Текст книги "Перевал"

Автор книги: Николас Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Два месяца назад, в декабре, он позвонил ей из дома своей матери и дрожащим голосом сказал, что он сделал это. Он ушел. Наступила долгая пауза, несколько секунд, растянувшихся на вечность, а потом он услышал ее тихое «приезжай».

И Бен поехал. В тот же вечер. Через расстояние в пятьсот миль, через равнины и ледяные излучины Оклахомы и западного Техаса, сквозь туман и снег. Он появился в Санта-Фе накануне рассвета, нашел ее дом и постучал в дверь. Поверх ночной сорочки Ева была укутана в черную шерстяную шаль. Ее лицо было таким же бледным и встревоженным, как наступающая заря. Она завела его внутрь и прижала к себе. Он не хотел, он обещал себе не… Потому что тогда она не смогла бы проникнуться к нему уважением. Она не должна видеть его таким несчастным и разбитым… Но он не смог сдержать себя и зарыдал. Ева прижала его к себе и долгое время просто обнимала, стоя у порога.

Затем она усадила его на кухне и сделала ему кофе и пшеничные тосты. Пока он ел, Ева наблюдала за ним, положив локти на стол и подпирая голову руками. Она улыбалась с сочувствием. Складывалось такое впечатление, что ни один из них не мог поверить, что Бен сделал это и теперь сидит здесь. Затем из своей комнаты появился малыш Пабло, которому в ту пору было три с половиной года и которого Бен до этих пор не встречал. Он был в пижаме и присел к столу, заговорив с Беном так, словно встретить гостя ранним утром было для него самым обычным делом.

С другой стороны, люди редко ведут себя так, как мы того ждем, если в их жизни происходят какие-то важные события. Ярким тому примером стали мать и сестра Бена. Он с полным основанием полагал, хотя в свете происшедшего правильнее было бы сказать «с ложным основанием», что должен рассказать им о своем решении покинуть Сару не по телефону, а при личной встрече. Он позвонил своей матери из Нью-Йорка и сообщил, что собирается погостить у нее. Она, конечно, была этому чрезвычайно рада. В тот вечер, когда Бен приехал, его ожидало любимое жаркое, заботливо приготовленное Маргарет.

Естественно, Бен знал, что неожиданная новость расстроит ее. Любая мать с горечью восприняла бы такую весть. Но она так обожала его, верила в него, что всегда становилась на сторону сына, даже в тех случаях, когда он сам осознавал свою неправоту. Ее реакция застала его врасплох. Когда после ужина он все же осмелился сказать ей о своем решении уйти из семьи, она была не просто рассержена – его любящая мать впала в ярость. Она даже ударила его по руке! Как он мог бросить жену и детей? Как он мог?!

– Ты давал клятву! – рыдала она, вытирая слезы, которые проливала от злости и горя. – Клятву! Ты должен вернуться немедленно. Слышишь меня? Ты вернешься, потому что ты не можешь нарушить своего обещания.

Со временем она успокоилась, но слезы продолжали струиться у нее из глаз, а он все пытался объяснить причину своего ухода. Бен не стал говорить о том, что действительно подтолкнуло его к такому решению, потому что не мог ни с кем разделить своих переживаний, а тем более с матерью. Вместо этого он прибег к стандартному набору банальностей, говоря, что многие годы, хотя они и пытались скрыть это от себя и окружающих, ни он, ни Сара не были счастливы вместе, что они давно уже «не те люди, которыми были когда-то в юности», что они изменились и «пошли каждый своей дорогой».

Наконец эта мелкая ложь оказала свое действие и если и не убедила ее в правоте Бена, то хотя бы смягчила позицию матери, сделав ее лояльнее. Маргарет согласилась, хоть и с грустью, что утраченного не вернешь и ругать его бесполезно.

Сквозь слезы мать объявила, что ее единственным желанием всегда было видеть его счастливым.

Но если отношение матери к его сообщению стало для Бена неожиданностью, то реакция сестры вызвала у него шок. Он поехал в Топику, чтобы пообедать с ней, на следующий день. Салли была на пять лет старше Бена, и они не получили возможности хорошо узнать друг друга. Он знал, что всегда был любимчиком матери, поэтому старался относиться к сестре с особенной заботой и подчеркнутой нежностью. Ему было приятно видеть, что она без ревности воспринимает его положение в семье. До этих пор он вообще не задумывался, способна ли она критически относиться к нему.

Салли была из тех женщин, о которых говорят, что они скорее интересны, чем симпатичны или милы. Она унаследовала пронзительный взгляд карих глаз и густые брови отца. Она была выше, чем хотела бы казаться, поэтому немного сутулилась, словно несла на плечах какой-то груз. Сестра вышла замуж за бухгалтера по имени Стив. Он был настолько скучным, что Эбби упоминала его имя, когда хотела выразить свою тоску или антипатию к кому-нибудь: «Я чувствую, как Стив подбирается ко мне» или «Он, должно быть, брат-близнец Стива, разлученный с ним в детстве». Эти и другие выражения прочно вошли в их семейный лексикон. У Салли и Стива было двое детей, которые, к сожалению, унаследовали отцовскую вялость и неумение радоваться жизни. Оба стали бухгалтерами.

Бен рассчитывал пригласить ее в ресторан, но вместо этого Салли приготовила обед, накрыв стол в своей кухоньке с кружевными занавесками и коллекцией керамических лягушек на подоконнике. Стив был на работе, так что в доме остались только они и лягушки. Бенджамин подождал окончания обеда, на который она подала свиные отбивные на гриле и лимонный пирог, а потом преподнес ей свою новость. Не успел он договорить, как по сузившимся глазам Салли понял, что так просто ему не отделаться. Когда он замолчал, повисла зловещая тишина.

– Кто дал тебе такое право? – прошипела она.

– Что ты хочешь сказать?

– Кто и что дает тебе право так поступать? Уходить.

– Ну…

– Кто из нас чувствует себя счастливым? Любая пара, которую я знаю, не может похвастаться гармоничными отношениями. Я не знаю ни одной чертовой супружеской пары, о которой я могла бы сказать положа руку на сердце, что они счастливы!

Бен немного поерзал на стуле и улыбнулся.

– Тебе такая пара известна, а? – продолжала сестра, повысив голос.

– Ну… – снова промычал Бен.

– Нет, я хочу, чтобы ты ответил. О счастье в браке, полном и абсолютном. Нет, ты такой пары не найдешь, потому что, Бенджамин, надо быть реалистом. Надо следовать правилам игры. Ты думаешь, что отец и мать были счастливы? Ну?

– Не знаю, что и сказать.

– Конечно, нет! Никто не может этим похвастаться. Но это не значит, что ты получаешь право встать и уйти. О, какой я несчастный! О, какой я бедный! Наверное, брошу я свою жену и детей! Ради бога, очнись! Бен, надо смотреть жизни в лицо, а не убегать от нее.

Бен был почти парализован этим неожиданным напором. Но она еще не закончила. Фактически Салли только размялась перед нанесением основного удара. Она прочла ему целую лекцию на тему, как он стал жертвой потребительского образа жизни, когда тебя то и дело бомбардируют со всех сторон обещанием счастья, доказывая, что ты, как никто другой, должен и имеешь право быть счастливым. Культура бесконечного потребления перевернула все с ног на голову, и его история стала тому подтверждением. Людям постоянно трубят в уши со страниц журналов, в тупых телешоу и рекламных роликах, играющих на раздувании человеческой жадности и зависти, что они могут получить свою порцию счастья, если купят новую крутую вещь, или новую подружку, или новое лицо, или силиконовые груди. Люди не могут удовлетвориться тем, что имеют, и начинают менять все вокруг себя, но ведь это совсем не означает, что подобные перемены к лучшему…

Если бы он не был так потрясен ее красноречием, то мог бы встать перед Салли и приветствовать ее аплодисментами. Но вместо этого он опустил глаза и кивал головой, пытаясь принять пристыженный вид. Спустя полчаса, два раза окончательно отвергнув ее предположение, что у него просто роман и теперь он боится признаться в этом жене, Бен попрощался с Салли и прошел к двери, придавленный грузом ее обвинений, так что теперь сходство между братом и сестрой усилилось.

Танец завершился, и участники «телесного хора» уселись в круг на полу. Они держались за руки, закрыв глаза. Бен оказался рядом с мужчиной в лиловых одеждах, который, судя по всему, проникся к Бену симпатией.

Через двадцать минут, в течение которых любой желающий мог выразить свои ощущения, сеанс окончился. Все обулись, а затем к нему подошла с объятиями Лори и вслед за ней и Ева, которую они оба тоже обняли.

– Как тебе, понравилось? – немного нервно спросила Ева.

– Великолепно.

Она посмотрела на него скептически.

– Нет, я честно получил от этого большое удовольствие.

Он обнял ее за плечи, а она перехватила его талию. От нее пахло сладостью, и она немного вспотела, но ему это нравилось. Лори стояла рядом, излучая радость, – ей нравились перемены в жизни подруги.

– Знаете, что я хочу вам сказать? – весело произнесла она. – Вы замечательно смотритесь вместе. Мне кажется, что вы даже похожи друг на друга.

– Это комплимент? – спросили Бен и Ева в один голос.

– Да.

Пабло забрал на выходные его отец, поэтому весь дом был в их распоряжении. Они прошли в спальню Евы. Бен разжег огонь в камине, который был обрамлен каменной аркой. Ева заварила для них зеленый чай, вкус которого начинал нравиться Бену. Солнце светило так ярко, как это иногда бывает поздней зимой. Белое покрывало на кровати казалось позолоченным от косых потоков света. Они медленно раздели друг друга, утыкаясь носами в шею, как ласкающиеся коты, а затем легли на кровать, прямо в солнечное озеро. Ее кожа была соленой на вкус, и он целовал ее плечи, грудь, руки, а потом каждый дюйм ее красиво очерченного живота. Прикосновение его руки к сокровенным местам ее тела подсказало ему, что она открыта для него.

Страх, который мешал ему раскрепоститься раньше, исчез без следа. Бывали, однако, времена, когда страх возвращался, нашептывая, что его вина огромна, что расплата за измену неминуема. Но Бен старался отключиться от всего, что мешало ему жить настоящим. Если бы Ева не проявляла к нему столько терпения, не была такой всепрощающей по отношению к его неудачам на любовном поприще, то он бы исчез, убегая от стыда. Но она, казалось, вместе с ним пыталась понять причины его уныния и тоски и вернуть ему душевный покой.

Он проник в нее, но еще не в ее душу и смотрел, любуясь, на полуоткрытые губы и дрожащий подбородок, на ресницы и волосы, раскинувшиеся роскошной волной по подушке. Он был с ней, здесь. Он был здесь.

Глава одиннадцатая

Последний раз она была в этих местах меньше года назад. Но, как и ее жизнь, за последние месяцы здесь все полностью преобразилось. Она и Тай остановили лошадей у того же уступа, к которому подъезжали когда-то с его отцом два лета назад и наблюдали за полетом орла над рекой. Они избрали тот же маршрут, продвигаясь по зарослям полыни. Под ними были те же лошади. Но на этом сходство заканчивалось. Пейзаж, на который взирала Эбби, принадлежал другой планете.

– Боже мой, – прошептала Эбби.

– Я тебя предупреждал, что ты не узнаешь здешних мест, – ответил ей Тай.

Даже горы, которые были так близко, этим серым майским утром казались другими – темнее и отдаленнее. Река совсем обмелела, а на ее берегах будто насыпали мел. Внизу раньше весело бурлили ручьи, но теперь там была пустыня. Повсюду виднелась засохшая грязь с белыми пятнами соли. Отравленная вода убила всех жеребят и других животных, принадлежавших семье Тая.

– Видишь те леса вон там? К этому времени они обычно покрыты листвой. Но теперь они мертвые. Все деревца до одного. Мы надеялись, что они все же порадуют нас, но этого не произошло. А теперь посмотри вниз, туда, куда отец возил нас посмотреть на жеребят. В это время луга обычно так зарастают, что по ним нельзя было пройти, не измазав одежду желтой пыльцой. Посмотри, что от этого осталось.

На месте лугов Эбби увидела бурую поляну, покрытую коркой соли. Травинки лишь кое-где пробивались, отчего тяжелое впечатление только усиливалось.

– Ничего не растет там. Те поля, на которых мы обычно заготавливали сено, тоже исчезли, словно их и не было. Река отравлена, а теперь пришла очередь и суши. Вода, которая высвобождается при бурении скважин, убивает все вокруг.

Эбби сидела в седле неподвижно и лишь качала головой.

– Поверить не могу.

Тай с горечью воскликнул:

– Да ты еще и половины не увидела! Поедем, я тебе покажу.

Он пришпорил лошадь, двигаясь по тому же пути, по которому они добрались сюда, – сквозь расщелину в скалах и по зарослям полыни. Вместо поворота налево, к ранчо, они повернули направо, к горам. На их пути попадались деревья, которым, по утверждению отца Тая, было больше тысячи лет.

Когда они ехали по долине, Эбби услышала страшный грохот, который усиливался с их приближением. Наконец они достигли поворота и Тай остановил свою лошадь, ожидая, когда Эбби присоединится к нему.

– Вот мы и на месте, – сказал он. – Недавно здесь паслись лошади, но теперь верхний слой почвы сошел, и потому ничего не растет. А самое страшное, что и не вырастет, даже когда работы закончатся.

Впереди, по всей долине, растянулась широкая грязная дорога, изборожденная следами от шин грузовиков. Повсюду торчали трубы, которые подводились к бурильным колодцам.

Ритмичный грохот исходил из низкого здания с белыми стенами, вокруг которого были установлены генераторы и приспособления для проведения бурильных работ. Возле них стояли грузовики какого-то странного вида, обнесенные заборчиками с надписями: «Опасно для жизни!» и «Будь осторожен!» Тай сказал, что так выглядит компрессорная станция, причем такие же, как эта, установлены и дальше, а еще там много цистерн, в которых, как предполагается, хранится высвобождающаяся при бурении вода. Тай добавил, что правила хранения не соблюдаются и цистерны бесконечно текут, когда переполняются. Кроме того, заборчики эти были ненадежными, поэтому любое живое существо обречено. Тай язвительно добавил, что каждый день готовит им новые сюрпризы или, вернее сказать, кошмары.

– Здесь раньше находились ветеринарные пункты для лошадей. Отец говорил, что это место, окруженное со всех сторон горами и лесом, было самым лучшим. Все, кто ворчал, что дорога дальняя, немедленно замолкали, как только прибывали сюда. Одна женщина даже сказала, что она готова заплатить за один только вид.

Он отвернулся и затих. Эбби догадывалась, о чем он сейчас думает.

Два дня назад, когда Тай позвонил ей по телефону, то по его голосу, по озабоченному тону она сразу поняла, что у них что-то случилось. Сначала Эбби предположила, что он обижен ее невниманием, тем, что от нее долго нет звонков. На самом деле она в эти дни звонила только своей маме. Вернувшись в университет из поездки на эти чертовы Карибские острова, Эбби превратилась в отшельницу. Она перестала гулять, и все ее друзья, за исключением Мэл, поставили на ней крест. Она погрузилась в учебу, проводя целые дни в своей комнате или в университетской библиотеке. Ее занимали только те книги, в которых речь шла о том, как люди разрушают планету. После их чтения она обозлялась еще больше, но это помогало не чувствовать к себе жалости. Но теперь, слушая Тая, Эбби начала понимать, насколько эгоистично себя вела. Разговаривая с ним по телефону, она спросила его, что произошло. Тай замолчал, а потом едва слышно произнес:

– У отца был удар.

На деньги, подаренные дедом на Рождество, Эбби купила себе подержанную машину. Это была маленькая темно-голубая «Тойота», на которой она уже на следующий день отправилась в Шеридан, чтобы повидаться с Таем. Она знала, что не сможет найти дорогу на ранчо в лабиринте мощеных тропинок, поэтому они договорились встретиться в Бест-Вестерне.

Тай выглядел бледным и измученным. Он крепко обнял ее и держал долго, так что Эбби поняла, что парень едва сдерживает себя. Он сказал, что должен посвятить ее в детали, до того как они отправятся на ранчо, потому что ему не хочется, чтобы его мать слышала это. Они прогулялись по главной улице, вышли на небольшую площадь и сели на скамейку. Неподалеку высился бронзовый монумент ковбою с длинными волосами. С винтовкой наперевес, он, казалось, в любой момент был готов к бою. Тай смотрел на него все время, пока рассказывал свою историю.

Это произошло в феврале. Где-то через пару недель после того, как приехали бульдозеры и начали раскапывать все вокруг. Его родители отказались подписать соглашение о сохранности поверхностных слоев земли, которое им прислали из компании «Мак-Гуген. Газ и нефть». Отец нанял адвоката, чтобы быть уверенным в том, что их земля останется неповрежденной.

Затем однажды утром без всякого предупреждения появились два парня, которые сообщили, что завтра сюда прибудет бригада землекопов, потому что через неделю запланированы бурильные работы. Адвокат сделал все, что мог, но это не принесло успеха. Разговор с глухой стеной. Нефтяная компания не желала вникать в детали. На следующий день приехали бульдозеры и превратили все вокруг в свалку.

– Рабочие, которых они прислали, десять или двенадцать человек, были из Мексики. Нелегалы. Мак-Гуген даже не удосужился обеспечить их биотуалетами, поэтому они делали все свои дела прямо на лугу. Испачканная туалетная бумага валялась повсюду, даже возле дома. Это было отвратительно, – с горечью рассказывал Тай. – Мы с отцом несколько раз подходили к ним, пытаясь вразумить, но многие работяги даже не говорили по-английски, а те, которые нас понимали, отвечали одно и то же: «Позвоните в офис, мы не можем ничего поделать». Когда мы набирали номер офиса, то повторялась такая же история. Никто не хотел даже выслушать нас. Все это время мама плакала. Она надорвала себе сердце… – в глазах Тая было столько боли, что у Эбби сжались кулаки.

– Ладно. В конце концов им удалось связаться с Мак-Гугеном по телефону. В этой компании он выполняет обязанности президента или черт его знает кого, не важно. В Денвере. Так вот, этот парень начинает вопить на нас, потому что нам, видите ли, некого винить, кроме себя. Он орал, что все произошло из-за того, что отец отказался подписать это мерзкое соглашение, – продолжал рассказывать Тай.

– Через два дня он прилетел собственной персоной, потому что была назначена встреча у адвоката. Этот Мак-Гуген, бывший морской пехотинец или что-то в этом духе, оказался здоровенным детиной, размером с быка. Он снова начал тыкать пальцем в родителей. Черт, Эбби, мне надо было присутствовать там! Но я, как назло, должен был быть в Бозмане на той неделе. – Тай стукнул кулаком о скамейку.

– Мама была очень расстроена, и отец всю дорогу пытался ее успокоить. Она все время повторяла Мак-Гугену: «Вы не можете так поступить. Вы не можете так поступить с нами». На мгновение все затихает, и тут этот идиот, обращаясь к маме, грубо говорит ей: «Послушайте, леди. Это как если бы мы были женаты – что хочу, то и делаю. Когда пожелаю и где пожелаю, а вам только и остается, что молча подчиниться. Понятно?» – В тот же вечер с отцом случился удар.

Когда они возвращались к машинам, Тай рассказал ей, что его отец месяц назад выписался из больницы, но он потерял способность говорить и был почти парализован.

– Просто сидит перед телевизором целый день. Он никогда раньше не смотрел его, но мы не знаем, может, так для него лучше. Мы с ним разговариваем, читаем ему. Наверное, отец знает, что мы обращаемся к нему, но он словно закрылся, хотя временами… – Тай сглотнул и выждал мгновение. – Иногда кажется, что он вернется. Я очень надеюсь.

– Как твоя мама? – мягко спросила Эбби, но тут же поняла, насколько глупо прозвучал ее вопрос.

– Держится, но чего можно ожидать при таких делах?

Как и говорил Тай, когда они приехали на ранчо, его отец смотрел телевизор. Эбби поздоровалась с ним, но Рэй остался безучастен. Показывали документальный фильм о дикой природе. На экране бродила стая гиен. Марта тепло поздоровалась с Эбби и обняла ее. Слезы навернулись ей на глаза, но она сдержала себя. За ужином она пыталась держаться бодро и задала Эбби много вопросов о ее жизни в Миссоле. Марта жаловалась на Тая, который бросил учебу, и обратилась к Эбби с просьбой убедить его вернуться назад.

– О, мама, – устало произнес Тай, – прошу тебя.

По телевизору было видно, как гиены приступили к своему обеду.

– Понимаешь, Эбби, он думает, что его мать-старушка не в состоянии справиться сама.

– Нет, не думаю.

Они сменили тему. Затем Марта, стараясь быть деликатной, поинтересовалась у Эбби, как поживает ее мать. Судя по всему, Тай держал ее в курсе событий.

– С ней все в порядке. Сейчас уже лучше. Правда, она начала курить, и это так странно. Она не прикасалась к сигарете больше двадцати лет.

– Не надо на нее давить.

– Нет, я не осуждаю маму. Это ее жизнь.

– Как твой отец?

– Наверное, хорошо. Честно говоря, я не знаю.

Эбби хотела добавить, что ей, если откровенно, наплевать, но она сдержалась.

Отец постоянно присылал ей письма по электронной почте. Сначала она отправляла ему короткие ответы, но сейчас не утруждала себя делать даже это. Три или четыре раза в неделю он звонил ей на мобильный телефон, но Эбби не отвечала, а только прослушивала его сообщения, которые всегда повторялись. Весь этот бред о том, как он ее любит, скучает, хочет поговорить, может ли она назначить время для его приезда так, чтобы это ее не затруднило, не вызывал в ней положительных эмоций. Иногда она все же брала трубку, просто чтобы он наконец отстал от нее. Эбби неизменно отвечала холодным тоном, что она занята, поэтому ни ближайший уик-энд, ни следующий не сможет провести с ним. Она и сама не знала, сколько должно пройти времени, прежде чем ей захочется общаться с отцом как раньше. Может быть, ей нужно дождаться момента, когда звук отцовского голоса уже не будет вызывать в ней такое раздражение и гнев. То, что Эбби скучала по нему, только больше усугубляло ее неприязнь. Бенджамин всегда был ее незаменимым наставником, поддерживал ее во всем. Ей было ужасно осознавать, насколько слабой и безвольной она себя ощущает без отца.

Тай пришел к ней в комнату в ту же ночь. Хотя их близость была омрачена взаимным горем, она все равно принесла утешение. Но потом Эбби не могла уснуть, поэтому лежала, склонив голову на грудь Тая, и прислушивалась к его мерному дыханию и далекому, еле слышному вою койота.

Одна из собак, обитавших на ранчо, как раз ощенилась. Тай пристроил всех, но три щенка оставались без хозяина. Им уже исполнилось двенадцать недель. Один из них, смешной, с белыми пятнами на трех лапах и кисточкой на хвосте, привязался к Эбби и ходил за ней по пятам. Ни один из щенков еще не получил кличку, поэтому Эбби назвала своего любимчика Соксом. Тай предложил ей взять щенка с собой. Эбби испытывала большой соблазн, но все же решила, что этого делать не надо.

Она осталась на два дня. На второй день она заметила бесконечный ряд грузовиков, движущихся по дороге, и наблюдала, как огромные столбы пыли вздымаются над ними. Тай сказал, что хочет подать иск против компании, хотя адвокат предупредил его, что шансов на победу нет, а дело настолько безнадежное, что проще уж сидеть и жечь деньги сотнями в течение ближайших двух лет.

В утро своего отъезда она поцеловала Рэя в лоб и услышала какой-то непонятный звук. Эбби решила, что он просто хотел откашляться. Марта взяла с нее обещание приехать снова и как можно скорее. Тай ехал впереди всю дорогу до Шеридана. Они оба остановились перед границей, чтобы попрощаться.

И тут с пассажирского места своего пикапа он бережно вытащил картонную коробку, в которой лежал щенок, укутанный в одеяло, и поставил его на заднее сиденье «Тойоты». Она пыталась протестовать, но Тай слишком хорошо знал Эбби, чтобы принимать ее «нет» за отказ. Если что-то не сладится, спокойно произнес он, то все, что ей придется сделать, – это взять и вернуть малыша. Он спросил Эбби о ее планах на лето, но она ответила, что еще не определилась. Наверное, она побудет в Миссоле какое-то время, найдет работу. Потом вернется домой и проведет недельку-другую со своей матерью. Но теперь, когда у нее на руках есть Сокс, она не знает, как ей строить свои планы.

– Не стесняйтесь, у нас плата за пользование конурой вполне приемлемая, – ответил ей Тай.

Он прижал ее к себе и не хотел отпускать. Они молчали и смотрели, как мимо них мчатся машины.

– Я люблю тебя, Эбби.

Эбби впервые в жизни признавались в любви. Она едва не разразилась слезами, крепко прижимая его к себе. Эбби поцеловала Тая, чувствуя, что должна повторить его слова, но не сделала этого, потому что не хотела лгать. Когда она уезжала, то заметила в зеркало, как он, понурившись, стоит у своего пикапа. Щенок уже крепко спал.

Студенческий городок университета Монтаны переживал обычный предканикулярный период, когда ничего не хочется делать, потому что скоро лето. Официально конец семестра был уже объявлен, но никто не торопился уезжать. Природа была как раз окрашена в тот оттенок зеленого, который называют пронзительным, живым и свежим. Казалось, что даже воздух наполнен ожиданием новизны. Студенты передвигались по кампусу на велосипедах или прогуливались до ближайшего магазина или кафе, где заказывали холодный капуччино. Некоторые нежились на овальной поляне, вдыхая аромат сочной травы, и строили планы.

Мэл и Эбби перевезли все свои вещи из Ноулз-холла в дом к Эрику и Тоду на Четвертой улице. Эбби пока остановилась у них, так и не решив, чем она будет заниматься летом. Все остальные определились со своими планами еще несколько недель, а то и месяцев тому назад.

Мэл и Скотт уехали в Перу. Они пытались убедить Эбби присоединиться к ним, но она и слышать не хотела об этом, потому что не могла расстаться с Соксом. Эрик и Тод тоже были готовы в любой день отправиться в путь, потому что они нашли работу в Айдахо. Парни договорились работать проводниками на плотах по реке Салмон. После того как Эрик провел шесть недель в гипсе, врачи ему сказали, что его бедро срослось хорошо. Он еще прихрамывал немного, но все равно доказывал, что справится с плотом, груженным шестью пассажирами. Если Мерил Стрип удалось сделать это, то он, по его выражению, просто обязан. Чтобы жизнь не показалась туристам раем, Эрик взял с собой новый аккордеон, собираясь мучить их своими песнями, когда они будут сидеть вечером у костра.

Таким образом, к началу июня Эбби и ее пес Сокс имели в своем распоряжении целый дом. Он, конечно, не убирался лет сто, и окна в нем были такие грязные, что сквозь стекла почти ничего не было видно. Пылесоса в доме Эбби не обнаружила и поэтому попросила его у кого-то из ребят, а потом провела следующие три дня за генеральной уборкой. Она почувствовала себя похожей на свою мать, но хлопоты по дому отвлекли ее от мрачных мыслей. На третье утро, когда Сокс извлек из-под дивана целую пиццу, превратившуюся в подобие ископаемого, вдруг зазвонил телефон. Номер был местный, но она его не узнала.

– Анонимные домохозяйки! Слушаю вас! – шутливо сказала она.

– Эбби!

Ей тут же захотелось повесить трубку.

– Пап, привет. Ты где?

– Я в отеле «Холидей Инн».

– В Миссоле? Что ты здесь делаешь?

– Эбби, ты могла бы и догадаться. Приехал увидеться с тобой.

– Но почему ты меня не предупредил заранее? Ты знаешь, я сейчас не могу долго говорить…

– Эбби, милая моя, но я прошу тебя.

Он поинтересовался, где она сейчас и может ли он приехать к ней. Эбби сама не могла объяснить причины, но она категорически была против, чтобы он приезжал. Наверное, она делала это, чтобы обидеть отца как можно сильнее. Она настойчиво отказывала ему в родительском праве знать хоть что-то о жизни своего ребенка. Она сказала, что встретится с ним в холле отеля через час, и повесила трубку.

Сразу же после этого Эбби пожалела о том, что дала согласие, и хотела перезвонить, чтобы отменить встречу. Но она не видела его долгих пять месяцев, с того самого страшного в ее жизни обеда перед Рождеством, и не испытывала желания давать ему повод думать, что для нее вся эта семейная чушь хоть сколько-нибудь значима. Эбби решила пойти. Она ему покажет, как мало все это ее трогает и как мало он теперь значит в ее жизни.

Дорога займет у нее десять минут ходьбы через мост, поэтому остальные пятьдесят она провела в сборах и подготовке к предстоящему разговору. Она подумала о том, что сказать отцу и какие обвинения ненавязчиво бросить ему в лицо. Приняв душ, Эбби минут двадцать выбирала одежду, не прекращая ругать себя за то, что так глупо суетится и придает этой встрече значение. Какая разница? Какого черта она так разволновалась? Эбби примерила одно платье, потом другое, но в конце концов остановилась на голубых джинсах и белой футболке с длинными рукавами.

Сокс уже великолепно вел себя на прогулках. Он даже не нуждался в поводке и послушно трусил возле нее. Но движение на мосту было таким оживленным, что она решила перестраховаться, поэтому нацепила на него ошейник и поводок, боясь, как бы щенок не испугался потока людей и машин.

Она заметила своего отца первой. Он же взглянул на нее и не узнал, потому что Эбби была с собакой, в темных очках, а волосы она коротко подстригла. Бенджамин стоял на улице у отеля, нервно поглядывая на часы. В это время к отелю как раз подъехал автобус с туристами, так что там оказалось довольно многолюдно. Отец сильно похудел и отрастил волосы. Постоянно посматривая по сторонам, он наконец заметил ее.

– Эй!

Бенджамин подошел к дочери и крепко ее обнял, а потом поцеловал. Ей стоило большого труда не сдаться и не прильнуть к нему, как в старые добрые времена. Но она справилась с собой и ответила ему сдержанным «здравствуй». Нет, она не собиралась дарить ему нечто большее. Ни поцелуев, ни слез. Он взял ее под локти и исподволь изучал. Эбби видела, что ему большого труда стоит не расплакаться.

– Как у тебя дела, малыш?

– Все чудесно. А у тебя?

– Я в порядке, особенно после того как увидел тебя. Эй! А это кто с тобой? Твой?

– Угу. Его зовут Сокс.

Он наклонился, чтобы потрепать собаку за уши, и Сокс сразу начал прыгать на него, пытаясь облизать ему лицо.

– Спасибо, дружище, но я уже умывался.

Он предложил пойти в ресторан, но Эбби сказала, что с собакой их никуда не пустят. Поэтому они купили бутерброды и сок, а затем вернулись в Карас-парк и, усевшись прямо на траву, устроили пикник. Перед ними открывался великолепный вид на реку. Неподалеку стоял памятник форелям, который почему-то очень не понравился Соксу, и щенок принялся лаять на них, пока его внимание не привлекла белка. Он немедленно погнался за ней, но зверек ловко взобрался по стволу на верхушку дерева. Следующие полчаса Сокс неподвижно сидел под деревом, склонив голову набок и изредка подвывая.