355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Погодин » Собрание сочинений в 4 томах. Том 2 » Текст книги (страница 19)
Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
  • Текст добавлен: 19 марта 2017, 20:00

Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 2"


Автор книги: Николай Погодин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Адъютант(Чапаеву). Простите, товарищ Чапаев, я не знаю вашего имени-отчества.

Чапаев. Василий Иванович.

Дронов(Чапаеву). Здорово.

Чапаев. Узнавать надо старых знакомых. Я ведь когда-то вызволил тебя.

Дронов. Ты похудел, Василий.

Чапаев. В Москве харчовка слабая.

Дронов. Тебе тут какую же часть дают?

Чапаев. Да вот… дивизию.

Дронов. Позвольте, о ком же составляется приказ?

Адъютант. По-моему, догадаться нетрудно.

Дронов. Выходит, обошли меня. Не разобрались, что ли? Дела!

Стрешнев(вспылил). Коль скоро вы разумеете войну как продвижение по лестнице чинов, тогда – обошли. Это, позвольте вам заметить, старая штабная рутина. Вопрос о назначении Чапаева командующий решил единолично. И, следовательно, вас никто не обошел.

Дронов. Напрасно горячитесь… Я так… болтнул и снимаю это дело. Что же, Чапай, берешься дивизией командовать?

Чапаев. С кем, с кем – а с таким командующим я и армию поведу.

Дронов. Ты ведь у нас академик.

Чапаев. А то… Теперь я с Колчаком на одной ноге.

Дронов. Любишь погордиться, Вася.

Чапаев. Люблю… Я даже шапку и то с гордостью ношу на голове.

Появляется Фрунзе. Замешательство.

Фрунзе(Стрешневу). Вот представляю вам комдива, какого мы искали.

Чапаев(Фрунзе). Разрешите удалиться, товарищ командарм.

Фрунзе. До свиданья, товарищ Чапаев. Встретимся там… в степи.

Чапаев. Низко кланяюсь. (Уходит.)

Стрешнев. Партизан? Из самородков? Картинен очень… Не смею вас учить, но лично остерегался бы назначать этого молодца командовать серьезной группой войска.

Фрунзе. Я тоже не буду вас поучать, но хочу поделиться одним поразительным наблюдением. Недавно я узнал, чем отличаются великие умы от наших рядовых умов. Мы с вами видим человека, каким он есть сейчас. Великий ум видит человека, каким он был вчера… так лет пятьсот назад… и каким он будет завтра… тоже лет на сто вперед. Вот в чем разница. Но, конечно, великие умы и еще кое-чем отличаются от нас. А кроме того, я просто знаю, что Чапаев отличный командир.

Стрешнев(развел руками). Отступаю…

Фрунзе. Нет, вы уж и слова этого теперь не говорите. Вот нам несут карты башкирских степей. Если не случится то, что мне предсказал один великий ум, то в этих степях от нас останутся по крайней мере славные курганы. Я не поклонник роковых слов, но дела здесь пойдут так… по-роковому.

Картина вторая

Берег одного из притоков Волги. Хата рыбака. На заборе сушатся сети. Лодка. Начало весны. Голые тополя. Поют скворцы. Входят бойцы, среди них – Соловей и Ласточкин. В стороне, у ворот, на распряженной телеге сидит Саня. Устало и молча она наблюдает за происходящим.

Соловей. Что такое – не пойму: в халупе печь горит, хлеб печется, а люди сгинули. Может, хозяев вырезали случайно?

Ласточкин. А ты, Соловей, не дай хлебу погореть. Сам стань, поверни его, подрумянь. Знаешь как?

Соловей. Без тебя соображу.

Ласточкин. А ежели какая живая душа объявится, ты ее, Соловей, не пугай, не рычи на мирного жителя.

Соловей. Не зверь, кажется. От бабы родился, как все люди.

Ласточкин. С непривычки ты, Соловей, ужасен, непонятен, дик.

Соловей(направляется в хату). Хозяева, выходите, мы вас вешать не будем. (Уходит.)

Ласточкин. Надо супруге письмишко отписать, а то они, женщины, без ответа-привета вдовьи сны видят. Которое теперь число – не знаю. А месяц?

Бойцы. Апрель – май!

– Апрель, товарищ Ласточкин, солнышко теплое.

