осыпной улицы железной, на белом каменном цоколе, а с прочих сторон деревянной. Все это стоило до 12 000 рублей.
Ныне чернопрудский сад тенист, но гуляющих в нем очень мало: он опустел с тех пор, как устроили Английский сад. Беседка, построенная Медовиковым, сгорела лет десять тому назад, и покуда еще не нашлось желающих возобновить ее.
Этот сад разведен при последнем устройстве города. Он разбит по волжскому Откосу, между набережными Верхней и Нижней; окружность его более двух с половиной верст. Аллеи его извиваются по уступам горы; на одной из них устроен павильон, в котором помещается кондитерская.
С начала весны до открытия ярмарки по воскресеньям и праздничным дням около павильона играет музыка; в торжественные дни сад иногда освещается на счет содержателя кондитерской китайскими фонарями и плошками. Главное гулянье в Английском саду бывает 1 числа мая и в день Вознесения.
Вид из верхней части сада во время лета без преувеличения можно назвать очаровательным: широкая Волга к верху и низу своего течения открывается более чем на 50 верст; также видны устье Оки, часть ярмарки, села Бор, Копосово, Козино и множество деревень, раскиданных по плоским зеленым Заволжью и заочью; вдали синеют леса, сливаясь с горизонтом, в западной части которого белеют двенадцать церквей балахнинских и чернеет дым тамошних варниц.
По веснам Волга и Ока, соединяя свои воды, затопляют луговые берега в ширину верст на пятнадцать, и тогда все, видимое из сада, Заволжье и заочье принимает вид огромного озера, усеянного островами, покрытыми жилищами и церквами.
В 1850 году Английский сад удостоился во время праздника, данного нижегородским обществом, посещения их императорских высочеств великих князей Николая Николаевича и Михаила Николаевича, о чем подробнее сказано в VII главе 1 части.
Бульвар, как сказано в первой главе этой части, идет около кремля, с восточной, южной и западной сторон его, на протяжении почти полуторы версты. Он разведен большей частью над крепостными рвами при последнем устройстве города. Вид с западной стороны его так же, как и из Английского сада, очень хорош, только здесь меньше видно Заволжья, зато шире открывается заочье; к тому ж отсюда видна значительная часть города. Но публика гуляет здесь редко – только ранней весной, когда идет лед на Волге и Оке. Прежде, в день Преполовения, когда освящение воды совершалось на Волге, духовная процессия, возвращаясь в собор, проходила бульваром до Дмитровских ворот.
Народных гуляний в Нижнем Новгороде шесть. Первое из них, начиная с весны, бывает на Святой неделе в кремле, на старом плац-парадном месте, или Часовой горе, у памятника Минину и Пожарскому. Полагать надо, что это гулянье образовалось с давнего времени вследствие обычая наших предков посещать в праздники, а особенно на Пасхе, местные святыни. Главные же святыни нижегородские – соборы Преображенский и Архангельский – находятся в кремле.
Прежде, лет двадцать пять тому назад, когда по венцу Часовой горы был бульвар, на кремлевское гулянье собиралось много лучшей городской публики, особенно когда в это время разливались Волга и Ока; ныне же и простой народ мало посещает это гулянье, хотя здесь постоянно к Святой устраиваются качели, питейная выставка, кукольная комедия и палатки с недорогими лакомствами. В 1845 и 1846 годах даже здесь устраивали летние горы, и хотя это была новинка, невиданная в Нижнем Новгороде, но и она не привлекла публики, не оживила кремлевского гулянья.
Второе народное гулянье бывает в день Вознесения, на поле за Казанской заставой. Происхождение его, кажется, современно основанию Печерского монастыря, главный храм которого посвящен в честь Вознесения Господня, почему в этот день и бывает крестный ход из кафедрального собора в монастырь.
В старину народ приходил в монастырь к молебнам, а потом гуляли около него на поле, где устраивались кабаки, что видно из одного письма 1619 года, писанного властями Печерского монастыря к настоятелю своему Иову, проживавшему тогда в Москве[512]512
См. «Акты нижегородских монастырей» № 77 («Нижегородские губернские ведомости», 1848, № 19).
