Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том Ι"

Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

В одиннадцатом часу вечера.Отслужил в Златоустовском литургию. После нее обед у о. Афонасия. – В конце литургии, за благословением, сказано было многолетие: 1. Государю; 2. Синоду, Митрополиту и мне – с богохранимыми их паствами; 3. Инокам и всем православным христианам (Подаждь, Господи, мир, тишину, благоденствие и сохрани на многие лета). Третий раз уже провозглашается в России многолетие японским христианам: в Церкви Николы Явленного, в Богоявленском в Елохове и здесь. – После обеда (за которым было два многолетия – настоятелю и мне; говорил протодиакон Скворцов) – к княгине Мещерской. Были в саду их; жарко было; для княгини, кажется, трудно было; так зачем не дала одним детям показать мне сад; сад чрез дорогу от дома; в нем большой ясень посредине, несколько лиственниц, много сирени, иедская роза (шиповник). – До саду дети водили показать их классную комнату. – Прощаясь, обещались писать взаимно. Что–то выйдет из этой пылкой и мужественной маленькой Саши (Лильки), которая учит старшего брата, боящегося стрелять, ездить верхом; возится с деревенскими бабами и прочее! – Вернувшись, принял пожертвование от Чудовского архимандрита о. Вениамина, от В. П. Мусина–Пушкина – крест с мощами и прочее и отправился в Страстной монастырь, согласно приглашению сегодня утром матушки Евгении. Гулял по монастырю в сопровождении ее и детей – болгарок. Был на колокольне, чтобы видеть Москву; болгарки маленькие и туда сопровождали. – Вид отсюда – лучший в Москве; просто не насмотришься. В одну сторону – Страстной бульвар, вдали Сухаревы башни, в другую – Тверской бульвар, Кремль и храм Спасителя, в третью – институты Екатерининский и Александровский, в четвертую – Петровский дворец; во все стороны – море города: с дворцами, садами, Церквами, монастырями. Чудный вид! Не то что у нас с Суругадая! – Чай в беседке; «Демьянова уха» – в лицах болгарочек; пение Цветаны и Маши; фонтан; сирень – Преосвященному Алексию с поручением поцеловать ему руку, что, вернувшись, я и исполнил. Вечер с громом и молнией. Мы с Преосвященным в саду любовались; когда стал дождь накрапывать, к нему пошли; разговор об о. Федоре Бухареве, снявшем сан когда–то; оказывается, что снял сан из гордости, что не позволили печатать толкование на Апокалипсис.

19 мая 1880. Понедельник. В Москве

Утром гулял в саду, совсем жарко было. – Пассек принесла и подписала архиерейский служебник. Ю. Ал. [Юли? Ал?] Казанская – четки и образок из Страстного монастыря. Романов и Павлов, и от Хлебникова художник. – В Патриаршую ризницу. Смотрели ризницу и дивились дороговизне облачений, особенно справленного Грозным в память сына его Иоанна, – все из крупного жемчуга и драгоценных камней, – тысяч в сто. Смотрели и мироносные сосуды. Изображения на нашем сосуде должны быть: Богоявление, Воскресение, Помазание Давида и Сошествие Святого Духа. Сосуд должен быть очень изящный; на память от матери, Русской Церкви, – своей дщери, Церкви Японской. – В субботу художник принесет скомпонованный рисунок. Дома – купец Расторгуев сто рублей принес. – На экзамен к Тютчевой Екатерине Федоровне; хорошо отвечали выпускные девять человек. – Дома встретил мадам Фишер с воспитанницей, принесших от классической гимназии на Миссию сто десять рублей; детей князя Мещерского, пришедших проститься, – едут к себе в Дугино Сычевского уезда Смоленской губернии. Саша принесла от кого–то восемь рублей и дала, видимо, свой молитвенник Павлу Ниццума, а мне медальон с изображением Святого Николая и Святого Сергия. Жаль было расставаться с милыми детьми. После них грустно стало. – Княгиня была также проститься, но не застала. – За детьми приехал старший сын Александр. Принимал я их – Фишер и Мещерских – наверху, в гостиной Преосвященного Алексея. При них еще прибыла Свербеева и после – ее два сына, студенты здешнего университета, – милейшие молодые люди, бледные теперь и усталые, видимо, так как постоянно у них экзамены; теперь остался один только; после чего они, как кончившие курс – кандидатами, – должны будут месяца три прослужить в военной службе. Оба они принесли мне свои карточки. – В восьмом часу был князь Н. П. [Николай Петрович] Мещерский, только что проводивший своих на железную дорогу; они прислали его с их приветствием, особенно Александра. Князь приглашал также в Дугино; приглашал назавтра на экзамен в 1–ю Мужскую гимназию (где был Я. Д. [Яков Дмитриевич] воспитателем). Обещался быть непременно с Преосвященным Алексеем.

