Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 2"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Действие второе
Картина первая
Штаб корпусного командира белой армии генерала Селезнева. В комнате Селезнев и Некрасов, он дочитывает какую-то бумагу.
Селезнев. Одобряешь?
Некрасов. Совершенно верно, ваше превосходительство.
Селезнев. В свои совершенства не верю, в твои – тоже. Кто доставит письмо Ипполиту Стрешневу?
Некрасов. Можно взять надежного пленного из бывших красных.
Селезнев. Всякий пленный – дрянь.
Некрасов. Тогда я поручу контрразведчикам передать ваше письмо.
Селезнев. Контрразведке не доверяю.
Некрасов. Деньги, ваше превосходительство. Им хорошо заплатят.
Селезнев. Покупают прохвостов и проституток. Мне нужен доверительный человек. Ты!
Некрасов. Я готов.
Селезнев. Не годишься!
Некрасов. Почему же, Африкан Григорьевич?
Селезнев. Умен.
Некрасов. Благодарю вас. Но разве умственные способности мешают?..
Селезнев(перебивая). У вас, господин полковник, ум петербургский, парящий. Вы – прекрасный начальник штаба, и с вашим умом эти дела не делают. Я сам найду, кого послать. Не ждал я, что Ипполит Стрешнев у большевиков станет работать, и не верю, что он им говорит правду как на духу. Не верю потому, что веры не имею. Да-с. Ты говоришь, полковник Кайзер ждет. Фамилия большая, а сам дурак. Зови. Но почему генерал Лисовский вторично посылает своего полковника?
Некрасов открывает дверь. Впускает Кайзера.
Селезнев(прервав формальное приветствие). Почему не явился командир дивизии?
Кайзер. Болен.
Селезнев. Кто болен на войне, тот здоров в тылу. Я, например, люблю в тылу лечиться, хотя лекарства не пью. Не верю. Прошу садиться, господин полковник. (Некрасову.) А вас прошу изложить ваши неудовольствия.
Некрасов. Дивизия Лисовского слишком темпераментно занимается грабежами. Вы, конечно, не станете отрицать этого явления, Оскар Иванович?
Кайзер(Селезневу). Позвольте отвечать?
Селезнев. Вы спорьте, а я буду спать. Когда наступит срок, проснусь. Продолжайте,
Кайзер. Я не могу понять, что значит – слишком… Мне говорят: «Вы слишком много грабите». Отлично. А мне кажется, что я слишком мало граблю.
Некрасов. Не понимаю – вы хотите, чтобы я вам дал теоретические обоснования для грабежа?
Кайзер. Для этого процесса законов не существует. Человек может ограбить весь мир.
Некрасов. Полковник, вот вода.
Кайзер. Некоторые разговоры бывают похожими на воду.
Некрасов. Вы слишком страстно отстаиваете грабительские похождения своей дивизии.
Кайзер. Я личный патриот своих солдат.
Селезнев(вдруг). Какая рота драпала с хутора без штанов?
Кайзер. Я не имею при себе данных.
Селезнев. А я имею. Продолжайте.
Некрасов. Повальный грабеж, открытый разбой при полном одобрении и при участии начальства – это слишком.
Кайзер. Может быть, имя Наполеона странно звучит во рту такого немца, как я…
Некрасов. В устах, вы хотели сказать, – не во рту.
Кайзер. Я буду продолжать свою мысль. Для меня Наполеон – трезвый человек. Вы, наверно, должны знать его приказ: «Солдаты, я бросаю вам под ноги Италию, топчите ее».
Некрасов. Если все немцы в таком духе поймут Наполеона, то в войне им не сдобровать.
Кайзер. Я буду продолжать свою мысль. Когда солдату мы разрешаем грабить, то он становится акционером войны.
Некрасов. Но подымаются ли акции той армии, какую он представляет?
Кайзер. Позвольте мне продолжить. Он хочет больше денег, больше женщин, больше вещей. Он будет наступать бесконечно, будет побеждать. Это моя система.
Селезнев. Как фамилия господина офицера, который вывел из боя взвод солдат на выручку своего имущества?
Кайзер. Собакин, ваше превосходительство.
Селезнев. Собакин еще не расстрелян?
Кайзер. Никак нет.
Селезнев. Собакин будет расстрелян. Продолжайте.
Некрасов. Но население не принимает такой системы, бедствует, страдает и проникается ненавистью к нашей армии.
Селезнев(резко). Чепуха! Прошу о страданиях в моем присутствии не разговаривать. Я слезлив. Грабьте, полковник Кайзер, но… и тут я вам ставлю восклицательный знак. Не смей грабеж возводить в систему. Расстреляю.
Кайзер(встает). Помилуйте, ваше превосходительство.
Селезнев. Не помилую. Сядьте, вас не судят, а учат.
Кайзер садится.
Я населения не боюсь, а слово «мирный житель» меня приводит в ярость. Мирный житель – это каналья.
Звонит телефон. Некрасов подходит, слушает.
Мне дороги вверенные нам войска, а ваш патрон и вы их развращаете, вы губите мне прекрасную дивизию. Я не охотник читать нотации, но вот что вы у себя на носу зарубите. Приманкой грабежа полки водить нельзя. Солдат ваш будет наступать до той поры, пока есть легкая нажива, а в серьезной драке такой солдат приходит в уныние. Ты приучаешь его кур щупать, а я курощупам не верю и твоей системы у себя в корпусе не потерплю. Наполеона оставь лежать в могиле. Ты, брат, не Наполеон, а полковник Кайзер. Что в Италии хорошо, то в России скверно.
Некрасов вешает трубку, подходит к Селезневу, говорит ему что-то на ухо.
Дочь? Какая дочь? (Еще послушал Некрасова). Саня… Нашла куда приехать! Откуда же взялась она? Сейчас приму. (Кайзеру.) Скажите, как вы поняли меня, полковник?
Кайзер(встал). Я понял, ваше превосходительство, так, что некоторые поступки, свойственные характеру солдата допускаются.
Селезнев. Точно.
Кайзер. Далее я понял, ваше превосходительство, так, что полки на приманку водить нельзя, полки можно водить без приманки.
Селезнев. О боги, о дьяволы!.. (Некрасову.) Полковник, напишите ясный, точный, краткий приказ и вручите этому господину. Но мотивами либерализма, гуманизма прошу приказа не портить. Не подпишу. Ступайте. Пусть входит дочь.
Некрасов и Кайзер уходят. Входит Саня.
(Долго и пристально смотрит на Саню.) Подходи, обнимемся. Слезокапкой ты у нас никогда не была. Чему оробела? (Обнял.) Дрожишь, кажется. (Поцеловал в лоб.) Здравствуй, дочка. Черная ты какая-то, возмужалая. Покажись издали – не узнаю. Почему молчишь?
Саня. Ох, папа, измучилась, устала.
Селезнев. Одета ты демократически. То есть скверно. Сестрой, что ли, служила? Где?
Саня. Там… у них.
Селезнев. Кто велел?
Саня. А кто бы мне мог не велеть?
Селезнев. Чувство долга.
Саня. Я уже не знаю, где у нас этот долг.
Селезнев. Во всяком случае, не там, а здесь.
Саня. Ну, а я была там. И стремилась сюда, перешла фронт, нашла тебя, а ты меня еще упрекаешь…
Селезнев. На отца не ропщут. Сидела бы в Москве и ждала нас, а то нашла куда заявиться. Амазонка какая! (Взял за руку.) Черные руки… Страшно.
Саня. Разве это важно?
Селезнев. Важность отличается от пустяка объемом своего существа. Существо вещей исторических, кардинальных постигают умы зрелые, изощренные опытом, знаниями. Генеральская дочь, не успевшая закончить института, меня будет смешить, говоря о важном и не важном. Дома после обеда, когда мне дремлется, можешь меня просвещать. Что у красных?
Саня. Ничего.
Селезнев. Подтягивают силы?
Саня. Подтягивают.
Селезнев. Не верю.
Саня. Ты ничему не веришь.
Селезнев. Кто такой Фрунзе?
Саня. Не знаю.
Селезнев. Ипполита Антоновича Стрешнева видела?
Саня. Я не знаю, где генерал Стрешнев.
Селезнев. Служит начальником штаба у Фрунзе.
Саня. Это понятно.
Селезнев. Почему?
Саня. Не могу объяснить, но меня это не удивляет.
Селезнев. А мы посмотрим, кому он будет служить, им или мне.
Саня. Отец, я пришла к тебе, примешь – останусь, нет – уйду…
Селезнев. Саня, побойся бога.
Саня. Дай договорить. Но ничего такого, что относится к шпионству, я делать не стану. Воюйте сами уж, а я так устала, так устала…
Селезнев. Все истинно и благородно, что мы несем на алтарь отечества нашего.
Саня. Когда-то я боготворила твой образ поведения, теперь, прости, не понимаю.
Селезнев. Мы воюем, мадемуазель. Мы Россию спасаем.
Саня(приближаясь). Папа…
Селезнев. Что, дитя мое?
Саня. Ты рад, что мы нашли друг друга?
Селезнев. Не рад, а восхищен… Фронт перейти… Мой темперамент.
Саня(как бы про себя). Ничего не понимаю.
Селезнев. Велеть чаю? Закусок? Может быть, вина?
Саня. Да… и вина.
Селезнев(вызвавши адъютанта). Вина, закусок… чаю.
Адъютант удаляется.
Ты, кажется, произнесла, что ничего не понимаешь?
