Текст книги "Истинная на сдачу, дракон в комплекте (СИ)"

Автор книги: Ника Калиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Когда платье, наконец, осело к её ногам, раскрывая взору тонкую спину и аккуратное бельё, купленное в том самом магазинчике Вилантии, я остался стоять за её спиной, боясь даже выдохнуть слишком резко. Моя гостья не обернулась, просто стояла, словно зная, что я смотрю. И я смотрел. Не с вожделением или нетерпением, а с таким затаённым трепетом, словно передо мной было сокровище, которое доверили только на мгновение – и я не хотел его ни оскорбить взглядом, ни разрушить неловкостью.

Тем временем девушка развернулась ко мне, и в её взгляде больше не было колебаний. Только тихая уверенность и затаённое волнение, такое трепетное и упрямо-смелое. Она подняла руку и осторожно коснулась моего воротника, затем – первой пуговицы, пальцы её были тёплыми и невесомыми, как прикосновение лепестков. Казалось, Александра прикасалась не к ткани, а к самому сердцу, и то отозвалось сбивчивым, нетерпеливым стуком где-то под рёбрами.

Что-то во мне оборвалось в то мгновение. Я больше не мог смотреть на неё отстранённо, не мог быть сторонним наблюдателем в этом странном, почти волшебном танце, в котором каждый её жест звал меня ближе. Я подхватил девушку на руки, и она, мягко выдохнув, прижалась ко мне, будто так и должно было быть всегда. Несколько шагов – и я бережно уложил её на кровать, стараясь не спугнуть эту хрупкую, невысказанную нежность между нами.

Склоняясь над Сашей, я задержал дыхание. Её волосы раскинулись по подушке золотистой волной, а кожа светилась в полумраке комнаты – такая живая, теплая и настоящая. Я мог бы смотреть на неё бесконечно. В ней было всё: и мой дом, и спасение, и обещание будущего, в которое я впервые поверил.

– Пожалуйста, быстрее... – голос девушки прозвучал неуверенно, но искренне, будто зов прямо в душу. Она дотронулась до ремня на моих брюках, и в этом простом движении было столько доверия, что у меня перехватило дыхание.

Я не ответил словами. Просто склонился к Саше, поймав её губы в поцелуе – голодном, требовательном и дрожащем от сдерживаемых эмоций. Поцелуе, в котором было всё: и моё "да", и её "ты мне нужен", и то, как мы оба больше не могли и не хотели притворяться чужими.

Глава 36. Моё обещание

С каждым прикосновением губ я будто пробовал её на вкус – такой живой и тёплый. Словно нектар из цветка, что распустился только для меня. В ней не было холода – ни на коже, ни в дыхании. Только тепло. Только отклик, будто мы знали друг друга вечность и лишь теперь позволили себе быть ближе.

Я ловил каждый её выдох, каждый едва слышный стон, будто вдыхал её в себя, растворяя границы. Между нашими телами уже не было расстояния, но казалось, что переплетаются не просто руки и губы, а нечто большее – дыхания, мысли, души. Она была в каждой клетке моего тела, в каждом ударе сердца, в каждом напряжённом и трепетном движении.

Я гладил её кожу, запоминая ощущение шелка под пальцами. Берёг каждый миг, как самый драгоценный. Она была центром моих мечтаний, того тихого уголка внутри, в который раньше я боялся даже заглянуть. А теперь он был настоящим. Был – моим.

И я знал: я не просто желал эту женщину. Я берег её как самое дорогое, что когда-либо держал в руках. Как надежду и свет, как последнее и единственное спасение.

Я держал её рядом, в своих объятиях, слушая, как постепенно выравнивается её дыхание. Тело Александры, укрывшееся моим, уже не дрожало, только пальцы всё ещё слабо сжимали ткань на моей груди, будто боялись отпустить. Но я не собирался исчезать. Не собирался никуда уходить.

Я чувствовал, как в ней медленно угасает напряжение, и вместе с этим – что-то в моей душе наконец становится на место. Словно длинная, бессонная зима, где я плутал в одиночку, завершилась. Словно я нашёл свой дом. Настоящий и живой.

В комнате царила полутень, тёплая и уютная, и в ней не было ни призраков прошлого, ни воспоминаний, что когда-то сжимали горло. Только мы. Только её дыхание, тихое и ровное, и тепло, к которому я тянулся всем существом.

Я прижался к девушке щекой, вдыхая аромат её волос – медовый, с лёгкой горчинкой. Словно травы из моей кладовой, только живее и теплее. Вкуснее. И в этот момент я впервые за многие годы почувствовал себя полностью... спокойным. Я позволил себе закрыть глаза. Впервые не потому, что был уставшим. А потому, что рядом была она – та, с кем я больше не боялся уснуть и проснуться.

Спал я от силы пару часов, но даже этого оказалось достаточно. Не было ни тяжести на плечах, ни привычной внутренней усталости – только ясность, лёгкость и тёплое, почти трепетное ощущение, что всё теперь иначе. Я не просто отдохнул. Я ожил.

Рядом – она, укутанная в простыню, с чуть растрепанными волосами и спокойным дыханием. Её ладонь всё ещё лежала на моей груди, словно не хотела отпускать даже во сне. Но мне нужно было идти. Это нельзя было отложить.

Я осторожно и медленно разжал девичьи пальцы, стараясь не потревожить этот хрупкий покой. Одним движением перекинул край одеяла, укрывая её теплее, и, задержавшись на секунду, наклонился и коснулся губами её лба. Тёплая, родная... Даже во сне моё счастье улыбалось, и я сжал челюсть, чтобы не поддаться искушению остаться.

Тихо поднялся с постели, на цыпочках прошёл к креслу, где накануне оставил одежду и сумку, и начал собираться. Всё было подготовлено с вечера – но теперь каждый ремень застёгивался особенно точно, каждый флакон с зельем аккуратно ложился на своё место. Я чувствовал, что иду не потому что обязан кому-то. А иду, чтобы защитить и не подвести.

И если раньше я сражался за своё имя, за честь рода, за долг – теперь всё это потеряло смысл. Теперь я шёл туда ради неё. Ради того, чтобы вернуться.

В холле меня уже ждал Орлин. Старик, как всегда, стоял прямо, с деловитым выражением лица, будто я отправлялся не в ущелье, а всего лишь за парой снопов сена. Он молча протянул мне свёрток с едой, заботливо завёрнутый в ткань, и небольшой флакон, аккуратно перевязанный тонкой шёлковой лентой – зелье.

– В нём нет силы мага-целителя, – проговорил мой старый друг, понизив голос. – Я старался держаться старого рецепта вашей покойной бабки. Как минимум, не навредит. А может, и поможет, – усмехнулся он в бороду не без гордости за проделанную работу.

Я взял флакон, глядя на старика чуть дольше, чем следовало бы, и, кивнув, искренне улыбнулся:

– Спасибо, Орлин. – Он только хмыкнул, словно отмахиваясь от лишней сентиментальности, и уже собрался развернуться, но я остановил его: – Не буди Александру, пусть поспит. Тогда моё ожидание сократится… – я задержал дыхание, прежде чем добавить, – Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Старик кивнул и больше ничего не сказал. И в этой тишине, полной понимания, я вышел за порог, где утренний воздух, ещё не успевший прогреться, обдал кожу лёгкой свежестью. В небе висели остатки ночной тьмы, будто сам рассвет медлил сегодня с приходом. Всё вокруг было ещё сонным, но уже живым: в траве слышалось тихое шуршание, а где-то вдали закаркала ворона.

У калитки, прикрыв глаза и низко надвинув шляпу на лоб, дремал Тиберий. Он устроился на телеге, опершись на мешок с сеном, словно и не сомневался, что я появлюсь именно сейчас. Мы с ним ещё вчера обговорили ранний выезд, и, как всегда, он не подвёл.

– Ещё бы чуть позже – начал бы храпеть, – пробурчал он, едва я подошёл, и уже через миг соскочил с телеги, проверяя упряжь.

Я уселся рядом, бросив на сиденье сумку с зельями, едой и коробами для трав. Лошади тронулись с места, и вскоре наш дом, освещённый только первыми робкими лучами солнца, остался позади.

Дорога лежала сквозь туман, неспешно поднимающийся над землёй, словно сама природа ещё не определилась – будет ли сегодня обычный день или что-то особенное. Ветки редких деревьев казались чуть приникшими, будто склоняли головы в предчувствии чего-то. Я отогнал эту мысль – бессмысленную и тревожную. Нет, сегодня всё должно пройти спокойно.

Мы ехали молча. Тиберий сосредоточенно поглядывал на дорогу, не задавая лишних вопросов. А я, глядя вперёд, мысленно перебирал список нужных растений, составлял в голове маршруты, отбрасывал лишнее... Но всё равно где-то глубоко внутри не давало покоя то самое чувство – глухое и вязкое, словно кто-то тянул за край сознания, нашёптывая: будь осторожен.

Я лишь сжал ремни сумки крепче. Всё будет хорошо. Я обещал вернуться и сдержу своё слово.

Ущелье встретило меня тишиной и влажной прохладой. Каменные стены, покрытые мхом и бледными пятнами лишайника, поднимались вверх, словно замершие волны – тяжелые и недвижимые. Я быстро обошёл участок, где в прошлый раз собирал травы: росник уже был срезан, а новые побеги только проклёвывались из земли, слишком молодые и нежные для сбора. Здесь делать было нечего.

Свернув с основной тропы в узкое ответвление, я зашёл в сторону, где, по воспоминаниям, находились каменные арки – изогнутые природные мосты, под которыми росли более редкие травы. Я двигался осторожно, ступая по тонкой, усыпанной гравием тропинке. Природа в этом месте была особенной: тихая, затаившая дыхание, как будто сама наблюдала за каждым моим движением.

Путь сопровождался привычным сбором: я не проходил мимо добротных кустов росника – зелёного, сочного, плотного, с мелкими капельками влаги на узких листьях. Желтолист Долесский тоже попадался – его пышные, воронкообразные цветы были легко узнаваемы, и я быстро укладывал стебли в короб. Горный зильник – чуть капризнее, но и он поддавался, и вскоре сумка ощутимо потяжелела.

Но всё это – не то, за чем я пришёл. Моя настоящая цель была другой. Бельтра синяя и душистый эриней – вот ради чего я снова отправился в это ущелье.

Бельтра встретилась неожиданно – пара аккуратных кустиков в тени прижатой к скале коряги. Цветы её были насыщенно-синие, с характерным отблеском, и я с особой бережностью срезал каждый стебель, укладывая в отдельный мешочек. Это была удача, но не победа.

Проверив одну каменную арку за другой, я не находил ни малейшего следа эринея. Я осматривал мох, заглядывал под уступы, проверял влажные впадины – всё безрезультатно. Ни знакомого тонкого аромата, ни мягких сизо-зелёных листьев с бархатистой поверхностью. Где-то глубоко внутри начинало подтаивать терпение. Я не любил сдаваться, но отсутствие даже одного побега начинало казаться насмешкой.

Солнце давно перевалило за зенит, сползая к горизонту. Время подсказывало, что я уже должен был бы возвращаться, но я всё ещё не был готов это признать.

Я присел на плоский камень, вытянув ноги и позволив себе передышку. Сумка уже была полна – достаточно для сборного чая, чтобы покрыть часть долга, возможно, даже немного заработать сверху. Но не хватало главного: эринея. Без него невозможно было создать тот самый сбор, который заставил бы покупателей возвращаться снова и снова.

Я поднял взгляд на один из поворотов ущелья, где в прошлый раз заметил ржанников. Возможно, в той стороне и скрывается мой приз. Но стоит ли рисковать? Путь туда не просто опасный, он непредсказуемый. С другой стороны – сколько ещё таких дней выпадет мне в ближайшее время?

Я вздохнул, вытирая влажные ладони о штанины, и склонился вперёд, перебирая в голове карту ущелья. Остаться здесь и продолжить искать? Или вернуться и пойти по известному, хоть и непростому маршруту? Решение нужно было принимать быстро. И я чувствовал, что медлить больше нельзя.

Я все-таки решил рискнуть и направился в ту часть ущелья, что оставалась неисследованной – узкий карниз, теряющийся среди нависших скал, поросший мхом и колючим кустарником. Тропа туда была едва заметной, едва ли не звериной, и я не знал, приведёт ли она хоть к чему-то, но надеялся. В глубине души, может даже молился, чтобы именно там мне улыбнулась удача.

Я двигался медленно, раздвигая ветви, следя за каждым шагом, чтобы не сорваться вниз. Склоны здесь были круче, а свет – рассеянным, будто сам день не решался сюда заглядывать. Но именно в такой тени чаще всего встречался эриней – требовательный к влаге, прячущийся от прямого солнца.

И вот, когда я почти потерял веру, взгляд выхватил знакомые сизо-белёсые листья, что тускло поблёскивали в полутьме под скальным навесом. Я не поверил сразу, даже замер, приглядываясь, словно боялся, что растение исчезнет, стоит мне моргнуть. Куст эринея был лишь один, и, увы, снова не цветущий. Но он был жив, и этого уже было достаточно. Он пустил корни, значит, остался в этом месте и, возможно, рано или поздно всё же зацветёт. Осторожно, почти с благоговением, я собрал листья, не повредив стебли, и отложил мешочек с травой отдельно – как нечто особо ценное.

А потом, поднявшись чуть выше по уступу, я наткнулся на поистине щедрый дар: целая семейка бельтры раскинулась на каменном выступе – пышные кусты с насыщенно-синими цветами, упрямо пробившимися к свету сквозь трещины в скале. Их было много. Намного больше, чем я мог надеяться. Намного больше, чем мне было нужно для одной поставки. Радость взорвалась внутри и тёплой волной разлилась по телу – я не удержался и коротко рассмеялся, зачерпывая острым ножом стебель за стеблем, аккуратно срезая их, чтобы не повредить корни.

Я быстро наполнил короб – он стал приятно тяжелым, пахнущим горечью и свежестью. И всё же я срезал ещё немного, радуясь, что наконец фортуна обратила на меня внимание. Да, теперь трав хватит не только покрыть все обещанное, но и останется в запас, а может, и на следующий сбор.

Я уже собирался спуститься обратно, осторожно подбирая место для ноги на гладком камне, как вдруг... Глухой рык пронёсся по ущелью, пробежал по позвоночнику морозом. Низкий, протяжный, с хрипотцой. Так рычали ржанники.

Я замер, не двигаясь, только сердце ухнуло вниз. Рык повторился, ближе. Намного ближе.

Я не стал терять ни секунды. Одним движением достал короткий меч, лезвие которого блеснуло в приглушённом свете ущелья. Сумку с травами сдвинул на бок, чтобы не мешала, перекинув ремень через плечо – так было проще двигаться и, если что, бежать. Рука скользнула к поясу, где в кожаных петлях покоились зелья – я заранее отстегнул крышку фляжек, чтобы в случае необходимости можно было схватить их и пить на бегу. Всё, что требовалось – уже в пределах досягаемости.

На противоположном склоне, чуть выше, появились первые силуэты. Ржанники. Трое. Высокие, жилистые, покрытые тёмно-серой шерстью, с вытянутыми мордами и красными глазами, в которых не было ни капли разума – только голод и слепая ярость. Они двигались легко, почти бесшумно, по-хищному замирая на каждом шаге, будто играли с добычей.

Твари двигались со стороны входа в ущелье – той самой, откуда я пришёл и куда мне теперь было нужно возвращаться. Это отрезало мне путь к отступлению, словно тяжелая каменная дверь захлопнулась за спиной. Обойти? Не вариант. По обе стороны – отвесные скалы и сыпучие осыпи, по которым можно было либо упасть, либо остаться, беспомощно карабкаясь, в самый неподходящий момент.

Отступать глубже в ущелье тоже не выход. Я не знал, что скрывается впереди. Может, тупик. Может, более опасные твари или та самая чаща, которую даже ржанники обходили стороной. А главное – я не знал, как потом оттуда выбираться, особенно с грузом трав и полной сумкой.

И всё это время в воздухе висело глухое, давящее эхо – чёткий зов, направленный далеко за пределы ущелья. Призыв. Они звали своих сородичей. Сначала я услышал его как отголосок ветра, но теперь не сомневался: ржанники подзывали остальных. И если я не выберусь сейчас, через несколько минут их станет не трое, а десяток. А может, и больше.

