Текст книги "Когда порвется нить"

Автор книги: Никки Эрлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глаза Моры расширились, и она потерла рукой затылок.

– Все дьяволы преисподней…

Джек передал ей копию письма, которую принес в папке.

– Это написал Хави незадолго до смерти.

Джек смотрел, как Мора медленно скользит глазами по письму, не торопясь, вчитываясь в каждую строчку. Ее губы несколько раз дрогнули, как будто она собиралась заговорить, но не издала ни звука.

Джек надеялся, что отнес письмо по адресу. Последние полгода фонд оказывал мощную поддержку главному сопернику Энтони на президентских выборах, сенатору от Пенсильвании и ярому защитнику коротконитных. Роллинза уже поддерживали не так рьяно, особенно после прошлогоднего разоблачения: нацарапанного на листке бумаги признания, найденного в камере его несостоявшейся убийцы, после того как она скончалась в тюрьме. Пять лет назад все ошиблись. Она не сошла с ума из-за короткой нити. Она даже не открывала свою коробку, не видела, что там внутри. Она всего лишь скорбела по брату, даже спустя тридцать лет после его смерти. И была возмущена, увидев одного из виновников смерти брата в списке кандидатов в президенты. Женщина, конечно, знала, что не могла убить Энтони: она видела по телевизору его длинную нить, – но все равно решила хоть как-то его наказать. Воздать по справедливости. Однако ее жертвой стал невинный прохожий, Хэнк, и она потеряла желание что-то объяснять, навсегда замолчала под грузом сожалений.

Когда истинные мотивы стрельбы были раскрыты, конечно, раздались призывы к импичменту, но доказать, что Энтони знал нечто большее, чем все остальные, было невозможно. Он отрицал свое непосредственное участие в смерти ее сводного брата, а что касается дискредитации женщины в ходе его предвыборной кампании, то он, как и все остальные, полагал, что она совершила преступление из-за своей нити.

Но теперь, по результатам последнего опроса, гонка за переизбрание Энтони выглядела мучительно напряженной. Возможно, потребуется еще один удар, чтобы окончательно склонить чашу весов.

– Почему вы принесли это письмо сюда? – спросила Мора.

– Я хочу, чтобы вы передали его в прессу, – сказал Джек. – И укажите мое имя, подтвердите, что это я поменялся нитями с Хавьером. Я надеюсь, что это может стать последним ударом по администрации Роллинза и покажет людям, какой ущерб нанесла его политика и как глупо было не позволить такому храброму и преданному человеку, как Хавьер, открыто заявить о себе и служить своей стране. Ведь он всегда об этом мечтал. Именно мужество Хави на его последнем задании позволило спасти тех трех человек. Спасти их жизни. – Джек помолчал. – Но дело не только в армии. Речь идет о каждом коротконитном, чей путь был закрыт, потому что люди слишком боятся, или предвзяты, или невежественны. Я надеюсь, что каждый, кто прочитает о Хави, поймет, что короткоживущие имеют такую же ценность, как и длинноживущие. И они заслуживают таких же возможностей доказать это.

Конечно, Джек знал, что письмо Хавьера не изменит мнение Энтони и Кэтрин и тех, кто привел их к власти. Это, конечно, не изменит всего. Но, возможно, станет началом.

– У тебя могут быть большие неприятности, – заметила Мора. – Ты уверен, что хочешь это сделать?

– Да, – ответил Джек. Он уже отдалился от родных; пришло время встать на сторону, которую он выбрал.

– Тогда я буду рада помочь, – сказала Мора. – Я уверена, что историю Хавьера должны узнать все.

Попрощавшись с Морой и оставив ей письмо, Джек вышел на улицу и посмотрел на небо. Последние четыре года Хави был пилотом. Кто знает, сколько раз он летал там, среди облаков?

Джек надеялся, что Хави, где бы он сейчас ни был, оценит иронию судьбы. Пять лет назад Энтони Роллинз бессердечно использовал нить Хави, чтобы привлечь избирателей, подтолкнуть свою карьеру, а теперь эта же нить, вполне возможно, сыграет роль в его падении.

