355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Погодин » Собрание сочинений в 4 томах. Том 2 » Текст книги (страница 17)
Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
  • Текст добавлен: 19 марта 2017, 20:00

Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 2"


Автор книги: Николай Погодин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Купец. Что ж ты, братец, сильных мира сего с мелочью путаешь? Недальновидно.

Акафистов. Врожденная провинциальность…

Князь. Ах, Андрон, какой прохвост!

Ласка. Не огорчайтесь, господин хороший, все хотят из грязи в князи. Вот, выпейте рюмку коньяку.

Князь. Голубчик мой, мне на вас указывали здесь как на вожака местной партии бунтовщиков.

Акафистов. Какая тут партия, ваша светлость? Никакой тут партии быть не может.

Князь. Но как же, голубчик?.. Говорят даже, будто вы уполномочены главарями забастовщиков задерживать поезда. (Весело.) Тогда, может быть, милейший, вы имеете возможность отправить наш поезд до ближайшего города? Это был бы сюрприз даме.

Акафистов. Если вам угодно, ваше сиятельство, то я могу сделать это для вашего удовольствия.

Купец. Сударь, дорогой, да я тебе… я тебе куртаж[104]104
  Куртаж – плата маклерам при совершении денежных сделок.


[Закрыть]
солидный…

Акафистов. Я могу это сделать бескорыстно из одного уважения к ним. Только об одном попрошу вас покорно, ваша светлость… Запишите в памятную книжечку фамилию безвестного лица… Акафистов.

Князь. Голубчик, неужели все это серьезно?

Акафистов. Могу отправить, только прикажите.

Князь. Что тут приказывать, голубчик? Я хочу ехать немедленно.

Акафистов. Немедленно невозможно, но в течение суток мы поезд отправим.

Ласка. Князь не забудет вашей услуги. Напишите на бумажечке вашу фамилию, имя, отчество.

Акафистов. Покорнейше благодарю.

Князь. Мне весьма приятно, что вашего тихого угла не коснулся наркотический аромат революции.

Адвокат. Не самообольщайтесь, князь. Коснулся. Я и здесь обнаружил социал-демократа чистейшей воды, притом крайнего.

Князь. Выпейте еще, голубчик. Сам бог свел вас с моим камердинером.

Акафистов. Честнейший и преданнейший вам человек.

Князь. О нет, жулик, но предан. Неужели, братец, в этом закоулке водятся демократы? Как прискорбно!

Акафистов. Один и завелся, и то наезжий… Темная личность.

Князь. И можно на него посмотреть?

Акафистов. Ничего нет примечательного. Но, если вам угодно, могу зазвать его… а вы уж с ним поговорите сами.

Князь. С огромным интересом. А как же поезд… Вы серьезно обещаете?

Акафистов. Вы уедете сегодня, ваше сиятельство, можете не беспокоиться на сей предмет. (Уходит.)

Князь. Печаль и мрак уступают место радости и свету. А в чем наша беда, господа, если трезво разобраться? Беда наша в том, что царь смотрит на Россию, как на свою вотчину. В моих устах подобные вещи звучат довольно неожиданно, но не удивляйтесь, господа. Я стою за конституцию и европейский образ правления. Корнет, вы невозможно мрачны.

Корнет. Князь, я дворянин и присягал своему государю.

Князь. Люди, убившие Павла Первого[105]105
  Люди, убившие Павла Первого, были дворянами… – Император Павел I был убит заговорщиками-дворянами в Михайловском дворце в Петербурге в ночь на 12 марта 1801 года.


[Закрыть]
, были дворянами не хуже вас, юноша. Итак, друзья мои, выпьемте за конституцию западноевропейского образца.

Ласка. За Европу, за Париж и за свободу в любви.

Входит Костромин.

Костромин(Лукерье). Мне сказал Акафистов, что меня здесь кто-то ждет…

Лукерья. Ждут… они-с.

Костромин. Они? Зачем?

Князь. Господин забастовщик, не изволите ли подойти к нашему столу?

Костромин(непринужденно). Это сделать нетрудно. Но что вам угодно, князь?

Ласка. Даниил, оставьте… это некрасиво.

Князь. Но почему, Зина? У меня невинная фантазия выпить бокал шампанского с настоящим революционером. Прошу вас… не имею чести знать чина, имени.

Костромин. Бокал выпить тоже нетрудно. Но что вам угодно?

Князь. Познакомьтесь, Зинаида Ласка, знаменитая артистка наших шантанов.

Ласка. Даниил, ответьте молодому человеку, чего вы от него хотите.

Князь. Я же сказал: фантазия. Мои поступки идут впереди моих желаний.

Адвокат. Князь, вы счастливейший из смертных. Поступать безотчетно, какой душевный покой!

Костромин. Но при этом покое надо помнить, что все другие управляют своими поступками. Их сиятельство может оказаться не в ладах с реальным миром.

