Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 2"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Наталья Николаевна. Надо, надо.
Юлай(звонит). Куда делся Юлька? Тут был и пропал.
Наталья Николаевна. А ты вот не знаешь, Юлай, какой Гриша мальчиком у меня был. Он всегда в паровозики играл. Неужели судьба? (Кричит.) Гриша, я здесь! Я иду к тебе!
Юлай(удерживает ее). Не надо туда… Что делаешь?.. Там страшно…
Наталья Николаевна. Пусти! Он сын мой.
Юлай. Сын?!.. Сын. Конечно, сын.
Поезд трогается. Вбегает Черемухин.
А ты куда, Черемухин?
Черемухин. Поезд уходит, это хорошо… Теперь надо отбить Гришу.
Юлай. Один не отобьешь.
Черемухин. Нет, я не один.
Оглушительный взрыв. Тишина. Поезд свистит и резко останавливается. Пауза.
Юлай(Черемухину). Ты что-нибудь видел?
Черемухин. Кажется, вижу. Кто-то бросил в них бомбу… (Уходит.)
Наталья Николаевна. Кто-то погиб… Сердцем матери чую – кто-то погиб.
Юлай. Смотрите, какое удивление! Тася стала на рельсы и остановила поезд… куда-то бежит… Кто-то еще идет к паровозу. Дым стелется… Ничего не пойму. Одна бешеная собака бежит.
Входит Акафистов. Стоит в стороне.
Наталья Николаевна. Кто-то погиб… Кто же погиб?
Юлай. Это Юлька бросил в них бомбу.
Поезд резко трогается. Уходит.
Акафистов. Юлька?.. Где Юля?
Бежит корнет. В одной руке он держит револьвер, другой держится за бок. Лицо искажено.
Корнет(кричит). Остановите поезд… Там едут революционеры… их много… Они с оружием! Я умираю… (Пауза). Скажите князю, что меня убили. Господа, люди, подайте мне помощь… Мама, я умираю. Остановите поезд!.. Там дружина… (Падает, затихает.)
Юлай. Так тебе и надо. (Оглядывается.) По земле стелется желтый дым? (Делает шаг к корнету.) Кто мог его убить?
Наталья Николаевна(наклоняется к телу корнета). Что ты с моим Гришей сделал?.. (Юлаю.) Или у меня все в глазах помутилось, или… Он смотрит и молчит.
Юлай. Замолчал навеки.
Наталья Николаевна. Правда. Он насмерть изуродован. Неужели – бомба?
Юлай. Посмотри, Карп кого-то на руках сюда несет.
Наталья Николаевна. Разве Карп? Да, он. (Зовет.) Гриша, откликнись! Я здесь.
Входит Карп с телом Юли на руках.
Карп(подошел к Акафистову). На…
Акафистов. Юленька, братик…
Карп. На моих руках отошел.
Акафистов. Как же могло это горе случиться?.. (Слезы.)
Наталья Николаевна. Карп, ты не видел там Гришу?
Карп(со стоном). Я, старый дьявол, пошел поглядеть, как людей вешают… и у меня на глазах моего сыночка застрелили.
Акафистов. Кто? Кто?
Наталья Николаевна. Я не понимаю, что он говорит.
Карп(Акафистову). Псы мы с тобой… Еще хуже ты, Каин[109]109
Каин – по библейскому мифу один из сыновей Адама и Евы; после того, как он убил своего брата Авеля (это было первое убийство на земле), бог «сделал ему «знамение». Имя «Каин» стало нарицательным для тяжкого преступника, изверга, убийцы.
[Закрыть]. Один Юля чистым оказался… Он в них бомбу бросил.
Юлай(Наталье Николаевне). Ты понимаешь? Он это думал князю сделать.
Наталья Николаевна(Карпу). Я все понимаю. Карп, где Гриша?
Карп. Жандарма на части. Корнета в живот ударило. Он сразу Юле в упор… А солдаты от виселицы прочь побежали. А Григорий Костромин один на месте стоял. Я видел его лицо, как ваши… Никогда не забуду.
Юлай. Где же он? Где же Тася? Ты скажи.
Карп. Таисия на пути стала и поезд остановила. Она с Костроминым вместе на паровозе уехала. (Акафистову.) Псы мы с тобой… Что стоишь? Отнеси тело в дом. В человека не верю… сам не человек.
Акафистов и Карп уходят, унося тело Юли.
Наталья Николаевна. Юлай, помоги мне, пропали все силы. Дойду вот до скамеечки и… (Села). Кричала бы от радости, а силы нет. Какая Тася?! А?! Мужественная. Юлай, слышишь?
Юлай. Я сказал – сто лет любить можно.
Наталья Николаевна. Так и смотрела бы на небо, хоть оно серое и холодное… На паровозе уехали… с дружиной вместе… Милые, светлые, улетели.