Ласточкин пристраивается писать. Бойцы располагаются на отдых.

Ласточкин(пишет под собственную диктовку). «Год тысяча девятьсот девятнадцатый, месяц апрель, а число все равно какое, пускай будет пятнадцатое. Здравствуйте, многоуважаемая, ненаглядная супруга моя Анна Ивановна. Я жив-здоров, нахожусь на походе в резерве Чапаевской дивизии. Наш полк, как вы знаете, состоит из ивановских ткачей, но славой еще себя не увенчал и никаким уважением не пользуется. Сами посудите, милая моя, какой может быть кавалерист из ткача! А вашего супруга за бойкий характер и грамотность вместе с Узоровым Митей назначили в конную разведку. Кони у нас башкирские, злые, седла казачьи, а места, созданные природой для сиденья, обыкновенные, городские. Знали бы, видели вы, какого горя мы натерпелись. Две недели ходил я раскорякой и думал, что так и останусь, но теперь затвердел».

Входит Узоров с книжкой в руках.

Узоров(с воодушевлением читает).

 
«Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, —
С раскосыми и жадными очами!»
 

(Ласточкину.) Гриша, милый, ты послушай, какая складность, какие выражения! Вот Блок так Блок!

Ласточкин. Что это еще за такой Блок? Ты, товарищ Узоров, смотри на всякую писанину не поддавайся.

Узоров. Из Петрограда Культпросвет литературу в подарок прислал. Двести книжечек Александра Блока.

Ласточкин. Если из Петербурга, то валяй. Песни, что ли?

Узоров. Литература, говорю, пролетарская. Ты послушай сам…

 
«Мильоны вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы…».
 

А?.. Нас, ивановских, видишь?

 
«Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, —
С раскосыми и жадными очами!»
 

Ласточкин. Ну и напрасно – «раскосыми очами». А то пускай… Стихи, конечно.

Подходят бойцы.

Узоров. Нет, вы дальше послушайте, ей-богу, про нас написано.

 
«Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот – срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет – не будет и следа
От ваших Пестумов[117]117
  Пестум – древнегреческая колония в Южной Италии, разгромленная арабами в конце IX века.


[Закрыть]
, быть может!»
 

(Взволнованно остановился, обвел присутствующих взглядом.) Про наше время сказано. Только слова не домашние, стихотворные.

Ласточкин. А пестумы, это чьи же? Кто такие?

Бойцы. Понятное дело, чьи: ихние.

– Буржуазия.

– Чего тут спрашивать – не останется следов, и все тут. Крышка.

Узоров. Прошу внимания. Вы послушайте конец.

 
«В последний раз – опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз – на братский светлый пир
Сзывает варварская лира!»
 

Ласточкин. Стихи, конечно, сочиненные. Пир, мир… ни пира не будет, ни мира не будет. Кровь будет литься, товарищи… большая кровь.

Узоров. Пойми ты, он то же самое пишет. Только у него душа внутри, а не чулок с ватой. Он же писатель, а не какой-нибудь вообще.

Входит Соловей.

Соловей. На полатях сидит девка с гирей. Снять надо. А то она там с ума сойдет. Узоров, ты мастер их уговаривать.

Узоров. Ах ты, девушка-девица, спящая красавица! (Берет лестницу.) До какого краю народ дошел – одно изумление! (Подымается к окну чердака). Слушайте, спящая красавица! Пришли богатыри вас выручать. (Легко отклоняет голову.) Гирьку эту не надо подымать, не девичье это дело, честное слово. Вы взгляните на меня, вид русый, сам я безусый. За что же мою икону хотите покалечить? Кто же тогда за меня замуж пойдет, а? (Другим тоном.) Барышня, брось дурить, проснись, очнись, вообрази, что случилось. Это же мы, ивановские, а это я. Знакомыми будем. Различаете или нет? (Бойцам.) Различила. Заплакала. (В окно.) Мне тут неудобно, и тебе неловко. Слазь, а то смеяться станем. В печи хлеб сгорит, мать ругаться будет. Ну вот, так бы давно, умница ты моя красивая. (Спускается вниз.) До чего народ одичал – беда. Молчите.

В окно показывается Настя.

Настя(осмотрелась). Ну вот, вытаращили глаза, как будто такого добра никогда не видели.

Ласточкин. Хозяйке рады. Без хозяев дом – гроб. Вы кто будете?

Настя. Рыбаки. А вы?

Узоров. Мы чапаевцы.

Настя(пристально всматривается). Какое вранье! «Чапаевцы»… Разве я их не видела? Те люди не такие.

Ласточкин. А мы – какие?

Настя. Не знаю… непохожие. Бледные вы люди, городские.

Соловей(вдруг). Вот я тебе наш полк покритикую. Вали к печи… Твое дело – горшки считать.

Настя. Этот еще так-сяк, в сумерках стращать может. (Исчезает в окне).

Ласточкин. С гирей на полати засела… такая убьет.

Боец. Мы, волгари, все такие.

Узоров. Хорошо… рыбачка. «На берегу сидит морячка». Сколько на свете людей разнообразных живет – ужас.

Соловей. Дурак, на такой женись – замучает.

На пороге хаты появляется Настя.

Настя. Вас тут много? Я покормлю. Вобла есть, квас, картошка. Постную окрошку уважаете?

Бойцы(радостно). Уважаем, уважаем.

Настя. Вы, чапаевцы, сапоги обтирайте. (Сане). А вы не хотите окрошки похлебать?

Саня. Спасибо, сыта.

Настя. Чем богаты, конечно. Вы, чапаевцы, у меня сами будете окрошку делать.

Соловей. Вот я тебе над нашим полком понадсмехаюсь!

Настя. Не пугай меня, дяденька! Нас здесь два года пугали. Мы – обвыкшие.

Бойцы, Ласточкин и Соловей уходят в хату.

Узоров(задерживается). Как же тебя зовут, девушка?

Настя. Запросто – Настасья.

Узоров. И меня запросто – Митя.

Настя. Такое имя вам к лицу. Идите, не задерживайтесь.

Настя и Узоров входят в дом.

Саня. Мы – скифы, это точно… голодные, дикие, проклятые небом. Степное небо. Боже мой, как болит душа. Заснуть не могу.

Появляется Корчагин.

Корчагин. Вот, Александра Африкановна, я все дела и обделал. Бригадой этой командует знакомый человек, Афанасий Дронов. Он даст повозку до станции, и ночью мы – на фронте. Но фронт теперь меняется, как тень грозы, летучей степной грозы с бураном.

Саня. Я думала, что лишь в бреду вы говорите так высокопарно, а вы – всегда.

Корчагин. Интеллигент… согласен. И вот сейчас я думаю интеллигентски, какое безразличие заключено в понятии судьбы. Мне врач говорил, что вы спасли меня в госпитале от смерти. Мы вместе восемь дней едем на фронт, пили из одной кружки, делили ломоть хлеба. И через несколько часов мы потонем в этом степном пространстве, быть может, навсегда. Я не хочу вам делать сентиментальных очерков, но как тут ни храбрись, а это грустно. Зачем вы едете на фронт?

Саня. А вы?

Корчагин. Обо мне что говорить. Я должен, вот и все.

Саня. И я должна… и для меня это слово означает что-то очень серьезное. Может быть, и более серьезное… Нервозность. Вы не один раз спросили… Это мучительно. Хорошо, я отвечу. Я ищу отца…

Корчагин. Отца? Здесь? В боях?

Саня. О боже… опять отвечать?

Корчагин. Простите, ничего больше спрашивать не стану. Успокойтесь, Саня. Давайте говорить о чем-нибудь другом.

Саня. То-то и страшно, что ни о чем другом говорить не нужно. А говорить не хочется, и молчать невыносимо. Как я устала, как я ничтожно несчастна.

Корчагин. Нельзя так… каждый человек велик… вот они… каждый из них велик.

Саня. Они – да. Они но крайней мере знают, что делают. А я – нет. Они хотят выковать новый мир. А я ни старого, ни нового не хочу… ничего не хочу.

Корчагин. Это какой-то надрыв… это пройдет.

Саня. Милый человек, вы святой, идеалист, романтик, вы тянетесь ко мне, я вижу. И, может быть, вы тянетесь оттого, что чувствуете, как бы я хотела ответить вам с той же детской нежностью, с какой вы тянетесь ко мне… Какая длинная фраза. А сейчас надо говорить кратко, ясно, честно. В общем, вот что… проводите меня до большака, и распростимся. Вот все, что я могу сказать вам ясно.

Корчагин. Саня, мне начинает казаться, что вы со своей совестью не в ладах.

Саня. Вот-вот… скажите, чтоб меня свели в Чека… ей-богу, это лучше всего.

Корчагин. Зачем вы это говорите. Ведь видно, что у вас глубокое несчастье.

Саня. Простите меня, милый мой. (Надрыв.) За что мы так мучаемся… а я еще в бога верю, в его предначертания… за что нам эти страшные предначертания? Таких, как я, по России мыкается неприкаянными миллионы, и каждый жалок и безумен. Не провожайте, я пошла, прощайте. Я люблю вас. Прощайте.

Корчагин. Саня, так невозможно.

Саня. Наверно, невозможно. Проводите… все равно…

Саня и Корчагин уходят. Появляется Настя, что-то прибирает во дворе.

Настя(поет).

 
«Лес рубила, прорубь била,
Намочила рукава.
Поцелует в щеку милый —
Заболеет голова».
 

Аккуратный какой, вежливый. Отрубят голову казаки такому, не вернется с войны. Ох, парень, ну тебя с твоими прибаутками.

Из хаты выходит Узоров.

Узоров. Сделать что-нибудь?

Настя. А что?

Узоров. Не знаю.

Настя. Что помогать – не знаешь, а пристаешь.

Узоров. Я без задней мысли.

Настя. А передняя мысль у тебя какая?

Узоров. С тобой побеседовать хочу.

Настя. На всякое хотенье имей терпенье.

Узоров. Да ведь война, барышня. Нынче здесь, завтра там.

Настя. Барышни в Самаре каблучками стучат, а мы – люди рабочие.

Узоров. Барышни не по каблукам, а по возрасту. А также и по виду.

Настя. Видать, ты много видов видел.

Узоров. И ты, дорогая, не в лесу выросла!

Настя. Мы на речке живем!

Узоров. А мы в городе.

Настя. Что ж, у тебя в городе супруга есть? Молоденькая? Как звать?

Узоров. В городе поздно женятся, Настасья.

Настя. Все вы за воротами неженатые.

Узоров. Зря обижаешь. Лгать не люблю.

Настя. Ты вежливый.

Узоров. А ты очень хорошая.

Настя. Ох, парень, не крути ты мне голову. И смотришь ты на меня – от солдат совестно. Уйди, отдохни, спать ложись.

Узоров. А ситчик, я смотрю, на тебе наш.

Настя. Почему это он ваш?

Узоров. На нашей фабрике делали. Может быть, мать моя или сестра ткала.

Настя. Значит, ты фабричный?

Узоров. Фабричный.

Настя. Пускай правда, почем знаешь, что твоя мать или сестра ткала?

Узоров. Я к этому ситчику узор составлял.

Настя. Как это – узор составлял?

Узоров. А я, Настенька, рисовальщик. Рисунки к ситцам рисуем. Кумачовый художник. И фамилия наша – Узоровы, по отцу, по деду, от самых крепостных времен.

Настя(наивно). Художник… вот не ожидала.

Узоров. Подумай сама, какая тема у нас с тобой получается. Я на ситец цветы придумал, мать соткала, ты надела – носишь. Ты рыбы наловишь, воблы навялишь, мы съедим дома. Это и есть светлый братский пир труда и мира. А ты на меня смотреть не хочешь.

Настя. Где уж… Не хотела бы, да вот смотрю, как дура. Нет, ей-богу, ты ситцы рисуешь?

Узоров. Спроси у товарищей, скажут.

Настя. И так верится. Аккуратный ты, вежливый… Ох, да мне-то на что ты сдался! Уходи, милый.

Узоров. Скоро уйдем.

Настя. В бой?

Узоров. Наверно, так. Но вот что я хотел у тебя спросить. Если живой останусь и сюда вернусь, то в город со мной поедешь?

Настя. Когда вернешься, тогда и поговорим.

Узоров. Было бы зачем вертаться.

Настя. Что ж ты хочешь, чтобы я тебя сейчас и полюбила?!

Узоров. Сейчас мне ничего не надо. Я мечту сберегу.

Настя. Руки с тобой опускаются… Вот не ждала.

Узоров. И я не ждал, а вот дождался.

Настя. Ты, наверно, влюбчивый – беда.

Узоров. В другое время я около твоего дома ходил бы год, слова не сказал, но ведь теперь война. Крикнут «по коням» – и нет нас.

Настя. Кончайте вы эту войну скорей. Что я тебе скажу, когда ты как украденный! Пришел, намутил мне голову и пропал в степи.

Узоров. Я тебе писать буду.

Настя. Письма?

Узоров. Как жених невесте.

Настя(бросилась на шею Узорову, поцеловала). Уйди от меня. Видеть тебя не хочу… влюбчивый, ласковый. (Кричит.) Чапаевцы, помогите мне баркас на воду спустить!

Узоров. Так и помни. А если писем не будет – убит.

Настя. Я загадывать на тебя буду душой. Жив останешься – вот увидишь. Отойди от меня. Пусть никто ничего не знает.

Из дома выходят бойцы, Соловей, Ласточкин. Слышен топот коня. Кто-то спешивается и привязывает коня у забора.

Соловей. От этого кваса в животе артиллерия получается.

Настя. Не нравится – не ел бы.

Соловей. Зачем – не нравится? Только я нажрался, как татарин в пятницу. Благодарю вас.

Во двор вбегает Гнилорыбов. Он без винтовки, при сабле.

Гнилорыбов(в запале). Какая часть?

Соловей. А ты сам откуда взялся?

Гнилорыбов. С фронта я, товарищи. Дайте попить, горю.

Один из бойцов уходит за водой.

Ох, и бьет Колчак, ох и лупит… К ночи тут ждите его. Обязательно тут будет.

Боец приносит воду.

Соловей. Полушубок у человека в крови. Я эти пятна знаю. Бились?

Гнилорыбов. Бились… (Напился.) Ох и лупит! Одни офицеры, и все черные-черные. Тучи их идут.

Ласточкин. А где же Чапай?

Гнилорыбов. Черт его душу знает! Бросил нас в заслон, а сам, говорят, дивизию собирает. Мечется то там, то здесь.

Бойцы обступают Гнилорыбова.

Говорят, что есть приказ к Волге отходить. А Чапай его порвал, растоптал и от массы скрыл. Я, конечно, не ручаюсь, за что купил… Так еще никогда не бил Колчак. Со всего Дальнего Востоку, со всей Сибири, со всего света собрались офицеры… с черепами на левой руке. Идут в атаку, «ура» не кричат, курят и бьют. От одной тучи отобьешься, там встает другая, за ней – третья… Такой саранчи и то не видал. А Чапай приказ от массы скрывает. Я, конечно, не ручаюсь, за что купил…

Незамеченным входит Чапаев.

Чапаев. А на что купил?

Гнилорыбов вздрогнул. Бойцы отшатнулись. Из-за их спин вышел еще неизвестный им Чапаев – в бурке, ремнях, вооруженный. У него гневное лицо, порывистое дыхание.

Соловей(изумленно). Чапаев.

Чапаев. Гнилорыбов, ты?

Гнилорыбов. Я… Здравия желаю, Василий Иванович.

Чапаев. Дезертир? Трус? Оратор?!

Гнилорыбов. Василий Иванович, чего ты из себя выходишь?

Чапаев. Колчака превозносишь, а на своих врешь… Брешешь…

Гнилорыбов. Брешут собаки, а не человек.

Чапаев. С кем говоришь?! Я твой командир. Отвыкли, пока в Москве жил. Приучаться надо.

Гнилорыбов. Не заносись, товарищ Чапаев. Сегодня ты командир, завтра – я. На то революция.

Чапаев. Отвечай мне точно, почему ты здесь находишься?

Гнилорыбов. Я своему командиру ответ дам.

Чапаев. Ты бежал с поля боя?

Гнилорыбов. Если убежал, перед трибуналом отвечу.

Чапаев. Клади на землю оружие.

Гнилорыбов. Посмотрим.

Чапаев. Приказываю снять оружие.

Гнилорыбов. А я сказал – посмотрим.

Чапаев(выхватил револьвер). Слышал приказ?

Гнилорыбов(обнажил саблю и отступает от Чапаева). А я говорю, посмотрим.

Чапаев приближается к Гнилорыбову, тот начинает размахивать саблей. Гнилорыбов выскакивает за ворота. Чапаев – за ним. Пауза. Крик. Выстрел. Тишина. Чапаев возвращается.

Чапаев. Уберите труп.

Молчание.

Соловей. Работа.

Чапаев. Что?

Соловей. Не спорю… Кто там? Опешили. Приказано убрать мертвое тело.

Соловей и два бойца уходят.

Чапаев(бойцам). У нас йод есть? А то он мне руку поранил… хотя только кожу содрал. Кто тут старший? Почему вы этого паникера не связали? Что за глупость?

Идет Корчагин.

Чапаев. Я не ошибаюсь – товарищ Корчагин? Другой раз воскресаете из мертвых. (Бойцам.) Вот какие люди у меня! Вы не смотрите, что он студент, крахмалка, – его рубали, стреляли, а он опять к Чапаеву приближается. Что ему Чапай? Мужик, невежа. Он гимназию проходил, на французском языке песни поет, а не считает за стыд у Чапаева служить. Я его командиром сделал и на любого штабс-капитана не променяю. Что ж это, товарищ Корчагин, стоишь стесняешься, давай поцелуемся. (Обнял Корчагина). Видно, крови много потерял. Лицо стало бумажное. Курячьи яйца сырьем глотай, пользительно. Сегодня меня в штабе жди. Я там ночью буду. (Бойцам.) А где помещается ваш командир полка?

Узоров. Могу проводить.

Чапаев(усмехнулся). «Могу»… Ну раз можешь, то проводи. Вы все иваново-вознесенские? Рабочие?

Узоров. Все.

Чапаев. А ну-ка покажитесь. В одну шеренгу постройсь!

Все строятся.

Проворней надо, дело нехитрое. (Осматривает бойцов.) На плохих харчах жили. Приодели вас ничего, аккуратность не мешает. Я запущенных, сопливых терпеть не могу. Вот что, товарищи рабочие. Я приказов своих не отменяю. Понятная программа?

Бойцы. Понятная.

Чапаев. Человеком дорожу, человека люблю, зря на смерть не бросаю, но сам от смерти не бегаю и никому не позволю. А стоять надо смирно перед командиром дивизии, между прочим. Вот, значит, я все вам и сказал. Завтра увижу вас в бою. До завтра. (Узорову.) Ты пеший?

Узоров. Конная разведка.

Чапаев. Имя-фамилия?

Узоров. Узоров Митрий.

Чапаев. Что же ты, Узоров Митрий, на меня уныло смотришь? Что я этого пристрелил? Ты не бойся, я своих бить терпеть не могу. Вы вот денек-другой повоюете и сразу поймете, почему я его наказал. И митингов-обсуждений приказываю здесь не устраивать. Поехали, товарищ Узоров.

Чапаев и Узоров уходят. Слышно, как они уезжают. Входит Соловей.

Соловей. Работа… Теперь вы видели Чапаева?

Бойцы. Видели.

Соловей. Это ж надо обезуметь, всякое сознание превзойти, чтоб перед своим командиром клинок обнажить.

Ласточкин. Чапаев велел этого случая не обсуждать.

Соловей. Правильно. Умный мужик… но горяч. Что там твой огонь. Хуже…

Ласточкин. Надо все-таки домой письмо дописать, а то ведь завтра в первый бой пойдем. (Устраивается писать.) На чем, бишь, я остановился? (Перечитывает, пишет, произнося вслух.) «Залетел сегодня к нам Чапаев… Ласковый командир, снисходительный…».

Соловей. Зачем врешь?

Ласточкин. Чудак, напиши ей правду – она обомрет и с места не поднимется. Женщин обманывать полагается.

Во двор стремительно входит Дронов.

Дронов. Что тут случилось? Кого застрелил Чапаев?

Соловей. Командир приказал происшествие не обсуждать.

Дронов. А я приказываю наоборот. (Соловью.) Следуйте за мной и доложите, как это случилось. С трупа надо снять документы, удостоверяющие, кто он и что. Подобный вопрос следует не только обсудить, но и осудить.

Дронов и Соловей уходят.

Ласточкин(бойцам). Пускай он сам обсуждает и осуждает, а мы не будем. (Продолжает писать.) «… Ласковый, обходительный, добрый». (Осмотрелся и тихо про себя.) А руки-то до сих пор дрожат. Никогда я не знал, как людей убивают.

Возвращается Узоров, вынимает книжку, декламирует.

Узоров.

 
«Вот – срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет – не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!»
 

Занавес


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю