Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 2"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Адъютант(берет письмо, просматривает). Ловок генерал, размашист и самоуверен.
Стрешнев. Дурак, а, между прочим, был неглупым человеком.
Адъютант. Ипполит Антонович, почему бы вам ему не ответить?
Стрешнев. Старо.
Адъютант. Отнюдь. Завладеть одним болваном генералом – это же великолепно. Война.
Стрешнев. Но все-таки это как-то… неблагородно.
Адъютант. А сам-то он, генерал, благороден? Повесить вас грозится, как я вижу. Зовите вы его на рандеву. Напишите ему письмо, а дальше с я все сам оборудую. Ей-богу, я поймаю генерала.
Стрешнев. Подумаю.
Адъютант. Нет, вы сейчас решите.
Стрешнев. Ей-богу, это озорство.
Адъютант. Да вам-то что, жалко Селезнева?
Стрешнев. Подумаю… сейчас мне некогда. Наверно, все актеры интриганы. Впрочем, напишите мне проект ответного письма.
Адъютант. Поймаю генерала, отличусь… Дадут награду. Вот вам и актер… Герой-любовник!
Занавес
Действие третье
Картина первая
Поля войны. Брошенное, подбитое орудие уткнулось дулом в землю. У орудия под колесом сидит мертвец. Валяются ящики, шинели, веревки, снаряды. Три березки в цвету. Глухие, темные заросли. В глубине виден мост через ручей. Вечереет. Входит Настя.
Настя(осматриваясь). Дяденька, ты кто? Спишь ты или мертвый? Господи, сколько мертвецов на земле, и никто их не хоронит. Хоть бы ямы рыли, курганы делали. (Села, подперла голову руками.) Ох как горит земля, ох какая она дымная. Царство тебе небесное, дяденька, успокоился ты, настрадался, как я, безумная. Я теперь уже не боюсь ничего, пускай себе спит мертвый человек. Матушка моя тоже спит, я ведь ее сама зарыла и кольцо сняла ее обручальное. (Посмотрела на кольцо, улыбнулась, запела).
«Хороша я, пригожа,
Да плохо одета…».
(Встала, бредет, увидела веревку, подняла, продолжает песню.)
«Никто замуж не берет
Девицу за это».
И совсем не на тот голос эта песня, и к чему пою – сама не знаю. Нету больше мне никакой возможности, нету пути мне. Нету! (Спокойно.) А батюшка мой не спит. Его ведь удавили, да так на обрывке в речку и уволокли. (Бросилась на землю, зарыдала). Милые вы мои, родненькие, примите меня к себе. Нету пути мне, вся земля горит, мертвецы кругом. (Подняла голову к небу.) Благословите вы меня. (Быстро, суетливо, воровато озираясь, распутывает веревку, делает петлю, затягивает зубами, бежит к дереву, набрасывает веревку на сук, завязывает. Встает на колени и молится без слов. Вдруг кричит.) Что ты делаешь, окаянная! (Тихо, упрямо.) Вот так и делаю. Вот так и делаю. Вот так сама и сделаю все. (Оглянувшись, вздрогнула, вскочила, убежала).
Входит генерал Селезнев. С ним – поручик и капитан в черной форме с изображением черепа на рукавах.
Селезнев. Мост и три березки – точно, но почему петля? (Бросил взгляд на мертвеца). Чей? Наш? Нет, красный. Уберите, господа, накройте, что ли. Неприятно… Но почему петля? Кого-то вешали и не успели… Снимите, пожалуйста.
Поручик снимает веревку.
Не нравится мне это место. Мы слишком торопились, прибыли на две минуты раньше. И, кажется, попали в западню… Не верю я Стрешневу… Назад, господа! По коням!
Селезнев, поручик и капитан исчезают. Через некоторое время появляются Соловей, Ласточкин и Узоров.
Соловей(садясь). Ползете, как ужи… я говорил, скорее надо было.
Ласточкин. Как ни ползи, все ведь ползешь, а не бежишь.
Соловей. «Ползешь», «ползешь»… С вами лягушек ловить, а не генералов.
Входит адъютант.
Адъютант. А мне-то говорили – разведчики, герои… Ведь я же видел его в бинокль.
Соловей. Я следил по вашему секундомеру: генерал пришел на две минуты раньше срока.
Адъютант. Я ж говорил вам… ах! (Махнул рукой.) Давайте часы… какую операцию провалили! Оставайтесь здесь в засаде. Они обязательно станут тут петлять. Хоть офицера мне достаньте. (Уходит.)
Соловей (указывая на мертвеца). Отнесите этого соседа. Чего он тут сидит?
Узоров. Эх, дядя, вечная тебе память. Не обижайся, все там будем.
Соловей. Я займу место для наблюдения, а вы тут сидите. Свистну – вскакивайте. (Уходит.)
Узоров. Гриша, ты что делать хочешь?
Ласточкин. Письмо писать буду.
Узоров. Вот писатель – беда. Мы с тобой за линией фронта, под носом у белых, а он – письмо.
Ласточкин. Оставь меня, Митя, пока роздых есть – пропишу жене.
«Эх, жена, жена-красавица,
Миловидная моя,
Миловидная моя,
Подколодная змея».
Узоров. И не ври. Любишь.
Ласточкин. Если сам врезался, других в свою компанию не тяни. Я человек семейный. Любят девок, а с женами живут. Мечтай про Настасьины глаза и молчи. (Пишет, как прежде, под собственную диктовку.) «Дорогая супруга моя Анна Ивановна, стремлюсь поскорее прописать вам, что мы, ивановцы, вчера находились в большом бою. Прошу вас не страшиться по этому случаю, я жив-здоров, сыт, одет, обут. Бой шел десять с половиной часов, то есть с утра до темной ночи. Мы шесть раз бегали в атаку и пять раз катились кубарем с горы, зато в шестой раз свое взяли. Теперь нам стало известно, что мы совершили громадное дело и получили благодарность. Мы очень рады за свой полк, за свою Ивановскую губер…». Митя, как писать – губерню или губернию?
Узоров. Губернию.
Ласточкин(продолжая писать), «…за свою Ивановскую губернию. Узоров Митрий, который за Талкой живет, здесь жениться собрался на самой пустяковой девке, и отговорить его невозможно».
Узоров(быстро). Григорий.
Ласточкин(так же). Я.
Узоров. Шорох?
Ласточкин. Шорох.
Узоров. Ползут?
Ласточкин. Ползут.
Узоров. Мимо?
Ласточкин. Сиди. Мимо. Я это умею. Кинусь и паду на него… Крикну – тогда помогай. (Исчезает в кустарнике).
Мертвая пауза. Затем неясный шум, говор. Входят Ласточкин и Настя.
Настя. Кто вы такие?
Ласточкин. Не кричи. Сядь, косы заплети. Умойся!
Узоров. Настасья!
Ласточкин. Тише, страдатель!
Настя(опустилась на землю, закрыла лицо руками, рыдает). Хата сгорела… сети, баркас… двор… Матушку с батюшкой казнили… Одна я, безумная, нищая, голая.
Узоров. Настенька, тут голосить нельзя. Тут война.
Настя(Узорову). Ты ли?
Узоров. А то кто же?
Настя. Не гоните меня, а то мне – топиться.
Узоров. Меня искала?
Настя. Ох, нет, ох, не до того мне теперь.
Узоров(Ласточкину). Что же нам с ней делать?
Ласточкин. Дай ей хлеба. Мясо там осталось. Посоли. А ты, девица, приберись. Что это? Насмехались, что ли, над тобой?
Настя. Нет, меня дома не было. (Уходит в заросли.)
Ласточкин. Дурак, у нее родителей казнили, а ты с любовью лезешь.
Узоров. Что ж с ней теперь делать?
Ласточкин. В полку оставим, санитаркой. Она бойкая.
Настя возвращается. Голова повязана платком, одежда приведена в порядок.
Настя(уже без слез). Увиделись, да не так.
Узоров. Поешь, милая.
Настя(взяла хлеб). Нет, не хочу.
Слышен короткий свист. Ласточкин и Узоров бесшумно исчезают в кустах.
Настя. На всем свете война. Теперь мне что? Где куст, там и дом.
