Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 1"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
Кабинет Гая. Гай один.
Гай. А ведь до Андрона я так и не добрался. Слетятся на тебя со всех сторон, как грачи на…
Входит Максим.
Максим. Что же ты, Гай?
Гай. В заводе застрял. (Ирония.) Любовался.
Максим. Выяснил?
Гай. Все в порядке. Приходи вечером коньяк пить.
Максим. У меня уже голова болит. Ты шутишь, а мне не смешно.
Гай. Слабая голова. Мало били… Не болей, сын, пустим завод до срока, поедем с тобой на курорты… У-ух!.. Пройдем по парку – и все женщины, как жито, полягут перед нами! А пока я Ладыгина решил снять с поста главного инженера.
Максим. Правильно. Ватная фигура.
Гай. А потом Софью переставить с механического в иное место.
Максим. Софью Андреевну? Ты уже заблудился.
Гай. А инженера Монаенкова назначу главным инженером.
Максим. С ума сошел! Товарищ директор впал в бешенство?.. Гриша, я становлюсь на колени! Я буду бить стекла! Дайте мне пушку… Ты что?
Гай. Ты плохо играешь в шахматы. Для нас это необходимый спорт. Я меняю фигуры.
Максим. Монаенкова, который ходит под Елкиным, который… Нет. Это самоубийство! И Софью снять? Лучшего товарища, прекрасного производственника, который… Нет, это полное самоубийство.
Гай. Не бесись. Не поможет.
Максим. Тогда и меня с ними.
Гай. И до тебя доберусь. Всему свой час.
Входит Елкин.
Елкин. Доброго здоровья, товарищ Гай! Здравствуй, Максим!
Гай. Здорово, товарищ!
Елкин. Совещались или текущее?
Гай. О курортах мечтаем.
Елкин. Случается, конечно…
Гай. Еще бы!
Елкин. Ну-с, товарищи, мы, может быть, прямо поговорим, вчистую?
Гай. Говори.
Елкин. Не выйдет, товарищи, такая работа. Конечно, это твое дело, Гай, называть меня дураком по телефону…
Гай. Не помню.
Елкин. Сегодня было. Плохо помнишь.
Гай. А-а… Ну, я не знал, что это ты выдумал Барбюса с браком увязывать.
Елкин. Не я, а масса.
Гай. Не думаю, чтобы масса была менее остроумна, чем мы с тобой.
Елкин. Хорошо. Может быть, масса в моем руководстве не нуждается – это увидят со стороны.
Гай. Вполне резонно. Со стороны виднее.
Елкин. Хорошо. Но я, конечно, тоже обязан у тебя спросить: почему ты прекратил основные работы сооружения рам в стенках? Объясни мне, пожалуйста: умно или остроумно останавливать стройку, когда мы часы считаем?
Гай. Я ничего не останавливал.
Елкин. Как? Я слепой? По твоему приказу везде остановили работу.
Гай. Я ничего не останавливал. Я не позволю делать из строительства обман и из пятилетки мираж.
Елкин. Когда же мы, в таком случае, отпразднуем пуск?
Гай. Когда будем иметь право праздновать. Трогательные вы люди! Я плачу от вас. Мне вас жаль. Мне хочется вас сечь по методу старинного воспитания. Но я спокоен за вас и за партию: в партии есть люди, которые вас высекут. Поэтому давай поговорим о делах. Сколько лет Монаенкову?
Елкин. Тридцать два года.
Гай. В каком институте он учился?
Елкин. В Томском.
Гай. Когда кончил?
Елкин. Лет пять назад.
Гай. Сколько лет в партии?
Елкин. Третий год.
Гай. Я его назначаю главным моим заместителем. Он тут мне хамит. Это хорошо… Максим, вызывай его.
Максим. Не вызову.
Гай. Вот, тоже хамит. Хорошие ребята! Дельное хамство дороже бездельной услуги.
Максим демонстративно уходит.
Елкин. Ну, вот видишь, Гай, мы можем сработаться.
Гай. Я еще пока не заявил, что не могу с тобой сработаться.
Елкин. Брось, Григорий, ты готов меня на огне изжарить.
Гай. Что же я – людоед? Не понимаю, откуда это у вас человекобоязнь, неприязнь, звериная одичалость… Ходите и долбите: «А он меня съест».
Елкин. Гай, я делаю последнюю попытку к примирению. Ты вот сам берешь Монаенкова, за которого я подымаю две руки. Ты помирись со мной, Гай.
