Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том Ι"
Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)
15 марта 1880. Суббота
2–й недели Великого Поста
Когда вернулся вчера вечером, Степан сказал, что в седьмом часу за мной присылал Владыка, и потому в семь часов утра отправился к нему. Посадил и, взяв бумажку, на которой написано было по пунктам о чем говорить, начал говорить: 1. На Благовещенье будет посвящение, так как в пятницу, вероятно, сделан будет доклад Императору, а в понедельник сделают экстренное заседание в Святейшем Синоде для наречения. О сборе в Москве. «Чудак! Когда теперь». 2. Съездить поблагодарить Шереметева и попросить двадцать тысяч золотом, или, по крайней мере, кредитными билетами, иначе будет две тысячи потери. Рассказ о матери Шереметевых и неладах ее с пасынком. 3. Нужно речь приготовить «краткую – в формальность обратилась», причем выговор мне за резкость и горячность и наставление держать себя ровней и спокойней: «Ну. потребуют во Дворец, к Государю и Наследнику. – нехорошо: здесь–то дома, а там осудят». 5. В Ревеле есть «мыза – что ли», принадлежащая викарию, – «так нужно повидаться с рижским Епископом Филаретом и поговорить, – ему ли, или еще кому поручить, чтобы доход высылали в Японию». 6. Об укупорке рипид и прочих металлических вещей, пожертвованных им для Миссии. 6. Дар священных облачений, тоже им жертвуемых, икон со стеклами, «непременно войлок нужно положить между иконой и стеклом», и о пересылке ящиков. 7. «Я велел ризничему здесь приготовить архиерейское облачение; еще казенное нужно потребовать – должны дать; да и мантию – казенную, ведь они стоят сто пятьдесят рублей; митру также; пригодится там, когда поставишь Анатолия архимандритом, а там где взять?» 8. Чтобы из Азиатского департамента написали ему, что желают о. Анатолия настоятелем Посольской Церкви; тогда он и будет наименован настоятелем, и с того числа ему жалованье настоятельское. 9. Черкасовой выдать жалованье (со времени ее прибытия на службу). «Сколько ей?» «1200 металлических рублей». – «Не много ли? Лучше потом прибавить». «Позвольте потом испросить Вашего совета касательно распределения жалованья». 10. Непременно испросить указ, чтобы позволено было остаточные суммы употреблять на Миссию, иначе их в Казначейство потребуют. – «Да есть уже указ». – «Это насчет прежней суммы, а теперь другой нужен». 11. «Посошнику, свещеносцу, книгодержцу дадут стихари, какие найдутся, отсюда; иподиаконам орари только благословить, и чтобы они в Царские врата не входили, иначе потом жениться нельзя». 12. После наречения обеда не делать. – «Это архимандриты завели сами, а после хиротонии я сделаю. Икон никому из хиротонисавших не подносить, а просто съездить, поблагодарить и извиниться, что икон не могу, дорого»; рассказ об обеде на именины его прошлого года, несостоявшемся, так как его потребовали во Дворец. – «Так касательно обеда можно и сказать всем, что Владыко не велел?» – «Так и скажите». 13. Орден к посвящению нужно занять у кого–нибудь. 14. Отправляющемуся миссионером можно ехать и студентом, там посвятить, – и священником; но священнику дадут больше прогонов, поэтому священником лучше. «Да прогонов совсем не дадут, из положенных на Миссию нужно выгадывать», – «Как бы не так! Прогоны непременно должны дать – они стараются там экономить». – (А. Гр. [Андрею Григорьевичу] Ильинскому не понравится!). – В заключение я спросил разрешение на брак двоюродных Иоанна Нода и Варвары Оонума, уже перевенчанных гражданским браком по принужденью их отцов – язычников. «Разумеется, разрешить; наши русские строгости там нельзя применять во всей силе; только чтобы примером не было». – Еще сказал, что имею предложить на разрешение Святейшего Синода возможность празднования неподвижных праздников в Японской Церкви по новому стилю, ибо, например, какой же пост при встрече Нового года? – Сказал Владыка, что он сам