Вблизи выстрелы, крики.
(Ничего не слыша). Ах, какая я потерянная стала! Совсем обозналась. Он тут сидел, ласковый, городской. Он ли? Грезится мне что-то. Хлеба дали. Господи, за что ты посылаешь нам такие мучения! (Увидела веревку. Подняла и резко отбросила в сторону.) Страшно как… Куда же они делись?
Ласточкин, Узоров и Соловей вводят обезоруженных поручика и капитана, сопровождавших Селезнева.
Соловей. Теперь, господа офицеры, и потолковать можно. Курить дать? Папироски не наши – ваши. Не жалко.
Капитан. Поручик, приказываю у этой сволочи ничего не брать и не разговаривать.
Вдруг с земли вскакивает Настя.
Настя(Соловью). Дядь, отдай мне этих, подпусти к ним.
Ласточкин отстраняет Настю.
Они ведь жгут нас, дядя… за что же их прощать? Убивайте их на глазах, жгите их… пустите меня к ним.
Соловей. А то, может, пустить?
Поручик. Это что же – бабий самосуд?! Соловей. Месть это народная… горькая, правая…
Входят Фрунзе, Стрешнев и адъютант. Узоров вытягивается.
Фрунзе. Разведчики Ивановского полка?
Узоров. Так точно.
Фрунзе. Вы офицеров сейчас взяли?
Узоров. Мы.
Фрунзе. А девица что же тут делает? Здесь ведь опасно.
Узоров. Она ничего… она – так.
Настя. И не так, а надо правду говорить. У меня белые дом спалили, баркас, сети… родителей казнили… Вот я ходила как потерянная по степи да на своих набрела. Я теперь с ними буду ходить, а то мне – один конец.
Узоров. Разрешите, пожалуйста, в полк зачислить. Она очень смелая.
Фрунзе(Насте). Вы рук не опускайте. Такое горе может и до безумия довести, а вы не поддавайтесь. Идите к ивановским, они – дружные люди, в обиду не дадут, я их давно знаю.
Настя. Я уж и сама их признала.
Фрунзе. Вот видите. (Стрешневу.) Вы, Ипполит Антонович, тоже моих ивановцев теперь признали. (Насте). Они за вас отомстят, все спросят. (Узорову.) Конной разведке полка передайте мой поклон.
Адъютант. Жаль, товарищ командующий, что эти разведчики одну операцию сейчас провалили.
Фрунзе. Какую операцию?
Адъютант. Была возможность пленить корпусного генерала Селезнева.
Стрешнев. Мы решили ответить на его письмо. Он недавно был здесь.
Фрунзе(нахмурился). Зачем это? Не надо. Наш контрудар основан на военной хитрости, внезапности, дерзости, но не на вероломстве. Зачем мне этот генерал? Не надо. Нет. Мы разобьем их в прямых боях. За нас – окровавленная родина, сожженные селения, месть оскорбленной, потрясенной, поруганной души. (Узорову.) Передайте мой привет ивановцам.
Фрунзе уходит, за ним – Стрешнев и адъютант.
Узоров. Ох, Настя, перепугался же я.
Настя. Чему же?
Узоров. Шутишь. Это ведь был сам Михаил Васильевич.
Настя. Какой вежливый, обходительный… как ты. И говорит: рук не опускайте. Я теперь рук не опущу, любимый. Научи ты меня воевать…
Картина вторая
В хате с глинобитными стенами. Стол, лавки, божница. У стола Фурманов. Чапаев ходит по комнате. У дверей дремлет его вестовой Петька.
Фурманов. Не сходи с ума, Василий Иванович! Твоей энергией можно двигать горы, а ты вдруг затосковал, обиделся, расстроился.
Чапаев. Пускай дроновы вам горы двигают! Пускай Дронов переходит реку Белую и сам берет Уфу. Чапаев – анархист, бандит, убийца! Почему же меня не вешаете, не расстреливаете? Что за издевательство? Сначала ты, Чапаев, разработай весь оперативный план да еще доложи на Военном совете, а потом мы тебя к ногтю. Конечно, когда Уфу возьмем, на черта нужен Чапаев!