Саня. Да, произнесла.
Селезнев. А ты пойми, что мы живем в двадцатые годы проклятого двадцатого столетия. Век девятнадцатый исчерпан и растоптан. Но и твой Пушкин… кстати, написавший «Капитанскую дочку»… был бы здесь со мной. Не смей гримасничать.
Саня. Я не гримасничаю, папа. Я начинаю что-то понимать.
Селезнев. Мы воюем, Саня.
Саня. И чего же вы хотите от меня?
Селезнев. Мне надо Стрешневу письмо отправить, доверительное, важнейшее.
Саня. И ты меня курьером?
Селезнев. Я сам надел бы лапти, сам пошел бы на свиданье с Ипполитом Стрешневым, да мне нельзя. Тебя же мне сам бог послал. Ты там жила, служила им, знаешь их повадки, стиль, и ты без риска с помощью моих людей перейдешь фронт и возвратишься. Но ты измучена, конечно. Отдохни, приди в себя. Потом поговорим.
Саня. Коль бог послал, так что же, я пойду.
Селезнев. Нет, сначала отдохни, приди в себя.
Саня. А я пришла в себя.
Селезнев. Характер на характер?
Саня. Да.
Селезнев. Ну что ж. Добро. Ты не представляешь, как нам важно установить связь с генералом Стрешневым. Мы на войне, в смертельной и последней схватке.
Саня. Я понимаю. Я готова.
Селезнев. Конечно, это жертва, но какая!
Саня. Господи, я же поняла.
Селезнев. Добро, добро.
Входит вестовой.
Полковника Некрасова.
Вестовой уходит.
(Взял за руку Саню.) Нет, ты устала, у тебя потухшие глаза. Мы можем повременить день-другой.
Саня. Пережитого не излечат ни день, ни другой. Потом когда-нибудь отдохну, совсем приду в себя.
Селезнев. В Москве и очень скоро.
Саня. Да, в Москве.
Входит Некрасов.
Селезнев. Полковник, снарядите мою дочь за линию фронта с известным вам поручением. Дайте провожатых. Составьте точный всесторонний план.
Некрасов. Но, может быть, осмелюсь возразить…
Селезнев. Вы много возражаете, мой милый, вы весь в раздумьях. Вы возражали против действий дивизии Лисовского, и я поддался вам. И приказа не пишите, и отпустите немца с миром. Пусть будет все, как было. А что касается последнего распоряжения, то это мое личное, отцовское дело.
Картина вторая
Штаб Фрунзе. Палатка в поле, разбитая под деревом: простой стол, лавка. На столе карты, бумаги. В палатке Дронов и адъютант.
Адъютант(подтянут, весел, безоблачен). Весна, товарищ Дронов, красивое время года. Мы вышли в поле, мы наступаем. «Мы долго, молча отступали, досадно было, боя ждали…»[118]118
«Мы долго, молча отступали…» – строка из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Бородино»
[Закрыть]. Почему вы такой каменный и роковой?
Дронов. Шуточками занимаетесь, товарищ адъютант, весело живете.
Адъютант. Мне говорила мама, что когда я родился, то тут же и захохотал, а вы, клянусь, товарищ Дронов, первым делом обмарались.
Дронов. Я сюда пришел не зубоскалить, а по серьезному делу.
Адъютант. Обидчивый вы человек, товарищ Дронов. Какое дело? Говорите.
Дронов. Чапаев человека убил.
Адъютант. На войне это не очень ново.
Дронов. Смотря кого убить. Он моего бойца прикончил. Нашла амбиция. Ему захотелось перед ивановскими новобранцами себя показать. Дивитесь, мол, какой я строгий, приказов, мол, своих не отменяю, все мне нипочем, все сходит с рук. Нет, извините. Я прошу вас передать мой рапорт товарищу Фрунзе.
Адъютант. Да это моя святая обязанность. Пожалуйста, давайте.
Дронов. Прошу не задерживать.
Адъютант. Нет, я не задержу.
Дронов(как бы про себя). Одни у нас уж очень плохие, а другие уж очень хорошие. В мирное время можно еще этими предпочтениями заниматься, а на войне перед смертью все мы равны.
Адъютант. О нет, дорогой мой. На войне и перед смертью не все равны. Одни бегут от войны, другие идут ей навстречу. И смерть бывает героической, а то трусливой.
Дронов. Красиво говорите. Вы говорун.
Адъютант. Я повторяю слова Михаила Васильевича Фрунзе.
Дронов. Конечно, может быть, я и отстал. До свидания. (Уходит.)
