Текст книги "Перевал"
Автор книги: Николас Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Нет, – улыбаясь, сказал Бен. – Но у меня предчувствие, что мы сейчас узнаем.
Роберт проигнорировал его иронию. Ева перехватила взгляд Бена, стараясь не рассмеяться.
– Одна треть – суша, а две трети – океан. Что это означает?
Он опять выдержал паузу. Бен, сама серьезность, наклонился вперед, делая вид, что боится пропустить ответ Роберта, но на самом деле он коснулся колена Евы, чтобы рассмешить ее.
– Две целых пять десятых птицы на акр земли, – продолжил демонстрацию своих познаний Роберт.
Все постарались принять удивленный вид, чтобы по их лицам было понятно: «Надо же!»
– Где Лори их находит? – спросил Бен после ужина, когда они поднимались по склону к машине. – Я хочу сказать, что она видит в нем такого особенного?
– Она говорит, что он великолепный любовник.
– Нет, правда?! Ничего себе! Он ей нашептывает милые цифры и пикантные факты на ушко?
– Да, это лучшая из прелюдий к сексу.
– Ты так думаешь?
– Абсолютно уверена.
Бен подумал немного, а потом прикоснулся губами к ее уху.
– Ты знаешь, что барона очень легко превратить в барана?
Ева в шутку тихо простонала.
– Все, что нам осталось, это сменить «о» на «а».
– Прекрати.
Какое-то время они беззаботно болтали, прислушиваясь, как их шаги гулко отдаются эхом. Рука Бена уютно покоилась на ее талии. Ночь была ясной. Совсем скоро ожидались морозы. Стояло межсезонье: зима вот-вот должна была сменить осень. «Бог мой, мы вместе уже почти год. А если считать с момента нашей встречи в Нью-Йорке, то два», – подумала Ева. Иногда время, казалось, пролетало незаметно, как один миг. Но временами оно растягивалось на вечность.
Ева не ожидала, что их отношения сложатся так легко. Она с самого начала знала, что Бен склонен к грусти. Иногда она задавала себе вопрос, не эта ли его черта привлекла ее больше всего? Она никогда не попадалась на эту удочку раньше, но знала, что женщины, оказавшись в роли спасительницы, часто принимают чувство жалости за любовь. Они воспринимают это как испытание, рассуждая приблизительно так: «Только я могу помочь ему. Только мне удастся сделать его счастливым и стать ему светом в окошке». Ева была уверена, что не такая, но кто знает себя до конца?
Справедливости ради, Бена трудно было отнести к тем мужчинам, которые всегда пребывают в глубокой печали. Ева предпочитала думать, что влюбилась в человека, которого рассмотрела за маской грусти. Бен день за днем все чаще избавлялся от этой маски и был, как сегодня, веселым, легким, остроумным. Когда у него было такое настроение, Ева не могла и представить, что есть человек, более идеально подходящий ей.
Но случалось, когда Ева всерьез задумывалась, а смогут ли они вообще построить отношения. Она никогда не встречала мужчину, больше, чем Бен, подверженного самобичеванию. Его можно было считать специалистом в области самообвинений. В течение тех первых месяцев, когда он покинул Сару и жил в Канзасе, а в Санта-Фе приезжал на недельку-другую, Бен все время винил себя, так что Ева уже хотела попросить его прекратить свои визиты хотя бы до тех пор, пока он не решит, как намерен поступать дальше. Казалось, он готов был бесконечно осуждать себя, наполняя свою душу новыми страданиями, и погружаться в боль, как в море.
Это касалось не только Сары и детей. Он переживал еще по поводу своей матери. Жизнь с ней приводила его временами в бешенство. Бен злился на нее за то, что она все время рассказывала ему истории из его жизни, вознося своего сына до небес. Все заканчивалось тем, что он говорил ей что-нибудь обидное и следующую неделю проводил, мучая себя упреками. Его обескуражило, что Маргарет очень быстро забыла свою первоначальную реакцию на уход Бена из семьи и принялась переписывать их семейную историю. Как-то он застал мать за телефонным разговором с одной из ее приятельниц, которой она поведала, что Бен никогда не был счастлив с Сарой и что его вообще можно считать ангелом во плоти, который выдержал с этой женщиной так долго.