[Закрыть]. Ныне также в хорошую погоду много народа отправляется в монастырь за крестным ходом, и еще более приходит и приезжает туда прямо к обедне; гуляющие же собираются на поле часам к четырем. Там обыкновенно заблаговременно устраиваются круговые качели, харчевни, палатки с разными лакомствами и со всеми сортами питий, подлежащих продаже акцизно-откупного комиссионерства; также бывает на Вознесенском гулянье нечто называемое кондитерской, кукольная комедия, райки и тому подобное.
Третье нижегородское гулянье – в Семик; происхождение его, конечно, всем известно; тогда гуляющие собираются также на поле между Петропавлавским кладбищем и тюремным замком.
В роще подле села Высокова, верстах в трех от черты города, бывает четвертое гулянье в Троицын день; оно отличается от прочих нижегородских гуляньев тем, что гуляющие бывают прикрыты от лучей солнца тенью вязов, берез и прочих. Это гулянье продолжается три дня.
Пятое гулянье бывает в день Всех Святых на берегу Оки, над соляными амбарами. Отсюда вид тоже превосходный: ярмарка, Кунавино, села Гордеевка, Копосово, Козино, деревня Варя с прекрасным барским домом, Мышьяковский винный завод, Сормовская машинная фабрика, прямое, как стрелка, уходящее в горизонт, Московское шоссе, извилистая балахнинская дорога, обсаженная кудрявыми березами, и наконец Балахна группируются в этом ландшафте справа; влево видны крутой горный берег Оки, уходящий полукругом на запад, покрытый мелким лесом, окаймленный по верху аллеями старой московской дороги, луга, лежащие светло-зеленой гладью по заочью, с белеющей среди них церковью села Карпова, оттененные густым сосновым бором. Две величайшие реки Севера оживляют этот ландшафт, имеющий в черте под горизонтом более полутораста верст.
Шестое и последнее гулянье бывает в день Иоанна Предтечи, 24 июня, за Арзамасской заставой, невдалеке от Крестовоздвиженского монастыря и лагеря 4-го стрелкового батальона.
Лет двадцать пять тому назад нижегородцы посещали и загородные гулянья, особенно высоковское: туда съезжалось все лучшее общество города; ныне же все гулянья посещает только простой народ да средний класс горожан; кареты и коляски там появляются редко и то, большей частью, с детьми; да и самый простой народ год с годом гуляет чиннее, церемоннее, оставляя дедовские обычаи гуляньев.
На всех называемых «полях» нижегородских[513]513
В Нижнем Новгороде простой народ, говоря о гуляньях, называет их полями, так например: вознесенское поле, ивановское поле.
[Закрыть] мало слышно уже звона балалаек, топота трепака и песен; мало видно хороводов, горелок и борьбы. Разве когда два-три хвата, или, как говорят французы, «деревенские петушки», хлебнув немного ради куража, под белым шатром, «русской простоты», пожелают выказать пред почтеннейшей публикой свои ловкость, удаль, отвагу: поборются или выкинут какое-либо лихое коленце в трепаке, да зальются песней заунывной, или уж самой удалой под звуки гармоники, ныне вошедшей во всеобщее употребление между деревенскими виртуозами, в ущерб национальной балалайке, некогда удостоенной Пушкиным занять место в строках «Евгения Онегина».
Случаются на нижегородских гуляньях и другие картины, в которых русский кулак играет главную роль; но бдительная полиция уничтожает их всегда в начале.
В последней четверти прошлого столетия, около того времени, когда в Нижнем Новгороде переводили драмы Шекспира и Кальдерона (см. ч. I гл. VI), между нижегородцами явились любители сценического искусства, образовалась труппа артистов. Состав ее нам вполне не известен; сохранились только в памяти старожилов некоторые из главных ее деятелей – Харитонов, Грымзалкин и Козловский; первый занимал амплуа повес и так называемых больших слуг, а впоследствии резонеров; второй – драматических злодеев и пройдох, а последний – благородных отцов.