Входит Черемухин. С ним – станционные рабочие.
Черемухин. Возьми что-нибудь, Юлай… хоть топор… Пойдем брать командира усмирителей.
Юлай. Со всей душой… Сейчас…
Занавес
Не померкнет никогда
Пьеса в трех действиях, семи картинах, с прологом
Действующие лица
В прологе:
Ленин Владимир Ильич
Фрунзе Михаил Васильевич
КРАСНОАРМЕЙЦЫ
Константин
Митяй
Трушин
В пьесе:
Фрунзе Михаил Васильевич
Чапаев Василий Иванович
Фурманов Дмитрий Андреевич
Стрешнев – начальник штаба Фрунзе
Адъютант Фрунзе
БОЙЦЫ ИВАНОВСКОГО ПОЛКА
Соловей
Узоров
Ласточкин
Корчагин – студент, чапаевский командир
Петька – вестовой Чапаева
Человек в черкеске – чапаевский командир
Дронов – комбриг
Гнилорыбов – дезертир
Контуженный
Настя дочь рыбака
Батый – киргиз
Селезнев – генерал, командир корпуса в белой армии
Саня – его дочь, медсестра
Кайзер – полковник, немец
Некрасов – полковник, начальник штаба генерала Селезнева
Поручик
Капитан
Артист в зеленом шарфе
Бас
Колоратурное сопрано
Комик
Академики
Командиры чапаевских частей
Бойцы, вестовые, адъютант, актеры
Действие происходит в 1919 году.
Пролог
В Кремле перед вечером. Яркая зелень весны. Выходит Фрунзе, посмотрел на часы, присел на скамью. Им овладевает дрема до крайности переутомленного человека. Идут красноармейцы, которые называют друг друга Трушиным и Митяем.
Трушин. Митяй, не пихайся. Невежливо.
Митяй. А то!.. Мы в увольнении. Режим теперь не старый. (Толкается.) Мне с тобой побаловать охота.
Трушин. С девками иди балуй… Не озоруй, говорю! А то я пихну…
Митяй. Ох и глыба! И голод его не мнет. И чем ты продовольствуешься, анчихрист?
Трушин(очень строго). «Анчихрист». Ты разумеешь, чего мелешь?
Митяй. А что? (Радостно.) Вся мировая буржуазия нас анчихристами называет. (Заливаясь радостным смехом.) Мы же с тобой большевички окаянные.
Трушин. Не лезь, надоел. Дай-ка отсюда на Москву погляжу. Напоследок, думается. Сколько крыш в городе. И все красить надо. Столица.
Митяй. Не слыхал, куда нас провожают? На восточный, али на южный, али на северный, али на какой другой?..
Трушин. Пошлют – не спросят… Эх, правильно говорится, лихая година. Отдавай жизнь и пищать не думай. А отдавать неохота… ох неохота. Да не пихайся ты, идол!
Митяй. Мне ребята сказывали, будто ты никогда не серчаешь. Трушин, детка, осерчай.
Трушин. Прошу тебя вежливо… отвяжись от меня.
Митяй. Осерчай, Трушин… (Толкается.) Если осерчаешь, я тебе подарю портянки… новые, ни разу не надеванные.
Трушин. Вежливо тебя прошу: не озоруй… тихо побыть охота напоследок. Вечер-то какой теперь у нас дома… соловьям пора.
Митяй. Видом ты подходящий, но душой – заяц. А зайцы, они все – слуги мировой буржуазии.
Трушин. Ну-ну-ну… поговори вот.
Митяй. Трушин, осерчай! Я на тебя поспорил.
Трушин. Тихо говорю, дружно: иди к чертовой матери…
Удалились. Идет человек с портфелем. Нервозен, желчен. Узнал Фрунзе.
Человек с портфелем. Товарищ Арсений, ты? Как удивительно! В газетах пишут, что он командует войсками против Колчака, а на самом деле он в Москве… сидит и дремлет на скамейке. Шучу. Я рад. Здравствуй, Арсений.
Фрунзе. Дремлю… положим… Ну и что, товарищ Константин? Если уж называть друг друга именами подполья. Родители меня назвали Михаилом. Так что же, если я дремлю?
Константин. «Что», «что», «что»!.. Все, все, все задают этот вопрос друг другу! Все шепчутся, все оглядываются, переглядываются, перемаргиваются, новостишками перебрасываются, подрагивают, подъялдыкивают, ежатся, морщатся, кусаются… то есть производят тысячи бессмысленных действий, кроме одного, которое необходимо, – кроме дела.
Фрунзе. Конечно, человечество устроено довольно неважнецки, но ты, мой друг, все тот же неистовый потомок якобинцев…[110]110
Якобинцы – революционеры-демократы, члены парижского политического клуба в период Французской буржуазной революции конца XVIII века, наиболее смелые представители революционной буржуазии, которая вела борьбу против монархистов и феодалов.