20 мая 1880. Вторник. В Москве

Утром проспал почти до восьми часов. После чаю стал писать к князю Александру Николаевичу Шаховскому (что не могу быть в третьем часу), к Новиковой (что не могу быть в один час), к Сорокину (что не могу быть завтра утром в восемь). Пришли от князя Шаховского с большой просфорой от преподобного Сергия, жертвовательница кисета, переделанного на сумку для дароносицы, – чахоточная, в монастырь желающая, но и в мире нужная для тех девиц, которых учит шить и воспитывает. Что за ангельские души в мире есть! Хоть бы эта! – О. Виктор Покровский привез ящик с тремя сосудами – дар Миссионерского общества. К обедне опоздал; а сегодня хотелось побыть – праздник Святителя Алексия, – служил хозяин. К двенадцати часам поехали с хозяином в 1–ю Гимназию (против храма Спасителя) на экзамен. Плохо отвечали. Девицы – куда лучше! Хотя бы вчера – несравненно лучше знают Закон Божий и красноречивей рассказывают; здесь – все мямли какие–то, дар слова совсем не развит; а знают так плохо, что приходится выбирать самые простые вопросы, чтобы не поставить в затруднение. Или преподают плохо, или бездарность одна в классе. А вчера еще князь Мещерский так хвалился этой гимназией, и директор так хвалил! – А он – человек нервов; тут же стал горячиться и видимо, капризничать, ворчать на учеников, – совсем неприлично! Настоящий экзамен не оправдывает славы Гимназии. Ведь отсюда Соловьев – историк! Еще бы не быть ей славной! – К двум часам – в Чудове. Здесь ждали Преосвященного Алексея к обеду. Митрополит Макарий был весьма любезным хозяином. Из светских были – генерал–губернатор князь Долгоруков, Гражданский Губернатор Перфильев, Обер–полицмейстер Козлов, вице–губернатор Красовский и один гофмейстер, – и только; из духовных, кроме викариев, главные архимандриты и протоиереи. Обед, начиная с стерляжьей ухи, был изысканный; тосты – за Государя, за «Московского Митрополита Макария» (князь сказал), «за дорогого гостя» (князя, – Митрополит сказал), «за всех гостей», «за процветание Японской Миссии» (Амбросий), «за двух хозяинов Москвы – духовного и светского» (то есть в лице их – за гостеприимных жителей Москвы) – я предложил. – При всех тостах, протодиакон чудовский еще кое с кем пел «многая лета». – «Как по–японски многая лета?» – «Бан–сай». «Неловко петь». – «Да у нас еще и не поют; не знаем, как перевести; „Бансай“ значит „десять тысяч лет“ и весьма употребительное слово; а „многия лета“ собственно „тасай”, или „ооку–но тоси“, – но непонятно будет». – Митрополит «бансай» не посоветовал употреблять; а Преосвященный Амбросий – к «тасай» советовал прибавить «сю–я тамай». – Мнение Митрополита нужно не забыть. Преосвященный Амбросий здесь же за столом пообещал колокол для Миссии, – «Колокол есть у вас?» – «Нет». – «А нужно?» – «Как не нужно». – «Так поздравляю с колоколом». – За столом же был староста Успенского Собора, богач Попов. Преосвященный Амбросий с ним переглянулся и спросил: «Можно?» – «Можно», – тот ответил. – И колокола, кажется, будут! Даже не в сто, а в пятьсот пудов, и притом – с полным прибором других колоколов!.. Что ж, хоть бы в триста пудов сделали! Перевезти – перевезем. За столом Митрополит, между прочим, советовал вести записи о Церкви, чтобы после нетрудно было делать исследования. Что у кого болит… Каждое утро сидит над хартиями, пиша Русскую Церковную Историю, так и об Японской уже думает. – Раненько! «Вы, конечно, будете знаменитостью», – говорит; эвона! Хорошо, что не молод я для легковерия. – К князю Алексею Николаевичу Шаховскому, – подарил несколько книг, между прочим, рисунки русских древностей. – К О. А. [Ольге Алексеевне] Новиковой (рожденной Киреевой). Застал ее поющею. Пришли потом православный англичанин, преподающий в Лицее Каткова, ее сын – студент третьего курса университета. – Заецкий; после пришла Анна Михайловна Евреинова – доктор прав (если не ошибка); последняя весь вечер говорила; вот говорунья–то! О Пушкине, о воздухоплавании (хочет к Северному полюсу на шаре)… Новикова премилая особа! А как ее книгу расхвалили, хотя бы в сегодня присланной ею статье «Варшавские дневники». «Russia and England» в два месяца потребовала уже второго издания. – О Гладстоне, – о брате ее Николае…

