Текст книги "Перевал"

Автор книги: Николас Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Им, конечно, удалось преодолеть разногласия относительно того, где они будут жить, правда, несколько позже. Спустя восемнадцать месяцев после скандала на свет появилась Эбби. Через два года после рождения дочери, когда фирма «Ингрэм – Купер» получила свои первые комиссионные, их семейство пополнилось Джошем. Ко времени рождения детей Сара организовала свою работу так, что у нее получился перерыв в несколько месяцев. Ее карьера, если и не набирала бешеные обороты, то, во всяком случае, продвигалась достаточно успешно. После одного документального фильма следовал другой. Картина, посвященная Дэвиду Хокни, была даже номинирована на «Эмми». Теперь они жили на Вест-Сайде, в арендованной квартире, которая была намного комфортнее и просторнее, чем их старое любовное гнездышко. Но с двумя маленькими детьми и няней, которую они нанимали на весь день, с трудом оплачивая ее услуги, квартира их все же не устраивала. Каждое утро Бенджамин садился в свой старый фургон «Вольво» и отправлялся в долгий путь по направлению в Сайосет.

Согласно генеральному плану у Мартина и Бет появились сыновья, рожденные с разрывом в десять месяцев. Они уже давно обосновались в Сайосете. Вытянутое здание их дома с большим задним двором и стеклянной крышей идеально располагалось в тени огромных кленов. Когда Эбби исполнилось четыре года, Куперы решили перебраться в Сайосет. Им удалось не влезть в долги благодаря деньгам Сары (хотя Бенджамин упорно сопротивлялся), и они смогли приобрести маленький белый домик неподалеку от Ингрэмов. Позже они выкупили акр земли на окраине города и Бенджамин построил для них красивый дом, который спроектировал сам. Он располагался в чудесном месте, на склоне, укрытом лесом.

Сара не могла точно вспомнить, когда она начала соглашаться с идеей переезда. Главная причина, наверное, была в том, что ею все больше овладевало беспокойство по поводу детей. Растить их двоих в Манхэттене было нелегко. В отличие от Эбби, Джош оказался сложным ребенком. Казалось, он притягивал к себе все болезни. Однажды после ужасных выходных, когда он внезапно посинел и не мог сделать вдох, они помчались в больницу, и там ему поставили диагноз – астма. Он был робким мальчиком, который постоянно нуждался в поддержке. Суета и шум города были ему противопоказаны. Каждый раз, когда Сара утром уходила на работу, он рыдал по часу. В конце концов няня сказала, что ей не справиться с таким капризным подопечным, и сообщила об увольнении. Сара сменила приоритеты и решила чаще оставаться дома.

Однажды летом, когда Куперы проводили уик-энд у Мартина и Бет на барбекю, который они устроили под деревьями, Сара увидела, насколько свободно чувствует себя Джош на природе. Он, Эбби и другие дети бегали и беззаботно веселились. Сара решила, что должна окончательно определиться с выбором. Ей показалось, что Сайосет может стать великолепным местом и для нее, и для детей, если она решит полностью посвятить себя дому.

Единственный вопрос, по которому у ее отца и Бенджамина случилась первая открытая размолвка, был связан с образованием. Хотя дела у Мартина и Бенджамина шли успешно, их денег все равно было недостаточно, чтобы покрыть счета дорогих частных школ в Манхэттене. Родители Сары сначала отказались верить тому, что слышат. Они не могли понять причины для такой радикальной смены обстановки. Лонг-Айленд был, по мнению отца Сары, не самым плохим местом, чтобы поставить там яхту на причал. Но жить там? Это он отказывался понимать. Джордж Дейвенпорт никогда не был в Сайосете, но для него в этом не было необходимости. Он и так знал, какого рода это место. Тот факт, что его дочь и внуки вынуждены переезжать, был для него лишь доказательством полной несостоятельности его зятя, который не мог должным образом обеспечить свою семью. Если уж уезжать из города, то почему бы не переехать в Бедфорд?

Чтобы повлиять на их решение и предотвратить переезд, он пригласил их на ланч в какой-то старомодный клуб. Бенджамину успели испортить настроение еще до того, как он сел за столик. На улице в то время стояла тридцатиградусная жара, и он пришел на встречу в сорочке. Его принудили взять напрокат галстук и пиджак, который оказался на пару размеров больше, к тому же пах сигаретным дымом. С наигранным энтузиазмом Сара рассказывала своему отцу о планах постройки дома. Он слушал ее не перебивая, мрачно расправляясь с отбивными на своей тарелке.

– А школы там просто чудесные, – заключила свою речь Сара.

Отец угрюмо взглянул на нее поверх своих очков.

– Я надеюсь, ты не собираешься отдавать Эбби и Джоша в государственную школу?

– Вообще-то, собираюсь.

– У меня нет слов.

– Но, Джордж, – произнес Бенджамин примирительно, – в такой школе получил образование я сам.

Ее отец медленно повернулся и взглянул на него.

– И что же мы видим?

– Я прошу прощения, но что ты хочешь этим сказать?

– Ты остался доволен результатом? Я просто спрашиваю. Я не хочу умалять твоих достоинств. Я уверен, что ты получил все, что можно было выжать из городка, в котором ты вырос. Как он называется?

– Абилин.

– Ну да. Но задумывался ли ты когда-нибудь, кем ты был бы сегодня, имей твои родители возможность отправить тебя в школу получше?

Это было настолько грубо, что Бенджамин недоуменно посмотрел на Сару, растянув губы в ухмылке.

Ее отец, словно не замечая этого, продолжил:

– Давайте обеспечим детям самый лучший старт из возможных. Я все оплачу.

Бенджамин поднялся.

– Благодарю тебя, Джордж, но тебе не придется этого делать. Они мои дети и дети Сары, конечно, поэтому принимать решение, что для них лучше, будем мы. А теперь, прошу меня извинить, мне надо отправляться зарабатывать деньги.

Это был очень напряженный момент, но Сара с восхищением его вспоминала. Ей импонировала сдержанная решимость ее мужа, которую он проявил, отстаивая свое мнение.

Жизнь в пригороде оказалась намного лучше, чем ожидала Сара. Дом, строительство которого проходило в три этапа, поражал изысканностью. Он был окружен деревьями и камнями, и Сара, не нарушая естественного ландшафта, разбила там прекрасный сад. Дети расцвели. Эбби во всем проявляла талант и красоту, то ли это касалось субботнего футбольного матча, то ли школьной пьесы или верховой езды.

С Джошем дело обстояло сложнее. Когда ему было всего три года, он потерял верхнюю фалангу указательного пальца на правой руке, потому что Бенджамин случайно травмировал мальчика, захлопывая дверь машины. Ему сделали серию операций, но ничего не помогло. Малышу было трудно приспособиться рисовать и писать, отчего он стал еще более робким и застенчивым. В школе он тяжело сходился с детьми. Если бы там не было Эбби, которая всегда вставала на защиту брата, он бы мог стать объектом для насмешек. Но несмотря на то что Джош рос в тени успехов сестры, он с каждым годом становился сильнее и увереннее. Приступы астмы случались теперь с ним намного реже. Он был очень чувствительным и любящим сыном, чему, без сомнения, способствовали перенесенные им страдания. Бенджамин не мог простить себя даже после того, как Джош начал шутить по этому поводу. Он держал два поднятых пальца, как делают хиппи, и говорил: «Почти мир». Это стало семейным жестом приветствия и прощания у Куперов.

Ценой постоянной заботы о сыне стала карьера Сары. Она поставила на ней крест, и телефон в конце концов перестал звонить. Когда Сара увидела, что ее ребенок здоров, счастлив и находится в полной безопасности, она сама начала делать звонки, но обнаружила, что мир двинулся вперед без нее. Телевидение стало еще более коммерческим. Теперь мало кого интересовали фильмы такого рода, как делала Сара. Это уже и фильмами не называлось. Появились абсолютно новые технологии. Искусство монтажа вышло на новый уровень. Повсеместно применялось электронное оборудование. Сара могла бы войти в курс дела довольно быстро, но что-то ее сдерживало. Внутренний голос подсказывал: если таким переменам в ее жизни суждено было случиться, то это знак, что следует попробовать себя на новом поприще.

Бенджамин и подсказал ей идею. Однажды вечером, приехав домой после работы, он вскользь упомянул, что видел объявление «Продается» на витрине местного книжного магазина. О старой хозяйке не очень-то жалели, потому что все на нее жаловались как на самую нерасторопную и грубую даму. Стать владелицей собственного книжного магазина было мечтой Сары, но она казалась ей фантазией из разряда тех, о которых Бенджамин рассказывал ей, когда хотел быть вторым Полом Ньюменом. Бенджамин предложил купить магазин.

– Но мы не можем себе этого позволить, – возразила она.

– Нет, можем.

– Я и понятия не имею, как вести подобный бизнес.

– Ты прекрасно знаешь, что у тебя это получится лучше всех.

Так и вышло. В течение трех лет «Виллидж-букс» превратился в успешное предприятие, которое начало приносить скромный, но твердый доход. Бенджамин помог спроектировать то, что потом начали копировать все. Магазин был оформлен как кабинет: на полу была сделана подсветка, а вдоль задней стены располагались кожаные диваны. Сара отвела место и под бар, в котором можно было выпить кофе и насладиться домашней выпечкой. В ее магазине был детский уголок с игрушками и низким столиком для чтения, игр и рисования фломастерами. Она организовала быструю и эффективную систему обслуживания и активно использовала свои старые связи, привлекая писателей лестью и мольбами посетить ее магазинчик, побеседовать с покупателями и раздать автографы.

Тем временем Бенджамин и Мартин двигались дальше. Старую булочную в центре города они превратили в стильный офис, напоминавший художественную студию. Теперь на них работали более пятидесяти человек. Постепенно, почти незаметно для них самих, Бенджамин взял на себя ведение дел, а Мартин отвечал за творческую сторону вопроса. Это разделение не очень устраивало Бенджамина, потому что у него всегда чесались руки, когда начинался какой-нибудь новый, особенно интересный проект. Однако он понимал, что такое распределение ролей обеспечит их делу полное процветание.

– Он гений, а я исполнитель, – говорил он.

Но Сара всегда убеждала мужа в обратном, зная, что он сам хочет услышать это. Она всегда надеялась, что однажды Бенджамин станет великим архитектором, и принимала его слова как данность. Он обладал редким даром, который сам недооценивал. Ему достаточно было взглянуть на чертеж, черновик письма, рекламный проспект или проект нового здания, как он немедленно замечал все его слабые места и указывал варианты решения проблемы. Время от времени Бенджамин брался за какой-нибудь проект, чтобы не потерять квалификацию, и тогда Сара видела, как он меняется, как блестят его глаза, а энергия, казалось, так и бьет из него ключом.

Он был самым великолепным из отцов, о котором только можно мечтать. Он помогал детям с их домашним заданием, возил их на уроки игры на скрипке, переодевался Дракулой на Хэллоуин и был готов развлекать двадцать гостей. Когда Сара занялась магазином и ей приходилось работать допоздна, так как тогда у нее еще не было управляющего Джеффри, Бенджамин безропотно выполнял всю домашнюю работу. Сара даже испытывала ревность, когда видела, что дети охотнее бегут за помощью к нему, а не к ней.

Ее друзья всегда говорили, что он самый лучший. Подруги сравнивали его со своими мужьями и делали вывод, что Саре несказанно повезло. Но одно замечание Айрис почему-то прочно засело в ее сознании.

Айрис жила со своим мужем, биржевым маклером Лео, который если не работал, то был всегда в гольф-клубе, в Питтсбурге, в более престижном районе по сравнению с тем, где она выросла. Бывшая сокурсница Сары занялась журналистикой и занимала пост помощника редактора. Пару раз в году она и трое ее детей оставляли Лео дома, а сами отправлялись в Нью-Йорк, чтобы провести все выходные с Куперами.

Во время одного из таких визитов, в солнечное субботнее утро, две женщины сидели за кухонным столом, пили кофе и обменивались новостями. К этому времени Бенджамин уже успел приготовить для всех завтрак, загрузить посудомоечную машину, рассортировать белье для прачечной, составить список покупок, не прибегая к помощи Сары, и наконец взять всех пятерых детей, чтобы отправиться с ними на машине в торговый центр.

– Тебя это не пугает? – неожиданно спросила Айрис.

– Что?

– Он делает все. Он знает все. Мужчины не должны знать, сколько осталось масла в холодильнике. Могу поспорить, что он даже знает размер обуви детей.

– Да, ты права.

– И телефоны их друзей?

– Угу.

– Лео даже имен их не знает. Бену известен твой размер одежды?

– Да.

– А груди?

– Я просто ненавижу ходить по магазинам, поэтому он сам покупает мне почти все вещи.

– Он, наверное, даже знает, когда у тебя менструация?

– Айрис, прошу тебя…

– Знает?

– Да.

– Это противоестественно.

– Айрис, ради всего святого, на дворе давно не пятидесятые годы.

– Ты меня неправильно поняла. Все это очень здорово. Но это противоестественно.

После небольшой паузы Айрис начала, делая вид, что переменила тему, рассказывать подруге о наблюдениях своего давнего друга из Питтсбурга, юриста, занимающегося бракоразводными процессами.

Он вывел теорию, смысл которой сводился к тому, что существует два типа мужчин, вырывающихся из брачных уз. К первому относятся бабники обыкновенные, а ко второму – бабники поневоле. Первый тип представляют ловеласы всех мастей, которые просто не могут обуздать свою похоть. Как бы они ни любили свою семью, все равно оказываются движимы главной страстью – погоней за женщиной, вернее, за всеми женщинами сразу. Бабником поневоле становится неуверенный в своей неотразимости мужчина, который пытается доказать, как он всем нужен. Его семья превращается для него в большой любовный агрегат, нуждающийся в его внимании и контроле. Но вот дети подрастают и начинают жить своей жизнью, постепенно отдаляясь от него. Его внезапно охватывает страх, и он ощущает себя старым и ненужным. Тогда мужчина и пускается в бега на поиски нового любовного агрегата.

Айрис преподнесла все это в виде шутки, а не как серьезное исследование мужской природы. Но прошло много дней после этого разговора, и Сара обнаружила, что все время мысленно возвращается к словам подруги. Чем больше она об этом думала, тем больше ее сердил намек, скрытый в услышанном рассказе.

Она и Бенджамин были счастливее, чем какая-либо из знакомых супружеских пар. Да, возможно, он и был несколько педантичным и обожествляющим порядок, но на то он и архитектор. Все должно было лежать на своем месте, аккуратное и без острых краев. Она вынуждена была признать, что он действительно ощущал постоянную потребность в одобрении. Ему нравилось чувствовать, что он вызывает симпатию и любовь, но какому мужчине это не нравится?

Мысль о том, что он может вот так собраться и уйти, на что намекала Айрис, была смехотворной. Они любили друг друга и доверяли друг другу, как редко бывает в семейных союзах. Несмотря на то что их сексуальная жизнь не была такой насыщенной, как он бы того хотел, вызывая в них обоих чувство напряженности, она никогда за все эти годы не усомнилась ни на мгновение в его верности. Бенджамин просто не был на это способен. Так же, как и она.

Во всем остальном они были великолепной парой. Сколько раз Саре доводилось слышать жалобы женщин на своих ужасных, грубых и невнимательных мужей! Сара никогда не испытывала ничего подобного. Бенджамин всегда с готовностью выслушивал ее и поддерживал разговор. Конечно, в основном их беседы касались Эбби и Джоша. Их успехи и проблемы, их победы и разочарования в школе. Она с гордостью могла сказать, что дети были центром их мироздания. Но если не для рождения и воспитания детей создается брак, тогда для чего же? Разве есть что-либо более важное?

Только намного позже, когда дети уже стали подростками и Саре приходилось обдумывать, куда они с Бенджамином поедут путешествовать и какие возможности у них появились, она стала замечать, что временами его лицо внезапно омрачалось тенью. Она иногда видела, как с застывшим выражением он смотрит вдаль, словно готовится сообщить ей нечто страшное: что у него рак или что кто-то из близких им людей умер. Она спрашивала, все ли в порядке, и он, будто очнувшись, улыбался ей и отвечал утвердительно. Конечно, в порядке, а как же еще?

В день их свадьбы старшая сестра ее отца отвела Сару в сторону и тихо, но настойчиво произнесла слова напутствия. Сара всегда больше других любила свою тетю Элизабет, которая когда-то слыла признанной красавицей. У нее не было детей, и она вела, по выражению членов семьи, «бурную» жизнь. Позже Сара поняла, что под «бурной» подразумевалась активная смена любовников. В то время Элизабет как раз пребывала в своем третьем браке (умерла же она сразу после заключения четвертого), поэтому Саре было забавно послушать, что она ей посоветует.

– Присматривайте друг за другом, – произнесла она проникновенным тоном.

Совет не потрясал своей новизной, поэтому Сара вежливо улыбнулась и сказала, что, конечно, так и будет. Но Элизабет нетерпеливо покачала головой.

– Нет, ты меня не поняла. Заботьтесь друг о друге. Будьте всегда парой. Когда у вас появятся дети, вам захочется поставить их на первое место. Не делайте этого. Брак похож на цветок. Чтобы поддерживать его жизнь, вам надо не забывать поливать и удобрять его. Если вы не будете это делать, то, когда дети выпорхнут из гнезда, вы посмотрите в угол в поисках цветка, но он к тому времени безнадежно увянет.

Глава шестая

Несмотря на свое обещание, Ева не собиралась звонить Куперам. Даже когда она все же сделала это, то с неохотой вспоминала о своем поступке. Ее звонок имел последствия, подобные землетрясению, предвосхитив начало семейного кризиса такой силы, что Еве не хотелось думать о своей роли как инициатора развода. Вместо этого она предпочитала верить, что это было судьбой. Если бы даже она не позвонила, все равно их встреча с Беном Купером была предрешена на небесах. И в этом Еву никто бы не переубедил.

В течение той недели, которую они провели с Лори на ранчо, женщины подружились со всеми. Ева была очень тронута теплотой, с которой их приняли на «Перевале». Она помнила, что Сара сама искала общения с ней. Ева отвечала ей симпатией, но не выделяла ее среди других. Сара, конечно, была интересной личностью, очень остроумной и яркой женщиной, но в ней присутствовало если не высокомерие, то несколько отталкивающая сдержанность. У Евы сложилось впечатление, что Сара относится к тому типу людей, которых не узнаешь до конца, даже если окажешься брошенным с ними на необитаемый остров на долгих десять лет. Муж Сары вызвал у Евы несколько другие чувства: она была им растрогана, но не имела возможности определить причину столь странного ощущения.

Это впечатление не было мгновенным. Вначале она даже не отметила его среди множества новых лиц. Он был одним из наиболее интересных и одаренных среди мужчин, присутствующих на ранчо, и это не вызывало сомнений. Еве нравилось его язвительное и ироничное отношение ко всему. Ей было приятно, что он задает вопросы о Пабло, ее работе и жизни в Санта-Фе. Самое поразительное, что он казался искренне заинтересованным в ее ответах. Но по мере того как проходила неделя, она, столкнувшись с ним всего два или три раза, начала вдруг ощущать странное притяжение.

В компании, когда Брэдсток или какой-нибудь другой мужчина развлекали слушателей, она ловила на себе его взгляд и обменивалась с ним улыбкой заговорщика. Они много разговаривали о живописи, и она была польщена интересом Бена к ее работам. Однако позже Ева наконец поняла причину своей растроганности. Ее сентиментальные чувства были вызваны его грустью.

Он был женат. Она не могла сказать, насколько счастливым был их союз с Сарой, но это не имело значения. Ева всегда строго чтила кодекс привязанностей, считая, что романтические отношения с женатым мужчиной недопустимы. Она старалась следовать этому правилу даже не из нравственных соображений, а потому, что по опыту своих друзей знала: как правило, подобные интрижки заканчивались слезами.

На стене ее кухни в Санта-Фе над телефоном висел пробковый коллаж из каких-то старых списков покупок, фотографий и открыток, а также последние рисунки Пабло, которые, конечно, казались ей гениальными. Среди всего этого хаоса, который Ева никак не могла привести в порядок, она увидела приглашение на выставку ее друга Вильяма в модной галерее. Эта выставка должна была стать его первым персональным представлением, поэтому он был сплошным комком нервов и звонил Еве почти каждый день в поисках моральной поддержки. Рядом с приглашением был приколот листок, на котором Сара записала телефон Куперов. Однажды, в середине июля, после того как Вильям позвонил снова, Еве попался на глаза их телефонный номер. Она смотрела на него с минуту, а потом решительно взяла трубку и набрала его.

Ей ответила Сара. Казалось, она по-настоящему была рада звонку Евы. После недолгого разговора, в течение которого Ева почему-то снова притворилась, будто любит мюзиклы, было решено заказать четыре билета на «Поцелуй меня, Кейт». Необходимость в четырех билетах объяснялась тем, что Вильям, который действительно любил мюзиклы, должен был выступить в роли поклонника Евы. Кроме того, ими был зарезервирован столик в ресторане на Мэдисон-авеню, о котором Ева не слышала, но который, по выражению Сары, произведет на нее неизгладимое впечатление.

Когда такси, на котором приехала Ева, остановилось перед театром, она сразу заметила Бена Купера, ожидавшего ее на улице. Он прятался от дождя, как и многие другие, поэтому Ева решила, что Сара осталась внутри здания или, может быть, еще не объявилась. Внезапно почувствовав, как ее накрывает волна смущения, она хотела попросить водителя не останавливаться и проехать до следующего квартала. Но, увидев, как люди голосовали на дороге под дождем, пытаясь поймать такси, Ева расплатилась и вышла. У нее не было зонтика. Она прыгала через лужи, стараясь не промокнуть, но ей это не удалось.

Он не увидел ее, пока она не оказалась совсем рядом. Когда Бен обернулся и заметил Еву, хмурое выражение на его лице сменилось такой теплой улыбкой, что у нее внутри все перевернулось. Они хотели поцеловать друг друга в щеку, но неправильно прицелились, и их губы едва не встретились. Проливной дождь и движение на дороге стали их первой темой для разговора, а затем Ева сказала, что ей очень жаль, но Вильям не смог прийти, потому что какой-то важный немецкий посредник появился в галерее перед самым закрытием выставки и выразил желание скупить все картины.

– Я бы позвонила, но уже было слишком поздно.

– Мы тоже намеревались тебе позвонить, но Сара не нашла номера твоего мобильного телефона.

– Она уже ждет нас внутри?

– Нет, она тоже не смогла приехать. Писатель, который должен был участвовать в презентации завтра вечером, поменял свои планы. Сара ожидает прихода около сотни людей, но теперь ради кого им приходить? Поэтому она сейчас висит на телефоне, обзванивая всех своих знакомых. Я даже не могу описать, насколько она взбешена. Сара очень ждала встречи с тобой, но все сорвалось.

Итак, они остались вдвоем и немедленно начали спрашивать друг друга, не лучше ли будет отменить все до лучших времен, хотя сразу было ясно, что ни одна из сторон не испытывает желания разойтись по домам. Люди бесконечно спрашивали лишний билетик, поэтому Бен вручил два своих билета молодой паре, отказавшись взять с них деньги.

Представление было великолепное. Как она могла подумать, что мюзиклы не заслуживают внимания? Они вышли из театра в приподнятом настроении, обмениваясь прекрасными впечатлениями от услышанного. Все еще продолжался дождь, но, к удивлению, им без труда удалось поймать такси. Улыбаясь, они вновь спросили друг у друга, не лучше ли попрощаться, и опять не стали этого делать. Оказавшись в тесном пространстве кэба, в котором они направлялись к ресторану, и Бен, и Ева чувствовали себя на редкость непринужденно: они смеялись и болтали без умолку, и их тела, словно невзначай, касались друг друга. Ева, украдкой поглядывая на своего спутника, думала, как же он красив. Ей нравился его запах, его улыбка, но она мысленно себя одергивала.

Ресторан был переполнен. Они подсели в угол к молодым людям, настолько поглощенным друг другом, что их губы и руки то и дело сливались в единое целое. Так получилось, что Ева была в том же зеленом платье, в котором она присутствовала на вечеринке по случаю дня рождения Бена. Она смотрела на него и не могла не восхищаться тем, как хорошо он выглядит в своей черной рубашке поло и вельветовом пиджаке.

– Почему все в Нью-Йорке носят черное? – спросила она.

– Наверное, мы все в постоянном трауре.

– По какому поводу?

– Оплакиваем потерянную невинность, – пошутил Бен.

Они заказали стейк и салат, а еще бутылку восхитительного вина. Он снова спросил о Пабло, и Ева рассказала ему об отце мальчика, Рауле, о том, насколько нетрадиционно складывались их отношения. Ева добавила, что они были хорошими друзьями, которые допустили ошибку, став любовниками, хотя, учитывая, что в результате появился Пабло, ошибка превратилась в их самое большое достижение.

Затем наступила его очередь отвечать на вопросы. Она спросила Бена об Эбби и Джоше, что привело к долгой дискуссии на тему отцовства, а затем к обсуждению их собственных отношений с родителями. Ева рассказала, что ее родители все еще живут в Сан-Диего. Они более или менее счастливы в браке. Сама Ева без особой радости вспоминает Свой родной городок. Бен поделился с ней раздумьями о своем отце, о том, что им так и не удалось преодолеть непонимание и разрушить стену, разделяющую их.

– Отец считал меня высокомерным, напыщенным паскудником, и он, конечно, был прав. Прошло пятнадцать лет со дня его смерти, но только недавно, думая о наших отношениях с ним, я сумел прийти к согласию с собой. Как странно… Они прошли несколько стадий, несмотря на то что самого отца уже давно нет в живых. Сначала я на него злился. Мне казалось, что он не любил меня, потому что всегда без устали критиковал. Я его просто ненавидел. Затем наступил период сомнений и грусти. Словно меня обманули. У нас не было возможности при его жизни узнать друг друга как следует. А теперь я понимаю, что по-своему он все же любил меня. Обидно, но и я могу сказать о себе то же самое: я люблю его. Мы просто принадлежали к разным поколениям. Раньше считалось неприличным, когда мужчина проявлял свои чувства к детям. Но я вспоминаю, как он был нежен с Эбби. Он ее боготворил. Усаживал внучку на колени и рассказывал ей всякие истории. Такой милый, заботливый и ласковый… Он как будто хотел дать ей всю любовь, которой лишил меня.

Бен улыбнулся.

– Но если бы ты увидела мои детские фотографии, то, может, оправдала бы моего отца.

– Ты был страшненький?

– Просто уродец.

– Я тоже в детстве была ужасной. Смесь бульдога и лягушки.

– Как-то сложно в это поверить.

– Ты хочешь сказать, что теперь я стала убийственно хороша?

Она сказала глупость. Вышло так, как будто она заранее смеялась над его комплиментом. Бен выглядел изрядно смущенным. Потом он улыбнулся и сделал глоток вина. Пара рядом с ними была занята тем, что они кормили друг друга с ложечки шоколадным муссом.

– Я вот что хочу сказать, – произнесла Ева, пытаясь исправить ситуацию, – если бы он сейчас был жив, то вы были бы лучшими друзьями.

– Да, ты права.

Она спросила и о его матери. Он ответил, что всегда был ее любимчиком, что в глазах матери не был способен на плохое. Наверное, если бы Бен признался, что он серийный убийца, то и тогда мать нашла бы какое-то рациональное объяснение. Ее обожание стало притчей во языцех в их семье.

– Не так давно она приезжала погостить к нам. Мы поехали в город. Она заняла место впереди, а Сара и дети сели сзади. Мне удалось удачно припарковаться, хотя, честно говоря, это было не так уж сложно. Но она сказала: «Бен, я всегда знала, что ты фантастически умеешь парковать машину». Я увидел в зеркало, что и Сара, и Эбби, и Джош были готовы взорваться от смеха. Теперь каждый раз, когда я паркую машину, они произносят эту фразу.

Ева засмеялась, но он лишь покачал головой и отпил еще вина.

– Все в порядке, – ответила Ева, – она просто любит тебя. Мальчику не может достаться слишком много материнской любви – так говорят. Она наполняет тебя силой.

– Нет, не согласен. После смерти отца я прошел курс психотерапии, и доктор мне сказал, что если тебя любят незаслуженно, если ты знаешь, что из тебя делают супергероя на ровном месте, то эта любовь не в счет. Такая любовь не придает сил, а заставляет человека чувствовать себя самозванцем. Поэтому будь осторожна со своим малышом.

– Он паркует свой трехколесный велосипед лучше всех на свете, – смеясь, сказала Ева.

– Вот так все и начинается.

Бен не разрешил ей заплатить за билеты, поэтому по дороге из дамской комнаты она оплатила чек в ресторане. Ее поступок немного обескуражил его. Дождь к этому времени прекратился. Улицы блестели, а воздух был прохладным, напоминая о приближении осени. Они прошли пару кварталов, но потом вдруг опомнились, что уже поздно. Бен знал, что если он еще немного задержится, то опоздает на последний поезд домой. Они поймали такси, и Бен попросил довести их до станции Пенн. Когда они приехали на место, он просунул между «дворником» и лобовым стеклом двадцать долларов, убедившись предварительно, что водителю известен адрес Евы.

– Я прекрасно провела время, – с благодарностью произнесла Ева. – Спасибо тебе.

– Я тоже.

Они поцеловали друг друга в щеку, и на этот раз никаких ошибок не произошло.

– Мне надо бежать, – сказал он. – Я позвоню, хорошо? Вернее, я хотел сказать, что мы позвоним.

– Хорошо. Приходите на выставку Вильяма, если сможете выбраться.

– Я попытаюсь. Пока.

– Пока. Передавай привет Саре и детям!

Он уже закрывал дверцу машины, когда она произносила последние слова, поэтому сделал вид, что не услышал ее. Ева наблюдала, как Бен перебежками двинулся к станции, а потом такси тронулось, и она потеряла его из виду. Она отклонила голову и уставилась в рельефный потолок автомобильного салона. Все так, как говорит Лори: только встретишь хорошего парня, а он уже или женат, или не интересуется женщинами.

Ева позвонила Куперам на следующее утро. Она испытала смешанное чувство облегчения и разочарования, когда трубку взяла Сара. Женщины посетовали на то, что ужасное стечение обстоятельств не позволило им встретиться и огорчило их обеих. Сара нашла замену писателю, который так вероломно с ней поступил, но все еще волновалась по поводу того, как посетители воспримут новый сценарий. Ева покидала Нью-Йорк в тот же день и сказала Саре, что приезжает сюда два или три раза в год, поэтому в следующий ее приезд они пересекутся обязательно.