Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том Ι"

Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 39 страниц)

ДНЕВНИКИ
СВЯТОГО
НИКОЛАЯ
ЯПОНСКОГО

Обращение к читателям Святейшего патриарха
MOСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ
АЛЕКСИЯ II

Житие и подвиги святого равноапостольного Николая Японского на протяжении многих десятилетий вызывают особый благоговейный интерес у верующих людей, являя пример ревностного служения Господу и народу Божию.

Со времени прославления в лике святых Архиепископа Николая (Касаткина) в 1970 году прошло уже немало лет. Для многих русских людей история их соотечественника, отправившегося в середине XIX века ради проповеди евангелия и насаждения православной веры в далекую Японию, стала уверением в том, что апостольское служение не является уделом только самого раннего периода церковной истории. Ведь каждый, кто вслед за апостолом Петром способен обратиться ко Господу со словами: Вот, мы оставили все и последовали за Тобою (Мф. 19, 27), уже осознает, что и он причастен к великому служению, которое совершает Церковь во все времена от сошествия Духа Святого на учеников Христовых в день Святой Пятидесятницы до последнего дня в истории человечества.

Вслед за своими предшественниками святителями Стефаном Пермским, Иннокентием Московским, преподобным Германом Аляскинским, преодолев огромные даже по нашим современным меркам расстояния, святой равноапостольный Николай оказался в далекой стране, чуждой и даже враждебной христианству. Гражданские законы Японии еще до конца XIX века грозили всякому, изменившему отеческим верованиям – язычеству и Буддизму, – смертной казнью. Древняя культура страны, формировавшаяся на протяжении многих веков в полной изоляции не только от христианской Европы, но и от соседних с нею стран Дальнего Востока, казалось, не могла допустить проникновения в нее православной веры. Японский язык, столь сложным для усвоения иностранцами, со множеством его диалектов стоял в качестве непреодолимой преграды между проповедником из далекой России и представителями коренного населения. Политическое, экономическое, а затем и военное противостояние конца XIX – начала XX века между Россией и Японией усугубили все эти сложности. Именно в таких условиях начал свое служение, покинув родные пределы в 1860 году, новый апостол Японии. А по прошествии чуть более полувека, когда святой равноапостольный Николай, совершив свое земное служение, отошел ко Господу, было осуществлено, казалось бы, невозможное. К этому времени 32 тысячи православных уроженцев Страны восходящего солнца были объединены в 265 церковных общин и духовно окормлялись 41–м священником, православные соборы в Токио и Киото, множество небольших православных церквей былик тому времени построены на японской земле. Православие перестало восприниматься японцами как чуждое национальной традиции явление. С великим почтением стали относиться представители всех сословий японского общества к основателю Русской Духовной Миссии в их стране.

Несомненно, эти плоды апостольского служения святого Николая заставляют всех нас особым почтением и вниманием относиться к его дневниковым записям, сохранившимся в архиве Святейшего Синода, находящемся сегодня в РГИА (СПб).

С 1979 года изучением и подготовкой к печати дневников святого равноапостольного Николая занимается известный японский ученый–русист и историк российско–японских отношений профессор Кэнноскэ Накамура. Первое издание дневников святителя увидело свет в 1994 году в издательстве университета Хоккайдо.

Это второе издание дневников русского апостола Японии, предпринимаемое на его родине, также стало возможным благодаря кропотливому труду профессора Кенноскэ Накамура и его японских и российских коллег.

Думаю, что такое полное издание дневников святого равноапостольного Николая Японского, содержащее исключительное по своему значению свидетельство его великого служения Богу и людям, обогатит церковную сокровищницу и, произведя глубокое благотворное действие на многих наших современников, Будет способствовать их духовному совершенствованию и усвоению ими православной традиции.

Посещая Японию для поставления в 2000 году нового Предстоятеля Японской Православной Церкви Митрополита Даниила, Мы воочию убедились в апостольских трудах святителя Николая. О них свидетельствуют храмы, построенные его трудами, и в первую очередь кафедральный сокор в Токио, а также в Киото, Хакодате. Но главное свидетельство его подвигов – это православные японцы, которые сохраняют живую память о святителе Николае и глубочайшую любовь к его памяти. Мы убедились, что просветительское и миссионерское дело, которое осуществил на островах Японии святитель Николай, живо, и его равноапостольский труд создал Православную Церковь Японии, сохраняющую традиции, напевы и Богослужения Русской Православной Церкви в Стране восходящего солнца на японском языке.

ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ

АЛЕКСИЙ II

БЛАГОСЛОВЕНИЕ
АРХИЕПИСКОПА ТОКИЙСКОГО
И МИТРОПОЛИТА ВСЕЯ ЯПОНИИ ДАНИИЛА

Призываю Божие Благословение на издание Полных дневников святого равноапостольного Николая, архиепископа Японского, осуществленное Благодаря значительным усилиям профессора Кэнноскэ Накамура.

Благодаря этим дневникам мы постигаем ту любовь и те миссионерские труды на поле проповеди святого Православия в Японии, которые совершил святой Николай.

Возношу Господу молитвы о том, чтобы труды святого равноапостольного Николая, архиепископа Японского не остались втуне, но побуждали нас еще бережнее хранить дух Православия.

Архиепископ Токийский и митрополит всея Японии

ДАНИИЛ

ДНЕВНИКИ
СВЯТОГО
НИКОЛАЯ
ЯПОНСКОГО
TOM I
(с 1870 по 1880 годы)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т./Сост. К. Накамура. Т. 1, – СПб.: Гиперион, 2004. – 464 с.

© К. Накамура, сост. текста, коммент., вступ. ст., 2004

© А. Конечный, сост. указателей, 2004

© К. Кумпан, сост. указателей, 2004

© РГИА, 2004

© Издательство «Гиперион». 2004

ISBN 5–89332–090–5

ISBN 5–89332–091–3 (I т.)

От Российского государственного исторического архива

Российский государственный исторический архив (РГИА) – главный исторический архив Российской Федерации и один из крупнейших архивов мира. Указом Президента России от 6 ноября 1993 г. РГИА включен в Государственный свод особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации.

В настоящее время в РГИА находится более 6,5 млн единиц хранения (в составе 1368 фондов). РГИА хранит документы высших и центральных государственных учреждений Российской Империи XIX – нач. XX вв. (по Синодальному ведомству также за XVIII в.), общественных и частных учреждений и организаций и личного происхождения за этот же период. Материалы РГИА отражают историю государственного строя и управления России, судоустройства и судопроизводства, внутренней политики, экономики, народного образования, науки, культуры и быта, религии, а также историю российских городов и населенных пунктов и отдельных родов, семейств и лиц, проживающих в Российской Империи, и многие другие вопросы отечественной и всемирной истории.

Комплектование основных фондов РГИА началось во времена Петра Великого, когда Генеральный регламент предусмотрел наличие архивов при каждом государственном учреждении, в том числе при Сенате и Синоде.

Архивы большинства высших и центральных учреждений, чьи фонды хранятся в РГИА, были созданы одновременно с их образованием в 1802–1811 гг. При этом Общее учреждение министерств 1811 г. предусматривало децентрализацию архивного дела: отдельные архивы создавались при каждом департаменте и при канцеляриях всех министерств. Общие архивы существовали при Государственном совете, Сенате (Петербургских департаментах), Синоде, Министерстве юстиции, Комитете министров. Все эти архивы являлись ведомственными, т. е. подчинялись соответствующему ведомству, обслуживали его интересы и не всегда были доступны для исследователей. Роль государственных архивов до революции в определенной мере играли: архив Государственного совета (Государственный архив), Московский архив Министерства юстиции и Московский архив Министерства иностранных дел.