поговорит в Синоде частно; официально же туда подавать велел повременить. «Синод будет поставлен в затруднение и, пожалуй, не разрешит, чтобы не было примера». Рассказывал о своем затруднении разрешать браки записанных 12 и 13–летними, чтобы не платить за них подати, а на деле таких, что «кулаком быка убьет»; Митрополит Филарет посоветовал решать епископскою властию, а в Синод не обращаться. – Вернувшись от Владыки, застал у себя В. М. Пешехонова и Дмитрия Дмитриевича. Первый принес смету на иконы и иконостас – больше девяти тысяч рублей. Авось, Господь поможет найти жертвователя, который устроит это. Пешехонов с планом иконостаса отправился к Щурупову, чтобы он дополнил рисунками резьбы кое–где. Дмитрий Дмитриевич, сказав, что вчера неудачно был у Вощинина, с шести часов утра ушедшего куда–то, отправился в Новодевичий монастырь. Я пошел к рижскому Филарету переговорить о мызе, но не застал его дома. – Писал дневник. Перед всенощной заходил о. Исайя сказать, что Великие Князья все спрашивают, когда будет посвящение; сказал ему, что на Благовещение, вероятно; Великим Князьям надобно будет присутствовать. – Пошел к Преосвященному Филарету. Говорили об о. Анатолии, о путешествии Филарета с ним по Святой Земле, как о. Анатолий повредил ногу, как они на Синае были без чаю, потому что верблюд о. Анатолия заблагорассудил вернуться домой; о мызе преосвященный с помощью келейника сказал, что она дает в год 650 рублей. – Ко всенощной пошел в Крестовую; тут же были оба Викария, Преосвященный Филарет и чередные архимандриты, из которых о. Макарий из орловских протоиереев, особенно симпатичная личность. Дух грустной молитвы и мысли об Японии: служил о. Александр – брат. После всенощной нашел на столе письмо о. Анатолия от октября, чрез К. В. Струве присланное барону Розену, с планом построенной Женской школы. Надписав рапорт и брошюрку «Об Японии и России», понес к Преосвященному Филарету, так как из предварительного разговора увидел, что он о Миссии в Японии не знает ничего; застал его и должен был выпить стакан чаю; а за чаем Преосвященный Филарет рассказал о даче викария, что она у самого Дерпта отдана на аренду на двадцать пять лет, и тогда еще цена ей была 650 рублей в год, что в 1882 году конец срока, и она, вероятно, пойдет за 2000 в год, или больше; мыза состоит из огромного участка земли, с пахотной землей, лесом, выгоном и постройками; недавно рига сгорела, и арендатор хочет получить пять тысяч рублей за свой хлеб, сгоревший в ней, от архиерейского дома (тогда как по контракту сам должен выстроить ригу, ибо должен был застраховать ее; она и была застрахована им, но только в одну тысячу рублей), или же просит отсрочить сдачу земли. Вероятно, не удастся. Именье – лучшее в окрестностях Дерпта. Арендатор – немец, или чухонец. Согласно совету Высокопреосвященного Исидора, просил Преосвященного Филарета взять на себя заботу о мызе и о том, чтобы доход высылаем был в Японию. Он обещался поговорить с Исидором. – К нему пришла княгиня Кочубей, и я поспешил уйти, боясь помешать, быть может, также очень нужному и духовному разговору.
16 марта 1880. Воскресенье 2–й недели Великого Поста
Вчера вечером, в одиннадцатом часу, только что разделся спать – «стук–стук». – «Кто?» – «Афонасий; тут из Лондона иеромонах приехал и желает Вас видеть». – «Где остановился?» – «А вот в соседнем помещении». – «Так завтра увидимся». Опять, только что начал засыпать, – стук и гром, Степан ломится, он у меня путно войти не умеет. – «Что такое?» – «От графа Путятина вещи принесли»; графский Иван подает два ящика с письменными и разными другими вещами, отобранными графинями для Миссии, и запиской Ольги Ефимовны. Стоило труда ему должно быть вломиться в Лавру в это время; не задерживая его ответом, сказал, что завтра сам приду, и отпустил. Потом разобрал вещи. Сколько доброты у графинь, особенно Ольги Ефимовны, к Миссии. – Утром лондонский иеромонах, о. Амфилохий, состоящий при Марии Александровне и вызванный ею сюда, два раза помешал писать речь. Кое–что копошится у него в голове касательно мирового значения христианства – одну брошюру выпустил, другие готовит. – «Православное Обозрение» не удостаивает просьбой о помещении их, называя его инославным обозревателем, – в «„Христианском чтении” не принимают его писанья», и прочее, и прочее, – с Тейлором признает первичные религии – грубым фетишизмом, а с Коссовичем, что древняя форма Богопочитания у всех – единобожие, и не думает согласиться… Надоел и в два раза. Принесли от Груздева подновленные ризы на иконы. – Дорогой к Исаакию зашел к живописцу Баркову, у которого пишутся иконы, заказанные о. Исаией в дополнение к присланным из села, чтобы вышло на всю церковь. Баркова дома не застал, жена в виде стряпухи сидела у печки; порядочный живописец, судя по работам в комнатах. Но с такими не следует торговаться о дешевизне – бедный люд, изо дня в день трудом живущий. В Исаакиевском Соборе обедню неподражаемо хорошо пели – два хора – митрополичий и исаакиевский; управлял хорами лысый Львовский; «Херувимская», «Милость мира» Василия Великого нигде лучше не поют; о концерте сегодняшнем и говорить нечего. О нем и в газетах объявлено было, что сто двадцать певчих будут петь Бортнянского из 88 псалма. – Пели, сошедшись оба хора на солее, дивно; особенно трудная партия альтов, с соло и высочайшими нотами. Народу было море голов – должно быть, двадцать тысяч; я стоял на солее, и тут теснота, хоть сторожа не пускали. – «Тебе поем, достойно и всех, и вся» также поют два хора, сошедшись полукругом на солее; и пропевши «Тебе поем», певчие делают земной поклон, а после «всех и вся» – поясной, и возвращаются на клирос. Присутствующие христиане тоже молятся – как усердно; кругом меня все бобровые воротники и военные шинели то и дело опускались на колена. Много благочестия, много благочестия в России! И да утешает это меня в Японии в трудные годины. – После обедни у Евгения Васильевича, старосты, взял листок сегодняшнего концерта. – Отправился, по предварительному просу, к Е. Н. [Ефрему Николаевичу] Сивохину обедать. Был и афонский архимандрит Феодорит. Неонила Афонасьевна с ним кушали грибное, – я с Е. Н. – рыбное, ибо он не совсем здоров. Пред обедом должник Евгения Николаевича – в ноги ему; Евгений Николаевич простил ему долг сто пятьдесят рублей, а он еще в долг просил;
одет прилично – На Миссию Евгений Николаевич пожертвовал сто пятьдесят рублей и икону в сто пятьдесят, потом еще две малых иконы. Нравится мне это милое русское простое семейство – Евгений Николаевич, сморкающийся в кулак с шелковым платком в руке, Неонила Афанасьевна, видимо, любящая кулебяку (кто ж ее не любит! Взять хоть бы нас с о. Феодоритом – монахом), но не зазнавшиеся, благотворящие направо и налево и молящиеся так, как дай Бог монахам молиться! Невпопад выехал сегодня в драповой – Ивана Ивановича – рясе, холодно, точно зимой, ветер лютый; вернулся, сробевши, что еще простужусь, что некстати на этой неделе. – В четвертом часу пришел Андо; мне интересно сознание его: «Мы презирали ваше дело, когда я был в Японии, а теперь я оценил», – и все говорит о себе; видно, что кое–что в человеке есть, ибо выскребся из крестьян и пользу отечеству принесет, но не из самородков редких; занимается путно. – К пяти часам был у Путятиных; всех графинь поблагодарил за пожертвование вещей для Миссии вчера. Ольга Ефимовна просила не говорить ей, что неприезд ее было бы большою потерею. Вот святая–то душа! Совсем готова для неба! В мире живя, приобрела скромность и любовь к молитве ангельские! Едва ли ей в самом деле быть в Японии. Бог таких, готовых в рай, берет в рай. – Поехала Ольга Ефимовна с отцом в Георгиевскую общину ко всенощной в половине восьмого, ибо завтра именины о. Алексея Колоколова, достойнешего, действительно, из иереев; я же вернулся домой.
