Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 2"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Действие четвертое
Картина первая
Огромный во всю сцену старинный зал. В углу у дверей метла и куча мусора. Где-то у стены рыночный стол, черное кресло и простая табуретка. На столе телефон. Забелин ходит по комнате, посвистывает. Переставил табуретку к окну, секунду посидел под окном. Вскочил, взял метлу и снял из угла паутину. Бросил метлу. Опять стал ходить по комнате и посвистывать. Входит Маша. Она здесь впервые. Удивленно осматривается.
Забелин. Сторож. Сторож, окаянная душа! Уважаемый гражданин сторож!.. Был, и след простыл. Возьму и позвоню… Кому? Хотя бы самому Дзержинскому… в Чека. Прекрасно… И что же я ему скажу? Что сторож меня не признает? Глупо! Или что я изголодался по самым простейшим рабочим расчетам с логарифмической линейкой? Тоже глупо… Нет, такого положения даже я не мог себе представить. (Заметив Машу.) А! Пришла? Восхищайся, аплодируй мне. Меня назначили главой всероссийского учреждения, дали особняк, а сторож удрал, не хочет вымести мусор, оттого что ему никто не платит, и он уходит торговать барахлом.
Маша. Откуда такое странное кресло?
Забелин. Сейчас с чердака снял. Сугубо готический стиль. Старая дрянь. В сарае стоит карета с гербом. В этом доме я сам чувствую себя экспонатом. Здесь бегают крысы, толстые и наглые, как спекулянты у Иверской. Они меня презирают.
Маша. Ты только не сердись.
Забелин. Я не ангел и не простофиля, принимающий бытие, как величайшее одолжение. Иди домой, нового ничего не скажешь.
Маша. Хорошо, я уйду, а ты что будешь делать?
Забелин. А что можно делать в этих условиях? Играть «Короля Лира», сцену безумия. Удивительная сцена.
Маша. Ты мне очень не нравишься.
Забелин. Зато я тебя обожаю.
Маша. Какой ты злой!
Забелин. Какая ты добрая.
Маша. Я ведь знаю тебя, в таком состоянии ты способен бросить, уйти, написать ужасное заявление. Трудности надо преодолевать.
Забелин. Какой афоризм! Никогда не слыхал.
Маша(вдруг в тоне отца). Мне стыдно за тебя.
Забелин. Как-с?
Маша. Горько, стыдно, противно! Ты дал слово…
Забелин. Ну да… я дал слово…
Маша. И постой, постой, я тоже знаю, что сказать. Ты же был рад, что дал согласие, ты ожил у нас на глазах, к тебе вернулась твоя энергия.
Забелин. Ты мне толкуешь о том, что было вчера, а я тебе говорю о том, что происходит сегодня…
Маша порывается что-то сказать.
Не смей меня перебивать! Как ты не понимаешь, что я лопаюсь от злости оттого, что не могу немедленно, как мне было предложено Лениным, немедленно в буквальном смысле приступить к работе. Да, я дал слово и готов его сдержать… Хочу, понимаешь? Мечтаю выполнить. Но я могу сделать это через людей, то есть в живом общении с живыми существами, а их вокруг меня нет… Ау! Слышишь? Эхо… и больше ничего.
В дверях появляется Рыбаков, в руках держит пишущую машинку.
Смотрите, это он! Конечно же, это он!.. Позвольте, вы условились? Что же молчите? Условились? Так и отвечайте. Вы хоть поздоровайтесь, сударь. Чем обязан радости вновь видеть вас?
Рыбаков. Я прислан к вам сюда работать.
Забелин. Вы присланы сюда работать? Пожалуйста, садитесь, вот вам мое кресло, приказывайте.
Рыбаков. Напрасно, честное слово, у вас такая ирония. Меня послали вам помогать.
Забелин. А что за предмет вы принесли? Пишущая машинка?
Рыбаков. По пути в одном месте взял… то есть одолжил…
Забелин. Может быть, отнял?
Рыбаков. Не без этого…
Забелин. Ставьте ее куда-нибудь.
