Текст книги "Первый генералиссимус России (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Все перестали глазеть по сторонам и на лепнину потолочных сводов, чутко внемля голосу дьяка. Не дай бог, что-либо пропустить – Петр Алексеевич враз память дубиной освежит, мозги на место поставит. Тут уж ни родовитость не поможет, ни прежние заслуги.

«…А к генерал-майору Карлусу Андреевичу Регимонту солдат вести Симеону Желябужинскому, Федору Потемкину, Ивану Нащекину, Ивану Бегичеву, Федору Арсеньеву да Осипу Тухачевскому.

А к генералу…»

Когда дьяк окончил читать государев рескрипт, то все московские служивые люди знали, кто к какому полку приписан и у кого из генералов под началом состоит.

«Разумно, разумно, – с внутренним удовлетворением отметил Шеин данный царский указ. – К началу похода полки должны быть полностью сформированы и хоть малость, но обучены. А это уже на мне и остальных господах генералах да полковниках».

13 января 1696 года по Рождеству Христову последовало новое распоряжение Петра Алексеевича о наборе служивых людей в полки для похода под Азов. И было читано оно на Болотной площади. Согласно этому рескрипту «всех чинов» холопы бояр при желании могли безбоязненно идти в Преображенское и вступать солдатами в полки. Боярам же под угрозой наказания – лишения вотчин и всего имущества – запрещалось препятствовать отходу холопов в солдаты.

Едва утихли «волнения» с холопьим набором, прозванным «обросимовским», как Москва вновь всколыхнулась: все частные кузнецы обязывались под страхом наказания предоставить казне железные предметы: скобы, болты, гвозди, шкворни, клинья и всевозможные строительные инструменты. И все без оплаты. «Плата же после взятия Азова, – говорилось в рескрипте. – А потому, православные, молитесь, чтобы Азов был взят».

«Азов из камня, а железо ест», – стала гулять по московским кузнечным мастерским невесть кем придуманная пословица. Петр Алексеевич ее слышал, но только ухмымлялся.

В конце января преставился Иван Алексеевич, оставив на попечение Петра вдовую царицу Прасковью Федоровну и трех племянниц: Екатерину – пяти лет, Анну – трех и Прасковью – неполных двух лет.

Церемония погребения венценосного покойника была соблюдена. Однако особых поминальных торжеств и трапез не последовало. Петр Алексеевич собирался с инспекторской поездкой в Воронеж, чтобы собственнолично убедиться в продвижении работ по строительству флота. «Доверяй, но проверяй», – стало его девизом после Азовской конфузии. Мыслил взять с собой Лефорта, но тот после очередной «соборной» попойки простыл, сильно температурил и страдал жестокой простудной лихорадкой. Направленные Петром к нему врачи даже опасались за его жизнь.

5

Помпезности начала похода в этот раз не было. В течение всей зимы и марта месяца собранные в Москве и других городах полки неспешным маршем были переправлены в Воронеж. Там происходило окончательное формирование трех сухопутных колонн и личного состава достраиваемого флота.

Флот, пусть и сырорубленный, пусть и грузноватый – времени для сушки строительных материалов не было – выглядел повнушительней прошлогоднего. Еще бы: два 36-пушечных двухмачтовых корабля, среди которых особенно грозно смотрелся «Апостол Петр», 23 галеры, одна из которых «Принципиум» стала флагманом, 2 галеаса, 4 брандера, 30 морских высокобортных лодок.

Первой на воду 2 апреля, еще до ледохода и половодья, была спущена галера «Принципиум», сразу же облюбованная государем под флагман. За ней, словно цыплята из насиженных яиц, стали «вылупляться» и становиться в строй другие. Тут же новоиспеченными капитанами из голландцев, датчан и шотландцев формировались флотские экипажи из солдат и стрельцов. И далее, с помощью зуботычин, дубинок и русского мата, шло обучение управлению парусами, ведению стрельбы из корабельных пушек, абордажному бою.