Стиснув зубы, я выдохнул, ощущая, как сердце переходит на боевой лад – глухие удары в груди и горячая кровь в висках, мне некогда было колебаться. Или я прорвусь сквозь них сейчас, или останусь навсегда в этом проклятом ущелье.

Я сделал шаг вперёд. Один. Второй. Словно проверяя свои силы и вспоминая ритм. Клинок в руке был продолжением моего тела, дыхание выровнялось, а в голове воцарилась глухая сосредоточенность. Не страх и не отчаяние. Только холодная решимость.

Первый удар пришёл неожиданно – тварь прыгнула, стремительно и резко, с выпущенными когтями. Я не успел полностью уйти, её лапа полоснула по груди, оставив жгучую рану, но я уже нырнул под бок и с разворотом вонзил меч под ребро. Ржанник взвыл и отступил, а его сородич бросился следом. Всё происходило стремительно: я двигался, отклоняясь от удара, шёл вразрез с траекторией, заставляя врага промахнуться, и тут же, не давая себе времени на отдых, отвечал резким выпадом в шею.

Второй ржанник отшатнулся, но тут же третий соскользнул с камня и рванулся ко мне сбоку. Я успел увидеть его краем глаза, развернуться, парировать и отбросить, но укол боли в плече напомнил – я не машина. Я устаю. Я кровоточащий человек с обнажёнными нервами и всё более тугими мышцами.

Когда появились ещё двое, сердце ухнуло. Пятеро. Это уже не схватка. Это настоящая охота. И охотник здесь – не я.

Я начал пятиться, заставляя их сбиваться с ритма. Один бросился – я встретил его ударом, ушёл в сторону, разрубил сухожилие. Второй, подловив момент, впился клыками в бедро, но я вонзил меч ему под челюсть, чувствуя, как лезвие входит в плоть. Успел вырваться, шатаясь, но уже не владел равновесием так, как прежде. Каждое движение давалось ценой боли. В боку жгло, спина взмокла от пота, а дыхание стало рваным, как у загнанной лошади.

С каждым новым мгновением бой терял чёткость. Руки наливались свинцом, удары становились медленнее, зрение – уже не охватывало всего. Я отбивал атаки, но не замечал тех, что готовились за спиной. И одна из них оказалась роковой.

Словно вспышка – удар сзади. Сильный, с точной целью. Зубы впились в бок, прорвав ткань и кожу. Я закричал, почти не осознавая, что именно сорвалось с моих губ – это был не крик боли, а что-то древнее, дикое и надломленное. Ноги подкосились, и я упал. Руки соскользнули по камням, а клинок выпал из пальцев. В глазах всё поплыло, а сердце, колотившееся до этого с яростью умирающего зверя, вдруг замедлило ход.

Ржанники окружили меня. Я всё ещё чувствовал звериное дыхание, но уже не мог пошевелиться, только наблюдал, как их морды тянутся ближе, как капает на камни их слюна, как подрагивают ноздри, вбирая запах крови.

И тогда, на границе сознания, там, где уже не было мыслей, только ощущение приближающегося конца, я услышал рык. Он не был похож на их рычание – низкое, срывающееся на хрип. Это был другой голос. Мощный. Уверенный. Он сотряс воздух, будто удар грома в закрытом пространстве. Его не просто услышали – его почувствовали кожей, костями, самим нутром.

Я не знал, кто это, но мне уже было почти всё равно. Вот только ржанников новое действующее лицо всё же пугало.

Глава 37. Чувства и предчувствие

Александра

Проснулась я неожиданно легко, словно тело успело отдохнуть, хотя сна было не так уж и много. Потянулась, всё ещё удерживая в себе ощущення тепла – не от пледа, которого не было, а от другого, куда более драгоценного источника. Но рядом было пусто. Кристиан ушёл.

Я знала, что он собирался в ущелье, говорил об этом ещё вчера… но всё равно надеялась, что успею проснуться вместе с ним. Что он дотронется до моего плеча, наклонится, поцелует в висок и тихо шепнёт, что скоро вернётся. А теперь – только холод под боком и лёгкое покалывание утраты в груди.

Потянувшись ещё раз, я откинула покрывало и тут же, вспомнив, что спала без одежды, метнулась к креслу, где аккуратно, насколько это было возможно в тот момент, оставила своё изумрудное платье. Быстро натянула его, стараясь не думать о том, как оно смялось, и насколько вид у меня сейчас соответствовал утру после… всего.

К зеркалу подошла почти на цыпочках – не то чтобы кто-то мог меня подглядеть, но ощущение чего-то интимного, едва ускользнувшего от чужих глаз, всё ещё держалось в воздухе. Несколько раз пригладила волосы пальцами, поправила выбившиеся пряди, разгладила ладонями складки на ткани. Прическа, может, и не идеальна, но сойдёт – я иду на кухню, а не на приём.

Перед тем как выйти, на миг замерла, обернувшись к постели. Всё выглядело так спокойно, будто ничего и не было. Но я-то знала. И пусть никто не заметит перемен, случившихся со мной за ночь – я теперь другая. И всё, что было между нами, не было мимолётным. Оно вплеталось в дыхание, в кожу, в самый ритм моего сердца.

Выдохнув, осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Пусто. Ни Орлина, ни шорохов – тишина. Я быстро выскользнула в соседнюю комнату и, уже там, выдохнула с облегчением. Словно не просто пересекла несколько метров открытого пространства, а ускользнула из спальни любимого, как воровка с чужим счастьем в ладонях.

Умылась, переоделась – на этот раз в удобное, спокойное бежевое платье, которое и к телу приятно, и не жалко испачкать в работе. Заплела волосы в простую косу, при этом краешком сознания думая о Кристиане. Надеюсь, он успел добраться в ущелье до жары. Надеюсь, он бережёт себя. Надеюсь… просто, что всё будет хорошо.

С этими мыслями я спустилась на первый этаж и, ступив на порог кухни, замерла.

Передо мной стоял Орлин, сосредоточенно разминая тесто, а рядом с ним, вся в муке и с раскрасневшимися щеками, хлопотала Маричка. В помещении не было ни её невестки, ни Ганны, но этой парочке, похоже, и не нужно было никого. Они так ворковали, что сразу и не заметили моего появления.

Вот это да… Старик, похоже, решил не только хозяйством заниматься. Никак вдову себе присмотрел?

Позавтракали мы в неожиданно большой компании. К привычным лицам добавились новые: работницы, поселившиеся в людской, деловито обсуждали планы на день, кто-то уже на ходу делился опытом в шитье, кто-то присматривался к возможным конкуренткам – в глазах у всех горел живой интерес. На кухне стоял аромат сдобы, подрумяненного хлеба и жареных овощей, но еда отступала на второй план, когда вокруг витала энергия начала. Даже Орлин, хоть и ворчал привычно, ел с аппетитом и хмыкал в усы, наблюдая за оживлённой болтовнёй женщин.

Как только миски опустели, а чай был допит, мои помощницы встали из-за стола с таким видом, будто сейчас начнут шить шедевры, способные прославить наш дом на всю округу. Никто не собирался откладывать дело на потом. Каждая из нас горела желанием приступить, и не просто работать, а создавать нечто особенное – мягкие, удобные и красивые подушки, которых здесь ещё не было. Всё же хотелось не просто быть частью чего-то, а стать лучшей.

Пока мы занялись подготовкой пуха и пера для первой набивки, тщательно отделяя мусор и перебирая сырьё, у ворот послышался стук. Через мгновение появился молодой посыльный с повозкой, доверху гружёной свёртками. Мы с женщинами вышли во двор – и ахнули. Материя, которую прислала маркиза, была не просто разнообразной, а по-настоящему роскошной. Яркие расцветки, дорогие фактуры, изысканные узоры – таких тканей я не видела даже в Вилантии на рыночной площади. Казалось, Милана Луарийская всерьёз верила в наш проект, и это тронуло меня глубже, чем я ожидала.

Работницы возбуждённо перешёптывались, разбирая рулоны, прикидывая, что и для чего подойдёт. Я чувствовала их азарт и разделяла его. Пальцы уже чесались схватиться за ножницы, иголки, нитки и сделать первые аккуратные стежки.

– Ну, раз такая армия мастериц уже на месте, я пойду накормлю наше орущее пернатое хозяйство, – прокряхтел Орлин, появившись в дверях с корзиной. – А то и правда, без меня вы тут сами справитесь. Или в лепёшку разобьётесь, но сделаете всё как надо.

Он направился к дровнику, где, судя по звукам, снова бушевала жизнь. Драконёнку пришлось временно отсидеться там, и, к моему удивлению, малыш вёл себя на редкость благоразумно. Словно понимал, что посторонние не должны его видеть, он прятался за поленьями в дровнике, выглядывая оттуда только одним глазком – и то, если был уверен, что никто не смотрит. Ни тебе привычного громогласного фырканья, ни попыток вылезти наружу и устроить шорох – он сидел тихо, лишь изредка постанывая от скуки. Правда, как только я подошла ближе, крошечный хищник преданно потянулся ко мне, прижав уши и жалобно вздохнув, будто говоря: «Ну пожалуйста, ну только немного…»

Я наклонилась и погладила его по шершавой макушке, почувствовав, как он тут же затрепетал от удовольствия. Маш кроха был словно живой уголь: горячий, чуть шершавый на ощупь и трепетно ласковый, когда ему позволяли быть рядом. Но пока – нельзя, ещё не время показывать его миру.

– Потерпи, малыш, – шепнула я, – скоро ты сможешь гулять по двору, а не прятаться среди поленьев. Подожди ещё чуть-чуть.

Наша импровизированная мастерская наполнилась делом с самого утра – оживлённый говор, шелест тканей, звон ножниц и мягкий шорох пуха стали её постоянным фоном. Комната, в которую проникало много солнечного света, словно дышала вместе с нами. На столах лежали отрезы тканей, вырезанные шаблоны, нитки, иглы, корзины с перьями – всё было в приятном творческом беспорядке, от которого становилось только уютнее.

Я сидела у окна, рисуя очередной эскиз – что-то простое, но со вкусом: плавные линии, сдержанный орнамент, небольшие декоративные акценты. Анета с интересом заглядывала через плечо, а потом вдруг робко предложила:

– А может… вышить что-то? – она провела пальцем по однотонной подушке, словно уже представляла, как оживёт ткань под её руками. – Ну, неярко, аккуратно… чтобы не спорило с остальным.

Идея была прекрасной. Мы ведь действительно могли сочетать эстетику и практичность. Я с радостью кивнула, и девушка сразу же принялась за дело, сверкая глазами. Остальные продолжили работу над следующими макетами: Ганна нарезала ткань по лекалам, Маричка аккуратно подготавливала пух для набивки. Мы шептались, смеялись, обменивались идеями, спорили – но так, с огоньком и по-доброму.

Команда у нас подобралась удивительно слаженная: каждая была на своём месте, и в этом хаосе женской работы было что-то по-настоящему домашнее. Всё шло как по маслу – к обеду у нас уже было две пробные подушки, аккуратно сшитые, одна из них с первыми стежками Анитиной вышивки.

И вдруг… как будто удар изнутри. Словно кто-то резко сжал моё сердце, вырывая из него часть. Я замерла, игла в моих пальцах дрогнула, а дыхание сбилось. Ощущение было настолько резким и чужеродным, что я не сразу поняла, что происходит. Но в голове сразу всплыло одно имя. Кристиан.

Мои пальцы вцепились в ткань, и я изо всех сил постаралась не выдать себя. Просто опустила голову, якобы сосредоточившись на стежке, и сглотнула подступивший к горлу страх. Он в ущелье… И если это действительно с ним… Нет, я не могла позволить себе паниковать. Не могла напугать остальных. Нужно было держаться.

Но внутри уже рос холод, скребущий по ребрам. И я знала – что бы ни происходило, это не просто тревога. Это предупреждение.

Ощущение сдавливало всё сильнее, будто внутри меня напряглась тонкая жила, и кто-то со всей силы начал тянуть за неё. Она гудела в груди, отдавала болью в виски, скручивала дыхание. Я пыталась сосредоточиться, но игла в пальцах дрожала, а перед глазами расплывались очертания ткани. Внутри становилось всё хуже – так, что я больше не могла сидеть и просто делать вид, что всё хорошо.

– Продолжайте без меня, – выдавила, быстро поднявшись. – Я... на минутку.

Мастерицы переглянулись, но я уже выходила из комнаты, почти бегом минуя порог. Платье путалось в ногах, но я не остановилась. Коридор промелькнул перед глазами, как в лихорадке, и я распахнула входную дверь, выскочив на улицу.

Воздух резанул по лёгким, но легче не стало. Я схватилась за грудь, ощущая, как бешено колотится моё сердце. Дышать было тяжело, каждая попытка вдохнуть давалась с усилием. Руки тряслись, и я сжала их в кулаки, будто могла таким образом остановить дрожь.

– Крис… Кристиан… – одни и те же слова вертелись в голове, заглушая всё остальное.

Я выбежала за калитку, всматриваясь в дорогу. Пусто. Ни повозки, ни знакомой фигуры. Лишь жара, пыль и далёкое пение птиц. Сердце то замирало, то билось так, будто хотело выскочить наружу. Я сделала несколько шагов вперёд и… остановилась. Потом вернулась. Снова пошла. Ходила по тропинке, словно загнанный зверёк, не зная, куда себя деть. В груди пульсировала тревога, вырастая в нечто большее, чем просто беспокойство.

Не выдержав, я свернула к дровнику.

Он, как всегда, сидел на месте – наш драконёнок. Но в этот раз, завидев меня, малыш резко поднялся, тревожно хрюкнул и бросился ко мне, рыча, будто тоже почувствовал неладное. Маленькое, горячее тельце ткнулось мне в бедро, а потом снова – он словно пытался подтолкнуть, что-то сказать, предупредить.

– Я знаю, солнышко… знаю, – прошептала, гладя его по голове и чувствуя, как в глазах печёт. – Но что делать? Я даже не знаю, где находится это ущелье… Да и вряд ли дойду туда пешком.

Мой молчаливый собеседник фыркнул, прижавшись ко мне всем телом, а я опустилась рядом на колени, вцепившись в его тёплую шею. Мы оба чувствовали – что-то пошло не так. И сидеть, просто ждать… было невыносимо.

Я ещё немного посидела рядом с драконом, прижавшись лбом к его лобастой голове, но не могла больше просто ждать. Что-то внутри требовало действия. Словно весь воздух вокруг пропитался тревогой, и она тянула меня за руку, выталкивая обратно к дороге.

– Оставайся здесь, малыш, – прошептала я, отстраняясь. – Я должна идти.

Он фыркнул, вцепившись когтями в землю, но послушно остался на месте, напряжённо наблюдая за каждым моим шагом, пока я снова не вышла за калитку и не ступила на пыльную дорогу.

«Буду просто идти вперёд, – мелькнула мысль. – Может быть, встречу его. Может быть…»

Я не знала, куда именно направляться, но внутреннее чувство – не страх, нет, – уверенность в том, что сердце ведёт верно, заставило шагать быстрее. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Я бежала, как могла, не обращая внимания на колючки по обочинам, на ветер и пыль, впивающиеся в кожу.

Вдали показалась телега, запряжённая уставшей, плетущейся лошадью. Сердце больно кольнуло: «Он?..» Я сорвалась на бег, почти летела к повозке, захлёбываясь надеждой… и остановилась в шаге от неё, разглядев мужика в поношенной рубахе с корзинами, полными корнеплодов.

Крестьянин испуганно уставился на меня, пока я хватала ртом воздух, вцепившись в его телегу.

– Ущелье… где? В какую сторону? Скажи, прошу!

Он сморгнул, ещё сильнее нахмурился, будто раздумывал, стоит ли вообще говорить. Но всё же не выдержал моего взгляда и кивнул куда-то вперёд, по петляющей дороге, скрывавшейся за небольшим подъёмом.

– Спасибо… – выдохнула я и тут же бросилась вперёд, не оглядываясь, не давая себе ни секунды на передышку.