Рыбаков. Сейчас что-нибудь придумаем. Это пока. Вы сами понимаете.
Забелин. Не старая машина… Ремингтон. Позвольте, а кто же будет работать на ней?
Рыбаков. Я одолжил ее вместе с машинисткой. Сейчас придет.
Забелин. Маша, смотри. Вот уже становится похоже на какую-то контору… (Подумав.) Нет, ничего не похоже.
Маша. Мне, кажется, пора уходить.
Рыбаков. Тут мусор! (Забелину.) Позвольте мне вынести мусор. Некрасиво.
Забелин. Святая наивность! Кого вы думаете перехитрить?
Рыбаков. Почему – перехитрить? Нельзя же запускать помещение.
Забелин(строго). Молодой человек, почему же при мне вы делаете физиономии, что не видите друг друга, и скрываетесь от меня, как воры?
Маша. Неправда. Я тебе говорила. Ты знаешь… Я не скрываюсь. И не думала и вообще ничего не хочу. Прощайте.
Рыбаков. А мне по этому поводу сказать можно?
Забелин. Сколько угодно.
Рыбаков. Нельзя рубить дерево не по себе. Я не обижаюсь, что Мария Антоновна сказала, будто я под видом любви к ней выслеживал вас. Что там было выслеживать?
Забелин. Да… Нуте-с?
Рыбаков. Я не об этом. Между нами большая разница в образовании, воспитании. Так я и решил. Ну, я займусь этой маленькой операцией, а то нехорошо. (Идет к двери.)
Маша. Рыбаков…
Рыбаков оборачивается.
Маша. Вы правы… Между нами целая пропасть. Вы очень умно рассудили. Незаслуженно обидела вас и прощения просить не хочу. Но вы всегда по отношению ко мне были удивительно благородны. Теперь я вас попрошу в последний раз – уходите отсюда, совсем уходите. Я никогда не должна слышать о вас. (Бросилась прочь.)
Забелин. А он стоит… Бегите вслед, просите прощения…
Рыбаков. То есть, я действительно побегу.
Забелин. Какое там, к черту, «то есть»! Ступайте уж…
Рыбаков убегает.
Что поделаешь?.. Жизнь… Остра ты, матушка, жизнь, с перцем, с полынью, а принимать надо. Бедная Машка-то, любит. Кто там?
Входит Забелина. В руках судки.
Будь здорова.
Забелина. Я принесла тебе завтрак.
Забелин. Безумно рад. Благодарю.
Забелина. Садись и ешь! Возьми салфетку и ешь, как прежде на службе.
Забелин. Не хочу.
Забелина. Мне твои пируэты надоели. Садись и ешь.
Забелин. Лида, ты не шуми… Я сажусь.
Забелина. Молчи и ешь.
Забелин. Ем.
Забелина. Лучше жуй.
Забелин. Жую… Ты на улице никого не встретила?
Забелина. На улице много людей.
Забелин. Конечно…
Забелина. Антон Иванович, работай, ради бога, и не дерись ни с кем.
Забелин. Не буду.
Забелина. Приди в себя. Успокойся. И вообрази себе, что все это… обстановка… дела… будет выглядеть иначе.
Забелин. Воображу, воображу.
Забелина. Если бы ты знал, как хочется, чтоб снова ты ушел с головой в свое дело.
Забелин. Довольно меня нянчить! Я не грудной младенец! Ей хочется! А я мешок с опилками?! Болванка без души? Благодарю за угощение. Сыт.
Входит Маша.
А ты опять зачем?
Маша. За мамой… проводить ее.
Забелин. За мамой…
Входит Рыбаков.
Вот все святое семейство! Но вместо Христа – матрос!
Рыбаков(обиделся, разозлился, вспылил). В конце концов, мне не до шуток. И я пришел сюда работать. Пожалуйста, вот мое назначение, прочтите. Мне дано строгое указание не терять времени. Давайте обсудим, что и как.
Забелин. Давайте обсудим. А вы энергетик, электрик или хотя бы электромонтер?