Адъютант(вслед и про себя). Ты, брат, из числа тех людей, которые отстают от своей собственной тени. Но что же натворил Чапаев? (Читает рапорт Дронова). Спьяна он, что ли?.. Но Чапаев водки в рот не берет. Командующий может на этот случай взглянуть строжайшим образом. Кажется мне, что тут Дронов подкараулил Чапаева. Ох эти дроновы, черт бы их побрал… Ну что же Фурманов молчит? Тут ведь не расстрел, не суд, какое-то убийство.
Входит Саня.
Саня. Рюмин?.. Я не во сне? Великолепный Рюмин!
Адъютант. Хочу быть скромным. Великолепен кто-то другой. Сестра, простите… все же с кем имею честь?
Саня. Ваша старинная поклонница в качестве гимназистки восьмого класса, дочь генерала Селезнева.
Адъютант. Шикарно… Я – человек подмостков… умею эдак… Но ошеломлен. Теперь припомнил. Здравствуйте… Александра…
Саня. Можете называть Саней… Шурой… Сашей…
Адъютант. Какие фокусы устраивает революция с людьми! Извините за банальность, но, повторяю, я ошеломлен.
Саня. Чего же тут банального?.. Фокусы… Рюмин, вы адъютант командующего?
Адъютант. Представьте себе – да. Артист бросает сцену, герой-любовник делается красным курсантом, большевиком, встречает человека необычайного характера, одухотворенного ума и следует за ним повсюду. Но я, как-никак, свободный художник… пролетарий… А вы… вы, как поют в куплете… «Он был титулярный советник, она – генеральская дочь»[119]119
«Он был титулярный советник…» – слова из романса А. С. Даргомыжского (1813–1864) «Титулярный советник».
[Закрыть].
Саня. Генеральская дочь.
Адъютант. Улавливаю драматическую ноту.
Саня. А вы по-прежнему умеете играть, Рюмин, вы поняли, что генеральская дочь – дочь генерала Селезнева…
Адъютант. Очень понял.
Саня. Мне невыносимо трудно… будет трудно… много говорить. Поэтому мою отрывистость прошу не принимать за способ что-то скрыть.
Адъютант. Мы, актеры, ценим короткие реплики.
Саня. Сейчас шутить не стоит.
Адъютант. Нет, я вам помогаю. Успокойтесь, помолчите.
Саня. Самое ужасное случилось несколько часов тому назад. А с вами мне легко. Только шутить не стоит. Вы поймите. Мой вид красноармейской медсестры – правда. Я пошла на фронт красноармейской медсестрой бесчестно. Я всей душой стремилась к белым. И я это сделала. Перешла к ним. И самое ужасное случилось несколько часов тому назад. Мой отец меня отправил к вам. Я совсем не девица из романов Лидии Чарской…[120]120
Чарская Л. А. (1875–1937) – популярная до революции писательница, автор повестей из жизни воспитанниц институтов благородных девиц.
[Закрыть] то есть не сентиментальна, но это страшно. Что же должно быть у меня в душе, поймите.
Адъютант. Позвольте закурить.
Саня. И мне… не надо.
Адъютант. Зачем же он вас не оставил у себя?
Саня. Ему необходимо передать письмо бывшему генералу Стрешневу. И оказалось, что я самый подходящий курьер. Сам бог ему послал меня…
Адъютант. Два раза через линию фронта…
Саня. Это не важно. Растоптано девятнадцатое столетие… «Капитанская дочка»… Надо спасать Россию.
Адъютант. А это что такое?
Саня. Афоризмы. Вот письмо. Что с ним делать?
Адъютант. То, что надо.
Саня. Рюмин, мне надо верить… нет, не верить, а жить чем-то. Скажите мне, будто я ваша любимая женщина, будут розы?.. Тургеневские розы[121]121
Тургеневские розы. – Имеется в виду стихотворение в прозе И. С. Тургенева «Как хороши, как свежи были розы».
[Закрыть].
Адъютант. Будут.
Саня. И вы прочтете Тургенева со сцены.
Адъютант. Прочту.
Саня. Да… но куда же мне идти? Впрочем, я найду этого Стрешнева… Я пошла. Самое ужасное позади. (Уходит.)
Адъютант. А вдруг она ведет какую-нибудь двойную игру?.. Нет, я же знаю… Дочь генерала… Это точно. У нее характер твердый, смелый… Лицо измученное, жест усталый. Но недурна, ей-богу, недурна. (Напевает.) «Я помню чудное мгновенье, передо мной явились вы…». И не вы, а ты… Дурак, повеса, актер. (Задумался. Серьезно.) А похвалит ли меня командующий за то, что я поступил именно так? А как тут поступить иначе? Если Стрешнев возьмет письмо и просто скроет, значит, верить ему нельзя.
У палатки разговор. В палатку вваливается человек в черкеске – усатый, шумный и чихающий.
Человек в черкеске. Здорово, артист. (Кричит на высоких нотах и чихает.) О будь ты проклята! (Чихает.) С самой Москвы плююсь носом, как твой верблюд. (Чихает.) Простуда большого города. Сделался совершенно малохольный. Нос мой раздулся, как буряк. Порох вовнутрь надо принимать с водкой.
Адъютант. Откуда такой шик, Никита Ларионович? Черкеска, гозыри, пояс с разговорами!
Человек в черкеске(чихает). Нагадал черт сменять мою шубу на черкеску. Ой и простудился, ой же болею! Порох, говорю, надо принимать с водкой.
Адъютант. Зачем ты шубу-то менял, Никита Ларионович?
Человек в черкеске. Казак я вам или не казак? (Чихает.) На черта мне шуба весной! А в Москве такую погоду завернуло, что у меня живот стучал, как барабан. А я бегаю туда-сюда, туда-сюда и кормлюсь тухлой баландой с гвоздями. Только по долгу службы живой вернулся.
Адъютант. Так что же ты привез?
Входят Фрунзе и Стрешнев.
Человек в черкеске. Честь имею явиться, товарищ командующий. (Его мучает желание чихнуть, и он делает странные гримасы.)
Фрунзе. Что с вами, Никита Ларионович? Почему вы морщитесь?
Человек в черкеске. Болезнь от простуды. Нос не в порядке.
Фрунзе. А вы чихните. Не стесняйтесь.
Человек в черкеске. Покорно благодарю. Перетерпел.
Фрунзе. Ну-с, так что ж мои поручения?
Человек в черкеске. По вашему приказанию я из Москвы доставил эшелон снарядов и вагон артистов. Снарядов дали полную норму, а артистов урезали.
Фрунзе(улыбка). Луначарский[122]122
Луначарский А. В. (1875–1933) – советский общественный и государственный деятель, теоретик искусства и публицист, автор ряда драматических произведений; первый нарком просвещения РСФСР.
[Закрыть] урезал?
Человек в черкеске. Так точно, по ведомству просвещения.
Фрунзе. Где эшелон со снарядами?
Человек в черкеске. На разъезде, разгружается.
Фрунзе(Стрешневу). Ипполит Антонович, каково… День в день, час в час! Давайте указания.
Стрешнев. Слушаюсь. (Уходит.)
Фрунзе. А где же артисты?
Человек в черкеске. Здесь рядом, на подводах сидят.
Фрунзе(адъютанту). Пригласите сюда артистов.
Адъютант выходит.
Благодарю вас, Никита Ларионович, благодарю за воинскую точность. Вы сами знаете, мы платим головами за наше ротозейство. Артисты не капризные попались?
Человек в черкеске чихнул.
Будьте здоровы.
Человек в черкеске. Благодарю. Нет, они подходящие. Латались ко мне – выпить. Я не сдал… Искусство ихнее, конечно, это позволяет. Один все мычал… ну прямо как козел, ей-богу: «Миа-ма… миа-ма»… Что за манера, не понимаю. А человек серьезный, полный.
Фрунзе(разъясняя). Певец… По-итальянски это называется сольфеджио, упражнения для голоса. Петь – это очень трудно, Никита Ларионович, это великий труд.
Человек в черкеске(недоверчиво). Скажите пожалуйста. Я их довольствовал, артистов. Хвалили. Хлопали в ладоши. Интеллигенция, конечно, а все-таки народ хороший, простой.
Фрунзе. Интеллигенция, Никита Ларионович, большая сила. Вы кровь по капле отдадите по слову Ленина, а он интеллигент…
Человек в черкеске. А вы, Михаил Васильевич, тоже ведь вышли из студентов?
Фрунзе. Да.
Человек в черкеске. А правду говорят про вас, что вы в тюрьме, перед казнью, какой-то язык учили?
Фрунзе. Да, такой случай был.
Человек в черкеске. Какой же вы язык учили?
Фрунзе. Английский. Представьте себе, что на том свете русского языка не понимают. Как же быть?
Входят актеры – женщины и мужчины. Молодые и старые, пестро одетые, немного помятые, разнохарактерные. Среди них – артист в зеленом шарфе, бас, колоратурное сопрано.
(С каждым здоровается за руку.) Я рад приветствовать актеров на войне. Вы запаслись костюмами? Имеете грим?
Актеры. О да… О да…
Фрунзе(артисту в зеленом шарфе). Вы что играете?
Артист в зеленом шарфе. Трагические роли. Могу показать с партнерами некоторые сцены принца Гамлета.
Фрунзе. Прекрасно, превосходно. Я люблю образ этого принца, но Гамлет слишком уж пессимистичен. Вы не находите? Скажите, например, Чапаеву: «Быть или не быть?» Он вас, пожалуй, арестует. Вы нам нужны как снаряды… поверьте мне… снаряды оптимизма. Смелость, говорят, города берет, а смелость – это оптимизм, а оптимизм – победа. Не надо Гамлета, уж я прошу вас.
Артист в зеленом шарфе. Так что ж, «Ваньку-ключника»[123]123
«Ванька-ключник» – русская народная песня.
[Закрыть] читать?
Фрунзе. А что? Превосходный малый был этот Ванька-ключник. Ведь князю-то он все же нос утер, рога наставил. Народ не увядает на войне. Вас будут на руках носить за час открытого свободного веселья. В трагические времена трагедии не потрясают, а раздражают. Здесь ужасов достаточно жизненных, реальных. Я за комедию!
Актеры переглянулись.
Бас. Как сами можете судить по моим данным, я бас, а не комический актер. Но я могу выступать и с общедоступными вещами, подобными «Блохе»[124]124
«Блоха» – романс М. П. Мусоргского (1839–1881).
[Закрыть].
Фрунзе. Вот видите – «Блоха». Это же чудесно.
Бас. А нас напутствовали по-другому… нам предлагали репертуар серьезный, значительный и, между нами говоря, довольно скучный.
Фрунзе. Вы будете в полках, увидите людей, которые бывали сорок раз в аду, вы там поймете, как восхитителен наш русский человек в его языческой способности жить… В ужасных положениях, в кошмарных положениях, честное слово, он вам отмочит такую штуку, что диву дашься. Нет, вы, пожалуйста, поверьте мне, что темы постные и трогательные там никак не пойдут. Мы жизнерадостные люди.
Колоратурное сопрано. А что же делать колоратурному сопрано?
Фрунзе. Петь, конечно. Любовь – пожалуйста. И лирика, и птички, и луна. Все это касается переживаний каждого бойца. Простите, что я так утилитарен, деловит, – идет война, кровавая, грозная, и оттого я так настойчив.
Бас. О да… мы хорошо поняли. Мы переделаем весь наш репертуар.
Фрунзе. Но неужели все же нет среди вас, друзья, ни одного комика? Комического таланта, я повторяю, нет? Комика…
Комик(выходя вперед). Я – комик.
Фрунзе. О… какая радость.
Комик. Чаркин-Рамодановский.
Фрунзе. Как?
Комик. Чаркин-Рамодановский.
Фрунзе. Чаркин?
Комик. Уловили.
Фрунзе. Гришка?
Комик. Уловили?
Фрунзе. Технолог?
Комик. Уловили?
Фрунзе. Неужели ты меня не узнаешь?
Комик. Миша!.. Господа, не смейтесь! Это – он. (Слезы.) Какой восторг… конечно, он. Господа, смотрите, он… Михаил гений… Мы же вместе делили кусок фронзоли с колбасой. Мы – старые технологи… Вы слышите? Тех-но-ло-ги… А почему он гений? Он, бывало, сдает все предметы на высший балл и едет делать революцию… За ним гоняются сыщики, его хотят повесить… а он опять сдает на высший балл все дисциплины и едет делать революцию. А меня выгнали… За что? Не помню. Кажется, за алкоголизм. Но я не пал, Михаил. Ты в меня верил и не ошибся. Чаркин-Рамодановский все-таки большой комический талант. Служу у Корша[125]125
Служу у Корша. – Театр Корша, созданный Ф. А. Коршем (1852–1921) в 1882 году, был одним из известных до революции драматических театров в Москве, в труппе которого работали многие видные русские актеры.
[Закрыть].
Фрунзе. Вот с чем поздравляю, Гриша Чаркин. Корш – это дело. Там надо работать.
Колоратурное сопрано. Чаркин, пойдем, довольно плакать.
Комик. Разве я плачу? Нет. Передо мной дивная молодость. Мы делим булку… Мой Михаил сдает все дисциплины и уезжает делать революцию. А меня выгнали…
Актеры, раскланиваясь, уходят.
Человек в черкеске. Век живи, век учись – дураком помрешь. Я думаю, почему товарищ командующий об артистах хлопочет, а оно дело важное. Возьмите Чапаева, всегда поет. К кому прикажете явиться?
Фрунзе. К нему же. И сейчас.
Человек в черкеске уходит.
Адъютант. Товарищ командующий, к вам приехали академики.
Фрунзе. Зачем академики? Но просите академиков.
Адъютант выходит. В палатку входят два академика.
Академик. Мы академики… действительные члены Российской Академии наук, геологи. С одобрения Президиума Академии предпринята экспедиция для поисков нефти в степях Киргизии. России нужна нефть. Апшеронский полуостров и грозненские месторождения сейчас для нас потеряны. Мы едем искать нефть и найдем ее, но мы сидим в Самаре в пустой пассивности, дичаем без привычного труда. В делах войны мы – дилетанты. Однако мы хотим вас попросить разбить этих колчаковцев хоть на одной дороге, чтоб мы могли проехать на работу. Второй месяц, как нам закрывают путь.