[Закрыть] На меня пахнуло молодостью, пятым годом, дымом Пресни. Вот он, одержимый Константин Крапивин… вот он – неудержимый воин баррикад.
Константин. Прости, но мне не до поэзии. Почему ты здесь, а не в Самаре?.. Спрашиваю потому, что… надеюсь, понимаешь.
Фрунзе. Да, я понимаю. Вызвали. У меня сегодня вечером свидание с Ильичем. А сейчас действительно вздремнул… весна.
Константин. Какие там у вас дела на Волге? Плохие, полагаю.
Фрунзе. Плохие.
Константин. И очень, кажется?
Фрунзе. Кажется, дальше некуда.
Константин. Ты говоришь об этом так, точно там плохая погода.
Фрунзе. Я человек спокойных ритмов.
Константин(накаляясь). Нет… тысячу раз нет!.. Не могу понять этих спокойных ритмов. Мы говорим: петля… Мы пишем о том, что петля затягивается на горле Советской России. Но для нас сие один литературный термин и больше ничего… трагическое слово, крик. Когда же мы поймем, что петля есть наша смерть? Когда мы будем бешено, безумно, дьявольски работать? Прости, прощай! Нет ни минуты времени. Я должен отправлять снаряды… кстати, к тебе на Волгу, когда ты сидишь вот здесь… Почему ты здесь?
Фрунзе(мягко). Должен увидеться с Владимиром Ильичем. А вызвали меня высшие военные штабы.
Константин. Но почему ты здесь?
Фрунзе. Потому что записан к Ленину на ночное время.
Константин. Только он один работает. Один он!
Фрунзе. Как же?.. Он и ты.
Константин. Вот ты шутишь, потому что у тебя спокойный ритм. А я не понимаю спокойных ритмов, когда петля на горле… Прости, еду на Казанский. А как же Колчак? Возьмет Самару, потом двинется на Москву? Скажи же, человек спокойных ритмов!
Фрунзе. Мне кажется, что мы лишь начинаем учиться воевать.
Константин. Не понимаю, как можно так думать, так рассуждать. Как можно тут сидеть! Поедем со мной отправлять снаряды…
Фрунзе. Костя, позволь мне чуть отдохнуть, собраться с мыслями…
Константин. Прощай, Арсений… Нет, я не говорю «прощай» в бесповоротном смысле. Я никогда не теряю надежды. Но надо работать бешено, дьявольски. Слышишь, дьявольски.
Фрунзе. Слышу, милый, слышу.
Константин уходит.
Безумный человек, неистовый. Но!.. Но.
Пауза. Смеркается. Идет Ленин. Он в кепке, с тростью. Проходит вблизи скамейки, присматривается к дремлющему. Ушел. Фрунзе просыпается, смотрит на часы. Приободрился. Сидит в задумчивости. Ленин возвращается. Фрунзе его не видит. Ленин подходит ближе. Узнает Фрунзе, подходит к нему, садится рядом.
Ленин. Прошу прощения, товарищ Фрунзе, но я страдаю так называемым человеколюбием – увидел, что некий задавленный работой ответственный товарищ прикорнул на скамеечке, и мне стало жаль его… (Без юмора). Устали… Очень? Чрезмерно! Нет, вы уж не спорьте. Видно. И здравствуйте, Михаил Васильевич.
Фрунзе. Здравствуйте, Владимир Ильич. Я не могу очнуться.
Ленин. Да, когда так вот на воздухе накатит сон, то трудно перейти к действительности. А я сейчас встретил двух красноармейцев, и, к счастью, они меня не узнали… Одного зовут Митяй, а другого как – не знаю… Поразительно, когда подумаешь серьезно – былина какая-то… князь Игорь… или что там еще раньше было? Мстиславы, Ярополки, Ольговичи… И, может быть, отлично это, что мы стояли на рубеже двух миров… с такими ничего не сделаешь. Вы знаете, Фрунзе, что Маркс специально учил русский язык, чтобы прочитать «Слово о полку Игореве»? Не думаю, что Маркса интересовали одни красоты нашего литературного сокровища. Вот ведь Митяй… что ему мировой империализм! Мы его, конечно, наперчиваем против мирового империализма, но он на него смотрит не так, как мы с вами… по-другому… Меня эти крестьянские ребята иногда приводят в какое-то невыразимое восхищение. Горький их побаивается, а я – нет. Горький очень литератор… а я – нет. А вы писучий?
Фрунзе. Нет, я не писучий.
Ленин. Когда меня хотели керенские в ложке утопить – вы помните? – я даже в шалаше писал. Я писучий… именно. Богато оснащен русский язык. Можно сказать «пишущий»… и уже не то. А «писучий» – значит, пристрастный к этому занятию. Но я писучий в ином смысле. Страшно хочется объяснить простые вещи. Миру нужен коммунизм, до зарезу нужен, а многие люди этого не понимают, люди, которые должны бы понимать. И надо объяснить. И в этом смысле я одержимый. А вы?
Фрунзе. Нехорошо быть нескромным, но в этом смысле я похож на вас.
Ленин. А почему это нескромно? Мне должно быть приятно, если есть люди, которые хотят быть похожими на меня. А вы солдат этих, то есть красноармейцев, заметили? Великолепные, а?.. Впрочем, военные видят штыки, а не лица. Я вас не обидел?
Фрунзе. Нет, Владимир Ильич, я не обижаюсь. Воюют люди, а не штыки.
Ленин. А вы давно военный?
Фрунзе. Всю жизнь.
Ленин. Ого.
Фрунзе. Это довольно странно для революционера, но именно революция направила мой ум на военное искусство. Уже на баррикадах Пресни…
Ленин. Ах, Пресня… тогда понятно. Но что такое мне про вас судачат кумушки из генерального штаба – какие-то вооруженные ткачихи, с которыми вы намереваетесь победить адмирала Колчака…
Фрунзе. Намереваюсь… но не с ткачихами, а с вооруженными ткачами.
Ленин. Я так и думал: врут. Генеральный штаб не любит, когда против его воли выдвигается новый человек… И все-таки, грешен, думаю: а вдруг Фрунзе впал в отчаяние. Ведь положение отчаянное.
Фрунзе. Да, Владимир Ильич.
Ленин. Ужасающее…
Фрунзе. Да, Владимир Ильич.
Ленин. Мы на краю пропасти. Таких слов на ветер не бросают. И ткачи. Это как? Это серьезно?
Фрунзе. Очень…
Ленин. А почему – очень?
Фрунзе. Я иду от вас…
Ленин. Мне хочется сказать вам, что вы довольно интересный человек. Но все-таки когда же я вам дал идею вести ткачей на Волгу?
Фрунзе. Всегда, сколько я знаю вас как вождя партии, вы говорили нам о вооружении рабочих.
Ленин. Ах вот как.
Фрунзе. Митяй непобедим, когда его ведет рабочий.
Ленин. Верно… но ткачи. Специалисты меня уверяли, что это как-то… я не знаю… несолидно как-то с военной стороны.
Фрунзе. Владимир Ильич, вы меня простите, если я скажу лишнее, но я скажу. Скажу, что я выковался среди этих суровых северных людей и теперь не понимаю слова «страх». В моем сознании иваново-вознесенский ткач – это радость, черт возьми! Радость от того, что я с этим народом могу пойти на смерть. О нет, я за ткачей с вами могу поссориться.
Ленин. А вот это, батенька мой, архипревосходно! Великолепно… Вы прямо-таки древний викинг со своей дружиной. Но я отнюдь не настроен персонально против ткачей…
Фрунзе. Нет, вас настроили… уж как хотите… Ткачи… марка несолидная. Вот если бы молотобойцы…
Ленин. Да полно вам. Я не делю пролетариат по маркам.
Фрунзе(продолжает). А я ведь шел от вас. Вы мудрец, товарищ Ленин.
Ленин. Вот это… гм… совершенно лишнее.
Фрунзе. Отнюдь не лишнее.
Ленин. Лишнее, но продолжайте… что же он, этот мудрец?
Фрунзе. Вы меня смущаете… и все-таки я говорю, что не по чьей-нибудь, а по ленинской теории вооружал иваново-вознесенский пролетариат и сделал из него ядро заволжской армии. И я не виноват, если мне приходится защищать перед вами мудрость этой теории.
Ленин(очень весело). Если мы с вами дошли до таких пределов, что вам приходится защищать мои теории от меня же самого, то… то я буду с вами крайне серьезен. Надеюсь, вы не примете за легкомыслие мой веселый тон. Вот сию минуту, увидевши вас здесь на скамейке, покойного, усталого, задремавшего, я как-то очень ясно и просто понял, что вас зря вызвали докладывать, что за вас не надо беспокоиться… А теперь, после моего не очень стойкого, как вы могли заметить, сомнения насчет воинственности ткачей, я вам скажу очень серьезно: вы поколотите Колчака. И вообще мы их поколотим. Пропасть, гибель, петля… все это есть и останется. Если взять самую совершенную, самую беспощадную логику, какой обладают математики, то мы по этой логике давно уже не существуем… Скатились в пропасть, и «ау». И все-таки мы их поколотим. А почему? Вот тут есть мудрость… Не моя собственная… мудрость истории, классовая. И лучше им с нами не связываться. Но сие есть великолепные мировые вопросы. А сейчас вопрос простой. Сапог надо?
Фрунзе. Я ничего просить не буду. Мне через край достаточно того, что вы мне дали.
Ленин. Дал… а как?.. Ах, в ином смысле. Может быть… Тогда будем считать, что наша официальная аудиенция не состоится и вы свободны. Если сможете сейчас выехать, то поезжайте. Или есть дела?
Фрунзе. Я добуду паровоз и немедленно уеду.
Ленин. И на прощанье… Трудно?
Фрунзе. Сложно.
Ленин. Сложно, знаю… Вообразите, Фрунзе, когда мы брали власть, то это, наверно, было в тысячу раз сложнее, чем ваше положение за Волгой. Но я знал, что власти мы не отдадим. И меня безумно увлекала мысль, как мы это сделаем. А вас увлекает?
Фрунзе(после молчания, восхищенно и сдержанно). Владимир Ильич, клянусь вам, я разобью Колчака на Волге.
Ленин. Ну-с… я, кажется, отлично отдохнул на воздухе.
Фрунзе. Я тоже.
Молча пожали руки. Ленин удаляется. Идут Митяй и Трушин.
Трушин(Фрунзе). Дорогой товарищ… товарищ командир… скажите нам… тот человек… не он ли Ленин?
Фрунзе. Он… Ленин.
Трушин(Митяю). Я говорил тебе… озоруешь.
Митяй. Такой вот… ходит… смеется… и ничего.
Фрунзе. Смеется… ходит… и ничего.
Митяй. А он ведь бог… Когда мать моя меня в Москву провожала, то сказывала. А чо? Нет? Так я вам и поверил. Трушин. держись… теперь умаю, пока не осерчаешь.
Фрунзе. До сих пор не осерчал?
Митяй. Осерчает.
Трушин. Отвяжись наконец. Людей великолепных посовестись.
Митяй. А чо? Я ведь тебя не убиваю. Поозоровать уж нельзя?
Фрунзе. Озоруй, Митяй, озоруй.
Занавес
Действие первое
Картина первая
Штаб Фрунзе в Самаре. Кабинет командующего. Утро. Адъютант и Стрешнев раскладывают военные карты.
Адъютант(хохочет). Не смешите. У меня кашель, пощадите.
Стрешнев(говорит четко и грубовато). У вас актерский хохот, поддельный, барабанный. Вам нечего сказать.
Адъютант. Да, я актер, артист, притом актер первого положения, премьер. А вы известный царский генерал, премьер особого рода. Я адъютант, а вы – начальник штаба, какого черта вы подковыриваете меня – «актер», «актер»! Французская революция из сапожников делала маршалов.
Стрешнев. Благодарю вас за урок, но я не подковыривал вас, как вы изволили выразиться. Ваш смех ненатурален, дорогой мой, ибо над чем же тут смеяться? Что Фрунзе – генерал? Конечно, генерал. Армейский генерал… У Фрунзе есть другая фамилия – Михайлов. Я в Петрограде многое слыхал о генерале Михайлове.
Адъютант. Нет, это анекдот!.. Михайлов – вы поймите, – Михайлов – это подпольная кличка. В Ивановской губернии Фрунзе известен под именем Арсения. Следуя вам, все попы скажут, что Фрунзе был епископом Арсением.
Стрешнев. Вы каламбурите, а я вам говорю серьезно. Адмирал Колчак понятия не имеет, кто появился перед ним на Волге. Я вам предсказываю небывалую военную дуэль двух полководцев. Над Колчаком нельзя смеяться…
Адъютант. Я не смеюсь.
Стрешнев. У нас, у русских, есть нехорошая черта – кичливость… (Добавил.) От некультурности, по-моему. Колчак способный человек, противник грозный.
Адъютант. Позвольте, По-моему, все это слово в слово вчера говорил Михаил Васильевич Фрунзе на военном совещании.
Стрешнев. Да. (Горячо.) Да! И это и подтверждает, что у Фрунзе большой военный опыт, что он человек реальный, образованный.
Адъютант. Никакого военного опыта у Фрунзе нет.
Стрешнев. Вы просто спорщик.
Адъютант. А вы – упрямый старик.
Стрешнев. Старик, который кое-что видел на свете и восхищен военными доктринами господина Фрунзе.
Адъютант. Вы, Ипполит Антонович, – человек своей касты, весь мир делите на военных и штатских. По одну сторону – наполеоны, по другую – шляпы.
Стук в дверь.
Войдите.
Входит Дронов.
Дронов. Здравствуйте, товарищи.
Адъютант(устраивается в кресле, делает маникюр). Здравствуйте, товарищ комбриг.
Дронов. Не знаете ли вы, зачем я вызван?
Адъютант. А кто вас вызывал?
Дронов. В бригаду звонили по телефону, а связист оказался бестолковым.
Адъютант. Бестолковых надо заменять толковыми.
Дронов. Все нас учат, бедных. Мода стала – учить.
Адъютант. Ученье – свет, неученье – тьма.
Дронов. Конечно, такая вот, например, обстановка соответствует…
Адъютант. Чему?
Дронов. Чтоб соблюдать внешний вид, благородство туалета и тому подобное.
Адъютант. Для того чтобы остричь черные ногти, товарищ комбриг, не надо жить в губернаторском доме.
Дронов(пряча руки в карманы и сердясь). Мы там по трое суток сапог не снимаем.
Стрешнев. Извините меня, я человек закоренелый, я – анахронизм, пережиток, мумия, но в прежние годы мы не могли явиться к своему командиру в столь живописном и небрежном виде. В этом была не только форма или традиция, но уважение.
Дронов. Чинопочитание.
Стрешнев. Служба, дорогой мой, жестокая военная служба. Но я вас лично не порицаю. Здесь есть более серьезные явления – упадок дисциплины среди командиров. А политические органы рекомендуют вас, товарищ Дронов, как достойного начальника.
Входит вестовой.
Вестовой. Товарищ адъютант, тут пришел Чапаев, командир. Вас просит. (Уходит.)
Адъютант(подумал). Чапаев… Что-то я не слыхал. У нас, кажется, такого командира нет.
Дронов. Он давно отчислен.
Адъютант выходит.
Стрешнев. Как вы находите положение вещей на фронте?
Дронов(угрюмо). Сила солому ломит.
Стрешнев. Применительно к стратегии это не всегда верно.
Дронов(с некоторой резкостью). По карте с циркулем я сам люблю заниматься стратегией, да только колчаковцы циркуля не боятся. Я говорю: сила солому ломит.
Стрешнев. Относительно соломы это справедливо, но солома продукт мертвый, лишенный мышления. Как же мы с вами можем уподоблять себя соломе?
Дронов. Одним мышлением много не навоюешь. Я говорю, сила нужна.
Стрешнев. Можно подумать, что вы к мышлению относитесь с некоторым недоверием.
Дронов. Товарищ начальник штаба, мышлением хорошо заниматься в кабинетах, а мы воюем.
Стрешнев(пожал плечами). Вы что же, дорогой мой, войну считаете профессией балбесов?
Дронов. Я вам говорю, сила нужна, сила!
Стрешнев. Вы кто – боксер, тяжеловес, борец Иван Поддубный[111]111
Поддубный И. М. (1870–1949) – знаменитый русский борец, чемпион мира.
[Закрыть], что ли?
Дронов. Я простой человек.
Стрешнев. Очень печально.
Входит адъютант.
Адъютант. Что за человек Чапаев – не пойму. Он мне заявил, что прошел военную академию.
Стрешнев. Что?.. Когда прошел?
Адъютант. Да вот теперь, закончил академическое образование.
Стрешнев. Голубушка, для этого нужен срок гораздо больший, чем существует Советская власть.
Дронов. Чапаев вам наговорит… известный авантюрист.
Адъютант. Не знаю. Он просит доложить о нем командующему. Серебряная шашка… Подтянут… военная манера.
Дронов. Вы все манеры замечаете.
Адъютант. Мой дорогой комбриг, я – за хорошие манеры. Вот, например, вам, по-видимому, дадут дивизию… А вы выглядите черт знает как…
Дронов. Дивизию?! Товарищи, я, так сказать, интересуюсь. Мне самому надоело командовать разбитой бригадой.
Стрешнев. Вас рекомендуют как хорошего коммуниста.
Дронов. Я ведь с шестнадцатого года в партии, плоть от плоти.
Адъютант. Почему – плоть от плоти?
Дронов. То есть как это – почему? Плоть от плоти, в обыкновенном социальном смысле.
Адъютант. Ах вот как… социальная плоть.
Дронов. Товарищ адъютант, вы очень себя распускаете.
Адъютант. А я, товарищ Дронов, люблю комические стороны жизни. Притом все адъютанты – нахалы. (Глянул в окно.) Автомобиль командующего. Прошу, товарищи.
Все выходят. Пауза. Входит Фрунзе, за ним следует адъютант.
Фрунзе(посмотрел на карты). Зачем это? Мне эти карты не нужны. Я за Волгу отступать не собираюсь. Самару мы не отдадим. Я требовал районы Приуралья, степной плацдарм, Башкирскую губернию. Уберите эти карты.
Адъютант. Слушаюсь.
Фрунзе. Там меня ждут. Кто?
Адъютант. Комбриг Дронов.
Фрунзе. А почему товарища Дронова красноармейцы прозвали свистуном? Разве он свистит?
Адъютант(подавляя смех). Может быть, в лирическом настроении и посвистывает, не знаю, но я могу узнать происхождение такого прозвища.
Фрунзе. Что же тут узнавать? Свистун – значит, свистун. И очень нехорошо, если подчиненные своего начальника считают пустозвоном. Народ меток на кличку. Как я могу разговаривать с командиром, когда меня преследует мысль, что он свистун. Мне часто рекомендуют командиров по каким-то косвенным признакам. Хороший коммунист. Благодарю. Но воевать не умеет. А в наше время в армии хороший коммунист тот, кто хорошо умеет воевать. Пусть мне доложат, кого победил товарищ Дронов, какие операции были его мыслью, чем замечателен этот начальник. Кто еще ждет?
Адъютант. Чапаев… Но я не могу понять, кто он такой, откуда.
Фрунзе. Чапаев? Точно?
Адъютант. Да.
Фрунзе. И вы не знаете Чапаева?
Адъютант. Я ничего не слыхал о нем.
Фрунзе. А молва… даже песни… вы не слыхали? (Улыбается.) Мне это очень неотрадно. Я буду требовать от моих помощников пристального изучения людей. Я вообще думаю, что только на войне и узнают людей. Война – беда. В беде все проверяется, все познается. Позовите товарища Чапаева.
Адъютант выходит. Входит Чапаев.
Чапаев(представляется по-военному)[112]112
Часто в таких случаях козыряют. Надо знать, что отдание чести тогда было отменено, ибо связывалось с ненавистной субординацией царской армии.
[Закрыть]. Чапаев… Командир…
Фрунзе. Здравствуйте, товарищ Чапаев, садитесь. Почему я не нашел вас на восточном фронте?
Чапаев. Я был в Москве.
Фрунзе. Лечились?
Чапаев. Нет, я здоровый человек.
Фрунзе. У вас вид сумрачный… Чем вы недовольны? (Мягко и настойчиво.) Прошу говорить со мной прямо. Что у вас случилось?
Чапаев. Случился личный кавардак. Вынимают меня прямо из боя, из моих полков и гонят получать образование. Ты, говорят, мужик, необразованно воюешь.
Фрунзе. Образование иметь не дурно, но есть еще талант… В какую школу вас откомандировали?
Чапаев. В академию.
Фрунзе. Что?!
Чапаев. Я прямо из академии и прибыл к вам.
Фрунзе. Какая дичь! В такое время учить Чапаевых! Сидеть за партами, когда Колчак ведет свои армии на Москву, когда Юденич[113]113
Юденич Н. Н. (1862–1933) – генерал царской армии, командовавший белогвардейскими частями, наступавшими во время походов Антанты на Петроград. Армия Юденича была разгромлена в конце 1919 года. В январе 1920 года Юденич подписал приказ о ликвидации своей армии.
[Закрыть] с Пулковских высот обозревает Петроград. Мы потеряли Украину, мы без угля, без нефти, мы в кольце… Кто вас послал учиться?
Чапаев. Я не знаю.
Фрунзе. Неистребимые и незримые мерзавцы.
Чапаев. Как же я мог постигать науки, ведь тут остались мои полки. Я был как в петле.
Фрунзе. И они всерьез учили вас по академической программе?
Чапаев. Беда… Конечно, я не скрою, характер у меня пылкий, неподходящий. С одним старичишкой я там на ножах был.
Фрунзе. Почему же на ножах?
Чапаев. Но и старичишка тоже вредный, замысловатый. Я замечал его насмешку и держал себя в струне. Однажды все-таки он меня допек. Зовет к немой карте и с ехидством спрашивает: знаешь ли ты, Чапаев, реку Рейн? Я все ж таки четыре года воевал на германском фронте, георгиевские кресты получал, награды, отличия. И такое меня зло взяло, что я, наверно, побелел. А ты, я ему говорю, речку Солянку знаешь? Старик фыркает – что за Солянка, не знаю никакой Солянки. Ты, говорю, не знаешь, а я воевал на Солянке и завоевал ее. Там меня поранили.
Фрунзе(смеется). Солянка… Рейн… Вы, наверно, в сердцах не подумали, что в ответе был глубокий смысл. Нам сейчас Солянка важнее Рейна. И что же старичок?
Чапаев. Обиделся. Ушел. А то я со зла хотел ему сам показать маршрут Александра Македонского.
Фрунзе. Вот это было бы блестяще. Вы знаете военную историю?
Чапаев. Какое там! Я ведь грамоте научился без году неделя. В доме у одного учителя стояли, и тот мне подвалил штук десять книг. Все эти сочинения я и прочитал, над картами сидел, про те войны мечтал, честное слово. Удивительно эти военные истории врезаются в память.
Фрунзе. О Наполеоне читали?
Чапаев. Интересовался.
Фрунзе. По нынешним временам это довольно изрядная подготовка.
Чапаев. Я Ганнибала[114]114
Ганнибал (247–183 гг. до н. э.) – выдающийся карфагенский полководец.
[Закрыть] знаю… конный строй Ганнибалов… и первую Пуническую войну и вторую[115]115
…первую Пуническую войну и вторую… – Пунические войны велись между Римом и Карфагеном: первая – с 264 по 241 г. до н. э., вторая – с 218 по 201 г. до н. э., третья, в которой римляне одержали окончательную победу и город Карфаген был разрушен, – с 149 по 146 г. до н. э.
[Закрыть], вплоть до того, как Ганнибал отравился. Конечно, мы не карфагенцы, мы – сами по себе, но эти дяди были с головами.
Фрунзе(с глубоким вниманием слушает Чапаева). Вы любите читать?
Чапаев. Смотря какая книга. Стихи, например, идут. У меня большая память. Все-таки частные, то есть гражданские, книги я хуже помню, чем военные. В Москве недавно прочитал сочинение Гоголя «Мертвые души», или «Похождение Чичкина».
Фрунзе(мягко). Чичикова.
Чапаев. Вот видите, путаю: Чичкин, Чичиков… смешно, наверно.
Фрунзе. Нет, не смешно. Вам карфагенец Ганнибал, конечно, больше по душе, чем господин Чичиков. Поэтому я отдал приказ вас разыскать и вернуть в армию. К счастью, вы вернулись сами. Воевать надо, товарищ Чапаев.
Чапаев. Готов. Я весь тут. Посылайте.
Фрунзе. Обстановку на фронте знаете?
Чапаев. Так точно, знаю, товарищ командующий.
Фрунзе. Ваше мнение?
Чапаев. У меня мнение старое. Колчака надо бить.
Фрунзе. Бить… а как?
Чапаев. Я привык командовать в чистом поле. Решать задачи на походе.
Фрунзе. Вы, может быть, хотите закурить? Курите.
Чапаев. Спасибо, не занимаюсь. Мне трудно дать мнение, обрисовать военную картину. И вот еще у меня какая слабость: не люблю воевать в обороне. Я вас прошу допустить меня в наступательные операции, тут я кое-что соображаю.
Фрунзе. Да, я решил поручить вам командовать ударной группой войск.
Чапаев. А скоро можно приступить?
Фрунзе. Сейчас.
Чапаев. Слушаюсь.
Фрунзе. Мне нужны люди железной руки, я прямо говорю вам, военные натуры, характеры упорные, непокоримые, жестокие в делах войны. За слабость воли командира его солдаты расплачиваются жизнью: за добрый нрав, радушие – война карает дико, неисправимо. В делах войны я за Тимура, за Тамерлана[116]116
…я за Тимура, за Тамерлана. – Тимур (1336–1405) – татаро-монгольский полководец-завоеватель, прозванный из-за своей хромоты Тамерланом (точнее, Тимурленг, что означает Тимур-хромец).
[Закрыть], которого при жизни титуловали железным человеком. Могу вам сообщить, начдив Чапаев, что мне приказано не только разгромить здесь Колчака, но в битвах, на походах заложить основы армии, которые должны стать законом нашим, обычаем. Я видел здесь мещан, которые надели разные значки и кичатся своей партийностью. Они возводят себя в ранг людей, которых нельзя тронуть, тряхнуть, ударить, которые и жить и воевать хотят на всем готовом. Заметьте, между прочим, они любят жареных кур, таскают за собой повозки со всякой дрянью. Откуда они взялись, когда успели отпочковаться, не знаю, не пойму. Вы их гоните из тыловых квартир в бой. Если на брюхе ползает перед опасностью, карайте военно-полевым судом. Стрелять придется – будем стрелять. Вы понимаете, о чем я говорю? Война идет на наше уничтожение, и все, что нам мешает, виснет на плечах, должно быть сметено. Но истинного коммуниста, беззаветного, святого в этом смысле человека отмечайте, возвышайте. Эти не лезут на глаза, серьезны, внутренне достойны: в вопросах нашей чести – коммунистической, революционной – они беспощадны к себе и другим. Они не изменят, не сдаются. Вы знаете, что трусость происходит от бесчестья, от мещанской психики – хоть червяком, улиткой, слизью, но жить и переваривать еду. Вы молодой коммунист, товарищ Чапаев, учитесь познавать своих соратников, а на войне – вы это видели не раз – высокий дух нетрудно отличить. Я под вашу руку отдаю большое войско, вы будете отныне полководцем. За это войско вам придется отвечать, как за себя. Я верю твердо, что знамени своего вы не опозорите. И не уроните. В добрый час, Василий Иванович. Нам предстоят суровые дела, недюжинные задачи, грозные, смертельные часы.
Входит адъютант.
Адъютант. Позвольте?
Фрунзе. Да.
Адъютант. На проводе Москва.
Фрунзе. Напишите приказ о назначении товарища Чапаева командиром группы ударных частей. Права комдива. (Уходит.)
Адъютант садится писать. Входит Стрешнев, за ним – Дронов.
Адъютант. Вот и нашли комдива. Пишу приказ.
Стрешнев. Но как же так? (Покосился на Дронова). Я ничего не понимаю.
Адъютант. Пишу приказ.
Дронов. Товарищ Фрунзе старый партиец, он видит, что мне-то можно доверить большую силу…