Рыбаков. Умею чинить электрические пробки.
Забелин. Чтобы работать по электрификации России, этого слишком мало.
Рыбаков. Я найду себе дело.
Забелин. Впрочем, это даже обстановочнее – то один болван свистел в пустом зале, теперь будут – двое.
Рыбаков. Я свистеть не буду, а главное – вам не дам. Прежде всего, с чем вы здесь столкнулись?
Забелин. Ни с чем.
Рыбаков(смутился). Так… Ну и что же?
Забелин. Ну и ничего же! Поняли? Так начинается Библия.
Забелина(знаками отозвала Машу в сторону). Маша, нам нельзя уходить… Пойдем походим по комнатам…
Забелина и Маша незаметно уходят.
Рыбаков(задумчиво осматривается). Насколько я могу понять, вы, я и вся эта обстановка составляют нашу организацию. Телефон есть. А средства передвижения вам дали?
Забелин. Дали. В сарае стоит карета. Без лошадей.
Рыбаков. Без лошадей карета не годится. Не надо ничему удивляться… Однажды я взял город, пришел в городскую управу и конфисковал кассу. А в кассе города оказались две медные копейки. С двумя копейками я начинал Советскую власть.
Забелин. Любопытно… как же вы начинали?
Рыбаков. Я созвал в театр мелкую, среднюю и крупную буржуазию и на сцену поставил пулемет и будильник… И через три часа, по звонку будильника, они положили на стол три миллиона.
Забелин. Что же, вы собираетесь и сюда созвать всю оставшуюся в Москве буржуазию?
Рыбаков. Нет… Вы мне скажите, что сейчас вам крайне необходимо?
Забелин. Мне крайне необходимы инженеры, техники, чертежники, теоретики, ученые…
Рыбаков. Ну и давайте их привлекать.
Забелин. Что же, вы поедете с пулеметом и будильником по Москве?
Рыбаков. Нет, в данном случае тут с пулеметом ничего не сделаешь. Я дам во все газеты сообщение, что Антон Иванович Забелин приступил к работе.
Забелин. Очень простая мысль.
Рыбаков. Я сейчас буду вызывать сюда журналистов.
Забелин. А разве они существуют? Да-да, конечно… Я просто забыл, какие бывают журналисты. Но у нас негде их принять, посадить.
Рыбаков. Ничего, постоят. Итак, я буду вызывать журналистов, а вы садитесь готовиться к докладу. Нам с вами… то есть вам… лично вам… не позднее чем через три дня надо представить обещанный доклад товарищу Ленину.
Забелин. Как – через три дня?
Рыбаков. Вот так… обыкновенно.
Забелин. Откуда вы это знаете?
Рыбаков. Знаю очень точно.
Забелин. Нет, вы это, голубчик, совсем серьезно?
Рыбаков. Очень серьезно.
Забелин. Что же вы молчали, сударь?
Рыбаков(вызывает номер телефона). Вы на меня накинулись и ошарашили.
Забелин. Вас ошарашишь!
Рыбаков(по телефону). Двадцать два – двадцать три… Редакция «Известий»?.. С вами говорит ученый секретарь особой комиссии. Мы разворачиваем огромную работу по подготовке электрификации… А вы и не знали?!.. Плохо работаете, да… да… Пришлите-ка нам сотрудника. Сивцев Вражек, семнадцать.
Забелин(достает записную книжку). Вот вам номер телефона инженера Вострецова. У меня с этим господином получился парадокс… иначе говоря, я с ним подрался у Малого театра. Мне нужно получить у него копию моего доклада в Академии наук. Позвоните ему.
Рыбаков. Четырнадцать – сорок пять.
Забелин. А жена ушла? Кто просил уходить?.. Лидия Михайловна! Верните их…
Рыбаков. Четырнадцать – сорок пять?.. Инженер Вострецов дома?.. Как – не знаете, а вы кто такая, жена?.. Где работает?.. Говорит особая комиссия… Благодарю вас.
Вбегают Забелина и Маша.
Забелина. Извини… мы судки забыли.
Забелин. «Судки»… Какие судки! Сию минуту поезжайте домой и пришлите мой лондонский чемодан из свиной кожи, там спрятаны мои лучшие труды. Марья, ты сама найди извозчика и вези… Опять они ждут. Ведь ясно сказано?
Забелина(подходит к мужу, тихо). А тот портфель… ты знаешь, о чем я говорю… не нужен?
Забелин. Он здесь со мной.
Забелина. Ведь я понимаю… Я все понимаю… Вся жизнь как на ладони. Пойдем, Маша. (Уходит.)
Маша(у дверей). Папка, как я тебя люблю! И вас люблю, Рыбаков. (Целует Рыбакова, уходит.)
Забелин. Вы нашли Вострецова? Позвольте, вы взволнованы…
Рыбаков. Конечно, взволнован… Но я этого Вострецова со дна моря достану.
Входит машинистка.
Вот, Антон Иванович, машинистка, о которой я вам говорил.
Забелин(машинистке). Вы прикомандированы к нам работать… Душевно рад. Забелин. И вы не удивляйтесь, если мы сейчас экстренно начнем работать. Усаживайтесь. (Ходит, думает вслух.) Идея… идея… Нет, мы начнем так-с. Электрификация России является величайшей идеей современности на долгие времена… (Машинистке). Можно?
Машинистка. Все готово.
Забелин. Я, обыкновенно, диктую и хожу при этом. Итак, пожалуйста, начнем. «Председателю Совета Народных Комиссаров…».
Картина вторая
Служебный кабинет Ленина в Кремле. В кабинете находятся английский писатель и секретарь. Они сидят друг против друга.
Англичанин. Разрешите посмотреть иллюстрации в этом журнале?
Секретарь. Пожалуйста.
Входит Ленин.
Ленин. Я заставил вас ждать? (Протягивает руку.) Ульянов-Ленин. Милости прошу!
Английский писатель ритуально раскланивается. Ленин приглашает его садиться. Сели. Секретарь уходит.
Слушаю вас.
Англичанин. Я, конечно, не верю рассказам, что вы масон[35]35
Масон – член философско-религиозного общества. Масонство возникло в XVIII веке в Англии и распространилось затем во многих странах Европы, в том числе и в России в порядке моды на некоторое свободомыслие по отношению к деятельности церкви. В настоящее время масонство отказалось от имевшихся у него в прошлом элементов антиклерикализма и смыкается с поповщиной.
[Закрыть].
Ленин. А в Лондоне еще водятся масоны? Боже мой, какая дичь!
Англичанин(не теряя достоинства). Но мне кажется, что вы плохо знаете русскую жизнь. К вам очень трудно проникнуть. Здесь так много часовых. Как же вы можете иметь связь с вашим народом?
Ленин. Связь с народом от часовых не зависит.
Англичанин. Я собираюсь написать обширную книгу против Маркса.
Ленин(улыбнулся). Это интересно.
Англичанин. Он мне надоел.
Ленин. Кто?
Англичанин. Я сказал кто. Я сказал, Маркс.
Ленин. Ну что ж, валяйте!
Англичанин. Что это такое – валяйте?
Ленин. Действуйте… работайте!
Англичанин. Я не понимаю, как вы, мистер Ленин, можете делить мир на бедных и богатых. Это примитивно, грубо. Среди богатых есть честные люди, как и среди бедных. Вот эти честные люди из богатых и бедных должны объединиться и построить разумный социализм. Я вижу по вашим глазам, что вы не верите в эту идею.
Ленин. Ни на грош не верю.
Англичанин. Я готов спорить.
Ленин. Я слишком ценю ваше время, чтобы спорить о таких вещах.
Англичанин. О-о… Это же фанатизм – верить только в одну идею большевистского социализма!
Ленин. Ваше правительство истратило много денег, чтобы пушками доказать несостоятельность наших идей.
Англичанин. Я был одним из тех, кто протестовал.
Ленин. Да-да, я знаю, вы один из тех честных, и не помогло!
Англичанин. Не помогло.
Ленин. А почему же не помогло?
Англичанин. Потому что у них власть.
Ленин. У них банки, у них пушки… А у вас честность. Что такое ваша честность по сравнению с плохой пушкой? Только вы соберетесь начать свой разумный социализм, а они поставят одну самую плохую пушку, и бац по вашим милым социалистам! Послушайте, это ведь вещь вполне возможная… Что же тогда вам делать? Отстреливаться? Но ведь это же большевизм. Бежать? А как же социализм?
Англичанин. Мистер Ленин, это обычная красная пропаганда.
Ленин. Но я же самый настоящий красный!
Англичанин. Мистер Ленин, я удивлен…
В это мгновение доносится звук курантов – две-три ноты из «Интернационала».
Ленин(прислушиваясь). Чем?
Англичанин. Вы находите в себе юмор, а между тем всякому беспристрастному наблюдателю, явившемуся с Запада, легко заметить, что вы на краю гибели.
Ленин(серьезно). Пожалуйста, расскажите, что вы у нас заметили?
Англичанин. Я заметил, что люди в России очень плохо побриты.
Ленин. Да, побриты они неважно.
Англичанин. К тому же они все страшно оборванны… Может быть, вам эта тема неприятна?
Ленин. Пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно, что вы у нас увидели!
Англичанин. Все люди ходят с какими-то свертками. Я сначала не мог понять, в чем дело. А потом мне рассказали… Это их пища, паек… Они из своих учреждений несут домой в газетах вареную кашу. У вас никто не гуляет по улицам. Все куда-то бегут. У Максима Горького всего один костюм.
Ленин. Неужели? Он вам говорил?
Англичанин. Мне сказали его близкие.
Ленин(как бы про себя, задумчиво). Всем трудно. Горькому тоже трудно. (Вдруг, прищурившись.) А сколько у вас костюмов?
Англичанин. Я не помню… как у всякого порядочного человека… десять… двенадцать…
Ленин. У вас двенадцать, а у Горького один… Видите, какая разница! Но продолжайте, пожалуйста!
Англичанин. Когда я простудился, то в аптеке не нашлось никаких лекарств.
Ленин(горько). Вот это ужасно… я знаю, это ужасно!
Англичанин. Я ел хлеб, который не годен для пищи, но я слыхал, что где-то в районе реки Волги русские едят друг друга. Правда ли это?
Ленин. Правда.
Англичанин(патетически). Человеческие силы не в состоянии остановить эту катастрофу! В России в скором времени никого не останется, кроме деревенских мужиков. Железные дороги заржавеют, так как ваши города перестанут существовать. Я вижу Россию во мгле, в страшной мгле ее конца… катастрофы, гибели…
Ленин(просто, задумчиво). Наверно, мы производим жуткое впечатление… «Во мгле»… Наверно, и мгла есть. Нет-нет, я не спорю, наверно, все это так и кажется.
Англичанин. Я слышал, что вы предлагаете план электрификации России.
Ленин(вдруг, удивленно). Как – слыхали?
Англичанин. Я имел беседу с одним господином, который…
Ленин. Я знаю, с кем вы имели беседу. Что же говорит этот господин?
Англичанин. Он остроумный человек, он шутит, он говорит – не «электрификация», а «электрофикция».
Ленин. Да, он остроумный господин.
Англичанин. Вы мечтатель, мистер Ленин. Перед вами огромная, плоская, замерзающая страна, скорее с азиатским, чем с европейским населением, страна, испускающая смертельный крик… а вы мечтаете дать ей электричество. Вы странный мечтатель, мистер Ленин!
Ленин. Приезжайте к нам через десять лет.
Англичанин. Но будете ли вы через десять лет?
Ленин(весело). Будем. Не верите? Приезжайте и увидите, что будем. Я мечтатель. Мне кажется, что вообще мы – навеки.
Англичанин. Если вы так верите, то у вас есть тайны, которых мы не знаем.
Ленин. О, напротив, мы очень откровенны… слишком откровенны!
Англичанин. Если так, то скажите, почему вы верите и мечтаете?
Ленин. Так вы же рассердитесь. Вы скажете, что это обычная красная пропаганда. Я верю в рабочий класс, вы – нет. Я верю в русский народ, вас он ужасает. Вы верите в честность капиталистов, а я – нет. Вы придумали чистенький, милый, рождественский социализм, а я стою за диктатуру пролетариата. «Диктатура» слово жестокое, тяжелое, кровавое, мучительное. Таких слов на ветер не бросают, но иначе нельзя мечтать об электрификации, социализме, коммунизме… История покажет, кто из нас прав.
Англичанин. Ваша вера может потрясти… или свести с ума! Это невозможно понять! Перед вами бездна несчастий, ужасов, а вы над пропастью говорите об электрификации… Я отказываюсь понимать!
Снова бьют куранты – опять две-три ноты «Интернационала».
Ленин. Приезжайте к нам через десять лет…
Англичанин. Нет, вы что-то скрываете. Вы знаете что-то, чего не знают у нас на Западе, но не говорите!
Ленин. Даю вам честное слово, что мы все и до конца говорим открыто.
Англичанин. Вы утомлены. Я это заметил, когда вы вошли… До свидания, мистер Ленин! Благодарю вас за беседу. Может быть, вы и правы, а я неправ. Будущее покажет. До свидания!
Ленин. До свидания! А все-таки вы к нам через десять лет приезжайте.
Английский писатель уходит.
(Задумался и вдруг засмеялся.) Какой мещанин?! А?! Какой безнадежный филистер!
Входит секретарь.
Инженер Забелин ждет?
Секретарь. Да, Владимир Ильич.
Ленин. Просите.
Секретарь уходит. Входит Забелин.
Забелин. Здравствуйте, Владимир Ильич.
Ленин. Здравствуйте Антон Иванович. Как здоровье, настроение?
Забелин. Благодарю. Настроение у меня… прогрессирует.
Ленин. Чудесно, если прогрессирует… Но, между прочим, вам доводилось в жизни встречать мещан?
Забелин. Мещан?.. Каких?
Ленин. Обыкновенных, настоящих, тех самых, которых так живо изображает писатель Максим Горький…
Забелин. Возможно… да….. встречал…
Ленин. Вот видите… Мы все уверены, что мещанин – существо ископаемое. Живет в Коломне, за кисейными занавесками и носит серебряную цепочку на жилетке. Это величайшее заблуждение. Мещанин – мировая категория. Я сейчас видел образцового мещанина в лице всемирно известного писателя. И он как две капли воды похож на наших российских мещан, коих имеется великое множество во всех слоях нашего общества.
Забелин. Да, они имеются во всех слоях, но я не хотел бы оказаться в числе оных. И цепочки не ношу.
Ленин. Не носите?
Забелин. И был бы убит… если б я был похож на них.
Ленин. О нет, нет… У каждого из нас есть свои недостатки, но вы – не то. Садитесь. Где же ваш доклад?.. Я его читал с карандашом в руках. Сложнейший труд. Долго работали?
Забелин. Срок был малый. Но я медленно работать не умею, если уже взялся за работу.
Ленин. Это сказывается.
Забелин. Как сказывается?.. Простите… отрицательно?
Ленин. Отчего же непременно отрицательно?
Забелин. Видите ли, Владимир Ильич, для меня это как экзамен… на старости лет.
Ленин. Если уж экзамен, то будем считать, что вы его сдали на пятерку. Превосходный труд… великолепный, и горячо изложено.
Забелин. Я счастлив, я благодарен… Это же мое призвание, которое я, стало быть, вновь обрел. И вообще каждый ученый-энергетик, если только он любит Россию, должен признать, что со времен Петра Первого ничьим умом не владели столь смелые, столь величественные идеи. И все же могу ли я задать вам один очень важный вопрос?
Ленин. Спрашивайте, спрашивайте… Вы начинающий и в этом смысле молодой работник.
Забелин. Я и мои коллеги, которые честно идут к нам работать, не сомневаются в победном будущем электрификации… но у нас есть все же «но».
Ленин. Какое?.. Очень любопытно.
Забелин. Буду краток – не рано ли?
Ленин. Не рано ли приступать к электрификации? Я понял вас.
Забелин. Откровенно говоря, этот вопрос меня ужасно мучает.
Ленин. И меня ужасно мучает. Но я безумно мучаюсь оттого, что дело у нас ползет архимедленно. Это громадный, коренной вопрос нашего развития. Сегодня мы отстали от цивилизованного мира, мало сказать, на триста лет. И все мы от мала до велика находимся во власти этой чудовищной отсталости. Как только возникает какая-нибудь смелая мысль, тут-то и начинается брожение умов. Не рано ли? Нет, батенька, не рано. Если бы мы пришли к власти в девятьсот пятом году, то сразу же приступили бы к электрификации. Вообразите, где была бы теперь Советская Россия?
Забелин. Да, конечно, я понимаю. Я начинаю входить в политику.
Ленин. А что такое политика? Это ведь концентрированное выражение экономики. А наша с вами экономика такова, что потребуются гигантские усилия, жертвы целых поколений, чтобы совершить неслыханный переворот во всех областях жизни. А между прочим, вас не обижает, Антон Иванович, что вам дали в помощники матроса Рыбакова? Знаменитый инженер, профессор, и нате вам – матрос-комиссар?
Забелин. Представьте себе, Владимир Ильич, – нисколько. Дельный малый… Он мне с первого раза понравился.
Ленин. Очень рад.
Забелин. Я понимаю ваш вопрос, но, конечно, мне больше подходил бы какой-нибудь теоретик-марксист.
Ленин. А зачем вам теоретик?.. Зачем?..
Забелин. Вы так весело говорите, что я могу принять ваши вопросы за шутку.
Ленин. Я не шучу. Зачем вам теоретик?
Забелин. Я, как теперь говорится, буржуазный спец. Меня, по всей вероятности, надо школить, а?
Ленин. Но мы пригласили вас не для того, чтобы вы проходили курсы марксизма. Нам надо, чтобы вы работали, и работали во все тяжкие, и это будет лучший марксизм как для вас, так и для нас. Саша Рыбаков – теоретик неважный, а исполнитель блистательный. И я направил его к вам с тем, чтобы он осуществлял при вас диктатуру пролетариата. Ибо без диктатуры пролетариата мы никакой электрификации не осуществим и вся ваша работа пропадет даром. Возьмите ваш доклад, ознакомьтесь с пометками и готовьтесь к заседанию Совета Труда и Обороны. До свидания, товарищ Забелин.
Забелин. До свидания, Владимир Ильич.
Входят секретарь, Дзержинский, Рыбаков и часовщик.
Ленин. Минуточку… Минуточку!.. Это очень важно… очень радостно…
Секретарь. Товарищ Ленин, вы приказали пригласить часового мастера в тот момент, когда кремлевские куранты…
Часовщик. Тсс… умоляю.
Дзержинский. Извините, Владимир Ильич, за это стремительное вторжение, но… волнующая штука… часы…
Часовщик(Дзержинскому). Прошу вас… осталась одна секунда.
Ленин. Часы пустили?.. Саша…
Рыбаков. Будто бы… Сейчас… сейчас…
Начинается бой часов.
Забелин. Что это? Часы на Кремле?.. Ну да, они.
Дзержинский. А вы, наверное, ругали нас… что вот-де у большевиков и часы на Кремле замолчали?
Забелин. Было.
Дзержинский. Крепко ругали?
Забелин. По-всякому.
Ленин. Слышите… а? Играют… Это великое дело. Когда сбудется все, о чем мы теперь лишь мечтаем, из-за чего спорим, мучаемся, они будут отсчитывать новое время, и то время будет свидетелем новых планов электрификации, новых мечтаний, новых дерзаний.
Занавес