Фрунзе(адъютанту). Найдите Никиту Ларионовича. Он, наверно, еще не уехал.
Адъютант выходит.
(Академикам.) Я понимаю вашу просьбу, приветствую, но как же быть – еще не знаю. Вы просите устроить специальный бой – согласен. Для науки это сделать можно, только противник нас раскусит. Попробуем другое средство.
Входят адъютант и человек в черкеске.
Человек в черкеске. Явился по вашему приказанию, товарищ Фрунзе.
Фрунзе. Никита Ларионович, вот какое дело… это ученые из Петрограда, академики. Мы с вами ходим по земле и ничего не видим. А они посмотрят, постучат и скажут нам: тут будет только глина, а тут найдете золото, тут – керосин, понимаете?
Человек в черкеске. Понятно. Подземные ученые.
Фрунзе. Вот именно, подземные, геологи. Не можете ли вы немедленно собрать отряд из местных партизан и провести ученых мимо фронта в Киргизию? Это большое государственное дело.
Человек в черкеске. Почему не можно? Могу немедленно. Позвольте гукнуть одного профессора, только он, между прочим, киргиз. Он тут сейчас баранину ест.
Фрунзе. Гукните.
Человек в черкеске(у дверей.). Эй, Вася Братов, зови сюда Батыйку. На носках.
Фрунзе. Почему же вы профессора Батыйкой зовете?
Человек в черкеске. Он же сам себя так и называет – Батыйка, он на хитрость лучше всякого профессора.
Появляется огромный, толстый, улыбающийся Батый.
Вот он сам. Входи, Батый Иванович, есть дело.
Батый(он в халате и высокой шапке. Поклонился по ритуалу). Здравия желаем.
Фрунзе. Жакшысызбы, холодом Батый. Саламаттыгыныз кандай?[126]126
Здравствуйте, товарищ Батый, как ваше здоровье?
[Закрыть]
Батый. Кудая шукур[127]127
Слава богу.
[Закрыть].
Фрунзе(кивнул в сторону академиков). Буларга кыргыз жерлерин к рг зуп койбойсузбу?[128]128
Можете ли вы провести в киргизскую степь этих людей?
[Закрыть]
Батый(бросил взгляд на академиков). Бу абаш-каларгобы?[129]129
Этих стариков?
[Закрыть]
Фрунзе. Ооба[130]130
Да.
[Закрыть].
Батый. Жарайт[131]131
Могу.
[Закрыть].
Фрунзе. Маани иш. Кишилер ти калышныкерек. Аткара аласызбы?[132]132
Дело очень важное. Люди должны остаться живы. Можете поручиться?
[Закрыть]
Батый. Киришосем аткарам[133]133
Если берусь, значит могу.
[Закрыть].
Фрунзе. Жакшы[134]134
Хорошо.
[Закрыть]. Прекрасно. Он говорит – если берусь, значит, могу.
Батый(все время обращается к Фрунзе). Могу, канешна. Скажи, Китая пади, Китай пойдем. Он мало-мало на лошадь сидеть может?
Фрунзе. Жок, жолдош Батый[135]135
Нет, товарищ Батый.
[Закрыть], ехать надо на повозках, в кошевах.
Батый. Жакшы-жакшы, жолдош Фрунзе[136]136
Хорошо-хорошо, товарищ Фрунзе.
[Закрыть], что скажешь Батыйка – так и будет. Родной отец, скажешь, башка долой – родной отец будет башка долой.
Фрунзе. Нет-нет, товарищ Батый, пусть ваш отец живет сто лет. Эти люди – мои друзья.
Батый молча кланяется, прижав правую руку к сердцу.
Человек в черкеске. Слушай, Батый Иванович, сколько людей возьмем?
Батый(Фрунзе). Много надо. Крепкий человек надо, умный человек надо. Один Никита Ларионович за двадцать человек пойдет.
Человек в черкеске. Понял я тебя. (Фрунзе). Товарищей ученых тоже вооружить не мешает?
Академик. Я лично, например, еще стреляю. По-моему, мои коллеги тоже.
Человек в черкеске. А ну, попробуйте с нагана… (Вынимает пистолет и передает академику.)
Тот неуверенно принимает оружие.
Батый(покосился и махнул рукой). Не надо это дело. Я буду воевать. Он пускай свое дело знает. Зачем зря человека беспокоить?
Фрунзе(доволен). Превосходно, Батый, правильно. (Академикам.) Вас будут сопровождать надежные и мужественные люди, но вы подумайте. Такое путешествие заманчиво, необычайно, однако в другом возрасте.
Академики молча переглянулись.
Академик. Нет, мы отправимся немедленно. Мы не орхидеи. Гибнут тысячи людей. Притом мы, как подземные ученые, хотим работать для своей земли.