17 марта 1880. Понедельник
3–й недели Великого Поста
Утром писал речь; потом пришел Дмитрий Дмитриевич. Посоветовал ему отнести прошение в Канцелярию Святейшего Синода; дал три рубля, в долг, на марки, которые, как ему говорили, нужно наклеить. Прежде Дмитрия Дмитриевича, впрочем, принесли пожертвование на Миссию от Великой Княгини Екатерины Михайловны: прибор священных сосудов, Евангелие, Крест, дарохранительницу и дароносицу. Привез управляющий ее Конторою Е. Е. Мельников; условились, чтобы мне явиться поблагодарить Великую Княгиню по производстве меня в Епископа, если оное состоится в Благовещенье. – При Дмитрии Дмитриевиче пришла дама, о которой вчера Степан заявил, что была «дама с Афона» – некая Меланья Степановна Чернова; краснощекая и с неприятными глазами, окруженными поблекшим матерьялом. Вот личность–то на Руси! Писать все – в три короба не вберешь ее болтовни, хотя она с час посидела. Я было любезно предложил ей брошюры о Миссии в Японии, но потом рад был выручить их при забывчивости ее и неловкости хотевшего услужить Дмитрия Дмитриевича. Видение ее в Пасху двух старцев последовательно на кафедре Исаакиевского Собора, троекратное чудесное исцеление, чудесные сны, вследствие одного из которых она желает пожертвовать в Миссию два подсвечника в две и три свечи; при сем ее незнанье «Отец» или сам «Дух» изображен на огромной иконе, стоявшей пред нею, катафалк (вместо митры) на голове явившегося старца, «олтарь» и прочее. И как образуются подобные личности? У всех богачей Петербурга, с которыми, однако, незнакома, обещалась просить для Миссии, а об Миссии не имеет ни малейшего понятия… – Приходил о. Исайя, доставший у Жевержеева орден Святого Георгия 3–й степени на подержание. Спасибо! – Был Преосвященный Палладий Рязанский, подписавший пятьдесят рублей. Отправился к Ивану Ивановичу Демкину и к Павлу Александровичу Кузнецову на Васильевский остров. Полтора часа туда езды только – по каретам от Знаменья, и дешево – всего десять копеек. К Павлу Александровичу отнес кресты с японскими надписями трех сортов. Должен был извиниться пред ним за долгую неявку. А он сказал, что собственно немец беспокоил его, как бы не принял заказ его за ложь. У Ивана Ивановича провел все время до восьми часов, возня его с детьми при больной жене, участие его при этом и к Миссии истинно трогательны. Мы с ним ни на десять минут не оставались, рассуждая, на одном месте, а он ходил, исполняя домашние дела, я за ним, причем серьезные разговоры не прекращались. Внушал он речи, что главное – нужно напасть на неосновательность исключительной заботы о России; я же при сем выговорил себе право сказать и о «католичестве и протестантстве». К десяти часам вернулся в Лавру в омнибусах, издержав десять копеек до Знаменья от квартиры Ивана Ивановича. На столе застал письмо Ольги Ефимовны о похвале. Скучновато, когда не понимают!
18 марта 1880. Вторник
3–й недели Великого Поста
Утром, встав довольно трудно, думал о речи; много мыслей, мало – на бумагу. – Вследствие замечания Дмитрия Дмитриевича, что в Новодевичьем обидятся, если до хиротонии не побуду там, отправился туда. По дороге заехал к П. А. Гильтебрандту. К нему нужно всегда не ранее одиннадцати часов, потому что он по ночам работает для журнала «Древняя и Новая Россия». К этому времени я и был. Он и жена его Марья Максимовна – мило радушны: угостили груздями и сардинкой. П. А. прочел свою статейку в февральской книжке «Древняя и Новая Россия» – к 19 февраля. Русское чувство и русский смысл. Марья Максимовна на первой неделе говела, но простудилась. Славно ладят между собою они. – В Новодевичьем всегда принимают как родного. Матушка Евстолия угостила обедом – грибным, блинами, киселем с маковым молоком, сладким пирогом. Матери Аполлония и Феофания при этом были и кое–что ели, отзываясь, что прежде пообедали и не могут есть всего. – Живописная – и рой пчел, трудящихся над своими сотами; только маленькая Груша работает по своему произволу, малюя губы и уши. – В чеканной – все стучат «Отверзи нам двери милосердия»; как изменилась едва держащаяся на ногах слабенькая матушка Феофания. И я сделал несколько точек долотом и молотом на иконе Вознесения, на самом верху в орнаменте. Чаю выпил у матушек Аполлонии и Феофании пять стаканов; Наталья Александровна, матушка из Великосветского круга, начальница приюта, сидела возле. Матушка Феофания восхищалась, что у нас переводится Православное Исповедание Петра Могилы, которое она любит больше Катехизиса Филарета, холодного и непонятного. С С. П. Синаревой они читали «Песнь Песней» и смущались непониманием; как же довольна была матушка Феофания общим объяснением ее! Для Марьи Александровны Черкасовой матушка Феофания отделила, чтобы послать, экземпляр творений Святого Дмитрия Ростовского. У нее три экземпляра были, один другого старее изданиями, и все на славянском. К концу беседы пришел А. Н. [Александр Николаевич] Виноградов, пожертвовавший в Живописную свой снимок с одной древней иконы в Новгородской губернии – «Софии – Премудрости Божией». Снимок действительно превосходный; объяснение к нему и замена Петра Спасителем – также. Вызвался он поучить в живописной рисовать на яйце; а я просил испытать его в живописи вообще. Быть может, он и достаточен будет для Миссии или только хорошо владеет техникой масляных красок. – Пришла и матушка Евстолия; пожурила матушку Аполлонию, что не доложила ей о Виноградове, но матушка Аполлония, кажется, действительно, как о. Иосиф рисовал ее, искусная и опытная в управлении… Рассказывала матушка Аполлония о Лазареве (Абиссинском маэстро), как он в Пасху являлся. – В седьмом часу был дома. Дмитрий Дмитриевич с рассказом, что отдал прошение в Синодальную Канцелярию и что обещают проволочки, «справки–де». – Преосвященный Филарет Рижский посетил и поболтал о Японии и о Карле Николаевиче Струве; читал сам письмо Овада; я ему прочел письмо о. Анатолия от 26 января. – Принесли письмо от Константина Петровича Победоносцева, что священник у него отказался и что желательно, чтобы Дмитрий Дмитриевич поспел к отправлению 2 апреля священником на судне с преступниками из Одессы. Ответил, что завтра утром пойду с его письмом к Владыке, и если есть какая–либо возможность успеть, успеем.
19 марта 1880. Среда
3–й недели Великого Поста
Утром, в семь часов, был у Владыки. Болен он: «Завтра не буду в Синоде; у меня по временам эта болезнь» (должно быть, геморрой).
Несмотря на то, принял, стоя. Выслушав, сказал, что формальности в Синоде касательно назначения Дмитрия Дмитриевича можно кончить после, а что ускорить его отправление можно, – продиктовал прошения, какие должны быть поданы от меня и Дмитрия Дмитриевича ему, и велел подать. – Вернувшись, послал за Дмитрием Дмитриевичем. Он сказал, что к 15–му апреля отправиться может, а к 1–му никак нельзя. Поехали было к Победоносцеву собственно узнать, не предвидится ли отсрочка судна, числа до 15–го. Но дорогой я раздумал ехать; видимо, даром, так как без определенности в отходе от Победоносцева и письма не было бы, а повернули к Федору Николаевичу, чтобы, между прочим, с ним посоветоваться. В моих глазах чудо превращения совершилось и невозможное сделалось возможным. Мне щекотливо было убеждать Дмитрия Дмитриевича ехать теперь, а Феодор Николаевич, как отчасти посторонний, мог говорить прямее, и как же дельно он говорил! С своею тихою улыбкою и неподражаемо мирною и спокойною физиономиею, он каждое «нельзя» Дмитрия Дмитриевича принимал совершенно так же, как оно было сказано; но, начиная с ноты Дмитрия Дмитриевича, чрез две минуты он оканчивал совершенно противоположною нотою и заставлял противника или в тон взять ему, или молчать в раздумье. – «Нужно научиться служению». – «Да, действительно, нужно, без этого нельзя. Но собственно приобрести навык, это дело долгой практики; узнать же порядок, он ясно прописан во всякой богослужебной книжке, и следует только заранее прочесть». И рассказал, как он служил первый молебен, не имея даже ни минуты времени приготовиться к нему. – «Хотелось бы недели полторы побыть у родителей пред отъездом». – «Вот–те, действительно, тут нельзя ничего сказать», и тихая, сердечнейшая улыбка и сиротный жест обеих рук. «А нельзя ли как–нибудь полторы недели сжать в полтора дня? Долгие проводы – лишние слезы»… Следует длинное рассуждение, сообразно возражениям, что к знакомым можно только написать, а не видеться с ними и прочее. Сильно задумывается Дмитрий Дмитриевич. Это самый сильный аргумент в его «нельзя», но ясность и очевидность противоположных резонов берут верх над недоконченною логикою в студенте, и он вдобавок к своему качеству резонности, к удивлению Феодора Николаевича, являет еще качество необыкновенной сообразительности: чтобы дольше пробыть с родителями, ему приходит мысль выписать родителей в Петербург к своему посвящению и отправлению. На сем пункте окончательно истощились наши «нельзя», с которыми, точно с заряженными бомбами, мы входили в квартиру Феодора Николаевича, мы с Дмитрием Дмитриевичем перекрестились и помолились. Дело немедленного отъезда было решено. Дмитрий Дмитриевич написал телеграмму к отцу, я записку к Победоносцеву, что дело устраивается, и отправились: он на телеграфную станцию, я завезти письмо к Константину Петровичу Победоносцеву. Феодор же Николаевич еще раньше ушел к себе в Церковь служить обедню. Вернувшись к себе, застал артельщика, принесшего от неизвестного из Апраксина рынка пожертвование: двенадцать икон – месяцеслов и в киоте икону Святого Николая, – первые плохой суздальской живописи. Запиской на имя неизвестного поблагодарил. Застал также Я. А. [Якова Аполлоновича] Гильтебрандта, принесшего письмо его брата, Владимира, к пианисту Рубинштейну о том, чтобы он устроил концерт в пользу Миссии. Мысль оригинальная, но я не мог дать согласие, не испросив позволения Владыки. – По уходе его скоро пришел Дмитрий Дмитриевич. Мы с ним написали по прошению Владыке, чтобы ускорено было его пострижение и посвящение. Затем я дал сто пятьдесят рублей, чтобы он заказал себе платье тотчас же. В два часа отправился в Департамент личного состава и хозяйственных дел за жалованьем. Дал второй ордер за первое полугодие 1880 года и бумагу в «Особенную Канцелярию по Кредитной Части», удостоверяющую, что я – именно то лицо, которому следует получить по ордеру. В Канцелярии тотчас же и получил: 2293 рубля кредитными билетами, равняющиеся 238 фунтам стерлингам 17 шиллингам 1 пенсу = 1500 серебряных рублей (по 25 пенсов за 1 рубль). – В пять часов с Дмитрием Дмитриевичем отправился к Владыке подать прошения. Сказал: «Сейчас же отошлю к Наместнику»; предварительно спросил: «Кто будет постригать: Наместник или Исайя; а ты постригал?» – «Нет, вот теперь посмотрю и поучусь». – Прежде чем быть у Владыки, о. Исайя позвал меня к себе взглянуть на две пары облачений, присланных из провинции каким–то помещиком для болгарских Церквей, но Владыка сказал: «Что там в Болгарию? Вот в Японии много церквей; покажи Николаю и, если годятся, отдай туда». – Я доложил Владыке, что облачения очень годятся. Спросил также; можно просить Рубинштейна дать концерт? «Программу покажите; не нравится мне, что там херувимские». – «Это будет все светская музыка». – «Что ж, для Церкви не совсем хорошо, но там есть училища, людей нужно питать»… Значит, разрешил. – К о. Исайи. Он подарил рясу, подрясник, клобук и параман для Дмитрия Дмитриевича, что мы тотчас же и отнесли к портному приладить по комплекции Дмитрия Дмитриевича. О. Исайю попросили быть восприемным отцом Дмитрия Дмитриевича; другим должен быть я. К о. Наместнику – Симеону, попросить постричь. – После того Дмитрий Дмитриевич отправился в Академию, чтобы побыть у Ректора и узнать, будет ли справлена казенная монашеская одежда. Ректора он не застал, а секретарь сказал ему, что на это нет сумм. – В седьмом часу были у Константина Петровича Победоносцева; там же был и И. Д. Митрополов, только что вернувшийся из Москвы, где собирал деньги для снабженья судна книгами, чаем и прочим. Константин Петрович, видимо, был доволен. Дмитрию Дмитриевичу – до Одессы сто пятьдесят рублей на дорогу, и там по двадцать два рубля золотом в месяц, высадят его в Нагасаки после высадки ссыльных на Сахалине. На судне для богослужения все есть. – От Победоносцева
Дмитрий Дмитриевич пошел покупать книги, на что я ему дал тут же сто рублей, я – к Федору Николаевичу, где немного подождал его и известил о ходе дела, которого он же был главный виновник; потом к графу Путятину известить о завтрашнем пострижении. К десяти часам поспел домой.
20 марта 1880. Четверг
3–й недели Великого Поста
Утром думал о речи, потом, по напоминанию о. Исайи, написал записку в Новодевичий монастырь с просьбою привести в чистый вид вчера подаренные ризы. Но ее и ризы взял свезти в Новодевичий подоспевший Дмитрий Дмитриевич. Потом пришли: Афонский архимандрит о. Феодорит; он–то и оказался вчерашним неизвестным жертвователем святцев и иконы Святого Николая; художник Романов, сказавший: если не берете, пойду учителем рисованья куда–то; с Богом, отвечено; о. Иннокентий, казначей Андроньевского монастыря в Москве, с которым десять лет назад собирали пожертвования, земляк, – ныне настоятель Супрасльского монастыря, Белостокского уезда, Гродненской губернии, Литовской епархии, архимандрит, говорит стихами, делец – дело с немцем, и выигрывает. После – служанка от Ольги Ефимовны Путятиной принесла что–то запечатанное для Дмитрия Дмитриевича, и о. Моисей с двумя присяжными листами для Дмитрия Дмитриевича. В три часа пришел Дмитрий Дмитриевич и отправился к духовнику исповедаться. Между тем пришли взять платье, нужное для пострижения. Как в Лавре все в порядке и по чину! И не думаешь, а за тебя думают. Платье сдал, башмаков не оказалось – дал черные о. Исайя. Дмитрий Дмитриевич, не застав о. Ираклия (был в бане), пришел – что делать? Отправился к о. Иннокентию (эконому). Ждал его, и когда отзвонили к вечерне, ушел в Духовскую Церковь; дорогой вспомнил, что четок нет в числе предметов облачения, и вернулся, чтобы взять иерусалимские – тяжелые, от о. Еф.; столкнулся на обратном пути с Дмитрием Дмитриевичем. Он поисповедался. Пошли в Духовскую Церковь. О. Наместник рассказал мне порядок пострижения (книга рукописная, советовал для Японии списать): между тем Дмитрия Дмитриевича о. благочинный и приготовил; увидел его в конце повечерия в чьем–то теплом подряснике. Мы с о. Исайей вышли как восприемные отцы, монашествующие в мантиях собрались провожать с зажженными свечами, и когда кончилось повечерие, мы, прикрыв мантиями раздетого Дмитрия Дмитриевича, повели из Благовещенской Церкви в Духовскую. При входе в Церковь – распростереться, на средине – тоже, на амвоне – тоже. На амвоне – аналой с Евангелием и Крестом; о. Наместник в митре и ризе – двое иеромонахов в ризах – соборне. О. Наместник отступал за аналой направо, сослужащие – у Царских врат. Сопровождавшие монашествующие окружили нас. Трогательное пение. Слезы и вскрик кого–то. Пострижение и речь о. Наместника. В Церкви были человек сорок студентов, граф Евфимий Васильевич Путятин, Ольга Ефимовна Путятина и, кажется, Евгений Ефимович Путятин. Я заметил еще инспектора Академии Нильского. По окончании о. Наместник в мантии провожал до порога Церкви; потом мы с о. Исайей – до святых мощей Александра Невского, к которым, приложившись, о. Димитрий в мантии отправился представиться Митрополиту. Я пошел, чтобы проводить потом о. Дмитрия в Крестовую. О. Наместник представил вновь постриженного монаха Владыке, который благословил его иконою и двумя четками. – После я проводил о. Дмитрия в Крестовую Церковь и, сходивши домой, чтобы положить икону и четки, вернулся в Крестовую на всенощную. После всенощной о. Дмитрий отправился к духовнику о. Иннокентию, чтобы подписать, что не находит препятствий к рукоположению в иеродиаконы, а я – к себе с графом Евфимием Васильевичем и Ольгой Евфимовной. Пришел и о. Амфилохий – лондонский; после них долго ждал о. Дмитрия и, приготовивши вещи ему от Путятиных и Владыки с записками, отправился в баню, но ее застал запертою, ибо о. Наместник пошел мыться; вернулся и вернувшемуся о. Дмитрию, передав его вещи и двести рублей на покупки, отпустил его домой готовиться к завтрашней хиротонии.
Дневники и карманные записные книжки (в конвертах) св. Николая
Вид г. Мацуяма. Справа на втором плане видна Православная церковь, построенная в 1908 г. на пожертвования московских благотворителей и русских военнопленных
Русские семинаристы в Суругадаи, одетые в форму, и учителя семинарии (ок. 1909 г.).
Рождественская елка в семинарии. Поют русские семинаристы, одетые в кимоно. В центре архиепископ Николай и посол Н. А. Малевский–Малевич с дочерьми
Епископ Николай и Павел Накаи за переводом Священного Писания (октябрь 1903 г.)
Кружок дзюдо в семинарии.
В центре архиепископ Николай, слева от него епископ Сергий (Тихомиров)
Празднование рукоположения о. Николая во архиепископа (11 июля 1906 г.)
Церковь в г. Исиноками в префектуре Мияги. Построена в 1880 г.
Пасха в Суругадаи. Апрель 1909 г. В центре о. Николай и Сергий (Тихомиров).
Семинария в Суругадаи
Первая Православная церковь в Хакодатэ
Обложка журнала «Сейко Симпо», № 1 за декабрь 1880 г. Рисунок на обложке Ирины Ямасита
Японские катехизаторы, приехавшие в Токио (май 1874 г.).
Слева направо: Яков Такая, Павел Цуда, Иоанн Оно, Матвей Кагета, Павел Сато
Токийский Воскресенский собор в Суругадаи.
Начало строительства – март 1884 г., освящение – 8 марта 1891 г.
Русские военнопленные в Мацуяма (ок. 1905 г.)
21 марта 1880. Пятница
3–й недели Великого Поста
Утром писал речь. В семь часов Владыка потребовал, чтобы сказать, что нареченье будет в четверг следующей недели, хиротония в воскресенье. О речи: «Принято на память говорить, поэтому–то не нужно большую; ну, что в речи? Я не достоин, да надеюсь, на помощь Божию, прошу молитв, – вот вся речь; вот Воронежский Александр (Кожев) написал большую; я говорю ему – скажешь ли? Отлично выучил, скажу, – отвечает, – а Бог и наказал; начал говорить, да и забыл; он молчит, а мы сидим; я говорю ему, наконец: вытащи бумагу»… Дал крест Владимира и ленту, – ленту Анны также: «У тебя запачкана очень», – этих лент две; одна должна быть его старая – несколько поношенная; дал и панагию. – Потом пришел о. Исайя ко мне; я объяснил ему, что не смел доложить Владыке, что он (о. Исайя) уже достал мне на подержанье орден Владимира и отдал о. Исайи Владимира, занятого у Жевержеева. Условились, чтобы сегодня в Крестовой о. Дмитрий служил всенощную. – В девять с половиной пришел о. Дмитрий. В Соборе приложились к мощам Святого Александра Невского. Собирались певчие; мне очень понравилось, что они, входя, все прикладываются к мощам Святого Александра Невского. Малютки – все, видимо, ведутся в духе благочестия. Литургию преждеосвященную совершал Преосвященный Варлаам Выборгский; я стоял на клиросе. При хиротонии о. Дмитрий вошел в Алтарь и стоял насупротив о. Димитрия – отца своего о. Дмитрия, – я и не знал, что он подоспел к этому времени (хотя о. Дмитрий говорил, что отец должен быть уже здесь, в Петербурге). По окончании служения я повел отца и мать о. Дмитрия к себе; но так как Преосвященный Варлаам пригласил о. Дмитрия, то я, отпустив его, взял его родителей и угостил их чаем и монастырским обедом; между тем пришел и о. Дмитрий. Оставив их у себя, отправился к о. Иосифу, так как он звал предварительно, сказав, что у него будут ждать меня протоиерей Яхонтов и Ишимова, писательница. Яхонтов не был, она принесла от какой–то благотворительницы двое воздухов и свои книжки. Говорунья и старуха весьма симпатичная. С о. Иосифом вкупе – двое, с которым можно провести время нескучно. Вернувшись, никого не застал дома и, так как был голоден, послал Степана за пирожками. Спал, а Степан мешал. В четверть шестого пошел в Крестовую ко всенощной; уже началась; о. Дмитрий опоздал; пришел, впрочем, еще до шести; сегодня особенно рано началась, так как рано вышел Преосвященный Гермоген. На всенощной условились с о. Иосифом, чтобы завтра он позвал к себе родителей о. Дмитрия и сказал им утешительное слово, так как мать о. Дмитрия очень плачет. После всенощной, отпустив о. Дмитрия к родителям, сходил в баню.