Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том Ι"

Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)

31 мая 1880. Суббота. В Москве

Утром – письмо к о. Исайи в Петербург с накладной, чтобы принял 18 ящиков, – к о. Феодору Быстрову – о том же, – к Ольге Евфимовне Путятиной, что Феодосию Александровну теперь в Японию взять не могу. – Сестра Феодосьи Александровны; отдал ей книгу из Петербурга, взяла еще пояс мой. Мадам Пассен пришла взять прощальное благословение, просил писать, дал адрес в Японию. Когда–то, шесть лет назад, писаное о Японии расположило ее к Миссии – можно видеть, как полезно писать о Миссии. – Поехал в Монастыри. Андрониевский. О. Модест показал храм, где под спудом мощи святого Андроника и Саввы, – первый был ученик преподобного Сергия. В комнате о. Модеста – великолепная икона двух чудотворцев – в серебре. – Накрапывавший дождь помешал подробнее видеть монастырь. – В Покровском о. Иоиля не застал. О. Геронтий своею суетнею возбуждал улыбку у одной из своих гостий. О. Митрофан угостил рябиновкой. В Новоспасском – Преосвященный Порфирий дал книги для Миссии, обещал и денег, поговоря со старшей братией. – Преосвященный Иоанн дал по шесть экземпляров своих брошюр о религиозном состоянии Америки – Показали Собор, наподобие Успенского, с отличною росписью, в коей, между прочим, представлен Страшный Суд, над которым и Император Николай Павлович призадумался, представлены Цари с сияниями, точно святые; гут же Церковь рода Шереметевых. В Симоновском монастыре, на конце Москвы, за рекой, – о. Евстафий подарил сто экземпляров своего сочинения о молитве Господней, сто рублей денег, брошюрки, угостил закуской, показал Собор, – Церковь, построенную Феодором Алексеевичем, с пятью престолами, Церковь у своих келий – над воротами. Вернувшись, нашел у себя студента Мартынова. – О Коцинском – хвалит, но какое–то сумасшествие, вследствие которого не мог учиться в Петербургской академии. – Михаил Никифорович Катков – благодарить, что был на экзамене у него в Лицее. Просидел минут десять. Обед в беседке. После – к всенощной в Вознесенский монастырь, что в Кремле; во время шесто–псалмия – в Никитский; стоял в алтаре. После всенощной к игуменье – матушке Алевтине. Повидался со слепой матушкой Флорою, бывшею игуменью, которая помнит, как я десять лег назад приходил в монастырь. Слепая старица дала на Миссию пять рублей и четки. – Вернулся в одиннадцатом часу; всенощная кончилась почти в десять часов, с семи начавшись.

1 июня 1880. Воскресенье. В Москве

Обедню отстоял в Церкви Саввинского Подворья. Преосвященный Алексей рукополагал, между прочим, диакона для Майноского селения в Малой Азии, с согласия Константинопольского Патриарха,  [48]48
  Григорий VI (см. Именной указатель).


[Закрыть]– Преосвященный Алексей употреблял при священнодействии двуперстный крест; за спиной стоявший старообрядческий монах – по лицу просто был счастлив. И в самом деле, быть может, – единоверчество – смерть для раскола. После обедни отправился к Трапезникову, вследствие вчерашней записки В. Д. [Василия Дмитриевича] Аксенова. Обещался – завтра или послезавтра привезти пожертвование, – теперь в доме–де ничего нет, а в конторе. Заехал к Тюляеву – старика не застал; сын, Иван Анисимыч, – тоже седой – обедал, обещал сказать отцу, что я был. – Только! Кажись, отец святошеством надоел семье. – Вернувшись, у Преосвященного Алексея встретил знаменитого писателя Феодора Михайловича Достоевского. Уверения его о нигилистах, что скоро совсем переродятся в религиозных людей, – и теперь–де из пределов экономических вышли на нравственную почву: о Японии: «Это желтое племя – нет ли особенностей при принятии христианства?» – Лицо резкое, типичное. глаза горят, хрипота в голосе и кашель – кажется – чахоточный. Приехала графиня Марья Владимировна Орлова–Давыдова с племянницами: двенадцатилетняя Ольга Васильчикова привезла своей работы воздухи, восьмилетняя Женя пояс сшила. Обещались участвовать в детском Миссионерском обществе вместе с Мещерскими, их родственниками. – Поехал к Мусину–Пушкину. Там ждали; совестно, что заставил дожидаться. Принимают в доме чисто по–родственному. Варвара Дмитриевна приготовила архиерейское облачение. Долго говорили – тоже о Детском Миссионерском обществе, в котором могут участвовать их дочери Лиза и Таня (одиннадцатилетняя). – К протоиерею Гавриилу Ивановичу Вениаминову. Застал у его постели Степана Ивановича Зернова. Просидели до половины двенадцатого, Гавриил Иванович заставил меня взять на Миссию из бывших вещей Высокопреосвященного Иннокентия: омофор, подушку и палицу; еще, по завещанию, из вещей Высокопреосвященного Иннокентия я должен получить – полное архиерейское облачение, две митры, посох, дикирий и трикирий, о чем написано в прошении Гавриила Ивановича к Высокопреосвященному Макарию. Екатерина Ивановна и дочь их Катя – уже взрослая девушка, угощали нас с Степаном Ивановичем закуской. Жаль бедного больного! Трудно поправиться ему!

2 июня 1880. Понедельник. В Москве

Утро бесцветное, хотя и хорошая погода. Не могу отлучиться до двенадцати часов – должен ждать Трапезникова. – Преосвященный Алексей очень звал вместе с собой в Филаретовское училище, чтобы повидаться с Митрополитом и поблагодарить его за облачения и книги. Но я не мог отлучиться, боясь пропустить Трапезникова. – П. П. Боткин прислал 100 рублей. Трапезников приехал и подписал 300 рублей, извиняясь за малое – иркутским пожаром и необходимостью там помочь. Поехал в Данилов монастырь. От о. Амфилохия получил его сочинения – денег, говорит, нет; старец очень симпатичный и преданнейший своему предмету археолог. Застал его за завтраком – скатерть грязная, кушанье простейшее, и тут же на окне – только что написанное для печати, – у ворот застал и лошадь, чтобы везти в типографию. – Поклонился могилам: Гоголя, Хомякова. Самарина. Никифора Феотоки. О. Амфилохий показал храм, поклонился и помолился святым мощам князя Даниила и чудотворной иконе Святого Кассиана Римлянина. – О. Амфилохий из окна алтаря показывал вид, по его словам, восхитительнейший (в сущности – грязнейший), на Москву–реку. – В Донской монастырь. Наместник о. Аркадий, не имея права без Преосвященного Хрисанфа распоряжаться имением обители, пожертвовал от себя сто рублей. Потом любезно показал храм Донской Иконы Божией Матери (где в это время работали красильщики), храм, в котором чернь на хорах нашла в моровый бунт Преосвященного Амбросия и убила, выведши; потом смотрели кладбище, где, между прочим, могила Гр. Мамонова, считавшегося сумасшедшим; видели теплый храм, в котором похоронен убитый Преосвященный Амбросий и мавзолей ему, граф Протасов – прокурор, Голицын и прочие. – Осмотрел потом Донское Духовное училище. Учеников около двухсот, из которых половина здесь же живущих. Смотритель – Александр Михайлович Боголюбский, кандидат Московской Духовной академии, сын Московского протоиерея и родной племянник Преосвященного Платона Костромского, которого «Догматика» переведена на японский. Училищем он управляет прекрасно. Видели классы, спальни, столовую – все чисто. Дети с ним свободно и ласково; показывали на счетах, пели много и стройно. Мне понравилось это училище больше, чем Заиконо–спасское, где все как–то уж очень бедно высматривает. – Вернувшись и пообедавши, отправился в Чудов монастырь спросить завещание от Высокопреосвященного Иннокентия. Получил от о. Вениамина: облачение, две митры и посох; дикирий и трикирий – нет, – говорят, принадлежат Перервину монастырю. – Пришел о. Гавриил и проговорил до зевоты. В десять часов принесли телеграмму от о. Исайи из Петербурга, что ящики получены и что на мое имя много повесток.

3 июня 1880. Вторник. В Москве

Не надеясь на какой–нибудь сбор и не взяв книги, поехал к Тимофею Савичу Морозову поблагодарить за пожертвованную им тысячу рублей, когда служил я в Большом Вознесенье. Его дома не застал, а жену Марью Федоровну. Приняла ласково, благословения не просила и руки не целовала, поэтому только и видно, что принадлежит к староверам. Заговорила о Гильтебрандтах – совершенно по–родственному: «Я об вас знаю давно от Я. А. [Якова Аполлоновича]». – «Позвольте еще пожертвовать», – и принесла тысячу рублей. – Дама совершенно образованная, так что могла бы назваться и княгиней, притом благочестивая так, что в течение краткого разговора я два раза видел у нее слезы на глазах: «Как могут они (нигилисты) без Христа!» – и плачет от жалости о нигилистах. – В Ивановский монастырь. Вот изумил–то! Ново, свежо; первый корпус – с цветником посредине напомнил какую–то заграницу. Собор – точно на небе. Пение на хорах – ангельское. Больничная церковь – с живописью изящнейшею; кельи игуменьи… Все ново, изящно. Монастырь освящен в настоящем виде в октябре прошлого года. Игуменья Рафаила и главные монахини – из Аносинской пустыни. Монастырь общежительный, строгий. Дай Бог ему! В Рождественскую обитель. Игуменья Серафима и две ее сестры – Анастасия и Манида, пожертвовали еще сто рублей; – также четки, ладонные и шелковые; певчие пришли петь. Осмотрели церковь, прошлись по аллее за церковью; – малые домики – кельи, – тишина в самом центре столицы! – Александра Петровна – больная, и букет ландышей; речь о Преосвященном Викторине, знакомом ей по Казани. – Игуменья и ее сестры, знакомые М. Н. [Марьи Николаевны] Струве. Икон, пожертвованных ими, обещались принести завтра. Матушка, Леля (десяти лет) и ее рисунки карандашом; учительница Марья Анатольевна Вяземская. – Приехавши домой, застал у Преосвященного Алексея о. Павла Прусского, порадовались вместе пожертвованию на Миссию. После обеда и вечером Преосвященный Алексей отправился соборовать о. Гавриила Вениаминова, а я в Зачатьевский монастырь. Мать Калерия, хотя и больная, приняла: «А не могу ли что пожертвовать на Миссию?» И дала сто рублей. – Потом монахини показали свои Церкви; главная очень красива; три предела внизу и вверху, на хорах Церковь же; снизу – к востоку вид особенно хорош. – С балконов – во втором этаже Церкви – вид также превосходный. В теплой Церкви покоятся останки двух родных сестер Преосвященного Алексия, Митрополита Московского, который и основал монастырь. В Церкви над воротами интересна картина Страшного Суда. – К Варваре Евграфовне Чертовой, поблагодарить за вчерашнее пожертвование воспитанниц ее и воспитательниц по 25 рублей на Миссию. Застал там княгиню Четвертинскую – 84–х лет, которая прежде была у меня. Пожертвовала 128 рублей. Пришел Хрущов, зять Полякова, с которым я виделся в Киеве десять лет назад. К восьми часам вернулся, чтобы встретить княгиню Мещерскую, два раза бывшую, чтобы видеться. Приехала по поводу воображаемого клеща в глазе Пети. Что за милое семейство! И что за разумная особа эта княгиня! Примерная мать! Долго говорила она про сельскую жизнь, про С. А. [Сергея Александровича] Рачинского, священника своего Смирнова (кажется, отца моего товарища Смирнова в Белом). Ее дочери Александре, от которой получил чрез нее такое разумное письмо, послал иконку Черниговской Божией Матери, купленную в Ските – у Пещер, на днях.

4 июня 1880. Среда. В Москве

Боже, да скоро ли это кончится русская жизнь! Когда же я буду чувствовать и знать себя опять в Японии? Если опять когда взгрустнется там, пусть вспомнится, что нехорошо чувствовалось здесь – Утром – письма к матушке Евстолии, – к о. Федору Быстрову, чтобы 800 рублей передал в Новодевичий – мастеровым по иконостасу, – к о. Исайи – с доверенностью на имя о. Феодора – получать за меня по повесткам, засвидетельствовать подлинность моей подписи в Канцелярии Митрополита. – Матушка Серафима, Рождественского монастыря, принесла иконы, вчера пожертвованные; мать Рафаила, Ивановского монастыря, принесла в благословение икону Предтечи Иоанна. Обе – еще просфоры. Мать Евгения, Страстного монастыря, зашла от Владыки Алексея и говорила, как народ ропщет, что к памятнику Пушкина будет духовная процессия для освящения его. О том же говорил о. Иоиль, принесший великолепное пожертвование Александры Филипповны Колесовой – 23 иконы прозрачные – на холсте, масляными красками. С о. Иоилем был какой–то подрядчик; тот в негодовании на освященье памятника; «вон „трухмальные“ ворота Филарет не пошел освещать»-де… Что за многознаменитейшее явление. – Этот взрыв народного религиозного чувства – и негодование на духовенство, что оно собирается (по напечатанной программе) выйти – освятить и прочее! Митрополиту делают поправку. Вот что значит Москва! Благочестие тут как крепко, и как чуток народ ко всему, что может компрометировать Церковь. – А дело – не шуточное. Уже генерал–губернатор и Обер–полицмейстер были у Митрополита сказать ему, что народ волнуется и не желает процессии. «Что–де нас идолопоклонству хотят учить! Идола освящать!» Или: «Церкви и молиться за него (Пушкина) не должно, – он самоубийца – дал себя так легкомысленно убить» (Лузин – Преосвященному Алексею); пусть на него хоть бриллиантовый венок вешают, да не освящают идола, а то вон и теперь неверы смеются: «И Пушкин будет чудеса творить, – его освящают, как мощи» (подрядчик). «Что у нас за архиереи!»… (вслух в Церкви Страстного монастыря). Вот–де и народный поэт! И как велик нравственный характер лица! Говорят, что другому лицу так бы не сделали, а именно Пушкину. – Вечером съездил к Анурову – на дачу уехал, – к Преосвященному Амбросию – посоветовал отправить за сбором на Нижегородскую ярмарку о. Гавриила Сретенского; едва ли состоится; в Страстной монастырь попрощаться с маленькими болгарками; что за милые дети! Был еще студент медицины – болгарин – брат грустнолицей Анюты, и маленький Вася, брат Раины – болгарской королевны (Маша, большая – ее сестра).

5 июня 1880. Четверг. В Москве

Целый день укладывал иконы и прочее – всего два ящика. Прескучная работа. Утром был Сергей Михайлович Третьяков, московский купеческий

голова, – пригласить на завтрашний обед от города депутатам от разных мест, пришедших на праздник Пушкина; еще раньше того получил печатное приглашение в том же смысле. Затем были: Ю. А. [Юлия Александровна] Казанская с дамой, принесшей ящик пастилы; дама по имени Августина – ухаживает за восьмидесятилетним Муравьевым–Апостолом – ссыльно–каторжным декабристом, под руководством которого в Сибири сама воспиталась; студент Свербеев – Миша, сын Самарского губернатора, милейший юноша, болтавший о раскольниках битый час; опять Ю. А. Казанская с книгами и сибирским ковром; на этот раз я попросил ее помогать нам укладывать в ящик вещи, что она с удовольствием, по–видимому, исполнила. Обедал в три часа в обществе Елагина, говорившего все время обеда и больше о себе; Православие, по ему, кажется, им одним и держится. – Вечером видели аэростат, поднявшийся из Москвы, – на высоте верст пяти. Побыли с Филипычем (келейником Преосвященного Алексея) в бане за 60 копеек.

6 июня 1880. Пятница. В Москве.

День открытия памятника Пушкину

День, полный глубоких, неизгладимых впечатлений, который, конечно, не здесь передать и из которых часть утратится, но остальной части будет достаточно, чтобы доставить еще много счастливых минут в жизни – минут отдыха от тяжелого труда, минут услады разлуки с родиной и прочее. – Обещал быть верен этим листам, пока в России; но здесь – скелет дней здесь, и притом изломанный и едва частями попадающий в коллекцию. Может, сгодится, чтобы крепче пригвождать к загранице. – Сегодня утром отправил в Петербург четыре ящика; потом с Преосвященным Алексеем – в Страстной монастырь. Дорогой – множество народу – у памятника. В Церкви Преосвященный Алексей очень раздосадовал пиханьем меня все вперед, что делает он, быть может, и по доброте, но жестоко; я – лицо совершенно случайное – и всегда впереди здешнего викария – что за нелепость? Красный от досады и конфуза, стоял я сегодня впереди его. – На панихиду мне не пришлось выйти, так как кафедра была тесна для четверых. – После панихиды речь Высокопреосвященного Митрополита Макария о значении Пушкина для русского языка с приглашением благодарить Бога, что дан был России такой талантливый человек. Речь немножко не по церковной кафедре. Пели чудовские певчие очень хорошо. После обедни я с колокольни смотрел открытие памятника. Казалось, что вот–вот Пушкин сойдет с пьедестала и пойдет среди бесчисленной толпы, собравшейся у его подножия. Музыка, – речь, – снятие покрывала в два приема, причем – «ура» – народа, – обход вокруг памятника принца Ольденбургского и всех главных лиц, – обнесение знамен и значков, положение венков у подножия – от разных лиц и учреждений (от Классической женской гимназии Софьи Николаевны Фишер венок в 57 рублей – говорил Ал. В. Мартынов вечером; от венков скоро почти ничего не осталось – все расхватали по цветку на память). – Видел славу – олицетворенную; другой славы здесь на земле – нет; разве – народу больше бы. Но Пушкин стоял со склоненной головою, как будто – или он виноват пред народом, или он думает о суете всего происходящего, то есть славе. – Спустившись с колокольни, зашел к игуменье. Там были еще – Принц Ольденбургский, Высокопреосвященный Макарий и прочая знать. Болгарки в белом были представлены Принцу. – У И. М. Рождественского попросил издания Общества любителей духовного просвещения, и он обещал прислать в Лавру. – С Преосвященным Амбросием – в университет. – В полукруглой зале, за библиотекою, было битком набито звездами и разною знатью. На хорах стояли студенты. Принц Ольденбургский, и два пальца – архиереям! – Речи Тихомирова, ректора Университета, о значении Пушкина для языка – недурно; Ключевского – об историческом значении Пушкина – превосходно; Старожилко – о влиянии иностранных поэтов на Пушкина. – К Преосвященному Амбросию. – Спустя минут сорок отправились с ним на обед в Благородное собрание, данный от города депутатам, пришедшим из разных мест на праздник Пушкина. – Ожидание в зале, причем знакомство с Григоровичем – писателем – чрез Тургенева (на подъезде столкнулся еще с Достоевским), причем Григорович хотел попросить чего–то для музея, но другие развлекли. Алексей Алексеевич Гатцук предложил для Миссии Крестовый Календарь и другие свои издания – лишь бы известить, куда высылать; семейство Пушкина, – его сыны: полковник–гусар и статский, дочери: что за Герцогом Нассауским – бывшая красавица, и – бывшая за Гартунгом – седая; внук – офицер Дуббель – от первой, бывшей за Дуббельтом прежде. Новикова – любезность ее, Софья Петровна Каткова. Обед по 25 рублей с персоны. Неудивительно. Такие роскоши – редко. Музыка в соседней комнате (удовлетворяющая по исполнению, думаю, и Рубинштейна, которому только что был представлен), цветы, великолепное освещение. Закуска – с лобстерами почти в аршин; за столом – по левую руку – за неприездом Преосвященного Алексея прямо старший сын Пушкина, – по правую – Яков Карлович Гротт, потом – Иван Сергеевич Аксаков; напротив – князь Н. П. [Николай Петрович] Мещерский, Софья Михайловна Каткова. – Обед нам с Преосвященным Амбросием совершенно постный. – Тосты: 1–й – Министра народного просвещения Сабурова – за Государя; 2–й за Принца Ольденбургского (Голова С. М. Третьяков предложил); 3–й – за генерал–губернатора князя Долгорукова; и так далее – за депутатов, за гостей, за дам и прочих. Речи говорили: 1–ю Иван Сергеевич Аксаков, вставши против пустого места, где назначено было Преосвященному Алексею, и опершись руками на мой стул и – сына Пушкина, с ораторскими движениями сказал превосходно (все о свободе! Бедный русский!) Потом следовали речи: Каткова, Преосвященного Амбросия и много других, но мало было слышно, гостей слишком было много, и зала большая; гостей больше 200 было. – Словом, видел все самое блестящее в сем мире: цвет интеллигенции и талантов (Майков, между прочим, стихи читал, – которому, по выражению Каткова, Пушкин спустил золотую цепь), – лучший пир в материальном отношении. Бриллиантами горели предо мною хрустали на шандале, мечты разнообразились и искрились, как цвета, игравшие в хрусталях, но успокоения не было, – манило только в Японию. – Когда кончились спичи и обед, поспевая за Преосвященным Амбросием, я столкнулся, между прочим, с Константином Александровичем Иславиным, секретарем редакции «Московских Ведомостей», который просил кланяться в Японии Марье Николаевне Струве; опять с Гатцуком, с Горбуновым, молодым еще человеком, с очень живой физиономией (с Максимовым, который был на Амуре, – столкнулся при выходе из Университета сегодня). – Вернувшись, застал Преосвященного Алексея одного и откровенно разболтался с ним о многом. В воскресенье нужно будет уехать в Казань, так сегодня и всем говорил. На обратном пути, между прочим, побыть у М. Н. [Михаила Никифоровича] Каткова – на даче, – он просил и говорил, что пошлет деньги о. Владимиру.

Конец этой книге; 12–й час ночи 6 июня 1880 года. Саввинское Подворье, на Тверской улице в Москве, – под сводами.

Епископ Николай.