Фрунзе. Никита Ларионович, понятно? Вы будете начальником отряда Российской Академии наук. Батый ведет ученых в Киргизстан. А нам говорят – мы не победим. Конечно, победим.
Батый, человек в черкеске и академики уходят.
(Прощается со всеми; адъютанту.) Еду по частям. Здесь останется Ипполит Антонович.
Адъютант. Есть рапорт Дронова.
Фрунзе. Хорошо, в дороге почитаю… (Берет бумагу.) Что тут? Чапаев?.. Что Чапаев?.. Хорошо, потом.
Адъютант. Я имею важнейшее сообщение, касающееся начальника штаба.
Фрунзе. Оно безотлагательно, это сообщение?
Адъютант. Безотлагательно – очень кратко. Позвольте доложить? Стрешневу сейчас секретным образом передано письмо от генерала Селезнева.
Фрунзе(нахмурился). Кто вам это сказал?
Адъютант. Я знаю это точно. В случае надобности могу дать все подробности.
Фрунзе. Не надо мне подробностей. Беда. От вешателя, от черносотенца… Позвольте, Стрешнев состоит с ним в переписке?
Адъютант. Возможно…
Фрунзе. Тогда ни на минуту не могу оставить на него штаб. Коль скоро существует тень недоверия – нельзя, ничего нельзя. Давно получено это письмо?
Адъютант. Сейчас… почти сию минуту.
Фрунзе. Мне надо коротко подумать. Минут через пять вызовите Стрешнева.
Адъютант уходит.
Фрунзе. А что тут делать, что тут говорить? Изменников справедливо уничтожают. Вот если выдан план контрудара, тогда беда. Один отпетый негодяй может повлиять на судьбу народа. Нет, это немыслимо. Видали мы удары. Переносили дикие предательства и тем сильнее, тем воинственнее становились. Пусть весь штаб окажется негодным, пусть один останусь, все равно не отступлю от принятых решений. И мы ударим не по плану, сегодня же начнет Чапаев первый свой набег. И это лучше и еще стремительнее. Снаряды есть. До вечера я сам успею побывать во всех полках. Ивановцев пущу вперед, не выдадут мои ивановцы. Так поступали великие полководцы, а мне сам бог велел. Но все-таки кто же Стрешнев? Неужели я перестал видеть людей? Слепну, что ли?
Входит Стрешнев. В руках бумаги. Он взволнован.
Стрешнев. Я к вам без спроса. Два чрезвычайных дела. Не знаю, с какого начать. Позвольте с первого.
Фрунзе. Но я не знаю, какое у вас первое и какое второе.
Стрешнев. Они хотят меня запугать угрозами, купить посулами. Мне эстафета… вот она… читайте.
Фрунзе. Судя по вашему настроению, эстафета необычная.
Стрешнев. Прескверная, оскорбительная, недостойная. Мне пишет Селезнев, их генерал, от имени своего верховного правителя. Мне они даруют жизнь в обмен на шпионство. Прочтите, если интересно.
Фрунзе. Нет, Ипполит Антонович, неинтересно.
Стрешнев. Но если у вас останется хоть тень сомнения, тогда увольте, ведите следствие. Я не по найму пошел работать с вами. Не продаюсь. И не в оправдание я принес это послание – по долгу воинской чести, от коей никогда не отступлю.
Фрунзе. Прекрасно, товарищ Стрешнев. На кого же вы сердитесь?
Стрешнев. А вы на моем месте не сердились бы?
Фрунзе. Я?.. Я, как говорит Чапаев, плюнул бы и забыл.
Стрешнев. За истинное доверие не знаю как благодарить! Доверие – не дар. А на войне доверие – тяжелая ответственность.
Фрунзе. Но в чем у вас второе дело?
Стрешнев. Три дня до нашего общего наступления, до первого контрудара, а у нас берут Чапаевскую дивизию на поддержку соседней армии. Весь наш план сводится на нет. Мы проиграем, покатимся назад.
Фрунзе. Постойте. Сон в руку, если он даже приснился наяву. Приказ получен нами не за три дня до наступления, а за несколько часов. Так и отвечайте – за несколько часов.
Стрешнев. Не понимаю.
Фрунзе. Сегодня начинаются генеральные бои. Теперь Чапаева с позиции снимать поздно, нельзя. Но он придет на помощь нашему соседу через тылы врага, на его плечах, по его трупам. Вы остаетесь в штабе, я еду на позицию. До вечера, до ночи. (Уходит.)
Входит адъютант.
Стрешнев(адъютанту). Возьмите вот этот пакет. Делайте с ним что угодно. Командующий знает. Но это что – пустое! Я всегда говорил, что наша Русь – держава военная, и военные полководцы у нас будут рождаться на полях великих битв.
