Текст книги "Печаль на двоих"

Автор книги: Николь Апсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Да, сэр. Я с ней уже побеседовал, и она, похоже, по-настоящему потрясена смертью Марджори; потрясена и расстроена. Она подтвердила все, что вам рассказала о вчерашнем вечере миссис Ридер, и даже добавила, что пригласила девушку в ресторан. И еще: водку в студию принесла она. Леди Эшби все это рассказала мне довольно откровенно, без всякого моего нажима.

– Но не слишком откровенно? Вы ей верите?

– Да, сэр. Насколько я понимаю, она говорит то, что думает, и делает то, что хочет. Вы ведь знаете этих аристократов. Правда, она большая любительница выпить – этим и объясняется то, на что мы с вами натолкнулись.

– Возможно, – ответил Пенроуз, а про себя подумал: соблазн закатить пощечину Селии Бэннерман, вероятно, силен независимо оттого, трезв ты или пьян. – А как насчет ее алиби?

– Мисс Эшби была в клубе «Хэм Боун». Я проверил: и хозяин, и бармен подтвердили, что она провела там весь вечер и ушла далеко за полночь. Мисс Эшби дала мне также имена нескольких своих приятельниц, с которыми находилась в клубе, на случай если мы захотим еще тщательнее проверить ее алиби.

– Замечательно. Однако если леди Эшби там завсегдатай, все эти люди не задумываясь подтвердят все, что угодно. Она еще здесь?

– Да, сэр, в баре. И если вам нужно место поуединенней, тут рядом есть комната, где можно спокойно поговорить.

– В баре тоже годится. Я хочу, чтобы она от нашей беседы получила удовольствие. Что-нибудь еще?

– Люси Питерс здесь нет. Она ушла с работы вскоре после часу дня, и с тех пор ее никто больше не видел. А Сильвия Тимпсон по субботам не работает.

– Да, я слышал. Попробуем найти ее дома.

– Мэри Сайз сейчас по делам в тюрьме, и я договорился, что вы встретитесь в половине четвертого.

– Отлично. – Пенроуз посмотрел на часы. – А вы сказали ей, для чего я приеду?

– Да, и она приготовит для вас все документы. Мэри Сайз тоже расстроилась. Похоже, к Марджори везде хорошо относились, кроме ее собственного дома, верно?

Пенроуз кивнул, вспомнив выражение лица Ронни.

– Мисс Сайз, сэр, сразу же спросила меня о Люси Питерс. Она о ней беспокоится – похоже, Люси и Марджори были близкими подругами. Я попросил секретаршу, как только Люси появится, сразу нам сообщить.

– Правильно. Я попросил о том же Селию Бэннерман. Я поговорю с леди Эшби, а потом поеду в «Холлоуэй», а вы займитесь Тимпсон.

– А как насчет ее мужа?

– Не думаю, что он имеет к убийству какое-то отношение. Но я, пожалуй, не стал бы винить Тимпсон за то, что она не пользуется его фамилией.

Пенроуз нашел Джеральдин Эшби в компании бутылки коньяка.

– Так что, эта сволочь подает на меня в суд? – спросила она, завидев Пенроуза, который тут же уселся напротив.

– Если вы имеете в виду мисс Бэннерман, то я забыл предоставить ей такую возможность.

Он улыбнулся, а Джерри бросила на него удивленный взгляд.

– Господи Боже мой! В один день сразу два доброжелательных полицейских! В таком случае прощаю вам то, что вы помешали мне завершить начатое дело. Бэннерман легко отделалась, чего – насколько я слышала – не скажешь о Марджори.

Леди Эшби кивнула в сторону бутылки, но Пенроуз покачал головой:

– Благодарю вас, но не сейчас. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

– Сколько угодно. Как видите, я никуда не тороплюсь.

Женщина говорила спокойно и ровно, и по ее голосу он ни за чтобы не догадался, пьяна она или нет. Но приверженность к бутылке, о которой упомянул Фоллоуфилд, явственно отражалась в ее глазах и в том, как дрожали ее руки, когда она закуривала сигарету.

– Скажите, во время ваших встреч с Марджори в мастерской Мотли она рассказывала вам что-нибудь о своей семье?

– Нет, – сказала Джерри не раздумывая, но не успел Пенроуз разочароваться в ее ответе, как она добавила: – Марджори сама о ней ничего не знала.