Гай. Я могу тебя любить, ты мог спасти мне жизнь, быть моим братом, но, Елкин, мы с тобой стоим на таких постах, когда принципы сметают сердечность.
Елкин. Опять принципиальная линия? Конечно, я за…
Гай. Что «за»?
Елкин. За принципиальную линию. Я тоже, знаешь, в этих вопросах подкован на все четыре ноги. Но ты помирись со мной, Гай. Самое главное – поскорее спустить этот завод.
Гай. «Спустить»? Это верно. Это главное.
Елкин. Газеты напишут на весь мир: «Новая победа». Это же политическое дело… Мы с тобой наедине. Зачем ты прямо стараешься отказаться от ордена? Зачем ты опять тормозишь пуск?
Гай. Видишь ли, я хочу пустить завод, а не спустить. Нет, приятель, мы с тобой об этом серьезно поговорим в другом месте.
Елкин. Эге… (Встал.) Ага… Травите, жарьте, ешьте!..
Гай. Наоборот. Ты замечательный парень и еще здорово здесь поработаешь…
Елкин стремительно уходит.
Сейчас в областком поедет. Звонки будут. Весело!
Входит Ксения Ионовна.
Ксения Ионовна. Я не могу! Ставьте часовых. Они сами ворвутся.
Гай. Кто – они?
Ксения Ионовна. Женщины.
Гай. Давайте женщин.
Входят жены.
Брюнетка. Теперь мы вас не отпустим! Садитесь и слушайте.
Гай. Очень рад, очень счастлив. Но, простите, я не имею счастья знать, кто вы такие?
Рыжеволосая. Мы – несчастные жены.
Гай. Вот. Уже трогательно. Вы – несчастные жены. Я – несчастный муж. Все к счастью. Может, вы объясните, какое это имеет отношение к моему строительству?
Брюнетка. Это имеет отношение не только к вашему заводу, но и к вашему социализму!
Гай. Вот как! Тогда докладывайте.
Брюнетка. Да-да! Вы не шутите! Итак… Нет, я буду говорить последней. Мне при всех неудобно.
Рыжеволосая. Странно! А мне удобно?
Пожилая. Я тоже подожду.
Плачущая. И я первая не хочу.
Гай. Что же вы будете делать? Очередь наоборот. Все хотят быть последними.
Брюнетка. Я останусь, а они выйдут.
Остальные. Пожалуйста, мы уступаем вам…
– Господи, до чего женщины пошли наглые!..
Все, кроме брюнетки, ушли.
Брюнетка(решительно). Я – жена инженера Столбова.
Гай. Очень рад.
Брюнетка. А я не очень рада, и благодаря вам. Где мой муж?
Гай. В Берлине.
Брюнетка. Сколько времени?
Гай. Месяца четыре, наверное… Может быть, больше…
Брюнетка. Спасибо вам за эти четыре месяца! Он ровно год за границей. Вы развели меня с мужем. Он там женился. Я знаю.
Гай. Столбов там скучает по вас. Бледный… Я его видел в Гамбурге.
Брюнетка. Я звонила ему из Москвы по телефону и, конечно, вечером его дома не нашла.
Гай. Работа. Вы же понимаете! Работа…
Брюнетка. Мы знаем, что это за работа! Я позвонила ему на другой день утром и спрашиваю у него: «Где ты был вчера вечером?» А он отвечает, что меня плохо слышно. Ему все хорошо слышно, а где был вечером, ему не слышно. За такие вещи бьют калошей по физиономии, товарищ Гай!
Гай. Меня – калошей?.. За что?
Брюнетка. Не вас, а Столбова. Я требую, чтобы вы немедленно вернули его сюда! Он развратился в этой проклятой Европе!
Гай. Немедленно не могу. Месяца через три – да.
Брюнетка. А я требую подписать эту телеграмму! Я уже составила текст от вашего имени.
Гай. Ничего не подпишу. Столбов изучает…
Брюнетка. А я говорю, он развращается в этой Европе! И, наконец, какое вы имеете право разбивать чужой брак?
Гай. Поверьте…
Брюнетка. Не верю! Вы моральный садист!
Гай. Мадам, что вы говорите!
Брюнетка. И говорить не желаю! Если вы заставляете меня умереть, то я тоже буду беспощадна к вам! Я каждый день всякими способами буду напоминать вам о себе и – не бойтесь! – своего добьюсь очень быстро. Я только пришла предупредить вас. До скорого свидания! (Уходит.)