Труппа артистов-любителей давала свои представления сначала в зале Дворянского собранья – в нынешнем доме гимназии, потом был устроен театр на Печерской улице. Но этот театр был только театром любителей, публичный же открылся в 1798 году.
Полковник князь Николай Григорьевич Шаховской, помещик Нижегородской губернии, зиму живший в Москве, лето – в своем селе Юсупове (Ардатовского уезда), имел, как и все более или менее значительные помещики того времени, огромную дворню, человек более четырехсот, в том числе музыкантов, певцов, певиц, актеров и актрис, которые пели и играли на его домовых театрах в Москве и Юсупове.
С 1798 года князь Шаховской постоянно стал жить в Нижнем Новгороде и, как истинный любитель театра, захотел показать свою труппу публике; захотел, чтоб его артисты и артистки, между которыми были очень даровитые, подстрекаемые вниманием и одобрением знатоков или, по крайней мере, любителей сценического искусства, развивали более и более свои способности, почему и стал давать публичные спектакли на том же театре, на котором прежде играли артисты-любители.
Всех персонажей в труппе князя Шаховского было обоего пола и разного возраста более ста человек, из которых лучшими считались: И. Залеский на амплуа трагических и драматических героев; Я. Завидов – также драматический артист, певец-баритон, музыкант, композитор и балетмейстер; А. Вышеславцев – на амплуа вертопрахов и первый тенор; Д. Завидова и Н. Пиунова славились как драматические актрисы, Залеская, Т. Стрелкова и Ф. Вышеславцева – как комические. Но главным украшением труппы князя Шаховского были Роза-певица и Поляков-буфо, который был более известен под собственным именем Миная. Любители и знатоки театра того времени, видевшие известного петербургского артиста Воробьева, находили, что Поляков был выше его в роли Тарабара. Кроме того, Минай был превосходен в ролях Богатонова («Провинциал в столице»), портного Фибса («Опасное соседство»), Ведеркина («Воспитание»), Бирюлькина («Своя семья») и т. п.
На Нижегородском театре во время князя Шаховского давались все те же трагедии, драмы и комедии, какие давались в Петербурге и Москве, из опер же – «Титово милосердие», «Сандральона», «Дианино древо», «Калиф багдадский», «Редкая вещь» и другие, также давалась и «Волшебная флейта» Моцарта.
Поспектакльная плата была за кресло 2 рубля 50 копеек, партер 50 копеек, парадиз 25 копеек ассигнациями; партер был устроен за самым оркестром, а кресла стояли уже за ним, в глубине зала.
Публика, привыкшая к сценическим представлениям артистов-любителей, охотно посещала публичный театр, тем более, что труппа князя Шаховского год с годом совершенствовалась в искусстве и пополнялась новыми сюжетами. Впоследствии князь сформировал очень недурной балет.
Скоро здание театра по числу публики оказалось тесным, а притом оно уже порядочно и обветшало; нужно было построить новое. Князь Шаховской затруднялся в средствах, но высшая городская публика, любившая театр и уважавшая лично князя за его радушие и хлебосольство, предложила свое пособие. В 1811 году явилось новое деревянное здание театра, в котором было двадцать семь лож, до пятидесяти кресел, партер человек на сто и верхняя галерея, или парадиз, человек на двести.
Из числа двадцати семи лож было четыре больших, семнадцать средних и шесть малых, из последних же две – с решетками, для желавших быть в театре инкогнито. Все эти ложи размещены были в двух ярусах, исключая решеточные, которые находились в третьем ярусе с боков парадиза, у самой сцены. Средняя ложа, во втором ярусе против сцены, была украшена драпировкой и назначалась для губернатора.
Во время Макарьевской ярмарки, бывшей до 1817 года в Макарьеве (в 107 верстах от Нижнего Новгорода), труппа отправлялась туда и там давала представления в особо устроенном деревянном здании, принадлежавшем князю Шаховскому. С переводом ярмарки в Нижний Новгород князь и здесь построил, особо от городского, театр, который существует и поныне, конечно, со значительными поправками[514]514
Это здание с другими деревянными помещениями ярмарки сгорело 23 октября 1857 года.
