Текст книги "Даринга: Выход за правила (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 31
Пребывая в птичьем облике, каждый день на закате испытывал Риндир острое желание усесться и задремать, сунув голову под крыло, до следующего рассвета. Или утащить с поварни огромный кусок жареного мяса и умять целиком. Он жалел, что не припрятал выкраденную на празднике одежду – на такой вот случай.
Поспать иногда даже получалось – когда Бранни не развлекала его разговорами и не показывала наряды для тряпичной куклы. Шила она, кстати, мастерски. А куклу с одежками прятала от Трилла и его присных в печурке стены, заложенной округлым камнем. И похоже, не только куклу там прятала.
Выпроводив служанку, явившуюся с водой для умывания и горстью причитаний по епископу, королева стала обшаривать захоронки. А сокол, устроившись на облюбованном месте на спинке ее кровати – на дереве светлели следы его когтей, – то задремывал, то вскидывался, лопоча крыльями. И видел Бранвен то вылезающей из-под кровати с зажатым кулаком, всю в пыли и паутине, то скребущей пальцем щель у окна, то влезшей на табурет, чтобы вынуть что-то из замкового камня на двери. Потом все найденное отправилось на подоконник, и при серебристом свете вскарабкавшейся на небо луны девочка стала пришивать разноцветные бусины к кожаной полоске в пядь длиной, ловко орудуя костяной иголкой со вдетой в ушко суровой нитью. Штурману хотелось сказать королеве, что она попортит себе глаза, но для этого следовало превратиться. И он промолчал, сраженный усталостью и волнениями вечера, и уснул окончательно.
Луна успела сместиться и теперь светила в другое узкое окно, серебряный свет растянулся по овчине на полу и по каменный почерневшим плиткам до самой двери. Из окон немилосердно дуло, и перья взъерошились, сберегая тепло. В холода отворы заслоняли деревянными ставнями, обтыкая тряпками по краю для тепла, а теперь деревянные доски были составлены у стены за кроватью. Сперва Риндир не понял, отчего проснулся. А это Бранвен дула ему в клюв, гладила по голове и нежно перебирала перья. Сокол смущенно переступил по кроватной спинке.
– Рыжий… Ясное мое солнышко… Тебе ведь не тяжело будет отнести это моему восприемнику?
И стала обматывать когтистую лапу той самой полоской кожи, сложенной вдвое, так что бусины оказались внутри, и сшитой. Примотала ее суровой ниткой. Положила соколу ладони на крылья и – распахнула разум. На штурмана обрушился поток образов такой сильный и четкий, что он от неожиданности едва не свалился со спинки кровати. Королева мыслила твердо и ясно, как мастер телепатии, передавая птице маршрут до нового обиталища Медведя. Закрепляя настолько, что и захотел бы – не заблудился. Риндир растерянно внимал. А глаза девочки вдруг распахнулись широко:
– Ты… ты заколдованный?
Она поцеловала сокола в лоб.
– Приведи дядьку. А я… я все сделаю, чтобы тебя спасти. Ты ведь понял меня, верно?
Риндир встряхнулся и, сгорая от смущения, вылетел в окно. Резко взял в сторону, стараясь не оглядываться и точно зная, что Бранни мерзнет у отвора, провожая его взглядом. Мысленно связался с Цмином, попросив прикрыть девочку, пока он справится туда и обратно. К рассвету как раз успевал вернуться.
– Встреханный ты какой-то, – заметил Цмин насмешливо. Он вообще не ожидал, что его разбудят в середине ночи, и отчаянно зевал, что чувствовалось даже мысленно.
– Потом расскажу, навигацию дай, – штурман переслал полученный от Бранвен образ дороги.
– Ого, – заметил Цмин, восторгаясь четкостью картины. – И кто у нас в конце?
Он повертел перед собой объемную картинку: вислоусый мужчина, стариком которого язык назвать не поворачивался, несмотря на седину. Рослый, могучий – и впрямь медведь. Угадал:
– Трулан, что ли? Приедет претендовать на подаренный нам участок?
– Надеюсь, до этого не дойдет… – пробормотал Риндир, глядя как по пересеченной местности перед ним несется его же черная тень. Серебристый свет луны, падая сверху, невесомо упадал на раскинутые крылья. Словно в волшебном сне, стремительно уносились назад луга, перелески, серебряные от луны озерца в ресницах камышей… Пробегали мыши-полевки, мышковала лиса… А сокол мчался выпущенной стрелой туда, куда отправила его королева. И через пару часов лета без отдыха был на месте.