Гай. Бедный Столбов! Грозная сила. Она, пожалуй, меня изобьет.
Входит пожилая.
У вас тоже муж в Берлине?
Пожилая. У меня не в Берлине, а по Уралу мыкается. Что же вы, в самом деле, с моим Леонтием Афанасьевичем делаете? У него природная грыжа и желудок больной. Будто уж некого больше другого послать? Уж меня на смех подымают. Где муж? Металл добывает. Всю зиму металл добывает, с таким здоровьем. Дайте послабление… Мы люди пожилые, оба ревматизмом страдаем. Сами судите, кто его там разотрет? Не собачьи же у него ноги, а пожилые. И грыжа, и желудок, и ревматизм, и лета уюта просят. Мы не против пятилетки, но дайте послабление.
Гай. Приму во внимание… Записываю… Обязательно. Даю слово.
Пожилая. Уж пожалуйста! Дети без отца меня одолевают. За шесть месяцев только неделю дома все вместе чай пили. Девчонка мазаться стала. По телефону валеты звонят, Марейку требуют… Ругаюсь, а они в трубку хохочут.
Гай. Вызовем обратно. Обещаю.
Пожилая. Будем благодарны. Только допустите его ко двору.
Гай. Допущу, допущу.
Пожилая(идет. Остановилась). Хотела вам сказать, да нехорошо, как вы все-таки чужой мужчина. (Уходит.)
Гай. Надо старику дать отдых. Но старик – хороший жулик. Из-под земли выкапывает. Надо дать старику через месяц отдых.
Входит плачущая.
Плачущая. Наконец, я обязана вам тоже сказать, что я…
Гай. Садитесь, гражданка.
Плачущая. …что вы… и что я…
Гай. Неужели и у вас муж в командировке?
Плачущая. …что я… что он… (Заплакала и ничего не может сказать.)
Гай. Пейте воду. Помогает.
Плачущая. …что он… (Опять плачет.)
Гай. Что он? Кто он? Где он?
Плачущая плачет.
Ну ладно… Год, что ли, вы его не видели?
Плачущая хотела сказать и показала все пальцы руки.
Пять?..
Плачущая показала другую руку.
Десять лет? Не может быть!
Плачущая. Me… ме… (Плачет.)
Гай. Ме… месяцев? Десять месяцев? Да, это трогательно. Но как его фамилия?
Плачущая(вдруг без слез). Колоколкин. (И опять заплакала).
Гай. Ну не умер же мастер Колоколкин. Обучается в Америке и так далее.
Плачущая(взяла со стола письмо). Не… не… (Плачет.)
Гай. Позвольте!.. А ведь письма-то были! (Хочет достать письмо из ящика и отстраняет плачущую.) Мадам, подвиньтесь… Слышите?.. Гражданка… минуту… (Осторожно поднимает плачущую со стула). Вот вам от мужа. Вы Колоколкина? Вам?
Плачущая(с плачем разорвала конверт, вынула фото, расхохоталась, поцеловала снимок мужа, затем поцеловала Гая и вдруг заплакала). И все-таки я вас терпеть не могу, товарищ Гай. Да-с. (Уходит.)
Входит рыжеволосая.
Рыжеволосая. Вы думаете, что я вульгарная женщина? Вы глубоко ошибаетесь!
Гай. Ничего не думаю.
Рыжеволосая. Поймите меня, как мужчина мужчину.
Гай. Попытаюсь.
Рыжеволосая. Командируйте меня в Америку.
Гай. Об этом надо подумать.
Рыжеволосая. Плюньте на бюрократизм!
Гай. С удовольствием.
Рыжеволосая. Будьте оригинальны. Раскройте свое сердце. Поймите меня, как женщина женщину… Вы шесть месяцев гоняли моего мужа по Германии, и он что-то такое там покупал. Вы два месяца его держали в Англии, и он опять вам покупал. Вам мало гонять его восемь месяцев. Вы на год и два месяца прогнали его в Америку учиться делать что-то такое для вас… Умоляю вас, ради бога, умоляю, позвоните, пусть войдет сюда кто-нибудь, а то я вам, гражданин Гай, смажу по физиономии! Я вам волосы выдеру! Ухо откушу! Я вас… (Вскочила, закачалась, упала в обморок.)
Гай звонит. Входит Ксения Ионовна.
Гай. Дайте воды… чего-нибудь…
Ксения Ионовна. Зуб!
Входит Зуб.
Зуб. Эх, те-те, те-те… Сомлела дамочка, а хохотала… Эх! (Гаю.) Обижаются на вас дамочки. Пожалеть надо. Люди… Эх!.. (Поднимает рыжеволосую.)
Ксения Ионовна натирает виски рыжеволосой платком.
Рыжеволосая(очнулась, встала, пошла одна; с порога). Простите. Мне очень не смешно… (Уходит.)
Гай(Зубу). А мне смешно. А я не млею. Иди ты, воздыхатель… (Не видит – вошла Наташа). Довольно!.. Никого не принимаю. Меня нет. К черту это!.. Не буду думать…
Наташа. Вас нет, но я есть.
Гай. Еще? Опять?.. Ах, Наташа! Дорогой гость!
Зуб и Ксения Ионовна уходят.
Садитесь. С тех пор как был на вашей свадьбе, наверное, не видал вас. Фукс поручил мне вас, и я хранитель верности, я ваш евнух. (Усмехнулся.) У вас независимое лицо. Вы уже отреклись от мужа?
Наташа. Не я отреклась от него, а он от меня.
Гай. Наташа! Только не устраивайте этого… Они тут меня перепугали до истерики… Фукс сегодня вызван из Америки. Без него у меня крах.
Наташа. Фукс не вернется из Америки. Вот его письмо ко мне. У него нашлись свои дяди и тети. Он теперь богат. Вот письмо. Просит понять… Месяц мы прожили. Он уехал – и сбежал. Я должна его понять.
Гай. Понять нетрудно, но простить нельзя… Скучновато, черт! Голова трещит… Вы понимаете, что для меня этот инженер? Вы помните, как мы его берегли?
Наташа. Он здесь пишет вам лично.
Гай. Не надо, не читайте.
Наташа. Да. Я-то пришла к вам просить устроить меня на работу. Я работала у Фукса. Я немного выше, чем чертежник. Все это знают. Только я не хочу вернуться обратно в вашу лабораторию.
Гай. Идите туда, где вам будет лучше.
Наташа. Спасибо. Дайте мне записку к Софье Андреевне.
Гай. Я ей сам скажу… Печально живем, друзья! Я тоже теперь один.
Наташа. Как? Я только что видела Эллу…
Гай. Это не Элла. Это противоположность Эллы. Меня не радует то, что я вижу близкого мне человека, который выдумал самого себя… Впрочем, не о том теперь речь. Ваш муж сбежал, и его уже заменить некем.
Наташа. А что такое?
Гай. Станки… проклятые станки, которые он бы мне переделал. Он единственный был у меня… Эта мысль пришла мне сегодня в голову, как спасенье, и вот вам… Ну что делать! А денег не дадут. (Он говорит это уже не Наташе).
Наташа(тихо идет. Остановилась). Григорий Григорьевич, заходите. Бабенки наши меня не любят, а так ничего. Правда, буду рада.
Гай. Ухаживать еще начну.
Наташа. Ну, ухаживайте.
Гай. Разве мы можем ухаживать, когда станки… станки… (Взял трубку.) Кабинет Монаенкова.
Наташа. До свидания! (Уходит.)
Гай(не бросая трубки). Непременно приду и ухаживать буду… Алло. А, Володя?.. Нет. Это я не за тобой буду ухаживать. Тут у меня дело. Жду.
Входит Ксения Ионовна.
Ксения Ионовна. Там ровно десять человек.
Гай. Одного Монаенкова, Ксения Ионовна. Скорее Монаенкова! Давайте скорее закончим этот день. Давайте поедем в кино, где Дурашкин[62]62
Дурашкин – ошибочно названный Н. Погодиным персонаж из зарубежных комических лент, популярных у русского дореволюционного зрителя, с участием Андре Дида, создавшего образ Глупышкина.
[Закрыть] в борщ прыгает.
Ксения Ионовна. Дурашкина уже двадцать пять лет не показывают.
Гай. Ну Веру Холодную[63]63
Вера Холодная (1893–1919) – одна из популярнейших актрис русского дореволюционного кино.
[Закрыть].
Ксения Ионовна. Как вы остаромодились!.. Зову Монаенкова. У него такое лицо, точно застрелиться решил. (Уходит.)
Гай (поет.)
«Вчера ожидала я друга
И долго сидела одна,
И сердце…».
Входит Монаенков.
Товарищ Монаенков, езжай сегодня в Москву. Дурака, брат, валять нечего! Можешь нос поворачивать во все стороны. Я прошу тебя стать моим первым помощником. Земля под ногами горит. Ты дрался с моими старомодными чудаками. Ты был прав. Ты со своей энергией зашел левее партии – ты стал неправ. Мне нужен сильный, напористый, новый строитель. Я видел в тебе такого. Бери мандат, езжай в Москву. Требуй снова деньги на станки. Ты грамотный человек. Видишь же, что тут пошло… Ну, будем выяснять ясное или займемся делами?
Монаенков. Я, Григорий Григорьевич, решил отсюда бежать дезертиром. Меня кошмары стали преследовать. Я несколько раз хотел с вами наедине поговорить, но я думал, что вы мне не верите… не любите меня…
Гай. Вот она, язва: любит, не любит, плюнет, поцелует… Людишки. Личности. Себялюбие. Корысть. Вражда. Борьба… Брось, Владимир! Молодой человек. Грамотный… Партия не потерпит, уничтожит. Сейчас ехать надо. Работать!
Монаенков. Еду, Григорий Григорьевич.
Гай. Без денег ты у меня ближе чем на версту к площадке не подходи.
Монаенков. А если откажут?
Гай. Не может быть! Только налами. Мне уже обещано – не мог ждать. Так и сказано: «Гай, присылай человека, можем».
Монаенков. Ежели так…
Гай. Но жми. Плачь, ходи по пяти раз в день.
Монаенков. Еду.
Гай. Вали!
Монаенков уходит.
Грехи!
Входит Ксения Ионовна.
Ксения Ионовна. Я позвонила. Вам принесут обед домой… Еще телеграмма, которую надо прочитать. И бумаги.
Гай. Не желаю! Пусть читает Белковский.
Ксения Ионовна. Он болен.
Гай. Отошлите ему на квартиру. Ничего не читаю! Идемте с вами в кино, в лес, на Оку… Я хочу смотреть на звезды, гладить руку женщины, молчать… Чего вы смотрите, точно я очумел? Кто имеет право делать из меня чумного, если я хочу того, чего хотят все здоровые люди? Гай – ответственный работник? Гай не может пойти к Ксении Ионовне и целоваться. А конторщик Тишкин может?.. Возражаете? Говорите, что я использую служебное положение, что я вас унижаю, что я развратен?.. Мне неудобно, невозможно, стыдно! Что обо мне скажут?.. Ах-ах!..
Ксения Ионовна. Я вас люблю, Григорий Григорьевич…
Гай. Вот видите, до чего я дошел, что не знаю, как ответить… Я слышу, как мне в мозг проникают капли стыда. Ты, коммунист, сиди в келье автомобиля!.. Пойдемте, Ксения, бродить по вечеру… Даже из такого дня выхожу живым. Я жив, друзья мои, я жив!
Занавес
Действие третье
Эпизод первыйСпальня Гая. Беспорядок. На столе бутылка. Гай полураздет. Ночь.
Гай. Ну, вставай… Чего ты все лежишь? Вставай! Долго я тебя буду просить? Что мне, руки у тебя целовать?
С кровати подымается Максим.
Максим. Лежу и думаю. Купил к весне белые штаны – и те тушью залил. Пропадает молодость!
Гай. Да! В Москве, на Варварке[64]64
Варварка – старое название улицы Разина в Москве.
[Закрыть], дергает меня за рукав кто-то и кричит: «Ну, здоров, сор». Отчего сор? А это – друг. Хохочет. Сор, говорит, – это старый ответственный работник. Вникни. Ядовито! Постареем, сдадут нас в богадельню для почетных строителей социализма, и ни один подлец «спасибо» не скажет.
Максим. Директор… (смотрит на часы) гуд найт? Как ты думаешь? Завтра в шесть на завод…
Гай. Я думаю… новый человек, а пью… Одна писательша, молодая, у нас что-то такое сочиняет, дала просмотреть. Я там про себя вычитал, будто я тип новой человеческой формации или интеллектуальности. Ученая писательша, в очках… Вот бы ей сказать: приходи вечером коньяк пить! Они же думают, что новый человек – это такой барбос, которому не бывает ни грустно, ни весело, вместо сердца у него подметки из синтетической резины… Впрочем, я ничего не знаю о новом человеке. Я сор… Вот что, разыщи мне в книжках «Анну Каренину» и уходи спать.
Стук в дверь: раз, другой. Входит Софья.
Софья(долго смотрит на Гая, подняла с пола полотенце). Чисто русский вид. Спой, Гай… Запой, а я послушаю.
Максим уходит.