Радикальная реформа архивного дела в России была провозглашена декретом Совнаркома от 1 июня 1918 г. В соответствии с этой реформой архивы упраздненных революцией высших и центральных учреждений образовали Единый государственный архивный фонд (ЕГАФ). Этот фонд был разделен на секции по тематическому принципу: Верховного управления, Юридическая, Военно–морская, Историко–культурная, Экономическая, Внутреннего управления, Историко–революционная и Печатные ведомственные издания. В Петрограде были созданы отделения этих секций, ставшие основой нынешнего РГИА. В 1925–1926 гг. был образован Центральный исторический архив Ленинграда с двумя архивохранилищами – № 1 и № 2 – и четырьмя секциями: Народного хозяйства, Политики и права, Культуры и быта, Армии и Флота, который разместился в зданиях бывшего Сената и Синода, где ранее находились их архивы. В 1929 г. Центральные исторические архивы Москвы и Ленинграда были объединены в Центральный исторический архив СССР с Ленинградским (ЛОЦИА) и Московским отделениями. Но уже в 1934 г. на базе ЛОЦИА было создано 4 государственных архива (с 1936 г. получивших наименование центральных) – Центральный государственный архив внутренней политики культуры и быта, Центральный государственный архив народного хозяйства, Центральный государственный военно–исторический архив и Центральный государственный архив Военно–Морского Флота. Первые два из них 29 марта 1941 г. образовали Центральный государственный исторический архив СССР в Ленинграде (ЦГИАЛ). После упразднения в 1961 г. Центрального исторического архива СССР в Москве часть фондов последнего была передана ЦГИАЛ, который в этом же году был переименован в Центральный государственный исторический архив СССР (ЦГИА). Таким образом, к середине 1960–х годов нынешний состав фондов РГИА сформировался в основном окончательно. С 1991 г. архив получил нынешнее наименование, войдя в состав федеральных архивов России.

Документы РГИА охватывают разнообразные аспекты (политические, дипломатические, религиозные, экономические, культурные и проч.) истории России и зарубежных стран (более восьмидесяти) Запада и Востока.

Заметное место среди этих документов занимают материалы, относящиеся к русско–японским отношениям: экспедиции к берегам Японии И. Ф. Крузенштерна (1803) и Н. В. Путятина (1851); спасение японских моряков у Курильских островов (1814) и отправка их в Японию; дипломатические и торговые контакты; пребывание в Петербурге японских принцев Т. Арисугавы (1882) и Комацу (1886); путешествие Великого князя Николая Александровича в Японию (1891); русско–японское общество в Петербурге; научные контакты (поездки русских специалистов в Японию и обмен научными работами); урегулирование территориальных и других претензий; документы о внутреннем устройстве Японии (законодательные акты, торговля и сельское хозяйство, карты Японии и планы ее портов); русско–японская война (1904–1905) и др.

Фонды РГИА – ценнейший источник для исследователей, обширная документальная база для новых статей и монографий, которые послужат делу укрепления и расширения деловых, культурных и дружеских контактов с разными странами, в частности с Японией.

Дневники Святого Николая Японского увидят свет благодаря Российскому государственному историческому архиву, в собрании которого они сохранились. Не случайно их выпускает издательство «Гиперион», более десяти лет специализирующееся на издании переводов японской классической литературы, книг по истории, философии и искусству Японии.

До сегодняшнего дня предпринимались неоднократные попытки издания документов, относящихся к жизни и деятельности о. Николая и даже части его Дневников. Эти издания отличались друг от друга разными научными достоинствами, но, увы, лишь немногие из них оказались свободными от ошибок и неточностей. Многие из этих публикаций были недостаточно прокомментированы, не говоря уже о тех изданиях, где комментарии и справочный аппарат вообще отсутствовали.

Предлагаемое издание, разумеется, тоже не идеально, но зато это первое ПОЛНОЕ издание Дневников, которое давно ожидают самые широкие читательские круги в Японии, России и в других странах. Издательство преследовало скромную задачу – обнародовать как можно скорее полный текст Дневников, чтобы привлечь внимание читателей к неординарной личности и богатейшему наследию Святого Николая Японского и способствовать будущему фундаментальному изданию и последующему изучению его наследия.

Мы считаем, что издание всего массива Дневников Святого Николая Японского должно дать исследователю полноценный текст Дневников, отвечающий современным требованиям, предъявляемым к публикации исторических источников.

Дневники Николая Японского после его смерти были переданы в собрание рукописей Святейшего Синода, в составе которого хранятся и по сей день.

В свое время эти Дневники (написанные довольно неразборчивым почерком, с большим количеством сокращений) были расшифрованы К. И. и Л. Н. Логачевыми. Эта расшифровка была положена в основу изданий: «Дневники Святого Николая Японского. Сост. К. Накамура, Е. Накамура, Р. Ясуи, М. Наганава. Издательство Хоккайдского университета. 1994» и «Праведное житие и апостольские труды Святителя Николая, архиепископа Японского по его своеручным записям. Ч. 1–2. СПб., 1996». Первое из них не включило дневники за 2–ю половину 1880 г., второе не содержит указателей, комментариев и расшифровок встречающихся в тексте японских слов. Кроме того, ряд слов в тексте был расшифрован неточно; имелись и отдельные пропуски.