Князь. Вы посмотрите, он остроумен… а? Слыхали? Он в изящной форме сумел назвать меня идиотом. А я считал, что забастовщики только рычат. Сударь, я хочу с вами познакомиться. Садитесь.

Костромин. Легко видеть, что ваша аристократичность распространяется на лиц своего круга. С плебеями вы не считаетесь?

Князь. Голубчик, к чему эти фанаберии! Я просто по-человечески с вами хочу познакомиться, а вы – «аристократы», «плебеи»… (Наливает.) Выпьемте.

Адвокат. Перед вами, князь, самый настоящий марксист.

Князь. А я очень рад. Живой князь пьет с живым марксистом. Но за что мы выпьем?

Костромин. Если уж пить, то, конечно, за полный успех революции.

Князь. С удовольствием. Пью за успех революции.

Корнет. Это уж слишком эксцентрично.

Князь. Не сердитесь, корнет, я подразумеваю революцию умеренную.

Костромин. А я подразумеваю – неумеренную.

Князь. На фонари? Меня… на фонари?

Костромин. Любезнейший князь, революция должна для кого-то кончиться фонарем.

Князь. И у вас не дрогнула бы рука… меня… на фонарь?

Костромин. Наверно, не дрогнула бы.

Князь. Феноменально! Но что дурного я вам сделал?

Костромин. Такова природа вещей. Ваш класс погибнет.

Корнет. Вы непозволительно смелы, милостивый государь.

Костромин. Смелость позволительной не бывает. Тогда она уже не смелость, господин корнет.

Князь. Черт побери, он мне щекочет нервы… интересный собеседник.

Костромин. Нервы вещь тонкая, будем их щадить. Спасибо за вино. Оно вполне приличное. (Уходит.)

Князь(Лукерье). Буфетчица, позовите немедленно моего человека.

Лукерья уходит.

Ласка. Даниил, что с вами?

Князь(в гневе). Перевешать всех на одной осине, и все эти жанры моментально кончатся!

Ласка. Всех… осина не выдержит.

Князь(орет). Замолчи… падаль!

Корнет. Князь…

Князь. Я тысячу раз знаю, что я князь. Прошу не делать мне замечаний.

Входит Андрон.

Андрон, немедленно позови ко мне того господина, который тебя принял за меня.

Андрон кланяется и уходит.

Ласка. Мы не в духе. Мы будем браниться.

Князь. Оставьте меня. Я настроен серьезнее, чем ты думаешь.

Входит Акафистов.

Акафистов. Я к вашим услугам.

Князь. Правда ли, что на сгоревшей усадьбе помещиков Миловидовых находится карательный военный отряд?

Акафистов. Так точно.

Князь. Найдите доверенного человека, с которым можно послать записку начальнику этого отряда.

Акафистов. Такой человек найдется, но ему за это надо заплатить.

Князь. Хорошо. А кто он?

Акафистов. Мой отец.

Князь. Пошлите его ко мне немедленно. Мы проучим их. Не упускайте этого голубчика… марксиста.

Акафистов. Никуда он не уйдет. (Уходит.)

Князь(пишет). Зина, у меня сплин.

Купец. Вашество, разрешите откланяться.

Адвокат. Может быть, мы утомляем вас?..

Князь. Сидите, господа. Никого не отпускаю. (Вошедшей Лукерье). Заприте двери и никого к нам не впускайте, кроме этих двух, отца и сына.

Входит Юля.

Кто этот?.. Ты кто?

Юля. Юноша.

Князь. Имя.

Юля. Юля.

Князь. Странное имя… латинское. Зачем?

Лукерья. Из-за картавости… не гневайтесь. В детстве вместо Юрия Юлей называл себя. Безвредный он. При буфете находится.

Князь. Но у него глаза неверные… Почему у тебя глаза сияют? С митинга пришел? Говори.

Юля. Я сроду такого слова не слыхал… «митинг». А ежели вы меня пугать станете – я заплачу.

Князь. Теперь верю. (Лукерье). Вы его в монахи отдайте. (Своим.) Русский инок. Но что же делать? У меня сплин.

Ласка. Даниил, дайте мне вашу красивую ленивую руку. (Берет руку, гладит, прижимает к губам.) У первого мужчины на земле целую руку. Никто, кроме меня, не знает, что могут сделать эти руки… «Руки Аполлона», как выразился один артист. Хотите, Даниил, чтобы я разогнала ваш сплин?

Князь. Хочу.

Ласка. Я вам станцую Саломею в моем оригинальном исполнении…

Князь(оживляясь). С куплетами?

Ласка. С куплетами.

Князь. Про это и про то…

Ласка. Про это и про то.

Князь. Господа, это стоит внимания. Ее коронный номер… Мертвые поднимаются.