Похороны на прошлой неделе вышли скромными, пришли только родные Хавьера, Джек и двое солдат, находящихся в отпуске.

Джек стоял возле закрытого гроба, задрапированного американским флагом, когда к нему подошла женщина.

– Ваш друг был очень храбрым солдатом, – сказала она.

Женщина пришла поздно, после того как служба уже закончилась, и проскользнула в заднюю часть зала прощаний. Ее лицо показалось Джеку незнакомым.

– Он спас всех нас в тот день, – прошептала она.

Джек понял, что она, должно быть, была одной из двух гражданских врачей, которых, по словам мистера и миссис Гарсия, Хави спас перед смертью. Аника Сингх, наверное. Все участники той операции, по слухам, подписали соглашение о неразглашении подробностей, но капитан Рейнольдс поделился историей о мужестве Хави с его родителями.

– Хави не заслужил этого, – сказал Джек. – Он не заслужил короткой нити.

Аника повернулась и посмотрела на Джека с такой добротой, с таким пониманием, как могла смотреть только мать на любимого сына.

– Знаете, ваш друг Хавьер напоминает мне другого человека, которого я знала и чья нить тоже была намного короче, чем следовало бы. Но и он, и Хавьер изменили мир. О них будут помнить в течение многих лет, даже поколений, – сказала она. – В каком-то смысле у них были самые длинные нити, которые я когда-либо видела.

НИНА

Годовщина появления нитей пришла и прошла, годы летели своим чередом, и вскоре исполнилось почти десять лет жизни человечества с нитями.

Некоторые были благодарны за коробки, за возможность попрощаться, никогда не жалеть о последних сказанных словах. Другие видели дар в сверхъестественной силе нитей, позволявшей им верить, что жизнь их близких, получивших короткую нить, на самом деле не была оборвана случайно. Они жили столько, сколько им было отмерено, поскольку с момента их рождения длина нити была предопределена. Именно поэтому с потерями было легче смириться, веря, что изменить конец было невозможно и их смерть не зависела от каких-то принятых решений, от поступков, которые они совершили или не совершили. Не нужно было думать о том, что могло бы случиться, если бы они жили в другом городе, или ели другую пищу, или поехали домой другим путем. Конечно, потери причиняли боль, были мучительны, и все же нити давали некоторое облегчение – любые перемены не отсрочили бы конец. Просто такая им выпала жизнь.

Однако нити не приносили утешения коротконитным, тем, кто столкнулся с несправедливостью. Скорее, они снимали камень с души длиннонитных, тех, кто продолжал жить.

* * *

Родители Моры попросили Нину выступить на похоронах.

Это была первая надгробная речь в ее жизни, и ей потребовались все силы, чтобы отпустить руку матери, покинуть свое место на первой скамье и предстать перед толпой скорбящих.

Нина быстро оглядела зал, ища лицо, на котором можно было бы остановиться, читая свои заметки. Никто в первых рядах не подходил: все члены семьи Моры тихо плакали, и она не хотела смотреть на Бена и Эми, которые, вероятно, думали о похожих похоронах, которые неизбежно состоятся в их семье через несколько лет. Так что Нина обратилась к горстке незнакомых людей в последних рядах, возможно, коллегам или старым знакомым Моры, с которыми ей так и не довелось встретиться.

Нина рассказала о страсти, бесстрашии, остроумии и впечатляющей скорости, с которой ее супруга заводила друзей. Она рассказала, как Мора узнала о фонде Джонсона и сразу же оставила работу в издательстве, чтобы присоединиться к команде сенатора – это было ее шестое рабочее место, но первое, на котором она сразу поняла, что нашла себя. Наконец-то она преуспела в карьере, нашла, куда направить энергию, сотрудничая с фондом для защиты своих коллег-коротконитных.

Нина не хотела говорить о последних днях, о редком пороке сердца, который так и не обнаружили до самой смерти. Она не хотела говорить о финале. Она рассказала о жизни.

– Легко смотреть на время, проведенное вместе, и думать, что нам не повезло. Но разве не лучше потратить десять лет на настоящую любовь, чем сорок лет на скуку, усталость или горечь? Когда мы думаем о величайших историях любви, которые когда-либо были написаны, мы смотрим, сколько они длились. Многие из них были даже короче, чем наш брак с Морой. Но наша история – моя и Моры – была глубокой и цельной, несмотря на ее продолжительность. Это была цельная, чудесная история сама по себе, и, хотя мне было отведено больше глав, чем Море, ее страницы ни в коем случае нельзя пропустить. Я буду перечитывать их снова и снова до конца жизни. Наше десятилетие вместе, наша история – это дар судьбы.

Лица на последних рядах расплывались, поэтому Нина вытерла глаза скомканной салфеткой и посмотрела на речь перед собой. Она была обязана закончить ее ради Моры.

– Мора, конечно же, дала мне последнее напутствие, пожелав, чтобы ее голос был последним, который мы услышим на ее службе: «Скажи всем, что я всегда хотела быть исследователем. Что я всегда стремилась сделать первый шаг, первой нырнуть в ледяную воду, первой попробовать незнакомую еду, первой выйти на сцену и спеть. И теперь я буду первой, кто узнает, что будет дальше, первой, кто узнает, что ждет всех нас. Я обещаю как следует все разузнать, чтобы рассказать вам обо всем, когда придет ваша очередь».

Через несколько недель после службы Нина наконец покинула родительский дом и вернулась к себе – одна, чтобы закончить свою книгу. Над сборником рассказов о нитях и людях, которые использовали их во благо, она работала почти три года. Страница посвящения была уже напечатана – «Море»; просто и честно, но Нина медлила расставаться с рукописью, не хотела передавать ее редактору.

В тот вечер Нина снова перечитала все истории.

Женщина, родившаяся с геном рака груди, которая никогда не ожидала, что получит длинную нить, а теперь возглавляет прогресс в области лечения рака. Двадцатитрехлетний парень, выросший в бандитском квартале, чья длинная нить дала ему надежду на спасение, сейчас руководит программой внеклассного обучения для молодежи из группы риска. Коротконитный, который нес свой ящик в рюкзаке, когда покорял вершину Эвереста.

О Море тоже была история. Работая в фонде Джонсона, она рассказала общественности о самопожертвовании солдата-коротконитного, и развернувшаяся кампания в прессе привела к окончательному поражению Инициативы ОБПС в Верховном суде. Такого влияния на события целой страны Мора никогда не могла себе представить.

Мора велела бы ей сдать книгу, подумала Нина. Отпустить. Время пришло.

Нина вспомнила один из последних разговоров с Морой.

– Ты всегда была сильной, неизменной, опорой всем. Ты все планировала, – сказала тогда Мора. – Именно поэтому я хочу, чтобы ты осталась такой же, хорошо? Ты не можешь рассыпаться на куски. Ты нужна Эми и Бену, их детям, и ты должна жить дальше. Обещай мне, что будешь всем опорой. И по-прежнему будешь строить планы.

Но у Нины сейчас было только два плана: опубликовать эту книгу и пережить следующий год. Завтра она приступит к первому. Сегодня вечером ей нужно было побыть наедине с этими историями, с историей Моры, прежде чем поделиться ими с миром.

ЭМИ

Как и все супружеские пары, Бен и Эми ссорились.

Она ворчала на него за то, что он не выносит мусор, не загружает как нужно посудомоечную машину. Иногда он считал, что она слишком осторожна и излишне оберегает детей, настаивая на том, что их дети, Вилли и Мидж, уже готовы снять тренировочные колеса и кататься на двухколесных велосипедах.

Они закатывали глаза и повышали голос, но каждый из них находил удивительное успокоение в ссорах, в этой естественной части брака и воспитания детей, понимая, что их собственная жизнь – несмотря на необычные проблемы – может быть такой обычной, такой восхитительно нормальной.