Не был забыт государем и князь-воевода Борис Петрович Шереметев. Он с конницей из детей боярских и дворян вновь выступил к низовьям Днепра, присоединив к своей армии запорожских казаков. Но гетмана Мазепы с ним не было. Гетман, по замыслу Петра Алексеевича, с частью украинских полков должен был придти под Азов и «оттянуть» на себя часть татарских орд.

23 апреля из Воронежа двинулась войсковая колонна Гордона со стрелецкими полками Кривцова, Сухарева, а также Бутырским полком солдат. Следом за ними, получив необходимые запасы хлеба и прочей провизии, двинулись полки Ивана Черного и Михаила Протопопова. Интендантскую команду возглавлял думный дворянин Семен Иванович Языков. Всего под рукой Гордона у Азова предполагалось быть 14 тысяч служивых.

– С Богом! – благословил уходившие полки Алексей Семенович.

Он с конницей и пешими полками решил идти последним, чтобы лично проследить потери среди личного состава полков на марше.

25 апреля с преображенцами и семеновцами да со стрелецкими полками Афанасия Чубарова, Дмитрия Воронцова, Тихона Гундеркмарка покинул Воронеж Автомон Михайлович Головин. Покинул точно в срок, согласно царского указа.

Это была еще одна колонна, в которой должно было быть около 9 тысяч пехоты.

26 апреля тронулся с конницей и остальными полками и Шеин Алексей Семенович, оставив в Воронеже два стрелецких полка для сопровождения к Азову запасов ружейного зелья, шанцевого инструмента и продовольствия. Все это должно было сплавиться к Азову на 78 стругах. И охрана требовалась надежная.

Как заметил Алексей Семенович, разработанный им и государем план движения войск соблюдался в точности. Да и отстающих солдат и стрельцов пока не встречалось. Никто не желал быть в нерадивцах и испытать на собственной шкуре царский гнев.

«Начало, слава Богу, положено неплохое, – отметил он, пройдя Коротоярк, Дивногорский монастырь и Пашин. – И график движения полков соблюдается, и интендантство ныне не прошлому чета – везде успевает».

23 мая, когда главный воевода находился в Черкасске, поступило сообщение, что донские казаки с их флотилией из утлых суденышек, 20 мая, выйдя в Азовское море, напали на турецкие корабли и, как ни странно, одержали блистательную победу. Их трофеями стали струги с казной, ядрами, порохом и несколько пленных турок. Правда, забрав груз, турецкие суда пришлось затопить. Некому было управляться с ними.

Турецкий военный флот был рядом, но вступиться за свои погибающие суда не решился, опасаясь нападения русской военной флотилии. Та, пройдя мимо Азова, надежно заперла устье реки и подступы к крепости со стороны моря. И хотя она не вступила в огневое столкновение с противником, но одно только ее присутствие уже давало видимые плоды.

Начало морской осады было положено. И сделал это государь, находясь на галере «Принципиум».

«Что ж, теперь дело за нами, – решил Шеин и приказал полкам, действуя по примеру государя, по случаю неожиданной морской виктории палить из пушек и ружей. – Лишняя тренировка не помешает».

И вскоре Черкасск огласился громом орудий и окутался облаками дыма. Войска ликовали. Пороховая же гарь только бодрила сердца русичей. А потом был молебен и колокольный благовест. И, наконец, движение к стенам Азова.

28 мая к Азову подошел Карлус Регимонт со своим полком и конницей казаков и калмыков. Остановился на том месте, где в прошлом году стоял с войсками Головин. Вскоре ближе к нему подошел с полками Гордон, до того стоявший на некотором отдалении от Азова и изредка постреливающий из орудий в сторону степи, где начала скапливаться татарская конница.

Когда же из Черкасска пришел князь Львов с пехотой и конницей, чьи полки формировались еще в Валуйках, то Алесей Семенович собрал совет. Пора было приступать к активным действиям.

– Господа генералы, – обратился он к собравшимся военачальникам, – властью, данной мне государем, приказываю стояние в степи закончить и приступить к планомерной осаде крепости.

Сказав, подошел к заранее закрепленному на большом планшете крупному чертежу крепости, на котором хорошо просматривались каждая башня, каждый бастион, каждый участок трех линий стен.

– Как и планировали ранее, будем действовать тремя колоннами. Я и приданные мне войска в количестве 15 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы становимся в середине войска. Вот здесь, – полуобернувшись к чертежу, отметил рукой место рассредоточения своих полков. – Полки генерала Гордона, – продолжил далее, – которому придаются преображенцы и семеновцы – всего 14 тысяч – становятся от меня по правую руку. Вот тут, – вновь жестом руки указал место, где должны были стать полки старого генерала. – Петр Иванович, все понятно?

– Понятно, – буркнул Гордон, не поднимая холодных, цвета речной воды глаз, подернутых белизной времени и недовольства собственного подчинения русскому воеводе.

– Раз понятно, то продолжим далее, – не обратил внимания Шеин на холодок генеральского ответа. – Между нами и под нашей охраной от орд татар – бомбардирные роты со своими пушками и амуницией. Капитаны, вам понятно, где ставить свои роты?

– Понятно, – куда воодушевленнее заверили главного воеводу молодые капитаны пушкарей. – Только нам придется насыпь до уровня стен возводить, чтобы эффект от стрельбы был лучше. Люди потребуются…

– Будут люди, лишь бы было дело, – не стал задерживаться на этом Шеин.

– Дело будет, – пообещали начальники бомбардиров.

– Слева от меня, – метнулся Шеин рукой к чертежу, – располагаются полки генерала Карлуса Регимонта. Это 7 тысяч пехоты. Да еще 10 тысяч пехоты и 6 тысяч войск гетмана Мазепы, которые должны вот-вот подойти. Они прикроют тыл твоих полков, господин генерал, – обратился Алексей Семенович к Регимонту. – И станут вот тут, – неспешно указал рукой на предстоящее место расположения украинских войск.

– Гуд! Карашо! – расплылся в улыбке Карлус, полагая, что общее командование его и украинскими полками останется за ним.

«Зря, генерал, радуешься, – заметив это, тут же мысленно предостерег немца Шеин. – Ты еще упертости украинских казачков не знаешь. Узнаешь – улыбок поубавится».

Левее полков генерала Регимонта занимают позиции 4 тысячи донских казаков, – продолжил расстановку сил Шеин, сопровождая слова указующими жестами руки. – А на каланчах, отбитых нами в прошлый раз размещается конный отряд дружественных нам калмыков. Резерв против татарских орд. Калмыки не умеют на стены карабкаться, зато в степи – не хуже татар и казаков.

– Это хорошо, – обмолвился Автомон Головин. – Фланги надежно прикрыты. Только где мне с полками быть?..

– А по ту сторону Дона, – сразу же отозвался Шеин. – Где в прошлом годе князь Яков Федорович Долгорукий стоял, – указал на чертеже нужное место он.

– Так моста-то нет… Как переправляться?..

– Наведем. Ты, Автомон Михайлович, и наведешь, – распорядился Шеин. – Струги в ряд поставишь, заякоришь, а поверх них настилы из досок бросишь – и переправляй полки. Да что тебя учить, когда сам все знаешь… не хуже моего. А ученого учить – только портить…

Чтобы штурмовать крепость с противоположного берега, в соответствии с утвержденным государем планом, необходимо было под огнем турок наводить мост, используя лодки и плоты. Мост должен был протянуться от берега до слабо укрепленных с этой стороны стен крепости. А чтобы зыбкую переправу не громили турки, планировалось построить земляные укрепления. Русские пушки с этих укреплений своим огнем должны были, во-первых, подавить огонь вражеских пушек, во-вторых, поддерживать штурмующую колонну до самого соприкосновения с противником. Непростая задача, но выполнимая.

Вылазок самих турок в этом направлении не предвиделось. Поэтому такой опасности для русских войск не было. Не появились в степи и кубанцы с черными черкесами – союзники турок с предгорий Кавказа.

Сложность же заключалась в том, как удержать струги на месте. А еще, как по шаткому настилу, шириной в три аршина, быстро переправить полки под стены крепости. С первой трудностью надеялись справиться с помощью якорей. Течение реки в этом месте не было стремительным, и по паре тяжелых якорей с лодки должны были удержать ее на месте.

Что же касательно второй трудности, то теплилась надежда завершить дело осадой. Ну, а если… То полагались на милость Господа да на удачу. И, конечно же, на помощь флотилии.

– Думаю, что с поставленной задачей твои полки справятся, – продолжил Шеин напутствовать Головина. – И переправу наведут, и переправятся без потерь, и шанцы напротив града возведут, и пушки с мортирами на них возведут, и от кубанцев, ежели те появятся, оборониться сумеют. Так что действуй, Автомон Михайлович! Да связь держи постоянно, чтобы все в нужный момент единым кулаком били, а не в разброд.

7 июня, после общего молебна, русские войска одновременно двинулись к Азову, беря его в замкнутое кольцо. К вечеру русские полки, строго соблюдая определенную для них диспозицию, находились на расстоянии полета пушечного ядра. Теперь же стоило закрепиться и, использую полуразрушенную систему прошлогодних шанцев и апрошей, подступить к стенам крепости.

Не стоял на месте и Автомон Головин. Ему, как и Гордону, не очень-то нравилось быть в подчинении Шеина. Да что поделаешь, коли так решено самим государем. Переправившись через Дон, он тут же приказал возвести две насыпные горы, на которых установил 12 пушек и 17 мортир.

Чтобы усилить полки Головина, Шеин направил к нему три стрелецких полка Александра Шарфа, только что подошедшие водным путем. Им предписывалось развернуться фронтом в сторону степи и не подпускать к осадным полкам черных черкесов, ногайцев и прочих кавказских союзников турок.

– Подпускайте их лавы на пушечно-ружейный выстрел – и бейте нещадно, – напутствовал Алексей Семенович Александра Шарфа. – Они этого страсть как не любят. По собственному опыту знаю. Подпускайте – и бейте! Картечь не жалейте.

13 июня турки попытались пушечным огнем отогнать русские команды, медленно, но неуклонно, словно кроты земляные, продвигавшиеся апрошами и шанцами к стенам крепости. Пороху сожгли немало – стен не стало видно за пороховой гарью – однако ущерба не причинили. Ядра и бомбы вражеские в большинстве своем до русских позиций не долетали. А те, что долетели, лиши в землю у фашин зарылись. Только жаром, как из пекла, и пахнули. Ни один воин не пострадал. Это радовало, ибо русские пушки оказались дальнобойнее, а их огонь действеннее. И Алексей Семенович тотчас в срочной депеше государю на «Принципиум» все как есть отписал.

В ответ на депешу от государя для Шеина поступило письменное сообщение о новых победах русской флотилии. «Милостию божиею, – писал «капитан Петр Алексеев», как всегда своим торопливым, едва читаемым почерком, с частыми кляксами по тексту, – вновь турецких людей на море побили и 45 фуркатов их со всем имуществом тамошним взяли. А еще взяли один боевой корабль со всеми припасами. И пороху много взяли. А другой корабль взять не дался. Пришлось потопить со всем припасом. Вновь казаки-молодцы в том деле старались. За службу пришлось весь трофей им отдать. Так три дня дуванили».

Петр Алексеевич не писал, что к прежнему турецкому флоту подошел новый в составе 23 судов. Об этом по команде ертуальные казачки сообщали. А еще они сообщали, что, несмотря на свою численность, турецкий флот, как только завидит движение русских кораблей, тотчас поднимает паруса – да и тикать в море.

«Слава Богу, – крестился Шеин, – хоть и мала наша флотилия, да помощь-то от нее вон какая! Только лишь бы государь на рожон не лез. Уж слишком горяч! Да и быть везде первым норовит. Пуля же, дура, не разбирает, где простой смерд или холоп боярский, а где сам царь…»

Неизвестно, знал ли, догадывался ли Алексей Семенович, что государя просили поберечься его сестры, особенно Наталья Алексеевна. Ее Петр привечал более остальных. Зато известной стала шуточная отписка царя, в которой он сообщал Наталье Алексеевне: «К ядрам и пушкам близко не хожу, зато они сами ко мне летят. Прикажи, сестра им, чтобы не ходили». Тут, по-видимому, Меншиков постарался.

6

К 16 июня с помощью шанцев и апрошей, земляных валов и раскатов русские войска настолько близко со всех сторон подошли к Азову, что Шеин принял решение о начале общей бомбардировки города и крепости.

Крепость, как уже отмечалось, включала в себя три линии обороны. Первая – это наружный земляной вал, правильным четырехугольником охватывавший город. Перед валом был ров, а на вершине вала – крепкий бревенчатый палисад. Вторая, средняя, линия обороны представляла собой каменную стену, также охватывающую город с четырех сторон. Протяженность этой стены была около 600 саженей, высота стены со стороны степи была не менее 3 саженей, а со стороны реки – не менее 2 саженей; ширина верхней части достигала 3 саженей. Стену опоясывал ров глубиной до 2 и шириной до 4 саженей. Для пущей прочности ров был выложен камнем. На этой стене по всему ее периметру было 11 каменных башен и с дюжину бастионов. В башнях и бастионах, по подсчету Шеина, находилось не менее 350–400 пушек. Третьей же линией обороны являлся каменный замок, возвышавшийся своими башенками и остроконечным шпилем над всем городом. В замке также предполагалось нахождение нескольких десятков пушек. А еще у северного рукава Дона, так называемого Мертвого Донца, стоял каменный форт Лютик, на вооружении которого было не менее четырех-пяти десятков пушек. И гарнизон не менее двух сотен человек.

Вот эту-то твердыню, правда, уже со всех сторон крепко окруженную, предстояло измотать бомбардировками и взять штурмом.

«Ничего, возьмем, – возможно, в сотый раз вглядываясь в чертеж крепости, – мысленно говорил сам себе главный воевода Алексей Семенович Шеин. – Глаза боятся, а руки дело делают. Вон уже сколько насыпных раскатов изготовлено и под пушки, и под мортиры. Да еще каких раскатов – повыше каменных стен будут. Главное, действовать не спешно, а дружно. И пока, слава Богу, сие удается. Генералы Петр Гордон и Автомон Головин, конечно, морщатся, фыркают – не нравится им быть под моим началом – но ничего, из узды не выходят, действуют слаженно».

Если что и печалило главного воеводу, так это то, что государь до сих пор не написал официального рескрипта о его чине генералиссимуса. Но в этой печали Алесей Семенович даже себе не хотел признаваться, а не то чтобы ею с кем-то делиться. «Честь ни в чинах и званиях, – успокаивал он себя, – а делах славных да правильных, богоугодных».

17, 18 и 20 июня турки, сидевшие в Азове, видя свое полное окружение, сделали три вылазки, намериваясь разрушить земляные раскаты и уничтожить русские пушки, от которых несли ощутимые потери. Но эти вылазки для них окончились плачевно. До раскатов они не дошли, зато потери понесли изрядные.

А 22 июня, после бесед со стрельцами и солдатами, как лучше взять Азов, приступили к строительству земляной насыпи, которая должна была сомкнуться с земляным же валом Азова. «И тогда вал наш», – были единогласны служивые.

«Работа титаническая, но польза от нее очевидная, – сообщал государю в очередной депеше Шеин. – И чтобы работа по возведению насыпи шла быстрее, отправлено на нее сразу пятнадцать тысяч служивых. Землю носят не только по ночам, но и ясным днем: кто – на носилках, кто – в мешках, кто – в корзинах, а кто – и в собственных плащах».

Шеин нисколько не преувеличивал, когда писал государю о быстром возведении огромной насыпи, с каждым часом на несколько аршин, а то и саженей подвигавшейся к земляному валу крепости. Прибывшие 25 июня в русский лагерь иностранные инженеры (выписанные Петром Алексеевичем еще зимой, но явно не спешившие в Россию) от удивления головами качали – так были поражены увиденным.

Утром 24 июня, на праздник рождества Ивана Предтечи, из крепости была предпринята очередная вылазка, которую поддержали крымчаки со стороны степи и орды кубанцев численностью до шести тысяч человек на противоположном берегу Дона. Крымчаки и кубанцы были отбиты конницею казаков, а вот при отражении вылазки турок была допущена оплошность. Некоторые дети боярские да дворяне так увлеклись погоней за начавшими отступать к вратам крепости турками, что сами были либо убиты, либо пленены.

Среди убитых были князь Никита Ухтомский – весельчак и хлебосол, Семен Тургенев, братья Юрий да Василий Лодыженские, отец и сын Волженские. Попавшими в плен значились князь Петр Гагарин, Дмитрий Воейков, Федор Хрущов и еще три или четыре человека.

Как ни хотелось Шеину печалить такими известиями государя, только ничего не поделаешь, доклад есть доклад. Отписал и депешу скорой эстафетой послал. В ответ ждал царского разноса да нарекания, ан нет, ошибся. Еще как ошибся. Пришла депеша с рескриптом государя о присвоении ему, воеводе Большого полка, чина генералиссимуса. На гербовой бумаге, черным по белому написано!

Радость распирала грудь. И до него многие в «генералиссимусах» хаживали. Взять хотя бы Федора Ромоданоского или Ивана Ивановича Бутурлина. Только величались-то они этим чином потешно, несерьезно, с насмешкой, с иронией. Был еще и Василий Васильевич Голицын, ныне влачивший опальное существование где-то под Архангельском. Но его так величали только иностранные дипломаты в своих письмах да депешах. Русские государи, даже правительница Софья Алексеевна, так не величали.

Радость распирала грудь. Но поделиться ею было не с кем. Не станешь же показывать царский рескрипт Гордону или Головину – за бахвальщика сочтут. Мало того, еще больше возненавидят, пакостить почнут, «палки в колеса» ставить. И так рожи при встрече косоротят – завидуют. А тогда и вообще… не дай бог.

«Вот если бы курские служивые… Анненков, Фрол Акимов, Федор Щеглов… – мелькнула мысль. – Эти бы поняли и искренне порадовались вместе со мной. Только нет ныне ни сотника курских стрельцов Фрола, ни казачьего головы Щеглова, – гася первую мысль, плеснула горечью вторая. – А Никита Анненков?.. – вырвалась из-под груза второй первая. – Может, жив… Ну и что из того, что жив, – бесцеремонно одержала верх вторая, – не пойдешь же его искать в многотысячном скопище людском. – Так по полкам же… Э, оставь полки в покое. Их ныне и за седмицу не обойти. – Может, попытаться… – Не стоит. – Тогда, может Семку, то бишь, Семена Акимова, сына покойного Фрола, разыскать средь семеновцев?.. Офицер как-никак… – А кто он такой, Семка-то, чтобы с генералиссимусом хлеб-соль делить?.. – Да никто… стрелецкий сын всего-навсего… – Вот то-то».

Так ни с кем и не поделился Алексей Семенович своей радостью, оказавшись вдруг в пустоте среди десятков тысяч подвластных ему людей. Махнул рукой и оставил все до лучших времен, лишь с новой энергией отдался делу взятия Азова. Был бы рядом государь, он бы что-нибудь придумал. Что ни говори, а Петр Алексеевич большой мастер на разные выдумки. А так…

Зато сообщением государя об удачном рейде запорожских казаков из войска Шереметева под стены Очакова и захвате ими 20 фуркат Шеин поделился с удовольствием. И с Гордоном, и с Автомоном Головиным, и с другими генералами и полковниками. Мало того, попросил довести сие известие в полках до всех стрельцов и солдат.

– Это воинский дух укрепляет.

Если радостью не поделился, то способ отметить ее нашел. 29 июня, на день Петра и Павла, не только с полками очередную вылазку турков и их союзников отбил, но так «завел» пушкарей и мортирщиков на земляных раскатах, сосредоточив огонь на правом угловом бастионе, что от башни и бастиона только развалины остались. Эта сторона крепости надолго перестала огрызаться огнем пушек.

«Вот ты, генералиссимус, и поделился радостью, – усмехнулся с грустинкой сам себе Шеин. – И с друзьями, и с врагами поделился… Почаще бы так».

7

Июль месяц начался с того, что турки из горящего Азова предприняли новую вылазку. Но были отброшены с большими потерями для них же. В этот же день попытались татары, пришедшие с Кубани, прорваться до крепости, но были отбиты, понеся значительный урон.

Алексей Семенович, видя, как настырно рвутся вперед татары, вспомнив свои молодые годы, сам повел ближайшие полки в атаку на них. Более полутора часов длился бой, покрывая ратное поле клубами дыма. Сотни татарских трупов остались лежать на обожженной солнцем степи. Среди них труп мурзы – ближнего родственника хана Салим-Гирея. Десять верст, до самой речки Кагальника, гнали русские конные полки остатки татарской орды, едва не взяв в плен нурадина – третье лицо в иерархии Крымского ханства.

Самое замечательное же было то, что в столь жарком сражении никто из русских воинов не погиб. Были раненые, как, например, дворянин Кофтырев, у которого пулей пол-уха срезало, но и те легко.

После этого поражения татарские орды больше русским полкам не досаждали. Если и появлялись в степи, то у самого окоема. Помаячат, помаячат – да и скроются тут же. Словно не они были, а миражи с их обличьем. То же самое – и с ногайцами, и с кубанцами, и с черными черкесами.

«Ага, пошла наука впрок, – отметил данное обстоятельство Алексей Семенович, поведя покатыми плечами. После той атаки силушка играла в теле воеводы, искала выплеска. – А сунутся – еще крепче поучим и проучим. За нами это теперь не заржавеет. Научились, слава Богу».

В ночь с 16 на 17 июля земляная насыпь, столь упорно возводимая стрельцами и солдатами русских полков, наконец, сомкнулась с оборонительным валом Азова. И не успели последние кули с мусором и вязанки хвороста, которыми забрасывали ров, упасть на поверхность рукотворного кургана, как поддерживаемые пушечными и ружейными залпами в атаку бросились донские и украинские казаки. Почти не оказывая сопротивления, уцелевшие от огня русских батарей турки поспешили укрыться за каменной стеной, во многих местах уже сильно разрушенной.

– Еще один натиск – и город наш! – докладывал Шеину, возбужденно сверкая глазами, походный атаман донцов Фрол Минаев.

– Тут и гуторить нечего! – поддерживал его наказной гетман Яков Лизогуб. – Единым махом смахнем!

– Спасибо, братцы, за службу! – был растроган таким порывом Алексей Семенович. – Государь вас и ваших казачков отблагодарит. Только спешить с приступом не будем. Побережем христианские души и кровь христианскую. Пошлем парламентеров – сдаться предложим.

– Да не сдадутся они, – вспыхнул Лизогуб. – Это же турки! Понимать надо…

– Турки тоже люди, тоже жить хотят, – мягко остановил его Шеин. – Но если ультиматум наш не примут, то продолжим осаду и далее. Только думаю, что сдадутся… Впрочем, последнее слово все же за государем нашим Петром Алексеевичем. Ему сейчас депешу сготовлю и, не мешкая, пошлю скорой эстафетой. А вы пока пушки, оставленные врагом, в его сторону разворачивайте да трофеи подсчитывайте.

Петр Алексеевич, получив эстафетой депешу Шеина, тут же дал ответ, одобряя действия своего генералиссимуса.

«Переговоры одобряю. Обещай почетную сдачу с разрешением всем безбоязненно и с личным имуществом, сколько кто на себе вынести может, покинуть крепость. Оружие и прочие припасы должны оставить все без порчи. Капитан Петр Алексеев».

Турки русских парламентеров приняли и обещали ответ дать 18 июля, в субботу.

– Что же, день подождем, – сказал генералам Шеин. – А чтобы время быстрее бежало, устанавливайте пушки да мортиры на валу. Поможем туркам правильное решение принять.

Турки «любезность» Алексея Семеновича оценили и к полудню, когда солнце начало припекать так, что степь зазыбилась маревом, прислали своих парламентеров. Глава азовского гарнизона, комендант крепости Мустава-Гачи, в качестве переговорщиков прислал беев Шаабана и Али-агу – самых знатных турок. А еще, как знак доброй воли, выдал головой Якова Янсена, бежавшего, как известно, к туркам в прошлом году.

Государев изменник за год полностью отуречился, даже веру сменил на магометанскую. Впрочем, ныне от его прежнего лоска и следа не осталось. Стоял на подгибающихся ногах, дрожа как овечий хвост.

– Спасибо за подарок, – бросив брезгливый взгляд на Якушку, как с нескрываемым презрением все русские величали изменника-голландца, поблагодарил парламентеров Шеин. – Государь рад будет несказанно. И по достоинству воздаст Иуде за тридцать серебренников.

Около 6 часов вышел и сам комендант Мустафа-Гачи. Был в парадной одежде, при многих наградах. Подойдя к Алексею Семеновичу, преклонил колено и поцеловал полу его кафтана. Встав, горячо благодарил за то, что гарнизону с женами, детьми и личным имуществом разрешено беспрепятственно покинуть крепость. Краснорожий толмач едва успевал переводить слова коменданта. Затем Мустафа-Гачи мановением руки приказал сопровождавшим его бекам сложить к ногам Шеина знамена и бунчуки. На бархатной подушечке принесены были ключи.

– Прими ключи от города, – поклонился поясно Мустафа-гачи, вручая ключи. – Азов отныне ваш.

– Отныне и навсегда, – улыбнулся Шеин.

Понял или не понял комендант реплику Шеина, неизвестно, но сразу после этого, опустив глаза долу, попросил дать еще время до полдника следующего дня.

– Хорошо – не стал возражать Шеин. – Время получите, но сами все остаетесь в нашем лагере до следующего утра.

20 июля, в воскресенье, русские пехотные и кавалерийские полки неспешно, один за другим стали входить в город. Вошел с генералами туда и Шеин, чтобы принять от Мустафы-гачи пушки, ружья, запасы пороха и ядер, денежную казну.

Когда формальности о приеме-передаче города были выполнены, турки с женами и детьми – всего около 3000 человек – погрузились на 28 будар – грузовых стругов и поплыли вниз по течению, к своим кораблям, по-прежнему стоявшим в море.

– Все, слава Господу нашему, дело сделано, – с нескрываемым облегчением вытер пот с лица Алексей Семенович.

– Слава Господу! – перекрестившись, последовали его примеру генералы и полковники.

Все радовались тому, что почти без потерь взяли вражескую твердыню. И только атаман донцов да походный гетман запорожцев немного хмурились – не довелось их казачкам пограбить турчанок. Жалели, что столько золота уплыло из их рук.

8

Вслед за Азовом, 21 июля, без единого выстрела сдался и форт Лютик. Двести турок, находившихся там, как и азовских сидельцев, отпустили безбранно, разрешив взять личное имущество и немного продовольствия на дорогу.

Азовская эпопея закончилась.

Когда подсчитали трофеи, то выяснилось, что призом для победителей стало 96 исправных пушек в Азове и 36 в Лютике, 4 мортиры, более 400 тысяч пудов пороха, большой запас ядер, более двух тысяч ружей, несколько десятков пудов олова и свинца. Немалы были запасы хлеба, муки, рыбы копченой и вяленой, копченого мяса, икры и прочей воинской амуниции.

Начиная с 17 июля и заканчивая 21 числом, Алексей Семенович депешу за депешей слал государю скорой эстафетой. Порой в день по несколько, чтобы Петр Алексеевич был в курсе всех событий, происходивших в Азове.

«Бывало, что на юге фортуна от нас бежала, – в одном из ответов пошутил государь, – а ныне так случилось, что у нас очутилась».