Фурманов. Кровь в голову ударит, и он не помнит, что говорит. Тебя считают выдающимся талантом. Не дальше как вчера нам Фрунзе говорил – ты послушай это глубокое слово… Он сказал, что если бы Чапаев явился в науке, то стал бы Менделеевым[137]137
Менделеев Д. И. (1834–1907) – великий русский ученый-химик, создатель периодической системы химических элементов.
[Закрыть], не меньше.
Чапаев. А кто такой этот Менделеев?
Фурманов. Великий ученый. Его знает весь грамотный мир.
Чапаев. Значит, не весь мир, если я не слыхал.
Фурманов. Ты о многом не слыхал, Василий Иванович.
Чапаев. Брось, товарищ Фурманов, крутить мне голову. Ты думаешь, я не понимаю твоих штук? Умеешь ты ровнять бугры, да тут не выйдет. Раз я бандит, то пускай и буду бандитом. Вот тебе мой рапорт. Я кончил службу.
Фурманов. Не возьму рапорта.
Чапаев. Не имеешь права.
Фурманов. Имею право плюнуть на твой рапорт.
Чапаев. Ты на мой рапорт плюешь?!
Фурманов. Да.
Чапаев. Так ты друг… одна наличка!
Фурманов. Порви бумагу!
Чапаев. Ни за что!
Фурманов. Я тебе говорю – порви!
Чапаев. Ты что кричишь, ты мне приказываешь?
Фурманов. Порви, пока не поздно.
Чапаев. Ты что, мне угрожаешь?
Фурманов(взял рапорт, не читая, разорвал). Когда опомнишься, спасибо скажешь.
Чапаев(хватается за револьвер). Скажу спасибо.
Фурманов(делает то же). А я отвечу.
Стоят друг против друга.
Чапаев. Арканишь?.. Ну, аркань.
Фурманов. Вот бы Михаил Васильевич в окно глянул… как мы задушевно время проводим.
Проснулся Петька, громко зевнул.
Чапаев(покосился на окно). Чего зеваешь, дурак?
Звонит телефон.
Телефон слушай.
Петька(берет телефон). Старший вестовой Чапаева слушает. (Вскакивает, оторопело.) Доложу… Слушаюсь. Сей секунд докладываю. (Кладет трубку и растерянно смотрит на Чапаева).
Чапаев. Обомлел… говори, кукла драповая. Петька. Товарищ командующий сейчас будет тут.
Фурманов(спокойно, точно ничего не случилось). Василий Иванович, тебе много работы осталось? Успеешь?
Чапаев(ворчливо). Не бойся. (Сел за стол. Принялся за работу. Пишет. Что-то передает Фурманову. Вдруг вспомнил.) Менделеев…
Фурманов. Что?
Чапаев. Мне интересно, в котором часу у нас теперь солнце всходит?
Фурманов. Часа в четыре с… половиной.
Чапаев. Так не годится. Петька, достань мне численник.
Петька. Как, у кого, товарищ комдив?
Чапаев. Сообрази.
Петька. Василий Иванович…
Чапаев. Тебе сказано, принеси численник.
Петька. Бегу. (Исчезает.)
Фурманов. Не знаю, как он календарь добудет. Село разбитое. Ночь.
Чапаев. А я пойду и достану.
Фурманов. Не все же могут быть Чапаевыми.
Чапаев. Все! Брешут – не хотят!
Оба работают.
Скажи, почему Фрунзе первым посылает на переправу Ивановский полк? Эти ткачи-пролетарии даже меня в изумление привели. Народишко так себе, щуплый, а в бою – скифы.
Фурманов. Откуда ты скифов выкопал?
Чапаев. Думаете, Чапаев ничего не читает? «Скифы» есть сочинение в стихах. Личный подарок от одного бойца. Я спрашиваю, почему Фрунзе ивановцев первыми бросает на тот берег? Мне и то жалко, а ему нет.
Фурманов(продолжая работать). Война всегда трагедия. Я сам видел, как ты поцеловал одного убитого и заплакал. Для тебя Фрунзе – командующий, для ивановцев – Арсений… юноша, студент, революционный вожак, незабываемый человек. Это его личный полк. Гвардия, если хочешь. Он с ними будет сам.