Гай. Не ругайся… Такое дело, тетя Соня. По ночам один, при лампе, я пью коньяк и засыпаю. Просплю два часа, спущу ноги, а они трезвые, и опять не хочу спать… Мой друг, мне страшно! Я спаиваю себя, и никто об этом не знает.
Софья. Бабу тебе надо. Весна. Ясно. Чего тут петь стихи? Найди себе бабу.
Гай. Неуживчивый я… Отчего я такой неуживчивый? С Эллой не мог ужиться. Не могу видеть выдуманных баб!.. Нашел другую. Ты ее знаешь… Ксения Ионовна. А эта чересчур естественна, одна мать-природа, нежная, как пух. Хозяйка. В пышках с медом утону… Чего ты бутылки воруешь?.. Ладно. Воруй. Спасибо, что печешься. А то я один…
Софья(сняла жакет). Милый Гриша! Давай, я с тобой поговорю нежно. Дай-ка лицо твое поближе… Вот тебе, детка! Вот тебе, птенец! (Бьет Гая по щекам.)
Гай. Ты это шутишь…
Софья. Никак нет! (Снова бьет.)
Гай(хохочет). Никогда… нигде… нигде на земле не били… Слушай, мне обидно… Директора бьют… По морде бьют и не извиняются. Пожалуйста, повежливее…
Софья. У тебя бессонница?
Гай. Страшная!
Софья. Тебе тяжело. Ты слаб. Устал. Лично живешь безрадостно. Холодная постель, полотенце на полу, тарелка разбитая. Но зачем ты, умный человек, себя раздра… Ну, как это вы, мужики, говорите?.. Раздра… раздракониваешь? «Я одинок…». Коммунисты не бывают одиноки. Я тоже рвусь, но я не одинока. Высшая наша дружба – партия. Не понимаешь – уходи из партии. Ты для нее конченый человек.
Гай. Соня, кому говоришь? Мне?
Софья. Какая, однако, выдержка! Он пьет, и никто не знает. Я сама не вижу, как он развивает планы своих действий, как он зверски хватает дело… а ты коньячишко один дуешь… Нет, пить ты у меня брось! А от бессонницы вылечим. Ишь, нашел средство! У всех вас одно средство.
Гай. Верно, но не дерись. Все-таки неудобно. Щеки горят. Как мальчишка без штанов.
Софья. Я тебя вылечу. Ты у меня без коньяка спать будешь как мертвый.
Стук в дверь.
Гай. Кто там?.. Монаенков? Входи.
Входит Монаенков.
Как дела? Получил деньги?
Монаенков. Стыдно сознаться…
Гай. Ну, все ясно. Сказали, чтобы оборачивались сами? Знаю. Что делать? Пусть в меня бочку брому вольют, а я не смогу заснуть ни сегодня, ни завтра. И я понимаю человека. Ему мне нечего дать. Я не один. Страна в напряжении. Ну что мне делать?.. Я пойду. Не могу я сидеть один. До свиданья, Монаенков! Завтра утром займемся водой.
Монаенков. Черт его знает, за что и браться теперь!
Гай. Монаенков, ты брось линять!.. Я в Наркомате пословицу слыхал: «Не единой Москвой строятся гиганты…» Завтра займемся водой…
Монаенков. Линяй не линяй, а пускать нечего. (Уходит.)
Гай. Да, пускать нечего, оттого я и спать не могу… Вот ты теперь замолчала, а то дралась… Посидела бы ты ка моем месте, керосин бы запила… Дал я тебе распоряжение по станкам? Дал. Указал, над чем следует голову ломать? Указал. Ну что? Подобрали народ? Что это в самом деле – деньги, деньги, деньги! А мы что – сидеть? Готовое оборудование принимать? А если блокада?
Софья. Работаю и по ночам коньяк не пью… Оденься. Иди. Иди в гости к Наташе. Знаю, что она – по тебе козырь. Поухаживай.
Звонит телефон.
Гай(у телефона). Да… В гости иду к приятельнице… Факт… Деньги? Деньги лежат в Наркомфине… Привет нам с тобой прислали… Чего же тут заседать, станки на заседании не делаются. Целую. (Положил трубку.) Белковский тоже… (иронически) болеет.
Софья. Оденься, пойди пройдись. Поухаживай… Понимаем же мы! Дай, я тебя обниму, Гай. Ты – как слиток хорошего металла. Только жаль, если дашь трещину под молотом. (Обняла).
Гай. Эх, тетя Соня!.. Милая ты тетя Соня!