21 мая 1880. Среда. В Москве

Утром головная боль, должно быть, от цветов, которые присылают каждый день от князя Мещерского и которых стоит несколько стаканов и банок; вчера тоже прислали; видно, что князю, или, по крайней мере, прислуге наказано это от уехавших княгини и детей. – Погода прекрасная. Вышел в беседку записать дневник, и головная боль прошла. – К девяти часам нужно ехать в Успенский Собор на крестный ход к Владимирской Церкви, по случаю праздника Владимирской Божией Матери.

В одиннадцатом часу вечера.Перед тем как отправиться, Преосвященный Алексей снабдил наставлениями, что делать в крестном ходу. В Успенском, на кафедре, начать молебен (собственно весь крестный ход состоит из молебна), окадить Корсунскую Божью Матерь, сопровождаемую стеклянными крестами, крест, Евангелие и все иконы – московских Святителей, ризы Господни и другие, потом с каждением – пропустить мимо себя на кафедре все святыни, отдать кадило, взять посох и идти позади, благословляя на обе стороны народ. – До Чудова шли уж слишком скоро; видно, что с архиереем вовсе не соображались, не то бы было, если бы Митрополит; потом длинная процессия металлических хоругвей. – Остановка и приложение к кресту и иконе у Вознесенского монастыря (девичьего, в Кремле), – и благословение монахинь; то же против Церкви Василия Блаженного – остановка и приложение к кресту и иконе; между тем процессия бежит впереди (дал бы выговор). Пред Лобным местом длинный ряд по обе стороны священников и все хоругви. Продолжение молебна, чтение Евангелия на Лобном месте и осенение народа на все четыре стороны, начиная с Кремля, крестом с каменного возвышения на Лобном. – Опять шествие и остановка и приложение к кресту и иконе и благословение священнослужащих против всех Церквей по Никольской; благословение народу на обе стороны беспрерывное и стоящим в верхних этажах. У Церкви Владимирской Божией Матери, в конце Никольской улицы, Преосвященный Алексей встретил процессию. Понесли крест и икону, к которым я приложился и сотворил приветствие Преосвященному Алексею. – Обедня, отслуженная Преосвященным Алексеем. – На обеде в Заиконоспасском монастыре. – Благословенье учеников Заиконоспасского училища; телята у стены Китайской – снаружи, – безжалостно связанные. – Медленно тянувшийся обед, при плохом разговоре с претензиею занимать, – протоиереев Романовского, Богословского; скучновато было. После обеда я осмотрел с Александром Алексеевичем Невским, смотрителем Заиконоспасского училища, – сущее на месте, где когда–то была основанная Ли–худами Заиконоспасская академия; а потом Семинария, ректором которой был и Исидор, Санкт–Петербургский Митрополит ныне, а учился в котором и Филарет Московский. Ребятишки плоховато одеты и не по форме, а кто в чем может, – даже, кажется, вольнее, чем было в наше время (и в рубашке, и в пальто, и в пиджаках); в классах – грубо, но воздуху довольно; в спальнях – чистенько; гимнастика плохая – у нас в Японии лучше и лучше делают. Впрочем, ученики смотрят не забитыми. По географии – один срезался, другой – поправил. Дал им пять рублей на конфеты. Приятно было видеть наших мальчуганов, духовных. Обстановка, если бедненька, то и содержание–то – 35 рублей в год – за пищу и жилище, то есть на полуказенном (по–нашему– древнему)! Ведь дешевле немыслимо! Да и трудно поверить! – В Думу на экзамен. Раздосадовал хозяин. Много вежливости уж тоже – приторно и мучительно. Это – печатный конфуцианист по вежливости! Не по нутру нашему брату – простому русскому человеку! Господь с ними, со всеми этими вежливостями! Может, он и святой человек – Преосвященный Алексей. – Недаром по целым часам люди (девица сегодня у лестницы) ждут его благословения. Но с Преосвященным попроще, например с Амбросием, было бы куда лучше ездить на экзамены. – Мука всегда с его смирением! Я не стал бы так мучить его в Японии, а делал бы проще, – шел бы впереди сам везде, где видел бы, что гостю тягостно – от незнания, что и как делать! – О, Конфуций! Ты меня и в России не перестаешь досадовать! – В Думу приводят на экзамен из разных городских училищ. – Экзамен у разных столов, – в обеих залах; публика – бородатая за барьером и у столов… Попечитель – князь Мещерский, любезно показывающий залу думских заседаний с портретом Ю. Ф. [Юрия Федоровича] Самарина и других. – Но дом Думы нанимается у графа А. Д. [Александра Дмитриевича] Шереметева! Москва не имеет до сих пор своего дома для Думы! Чудовищно! – Домой. – Купец какой–то крест принес; чай – и счет деньгам – в беседке; о. протоиерей Капустин, принесший двести рублей. – К В. Д. [Василию Дмитриевичу] Аксенову, – и не застал дома.

22 мая 1880. Четверг. В Москве

Боже, скоро ль в Японию! Надоела Россия, то есть надоело безделье, как горькая редька! Кажется, скоро одурею!

В двенадцатом часу ночи. Утром поехал, как обещался, в восемь часов, к художнику Павлу Семеновичу Сорокину. Видел в мастерской много хороших вещей его и брата – Евграфа, приготовленных для храма Спасителя. Евграф рассказывал, как сделался живописцем, – из Ярославля, – чрез картину свою сделался пансионером Императора Николая в Академии Художеств. – Звал я Павла учителем иконописи в Японию. Колеблется. Показывал потом Павел остатки только что кончившейся выставки картин. – Поехал потом к иконописцу Рогожину смотреть иконы для Грузинской Божией Матери по рекомендации Федора Никитича Самойлова. Иконы в строго греческом стиле, то есть почти все – безобразие. Нет уж, для Японии лучше Пешехонова. – В Покровский монастырь. О. Иоиля не застал, – хотел его понудить к спору. Зашел к старому знакомому о. Митрофану. Выпили с ним рябиновой; ходили потом осматривать миссионерский дом, где я и помещался десять лет назад; комнаты, бывшие мои, заперты от безлюдья. Осматривали кладбище; много богатых хоронятся. Приехавши домой, застал о. протоиерея Приклонского с греческим Новым Заветом и Японскими Евангелиями. Последние – плохого перевода хираганой – и потому отказался взять как ненужные, а он чрез полчаса привез китайские. – Князь Александр Николаевич Мещерский с гувернером; поклон от княжны Александры Николаевны. Граф Сергий Владимирович Орлов–Давыдов – радостный, что женится скоро на Арсеньевой, дочери Натальи Юрьевны и сестре семинариста. Кое–кто с пожертвованиями вещей; между прочим, подрясник от игуменьи Никитского монастыря – уже сшитый. – После обеда в беседке, часу в седьмом – Иван Дмитриевич Лебедев, директор 1–й Московской гимназии, пришедший благодарить за экзамен. От него услышал, что Государыня Мария Александровна померла сегодня утром в девять часов; он только что прочел телеграмму наверху у Преосвященного Алексея. Говорил о Гимназии, о Якове Дмитриевиче Тихае, служившем у него, и его пении. – Поехал к В. Д. [Василию Дмитриевичу] Аксенову сдать на хранение собранные деньги. Всего до сих пор в Москве собрано тысяч около 49; сегодня я сдал тысяч восемь с лишком. – У Преосвященного Амбросия, к которому заезжал собственно спросить о П. С. [Петре Семеновиче] Сорокине, застал Обер–полицмейстера Козлова – о завтрашней панихиде, – где служить – в Чудове или в Архангельском Соборе? Нетерпение Козлова. – Преосвященный Амбросий говорит, что Павел Сорокин решительно не умеет преподавать, хотя сам иконописец хороший и человек религиозный. Вернувшись, хотел сказать Преосвященному Алексею, что завтра он назначен на панихиду в Чудов, после обедни, но он спал уже.

23 мая 1880. Пятница. В Москве

Утром о. Гавриил Сретенский, принесший 18 рублей, – это и есть сегодня за целый день! Значит, истощились сборы! Потом игуменья Рождественского монастыря, мать Серафима, привезшая малое архиерейское облачение. – Граф Евфим Васильевич Путятин и Ольга Евфи–мовна. Обрадовался им очень. Они проездом в имение Глебово в Подольской губернии. – На панихиду по Императрице в Чудов монастырь. Преосвященный Амбросий служил обедню. Митрополит приехал в средине службы. После обедни вышли служить панихиду: Митрополит и три викария, 16 митр и камилавок – вплоть до алтаря. В Церкви были: генерал–губернатор – князь Долгоруков, стоявший по левую руку, несколько впереди всех, и – все московские высшие власти – в мундирах. – После службы – к Преосвященному Филофею Киевскому, сегодня приехавшему из Петербурга, на пути в Киев. Там же были Высокопреосвященный Макарий, – пришли – сенатор Федор Петрович Корнилов и Гротт – академик, – депутаты по Пушкинскому памятнику, открытие которого, значит, откладывается по Высочайшему приказу. – Дома – целый день скука. Обед в сообществе о. Ивана – родного Преосвященного Алексия. – В восемь часов – к графу Путятину, остановившемуся в доме графа Орлова–Давыдова на Страстном бульваре. Целый день до одиннадцати часов провел там. Разговор – о Грузине и проекте Миссионерской академии Митрополита Филарета, о Пашкове и письме Преосвященного Феофана. – «попы в черной и белой шляпе».

24 мая 1880. Суббота. В Москве

Утром принесли рисунок сосудов для святого мира. Очень понравился. Пришел жертвователь – Иван Иванович Павлов; ему тоже понравился. От Хлебникова выражают желание, чтобы работой не торопить, а предоставить сделать на всероссийскую выставку. И хорошо бы, хотя чуть–чуть неловко – для Японии. Оставил спросить совета у Митрополитов – Киевского и Московского. С Преосвященным Алексием поехал к первому. Он первый пошел к Митрополиту, а я в это время был у Вениамина, наместника Чудова монастыря, который занимал рассказами о своем батюшке да бабушке; э! – Митрополит одобрил рисунок сосуда; насчет же выставки сказал, что это зависит от местного архиерея, то есть от Московского Митрополита. В ожидании кареты осмотрел Собор Чудова монастыря; персидские знамена; серебряные поделки (Царские врата – литые из серебра); облачения Святителя Алексия – и художник Сорокин, явившийся снять с них фотографию для помещения облачения в иконе; Вселенские Соборы на потолке, написанные с председящими Царями – нечестиво. – У нас между тем были Путятины. Я за день два раза был у них – в доме графа Орлова на Страстном, – дома не застал. Дома скучал, спал; у Преосвященного гости – ярославские духовные; пожертвования почти совсем прекратились. Скука смертная! Своды давят! Поскорей убираться отсюда, не то с ума сойти можно.

25 мая 1880. Воскресенье. В Москве

В девять часов служил литургию на Саввинском Подворье, за нею панихиду о Царице, после – чай у Преосвященного Алексея, где граф Путятин и Ольга Евфимовна. – В три часа у протоиерея Капустина. Осмотрели Церковь Святого Никиты Мученика – великолепные облачения, особенно воздухи – богатство, выше и изящнее которого трудно придумать; Евангелие поднять нельзя. У него обед; сын – цензор по иностранной литературе. – После обеда – таблица изобретения о. протоиерея; десерт в саду. – Визит к Путятину, и я оставлен был там часов до десяти с половиной. На Страстном бульваре – против окон графа Орлова–Давыдова – каскад – нисходящий и восходящий.

26 мая 1880. Понедельник. В Москве

С утра укупоривал облачения. – В одиннадцатом часу простился с графом Путятиным и Ольгой Евфимовной. Обещался быть в Глебове. – Вернувшись, укупоривал книги и прочее. Всего укупорено одиннадцать ящиков для Петербурга. – В шесть часов отправились с Преосвященным Алексеем к Надежде Заварыкиной, которая вчера взяла с меня обещание быть у ней. Рано приехали, и потому не в духе приняла и ничего не пожертвовала, хотя угощала вишнями и сливами – не с тарелок – не успела–де приготовиться. Просил взять пансионерок в школе Миссии, ибо она товарка по воспитанию Марии Александровны Черкасовой; не взяла, – не имею–де ничего, а только распоряжаюсь по завещанию тетки. – К Высокопреосвященному Макарию – в Черкизово. Проезжали мимо Сокольников, Преображенского монастыря (о. Павла Прусского – вправе), по деревне Черкизово («Черкизово–сельцо – я купил на собственное серебрецо» – Святитель Алексий Московский, Чудотворец). – Дождик. – У Митрополита – любезно, насчет 2000 рублей кредитными или металлическими – уклончиво. Облачений архиерейских обещал, книг тоже, сосуд для мира – благословил, служить в Троице–Сергиевой Лавре на Вознесенье позволил. – На обратном пути осматривал Филаретовское женское училище для духовных девочек. Там теперь живут 340, ходят, кажется, с сотню. Видели девушек – в столовой за чаем, в Церкви за молитвой, в зале, где я им сказал несколько слов; видели их классы, дортуары,  [44]44
  Общая спальня для учащихся в закрытом заведении – п римеч. сост. Указателей.