В настоящем издании воспроизведены карандашные подчеркивания, сделанные Святым Николаем Японским. Нам представляется, что эти подчеркивания отражают наиболее важные мысли автора Дневников и его отношение к описываемым событиям и в силу этого дают дополнительную информацию для читателя.

Ограниченность в сроках выхода пятитомного собрания не позволили снабдить все Дневники полноценными комментариями и справочным аппаратом. Первый том Дневника, относящийся к пребыванию о. Николая в России, сопровождает аннотированный указатель имен, а также предметно–тематический указатель, включающий географические названия, отдельные объекты (дворцы, гостиницы и т. д.), общественные организации и периодические издания, храмы и монастыри, учебные заведения, государственные учреждения и некоторые японские реалии, упомянутые в Дневниках. В результате большая часть упомянутых в публикуемых дневниках имен и реалий комментируется в указателях, а также в прилагаемом к ним словаре православных церковных терминов. В самых необходимых случаях комментарии даются в постраничных примечаниях.

Хочется надеяться, что данное издание послужит началом научной, выдержанной в лучших традициях российской археографии публикации Дневников Святого Николая Японского, доступной для широкого читателя.

Директор Государственного исторического архива

А. Р. Соколов

ДНЕВНИКИ СВ. НИКОЛАЯ ЯПОНСКОГО

Начало проповеди православия в Японии

И. А. Гошкевич

В середине XIX века Япония наконец была вынуждена изменить свою политику «закрытой страны», которую она проводила в течение долгого времени – с начала XVII века. 18 июля 1853 года в бухту Урага прибыла американская эскадра коммодора Перри. Это событие, вошедшее в историю как вторжение «черных кораблей», стало началом сильнейшего иностранного давления, которого японцы не испытывали уже в течение двухсот лет. А в марте 1854 года японское правительство было вынуждено заключить с США договор о дружбе (т. н. «канагавский договор»), в соответствии с которым в августе 1856 года в Симода прибыл американский генеральный консул Т. Харрис.

Всего через каких–то полтора месяца после появления Перри в Урага, 22 августа 1853 года, в Нагасаки на флагманском фрегате «Паллада» в сопровождении четырех других судов прибыл русский посланник вицеадмирал Е. В. Путятин. Не в пример Перри, он не прибегал к угрозам и, в отличие от американцев, имел лишь миссию демаркации русско–японской границы. Однако в глазах японцев корабли Путятина были теми же «черными кораблями», – только теперь пришедшими с Севера, – чтобы насильно открыть Японию. В феврале 1855 года в Симода был заключен русско–японский договор о дружбе, а в августе 1858 года в Эдо подписан официальный русско–японский договор о дружбе и торговле.

Россия открыла консульство в Хакодате, и в конце октября 1858 года первый русский консул Иосиф Антонович Гошкевич приступил к исполнению своих обязанностей. И. А. Гошкевич уже посещал Японию в составе миссии Путятина и присутствовал на переговорах с представителями японского правительства в 1853 году в Нагасаки, а также был в 1854–1855 годах в Симода как переводчик с китайского языка. Получив назначение в качестве первого русского консула в Японии, он приехал в Хакодате со своей семьей, секретарем, врачом и слугами – всего пятнадцать человек.

Вслед за ним, чуть позже, в Хакодате прибыл протоиерей Василий Махов – в качестве настоятеля консульской церкви. В эпоху, когда православие являлось государственной религией Российской Империи, священник в обязательном порядке присутствовал в штате, и все работники консульства были обязаны исполнять свой религиозный долг в соответствии с установлениями церкви.

Протоиерей Василий Махов до этого уже бывал один раз в Японии – в качестве священника на фрегате «Диана» под командой Путятина, который пристал к берегам Японии в 1854 году. В результате землетрясения в порту Симода «Диана» потерпела серьезные повреждения, после чего о. Василий вместе со всем составом российской миссии прожил в Японии полгода. Свои впечатления о жизни и характере японцев, оставшиеся у него после пребывания в порту Симода и деревне Хэда, он позже издал в виде книги под названием «Фрегат „Диана” – путевые записки бывшего в 1854 и 1855 годах в Японии протоиерея Василия Махова» (СПб., 1867). В ней описаны трагические подробности кораблекрушения в порту Симода, который подвергся землетрясению и цунами 11 декабря 1854 года, – непосредственным свидетелем чего стал отец Василий.

Василию Махову было уже 60 лет, когда он был назначен настоятелем консульской церкви в Хакодате. За время своего пребывания на этой должности в течение примерно двух лет у него усилилась болезнь сердца, и он подал прошение о возвращении на родину для прохождения лечения в Санкт–Петербурге.

Его прошение было удовлетворено, и консул И. А. Гошкевич через Азиатский департамент Министерства иностранных дел подал в Святейший Синод заявку о направлении на место отца Василия нового священника. В своем письме в Синод он писал: «Настоятель православной церкви также может содействовать распространению христианства в Японии» (Архиепископ Антоний. Святой равноапостольный архиепископ Японский о. Николай, – Богословские труды. М., 1975, № 14). Заслуживает внимания то, что Гошкевич был так прозорлив еще в те времена, когда христианство в Японии находилось под строгим запретом.

Гошкевич сам был сыном священника. Во время учебы в Санкт–Петербургской духовной академии он познакомился с иеродиаконом Поликарпом, впоследствии начальником двенадцатой православной миссии в Китае (в составе этой миссии было десять человек), и почти десять лет, с октября 1840 по май 1850 года, провел в Пекине в качестве члена этой миссии (правда, не как священнослужитель, а как «студент»). После этого он перешел на работу в Министерство иностранных дел и, как уже было сказано выше, приезжал в Японию в качестве переводчика с китайского языка в составе российской миссии, возглавляемой Путятиным. Можно сказать, что даже в биографии Гошкевича уже присутствовали предпосылки развития православного миссионерства в Японии.

Возможно, современному человеку покажется странным, что Гошкевич из православной миссии перешел работать в Министерство иностранных дел, однако в ту эпоху в России перемена службы подобного рода имела место довольно часто. Дело в том, что Православная миссия в Пекине формировалась Азиатским департаментом и совмещала функцию представительства МИДа в Китае. Например, начальник миссии архимандрит Поликарп занимался переговорами между Россией и Китаем о торговле чаем, красящими средствами и пр. Передача в Россию сведений о состоянии отношений между Китаем и Англией в связи с проблемой опиума также входила в число его обязанностей. Отчеты, подготовленные в Китае Гошкевичем, – «Шелководство и воспитание червей», «Изготовление китайской туши» – также предназначались не для миссионерской деятельности, а являлись китаеведением в широком смысле (Краткая история православной миссии в Китае. Изд. Русской Духовной Миссии, 1916). Судя по всему, в Православной церкви в России зарубежное миссионерство было сферой, где трудились в основном люди интеллектуального склада.

«Японско–русский словарь», составленный И. А. Гошкевичем при содействии японца Косай Татибана (этот объемистый труд был издан в Санкт–Петербурге в 1857 году, за год до назначения Гошкевича на должность консула в Хакодате), ясно говорит о большом интересе, который он питал к Японии, стране своего нового назначения. Кроме того, он, несомненно, был неравнодушен и к проповеди христианства в Японии. Тот факт, что Гошкевич еще за восемь лет до начала Реставрации Мэйдзи предвидел отмену запрета на христианство в Японии, уже говорит о том, что он питал интерес к этому вопросу и внимательно следил за развитием ситуации в Японии. Гошкевич, хорошо владея китайским языком, мог общаться с помощью китайской письменности и с японцами. (Скорее всего, его отношения с К. Татибана начались именно таким образом.) Думается, что Гошкевич в широком смысле испытывал симпатию к Японии. По–видимому, с момента своего назначения российским консулом он мечтал о том дне, когда запрет на христианство в Японии будет снято и проповедь православия станет также возможной. Когда протоиерей Василий Махов уезжал на родину, Гошкевич, несомненно, решил осуществить свою давнюю мечту. Он просил не просто о священнике для отправления служб в консульской церкви, но о проповеднике, готовом нести слово Божие японцам.

В своем письме Святейшему Синоду Гошкевич настаивал, чтобы ныне посылаемый священник был «не иначе как из кончивших курс духовной академии, который мог бы быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учеными трудами, и даже своею частной жизнью в состоянии был бы дать хорошее понятие о нашем духовенстве не только японцам, но и живущим здесь иностранцам».

В Хакодате жило немало образованных европейцев и американцев – таких как, например, английский консул Кристофер Ходжсон. Здесь также находилось много японской интеллигенции, например Дзёун Ку–римото, завоевавший известность в период Мэйдзи как журналист. Новый настоятель консульской церкви должен был быть миссионером, который мог бы не только общаться с подобными людьми на равных, но и завоевать их уважение. К тому времени, имея в виду перспективу разрешения христианской проповеди в будущем, в Хакодате для подготовки к ней уже находился французский католический миссионер Мерме де Котон, обладавший глубоким образованием и хорошо говоривший по–японски. Гошкевич просил о направлении православного миссионера, который не уступал бы по способностям и уровню эрудиции католику Котону.

В ответ на запрос Гошкевича в Хакодате приехал 25–летний иеромонах о. Николай из Петербургской духовной академии. К счастью для японцев, он вполне обладал всеми теми качествами, которых требовал Гошкевич. В итоге можно сказать, что именно Гошкевич, оценив высокий уровень интеллектуальных и духовных запросов японского народа, выбрал наставника, способного взять на себя дело проповеди среди этого народа.

В 1865 году И. А. Гошкевич вернулся в Россию, а в 1867 вышел в отставку. В то же время он уведомил московское Миссионерское общество о том, что в условиях запрета на христианство о. Николай тайно приступил к проповеднической деятельности в Хакодате, и ходатайствовал о выделении средств для его работы в Японии. Влиятельная тогда в России газета «Московские ведомости», призывая читателей оказать помощь начинающему миссионеру, писала: «Совет Миссионерского общества получил весьма утешительные сведения о деятельности иеромонаха Касаткина в Японии… Неужели возможно оставить почтенного иеромонаха без помощи?… В западных государствах подобная деятельность миссионера пользуется общим сочувствием. Будем надеяться, что и наше общество отзовется на заявление Совета Миссионерского общества, которому только что, 13–го сентября, впервые сделались известны через г. Гошкевича и действия иеромонаха о. Николая, и потребности нашей японской миссии» (Московские ведомости, 8 октября 1867).

Е. В. Путятин

Нам неизвестно, продолжал ли И. А. Гошкевич поддерживать о. Николая после своей отставки. Но и в дальнейшем активную помощь его миссии в Японии оказывал бывший русский посланник, при котором Гошкевич когда–то служил переводчиком, – Евфимий Васильевич Путятин. Путятин оставил карьеру морского офицера для политической деятельности и в 1861 году возглавил Министерство народного просвещения, а затем стал членом Государственного совета, войдя в политические круги Петербурга. Со стороны Православной церкви деятельность о. Николая в Японии наиболее активно поддерживал в первую очередь митрополит Петербургский Исидор, а также обер–прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев, священники Федор Быстров и Иоанн Дёмкин в Санкт–Петербурге, Гавриил Сретенский в Москве и другие.

Было также много покровителей и вне Церкви: Великая Княгиня Екатерина Михайловна, петербургский граф С. Д. Шереметев, графиня М. В. Орлова–Давыдова и другие. Ректор Академии искусств Ф. И. Иордан, его супруга В. А. Иордан и сестры Новодевичьего женского монастыря в Петербурге также были в числе сторонников о. Николая. Но наиболее ревностно его поддерживали Е. В. Путятин и его дочь Ольга.

О. Николай особо отмечает помощь Путятина в заключительной части «Рапорта Совету Православного Миссионерского общества» за декабрь 1878 года: «Великою благодарностью Миссия обязана графу Евфимию Васильевичу Путятину: он беспрестанно с любовью заботится о ней и оказал ей бесчисленное множество благодеяний как своими собственными пожертвованиями, так и разрешением нужд ее и побуждением к жертвованию других; нынешние каменные здания Миссии, основание которым положил своим пожертвованием Его Императорское Величество, Великий князь Александр Александрович, в бытность свою в Японии, в 1872 году, никогда не были бы окончены, если бы граф Евфимий Васильевич не принял на себя заботливость собрать пожертвования для того».

В 1879 году о. Николай во второй раз возвращается в Россию через Америку и с сентября того же года по август 1880 занимается в Санкт–Петербурге и Москве сбором пожертвований на строительство собора в Токио. В Дневниках во время пребывания в Петербурге подробно описано близкое общение о. Николая с Путятиным. Например, есть такая запись: «Выходя [из Петербургской духовной академии – К. Н.], у крыльца встретился с граф. Путятиным. Встретился точно с отцом родным. Граф зашел ко мне; обещал все содействие… Звал к себе в Гатчину; обещался приехать в четверг» (16 сентября 1879 года). Таким образом, Путятин был для о. Николая своего рода добрым покровителем.

У Путятина было много знакомых среди дам, принадлежавших к высшему свету и имевших доступ ко Двору. При посредстве Путятина они делали значительные пожертвования в пользу Японской миссии, о чем также упоминается в Дневниках (см., например, записи ноября 1879 года).

В октябре 1883 года Путятин скончался в Париже, а в октябре 1884 года его дочь, Ольга Евфимовна Путятина, приехала в Токио для работы в Православной церкви, как бы унаследовав желание отца помогать Японской миссии.

Из дневниковых записей видно, что о. Николай был лично знаком с Путятиным еще до этого второго и последнего своего визита в Россию в 1879 году. Возможно, он был представлен Путятину Гошкевичем еще в первый визит 1869–1870 годов.

Село Береза – родина о. Николая

Иеромонах о. Николай, в миру Иван Дмитриевич Касаткин, родился 1 августа 1836 года (по старому стилю) в Березовском погосте Смоленской губернии. Отец его, Дмитрий Иванович, служил диаконом в сельской церкви. Мать Ивана, Ксения Алексеевна, умерла, когда ему было пять лет. Старше Ивана были брат Гавриил, умерший в пятимесячном возрасте, и сестра Ольга. Сам он был вторым сыном и имел еще брата Василия на четыре года младше себя.

Иван Касаткин (будущий святитель Николай) вырос в селе Береза и учился в Бельском духовном училище. Просторечные слова и выражения, часто проскальзывающие в Дневниках св. Николая, свидетельствуют о его происхождении не из среды просвещенного городского дворянства, а из семьи сельского дьячка.

30 марта 1880 года (старого стиля), во время своего второго возвращения в Россию, в соборе Александро–Невской лавры в Санкт–Петербурге о. Николай был рукоположен во епископа. А в июне того же года он на неделю едет к себе на родину, в село Береза. Дорога туда занимала целый день на лошадях от Ржева, который в свою очередь находится в 200 км к западу от Москвы. Некоторое, правда, довольно поверхностное, представление о том, что представляла из себя родина Святителя и жившие там люди, можно получить из дневниковых записей, которые были сделаны во время этой поездки.

«26 июня 1880 г. Четверг. Из Ржева домой и дома.

Рано утром ямщик, которому я сдан был, приехал, и я, напившись чаю из грязного чайника и стакана, отправился с ним. […] Вид Березы – зеленая крыша церкви, красная крыша, – очевидно, кабатчика, – под селом…

Дома застал племянника Александра и жену его Марью Петровну.

Отправился тотчас же на реку Березу смыть грязь с дороги. На обратном пути встретился с отцом Василием Руженцевым в рясе. После – свидание с сестрой; в церковь, где отец Василий пел „Исполла“; визит отцу Василию, Марфе Григорьевне – просвирне (которой дочь, Саша, живет гражданским браком с соседом; Лариону Николаевичу и прочим, между прочим, кабатчику с красной крышей – перекресту, эксплуатирующему Березу, и отказ сделать визит соседним мещанкам, содержанкам…

Белиберда в душе, белиберда в людях кругом; одна природа искупала тоску и утешала злость, но люди мешали».

Похоже, сам о. Николай с теплотой вспоминал родину лишь тогда, когда находился вдали от нее, – по пословице «там хорошо, где нас нет». Однако в его сердце присутствовало сильное природное чувство привязанности к родине, которое было заронено, вероятно, еще в детстве, проведенном в Березе. Это чувство часто проявляется в дневниковых записях, сделанных в Японии.