Бен хотел, чтобы все произошло быстро. Он внес первый взнос за дом в пригороде еще до рождения Вилли, и у них с Эми появились двое детей, которые довольно быстро росли. Их первые шаги, первые слова, первые увлечения – все это появилось быстро, и вскоре они уже учились играть на пианино и бросать баскетбольные мячи. Бен и Эми сделали все возможное, чтобы у них остались воспоминания на всю жизнь, воспоминания о том времени, когда они были вчетвером. Бен тренировал спортивные команды младших лиг, в которых играли его дети, и брал уроки рисования с каждым из них. Эми читала им на ночь в постели, унося малышей в далекие страны. Родители Эми и Бена переехали и поселились поблизости. Они заботились о внуках, заваливая дом игрушками и угощениями, а Нина стала «супертетушкой», как они с Морой однажды пошутили, приглашая детей в город на ежемесячные ночевки в своей квартире.

И всякий раз, когда Бен и Эми в суете дней оглядывали свой дом, они видели те самые вещи, в существовании которых Бен когда-то сомневался: воспоминания и память их семьи, их очень насыщенной совместной жизни. Полки, на которых когда-то аккуратно стояли любимые романы Эми, теперь были завалены детскими книгами. Фотографии лета, проведенного на Французской Ривьере, и зимы в Санкт-Петербурге – два путешествия до появления Вилли. Голубое сервировочное блюдо, которое Бен разбил на первом Дне благодарения, когда они принимали родных у себя. Самокаты, головоломки, электрическая клавиатура, оставшиеся с прошлых дней рождения и праздников. Чертежи зданий, которые Бен помогал проектировать, и письма в рамке от трех бывших учеников Эми, которые уже выросли и сами стали учителями. А в альбоме, спрятанном в столе, все письма, которые они когда-то писали друг другу.

Бен и Эми не удивились, когда Бену поставили диагноз. Они были готовы. И Бен сразу же понял, что не будет переезжать в больницу. Он останется дома, с женой и детьми, как они и планировали.

Нина спросила сестру, вернется ли она в город после ухода Бена, и Эми представила свою жизнь в доме без Бена: холодильник, забитый замороженными запеканками, соседи, торжественно качающие головой каждый раз, проходя мимо ее лужайки. Но это был дом, где Бен настоял на том, чтобы перенести ее через порог, когда они переехали, несмотря на то что она была на пятом месяце беременности. Это был дом, где он целую неделю строил качели на заднем дворе. Она не могла покинуть их дом.

Однажды вечером Нина сидела за кухонным столом с Эми и Беном, а Бен составлял завещание. К удивлению Нины, Бен откинулся на стуле, посмотрел на них и сказал, что он доволен. Он доволен тем, что узнал о длине своей нити, доволен, что разделил самые счастливые годы своей жизни с Эми, Вилли и Мидж, и доволен, что не оставит дела своей семьи в беспорядке.

После того как Бен ушел спать и сестры остались одни, Нина спросила Эми, довольна ли она своим выбором.

– Наверное, я еще могу передумать, – сказала Эми. – Но вряд ли. Раньше я подолгу фантазировала, воображая будущее, рисуя несколько вариантов различных «что, если». Но с тех пор как родились Вилли и Мидж, у меня больше не было таких видений. Я думаю, что, став мамой, я иначе смотрю на настоящее.

– Потому что стоит на минуту отвлечься, как дети опрокинут что-нибудь на плите? – спросила Нина.

– Ну, да, конечно, – засмеялась Эми. – Но дело не только в этом. Я тоже раньше задумывалась о том, что эти другие версии меня могут вести другую жизнь, но теперь я знаю, что моя жизнь и есть та, для которой я предназначена. Я чувствую это каждый раз, когда целую их пухленькие щечки или смотрю, как Бен поднимает их на спину.

Эми на мгновение замолчала.

– Конечно, получить длинную нить, как у тебя, – это величайшее благословение, – добавила она. Потом взяла телефон и посмотрела на экран, где высветилась фотография Бена и детей, которые собирали конфеты на прошлый Хеллоуин. – Но я и сама чувствую себя благословенной.

Сберегательные счета для Вилли и Мидж в колледже, закладная на дом, обновленная версия завещания Бена – все было в порядке. И все – родители Бена и Эми, Нина, Вилли и Мидж – были готовы, насколько это было возможно.

Но никто не был готов к звонку из полицейского управления, сообщившего, что машина Бена и Эми попала в аварию на шоссе, когда они ехали домой после одного из визитов Бена к врачу.

– Я очень сожалею о вашей потере, – сказал полицейский. Но это была большая потеря, чем все ожидали.

На следующее утро после аварии Нина, убитая горем и невыспавшаяся, наткнулась на шкаф сестры и достала коробку, которую Эми хранила там нераспечатанной последние четырнадцать лет. Нина уже знала, что находится внутри, чего никогда не видела ее сестра, но она хотела увидеть это своими глазами.

Нить Эми.

Оканчивающаяся в тот же день, что и нить Бена. Она была такой с самого начала.

Нина нежно вынула нить из коробки и взяла в руки жизнь сестры, а потом прижала ее к груди, не сдерживая рыданий.

НИНА

Дети никогда не входили в ее планы, но Нина, ни секунды не сомневаясь, приняла Вилли и Мидж. Хотя им было всего одиннадцать и девять лет, они невероятно напоминали ей Эми. У них было ее воображение, ее глаза. В детях жила частичка сестры, которая навсегда останется с Ниной.

Она знала, что Эми хотела, чтобы ее дети продолжали жить в своем доме, поэтому Нина продала квартиру на Манхэттене и переехала в дом в пригороде, где и родители Бена, и ее собственные жили в квартирах неподалеку, так что Вилли и Мидж никогда не оставались одни.

Нина знала, что никогда не перестанет скучать по ним, Эми, Море и Бену. Но она выполнит свое обещание. Она не впадет в отчаяние и не рассыплется на части. Теперь она будет опорой для Вилли и Мидж. Она будет строить планы для всех троих.

Прошел год, и Нина с детьми сумели восстановить свою жизнь, стали семьей.

Раз в месяц Нина возила Вилли и Мидж в Нью-Йорк, где они втроем ходили в музей или зоопарк или Нина позволяла детям бродить по огромному магазину игрушек.

В редких случаях, когда они оставались на ночь, например после позднего бродвейского шоу, они всегда останавливались в отеле в стиле бозар на окраине города – это было одно из последних зданий, перестроенных по проекту Бена. В результате годичной реставрации столетний отель, бывший в запустении, превратился во дворец, достойный своей истории. Бен намеренно выбрал этот отель для своего последнего проекта. «Он хотел дать зданию вторую жизнь», – вспомнила Нина. Жизнь, которой теперь жили его дети.

Однажды вечером после долгого дня, проведенного за изучением костей динозавров в Музее естественной истории, Нина повела детей через дорогу в Центральный парк. Под тенью деревьев, сквозь ветви которых пробивались последние лучи солнца, семья из трех человек остановилась, чтобы посмотреть на скамейку Эми.

Нина протянула руку, складки кожи на которой только недавно начали выдавать в ней женщину за сорок, и провела пальцами по гладкой серебряной пластине, которую Эми подарила Бену на десятую годовщину их свадьбы, потратив на это девять лет тайных накоплений.

Дорогой Б.,

что бы ни случилось, мои чувства неизменны.

Э.

Нина опустилась на скамейку, а Вилли и Мидж побежали на детскую площадку неподалеку.

Наблюдая за тем, как дети, улыбаясь, бегают с качелей на брусья и обратно, Нина удивлялась их стойкости. Эми и Бен гордились бы ими – милыми, любознательными, веселыми малышами, которых они создали.

В такие мгновения Нина была рада, что Эми так и не открыла свою коробку, не испытывала гнева и страдания, которые мучили Мору, и не смотрела на нежные, розовощекие лица своих детей с мучительным осознанием, что не увидит, как они повзрослеют.

Иногда Нина даже задавалась вопросом, родились бы Вилли и Мидж, если бы Эми посмотрела на свою нить. Эми было сложно планировать воспитание детей без Бена. А если бы она знала, что ее тоже не будет? Возможно, решение Эми не смотреть и не знать подарило сестрам эти две драгоценные души.

Конечно, Нина стремилась быть такой матерью, какой всегда была Эми, внимательной и ласковой, но она также задумывалась о том, какой матерью могла бы стать Мора, и именно веселье, бесстрашие и спонтанность Моры Нина хотела привить этим детям. Жажду жизни, которую разделяли и ее сестра, и ее жена. Нина подумала о том, как часто она видела фразу «Живи так, будто твоя нить коротка» на футболках, сумках и плакатах. Эта популярная фраза теперь звучала часто, гораздо чаще, чем в те времена, когда коротконитных представляли опасными и подавленными членами общества, а не целеустремленными и открытыми жизни.

Нина смотрела, как Вилли и Мидж быстро подружились с двумя другими детьми на детской площадке и вчетвером по очереди катались с пластиковой желтой горки, визжа от восторга. Нину всегда поражало, как дети могут устанавливать такие мгновенные искренние связи, чтобы потом, став взрослыми, все рвать и рушить.

Пальцы Нины поползли к ее шее и коснулись булавки Моры, двух золотых ниточек, которые она прикрепила к одной из цепочек своей матери после смерти Моры. У нее была привычка потирать большим пальцем кулон, будто талисман, когда она глубоко задумывалась. Мало кто носил эту булавку каждый день, как Нина. В основном ее надевали по особым случаям или в связи с политическими событиями, как, к примеру, розовые ленточки, которые появлялись каждый октябрь, напоминая о борьбе с раком. Потрясение первых лет улеглось, а массовых волн насилия, виновниками которых были бы коротконитные, не случилось, как бы ни тревожились некоторые власть имущие. Бывший президент Роллинз, некогда громче всех предупреждавший о грядущих террористических актах, лишь изредка вновь появлялся в новостях, чтобы прорекламировать свои мемуары или выступить с речью.

Несмотря на постоянные усилия фонда Джонсона и организации «Сплетенные Вместе», незаконная дискриминация по длине нитей, конечно, все еще сохранялась, а более тонкие, личные предубеждения против коротконитных выглядели слишком туманными, слишком незаметными, чтобы искоренить их навсегда. Протесты все еще вспыхивали в ответ на особенно вопиющие случаи, и Мора была бы рада, подумала Нина, узнать, что борьба не стихает.

Но когда Нина наблюдала за тем, как четверо детей играют вместе, как дружеские отношения формируются в считаные минуты, она задавалась вопросом, смогут ли они сохранить свой детский дар легкого, безудержного сопереживания, даже когда вырастут. Эми, Бен и Мора хотели бы этого, и Нина постарается так их воспитать.

Пожилая женщина присела рядом с Ниной на скамейку, достала из сумочки журнал и начала читать. Нина узнала прошлый номер, в котором была статья о Джеке Хантере, знаменитом племяннике печально известного президента, которого Нина навсегда запомнила как человека, обратившегося к Море в трудную минуту. Признавшись с помощью Моры в том, что обменялся нитями с другом-военным, Джек несколько лет был в некотором роде знаменитостью. В статье рассказывалось о его стремительном падении, лишении воинского звания, а затем и о взлете без связей с семьей. На момент интервью он работал в некоммерческой организации по поддержке ветеранов с посттравматическим стрессовым расстройством, его жена ждала второго ребенка.

Фотография беременной жены Джека Хантера в углу обложки журнала смутно напомнила Нине старую подругу Моры, Леа, которая едва не родила на Таймс-сквер после первого из многочисленных мероприятий #СплетенныхВместе. Вилли и Мидж иногда играли на заднем дворе с близнецами Леа, которые были всего на несколько лет старше, а Нина и брат Леа наблюдали за ними с террасы, оба заботясь о наследии своих сестер.

Когда-нибудь, думала Нина, у этих детей будут свои дети, которые родятся в мире, едва ли помнящем время до коробок с нитями, когда Нина и другие долгожители ее поколения уйдут в тишину старости, вспоминая о появлении таинственных коробок, как ее собственные бабушки и дедушки когда-то рассказывали о Второй мировой войне, страшном событии, о котором следующие поколения узнали только из учебников и романов. Нечто столь непостижимое для сестер, читающих в книжном магазине, для застенчивого мальчика, рисующего здания в блокноте, для беззаботной женщины, поющей караоке в баре, однажды станет просто частью взрослой жизни.

Но будут ли люди по-прежнему заглядывать внутрь?

Все коллеги Нины говорили о недавнем опросе Гэллапа, последнем общенациональном опросе о нитях. Впервые число людей, решивших не открывать свои коробки, значительно возросло. Все больше и больше пришедших коробок оставались закрытыми, особенно среди молодых людей. Возможно, это просто тенденция, рассуждали люди, они все могут передумать. Но Нина задумалась: не знак ли это будущего? Что, если после пятнадцати лет хаоса и страха мир увидел достаточно нитей – коротких, длинных и средних, – чтобы понять: нити бывают разной длины, и поэтому, быть может, длина не имеет значения. Что начало и конец жизни были выбраны за нас, нить уже натянута, но середина остается неопределенной, ее мы должны сплести и развернуть сами.

Конечно, люди все еще спрашивали и всегда будут спрашивать, откуда взялись эти коробки и почему они были отправлены. Предназначались ли они только для отдельных адресатов, чтобы те использовали знания о своей жизни по своему усмотрению? Или же они их предложили миру, чтобы побудить общество к глобальным изменениям? Некоторые предсказывали, что их истинная сила откроется только после того, как каждый на них посмотрит. Другие начали верить, что они вообще не были предназначены для того, чтобы их открывали, что дар был просто передан человечеству без всяких условий.

И хотя ее собственная нить все еще тянулась, Нина подумала, не попробовать ли ей тоже жить так, будто она коротка, не боясь неожиданностей, принимая возможность сказать «да», отвечая на трудный вопрос.

Она никогда не представляла себя матерью двоих детей, но эти дети стали для нее светом, разогнавшим тьму. Кто знает, что еще ждет ее впереди? Возможно, она наконец согласится и пойдет на свидание, как ей настойчиво советуют друзья. Возможно, пополнит свою книгу новыми историями. Или возьмет Вилли и Мидж с собой, отправляясь на поиски приключений. Возможно, она покажет им мир.

Но сейчас, сидя на скамейке в Центральном парке, Нина просто позволила себе отдохнуть, сосредоточиться на настоящем. Она поднялась и присоединилась к своим детям на детской площадке, взяла их за руки и закружила.

А где-то, в нескольких кварталах к северу, на краю парка, крутил педали мужчина на велосипеде с пристегнутой к нему стереосистемой. Его ноги устали сильнее, чем раньше, колеса вращались медленнее. Но мелодия играла так же четко, как и прежде, и прохожие, идущие рядом, как всегда поглощенные делами и задумчивые, на секунду приостанавливались и поворачивали головы, пытаясь понять, откуда доносится музыка.

Благодарности

Я хочу поблагодарить всех, кто принял участие в создании этой книги, воплотив мечту в реальность. Полностью передать глубину моей благодарности на странице послесловия невозможно.

Спасибо моим удивительным литературным агентам из CAA, Синди Ух и Берни Барта, крестным матерям этой книги. Не представляю, как можно было бы выпустить эту историю в мир без их мудрости, преданности и руководства.

Спасибо моему замечательному редактору Лиз Штайн, которая своим блеском и состраданием коснулась каждой страницы этого романа. Я не могла бы просить лучшего партнера и лучшего защитника этой истории.

Спасибо Карле Джозефсон за ее бесконечную страсть и творческое руководство в доведении этой книги до читателей Великобритании.

Спасибо сотрудникам William Morrow, Borough Press и HarperCollins, особенно Лиате Стехлик, Дженнифер Харт, Келли Рудольф, Ариане Синклер, Кейтлин Харри, Бриттани Хайлз, Элси Лайонс, Дейлу Рорбо и Дэйву Коулу. Я щипаю себя каждый день, убеждаясь, что не сплю.

Спасибо непревзойденной команде CAA, особенно Мишель Вайнер, Дороти Винсент, Эмили Весткотт, Джейми Стоктон, Халил Робертс, Джейсону Чуквума, Ади Мехр, Сидни Тун и Бьянке Петку.

Спасибо моей тете, Эме Файн, за ее первые отзывы, Сумье Оджакли за ее веру в эту книгу с самого начала и Мэди Деспинс за ее бесценную доброту.

Спасибо всем моим профессорам в Гарварде и Колумбии, а также моим учителям в Школе Святого дитя, которые питали мое желание писать и подталкивали меня к тому, чтобы стать лучше.

Спасибо кругу необыкновенных личностей, которых я встретила в Кембридже и Нью-Йорке, за вашу любовь и поддержку в течение тех лет, когда я работала над этой книгой. Вы все сделали мою жизнь намного богаче, и я всегда буду вам за это благодарна.

Спасибо, наконец, моей семье. Моим бабушке и дедушке, Мэри и Уолтеру, за то, что заложили основу моей жизни, любя книги и вдохновляя меня каждый день, а также Нэнси и Эверетту за то, что помогли мне дотянуться до звезд. Моим родителям, Лоре и Джиму, за то, что они сопровождали меня на каждом этапе моей жизни и за неизменную поддержку, которая поднимает меня к небесам. (Особая благодарность моей маме, моему первому редактору, за то, что она читала эту книгу больше раз, чем кто-либо другой.) Ланди, моей сестре и лучшему другу, за то, что поделилась со мной своим завидным талантом и творчеством. Ваша любовь сделала меня такой, какая я есть.

И любому читателю, который возьмет эту книгу в руки, – спасибо.

Об авторе

Никки Эрлик – писатель и редактор, чьи работы появлялись на сайтах изданий New York, Harper’s Bazaar, Newsweek, Cosmopolitan, Huffington Post, Indagare Travel, BookTrib и The Verge. Писатель-путешественник, она исследовала около десятка стран по заданию редакций – от сельских деревень Франции до арктических фьордов Норвегии. В качестве автора-невидимки она отдавала свой голос руководителям компаний, ученым и предпринимателям. Никки Эрлик окончила Гарвардский университет с отличием и является бывшим редактором журнала Harvard Crimson. Получила степень магистра в области глобальной мысли в Колумбийском университете. «Когда порвется нить» – ее первый роман.

МИФ Проза

Вся проза на одной странице: https://mif.to/proza

Подписывайтесь на полезные книжные письма со скидками и подарками: https://mif.to/proza-letter

#mifproza 

Над книгой работали

Руководитель редакционной группы Анна Неплюева

Ответственный редактор Светлана Давыдова

Литературный редактор Елена Гурьева

Арт-директор Яна Паламарчук

Иллюстрация на обложке Александра Пехова

Корректоры Елена Гурьева, Анна Быкова

ООО «Манн, Иванов и Фербер»

mann-ivanov-ferber.ru

Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2023

notes

Примечания

1

«Искупление» (англ. Atonement) – роман Иэна Макьюэна, вышедший в 2001 году и повествующий о роли писателя и об ошибках, за которые приходится расплачиваться всю жизнь. Здесь и далее прим. пер.

2

«Дающий» (англ. The Giver) – роман-антиутопия американской писательницы Лоис Лоури, опубликованный в 1993 году.

3