Чапаев. На переправе?
Фурманов. Да.
Чапаев. В атаке?
Фурманов. Да.
Чапаев. Не допустим. Не будет этого.
Фурманов. Не знаю.
Чапаев. Грудью стану впереди него, собой закрою.
Появляется Петька.
Петька(с порога, в азарте). Есть численник.
Чапаев. У кого достал?
Петька. У попа.
Чапаев. А поп где?
Петька. С белыми.
Чапаев. А кто тебе численник дал?
Петька. Я сам взял.
Чапаев. Где?
Петька. У попа со стены.
Чапаев(Фурманову). А ты говоришь – не могут. Могут. Молодец, Петька!
Петька. Служим трудовому народу.
Входит Дронов.
Дронов. Доброго здоровья, начальники. Что у вас за шум?
Чапаев. Да вот Петька уверяет, что мы служим трудовому народу. Как ты думаешь, правду он говорит?
Дронов. Ты, Василий Иванович, знаешь, я ехидных вопросов не люблю. Я прямой.
Чапаев. Через лоб стегаешь?
Дронов. Как придется.
Чапаев. Что же ты меня по имени-отчеству величаешь? С бандитами такие разговоры не бывают.
Дронов. Вон ты куда!
Чапаев. А ты думал, мимо?
Дронов. Я по совести поступаю.
Чапаев. Врешь.
Дронов. Конечно, ты у нас одна звезда в небе.
Чапаев. Глаза выела тебе чапаевская звезда.
Фурманов. Плохо говорите.
Дронов. Скажите лучше, товарищ Фурманов.
Фурманов. Я и скажу.
Дронов. А чего беспокоиться, придет времечко, и все делишки эти распутаются сами по себе.
Чапаев. Нет, прости. Нам завтра Уфу брать. Я с пятном в бой не пойду. Судить хочешь меня, суди сейчас…
Входят Фрунзе, Стрешнев, адъютант и еще несколько командиров чапаевских частей.
Фрунзе. Кого судить?
Чапаев. Меня.
Фрунзе. За что?
Чапаев. Комбриг Дронов говорит, что меня давно судить надо.
Фрунзе. Комбриг Дронов… (Усаживается.) Садитесь, товарищи. Ко мне поступил рапорт товарища Дронова. Где товарищ Фурманов?
Фурманов. Я здесь.
Фрунзе(вынимает из портфеля бумагу). Прочтите.
Фурманов. Этот рапорт известен.
Дронов. Фурманов своего командира не выдаст.
Фрунзе(сдерживая гнев). Знаете ли вы Дмитрия Фурманова, потрудились ли подумать, почему он назначен к Чапаеву? (Фурманову.) Почему вы сами не доложили мне об этом самоуправстве?.. Убийстве, как уверяет комбриг Дронов?
Фурманов. Мы находились в боях, товарищ командующий.
Фрунзе. Но можно было написать.
Фурманов. Я хотел лично доложить.
Фрунзе. Доложите сейчас.
Фурманов. Был прорыв, известный вам убийственный прорыв врага. Нас рвали на части и били, казалось, без конца. Мы отступали, мы бежали. Вы помните. И в это время один из младших командиров товарища Дронова покинул поле боя и очутился в расположении Ивановского полка. Наверно, в панике он проскочил верст двадцать. Страх надо оправдать, трусость всегда шумит, возводит себя в ореол мучений, ищет опоры, пугает всех. На войне за это судят. И Чапаев хотел арестовать дезертира, бежавшего с поля боя. Но трус в бою, как всякий трус, оказался наглым дома, среди своих. Надеясь на защиту комбрига Дронова, он обнажил клинок, хотел уйти. Тогда товарищ Чапаев и пристрелил его. Я сделал бы то же самое.
Фрунзе(адъютанту). Я поручил вам собрать все данные. И что же?
Адъютант. Факты не расходятся со словами товарища Фурманова, но рапорт товарища Дронова расходится с фактами.
Фрунзе (не глядя на Дронова, хотя тот и встал). Если комбриг Дронов не понимает действий Чапаева, то какой же он военачальник? А если понимает и пишет лживые доносы, то как можно терпеть таких господ в армии? Я думаю, что Дронову не место в боевой среде. Ему придется оставить заседание Военного совета и нынче же передать бригаду другому командиру. Чапаев даст такого командира.
Дронов уходит.
Через три с половиной часа мы будем форсировать реку Белую. Никто не должен скрывать от себя немыслимых трудностей этой операции. На нас обрушатся громадные силы! На нас бросятся лучшие, отборные, кадровые части врага. Нам предстоят тяжелые жертвы. И все же мы победим! У нас нет выбора. Здесь решается наше будущее, и здесь завершается наша борьба. Рабство и свобода стоят по берегам этой реки. Республика и страдающий народ ждет. Здесь мы должны нанести смертельную рану врагу. И мы ее нанесем! Приказы отданы, ряды придвинуты. Враг еще ничего не подозревает. Но все командиры должны видеть полную картину военной операции. Товарищ Чапаев, доложите план переправы через Белую, план операции по взятию Уфы.
Чапаев. Слушаюсь. Все должны ясно сознавать, что мы переправляемся на честном слове… (Посмотрел на Фрунзе).
Фрунзе(кивнул, тихо). Да.
Чапаев. И под огнем в какой хотите горячности головы не терять, а беречь каждый плотик. Самое тяжелое дело – переправить артиллерию, потому что паромы у нас из старых заборов. Но смотрите, я сам делал репетицию и вчера ночью свозил туда и обратно целую батарею. Я смог, и вы сможете. Как – покажу. Артиллерия пойдет после восхода солнца, в пять часов двадцать семь минут по астрономии, товарищи командиры. Опять же на пехоту не уповайте. Если вы, сукины де… (остановился) если вы, милые друзья, опоздаете, то нашу пехоту потопят в реке и Белая станет красной от нашей крови. Знайте это! Мы охватим Уфу с трех сторон. Кольцо, по-моему, мы сделать никак не можем. (Посмотрел на Фрунзе, и тот опять утвердительно кивнул.) И если тебе покажется, что ты где-то сидишь и ничего не делаешь, – сиди, придет тебе работа. Как часы ключа слушаются, так и ты приказа. На ту сторону по приказу командующего под покровом ночи первым переправится двадцать второй Иваново-Вознесенский полк наших ткачей. Слышите, ткачи?
Чапаевский командир. Слышим.
Затемнение
На сцене то же заседание. Чапаев садится на свое место. Видимо, утомлен.
Фрунзе(Стрешневу). Может быть, добавите?
Стрешнев. Как военный специалист я ничего не могу добавить.
Фрунзе. Все сделано, все до конца. Завтра встретимся на той стороне. Да. На той стороне. До завтра, товарищи!
Стрешнев, Фрунзе и адъютант уходят.
Чапаев. Все ясно, товарищи командиры? Сегодня Уфа должна быть советской! За невыполнение личного приказа командующего отвечаете головой.
Картина третья
Поле боя под Уфой, за рекой Белой. Выстрелов не слышно, только свистят пули да воют снаряды, рвущиеся где-то далеко. Узоров, Ласточкин и Соловей сидят в укрытии.
Соловей. Люди воюют, наступают, а мы – сидим.
Ласточкин. Мы первыми на берег вступили, первыми в разведку шли.
Соловей. Все равно скажут – в тылу прохлаждались.
Узоров. Ох и тыл! Пули как горох из мешка сыпаются, а ему тыл!
Соловей высунулся из укрытия.
Сядь, оглобля. Убьют напрасно. Приказано ждать – жди.
Соловей. Я гляжу – что наши? Остановились? Не нравятся мне эти остановки.
Узоров. Зачем силу класть напрасно? Ведь еще ни разу Колчак так не бил.
Соловей. А ты имей в виду и наперед знай – когда деваться некуда, когда конец подходит, тут бывают немыслимые бои. Пан или пропал. Мы, старые солдаты, это видели. (Опять поднялся.) Раненые ползут. Не люблю я этих раненых. Только панику делают. А наши все на том же месте. Один срам. Кто-то тут подползает…
Выползает контуженный.
(Презрительно.) Раненый, что ли?
Контуженный. Сказали – контуженный я.
Соловей. «Сказали» – а сам не знаешь?
Контуженный. Не знаю.
Соловей. Ну, значит, правда – контуженный. Что-нибудь помнишь?
Контуженный. Помню.
Соловей. На передовой линии был?
Контуженный. Был.
Соловей. Что там?
Контуженный. Плохо.
Соловей. Плохо. Тут тебе не ресторан, а война. На войне и убить могут.
Контуженный. Огонь у них крепче нашего. Сил больше, говорю я… прут.
Соловей. Это другая песня. Но ты, контуженный, ползи дальше да помалкивай про огонь. Панику не делай. Ничего не знаю, мол, ничего не помню. Понимаешь меня?
Контуженный. Понимаю.
Соловей. Курить способен?
Контуженный. Способен.
Соловей. На. (Дает папиросу.) Она с огнем. Ползи болей, выходишься.
Контуженный уползает.
Узоров(поднявшись). Наши-то ивановцы отступают, отходят.
Соловей(встал во весь рост). Эх, жалость какая… ведь на полях бойцами стали! Куда ж им отходить? В омут головой, рыбе на потраву? Катится полк. Дрогнул народ. Не вынес. Ребята, что же делать? Ждать? Может, забыли про нас?
Ласточкин. А ты думаешь, мы втроем остановим?
Узоров. Они не бегут, они отступают.
Соловей. Конец один.
Узоров. Не Уфа нам будет, а уха.
Соловей. Митька, за панику пришибу.
Узоров. Ты посмотри, что творится. Сюда идут Чапаев, Фрунзе!
Все смотрят, ждут. Входят Фрунзе и Чапаев. В это время ползком, отбегая и ложась, появляются отступающие бойцы.
Чапаев. Товарищ командующий, право… не место вам здесь… Как хотите, а не место. Просим вас, уйдите на командный пункт.
Фрунзе молчит, смотрит вперед.
Узоров. Смотрите – Фрунзе.
Соловей. Теперь не останусь тут, хоть потом в трибунал.
Ласточкин. Опять с нами Михаил Васильевич. Я в Иваново про это напишу.
Узоров. Погоди ты с письмами.
Бойцы(тихо). Михаил Васильевич здесь!
– Фрунзе ивановцев поведет!
Чапаев. Товарищ командующий, не место вам здесь! Нельзя. Умоляю вас – уйдите.
Фрунзе(спокойно, медленно). Я знаю, Василий Иванович, но сегодня так нужно. (Как Багратион под Аустерлицем[138]138
Как Багратион под Аустерлицем… – Багратион П. И. (1765–1812) – выдающийся русский полководец, показавший себя талантливым командиром во время русско-австро-французской войны 1805 года; участвовал в сражении под Аустерлицем, явившемся одной из крупнейших побед Наполеона I.
[Закрыть], крепко обеими руками нахлобучил фуражку, сбросил с плеч шинель, выхватил у первого бойца винтовку, взял ее наперевес.) Ивановцы… за мной вперед… в атаку!
По цепи прокатилась команда: «В атаку!»
Чапаев(Узорову). Не отходи от него. Береги его.
Узоров. Знаю, знаю.
Фрунзе с бойцами уходит вперед. Появляются и уходят новые бойцы. Входят Корчагин и боец. Корчагин ранен.
Корчагин (бойцу). Ты туда иди… ты наступай. Я – жив.
Боец уходит.
Мама, когда меня сбили, я уже не видел ее… Как – кого? Саню. Да разве вы не знакомы? Как странно… Когда меня сбили, ткачи тоже пошли назад. Ты и с ткачами незнакома? Ткачи! Они выткали небо штыками… Синий свет вокруг… светло сегодня очень. Вот и Фрунзе пригибается, бежит… светло сегодня очень. Саня, скажите вы ему, пожалуйста, что я студент, политехник… (Очнувшись.) Видно, туго мне. Как будто засыпаю. (Умолк.)
Далекий бой. Тишина. Появляется Саня, потом Настя.
Настя. Сестра! Весной мы с тобой повстречались… У нас на дворе.
Саня. Настя! (Бросилась на шею.) Ты здесь! Я тоже пришла! Как хорошо.
Настя. Родителей казнили, дом сожгли… вот и пришла.
Саня. Сожгли… казнили… за что?
Настя. Спроси у них.
Саня. О нет! Теперь нечего спрашивать… Ты слышишь, кто-то стонет?
Настя(оглядываясь). Вот он… видно, раненый. Один как есть и жив еще. Ну, ты сестра, иди к нему, а я вперед побегу за нашими. Там ведь и мои знакомые. Ты разве не узнала? Это он… студентик… Увидимся. (Уходит.)
Саня. Корчагин!
Корчагин. Помогите мне привстать, только глянуть, где наши.
Саня. Далеко впереди, Корчагин.
Корчагин. Опять как сон. Вы… вы – Саня, точно?
Саня. Саня, точно. Куда вас ранило?
Корчагин. Бок, а может быть, и грудь… Но я дышу и ясно вижу вас. Дайте вашу руку.
Саня. Потом, потом. (Целует.) Милый мой! Сейчас мы остановим кровь.
Корчагин. Я вас сегодня ясно видел в поле. Но думал – мираж. Потом вы, правда, явились в небе… это уж когда меня сбили. Как тихо. Значит, колчаковцы смяты?
Саня. Да…
Корчагин. Вы Фрунзе видели?
Саня. Его видели все.
Корчагин. Непонятный и удивительный человек… Здесь никто не мог победить… Здесь была наша верная гибель. А он… Двух людей я, как ребенок, обожаю: вас и этого непонятного человека. Мне хочется всегда быть при нем… но вы! Ах, тут иное. Я тосковал все дни… искал вас…
Саня. Милый… успокойтесь.
Появляется Фрунзе. Он пошатывается. В руках две винтовки. Поодаль следует Узоров. Фрунзе положил винтовки на землю, снял фуражку, утер лицо платком, увидел Саню.
Фрунзе. Водички не найдется? Впрочем, вон на человеке фляга, сам возьму. (Снимает с убитого флягу, всматривается в лицо.) Ивановцы… родные вы мои! (В сторону.) Что? Почему вернулись?
Входит Чапаев.
Чапаев. Ищем вас. Подумали недоброе.
Фрунзе. Дайте напиться. Здесь пока будет мой командный…
Чапаев. Вы падали… снаряд… я сам видел. (Подает флягу.)
Фрунзе. Падал, да не упал. Я, милый мой, винтовку у белого отнял. С трофеем пришел! Да-с… японская винтовка. (Берет бинокль, смотрит.)
Чапаев. Скажите пожалуйста, что за напасть! Опять Корчагина ранило. Вот не везет студенту. Ты жив, Корчагин?
Корчагин. Жив и счастлив… очень.
Чапаев. А что? Конечно, счастлив! Нам повезло. Как мы победили, сам еще не знаю.
Фрунзе. А я знаю. Мы моложе Колчака по крайней мере лет на двести!
Чапаев(смекая). Странно говорите!
Фрунзе. А вообще-то нам с вами без году неделя.
Чапаев. Загадки это… непонятно.
Фрунзе. Нет, друг мой, не загадки. Вы и я, грешный, вот сейчас здесь, на поле, и делаемся полководцами… да какими! Знаменитыми, черт побери! Поэтому берите адъютантов и вперед! Пришлите Фурманова, он там. Звоните, доложите обстановку.
Чапаев. Петро, где ты?
Появляется Петька.
Чапаев. Коней давай! Зови телефонистов, адъютантов. Пусть за нами скачут. До встречи. Корчагин, живи! (Фрунзе). Вы говорите – знаменитыми? А ведь может быть! Чапаев?.. Вроде бы звучит. Поехали, Петро! (Уходит.)
Фрунзе(Сане). Ему плохо?
Саня. И да и нет.
Корчагин. Нет, нет… Но трудно говорить. Тут драка, кровь, а у меня светло.
Фрунзе. А вы не бойтесь света. Ведь драка, кровь – все это поневоле. Любите светлое, гордитесь им. Мы с вами – люди света.
Занавес