Входит Карп.

Карп. Я отец Акафистова… Что угодно?

Князь. Свезите, уважаемый, самым бешеным аллюром эту записку начальнику карательного отряда в усадьбе Миловидовых. Ротмистр Каблуков во время голодных бунтов наше поместье охранял. Преданнейший человек.

Карп(грубо, угрюмо). А деньги?

Князь. Сначала дело, а потом – деньги.

Карп. Дело-то какое, ваше сиятельство!

Князь. О боже!.. Весьма простое. Роль курьера.

Карп. Извините, какой там курьер… гадко сказать.

Князь(зовет). Андрон!

Андрон появляется в дверях.

Андрон, дайте этому господину предварительно, как бы на чай…

Андрон уходит.

Князь(Карпу). Потом разочтемся.

Карп. Коньяку налить можно? (Налил, пьет.)

Юля(Лукерье). Что они хотят делать?

Лукерья. Молчи… после скажу.

Карп. Если ко сну захотите отойти, то вознаграждение сыну передайте. (Уходит.)

Корнет. Князь, для чего такая сложность? Я могу сам наказать этого непозволительно смелого демократа.

Князь. Вы не понимаете моего замысла. Их всех здесь надо примерно проучить, а марксиста мы повесим.

Адвокат. Князь, простите… я совсем не для того говорил о нем вам, чтобы повесить. Это уже чудовищно.

Купец. Ну, повесят одного… для острастки… Какая беда?

Князь. А я не одного хочу. Я хочу всех.

Входит Андрон с подносом.

А вот и наш дымящийся миндаль. Нальем бокалы.

Корнет. За государя императора…

В это мгновение рядом по коридору проходит рабочая дружина с песней «Смело, товарищи…»[106]106
  «Смело, товарищи, в ногу…» – строка из известной революционной песни.


[Закрыть]
.

Князь(шепотом). Всех… всех…

Картина третья

На перроне. Здесь пустынно. Начинаются сумерки. Тася в тревоге. Появляется Юля.

Юля. Ты все своего кавалера высматриваешь… Эх, вы, девки! Придет он, не бойся. В больницу побежал… что-то там забыл. А я так думаю: ничего он там не забыл. Просто фельдшерица ему – родственница.

Тася. С чего ты взял? Глупости болтаешь.

Юля. По-твоему, глупости, по-моему – нет. Я ведь считаюсь ясновидящим. Вот ты слушай и молчи. Сегодня в ночь на станцию усмирители нагрянут. Начнется борьба. Я тоже буду участвовать в борьбе.

Тася. И это ты знаешь… Боже! Каким образом?

Юля. Как мне не знать, если мой отец нанял бегунки и подался на сгоревшую усадьбу за усмирителями. Видела, какой предатель – Иуда![107]107
  Иуда Искариот – мифическая личность; один из двенадцати апостолов, предавший Иисуса Христа за 30 сребреников. Его имя стало символом предательства.


[Закрыть]
Ему за это вознаграждение дадут.

Тася. Кто?

Юля. Князь. Вот в кого бомбу-то бросить. Интересно посмотреть, как она разнесет его на мелкие куски.

Тася. Юлечка, это правда?

Юля. Не бойся, никакой бомбы не будет, я придумываю.

Тася. Нет, я говорю, правда, что усмирители?

Юля. Истинная правда. Да ты припомни, когда я тебе лгал? Только мы с хозяйкой одного понять не могли, кого они повесить думают. Ну да все равно. Я им покажу, как вешать.

В дверях буфета – Лукерья.

Лукерья. Что ж ты со мной делаешь, Юля? Я одна из кожи лезу. Официант тоже забастовал.

Юля. Иду, иду… (Тасе). А ты теперь со станции не уходи. Увидишь, что будет. (Уходит.)

Тася. Что думать? Что делать?

Входит Акафистов.

Акафистов. День прошел и ничего нового никому не принес. Ах, барышня, жаль мне вас. Вот вы-то как раз и созданы для блаженства, для звуков сладких и молитв.

Тася. Где Карп, ты не знаешь?

Акафистов. Какой Карп? Ах, отец… А черт его знает! Пьет, наверно, с мастеровыми.

Тася. Говорят, он куда-то на беговых дрожках помчался.

Акафистов. Все может быть… У него весь уезд – свое знакомство.

Тася. Прокофий, ты кого-нибудь любишь?

Акафистов. Вас любил, да задаром. Теперь у меня один младшенький брат остался, кого больше себя люблю. Для него, можно сказать, и живу. В нем самого себя вижу, каким был в чистом отрочестве.

Тася. Прокофий, ты делаешь огромную подлость… Я чувствую – делаешь. Скажи, зачем?

Акафистов. Я вам слово дал, что поезд уйдет? Дал. Он и уйдет. Чего еще надо от меня?

Тася. Делай, делай… может быть, на свою же голову.

Акафистов. Ну что такое вы говорите мне?!.. Да я для вашего же Костромина стараюсь, а по закону жизни должен его ненавидеть.

В дверях буфета – Юля.

Юля. Братец, тебя князь к столу требует.

Акафистов. Чего ему?

Юля. Об отце спрашивает… У них море разливанное идет. Баба с пером по столам сигает, юбки задирает. Содом!

Акафистов(нежно). Юленька, детка, погоди, дай слово скажу.

Юля. Какое слово, братец?

Акафистов. Берегись их.

Юля. Кого?

Акафистов. Сильных мира… не вздумай дерзость сказать. Умоляю.

Юля. Больно мне, братец, с тобой говорить, а на этих сильных я и смотреть не хочу. Не бойся, ничего не скажу.

Акафистов. Один ты у меня… Кто мы?.. Ты да я… Одинокие мы с тобой, несчастные…

Юля. Я себя несчастным не считаю, а ты как хочешь. Ну, пойдем, князь зовет.

Уходят. Появляется Костромин.

Костромин. Нарочито ждал, пока этот несчастный скроется. Ох и личность! Но пока он перед революцией хочет выслужиться, его опасаться нечего. А уедем мы без его помощи. Домой сбегал, радостью поделился.

Тася. Гришенька, дорогой мой, скорее уезжайте.

Костромин. А что вас волнует, Тасенька?

Тася. Боюсь несчастья. Карп Акафистов за усмирителями поехал, которые крестьян секут. Видимо, послал проезжий князь за вознаграждение.

Костромин. Князь?.. Он выродок, понятно. Но Карп!.. Незадорого пошел наш Савонарола[108]108
  Савонарола, Джироламо (1452–1498) – итальянский проповедник и религиозно-политический реформатор. В своих проповедях изобличал безнравственность, особенно в среде духовенства и богачей, призывал к отказу церкви от богатства, к аскетизму. В 1497 году был отлучен от церкви, позже схвачен и сожжен.


[Закрыть]
. Моралист! Но не беда. В случае необходимости мы так ударим по этим усмирителям, что живыми не уйдут. Однако лучше до такой необходимости дела не доводить. Нам силы нужны в другом месте.

Тася. Ясный мой, непоколебимый… Хочется мне перед разлукой наплакаться на твоей груди.

Костромин. Тася, не унывайте. Мы не разлучаемся. Я и думать не хочу, будто мы разлучаемся. Нет. Мы жить начинаем бесконечно счастливой молодостью. А вот и Юлай и Черемухин, все свои.

Тася. А я все-таки буду со стороны наблюдать, что вокруг происходит. (Уходит.)

Входят Юлай, Черемухин, Бородин, Калязин.

Костромин. Сумерек ждать пришлось, а то мы тут на виду. Юлай, беги за машинистом, скажи, по важному делу.

Юлай уходит.

Теперь я сам берусь с ним договориться. Скоро поедем. Но знайте, товарищи, что сюда могут пожаловать усмирители. Как быть?

Черемухин. Вам ждать их не надо, вы скорее уезжайте.

Костромин. Если бесчинств не будет – держитесь спокойно. Первыми не стреляйте, постарайтесь вступить с солдатами в переговоры. А придется драться – не бойтесь, деритесь. Но если все же роковой час пробьет и не восторжествует дорогая сердцу свобода, то уходите в глубокое подполье. Берегите себя к грядущему последнему сражению. На Урал советую пойти. Там не выдадут.

Черемухин. Ты, Костромин, покорный сын народа. Умница ты. Поцелуемся, Гриша.

Целуются.

Бородин. Значит, будем спокойно ждать отправки поезда. Пойдем в вагон, Калязин.

Калязин. Я спокойно ждать не буду, если здесь начнут избивать наших братьев.

Костромин. Как скажу, так и поступите. Революционная целесообразность выше наших чувств, товарищ. Ступайте. С машинистом надо говорить с глазу на глаз.

Все уходят, кроме Костромина. Появляются Юлай и Фетисыч.

Юлай. Вот, привел. Серчает. (Уходит.)

Фетисыч. Опять ты?!

Костромин. Я, я… Некому больше, товарищ Фетисыч. Благодаря моей непроницательности мы упустили массу дорогого времени. Я ведь думал, что мы с тобой – люди одной партии, но своему чутью не доверился. Ты к большинству примыкаешь?

Фетисыч. Ну… дальше.

Костромин. Во всяком случае, ты, механик, не меньшевик.

Фетисыч. Смело за дело берешься. А какое дело, до сих пор не пойму.

Костромин. Поезд надо отправлять. В поезде едет уральская дружина на помощь рабочему восстанию.

Фетисыч(изумлен). Да почему же мне никто об этом раньше не сказал…

Костромин. Потому что никто не знал, что ты свой.