Медведь и угол выбрал себе медвежий. Буреломы, овраги, торчащие из склонов каменные лбы. И ели-великаны, из-под которых постройки выглядывали лишь обращенным к озеру передом. А на узкой полоске между водой и домами – поля и огороды и молодой яблоневый сад.
Постройки стояли запутанно, их было много. Штурман удивился еще, почему деревеньку не обвели оградой – ведь звери из леса должны набегать. И, ныряя между густыми еловыми лапами, ума не мог приложить, как ему искать Трулана Медведя, небось, спит уже без задних ног.
Но дуракам везет. Облетев терема, Риндир увидел мужчину. Тот читал, нацепив очки на нос, у раскрытого окна, скорее при свете луны, хотя и плошка стояла рядом. Невероятно напоминая суперкарго Фрезию над накладными. Сокол пролетел вдоль окна, привлекая внимание, и уселся на дощатый ставень с сердечком. Тот заскрипел петлями.
– Уши пооткручиваю. Говорил же смазать, – проворчал он и сунул очки дужкой в рот, сразу теряя вид доброго дядюшки. И очки были странные – не стекла, а ограненные хризолиты или опалы в костяной оправе. А сам мужчина, бритый, седой, вислоусый – и был Труланом Медведем, восприемником королевы, лучшим другом ее отца. Загорелое, почти квадратное лицо с широкой челюстью и пронзительными глазами показалось штурману симпатичным. Да и фигура медвежья, движения плавные и сильные, несмотря на возраст – полная противоположность болезненному епископу. Риндир подумал, не замешана ли в изгнании дядьки и банальная зависть. Этого девки любят.
– Переставай топтаться ужо. Ставень мне свернешь, – Трулан подставил предплечье. Глянул, что в одной рубахе, сплюнул и скрылся в коморе. Воротился через минуту в наруче из бычьей кожи. Сокол слетел на руку. Медведь ножом аккуратно поддел суровую нить, размотал и высвободил письмо. Риндир вернулся на ставень. Трулан взрезал кожаный футляр и развернул, взрезав нитку. Бусинки звякнули, отразили свет Танцовщицы гранеными боками.
– «Пора»… Сколько я ждал этого «пора»! Десять лет…
Изнутри протопали шаги, Медведь отодвинул дланью-лопатой попытавшуюся высунуться в окно белявую голову с пробором по середине торчащих, словно сосульки, волос.
– Вон спать иди!
Повернул к Риндиру широкое лицо.
– С рассвета выступаем.
Глаза дядьки были влажные.
– Скажи кровиночке моей… – Риндиру показалось на миг, что он спалился, и Трулану известна его оборотническая сущность. – А, ты ж не можешь сказать. Жалко!
Он еще раз умелся в комору, а после, подманив Риндира, обвязал ему лапу алым, на ощупь шелковым, вышитым колючим золотом платком.
– Вот, она все поймет. Если тележка с яблоками не опрокинется – будем в Солейле через неделю.
Поднимаясь на крыло и закладывая круг перед возвращением, Риндир все пытался понять, а при чем тут яблоки. Но потом просто выбросил фразу из головы.
Неделя тянулась, как анаконда: голова давно уже ушла в шуршащую траву, а хвост все еще скрывался где-то в древесной кроне. Епископу не становилось легче. А юная королева, отговорившись от озабоченных служанок тем, что молится за брата, бесконечные часы проводила в ожидании у окна. Веселой Риндир за это время запомнил ее только раз: когда он вернулся, и Бранни сняла с когтистой ноги алый платок. Рассмотрела, зацеловала и спрятала в одну из своих захоронок, заложив камнем. Сокол тоже удостоился поцелуев. Вояка Цмин, просмотрев записи, шутил, что теперь штурман, как честный человек, просто обязан на королеве жениться.
Риндир пообещал откусить ему ухо.
– «Орел укусил отца Федора»! – приятель загоготал.
– Нет, вот скажи мне, будто за последние пятьсот лет человечество шедевров не создало, что ты все двадцатый век цитируешь?
Цмин мысленно развел ладони:
– А может, мне просто нравится двадцатый век?
Анаконда ползла, ворожа коричневыми пятнами, и штурман обратился к Альву, объяснив, что девочка просто сгорит от ожидания, если ее не отвлечь. Капитан поинтересовался, удастся ли им выбраться из замка так, чтобы никто этого не заметил. И, получив утвердительный ответ, назначил место встречи.
Флаер опустился на гору невидимкой, только чуть заколыхался нагретый воздух. Спустилась лесенка, приоткрылись двери. Сокол облетел Бранни посолонь, толкая мысленно:
– Входи.
И сам стремительно влетел внутрь, чтобы превратиться, переодеться в хвостовом отсеке и перехватить кофе с бутербродами. Посадка заняла не больше десяти секунд.
Рядом с Альвом сидела Фира: капитан решил, что после интенсивной работы по воскрешению искусственного интеллекта «Твиллега» ей необходим отдых. Юная королева улыбнулась ей:
– Здравствуй, старшая женщина!
Фира рассмеялась:
– Ты о моей маме, должно быть. Мы с ней очень похожи.
Встряхнула похожими на шлем черными волосами, протянула изящную руку для пожатия:
– Я Фира. Инженер Эсфирь Бьяника.
– А я – Альв Мадре, – капитан похожим движением отбросил за спину длинные волосы – для разнообразия светлые. Кивнул на кресло. – Вот и познакомились. Садись.
И поднял флаер в воздух.
Они летели на восток, к морю. Освоившись с легкой перегрузкой, Бранни во все глаза смотрела сквозь прозрачный нос и пол машины на проплывающие леса, полянки, речки в каменных рыжих берегах. Листья тронула желтым и коричневым подступающая осень, и хотя еще не облила мир своей яркой красотой, смотреть вниз было красиво и чуть-чуть страшно, так что слегка захватывало дух. Подошел Риндир, оперся на спинку кресла Бранвен. Она закинула к штурману восхищенное лицо:
– Как красиво! Мне раньше снилось иногда, что я летаю, но сейчас…
Он едва подавил в себе желание взъерошить Бранни волосы. Широко улыбнулся.
– Здорово, что тебе нравится. А дальше будет еще лучше.
Флаер приземлился за белой песчаной дюной, из гребня которой торчала лоза, шелестела узкими, подувядшими листьями, на солнце остро пахла яблоком. Прохладный ветер, насвистывая, гнал мелкий песок. Тот шуршал, словно тысячи невидимых лапок топтали берег. Над головой в густо-сапфировой вышине, пролетая, «ныкала» чайка: мелкая белая птица с коричневой головой и черными на концах серповидными крыльями. Но все эти звуки заглушал равномерный гул – неся на гребнях белопенные барашки, накатывалось и шлепало о берег волнами море.
Оно тоже было и густо-синее, и зеленое, и коричневое. Оно вмещало в себя разные цвета и звуки, выплескивало ракушки, гальку и пену. Завораживало и ритмичным колебанием волн, и соленым дыханием. Обволакивало дальний горизонт, прогибающийся чашей, смутный – когда неясно, где кончается море и начинается небо. Бранвен застыла, приоткрыв рот, не обращая внимания, что ветер шлепает ее собственными волосами по лицу и старается затолкнуть рыжие пряди в рот. Девушка сама превратилась сейчас в море и берег, слилась с ними настолько, что ментально невозможно было их разделить. Риндир замер в отдалении, босыми ногами в песке, боясь хоть чем-то нарушить такое единение. А Бранвен вдруг пробежалась по берегу и, как была, одетая, шагнула в прибой.
Глава 32
Одежда штурмана и королевы сохла на кусте. Риндир все еще чувствовал себя неловко: что кинулся спасать Бранни, хотя она прекрасно плавала. В результате, попав под волну, воды наглотались оба. Одежда мокрая, а капитану с Фирой хиханьки и плюс в карму, оттого что спасали его самого.
Риндир сидел, прижав к груди колено, словно отгораживаясь, а пальцы правой руки сплелись с пальцами Бранвен. Для нее нашелся запасной купальник. Бранни лежала, лопатками прижимаясь к теплой дюне, довольно щурясь в небо, обсыхая под все еще горячим августовским солнцем.
Она лениво пошевелила пальцами ноги, сбивая песчинки, и села, вытряхивая песок из густых спутанных волос.
– Здесь время совсем не течет. А вода без берега лечит любую грусть.