Основным источником самоосуждения была, конечно, Эбби. Ева вспомнила, как пыталась утешить его в начале года. Она говорила, что надо выждать какое-то время, дать дочери привыкнуть к мысли о переменах, и все образуется само собой. Эбби поймет отца, начнет принимать его снова. Но так не произошло. Враждебность девушки только усилилась. Из Миссолы он вернулся раздавленный. Ева даже хотела позвонить Эбби и посоветовать не быть такой эгоистичной, а повзрослеть и постараться понять отца. Но конечно, не стала этого делать.
С тех пор Бен, казалось, смирился с тем, что его дочь потеряна для него, во всяком случае в обозримом будущем, и не стоит питать надежды на понимание с ее стороны. Он послушал Еву и прошел курс психотерапии. Бен делал это раньше всего один раз, после смерти отца, но тогда он прошел всего два или три сеанса, потому что врач постоянно повторял, что «с этим надо жить». Ева слышала, как Бен решительно осуждал «псевдопсихотерапию», как он ее называл. Но теперь он решил попытать удачи еще раз и нашел другого врача, к которому стал регулярно ходить дважды в неделю.
Он не делился с Евой ощущениями от сеансов, но перемены были поразительными. Бен и Ева могли разговаривать практически на любую тему, включая и душевные переживания. Врач сказал Бену, что грусть и тоска становятся для некоторых привычкой. Вина нужна человеку, чтобы переосмыслить сделанное. Если же ты не делаешь выводов и не движешься дальше, то это превращается в жестокую игру с самим собой. Он предложил Бену, чтобы тот каждый раз, начиная терзаться, останавливался и мысленно смотрел с высоты, решая, хочется ли ему сегодня падать, чтобы набить себе шишку?
Бен продолжал мучить себя вопросами, на которые не мог получить ответов, но уже летом Ева увидела, что он становится все более раскрепощенным и жизнерадостным. Пабло его обожал. Эта привязанность была взаимной. Бен умел ладить с детьми. Он изображал вместе с Пабло борцов сумо, играл с ним в футбол, смеялся и разговаривал о том, что интересно мальчишкам в этом возрасте.
Когда он перебрался в Санта-Фе, то всерьез хотел найти себе отдельное жилье. Бен много времени потратил на поиски подходящего места, но все предлагаемые варианты его не устраивали. Ева не стала его отговаривать. До настоящего времени они прожили вместе не больше двух недель и все было прекрасно. Но Ева, понимая значимость и серьезность такого шага, считала, что принимать решение жить вместе под одной крышей еще рано. И все-таки перемены произошли. С Беном было легко, что, вероятно, объяснялось его долгой жизнью в браке. Вскоре они, почти не сговариваясь, решили, что он должен остаться у нее. Однако он снял комнату неподалеку, на той же улице, которую использовал теперь как офис.
Еве пришлось приложить немало усилий, чтобы немного перевоспитать его. Она отучила Бена суетиться по любому поводу. Она была поражена его стремлением к идеальному порядку. Ему нравилось, чтобы каждая вещь лежала на своем месте, а Ева на это не обращала особого внимания. «Хорошо, – говорила она, – считай, что я неопрятна». Иногда она заставала его за уборкой… Бен постоянно проверял, не забыла ли Ева закрыть машину, чего она никогда не делала. В такие моменты Ева становилась перед ним и выжидающе смотрела. Тогда он поднимал руки вверх и извинялся.
– Зачем закрывать машину? – спрашивала она.
– Потому что из нее могут вытащить вещи. Тебя могут обворовать.
– Я не закрывала двери, сколько себя помню. Честно, я уже лет десять не запираю машину. У меня никто ничего не воровал.
– Значит, тебе просто повезло.
Она пыталась привести аргументы в свою пользу, доказывая, что он называет разумной предосторожностью то, что, по ее мнению, следует рассматривать как ожидание худшего. «Если ты заранее, – говорила Ева, – ожидаешь негативный результат, то в будущем, по странному стечению обстоятельств, твои опасения оправдаются».
– Приведи мне хоть один пример, – упрямился Бен.
– Боже мой, да я могу привести сотню.
– Нет, достаточно одного.
– Хорошо. Заставлять Пабло надевать шлем, когда он садится на велосипед.
– Но он же маленький и может упасть, честное слово.
– Видишь, ты уже начал предсказывать плохое.
– То есть ты хочешь сказать, что, надевая ему шлем, мы увеличиваем его шансы упасть?
– Ну… Возможно.
– Ева, ты меня не убедила.
– Я понимаю, но дети должны учиться на своих шишках. Ты не можешь защитить их от всего на свете. На днях ты весь напрягся, когда он начал карабкаться на дерево.
– Он себе шею мог свернуть.
– Но этого не произошло.
Бен покачал головой. Она обняла его.
– Послушай, любимый, – продолжала Ева, – я только хочу сказать, что если у тебя негативный настрой, то ты получишь негативные эмоции. Такой же властью обладают позитивные мысли. Так зачем выбирать худшее?
Он не сдался, но задумался. Спустя несколько дней он упомянул, что Сара обвиняла его в маниакальном стремлении все контролировать. Он спросил Еву, что она на это скажет. Когда Ева, постаравшись максимально смягчить формулировку, согласилась с этим, Бен впал в депрессию на два долгих дня. Но теперь многое изменилось. Бен старался. Он очень хотел перемен.
Ева знала, что он скучает по своим друзьям и чувствует себя обиженным, потому что большинство его знакомых слепо стали на сторону Сары, даже не пытаясь вникнуть в их историю и посмотреть на проблему глазами Бена. Больше всего его обидело поведение бывшего партнера Мартина Ингрэма, которого он считал другом до гробовой доски. После поездки с Джошем на Кейп-Код Бен заехал забрать картины Евы, потому что Мартин отказался вывешивать их и они пылились в офисном гараже. Он продержал Бена в приемной двадцать минут, а затем вел себя холодно и подчеркнуто отчужденно.
Но если раньше подобное событие могло выбить Бена из колеи и заставить его погрузиться в мрачные раздумья, то теперь на это уходил день, не больше. Человеку, который всю жизнь старался соответствовать чужим ожиданиям, должно быть, трудно было так быстро перестроиться, и Ева это понимала. Когда он отправлял электронные письма Эбби, почти каждый день звонил ей и оставлял сообщения, но не получал ответа, то уже не бросался в пучину отчаяния с такой готовностью, как раньше.
Они припарковали машину и, пройдя через арочные ворота со скрипящей сосновой дверью, оказались в саду. Ветра не было, и вишневые деревья застыли неподвижно, словно приветствуя их. На террасе, у двери, которая вела в кухню, все еще стояли желтые розы, и Ева вытащила одну, когда они проходили мимо. Она хотела вдохнуть ее аромат. Лепестки, уже подмороженные холодом, все еще хранили неповторимый запах розы. Ева вручила ее Бену.
Няня Мария спала на кушетке перед телевизором, и Ева положила ей руку на плечо, потому что она никак не могла проснуться. Бен забыл свой мобильный телефон, оставив его в спальне, и Мария сказала, что слышала, как он несколько раз звонил, но она не стала отвечать, посчитав это неудобным. Они расплатились с няней, и та отправилась домой. Ева пошла проверить, как спит Пабло, а Бен поспешил в спальню прослушать сообщения.
Их было три, все от Сары. Каждое последующее звучало удивительнее предыдущего. Может ли он позвонить? Это очень важно. Какого черта он не звонит?
Сначала Сара подумала, что кто-то подшучивает над ней. Джеффри был большой любитель позвонить ей и чужим голосом нести какую-нибудь ерунду. Например, однажды он представился работником пожарной охраны, а в другой раз – раздраженным знаменитым писателем.
А еще как-то он предложил ей скидку на проведение уикэнда в обществе жиголо из графства Нассау.
Поэтому, когда зазвонил телефон и мужской голос представился специальным агентом Фрэнком Либергом из ФБР, она и бровью не повела, ответив:
– О да, конечно, приятель. А ты попал к Эдгару Гуверу и теперь уволен.
Наступила пауза. Потом мужчина недоверчиво переспросил, действительно ли он говорит с миссис Сарой Купер. Она поняла, что это не шутка.
– Я прошу прощения. Да, это я. Еще раз прошу прощения.
– Миссис Купер, вы приходитесь матерью Абигайль Купер, студентки второго курса университета Монтаны?
Она словно услышала колокольный набат. Саре показалось, что ей нечем дышать. Тихим, еле слышным голосом она подтвердила его слова.
Агент Либерг спросил, знает ли она о месте пребывания ее дочери в настоящий момент. Сара ответила что, конечно, знает. Ее дочь в университете. Она поинтересовалась, к чему ей задают подобные вопросы. Сара стояла в кухне и готовила себе ужин, но в этот момент ощутила, что ее ноги становятся ватными, поэтому она облокотилась о стойку. На телеэкране Ал Гор целовал свою жену и приветственно махал толпе где-то во Флориде.
Сара не разговаривала с Эбби какое-то время. Она вспомнила, что не получала от нее и электронных писем около недели, но ее это не удивило, потому что так было уже не первый раз. Сара пыталась до нее дозвониться именно сегодня утром. Как всегда, у Эбби была включена только голосовая почта, и Сара оставила очередное сообщение, стараясь говорить бодро. Она просила дочь перезвонить, но говорила так, чтобы это не прозвучало слишком уж жалобно.
– Миссис Купер, я звоню вам из офиса в Денвере. Я думаю, что вам следует узнать кое-какую информацию, но лучше это сделать не по телефону. Поэтому я бы хотел договориться, чтобы мои коллеги в Нью-Йорке встретились с вами. Будет ли это для вас удобно?
– Да, я полагаю. Но что все это значит? Что-то произошло с Эбби?
– Миссис Купер…
– Ради бога, вы не можете так просто позвонить и не сказать, в чем дело.
– Мои коллеги введут вас в курс событий. В данный момент это все, что я могу вам сообщить. Нам срочно необходимо поговорить с Абигайль.
– Эбби…
– Задать ей несколько вопросов, касающихся одного несчастного случая, который произошел на прошлый уик-энд в Денвере.
– В Денвере? Что за случай? С ней все в порядке?
– До настоящего времени у нас не было оснований полагать, что с ней что-то произошло. Но сейчас мы не имеем возможности связаться с ней. Миссис Купер, отец девушки с вами в данный момент?
– Он здесь не живет. Что произошло?
Агент не стал ей больше ничего рассказывать, сообщив лишь, что его коллеги прибудут в их дом в течение часа. Он спросил, кто еще будет дома, и Сара растерянно ответила, что она к этому времени ожидает возвращения из школы сына.
Сара сразу позвонила Джошу и попросила его немедленно ехать домой, а затем набрала номер Бена, но ответа не получила. Она бесконечное число раз пыталась связаться с Эбби, но безрезультатно. Тогда Сара вышла в Интернет, чтобы просмотреть информацию о происшествиях в Денвере, но, поскольку она не знала конкретно, что искать, ничего не вызвало ее подозрений.
Двое агентов ФБР появились почти в восемь. Им только не хватало шляп, чтобы выглядеть словно на экране, – темные костюмы, галстуки и коротко остриженные волосы. Они ничего не пожелали выпить. Даже присесть на минутку у кухонного стола их пришлось уговаривать. Сара и Джош сидели напротив и слушали. Когда она вникала в детали, то ощущала, как силы покидают ее и тело наполняется липким страхом. Она сложила руки на столе и заметила, как побелели костяшки пальцев. Джош положил ей руку на плечо и не убирал все время, пока у них были посетители.
Им сообщили, что выстрелом в грудь убит молодой человек, а дом его отца полностью сожжен. На месте происшествия были замечены два человека, уехавшие оттуда на сером фургоне, который позже нашли сгоревшим. Один мужчина, пытавшийся их остановить, пострадал, получив тяжелую травму головы, и сейчас находится в состоянии комы. Из фургона выпала собака, которая тоже так сильно пострадала, что ее пришлось усыпить. Ветеринарный микрочип, вживленный в основание черепа несчастного животного, показал, что пес принадлежал Абигайль Купер из Миссолы в штате Монтана. Там же был указан телефонный номер. Эбби не посещала занятий, ее никто не видел на территории студенческого городка и в Миссоле в течение десяти дней.
Они задали вопросы о политических взглядах Эбби и о том, была ли, по мнению Сары, ее дочь членом какой-либо радикальной экологической группировки. Сара сказала что-то про Гринпис, но агенты лишь улыбнулись, а потом уточнили, что речь идет о более экстремистских организациях, как, например, Фронт освобождения Земли, но Сара даже не слышала о такой.
Сара вспомнила, что еще год назад Эбби охотно делилась впечатлениями о своей общественной работе, связанной с охраной окружающей среды. Она с удовольствием рассказывала о собраниях, которые посетила, акциях, в которых участвовала, но в последнее время эти разговоры прекратились. Летом она даже дала понять, что считает это все пустой тратой времени. «Это все равно что переставлять мебель на “Титанике”», – говорила Эбби. Материнский инстинкт подсказал Саре, что будет разумнее не упоминать о словах дочери.
Агенты спросили, могут ли они увидеть комнату Эбби. Сара, потрясенная тем, что услышала, без единого вопроса повела их наверх. Она стояла у порога, пока они осматривали все вокруг. Ряды плюшевых игрушек, дружно уставившихся на посетителей, календари на стенах, награды, фотографии – комната Эбби была похожа на алтарь детства. Они спросили, не будет ли Сара возражать, если они возьмут на анализ несколько волос из щетки Эбби на ее столике. Это может помочь им сократить количество вопросов, адресованных Саре. Им нужны и последние фотографии девушки. Сара не видела причины им отказывать.
К тому времени когда позвонил Бенджамин, она уже была в постели. Сара приняла снотворное, но оно не подействовало, даже в сочетании с бурбоном. Она включила свет и взяла книгу. Но в голове у нее все перепуталось. Она читала один и тот же абзац уже пятый раз. Единственный человек, которому она позвонила после Бенджамина, была Айрис. Сара не хотела, чтобы хоть кто-нибудь еще знал о происшествии. Айрис вела себя как настоящая подруга, произнося нужные слова и выражая уверенность, что все это какая-то чудовищная ошибка. Она предложила прилететь к ней на следующее же утро, но Сара отказалась. Она пообещала перезвонить ей, как только появятся какие-нибудь новости. Когда Сара услышала в трубке голос Бенджамина, ее словно прорвало.
– Какого черта, почему я должна тебя разыскивать? – вопила она в трубку. – Я пытаюсь дозвониться весь вечер.
– Я прошу прощения…
– Боже, я на грани. Можно просто сойти с ума.
– Что случилось?
Она почувствовала себя виноватой за то, что не дала ему даже опомниться. Действительно, откуда ему было знать, что случилось? Но Сара не в состоянии была себя контролировать. Последний раз они беседовали несколько недель назад по поводу развода, когда он и его адвокаты пытались вытянуть для него побольше. Конечно, каждый раз, когда Сара пыталась выразить ему свое возмущение, оказывалось, что виноваты адвокаты, но только не он. Она рассказала ему о визите агентов и обо всем, что они сообщили. Он слушал Сару в мрачном молчании, изредка прерывая ее вопросами, чтобы прояснить ситуацию.
– Я прилечу первым утренним рейсом, – сказал Бенджамин, когда она закончила рассказ.
– Куда? В Денвер?
– В Миссолу. Мы должны найти ее. Ведь кто-то же знает, где ее искать. Ты в порядке?
Ее глаза наполнились слезами.
– Сара?
– Как ты сам себе представляешь?
– Почему бы тебе не полететь вместе со мной? Мы могли бы встретиться в Миссоле.
– А Джош? Я же не могу оставить его одного.
– Тогда я прилечу сначала в Нью-Йорк.
– Бенджамин! Не будь смешным. Какой в этом смысл?
– Да, да. Я понимаю. Хорошо.
Он отвечал ей так послушно… Сара представила, как он стоит с трубкой в руке, а на несчастном лице застыло выражение вины. Вдруг одна мысль пронзила ее сердце. Сара, не в силах себя сдержать, выпалила:
– Она все это слушает?!
На мгновение установилось молчание. Казалось, он не понимает, о чем она говорит, или притворяется, что не понимает. Они, наверное, были сейчас в постели вдвоем.
– Бенджамин, ответь мне!
– Нет, Сара, – устало произнес Бен. – Она нас не слушает.
Глава шестнадцатая
Молодой полицейский отклеил ленту с пластиковой табличкой, на которой было выведено: «Вход запрещен». Они стояли у основания деревянной лестницы, и коп посторонился, чтобы дать им пройти наверх. Агент Эндрюс кивком головы поблагодарил его, а потом предложил Бену подняться по ступенькам к площадке, ведущей в квартиру. Стекло в двери, покрытое трещинами, изнутри было занавешено каким-то грязным покрывалом. Агент Эндрюс открыл дверь и прошел первый.
Комната встретила их холодом и сыростью. Единственным признаком роскоши были красные бархатные портьеры. На полу стояла миска с едой для собаки.
– Студенческая молодость, да? – пробормотал Эндрюс.
Бен пожал плечами и кивнул, пытаясь изобразить на лице подобие улыбки.
– Вы никогда не бывали здесь раньше?
– Нет. Когда я последний раз приезжал сюда, она жила в доме на Четвертой улице. Это было весной.
– Мы уже были там. Так вы не виделись с ней часто?
– С тех пор как мы с ее матерью расстались, она не хотела… Да, я виделся с ней редко. Скажите, здесь все было именно так, когда вы пришли сюда первый раз?
– Некоторые вещи мы забрали с собой для лабораторного анализа. Компьютер, бумаги, еще кое-что. Все остальное, как и было.
– Вам разрешено это делать? Я имею в виду…
– Да, сэр. У нас есть необходимое разрешение.
Чуть раньше, когда Бен посетил офис Федерального бюро, который находился на другой стороне реки, Эндрюс рассказал ему о других случаях. Произошло несколько поджогов, и надписи на стенах, которые оставляли преступники, очень похожи. Поджоги зафиксированы в трех разных штатах, поэтому задействовано ФБР. Другой причиной явилось то, что данные правонарушения квалифицируются как эко-терроризм.
Бен едва не рассмеялся. Терроризм? Сакраменто, Рино, Портланд? Мысль о том, что Эбби разгуливает по западным территориям, поджигая все вокруг, не укладывалась у него в голове. А этот случай в Денвере! Боже правый! Эндрюс сочувственно улыбнулся и посмотрел в свои записи. Затем он начал задавать вопросы о парне, с которым встречалась Эбби, о Рольфе. Он хотел знать, знаком ли с ним Бен. Отец ответил, что ни он, ни Сара даже ни разу с ним не виделись.
У них были распечатки и записи всех разговоров Эбби по мобильному телефону, и теперь они тщательно все проверяли. Ей часто звонили из Шеридана, что в Вайоминге, из дома мистера Рэя Хоукинса. Знакомо ли это имя Бену?
– Это, должно быть, Тай. Если я правильно помню, его отца зовут Рэй Хоукинс. Тай и Эбби были в близких отношениях, но общались ли они в последнее время, мне трудно сказать. Возможно, моя жена ответит на этот вопрос.
Бен ходил по этой маленькой квартирке, не зная, что он надеется найти здесь. Он теперь вообще не мог понять, зачем ему понадобилось увидеть ее. Но ему надо было хоть что-нибудь предпринять. У Эндрюса зазвонил телефон, и он вышел на кухню. До Бена доносились лишь короткие ответы «хорошо» и «понятно». Агент вернулся в комнату, пряча телефон в карман.
– Мистер Купер, я хочу сообщить вам, что наш офис в Денвере посчитал необходимым сообщить журналистам о происшествии с вашей дочерью. Я не знал, что это случится так скоро.
– Боже правый!
В этот момент у двери вырос полицейский.
– Сэр?
Эндрюс прошел к нему, и коп что-то тихо сказал.
– Хорошо, спасибо.
Полицейский ушел вниз по лестнице. Эндрюс повернулся к Бену:
– Нам лучше уйти. Уже приехали телерепортеры.
– Что? Господи!
– Пора идти.
Но они опоздали. Когда они спускались по лестнице, грузовичок с каким-то специальным оборудованием уже подтягивался по улице. Двери распахнулись, и люди с камерами и микрофонами рванулись в их сторону. Полицейский пытался удержать их, но одному человеку это было не под силу.
– Мистер Купер! Мистер Купер! Можно задать вам вопрос, мистер Купер?
Эндрюс пробовал защитить его, когда они шли к машине.
– Прошу вас, господа, – говорил он, – позвольте нам пройти! Спасибо, спасибо.
Но все было бесполезно.
– Вы уже разговаривали со своей дочерью?
– Джентльмены, – обратился к журналистам Эндрюс. – Мистер Купер выступит с заявлением для прессы. Но позже. Сейчас он не может…
– Вы знаете о месте пребывания вашей дочери, мистер Купер?
Они уже были возле автомобиля. Эндрюс открывал пассажирскую дверь, но вся эта братия немедленно столпилась у машины. Бен наклонился, но не так низко, как требовалось, и больно стукнулся о перекладину. Эндрюс пытался захлопнуть дверь, но один из репортеров умудрился просунуть микрофон прямо Бену под нос.
– Мистер Купер, Эбби виновна?
– Какого черта? – не выдержал Бен. – Конечно, нет!
Дверь громко захлопнулась. Бен пытался укрыться от камер и лиц, от их назойливых вопросов. Он чувствовал себя преступником. Эндрюс сел на место водителя и завел машину.
– Мне очень жаль.
Бен был слишком потрясен, чтобы отвечать. Он только качал головой, до конца не осознавая, что это происходит с ним.
– Дело в том, что мы не виделись так часто, как раньше, мистер Купер, – говорила Мэл. – С тех пор как она начала встречаться с Рольфом, они везде гуляли только вдвоем.
Они сидели в углу ресторана, который располагался возле железной дороги. На стенах были картины Дикого Запада, исполненные в ироническом стиле. На них преобладали яркие неоновые тона – розовые, зеленые, ярко-желтые. Музыка звучала очень громко, но это хотя бы могло избавить их от подслушивания. Мэл сидела со своим парнем Скоттом, а Бен занимал место напротив. Рядом с ним сидел мужчина с бородой, который представился Хакером, хотя, конечно, это не было его настоящее имя. Они заказали стейки, самые большие из тех, что когда-либо видел Бен. Ребята, впрочем, с ними отлично справились, чего не скажешь о Бене. Он почти не прикоснулся к еде. Странно, но в эти дни он просто не был голоден.
Бен хотел побеседовать с Мэл, но когда приехал сюда после долгих изматывающих разговоров по телефону с Сарой, то с удивлением обнаружил, что подруга Эбби приехала в сопровождении парней. Мэл неохотно с ним разговаривала, потому что журналистский кошмар, который только что начался, коснулся и ее. Может, Эбби наговорила о своем отце всяких нехороших вещей. А может, она просто была в шоковом состоянии из-за того, что происходит. Сначала девушка даже не хотела видеться с ним, но потом все же ответила согласием. Скотт и Хакер прибыли, очевидно, в качестве моральной поддержки. К этому времени все немного расслабились.
– Вы можете мне что-нибудь рассказать об этом Рольфе? – спросил Бен. – Мне лишь известно, что она познакомилась с ним в Сиэтле.
– Знаете, мистер Купер, мы почти не виделись с ним. Так, пару раз здоровались. И все.
– Он студент?
Мэл нервно посмотрела на Скотта, а затем они оба уставились на Хакера, словно это был вопрос к нему. Тот откашлялся.
– Нет. Он рассказывал всем, что учится в Вашингтоне в докторантуре, но это ложь. Я знаю многих людей там, и никто о нем ничего не слышал. В Сиэтле он жил в заброшенном доме, а с ним еще несколько человек. Именно там мы и забрали Эбби, когда она была ранена во время демонстрации. Я попросил друга проверить это место. Никого там уже давно нет.
Он сделал глоток пива и продолжил:
– Честно говоря, я не думаю, что его настоящее имя Рольф.
– Почему?
– Мистер Купер, я принимаю активное участие в экологическом движении уже много лет и сам стал объектом внимания властей.
– Объект внимания?
Все трое обменялись улыбками.
– Я понял, – сказал Бен.
– Так вот. Когда вы занимаетесь какой-то деятельностью, вам волей-неволей приходится общаться со многими людьми. Это как сеть. Изредка всплывает интересная информация о каком-нибудь человеке. Оказывается, что он сам создал еще одну организацию. Об этом становится известно, потому что слухи быстро распространяются.
Бен не понимал, о чем говорит Хакер, и, должно быть, это отразилось на его лице. Казалось, что он хотел донести что-то, не желая называть вещи своими именами. Хакер посмотрел на Скотта и Мэл. Скотт кивнул, и тогда Хакер наклонился ближе к Бену и произнес:
– Несколько лет назад стало известно о серьезных проблемах. Несколько заварушек было в Орегоне, некоторые события касались северной Калифорнии. Люди получали бомбы в письмах. Мишенями стали федеральные агентства, лесничества, деревоперерабатывающие компании, шахты. Никто не был убит, но несколько человек получили серьезные ранения. У одного чиновника оторвало руку. Как считали многие, во всем этом был замешан один парень. Легкий европейский акцент, немец или швейцарец. Приятной наружности. Называл себя Майклом Крюгером или Крамером. Три или четыре человека были арестованы и получили приличные сроки, но он просто испарился, исчез.
– Вы думаете, что это и есть Рольф?
Хакер поднял ладони вверх.
– Я не знаю. Может быть, да. Может быть, нет.
– Вы рассказали об этом?
Хакер рассмеялся.
– Полицейским? Нет, сэр.
– Тогда я расскажу, хорошо?
Хакер отхлебнул пива и отклонился назад. На его лице была язвительная усмешка.
– Боже мой, да они и так все знают.
Бен спросил, что он имеет в виду, но Хакер не стал распространяться на эту тему. Он только спросил Бена, собираются ли агенты печатать фотографии Рольфа, как они это сделали с фотографиями Эбби. Бен, опираясь на слова Эндрюса, ответил, что у них нет достоверной информации о втором человеке, замешанном в происшествии, поэтому они воздерживаются от каких-либо действий. Хакер скептически рассмеялся.
– Ну да, конечно, – сказал он и вернулся к своему пиву.
Когда они прощались у входа в ресторан, Мэл пожала Бену руку и трогательно произнесла, что она уверена в невиновности Эбби, которая не могла совершить ничего подобного. Все образуется, и ее оправдают. Бен улыбнулся и с готовностью согласился с девушкой. Она поцеловала его в щеку и резко отвернулась. Может, так было лучше, потому что ее жест едва ли не заставил Бена расплакаться. По дороге в отель он уже не сдерживал слез.
Сара предупредила, чтобы он перезвонил ей после встречи, невзирая на время. Когда Бен был у себя в номере, освещенном лишь прикроватной лампой и мерцанием приглушенного телевизора, он набрал номер, который когда-то принадлежал ему. Раздался голос автоответчика. Как и два года назад, на нем был записан голос Эбби:
– Привет, вы позвонили в резиденцию Куперов. Мы слишком важные и занятые люди, чтобы отвечать на телефонные звонки, но если вы сообщите нам что-нибудь умное и интересное, то мы, так и быть, вам перезвоним. Пока!
– Сара?
Он думал, что она возьмет трубку, но она этого не сделала. Он оставил короткое сообщение, а затем попытался позвонить ей по ее мобильному номеру.
– Бенджамин?
– Привет. Я звонил домой.
– Мы у Мартина и Бет.
– Джош с тобой?
– Да. Нам пришлось убираться. Это было похоже на осаду. Журналисты, газетчики, телеоператоры. Нам пришлось спрятаться. Это кошмар.