Фетисыч. А кто мне поручится, что все это – святая правда?

Костромин. Уральцев сам можешь повидать, а за меня поручится каждый рабочий на этой станции.

Фетисыч. Это скорей моя вина, что мы не поняли друг друга. Я старше тебя, опытней. Но радостно, что поняли.

Костромин(до восторженности). Отец… механик… это выше, чем радость…

Фетисыч(помолчавши). Здравствуй, товарищ.

Костромин(жмет руку). Здравствуй, брат.

Фетисыч. На возвышенное дело зовешь, радостно. Теперь помоги мне с нашими сговориться.

Костромин. Телеграфист Акафистов с депешей придет – не верь: депеша фальшивая.

Фетисыч. Сам он фальшивый, вот горе. Не поймешь, какому богу молится.

Костромин. Усмирителей здесь ждать можно… Но наша высшая цель поскорее выехать отсюда.

Фетисыч. Мы пары упустили. Скоро не уедешь. Да еще на разговоры время уйдет.

Костромин. Давай, механик, постараемся. Будущее смотрит на нас с тобой.

Фетисыч. А для чего жизнь кладем? Для будущего. Пусть те люди, которые пожнут плоды наших дел, пусть они хорошо в свете, в радости поживут.

Оба уходят. Появляются Тася и Ландышев.

Ландышев. Тася, ты за весь день часу дома не посидела. Что с тобой делается?

Тася. День необыкновенный, папа.

Ландышев. Деликатной девушке находиться среди толпы… Это уж срам какой-то.

Тася. А мне кажется, что я этот день на крыльях провела.

Ландышев. Тася, да девичье ли дело…

Тася(перебивает). Не огорчайся, с завтрашнего дня я уж ногой не ступлю вон из дому.

Ландышев. Как трудно нам без матери! Давно пора тебе замуж, деточка.

Тася. Пора, пора.

Ландышев. А то еще революцией начнешь увлекаться. Это уж будет самое великое несчастье.

Тася. Не беспокойся, папа, никакого несчастья не случится.

Ландышев. Пойдем домой, не могу я один.

Тася. Пойдем, папахен мой, пойдем, не огорчайся.

Входят Карп и Акафистов.

Карп(Тасе). О дщерь непокорная, уйди под сень родительскую.

Тася. Неужели, Карп, ты еще не надоел самому себе?.. Как противно!

Ландышев. Тася, стыдно осуждать человека в его летах.

Тася. Ты еще не знаешь, папа, на какие гадости способен этот человек. Не хочу говорить о нем. Отвратительно. (Уходит.)

Карп. Берегите дочь, господин Ландышев, стервятник кружится над ее чистой головкой.

Ландышев. Моя дочь не способна сделать не то что непристойный, но даже мало-мальски неугодный мне поступок. Так что вашу заботу о ней я считаю неуместной.

Карп. Не о ней, святой, пекусь… Я вам о дьяволе говорю…

Ландышев. Пьяны вы, сударь… вот что я думаю.

Карп. Рад бы, но не умею… В человека не верю… скучно жить.

Ландышев(Акафистову). Управляете, Акафистов?.. Совет не нужен?..

Акафистов. А чем управлять? Водонапорной башней?.. Все остановилось.

Ландышев. Нового политического курса изволите держаться?

Акафистов(истерично). Чего вы от меня хотите?.. Я – блоха… вот, насекомое… «Курс», «курс»!

Ландышев. Но все мы видели в вас потенциального борца.

Акафистов. Боритесь сами… Пожалуйста… если вам интересно.

Ландышев. Но я не знаю, что делать, ибо не готовился.

Акафистов. А я, думаете, знаю… Готовились, книжки читали… а когда время пришло – не знаем, чего делать.

Ландышев. Тогда это трагично.

Акафистов. Говорю вам, – маленький я человек… всякий раздавить может.

Ландышев. Странно, знаете ли… Я был иного мнения о вашей личности. Но извините. (Уходит.)

Акафистов. Ты, отец, скройся со станции. В трактир ступай.

Карп(со слезами). Предали мы с тобой людей живых, честных…

Акафистов. Кого предали, что мелешь? Сильные мира понудили… А князь мог и без нас обойтись.

Карп. А за что предали-то? Его холуй двадцатипятирублевку сунул и еще велел князю поклониться.

Акафистов. Свяжись с пьяницей… раскис, как баба.

Карп. Продали, предали… По рукам кровь струится.

Акафистов. Залил глаза… Скройся.

Карп. Продали, предали…

Занавес

Действие третье
Картина первая

Платформа. Поезд. Утро. Багровые облака. Юлай.

Юлай(без горечи). Какой ты глупый, Юлай, беда. Смотри теперь, как бы самого тебя не зарезали… воронам на закуску. (Смотрит, в сторону.) Гриша, указывай, что нам делать.

Появляется Костромин.

Костромин. Самое важное в эти последние минуты – поезд не задержать. Слушай, сейчас механик платком махнет – ты давай первый звонок, а потом смотри на часы. Поезд простоит после первого звонка шесть минут, как ему полагается, а ты второй звонок дашь через три минуты, а третий – за минуту до отправления.

Юлай. Хорошо, я это все сделаю. Ты скажи на прощанье – прошел наш день навеки? Больше такого дня мы никогда не увидим?

Костромин. Сам знаешь, что уезжаю сражаться туда, где решаются судьбы рабочего класса.

Юлай. Прямо отвечать не хочешь… значит, плохо. Не знаю навеки, не знаю, нет. Зато знаю теперь, кого крушить надо.

Костромин. А раз знаешь, Юлай, то и сокрушишь в конце концов. Но прощай, любезный мой, не своди глаз с паровоза.

Входят Наталья Николаевна и Тася.

Тася. Гриша, уходите немедленно отсюда.

Костромин. Тасенька, мама, давайте тихо прохаживаться, точно ничего не случилось.

Наталья Николаевна. Мальчик мой, дело серьезней, чем я думала.

Тася. Они решили убить вас.

Костромин. Кто – они?

Тася. Они… Как их называют?.. Которые секут мужиков. Они приехали все пьяные, ввалились к нам в дом. Ротмистр изливался мне в любезностях… К нему приходил Акафистов, и они вместе уходили к князю. В этом гнусном деле самое решительное участие принимает также приезжий корнет. Уходите немедленно… Они вас схватят.

Костромин. Да, пожалуй… Мама, Тасенька, но, что бы ни случилось, – дружинники уедут. Мы дали друг другу слово: что бы ни случилось. Я скроюсь на паровозе, там труднее меня достать.

Наталья Николаевна. Голубчик мой… иди же, беги!

Костромин. Эх, дал бы я им… Что нам этот пьяный ротмистр со своей темной солдатней… Как обидно, что нельзя. Нельзя из-за моей персоны устраивать кровавый бой на какой-то проезжей станции.

Тася. Значит, спокойно идти на смерть?

Костромин. Смерть не смерть, но тяжко все время сдерживать себя… Мучительные мысли. Может быть, я действую не так, может быть, надо было сразу захватать тут власть и двинуть поезд по своему приказу… А если глупо делать переворот в масштабе одного поселка, что тогда?.. Потом лишние жертвы, виселицы… Кто скажет? Я не знаю… Мы лишь учимся делать революцию… В одно я верю, что ценой железной воли я обязан отправить с этой станции дружинников.

Наталья Николаевна. Уходи.

Тася. Я не отойду ни на шаг от паровоза.

Костромин, Наталья Николаевна и Тася уходят.

Юлай(вслед). Прощай, Гриша. Я все помню. (Один.) Царствуешь, Николашка? Царствуй, царствуй.

Входит Карп.

Карп. Юлайка, ошметок человеческий, плюнь мне в харю. Видишь эту продажную харю?.. Плюнь промежду баков.

Юлай. Жалко тебя, Карп. Допился ты…

Карп. Я не Карп – это имя доброе. Я – Иуда. Но почему я Иуда? Не могу никак понять. Разве что подлость моя выше рассудка, выше сил души моей? Нет. Я – сам хозяин своей подлости. Вот что ужасно.

Юлай. Куда бежишь?

Карп. Пасть на колени перед человеком… Где Григорий Костромин?

Юлай. Не знаю, я его не видал.

Карп уходит.

(Смотрит в сторону паровоза, напевает свои мотивы.) А тучки плывут красные… горит губерния. Уходи спать, Николашка, все равно не дадим тебе царствовать. (Радостно подходит к колоколу, звонит.)

Входит жандарм.

А я совсем про тебя забыл! Ты где пропадал?

Жандарм. Поговори, поговори. Я тебе дам «забыл». И не твое собачье дело, где я был. Встрял, дурак, в революцию, а я тебе говорил: не встревай.

Юлай. Разве я один? Все встряли.

Жандарм. Всех и выпорют.

Юлай. Одной заднице больно, всем – нет.

Жандарм. Красное знамя носил?

Юлай. Носил.

Жандарм. Ты хоть молчи, стерва глупая. Есаул Каблуков узнает – велит повесить.

Юлай. Велит – пускай. Куда деваться?

Жандарм. Не ты носил, глупость твоя носила.

Юлай. Вот интересно, почему ты меня жалеешь?

Жандарм. «Почему», «почему»… Есаул перепорет вас, и был таков, а нам с тобой дальше надо существовать. Ох, какое нехорошее небо! Палят усадьбы мужички-крестьяне… Ваши башкирцы тоже участвуют.

Юлай. Зря говоришь, мы – народ смирный.

Вбегает Акафистов.

Акафистов(Юлаю, кричит). Ты что?!

Юлай. А что?

Акафистов. Вот я тебе покажу «а что»! Распустились! Кто велел давать отправление? Молчишь, наглая рожа! Я знаю – кто. Но все равно, поезд уйдет, а он останется. (Жандарму.) Иди, Антропов, к господам офицерам, приказывают.

Жандарм. Корнет тверезый, а ротмистр выпивши сильно.

Акафистов. Не наше дело. Мы люди маленькие, последние.

Жандарм уходит. Из вагона появляется Андрон.

Андрон(Акафистову). Их сиятельство сейчас проснулись и спрашивают – на какой станции стоим? А мы, оказывается, все на той же. Что же ты, голубчик, турусы на колесах нам разводил? Нерадиво служишь.

Акафистов(с неприязнью). Отправление дано. Поезд через пять минут отправится… если не произойдет небольшая задержка.

Андрон. Мерси, голубчик. Князь еще велел узнать, как там, марксиста вы повесили?

Акафистов. Я прошу не путать меня с палачами! Я не служу у вашего князя в палачах!

Андрон. Фу ты ну ты… Такая амбиция, что пыль столбом… Никто не говорит, голубчик, что ты палач… А почему может быть задержка?

Акафистов. Его еще арестовать надо… марксиста.

Андрон. Так и скажи, голубчик, а то в бутылку лезешь. Ступай сюда.

Акафистов подходит.

Князь велел передать тебе сотню рублей к приближающемуся праздничку рождества Христова.

Акафистов. Скажи ему: не беру.

Андрон. Мало, что ли? Прибавить можно.

Акафистов(задыхаясь от ярости). Скажи ему… ничего не говори. Не возьму.

Андрон. Интеллигенции подражаешь. Напрасно. Бессмысленное дело. Ну, прощай, провинция. (Уходит.)

Акафистов(Юлаю). Ты смотри у меня. Что слыхал – не слыхал, что видал – не видал.

Юлай. Что я знаю? Ничего не знаю.

Акафистов уходит. Оглядываясь по сторонам, идет Юля.

А ты откуда взялся?

Юля. Как поживаешь, Юлай? Я тебя со вчерашнего дня не видал.

Юлай. Зачем так рано встал, детка?

Юля. Поезд проводить интересно. А ты не знаешь ли, в каком вагоне князь путешествует?

Юлай. Прямо против нас.

Юля. А какое же его окно будет?

Юлай. Не знаю, детка.

Юля. Зайду в вагон, сам узнаю.

Юлай. Зачем тебе? Разве князь буфету должен остался?

Юля. Много лишнего передал… вернуть думаю. (Уходит в вагон.)

Входит Наталья Николаевна.

Юлай. Страшно мне, Наталья Николаевна… Передайте Грише Костромину, что ему несчастье может быть.

Наталья Николаевна. Молчи. Мы знаем.

Юлай. Скажи, кто он тебе доводится?

Наталья Николаевна. Никто… хороших друзей сын.

Юлай. А друзья хорошие?

Наталья Николаевна. Хорошие.

Юлай. Страшно мне.

Наталья Николаевна. Что ж ты второго звонка не даешь?

Юлай. Время не пришло.

Наталья Николаевна. Ох, как медленно идет это время.

Из вагона выходит Юля.

Юля. Тетенька, тетенька, если я тут упаду, ты меня полечишь?

Наталья Николаевна. Какие ты глупости говоришь!

Юля. Все… все вы за дурачка меня считаете. Я покажу, какой я дурачок.

Юлай. А чего ты около окна стоишь?

Юля. Тебе же было сказано: князь мне переплатил. Отдам долг и уйду.

Юлай. А что в газете держишь?

Юля. Саван. (Смеется.) Князю саван в подарок принес.

Наталья Николаевна. Что он говорит?.. Не говори так, мальчик.

Юля. «Мальчик»… Я покажу им, какой я мальчик. (Уходит.)

Входят жандарм и корнет.

Жандарм. Сейчас все у башкира узнаем, он мне преданный. (Юлаю.) Ты, Юлайка, между прочим, господина Костромина здесь не видал? Куда он делся?

Юлай. Как тебя… со вчерашнего дня не вижу.

Жандарм. Ой, врешь, глупая башка! В этом случае врать не советую.

Юлай. Если не видал, как скажу, что видал?

Корнет. Скрываете, мерзавцы? Не скроете. (Бросивши взгляд на Наталью Николаевну.) Осина ждет, и веревка готова. Смел непозволительно. А вы чего ждете?

Наталья Николаевна. Разве я обязана давать вам отчет?

Корнет. Вы здесь не случайно.

Наталья Николаевна. Да, не случайно… Я Костромина провожаю.

Корнет. Вон как?!.. Проводите на тот свет.

Наталья Николаевна. На вашем месте я молчала бы.

Корнет. А я советую вам молчать. (Жандарму.) Ты иди с хвоста, а я пойду к голове поезда. (Уходит.)

Жандарм уходит в другую сторону.

Юлай. Пусть поищут… не найдут.

Наталья Николаевна. Как страшно медленно тянется время.

Прибегает Тася.

Тася. Спасен, спасен… Они пошли искать по вагонам.

Наталья Николаевна. Почему нельзя сейчас отправиться поезду?

Тася. Стрелка еще не на главном пути, семафор закрыт.

Юлай. Без порядка не уедешь. Порядок надо.

Наталья Николаевна. Да разве нельзя взять и перевести стрелку?

Юлай. Две-три минуты дела осталось. Уедет Гриша, не бойся.

Тася. Я ни на шаг не отойду от паровоза. (Идет.)

Наталья Николаевна. А это его не погубит, Тася?

Тася. Я умру, если сама не увижу, как он уедет. (Уходит.)

Юлай. Вот девка… Сто лет любить можно. И то мало.

Наталья Николаевна. О чем говоришь?.. Подумай, что происходит.

Юлай. Терпеть надо. А тебе лучше уйти. Ты сама не своя.

Наталья Николаевна. Да, лучше… но не могу.

Юлай. Тогда терпи. (Дает второй звонок.)

Входит Акафистов.

Акафистов. Ты опять?! Кто тебе сказал, без моего распоряжения не звонить!

Юлай. Ты мне ничего не говорил, только кричал.

Акафистов. Насквозь вижу… Любимца своего спасти хочешь. Вряд ли спасешь. Пока его не возьмут, я поезда не выпущу. (Увидел Наталью Николаевну, думал уйти.)

Наталья Николаевна. Кто это – любимец?

Акафистов. Простите, Наталья Николаевна, я вас не приметил. Мое почтение.

Наталья Николаевна. Нет, я спрашиваю, кого вам взять надо?

Акафистов. На прямой ответ напрашиваетесь – я могу сказать.

Наталья Николаевна. Вот и скажите.

Акафистов. Конкурента моей жизни. Но не я его судья и палач. Это уж вы, пожалуйста, оставьте. Вашего наперсника осудили сильные мира сего, а мое дело десятое. Вы слышите, что говорю? Хоть мне по закону бытия положено мстить ему, но я держу свой характер в узде.

Наталья Николаевна. За что вы его так смертельно ненавидите?

Акафистов. Вы не слушаете, что я вам говорю.

Наталья Николаевна. Все слушаю.

Акафистов. У меня насчет Таисии были серьезные виды, а он пришел, поиграл и ей жизнь разбил и меня нищим сделал. Но я свои чувства обуздываю. Мы вместе с ним участвуем в революционном движении.

Наталья Николаевна. Вместе ли?

Акафистов. Ничего не знаете и не говорите. Очень уж стоите за своего знакомого. Дорог он вам чрезмерно.

Наталья Николаевна. Да, вы не ошиблись, очень дорог.

Акафистов. А когда так, то и меня послушайте. Таисия мне проговорилась, что в этом поезде вооруженные люди с Урала едут, а Костромин их здесь встречает и отправляется с ними сражаться против царизма… Слышите? Я ведь вот им содействую, их делу.

Наталья Николаевна. Не трогайте Костромина.

Акафистов. Я и так уж рад бы, да ротмистр Каблуков без меня распорядился… В поле за семафором у них место приготовлено. А мне приказ – поезда не отправлять, пока не возьмут.

Наталья Николаевна. А вы отправьте. Вы же говорите, что в одном революционном…

Акафистов(грубо). Вместо вашего Костромина идти на виселицу? Спасибо за совет.

Наталья Николаевна(крик). Взяли!

Юлай. С паровоза взяли… ведут. А Тася стоит.

Акафистов. Неприятное дело… Лучше не видеть. Клянусь вам, мадам Пчелина, я не участвовал. Юлай, давай третий.

Юлай. Не буду… не дам!

Акафистов. Ну, не мое дело… не мое дело. (Уходит.)

Наталья Николаевна. Тася там одна стоит… (Смеется.) Какая смешная Тася.

Юлай. Зачем смеешься? На тебя нельзя смотреть.

Наталья Николаевна. Юлай, а ты беги к ним, скажи Тасе, чтоб она ему на дорогу денег дала.

Юлай. Какие деньги?!.. Что говоришь? Они его казнить ведут.

Наталья Николаевна. Беги, беги… скажи, что велю.

Юлай(уже не обращая на нее внимания). Почему я не звоню? Он мне велел непременно поезд отправить… (Наталье Николаевне). Ты что-нибудь можешь сказать? Себя помнишь? Надо поезд отправлять или не надо?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю