Текст книги "Перевал"
Автор книги: Николас Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
– С тобой все в порядке?
– Нет.
– Что случилось? Ты заболел?
Он глубоко вдохнул, но не произнес ни слова. Наступил момент оглушающей тишины. И тогда она поняла. Она точно знала, что он собирается ей сказать.
– Сара, я…
Она бросила нож на стол, и он с громким стуком ударился о гранитную столешницу.
– Не надо.
– Сара, дорогая, я не могу…
– Не смей этого говорить!
– Но я вынужден принять решение. Я так дальше не могу.
– Заткнись! Немедленно закрой свой рот! О чем ты думаешь? – кричала она.
На мгновение он потерял дар речи. В его глазах застыло умоляющее выражение. Сара смотрела на него, не отрывая взгляда, но он не в силах был его выдержать. Он опустил глаза и покачал головой.
– У тебя роман?
Она слышала себя, но голос был чужой, не ее. Сара почти выплюнула эти слова, как будто они создавали у нее во рту неприятный привкус. Бенджамин продолжал качать головой, все еще не поднимая глаз. Как трус, пытающийся сбежать в кусты. Она обежала стойку, чтобы подобраться к нему ближе.
– Подлец! Какой же ты подлец!
Сара бросилась на него, словно разъяренное животное, стараясь побольнее ударить по голове, груди, плечам. Он закрыл лицо руками, даже не пытаясь уклониться от ее ударов. Он позволял избивать себя, но это взбесило ее еще больше. Бенджамин стоял униженный и несчастный, словно мученик, страдающий во имя какого-то ненавистного Саре божества.
Она внезапно остановилась и закрыла глаза, прижав руки к вискам. Ей хотелось отстраниться от того, что она только что узнала. Сара зашлась в беззвучном плаче, и ее рот скривился в судороге.
– Сара…
Он попытался прикоснуться к ней, но как только она ощутила его руку, то немедленно вырвалась и закричала:
– Нет!
Она посмотрела на мужа и увидела, как слезы струятся по его щекам. Он стоял перед ней такой беспомощный и выдохшийся, что она придвинулась к нему и обняла его. Они оба рыдали. Ее голос был жалким, как у напуганного ребенка.
– Нет, Бенджамин. Прошу тебя. Не говори мне этого.
Он обнял ее, и она прижала голову к его плечу, пытаясь спрятаться от правды, которая, словно цунами, хотела смести ее. Сара искренне верила, что через минуту все будет по-старому. Он снова будет любить ее, ее одну. Она повторяла бесконечно и трогательно:
– Пожалуйста, прошу тебя, это не может происходить с нами. Это дурной сон.
– Сара, любовь моя…
Сара закрыла ему рот ладонью.
– Я не хочу это слышать. Прошу тебя.
Но внезапно мысль о ком-то другом в его объятьях, о другой женщине, вдыхающей этот теплый знакомый запах, который всегда принадлежал ей одной, только ей одной, болью отозвалась в ней. Она отклонилась, как будто почувствовав, что ей нанесли удар в грудь. Выскользнув из его рук, она оттолкнула Бенджамина и спросила:
– Это Ева, да?
Он колебался, а затем, нерешительно качая головой, начал что-то говорить, но она знала, что права.
– Ты с ней спал?
Ее голос был низкий и дрожащий, как лед, готовый треснуть.
– Все не так, это…
– О, ты спал с ней!
– Нет.
– Ты врешь.
– Я клянусь тебе…
– Ты мерзкий, отвратительный лжец!
Бенджамин снова покачал головой и отвернулся, а потом начал отходить от нее. Он сделал это так внезапно, что Сара побежала за ним, схватила его за руку, пытаясь повернуть к себе. Она хотела снова обнять его, притянуть к своей груди. Но теперь что-то изменилось. Он послушно откликнулся на ее зов, но его руки висели, словно плети. В нем как будто отключился какой-то важный механизм.
Он не мог сказать точно, сколько прошло времени. Оно, казалось, замерло, и уходившие минуты отмеривались только разделявшей их печалью. Бенджамин бродил по дому как привидение, потом он прошел по комнатам, чтобы найти ее. Сара сидела на лестнице и, не в силах сдерживать душивших ее рыданий, смотрела на него пустым взглядом. Через некоторое время она опять набросилась на него с кулаками, обвиняя его во всех смертных грехах, но уже через мгновение снова умоляла Бенджамина не делать этого и спрашивала, почему так вышло. Она не хотела признавать свое поражение. Она бы могла все исправить. Пусть он даст ей шанс. Последний шанс, еще один, который она не упустит…
Они сидели на веранде, прижавшись друг к другу, не чувствуя холода ночи. Ветер шевелил листву берез. Сара перестала плакать и посмотрела на все вокруг по-новому. В ее душе поселилось траурное спокойствие. Они вернулись в дом, и он разлил вино, которое открывал еще в той жизни… Они взяли бокалы, прошли с ними в гостиную и, устроившись на кушетке, начали разговор.
Сара чувствовала себя крайне напряженно. Тихим, каким-то надтреснутым голосом она стала расспрашивать его о Еве. Бенджамин отвечал с осторожностью и, по возможности, честно. Он сказал, что не спал с этой женщиной, верит она или нет, и решился произнести фразу, подготовленную им заранее, которая все равно прозвучала несколько фальшиво. Он сказал, что Ева не явилась причиной его решения уйти из семьи, а только стала катализатором процесса. Он опасался, что Сара в любой момент может взорваться, прервать его, но она хранила молчание. Она просто сидела, маленькими глотками пила вино и наблюдала за ним. Он ощутил, как в этот момент в ней зреет что-то новое, будто она начинает по-иному видеть его – яснее, четче, со всеми недостатками и промахами. Сейчас она смотрела на него только сквозь призму услышанного. Бенджамин почувствовал незамедлительное приближение очень жесткой реакции.
Ее пристальный взгляд сбивал его с толку. Ему все сложнее было сохранять спокойствие и сдержанность в голосе. Он сказал, что уже долгое время несчастлив с ней. Сара должна быть откровенной и признаться, что между ними не было согласия в течение долгого времени. Он уже не тот человек, за которого она вышла замуж. Да и потом, они женились так рано… В этот момент он заметил, как в ее глазах блеснул злой огонек. Не отрывая от него взгляда и покачивая головой, словно не в силах поверить в то, что слышит, она пронзительно смотрела на него.
– Что? – спросил он.
– Вот так все просто, да?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты делишь с кем-то жизнь в течение четверти века, растишь детей, а потом вдруг решаешь, что женитьба состоялась слишком уж рано, поэтому ты не должен пренебрегать счастьем, которое тебя, возможно, еще ждет где-то, и уходишь.
Ему пришлось склониться над ней, чтобы расслышать ее слова. Сара произнесла все это на одном выдохе, почти шепотом. Было что-то необычное в ее тоне, и это обеспокоило его. Она продолжала злиться, но теперь могла контролировать себя, поэтому была холодной, почти чужой. Бенджамин почему-то посчитал необходимым защищаться и произнес слова, о которых сожалел позже:
– Послушай, Сара, я никогда не чувствовал, что ты хочешь меня. Никогда я не ощущал себя любимым тобой. Когда я смотрю на нас со стороны, на то, как мы живем, и думаю, что это на всю оставшуюся жизнь… – Он остановился и вздохнул: – Сара, я не могу. Должно быть что-то еще, большее.
Она смотрела на него молча. Ее подбородок гордо выдавался вперед. Она приняла его решение и выглядела в этот момент по-королевски – холодно и величественно. Затем она медленно кивнула и, высоко подняв голову, отвернулась.
– Когда ты скажешь об этом детям? – не поворачиваясь, спросила она.
– Сегодня вечером. Могу сделать это завтра утром. Как ты посчитаешь нужным.
Сара рассмеялась.
– Нет, Бенджамин, это твой праздник.
– Тогда я сделаю это сегодня же.
– Хорошо. Ты все просчитал. Счастливого плавания.
Сара подняла бокал и допила вино. Затем она встала и направилась к двери, но неожиданно остановилась у порога, выждала мгновение и повернулась к нему со словами:
– Когда ты сказал, что я не хотела тебя, не нуждалась в тебе, то сильно ошибался. Ты всегда неправильно воспринимал меня. На самом деле ты говоришь о своем собственном представлении любви. Ты просто псих, одержимый манией все держать под контролем, даже то, как люди должны проявлять свои чувства к тебе. И я мирилась с этим все эти годы. Я честно пыталась быть такой, какой ты хотел видеть меня. Но никому не удастся дотянуться до планки, установленной тобою для любящего человека, Бенджамин. Никому…
Она постояла еще немного, дрожа от обиды и негодования, но сохраняя на лице гордое выражение и пытаясь изо всех сил не дать волю слезам. Затем она решительно кивнула и вышла.
Он сидел еще несколько минут, а потом проследовал за ней на кухню. Сара сметала нетронутую индейку и салат с их тарелок в мусорное ведро. Он прошел к ней и хотел положить руки на ее плечи, но при малейшем же прикосновении она яростно отстранилась.
– Не трогай меня!
Бенджамин попытался помочь ей с уборкой, но она попросила его не делать этого. Он вернулся в гостиную и сел на кушетку. Через несколько минут он услышал шаги и повернулся на звук. Сара снова остановилась у порога, глядя на него. Она держала что-то в правой руке, но Бенджамин не мог рассмотреть, что именно.
– Это твой дом. Я твоя жена. Это твои дети, Бенджамин, – сказала она и, раскрыв ладонь, швырнула предмет, который пролетел через комнату и приземлился на кушетке рядом с ним.
Это была фотография в рамке, с которой ему улыбались Эбби и Джош, запечатленные во время каникул, когда они ездили в Канаду кататься на лыжах. С тех пор прошло два года. Всего два года… Сара повернулась и исчезла, и Бенджамин услышал знакомый звук ее каблуков, громко простучавших по деревянным ступеням. Он не знал, должен ли последовать за ней, и решил не делать этого. В тщетной надежде найти занятие, которое бы отвлекло его, помогло бы забыть о свинцовом грузе на сердце, он включил телевизор и стал дожидаться возвращения детей.
Мартин уже говорил ему, что он сошел с ума. Он был единственным, кого Бен посвятил в свои планы. Однажды вечером, на прошлой неделе, он пригласил Мартина выпить после работы. Они редко это делали, поэтому Мартин отозвался на предложение с любопытством и некоторой настороженностью.
Они сидели в баре на Джексон-авеню, в одном из самых модных заведений, которые отличались стильностью, но были откровенно бездушны. Бен и Мартин оказались самыми старшими по возрасту из всех посетителей. Наверное, старше на целых двадцать лет. Музыка звучала так громко, что им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Несколько минут ушло на то, чтобы поговорить о детях и планах на День Благодарения, но затем Мартин прервал светскую беседу и прямо спросил, по какому поводу встреча.
– Я ухожу от Сары.
– Ты с ума сошел?
Бен рассказал ему о Еве, и Мартин ответил, что уже предполагал нечто подобное. Иначе с какой стати Бен стал бы продвигать такие ужасные картины? Он не мог поверить, что Бен еще не переспал с Евой.
– Какого черта просто не переспать с ней и выбросить все из головы?
– Я не знаю.
– Ты не знаешь, Бен? Алло, друг мой? Ты хочешь выбросить судьбу на ветер, даже не зная, ради чего ты все это делаешь? Боже праведный!
Бен не знал, что ответить. Он попытался объяснить, что их отношения с Сарой давно не ладились, поэтому он почувствовал необходимость выйти из игры. Ощутить жизнь снова. Дышать.
– Сколько раз ты виделся с ней?
– С Евой? Я не знаю. Четыре, может быть, пять раз. Мы много говорим по телефону.
– Ничего не скажешь.
– Она заставляет меня чувствовать себя…
– Живым, – закончил за него Мартин.
– Да, точно.
Мартин покачал головой и уставился в свой коктейль из водки и мартини. Опустошив бокал залпом, он заказал еще один. Бен не рассчитывал, что Мартин проявит сочувствие. Уже много месяцев их отношения оставляли желать лучшего. Хотя Мартин и не произносил этого вслух, но именно Бена, деловая активность которого поутихла, он винил за провал двух важных проектов. Бен не нашел общего языка с клиентами, и все труды пошли прахом. Причина же была даже не в каких-то творческих разногласиях, а в том, что Бену просто не понравились люди, поэтому он пожертвовал выгодным заказом.
– Где же ты собираешься жить?
– Для начала у своей матери.
– Супер.
– Если отношения с Евой наладятся, то я перееду в Санта-Фе.
– А как же мы? Как же работа? Ты собираешься ездить каждое утро из Канзаса?
– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
– Ты планируешь уйти из фирмы?
– Если ты этого хочешь. Может, мне стоит взять творческий отпуск на год…
– Творческий отпуск? Боже правый, Бен, да ты, парень, не в своем уме!
Вот и все, что он услышал от своего лучшего друга. На следующий день, появившись в офисе, Мартин сказал, что Бену лучше оставить фирму. Он холодно спросил его, намерен ли он выкупить свою долю за оговоренную сумму, потому что в последнее время дела шли неважно. Кроме того, он должен подсчитать все свои долги и не забыть о них при оформлении процедуры. Мартин даже добавил, что Бену стоит нанять адвоката. Бен сполна ощутил на себе холодное дуновение своей независимой холостой жизни, словно она уже началась.
Когда дети пришли домой, он спал на кушетке под «Касабланку».
Фильм заканчивался. Самолет улетел. Богарт и Рейнз уходили в туманную даль.
Сара услышала, как подъехала машина, и спустилась вниз. Бен вышел из коридора. Глаза Джоша были как у кролика, и, наверное, он улыбался чему-то, что сказала Эбби. Но как только Эбби увидела родителей, она остановилась как вкопанная. Посмотрев на Сару, стоявшую на верхней ступеньке, она заметила, что ее лицо такое же белое, как халат. Затем она перевела взгляд на Бена, все еще не соображающего после сна, на каком он свете. Бен почувствовал, как страх словно заползает в их дом, наполняя глаза дочери ужасом.
– Мама? Что случилось?
– Ваш отец хочет сообщить вам нечто важное.
– Эбби, – начал Бен, – Джош…
Он остановился. Его сердце стучало так громко, что он не слышал собственных слов. Все, что он собирался им сказать, стерлось из памяти.
– Ради бога, папа, скажи, что случилось?
– Ваша мама и я намерены расстаться…
– Нет, – вмешалась Сара, – говори им правду. Ваш отец бросает меня и уходит от нас.
Лицо Эбби начало кривиться, как от боли.
– Что? – спросила она. – Ты уходишь?
– Дорогая моя…
– О чем ты говоришь?
Она с отчаянием посмотрела на Сару, и несчастная, жалкая улыбка вдруг скользнула по ее губам. Как будто она услышала плохую злую шутку.
– Мама?
Сара пожала плечами и кивнула.
– Это правда.
Джош смотрел на них так, словно до него никак не мог дойти смысл сказанного. Он хмурился и наконец выдавил из себя:
– Так, ребята, еще раз. Вы серьезно все это говорите?
– Да, Джош.
– Вот так просто? – зло спросила Эбби.
Ее плечи затряслись, а руки сами собой сжались в кулаки. «Боже милосердный, что же я себе думаю, что я делаю? – подумал Бен. – Мартин прав. Я, должно быть, сошел с ума». Он потянулся к дочери, но она с искаженным от ужаса и отвращения лицом отпрянула в сторону.
– Папа, – тихо произнес Джош, – ты не можешь поступить с нами так. Я хочу сказать, что…
Он не мог найти подходящих слов и оставался стоять с открытым ртом.
– Все будет в порядке, Джош. Честно…
– Нет! Не будет в порядке! – закричала Эбби срывающимся голосом. – Ты дурак! Ты ломаешь все! Ты уничтожаешь нас!
Он снова попытался притянуть дочь к себе, но на этот раз она яростно отбросила его руку и повернулась к лестнице. Когда Эбби бежала, то было слышно, как она рыдает. Сара, не пытаясь ее удерживать, отступила в сторону. Они остались стоять втроем, храня напряженное молчание. Когда Эбби хлопнула дверью своей спальни, показалось, что сейчас рухнет весь дом. Сара покачала головой и с язвительной улыбкой обратилась к Бену:
– Хорошо сработано, Бенджамин.
Она повернулась и отправилась вслед за дочерью.
Глава девятая
Идея нарядиться в костюмы, модифицированные фрукты, принадлежала Мэл. Это показалось очень смешным, и они потратили целую неделю перед Днем Благодарения, чтобы смастерить эти костюмы из раскрашенного папье-маше. Костюм Мэл в виде кроваво-красной клубники со смешно выдающейся вперед головой рыбы признали самым лучшим. Все, кто видел его, просто падали на пол от смеха.
В воскресенье Мэл со всеми остальными приехала из Миссолы в фургоне Хакера, на крышу которого были предусмотрительно уложены костюмы. Чудо, что они довезли их в целости и сохранности. Но потом все изменилось. Костюм Эбби, как предполагалось, должен был представлять помидор, скрещенный с овцой, но теперь об этом трудно было догадаться. Безостановочно моросил мелкий дождь, поэтому краска, расплываясь, превращалась в грязные пятна. Хвост уже отвалился, как и ноги, а ее промокшие парка и брюки были измазаны красной краской. Эрик и Скотт, которые маршировали слева от нее, уже сбросили костюмы, и их примеру собиралась последовать и сама Эбби. А вот костюм Мэл все еще выглядел чудесно. Должно быть, она втайне от всех покрыла его сверху слоем влагоустойчивой краски. За Мэл шагал Хакер, который не наряжался, считая, что он по возрасту уже не подходит для таких детских затей.
Было раннее утро, и центр Сиэтла заполняли толпы людей. Тысячи демонстрантов, вернее десятки тысяч протестующих, плечом к плечу шагали по всем центральным улицам, направляясь к месту проведения заседания ВТО. Несмотря на холод и дождь, горожане приветственно махали руками, смеялись и выкрикивали лозунги.
– Сила народа непобедима! – раздавалось отовсюду.
Среди демонстрантов были люди, одетые в костюмы деревьев и слонов, черепах и китов, и все они казались гораздо надежнее сделанными, чем костюм бедной томатной овечки Эбби. Над толпой гордо реяли плакаты и флаги, на которых были выведены слова осуждения ВТО. Парень впереди нес плакат, на котором был изображен Дракула, склоняющийся над планетой и кровожадно посматривающий на нее. Женщина рядом с ним размахивала флагом со словами: «Долой ВТО!» Те, кто не скандировал лозунги, свистели и звонили в колокольчики или же били в барабаны.
Среди демонстрантов были не только студенты и хиппи. Здесь можно было увидеть людей всех возрастов, национальностей, рас и профессий. На улицы города вышли таксисты, строители, служащие и уборщики. Самым впечатляющим было то, что их действия уже оказали свое влияние на ход событий. Говорили, будто из-за ожидавшихся возмущений было решено отменить церемонию открытия заседания, так что все эти хитрые коты, умевшие преуспевать только в сфере политических интриг, попрятались по своим «люксам» в отелях. Когда представители ВТО направлялись куда-нибудь в шикарных лимузинах, их немедленно осаждали журналисты и демонстранты. Фактически весь город стал центром осады, и полиции не оставалось ничего больше, как стоять в стороне.
Как сказала Эбби, это грандиозное шествие напоминало карнавал, на котором люди выражали единство и солидарность. История творилась на их глазах. Этот день можно будет поставить рядом с такими событиями, как крушение Берлинской стены или выступление Мартина Лютера Кинга. Эбби не могла поверить, что она не пассивный свидетель, а участник этого судьбоносного события. Когда у нее появятся дети и внуки, она сможет поведать им, как это было. Ей хотелось быть в гуще происходящего, чтобы полнее ощутить свою причастность к великому делу. Только одно не давало покоя. Как бы она ни пыталась выбросить из памяти тот ужасный праздничный уик-энд у себя дома, мысли о том, что произошло в их семье, все равно преследовали ее и все портили.
Она даже хотела отменить свою поездку, но мать почти насильно поволокла ее в аэропорт. Эбби настаивала, что ей лучше сейчас быть с ними и провести всю неделю дома. Она даже не хотела возвращаться в университет. Но Сара не приняла ни одно из ее предложений.
Эта женщина вела себя по-геройски. Эбби не могла поверить, что можно так держаться. В воскресенье, пока этот подлец ходил по дому, собирая вещички, Сара держала голову прямо и гордо, не пролив и слезинки. Она даже проявила любезность и помогла ему искать его чертовы очки. Эбби понимала, что за этим представлением мужества неминуемо наступит срыв. Но она ошиблась. В течение всего дня, даже когда он уже уехал, ее мать спокойно беседовала с ней и Джошем, утешала и обнимала их, словно эта боль принадлежала только им одним.
Бедный Джош… Он казался таким растерянным. После того как отец сообщил о своих намерениях, а Эбби помчалась в ужасе и слезах в свою спальню, Джош поплелся за матерью. Он вошел в комнату Эбби и увидел их рыдающими друг у друга на плече. Он сел у изголовья кровати и уставился на стену с несчастным видом. Он все еще был под травкой, поэтому до него туго доходило, что же произошло на самом деле. Но даже на следующий день после безобразной сцены прощания, когда мама стояла на пороге, обняв их за плечи, и они наблюдали, как отец уходит по дорожке к своему старому фургону, доверху набитому вещами, бедный парень не знал, что делать: плакать или играть роль единственного мужчины в доме.
– Эбби, послушай меня, – обратилась к ней Сара, когда они втроем собрались на ужин, не испытывая никакого аппетита, и Эбби объявила, что отменяет свою поездку в Сиэтл. – Послушай меня, доченька. Случившееся не должно поломать нам жизнь. Может, твой отец вернется, а может, нет. Я полагаю, что следует ожидать его возвращения в семью. Но такие вещи случаются, и никто не может им противостоять. Мы продолжаем жить, слышишь? Ты обязательно полетишь в Сиэтл, ты обязательно задашь перцу этим занудам из ТВО…
– ВТО.
– Не имеет значения. Пошли их к черту и от меня тоже. Я не знаю, что они собой представляют, но заранее мне не нравятся.
Они рассмеялись. Немного нервно, но они все-таки смеялись.
Затем приехали Джордж и Элла, и снова начались слезы. Но их мать была на высоте. Бабушка хотела остаться на несколько дней, сказав Эбби, чтобы та не меняла своих планов. Дед считал всю эту затею абсурдной и заявил, что такие демонстрации устраивают анархисты, коммунисты и другие правонарушители, а ВТО, по его мнению, это одна из немногих организаций, которая сеет разумное, доброе, вечное. Эбби хотела возразить, но была слишком подавлена и эмоционально опустошена.
И вот она здесь. Промокшая до нитки и пытающаяся делать вид, что счастлива от возможности представлять на демонстрации овцу с довеском. Хотя, похоже, пришло время расстаться с размокшим вконец костюмом. Она сбросила остатки наряда на землю, ни на секунду не останавливаясь. Ей даже удалось грациозно перешагнуть через него, но краем глаза она увидела, как Мэл растянула губы в усмешке. Она была единственной, кому Эбби рассказала об уходе отца, строго приказав не сболтнуть ни слова остальным. Ей ни за что на свете не хотелось выглядеть жертвой обстоятельств и ощутить на себе жалость окружающих.
– ВТО – долой и прочь! – скандировали демонстранты.
Дождь понемногу прекращался. Их марш заканчивался под ясным небом. Между зданиями виднелся океан, порт и два массивных грузовых корабля у берега. Она первый раз была в этом городе. Почти соприкасающийся с океаном, Сиэтл произвел на нее еще более потрясающее впечатление, чем рассказы, которые доводилось слышать Эбби.
Вдруг впереди она увидела клубы дыма, поднимавшиеся от груды шин, которые кто-то поджег. Толпа разделилась, чтобы обойти их. Затем до слуха Эбби донесся звук разбитого стекла, но она не могла ни увидеть, ни понять, что и где произошло. Справа от нее стояла толпа протестующих, которые осаждали «Макдоналдс». Они держали плакат, на котором было выведено: «Не допустим макдоминантности!» Некоторые ритмично колотили по двери заведения. На стенах черной краской кто-то вывел: «Макмерзость вас убивает!»
До этого момента полиция вела себя очень сдержанно. Полицейские, казалось, даже проявляли дружелюбие и понимание. Двое полисменов ехали вдоль колонны демонстрантов на велосипедах и бросали шутки. Но те, что появились сейчас, выглядели совсем по-другому. Видимо, они представляли особое подразделение полиции. Облаченные в черную одежду, в тяжелых кожаных сапогах и глухих шлемах с прорезью только для глаз, в противогазах, они стояли неподвижно, как памятники, перекрыв боковые улицы. В руках у них были дубинки.
– Ничего себе, – протянула Мэл. – Что это за парни?
– Космические пришельцы, – пошутил Эрик.
Как всегда, у него был с собой аккордеон. Он немедленно начал играть на нем тему из «Звездных войн». Все вокруг дружно запели и стали кричать: «Армия – сила, а сила за народом!» Если кто-то из копов и улыбался, то увидеть это было невозможно. Их шлемы и противогазы полностью закрывали лица.
Над головами демонстрантов внезапно появился вертолет, и их начало обдувать мощным потоком воздуха, который разрезали лопасти машины. Постепенно движение остановилось. Долгое время люди стояли, скандируя лозунги и исполняя песни. Их все ближе оттесняли к линии, где выстроилась полиция, новые участники протеста, которые продолжали прибывать.
Как началось последовавшее за этим бедствие, Эбби не могла сказать даже спустя время. Некоторые возложили вину на рвущихся к спусковому крючку полицейских. Эбби помнила, как загорелась куча мусора и от нее повалил темный, густой дым, застилавший все вокруг. Сквозь пелену черного тумана она успела заметить группу протестующих, которые сковали себя в длинную цепь и выкрикивали:
– Слушайте голос улиц! Нам не пристало падать ниц!
Сквозь скандирование она услышала и другой голос – кто-то кричал в рупор, приказывая всем разойтись. Приказ повторялся, и каждый раз он звучал все строже и более зловеще. Их обвиняли в нарушении законов штата и нарушении правопорядка. Демонстранты, которые откажутся подчиниться, будут арестованы за противоправное поведение.
Вдруг Эбби почувствовала странный запах. Сначала она приписала его горящему мусору, но, когда ее глаза начало немилосердно щипать, а толпа перед ней внезапно начала бежать врассыпную, Эбби увидела, как прямо на нее катится канистра, извергающая дым. Кто-то закричал, что это слезоточивый газ. Какой-то парень, у которого оказался противогаз, бросился вперед, схватил канистру и оттолкнул ее назад, к линии, где выстроились полисмены. В этот момент они начали двигаться на демонстрантов, прикрываясь щитами и держа наготове дубинки. Почти все, кроме горстки решительных и горячих молодых людей, начали отступать.
Уже через несколько мгновений обстановка сильно изменилась. Подул ветер, и слезоточивый газ отнесло в сторону от марширующих, но в этот момент началась паника, распространившаяся в толпе за считанные секунды.
Сквозь толпу Эбби увидела, как одного из демонстрантов, упавшего на колени, избивают дубинками, а тело другого, безвольное и обмякшее, оттаскивают прочь. Все, кто заметил это, разразились возмущенными криками и начали швырять в копов все, что попадалось под руку. Но линия стражей порядка сомкнулась, и они продолжили свое неторопливое пугающее наступление. Девушка, которая стояла всего в нескольких ярдах от Эбби, вдруг болезненно дернулась, а потом упала на землю со страшным криком. Она держалась за ногу.
– Черт побери! – заорал Эрик. – Да они же стреляют в нас!
Когда он кричал эти слова, послышалось еще несколько щелчков. Два человека упали как подкошенные. Один из них схватился за лицо, и Эбби увидела, как кровь струится у него сквозь пальцы.
– Они стреляют пластиковыми пулями, – сказал Хакер.
Если он хотел их успокоить, то у него это не получилось. Эбби еще никогда в жизни не чувствовала себя такой напуганной. Хакер и Скотт помогали Мэл освободиться от ее костюма, который уже не казался таким забавным, как раньше.
– Давайте выбираться отсюда, – мрачно произнес Хакер.
Но это было легче сказать, чем сделать. Несколько самых отчаянных пытались противостоять полиции, а остальные бежали. Людей было слишком много, все паниковали, поэтому образовался людской круговорот. Основные ряды сметали тех, кто появлялся со стороны боковых улиц. Вдруг на них обрушился поток воды. Эбби не могла сообразить, откуда он взялся, но затем увидела полицейский грузовик с цистерной воды. Через мгновение Эбби заметила, что Мэл была сбита напором, который попал ей прямо в грудь, так что девушку отбросило не несколько ярдов назад.
Эбби бросилась к подруге и спросила, не ранена ли она. Мэл кивнула, что все в порядке, но была охвачена слишком большим волнением и не могла произнести ни слова. Из ее носа текла струйка крови. Хакер и Скотт подхватили ее и поставили на ноги. Они повели Мэл прочь, и Хакер крикнул Эбби, чтобы она держалась как можно ближе к ним. Эбби стала искать Эрика, но его нигде не было видно. Вдруг она заметила разломанный аккордеон, который валялся на земле. Она пыталась докричаться до Хакера, но они ее уже не слышали. Эбби видела, что маленькая группа «лесных братьев» стояла у горящей кучи мусора, от которой валил дым, но, когда немного прояснилось, ее друзья уже исчезли из виду.
Потеряв от страха голову, Эбби побежала, но потом осознала, что ее несет прямо на приближающихся полисменов. В это время в небе появился еще один вертолет. Подняв голову, Эбби не заметила, что прямо на нее мчится парень. Не успев отступить в сторону, она столкнулась с ним так сильно, что едва удержалась на ногах. Эбби испугалась и не могла дышать от охватившего ее ужаса, который словно парализовал разум и тело.
Откуда-то вновь появилась канистра со слезоточивым газом и сбила Эбби с ног. Девушка упала, тяжело стукнувшись о землю затылком. Последнее, что она заметила, была вспышка белого света. Когда она очнулась, прошло неизвестно сколько времени, но единственное, что почему-то занимало Эбби, – это качающийся перед глазами воздух. Когда к Эбби вернулась способность соображать, она поняла, что над ней висит вертолет. Ей вдруг показалось, что он собирается приземлиться прямо на нее. Эбби поднялась на колени, а затем с трудом выпрямилась и хотела бежать, однако не могла сделать и шага, потому что у нее страшно болела нога, задетая канистрой. Ее легкие, казалось, были в огне, глаза слезились, поэтому она не могла сообразить, куда идти. Одна посреди хаоса… Эбби прижала ладони к глазам и начала кричать.
В следующее мгновение она почувствовала, как кто-то схватил ее руку и потянул в сторону. Она решила, что это коп, поэтому начала вопить и яростно сопротивляться.
– Ради бога, заткнись, я же стараюсь тебе помочь!
Сквозь пелену, которая застилала ей глаза, Эбби видела лишь пятно противогаза, поэтому, несмотря на успокаивающие слова мужчины, она продолжала принимать его за врага. Он поднял маску, и она рассмотрела пронзительно голубые глаза, худое лицо, покрытое щетиной, и черные длинные волосы, на пиратский манер спрятанные под красной банданой. Он был весь в черном, но выглядел уж точно не копом.
– Натягивай это, – приказал он ей.
В его голосе слышался какой-то легкий акцент – немецкий или скандинавский. У нее не было времени спорить, потому что парень уже сам натягивал на нее маску. Почти мгновенно Эбби ощутила, как в ее легкие пошел поток нормального воздуха. Сквозь очки она заметила, что он снял свою бандану, намочил ее водой из бутылки, которую вытащил из кармана куртки, и приложил к носу и губам.