[Закрыть]умывальни. Все вообще производит очень хорошее впечатление. Заведение осматривали как оно есть – нас не ждали, – разложенные по окнам учебники… Чистота везде – и в этом, и во всех женских заведениях необыкновенные. – Не забыть бы сказать Марии Александровне Черкасовой об ее товарке – Заварыкиной – «пусть–де сама о своих нуждах пишет». Велела также напомнить о ней М. Н. [Марье Николаевне] Струве, – отцы знакомы были, кажется.

27 мая 1880. Вторник. В Москве

Утром укупорка ящиков. В одиннадцать часов отправились с Преосвященным Алексеем на экзамен в Катковский лицей – Цесаревича Николая. Великолепнейшее здание, специально для Лицея построенное. Встретили: законоучитель о. Виноградов, Катков и прочие. В зале и вместе Церкви – эффект неподражаемый: когда вступали, незаметною рукою отдернута была завеса, а певчие превосходно запели по–гречески: «Христос анэсти эк нэкрон». [45]45
  «Христос воскресе из мертвых» ( греч.) – тропарь праздника Воскресения Христова – примеч. сост. Указателей.


[Закрыть]

Я должен был пойти стать против алтаря по условию с Преосвященным Алексием. Певчие из лицеистов. – Экзаменовались из Закона Божия и греческого языка по Новому Завету выпускные. Отвечали прекрасно из Закона Божия, если взять во внимание, что у них всего один класс в неделю. Но из греческого языка мне кажется, неудовлетворительно, когда могли читать не все, а только Евангелие от Иоанна или Послание к Ефесянам. – После экзамена я должен был сказать несколько слов воспитанникам; стакан чаю, и я попросил посмотреть лицей. Сам Михаил Николаевич провожал вместе с инспектором. Заведение положительно образцовое: воспитанники имеют классные комнаты, занятые, рекреационные, тут же около спальные, для питья молока, – все это отдельно; потом общую столовую, гимнастическую залу, баню – внизу, актовую залу, Церковь (с очень низеньким иконостасом, чтобы все богослужение было видно), больницу и сад. По словам Каткова, все это придумано и устроено Павлом Михайловичем Леонтьевым, которого портрет мы видели в библиотеке. – На самом верху – комнаты для студентов университета – из Лицея; у каждого студента – комната; столовая – общая… Воспитанников в Лицее до 300; пансионеров почти половина из этого числа. Платят пансионеры 500 рублей или 600 и больше, а есть и gratis. – Ломоносовская семинария. Словом, лучшее из заведений, какое мне случилось видеть. – Заехали в Классическую женскую гимназию мадам Фишер. Видели половину воспитанниц. Я поблагодарил их за пожертвование для Миссии. Осмотрели комнаты, попросили сыграть на фортепиано, что сделали две племянницы Преосвященного Алексея с двумя классными дамами – в восемь рук. Осмотрели сад, видели куропаток. – Заведение очень серьезное. Готовятся женщины серьезные по образованию, которые будут в состоянии приготовлять и мальчиков к поступлению в Гимназию. Дай Бог процветания! Вернувшись, продолжал укупоривать вещи. Была всенощная отдания Пасхи; но я только мимобеганьем слышал пение ирмосов «Воскресения день» – в Церковь, к несчастью, некогда было. Приготовили к отсылке 18 ящиков; гимназисты – карапузы сделали надписи. После всенощной вечером позвали к Преосвященному, где пили чай мадам Фишер с воспитанницами – человек восемь; они часто бывают у Владыки; «Мы – саранча Саввинского Подворья», – пошутила мадам Фишер. – С Филипычем, келейником Владыки, съездили в баню, на этот раз очень хорошую, только полы и скамейки каменные – холодно; цена 15 копеек. – Лег спать с головною болью – от усталости, должно быть.

28 мая 1880. Среда.

В Троицко–Сергиевой Лавре

Утром отослал ящики на железную дорогу – в товарный поезд. К обедне не поспел – и тоже только мимоходом слышал пение пасхальных часов. – Преосвященный Алексей поехал в Чудов монастырь по случаю совершающегося сегодня в Петербурге погребения Государыни Марии Александровны. – Митрополит совершает заупокойную литургию, а после будет панихида. Я с двенадцатичасовым поездом отправился в Лавру, вчера предудпредив телеграммою Наместника о. Леонида о том, что Митрополит позволил мне на Вознесенье служить в Лавре. – В Посаде – на станции встретил монах, и карета была прислана. Комнаты отведены очень приличные. О. Леонид любезно принял, угостил обедом, после чего я осматривал Лавру в сопутствии келейника о. Алипия, бывшего на Афоне и в Иерусалиме. Богомольцев столько теперь здесь, что в Соборе Преподобного Сергия невозможно было пройти приложиться к мощам; по случаю свободы еще от сельских работ всегда в это время бывает много. Слазил на колокольню и оттуда любовался Лаврой и видами: на восток – скит, – несколько правее Вифания.  [46]46
  Спасо–Вифанский мужской монастырь (см. Предметно–тематический указатель).


[Закрыть]Церквей видно в Посаде пять, в дальних селах больше того. – Большой Собор поправляют теперь – под полом проводят трубы, чтобы не было сыро. – В шесть часов началась всенощная и шла до половины десятого; я выходил на литию и полиелей, после чего помазывал освященным елеем народ до самого отпуста, а осталось еще, говорят, на час, меня уже позвали в алтарь, а жаль было оставить народ – с таким усердием богомольцы подходят. – После всенощной с балкона о. Леонида слушали пение соловьев в Лаврском саду; причем он рассказывал о себе, как попал в Лавру, – о Кротковой и ее интригах и прочем.

29 мая 1880. Четверг.

Вознесенье. В Троицко–Сергиевой Лавре

Спал дурно: пуховики были, и вечером чаю напился. Утро прекрасное. Когда зазвонили, с наслаждением купался в волнах звуков дивного лаврского Царя–Колокола в четыре тысячи пудов. Звуки чистые, густые, заставляющие воздух дрожать. – До службы, с семи часов осмотрел литографию, где был десять лет назад. Всех произведений ее по экземпляру предложили в подарок. – В помещение фотографии; предложили и здесь по экземпляру; хорошо, если пришлют. И самого сняли здесь. – К обедне. После службы с час благословлял богомольцев. Обед, на котором был и ректор Академии протоиерей Сергей Константинович Смирнов, простой и дельный человек. Наместник взял меня в карету и повез осматривать Вифанию; в Церкви Платона – семинаристы, в Соборе – все по–старому, в Крестовой Церкви Платона – иконостас из занавеси, в комнатах – Леонид, кричащий. К счастию, отсюда уехал; а я спокойно осмотрел Семинарию с инспектором–архимандритом. – В классе, в жилых комнатах, где и койки же, – везде пыль и бедность; по полу от выбитых сучьев ходить трудно. Бедность поразительная. В библиотеке видел кипы царских писем к Платону, между прочим – письмо Павла с угрозами, что Платон не хочет ордена. – Семинаристы очень понравились: бодры, здоровы, лица осмысленные, благовоспитанные, одетые весьма порядочно. Приглашал в Японию, когда кончат курс в Академии. – В Скит. С трезвоном встречать и провожать везде велел наместник, – надоели. – Осмотрел Церкви – внизу и вверху, где все деревянное, но драгоценное, – столовую, где пил квас весьма хороший; показывал все о. Антоний – игумен. Потом смотрел древнюю Церковь и комнаты Высокопреосвященного Филарета. Простота во всем поразительная. В домик Наместника против пчельника. О. Антоний принес подарок Скита – резные вещи. Малина и клубника – угощение; чай и мед. Съездили отсюда к пещерам; осмотрели пещеры; поклонился чудотворной иконе Черниговской Божией Матери и купил за шесть рублей иконку ее. Пономарь подарил свое произведение – живущий в пещере. В Киновии видел трех братьев – основателей ее, с отцом, – ныне умерших; кладбище лаврских иноков у озера. – Вернувшись в скит, с о. Леонидом съездили в

Пустыньку, – верст пять отсюда – в лесу. Женщины здесь, как и в Скиту, не бывают. Но на пещерах и в Киновии бывают; на пещерах – выстроены гостиницы. – Непочтительная дама в белом. – В Пустыньку и оттуда ехали шагом; о. Леонид страшно надоел болтовней о своих заслугах и бранью всего нынешнего, в котором забывает себя одного. – Тишина в Пустыньке привлекательная. Едва упросил не звонить. Красоты и великолепия всех храмов здесь и в Москве не опишешь и не упомнишь. – Вернувшись в Лавру, у себя виделся с магистром Соколовым – земляком, принесшим свое магистерское сочинение – о протестантах, – с о. Иосифом, которого звал в Японию учить певчих, и согласился. – К о. Наместнику ужинать. – Страшное явление неприличного гнева его, лишь только – о певчих. «Не позволю взять никого! Митрополиту пожалуюсь! Не подговаривайте!» Горькие чувства и мысли испытал я – не за о. Иосифа, которого, возможно, я и не взял бы, а за о. Леонида. Что за феномен! Поужинали мирно, но мне вспомнилось… Вот она дружба–то! И христианское участие тоже! Как до дела – и не выслушивают, сейчас в бороду готовы вцепиться. Впрочем, не из духовных, а из военных, – шпицрутенное и благочестие. Приятнейший из дней крайне испорчен был под конец. В первый раз в жизни наткнулся на такое непонимание интересов Церкви в лице видном.

30 мая 1880. Пятница. В Москве

Утром в восьмом часу – в Академию. О. ректор ласково принял, угостил чаем в кабинете. Пришел и Наместник о. Леонид. Ректор показал залу Академии с великолепнейшей росписью потолка и старинною печью. Дом Академии прежде был Дворец, построенный для Елисаветы Петровны, и потому стены, потолок и ниши окон изукрашены. Призванный ректором студент Ал. Вас. Мартынов показал остальное в Академии: аудиторию, комнату жилую, где не так чисто и элегантно, как в Петербургской академии, – паркетный пол не натертый, пыльно. – Библиотеку показал библиотекарь; превосходное здание, нарочно для библиотеки построенное, – восемь зал с арками вверху и восемь внизу; в библиотеке много редких рукописей, многотомных редких изданий (acta Sanctorum  [47]47
  Сборник текстов с рассказами о подвигах и жизни святых ( лат.) – примеч. сост. Указателей.


[Закрыть]), – «Отче наш» на сотне языков – старая книга. – Вернувшись из Академии, осмотрел лаврскую ризницу. Если бы выключить пожертвования Анны Иоанновны, Платона и Филарета, что бы осталось! – А кричат о богатствах! Ризы преподобного Сергия, конечно, бесценное сокровище, но в другом роде. – Осмотрели живописную, начальник которой о. Симеон, автор «Приобщения пред смертию Преподобного Сергия», – земляк, вяземский, вчера познакомившийся вечером у о. Аполлинария. Обещал копию «Приобщения». Осмотрели все заготовленное по живописи и всю школу. – К молебну, пред которым простился с студентом Мартыновым и магистрантом Розоновым (которого видел сидящим в спальне студентов), принесшим для Миссии свое сочинение – «Евсевий». Отстояв конец обедни, вышел служить пред мощи преподобного Сергия. Пели все певчие; народу – полон храм. А мне грустно–грустно было, что до сих пор из Лавры и Москвы – нет тружеников для Миссии и. прикладываясь к мощам Святого Сергия, я не мог воздержаться умственно от жалобы: «Буду судиться с тобою пред Господом – отчего не даешь миссионера в Японию». – Наместник благословил иконой преподобного Сергия. – Пообедали у него. Прощаться пришел о. Алек. Сахаров. – О. ректор Академии – На станцию железной дороги; по правую руку дороги – дом Кудрявцева. – На вокзале в Императорской комнате – Варвара Дмитриевна Мусина–Пушкина. В вагон. – Николай Никитич Коцинский. Меня удивило в разных отношениях. – Дай Бог, чтобы нашелся миссионер из Московской академии. – До Хотькова монастыря с Коцинским. – После до Москвы Наместник терзал пошлейшими анекдотами. Видно, что не из духовных, и анекдоты–то все пустые и пошлые. До Саввинского Подворья Наместник так и не дал покою под предлогом успокоения. – Нашел на столе письмо Ольги Евфимовны, о Ф. Алек. [Феодосии Александровне], что ее теперь взять в Японию. Посоветовавшись с Преосвященным Алексеем, поехал в монастыри; Знаменский – о. Сергий дал пять экземпляров Апологии, 50 рублей, показал Церковь и Дворец Михаила Федоровича, где поразила одна комната, похожая на японскую, на втором этаже, – сосуд игрушечный и прочее. – В Сретенском о. Виктор, старик, едва вышедший, сказал, что вследствие указа Высокопреосвященного Иннокентия (вот, мол, это тебе за то, что ты не пожертвовал на Японскую Миссию – пропажа 30 тысяч) – уже пожертвовал тысячу рублей – а теперь не дал ничего. – В Высокопетровский. О. Григорий – очень ласково. Его брат на фисгармонии сыграл кое–что; прогулялись в саду; братия монастыря пожертвовала сто рублей.