[Закрыть].
Кроме постоянной княжеской труппы на нижегородской сцене по приглашению князя являлись и посторонние артисты. Так например, в 1821 году во время ярмарки был здесь известный артист императорских московских театров Канищев, в то время находившийся на ярославской сцене.
Современные знатоки находили его превосходным в комедиях, на амплуа вертопрахов, а в пляске восхитительным. Он за приезд на ярмарку получил бенефис, в котором дана была комедия «Чудные встречи, или Суматоха в маскараде»; бенефициант исполнял в ней роль Разъездова и заслужил игрой своей «особую признательность публики, бросившей ему кошелек с значительной суммой»[515]515
См. «Отечественные записки», 1821, стр. 373 и 374.
[Закрыть].
С лишком четверть столетия князь Шаховской доставлял нижегородской публике удовольствие своей труппой, совершенствуя ее более и более. В 1824 году он помер; театр перешел в заведование его наследников, которые не имели уже его любви к драматическому искусству и, не зная, как управлять сложным механизмом закулисного мира, повели дела сценические кое-как; лишили труппу многих выгод, которыми она пользовалась при князе, и наконец до того распространили свои экономические расчеты, что даже не стали по зимам топить театр. Все это наложило оковы на дарования артистов и начало расхолаживать (особенно по зимам) публику, которая, была свободна посещать и не посещать залу театра, не желала дрогнуть вместе с крепостными Ярбами, Балдуинами, Клитемнестрами и Заирами.
Это едва было не нанесло совершенного удара Нижегородскому театру; но в 1827 году два любителя театра, или точнее, два благоразумных капиталиста – чиновник Распутин и купец Климов, понимавшие вполне выгоды, какие может принести Нижегородский театр при ловком распоряжении, купили у наследников князя здания театра, городское и ярмарочное, со всем гардеробом и принадлежностями, и дома, где помещалась труппа.
Распутин и Климов также внесли и за труппу деньги, с тем, чтобы актеры и актрисы, числом с детьми девяносто шесть человек, получили от наследников князя Шаховского вольность и обязались играть на Нижегородском театре в пользу их, Распутина и Климова, десять лет.
Приобретение зданий, гардероба и прочего, и выкуп труппы стоили антрепренерам до ста тысяч рублей ассигнациями; капитал этот обещал принести значительные проценты. Однако Климов почему-то скоро отказался от распоряжения театром и передал его в полное владение Распутина, который управлял им до 1839 года.
Это был второй период Нижегородского театра и самый блестящий. В труппе, перешедшей к Распутину от наследников князя Шаховского, кроме Миная Полякова, бывшего во всей силе своего таланта и умерших вскоре И. Залеского и А. Вышеславцева, были молодые очень талантливые актеры и актрисы, как то: в драмах – Е. и А. Поляковы, П. Надежина, А. Вышеславцева; в комедиях же и водевилях – А. Залеский, П. Надежин, А. Ершов, Л. Вышеславцева, Л. Надежина и Третьякова; в операх – П. Бешенцев, Р. Карева и Аксакова; в балетах – А. и Н. Стрелковы, Здобнов, А. Карева, Порецкая и другие. Кроме того, Распутин в течении управления своего Нижегородским театром ангажировал многих посторонних актеров и актрис, из которых замечательнее прочих были Ширяев, Мочалов, Караулов, Немчинов, Попов, Сахаров, Рамазанов, Мочалова-Франциева и Виноградова.
Все эти артисты, исключая Сахарова, Рамазанова и Виноградову, были по преимуществу драматические: Ширяев – известный артист императорских театров, Мочалов – брат знаменитого Мочалова, занимавшего первое амплуа в трагедии и драме, Караулов, тот самый, о котором И. Н. Скобелев сказал, что «только этот артист может вполне передать роль Кремнева». Немчинов ныне с честью подвизается на московской сцене.
Попов играл и в драмах, и в комедиях; лучшими ролями его были: Кардильяк («Огненная палата»), Иеран («Иоанн, герцог финляндский»), Истома Туренин («Юрий Милославский») и путешествующий банкир («Мирандолина»); Сахаров пел в операх, играл в комедиях, а иногда и в драмах, и так же, как и Немчинов, поступил на московскую сцену.
Рамазанов был единственный Филатка, в этой роли он едва ли не превосходил известного петербургского артиста Воротникова; Мочалова-Франциева в свое время была известна московским любителям театра; Виноградова танцевала недурно.
Любимицей публики в этом периоде была Л. Вышеславцева, талант которой развился под влиянием советов Ширяева. Сначала она играла в одних только драмах и заставляла рыдать (тогда еще не стыдились плакать в театрах) в ролях Терезы («Женевская сирота»), Амалии («Жизнь игрока»), Эрнестины («Невидимый свидетель»), Екатерины («Иоанн, герцог финляндский») и т. п. Потом она начала являться в большой комедии и водевиле на амплуа светских дам и «агнес». Все постоянно посещавшие в этот период Нижегородский театр, конечно, хорошо помнят, какой фурор произвела Вышеславцева, явясь в первый раз в водевиле («Хороша и дурна»), в роли Наденьки. Театр буквально дрожал от взрывов рукоплесканий и криков; вызовам не было конца.
С появления Вышеславцевой на сцену прошло уже около тридцати лет и на Нижегородском театре перебывало много драматических, комических и водевильных артисток, но подобно Вышеславцевой в драме еще не являлось[516]516
Здесь, разумеется, исключая петербургских и московских.
[Закрыть]. Наверно, можно полагать, что если бы у ней физические средства были равны таланту, то она заняла бы почетное место на одной из столичных сцен.
Также в это время был замечателен в некоторых пьесах Н. Завидов. Роли Вальтера («Женевская сирота»), Варнера («Жизнь игрока»), Мити («Юрий Милославский»), Яши («Скопин-Шуйский») и несколько подобных он выполнял, можно без преувеличения сказать, артистически, но зато во всем прочем был невыносим: в комедиях отвратителен, а в драмах жалкосмешон, что делало еще замечательнее, еще рельефнее игру его в упомянутых ролях.
Кроме драм на Нижегородском театре шли комедии, водевили, оперы и балеты. В комедиях и водевилях были очень хороши, кроме Миная Полякова и Рамазанова, А. Залеский на амплуа вертопрахов, Я. Звездаков и А. Ершов на амплуа больших слуг; последний потом играл комических дядей, мужей-простаков, оригиналов-чиновников и Тарабара. Третьякова была под пару Рамазанову: лучшей Федоры («Филаткина свадьба») нельзя было видеть в провинции. Л. Вышеславцева была жива, ловка на амплуа молоденьких светских девиц и малороссиянок – например, в ролях Лизы («Муж на случай»), Маруси («Казак-стихотворец»).
Из больших опер во время распутинского управления были поставлены:
«Русалка» – все четыре части, – «Князь-невидимка», «Волшебный стрелок», «Чертов замок», «Леон, или Черногорский замок», «Двенадцать спящих дев», «Пан Твардовский», «Аскольдова могила» и другие. Из них лучше всех были обставлены и больше всех привлекали публику «Русалка», части первая и вторая, и «Невидимка». В них, да и во всех операх, первенствовали сначала Бешенцев – тенор, Р. Карева – легкое сопрано, а потом Сахаров и Л. Залеская; последняя была очень мила в роли Кетли. В «Русалке» Минаю Полякову, этому единственному Тарабару, превосходно вторила в роли Ратимы Т. Стрелкова. П. Надежин (умерший в молодых годах) хорошо выполнял роль Личарды (в «Невидимке») и Гикши («Пан Твардовский»), но на настоящем своем амплуа в ролях простаков, как то: Тони («Как дороги утки»), Суфле («Секретарь и повар»), Митрофанушки («Недоросль») обещал очень многое. При Распутине из больших балетов давались: «Дон-Жуан», «Альцеста», «Венгерская хижина», «Морской разбойник» и другие.
В этот период на сцене Нижегородского театра играли во время ярмарки артисты императорских театров: Петербургского – Григорьев, Воротников; Московского – Щепкин, Мочалов, Сабуров, Лавров, Орлов, Живокини; артистки: Петербургского – Дюр, Московского – Львова-Синецкая, Орлова, Филис; также на городском театре играли московские Степанов П. и Степанова.
В городе театр был открыт круглый год, исключая дни Великого поста и ярмарки; спектакли шли три раза в неделю: в воскресенье, среду и пятницу; на Святой, Святках и Масленице – каждый день; на последней с четверга давались еще дневные спектакли. На Ярмарочном же театре с 8 июля по 8 сентября, не исключая суббот и Успенского поста, играли каждодневно[517]517
Только накануне Успения спектакль или совсем не давался, или давался в 12 часов пополудни.
[Закрыть].
Бенефисов с начала распутинского управленья театром давалось мало; их получали только артисты московские и петербургские, приезжавшие на ярмарку, да те из постоянной нижегородской труппы, которые не принадлежали к труппе Шаховского; потом антрепренер в знак своего особого благоволения стал назначать бенефисы Минаю Полякову, Вышеславцевой и еще некоторым.
Годовой абонемент состоял из ста номеров и весь выполнялся на городском театре. На него стоили ложи большие 400 рублей, средние 300 рублей и маленькие 200 рублей; кресла – 100 рублей ассигнациями; поспектакльная плата была в обыкновенные спектакли за ложи большие 12, средние – 10 рублей, кресла – 2 рубля 50 копеек и 3 рубля, партер – 1 рубль, парадиз – 50 копеек. Когда же ловкий антрепренер давал спектакли не в счет абонемента, для которых выбирал лучшие пьесы, обставляя их как можно тщательнее и роскошнее (впрочем роскошь костюмов не простиралась далее плису, мишурных гасов и такового же шитья), то цена на ложи увеличивалась несколькими рублями, а на кресла, партер и парадиз удваивалась; но публика не сердилась на антрепренера за эти контрибуции, налагаемые на ее любопытство, и постоянно наполняла театр до такой степени, что в нем часто недоставало мест. Это побудило Распутина переделать здание театра; сначала он уничтожил решеточные ложи, чем распространился парадиз, потом устроил бенуары и места за креслами: первые – между лож нижнего яруса, у входов в кресла (входы в кресла были с обоих сторон зала) и под губернаторской ложей; вторые – на месте партера, в замене которого была отделена часть парадиза, находящаяся прямо против сцены, и названа амфитеатром.
Распутин также переделал и Ярмарочный театр, в котором при князе Шаховском не было лож и верхней галереи; тогда за креслами был расположен партер, а за ним парадиз, в котором зрители должны были наслаждаться спектаклями стоя. Распутин устроил там ложи, верхнюю галерею, а над ней – парадиз; внутренность театра стала тогда и красивее, и удобнее для зрителей.
Спектакли, как в городе, так и на ярмарке, составлялись всегда из одной большой трехактной, или пятиактной трагедии, драмы, комедии, оперы или балета, также трехактного или пятиактного; после трагедий, драм, комедий постоянно давались одноактные комедии, оперы, водевили, балеты или дивертисменты; последние обыкновенно составлялись всегда из разных танцев и пения. Перед большими балетами давались одноактные и двухактные пьески, но перед большими операми – «Русалкой», «Невидимкой» и т. п. – и после них уже не давалось ничего.
Антрепренер умел угождать публике, а публика умела поддерживать его; в невыгоде были одни актеры княжеской труппы, которые получали очень ограниченное жалованье: так например, годовой оклад Миная Полякова не превышал 240 рублей, Вышеславцевой – 170 рублей ассигнациями. Впрочем, кроме жалованья все актеры и актрисы труппы Шаховского по заключенному в 1827 году условию получали от Распутина на содержание в месяц пуд ржаной муки, двадцать пудов крупы и деньгами 10 рублей ассигнациями.