– В каком смысле не знала?

– Не знала, и все тут. Когда мы только с ней познакомились, она сказала мне, что знает лишь своих родителей, братьев и сестер, и спросила меня: какое ощущение испытывает тот, кому известны многие поколения его предков? Я знаю, что Марджори в последнее время не очень-то ладила ни с отцом, ни с матерью, но она сказала мне, что даже прежде, когда была поменьше, родители ничего ей не рассказывали об остальных родственниках.

– Выходит, Марджори интересовалась историей своей семьи?

– Вернее, ее отсутствием. Она спросила меня, как ей разузнать побольше о ее родных. Но я сказала, что в этих вопросах не разбираюсь, так как если я хочу что-нибудь узнать о своих родных, мне достаточно подойти к стене и взглянуть на их портреты. И еще я сказала Марджори, что, может, ей лучше ничего о своей родне и не знать, а она мне ответила, что мне-то легко такое говорить, и, конечно, она была права. На самом деле Марджори была во многом права.

– В чем же, например?

– В том, что человек должен использовать в жизни каждый шанс и стоять на собственных ногах. Не думаю, что в ее намерения входило критиковать меня, но если посмотреть правде в глаза, то я действительно получаю от своих родных оскорбительно щедрое содержание и живу исключительно на него. Но Марджори просто говорила со мной честно и откровенно. Из-за этой откровенности ее, наверное, и убили?

– Вполне возможно. Но мы это выясним, и то, что вы сейчас рассказали, нам наверняка поможет.

– Поможет? Что ж, остается только за вас порадоваться, потому что мне все это не помогает. Знаете, иногда у меня такое ощущение, что каждый яркий цветок, не успев расцвести, будет обязательно раздавлен.

Леди Эшби впервые посмотрела ему прямо в глаза, и он поразился, насколько беззащитной она выглядит.

– Большинство из нас об этом догадывается, однако мы старательно убеждаем себя в обратном. Но вы, следователь, наверняка знаете, что так оно и есть. Просто не представляю, как вы это выдерживаете.

У Пенроуза чуть не сорвалось с языка, что он и сам не знает, как все это выдерживает, но такое признание едва ли было к месту. И, оставив ее замечание без ответа, он поднялся и тихо произнес:

– Я очень сожалею о том, что случилось с Марджори и Элизабет.

Она с грустным видом подняла бокал, а Пенроуз двинулся к выходу.

– Выходит, мисс Бэннерман была права, – сказал Фоллоуфилд, когда Пенроуз вернулся в вестибюль. – Марджори, похоже, слишком многое узнала, на свою голову. Хотите отложить встречу с мисс Сайз и поехать в Ярд поговорить с миссис Бейкер?

Пенроуз задумался.

– Нет, мисс Сайз – занятой человек, а Уодинэм и Мерифилд не успеют быстро съездить на Кэмпбелл-роуд и обратно. Так что давайте придерживаться намеченного плана и не будем ничего откладывать.

Пенроуз уже двинулся к дверям, когда Фоллоуфилд вернул его назад:

– Сэр, я только что вспомнил одну вещь, которую мне сказала мисс Тэй.

Пенроуз посмотрел на него с любопытством и недовольством.

– Это было на днях, – продолжал виновато Фоллоуфилд, старательно игнорируя укоризненный взгляд своего начальника. – Я случайно с ней столкнулся, и она упомянула, что интересуется Сэч и Уолтерс, и мы об этом с ней немного поговорили.

– Неужели? Вы, Билл, ни разу об этом не упомянули.

– Нет, не упомянул. Вы были слишком заняты, сэр. В любом случае, может, я и ошибаюсь, но мне помнится, как мисс Тэй сказала, что одной из свидетельниц на суде выступила некая Эдвардс.

– Эдвардс? Та же фамилия, что и у кого-то в семье Бейкер? – Пенроуз мгновенно посерьезнел.

– Эта женщина, Эдвардс, жила в доме Сэч. Судя по всему, именно ее показания и решили судьбу Амелии. У вас есть еще немного времени поговорить с мисс Тэй, если она здесь, – пряча самодовольную улыбку, добавил Фоллоуфилд. – Может, она и не мисс Марпл, но сведений у нее хоть отбавляй.

Пенроуз улыбнулся и направился в приемную клуба узнать, где ему найти Джозефину.

ГЛАВА 10

«Сегодня после полудня, сидя в машине, я почувствовала к вам такое влечение, что у меня перехватило дыхание. У вас голубые глаза или серые? Или серо-голубые? Нет, они серые, правда же? Наверное, мне больше никогда не следует с вами видеться. Наверное, чтобы разлюбить вас, мне понадобится не один, а сто один год. Не странно ли, что меня преследует физическое ощущение тела, которым я никогда не обладала, и не забавно ли, что при любом прикосновении к незнакомому человеку я испытываю отвращение, и все это из-за любви, которой всего несколько месяцев от роду. Вы, дорогая, вроде призрака, что стоит между мной и всеми прочими людьми, но я еще за вас примусь – в пристойном смысле этого слова. И когда вы в Лондоне, этот город кажется мне намного милее».

Джозефина отложила в сторону дневник Марты и подошла к окну. Снег на Кавендиш-сквер уже утратил белизну, утоптанный возбужденной процессией продавщиц, старавшихся не упустить ни единой драгоценной минуты своего обеденного перерыва. Но на уровне окна снег, мирно улегшись на ветках деревьев, был по-прежнему свеж и магически прекрасен, а слева от Джозефины на фоне его белизны резко выделялась одна из самых замечательных в городе бронзовых статуй. Скульптура изображала мать и ребенка, и Джозефина почувствовала, что в этот свой приезд она восхищается ею еще сильнее, чем когда-либо прежде: пронзительная нежность к ребенку, исходившая от фигуры матери, каждый раз остро напоминала о сюжете ее новой книги.

Но мысли о работе пришли и улетучились. Ее узкая кровать была теперь сплошь покрыта морем голубых листков бумаги, и она, разворошив их, уселась, поджав ноги, на постель и снова принялась за чтение. Будь то обычный роман, Джозефина, наверное, была бы очарована столь откровенным и красноречивым описанием чувств, но то, что она сама являлась объектом этих чувств, целиком и полностью разрушало удовольствие от чтения.

«Я счастлива. Прошлой ночью мне приснилось, что мы целуемся. Вы приснились мне впервые. Я не позволяла своему воображению разыгрываться. Я старалась даже не думать о вас. Но вчера ночью, как только я уснула, вы явились. Вы направились ко мне, и, как это ни удивительно, я знала, что вы меня поцелуете. Я не сводила с вас глаз, а вы взяли мое лицо в ладони и поцеловали меня. И тут я проснулась и услышала, как в темноте бьют часы. К утру я знала о вас больше, чем из ваших книг и наших разговоров, вместе взятых, и если меня спросят, как все это мне раскрыл один приснившийся поцелуй, я не буду знать, что и ответить».

Стук в дверь мгновенно вырвал Джозефину из мира писем.

– Войдите! Арчи! Господи, что ты тут делаешь? Почему ты не позвонил?

– Не принимай этого близко к сердцу, но я пришел сюда не ради тебя.

– Не ради меня? – Джозефина улыбнулась и принялась собирать рассыпанные на кровати листки. – Что-что, Арчи, а поставить женщину на место ты умеешь.

– Прошу прощения, но я к тебе по делу, и ты мне можешь кое с чем помочь. Или я появился в неудачное время?

– Конечно, нет. Я читала письмо от подруги.

– С которой, похоже, лет сто не виделась.

Она бросила на него резкий взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Просто у нее, судя по всему, накопилась уйма новостей. – Пенроуз с любопытством посмотрел на Джозефину. – У тебя все в порядке?

– Все в полном порядке. Я не ждала тебя, вот и все. – Пока она искала конверт, Арчи поднял его с полу и подал ей. – Утро выдалось своеобразное; может быть, спустимся вниз и выпьем кофе? Тебе, наверное, не хочется сидеть в таком беспорядке.

– Если ты не возражаешь, то и я тоже. – Он указал на письменный стол, заваленный блокнотными листками с заметками для книги. – Именно этот беспорядок меня и интересует. Мне нужны кое-какие сведения о деле Сэч и Уолтерс.

– Тебе нужны сведения? – удивленно переспросила Джозефина. – Зачем? Что случилось?

Арчи коротко рассказал ей о происшедшем.

– Господи, какой ужас! – вырвалось у нее, когда Пенроуз закончил свой рассказ. – А в каком состоянии сейчас Ронни и Леттис?

– Потрясены, в отчаянии, но стараются не подавать виду, насколько сильно их это затронуло. А сейчас они въезжают в комнаты этажом ниже.

– Сюда?

– Да, сюда. Мастерская, разумеется, опечатана, так что они уговорили Селию Бэннерман позволить им закончить подготовку к гала-представлению прямо здесь, в клубе.

– Поражаюсь, что эта подготовка вообще продолжается.

– В первую минуту они хотели отменить представление, но потом решили, что обязаны сделать это для Марджори. Речь шла также о том, чтобы поддержать состояние духа работниц, но это необходимо и самим сестрам. Работа по крайней мере отвлечет их от мрачных мыслей.

– Наверное. Я хочу пойти и навестить их, но сначала скажи мне, что именно тебе нужно знать. – Она подняла со стола пачку листов. – Я не могу поверить, что такое случилось. Я так сжилась с этими людьми. С тех пор прошло всего лишь тридцать лет, но такое ощущение, что намного больше. Казалось, они уже не представляют никакой опасности; казалось, они такие…

– Мертвые?

– Да, именно это я и имела в виду. Ты действительно считаешь, что мать Марджори – та самая Эдвардс, что жила в доме у Амелии?

– А ты думаешь, это случайное совпадение? Расскажи-ка мне все, что ты о ней знаешь.

– Я сделала все выписки из газетных статей, но, наверное, тебе проще будет прочитать вот это. – Джозефина вынула из рукописи книги последнюю главу. – Все, что она говорит полиции, точно взято из ее показаний на суде. Я, чтобы поскорее представить ее читателям, вставила показания несколько раньше, чем она их дала, но они в общем-то переданы слово в слово. Ты и сам увидишь, какую важную роль эти показания сыграли в приговоре Амелии Сэч.

Арчи взял листы рукописи и погрузился в чтение.

– Но тут подразумевается, что у Джейкоба Сэча и Эдвардс был роман еще до ареста Амелии.

– Да, но я в этом не уверена. Однако чем больше я читаю об этом деле, тем больше прихожу к выводу, что Эдвардс была в нем главной зачинщицей. В лучшем случае она знала, что происходит, но делала вид, что не знает, в худшем же – Эдвардс и сама в этом участвовала, но вышла сухой из воды благодаря тому, что дала прокурору нужные показания.

– Но ты ведь не считаешь, что Амелия Сэч была невиновна, а Нора Эдвардс и Джейкоб Сэч сговорились и подставили ее, чтобы от нее избавиться?

– Так далеко я не зашла, хотя подобная мысль мне в голову приходила. Нет, тут суть еще в другом: многие делали то же, что и Амелия, и наказание за убиение младенцев было лотереей, зависевшей от судьи, который вел судебный процесс, от того, насколько приличные адвокаты оказались у подсудимой, и еще от того, наносил ли ей удар в спину кто-то из ее окружения. Сэч и Уолтерс признали виновными на основании смерти одного младенца, но никто не позаботился проверить, что случилось с остальными младенцами, прошедшими через руки Амелии. С другой стороны, многие их современники избегли плахи только потому, что не убивали младенцев, а просто оставляли на произвол судьбы, но ведь если бы детишек своевременно не нашли, они тоже могли бы умереть. Где же тогда проводить черту?

Вопрос этот был риторическим, но он эхом повторил мнение Селии Бэннерман об отношении к преступности полиции.

– Спасибо, Джозефина. То, что ты рассказала, мне очень поможет. Буду держать тебя в курсе дела. Кстати, еще один вопрос: ты знаешь горничную Люси Питерс?

– Мне тут пару раз попалась некая Люси, но фамилии ее я не знаю. А какое она ко всему этому имеет отношение? Не говори мне только, что она пропавшая без вести племянница Уолтерс. И ведь так всегда: я тут сижу и копаюсь в старых газетах, а ты являешься с целой коллекцией живых полнокровных людей.

Арчи рассмеялся:

– Нет, никакая она не племянница, или по крайней мере я так не думаю. Она дружила с Марджори Бейкер.

Джозефина вдруг погрузилась в задумчивость.

– Ты что-то вспомнила?

– Люси была здесь прошлым вечером. Она сказала, что принесла сюда вазу, а сама читала мою рукопись о Сэч и Уолтерс и плакала. И не успела я ее спросить, в чем дело, как она убежала. Оглядываясь назад, должна признать, что, наверное, вела себя с ней не самым доброжелательным образом: я застала ее за чтением моей работы и рассердилась.

– А ты знаешь, что именно она прочла?

– Думаю, вот это. – Джозефина пролистала страницы и протянула ему другую главу. – Ты же не считаешь, что Люси имеет какое-то отношение к убийству?

– Нет, не думаю. Но я надеюсь, что она сможет мне рассказать, собиралась ли Марджори сделать что-нибудь такое, из-за чего ее могли убить. – Он прочитал то, что дала ему Джозефина. – Конечно, если Марджори узнала о связи своей семьи с делом Сэч и Уолтерс и рассказала об этом Люси, тогда понятно, почему Люси была так расстроена. Можно мне взять эту главу с собой? – Джозефина кивнула, а он поднялся, чтобы уйти. – Мне пора двигаться. Я должен передать информацию о Норе Эдвардс в Ярд, а потом у меня встреча в «Холлоуэе». Прости, что мой визит был столь мимолетным.

– Не волнуйся, я все понимаю. – Она на минуту задумалась, а потом спросила: – С моей стороны будет очень неприлично, если я попрошу подбросить меня в «Холлоуэй»?

– Конечно, нет, но зачем тебе туда ехать?

– Селия рассказала Мэри Сайз, о чем я пишу, и та пригласила меня пройти по тюрьме в сопровождении одной из ее сотрудниц. В записке Мэри было сказано, что я могу приехать в любое время – просто должна ее предупредить, – и все же мне надо позвонить и убедиться, что это удобное для нее время. Честно говоря, я с ужасом думаю о такой поездке, но отказаться от приглашения мне кажется невежливым. Правда, если я приеду с сотрудником из Скотленд-Ярда, может, этот поход и не будет столь устрашающим.

– Ладно, давай собирайся, а я сам позвоню мисс Сайз.

– О, я полностью готова. – Джозефина потянулась за пальто и перчатками. – Интересно, а что нужно надевать, когда собираешься посетить тюрьму?

Джозефина заметила, что, когда они выходили из комнаты, Арчи бросил взгляд на гардению, но не сказал ни слова, и она молча последовала за ним вниз по ступеням. Когда они спустились в приемную, им стало совершенно очевидно, что сестры Мотли уже прибыли: аккуратный, элегантный вестибюль клуба был завален рулонами материи, недошитыми платьями на вешалках, невероятного вида швейными машинами и еще невесть чем. «Как жаль, что миссис Тимпсон сегодня выходная, – подумала Джозефина, – я бы многое отдала, чтобы увидеть выражение ее лица».

– Я пойду позвоню. – Арчи состроил гримасу при виде всего этого хаоса. – Вернусь через минуту.

Она нашла сестер Мотли в примыкавшей к вестибюлю просторной комнате, где обычно проводились частные встречи.

– Беру свои слова обратно: это место вовсе не смертельно скучное. – Ронни, бросив тюк, который несла в руках, подошла к Джозефине, чтобы обнять ее. – Лишь только мы сюда вошли, как услышали в вестибюле такую перепалку, что тут же подумали: может, и мы должны надавать друг другу пощечин? Здесь это ритуал посвящения?

– Какая перепалка? О чем вы говорите?

– О, Джеральдин Эшби и мисс Бэннерман решили прямо в вестибюле воссоздать битву при Босворте. [13]13
  Знаменитое сражение, произошедшее в 1485 г. на Босвортском поле (Англия) между войсками английского короля Ричарда III и претендента на престол Генриха Тюдора; завершилось победой Генриха.


[Закрыть]Очередь в столовую на ленч, очевидно, уже теряла терпение, и они решили ее немного развлечь.

– Ронни преувеличивает, – вмешалась Леттис, – но кое-что действительно произошло. Джеральдин дала пощечину Селии за какое-то ее высказывание, и это случилось на виду у всех.

– Похоже, все скелеты из шкафов уже вывалились и к гала-представлению нам, наверное, придется и их тоже приодеть, – ядовито заметила Ронни, затаскивая из вестибюля очередной манекен. – И если такие блюда подают на ленч, я срочно подписываюсь на обед. Какой столик у них самый лучший?

– Господи, это скорее всего моя вина, – вздохнула Джозефина, и сестры посмотрели на нее с недоумением. – Я не могу вам сейчас ничего объяснить – слишком длинная история, – но если вы еще будете здесь, когда я вернусь, то расскажу. Мне пора уходить, но я хочу вам сказать: то, что случилось, ужасно, и я вам очень сочувствую. Представляю, как вам сейчас тяжко.

– Да, только мыспособны организовать подобное представление за три дня до назначенного срока, – с горечью произнесла Ронни, и Джозефина заметила тревожный взгляд, который Леттис бросила на сестру.

Арчи был прав: ни Ронни, ни Леттис не хотели признаться, что они в шоке от того, что случилось, – а в движениях Ронни сквозило такое неистовство и отчаяние, что, казалось, она готова двигаться без остановки, только бы не находиться лицом к лицу со своей скорбью.

– Простите, я Лилиан Уайлс.

Джозефина обернулась: в дверях стояла привлекательная женщина, одетая в форму Мотли.

– Вас должны были предупредить о моем приходе.

– Боже мой, таквыглядят женщины-полицейские? – пробормотала Ронни. – Теперь понятно, почему Арчи приветствует их вступление в ряды Скотленд-Ярда.

– Держи язык за зубами, – укоризненно сказала Леттис и толкнула Ронни в бок. – Пойди и приветливо с ней поздоровайся.

– Что все это значит? – спросила Джозефина, когда Ронни направилась поприветствовать новенькую.

Леттис огляделась вокруг, точно ожидая, что дубовые панели кишат замочными скважинами.

– Никому не рассказывай, – громко прошептала она, – но эта женщина – сотрудница Арчи. Он прислал ее сюда, чтобы она тайно наблюдала за тем, что здесь происходит. – Обе они молча оглядели мисс Уайлс. – Да, Ронни права. Я понимаю, почему он выбрал именно ее. Ни за что не догадаешься, правда?

– Не догадаешься. – Джозефина снова оглядела вьющиеся каштановые волосы и идеально накрашенное лицо женщины. – Ни за что не догадаешься.

– Слушай, сейчас, когда мы одни, я хочу узнать: с тобой все в порядке? – взволнованно спросила Леттис. – Вчера вечером мне от твоего вида было как-то не по себе.

– С мной-то все в порядке, а вот с тобой явно нет. Вы обе изо всех сил стараетесь вести себя как ни в чем не бывало, а это совершенно нелепо. После того, что у вас произошло, нельзя себя вести как ни в чем не бывало.

– О, мы в порядке. Ронни, мне кажется, немного хуже: я воспринимаю то, что произошло, как трагедию, а она – как личное оскорбление. Не удивлюсь, если Ронни найдет виновного раньше, чем эта мисс Уайлс успеет подшить свое первое платье.

Пока они говорили, Арчи сделал нужные звонки и, вернувшись в комнату, подошел к мисс Уайлс; Джозефина с улыбкой наблюдала, как Ронни с притворной серьезностью представляет ее Арчи. Уайлс что-то ему сказала, чего Джозефина не расслышала, и Арчи, рассмеявшись, помахал рукой Джозефине и Леттис.

– С чего вы хотите, чтобы я начала? – спросила мисс Уайлс после того, как ее представили остальным работницам Мотли.

– Сначала помогите нам здесь устроиться, – сказала Леттис, – шитьем мы займемся позже.

– Прекрасно. Моя бабушка была костюмершей в театре «Лайсеум» – я, можно сказать, выросла при «Зингере».

– Черт подери, это потрясающе! – воскликнула Ронни и ущипнула за щеку Арчи. – Если после всех этих дел мы ее вернем – считай, что тебе повезло.

– Что ж, придется рискнуть, – подмигнув коллеге, сказал Арчи. – А сейчас нам пора идти.

– А тебе не кажется, что ты о чем-то забыла? – Ронни укоризненно посмотрела на Джозефину. – У тебя ведь сейчас примерка.

– Простите, но с примеркой придется подождать. У меня встреча с официальным лицом. Можно мне прийти позже?

Леттис кивнула:

– Конечно, можно: спешка тут ни к чему. Ты увидишь – это нечто! Мы просто превзошли самих себя.

– Так это сюрприз? – наивно спросила Уайлс, и Леттис что-то прошептала ей на ухо. – О, вы будете выглядеть изумительно.

– Конечно, изумительно. – Джозефина не обратила никакого внимания на усмешку Ронни. – У меня в этом нет никаких сомнений.

– Ты не думаешь, что тайный агент в «Клубе Каудрей» – некоторый перебор? – сказала Джозефина, когда они сели в машину. – Больше смахивает на сюжет Джона Бакена, [14]14
  Бакен, Джон (1875–1940) – британский государственный деятель и писатель, автор шпионских романов.


[Закрыть]чем на расследование английской полиции.

Арчи улыбнулся – его явно позабавило ее раздражение, – но настроение своей улыбкой он Джозефине, похоже, не поднял.

– Ты выражаешься прямо как Билл. Кстати, он предложил нанять тебя на работу. Наверное, ты права: по английской традиции, для поимки убийцы скорее всего наймут любителя, – но я все же пока предпочту констебля Уайлс.

Такие дружеские пикировки у них бывали сплошь и рядом, но сегодня Джозефине было не до шуток. Взволнованная беседой с Джеральдин, потрясенная событиями, которые теперь занимали ее мысли еще больше, чем дело Сэч и Уолтерс, и в бешенстве от того, что, захваченная врасплох с дневником Марты, повела себя как школьница, Джозефина прекрасно понимала, что несправедливо срывать зло на Арчи только из-за того, что он оказался рядом. Но она ничего не могла с собой поделать.

– Ну и прекрасно, – пробормотала Джозефина, всматриваясь в пейзаж за окном. – У меня есть о чем поразмыслить и без той работы, что твой сержант придумал для такой бездельницы, как я.

Она была благодарна Арчи, что он понял ее намек и не стал задавать лишних вопросов, и всю дорогу до самого места назначения они молчали.

– Вот она, – произнес наконец Арчи, указывая влево, и Джозефина сквозь череду деревьев на пересечении Паркхерст и Кэмден-роуд впервые увидела силуэт «Холлоуэя».

По причинам, известным одним лишь ее архитекторам, здание тюрьмы своим видом напоминало замок Уорвик. Возвышаясь над всем вокруг, тюрьма «Холлоуэй» высокими стенами, солидными воротами и зубчатыми башенками словно пародировала своего средневекового двойника, но в отличие от него не держала на расстоянии тех, кто был снаружи, а не выпускала тех, кто был внутри.

Арчи поставил свой «даймлер» возле главного входа и нажал на звонок у огромных, окованных железом ворот. Они с Джозефиной стояли, прислушиваясь, как за воротами позвякивают ключи, и наконец деревянная дверца внутри больших ворот открылась и их впустили внутрь. За дверцей оказалось две комнаты: одна неожиданно по-домашнему уютная, другая – более официальная, похожая на контору. Прямо перед собой Джозефина увидела запертые на железный засов ворота, очевидно, ведущие в тюремный двор, где располагалось главное здание тюрьмы. Тюремный привратник спросил у них имена, уставился в лежавшую перед ним огромную книгу и тут же позвонил предупредить об их приходе.

– Полицейским мужского пола дальше хода нет, – объяснил он с улыбкой, – но к вам сейчас выйдут.

– Ты знаком с Мэри Сайз? – спросила Джозефина Арчи, пока они ждали.

– Нет, мы никогда не встречались, но я о ней наслышан. Государственные служащие печально известны своей скупостью на похвалы, но о здешних ее достижениях я слышал от них только хорошее.

– Селия сказала то же самое. Я даже и не знаю, чего ожидать, – надо все же обладать специфическим складом ума и характера, чтобы решиться провести жизнь в подобном месте, и потрясающей силой духа, чтобы добиться здесь успеха.

Однако в облике женщины, вошедшей через несколько минут в проходную, не было ничего одержимого и ничего потрясающего – по крайней мере с первого взгляда, – и Джозефина, ожидавшая, что за ней придет рядовая сотрудница тюрьмы, не сразу сообразила, что перед ними и есть заместительница начальника «Холлоуэя». Мэри Сайз выглядела лет на пятьдесят и внешне напоминала обыкновенную школьную учительницу. На ней был хорошо сшитый, но безликий костюм; она отличалась прямым взглядом и строгим выражением лица, которое, стоило ей улыбнуться, тут же светилось добротой. Полицейского привратника ее приход ничуть не удивил – очевидно, мисс Сайз нередко приходила встречать своих посетителей, – и то искреннее удовольствие, с которым он ее приветствовал, сказало Джозефине о ее достижениях намного больше, чем заверения тысячи государственных служащих.

Улыбнувшись Джозефине, она сразу же приступила к делу:

– Я нечасто произношу фразу «Добро пожаловать в „Холлоуэй“» и надеюсь, что вы, мистер Пенроуз, простите меня, если не скажу ее и сейчас. Я очень сожалею о том, что случилось. Марджори Бейкер была сильной духом девушкой и только-только начала добиваться в жизни успеха. Наверное, не мне это говорить, но я не могу поверить, что кому-то с легкостью удалось сокрушить такую сильную личность.

В голосе Мэри Сайз чувствовался легкий ирландский акцент, придававший ее словам теплоту, а Джозефина все больше начала понимать суть человека, чья смерть привела их сегодня в «Холлоуэй».

– Однако я рада, мисс Тэй, что мы наконец познакомимся, – продолжала мисс Сайз. – Никак не могу понять, почему мы ни разу не столкнулись в клубе, но Селия мне много о вас рассказывала и, конечно, от «Ричарда из Бордо» я была в восторге. Я его видела с полдюжины раз, а то и больше.

– Боже мой! Так это васнадо посадить под замок! – вырвалось у Джозефины, но Мэри Сайз в ответ только рассмеялась.

– Не вы первая сказали мне это, и сомневаюсь, что последняя.

– Но если говорить серьезно, мисс Сайз, я вам очень благодарна: то, что вы позволили мне осмотреть тюрьму, с вашей стороны огромная любезность. И вы, и ваши сотрудники наверняка заняты по горло – вам только не хватает копающихся в прошлом писателей.

– Ерунда. Надеюсь, это поможет вам в работе. Как я уже указала в своей записке, насколько мне известно, здесь никого не осталось из тех, кто был в интересующие вас времена, но само здание почти не изменилось. И еще я нашла давнишние описания жизни в тюрьме, сделанные одной суфражисткой, – они, конечно, относятся к более позднему периоду, но здесь не так уж многое переменилось. О, а это Сесилия Макколл, – представила мисс Сайз только что вошедшую молодую женщину в синей форме надзирательницы. – Она пишет книгу о тюрьме, так что вы будете в самых что ни на есть надежных руках. И поверьте, для нас ваше посещение вовсе не обуза.

– Даже если это так, я все равно вам благодарна. Ведь тюрьма не музей, и вас наверняка волнует будущее этого заведения, а не бывшие заключенные, которым уже нельзя ничем помочь.

Судя по всему, ее слова доставили Мэри Сайз явное удовольствие, и Джозефина вдруг поняла, что по собственной воле только что попалась в ловушку.

– Занятно, что вы упомянули будущее. Я ведь пригласила вас сюда не без задней мысли. Мне хочется, чтобы известные люди увидели то, что мы здесь пытаемся сделать, а сделать еще нужно многое. В нашем попечительском совете теперь собралась хорошая команда, и в ней немало писателей: разумеется, Вера Бриттен [15]15
  Бриттен, Вера (1893–1970) – известная английская писательница, феминистка и пацифистка.


[Закрыть]и Элизабет Дэшвуд, [16]16
  Дэшвуд, Элизабет Моника (1890–1943), более известная под псевдонимом Э.М. Делафилд, – популярная английская писательница. Самая знаменитая ее книга – «Дневник провинциальной дамы».


[Закрыть]которая согласилась написать предисловие к книге нашей Сесилии. Я надеюсь, что смогу и вас убедить к нам присоединиться.

В глазах ее зажегся озорной огонек, и Джозефина сразу поняла: эта женщина может запросто убедить кого угодно сделать все, что угодно. Но писательница, которая никогда не участвовала ни в каких кампаниях, лишь неопределенно улыбнулась. И все же слова Мэри Сайз произвели на нее впечатление: впрячь саму «Провинциальную даму» в работу над тюремными реформами удалось бы немногим. Что и говорить, тюремные дела – это не манекены в витрине «Селфриджа».