Риндир отметил, что в здешнем языке и слова «море» нет. Да и у тех, кто живет далеко от него без возможности хоть когда-то увидеть – откуда бы взяться? И сказал на родном: «Море». Бранвен прислушалась и, раскинув руки, повторила, улыбаясь радостно:
– Мор-ре-е… Только они все равно немного грустные, – и кивнула на Фиру с Альвом.
– Это потому что Аурора не позволяет им пожениться.
– Так это же просто! – девочка вскочила и подволокла ноздреватый камень к кусту с одеждой. Оглянулась на Фиру и капитана. – Идите ко мне и возьмитесь за руки.
Они послушались.
– А теперь ступайте вокруг лозы посолонь, ее нужно обойти трижды.
– И что будет?
– Да идите уже! – принял игру Риндир. И стал придирчиво считать, сколько раз пара пересечет границу, обозначенную камнем. Фира раскраснелась и весело улыбалась. А Альву просто нравилось идти рядом с ней и держать за руку. Наконец он наступил на ноздреватый камень:
– Все, обошли.
– Теперь вы по нашему обычаю муж и жена, – объявила Бранни торжественно. Риндир прикрыл рот кулаком, чтобы не выдавать широченную улыбку. А ведь он, между прочим, хотел вот так тоже пройтись с Бранни – за компанию. – И этого обета никому не разорвать.
– Никому? – Альв посмотрел на юную королеву, а после на спутницу. И полез в наладонник. – Правом капитана «Твиллега» я отмечаю этот брак в судовом журнале как законный и состоявшийся.
– А теперь можете поцеловать невесту! – выдохнул Риндир и заржал.
– Уже жену, – зыркнул на него Альв и приказал: – Отвернитесь.
Чем стоять, отвернувшись, как дураки, и пытаться что-либо расслышать за шумом моря, Риндир с Бранни опять полезли купаться и не вылезали из воды, пока кожа не пошла мурашками.
– Ну, вы все уже?! – штурман запрыгал в прибрежной пене, вытряхивая воду из ушей, ежеминутно рискуя шлепнуться под ударом очередной волны.
– Мы только начинаем, – объявил капитан язвительно. – Сейчас подготовим праздник, а вы, девочки, прогуляйтесь.
– Это так неожиданно! – Фира побежала вдоль прибоя, а море зализывало ямки, оставленные ее ногами на песке. – Я думала, он никогда не решится! Спасибо-спасибо-спасибо! Ой, гляди, какая ракушка!
Она подняла овальное перламутровое корытце с торчащими известковыми рожками и протянула Бранни. В корытце плескалась соленая вода.
– А зачем он… Альв себя в предплечье тыкал? И там светилось еще…
– На «Твиллег» передавал информацию.
Фира вернула раковину на песок и потянулась за еще одной – не оранжевой изнутри, а алой.
– Ой, я, видимо, этого не должна была говорить. Что мы со звезд прилетели, а не с юга приплыли. Но я такая счастливая сейчас… Но ты же не будешь болтать направо и налево?
– Разве что соколу. Но он… Риндир… он же с вами. И превращается как-то странно, не ночью, не в полнолуние или слияние. Значит, это не чары или проклятие. То есть, вы нёйд?
Фира уселась на теплый песок и похлопала ладонью рядом с собой, приглашая Бранвен усесться тоже.
– Погоди-погоди, я не очень понимаю. Он не колдун, если ты об этом. Колдунов вообще не бывает. То есть, бывают… Ой, я запуталась совсем. Вот представь рукавичку. Снаружи цветная шерсть, внутри мех. И если ее наизнанку вывернуть – все равно будет та же самая рукавичка.
Королева закивала.
– Вот так и некоторые из нас превращаются. Риндир в сокола, Люб, Фенхель и моя мама – в котов. Только Люб, например, в большого и рыжего, а у мамы изящная черная кошечка, – Фира развела ладони, показывая размер от носа до хвоста. – А я вообще не могу превращаться. А если бы превращалась – так в машинку какую-нибудь, – она засмеялась. – В желтый экскаватор. Я слишком скучная.
– Да нет, – Бранни пожала ее запястье. – Ты хорошая. Добрая. И он тебя очень любит.
– Альв? – Фира ярко покраснела. – Я тоже.
Подобрав ракушки, они вернулись к мужчинам. Те уже выставили на скатерть угощение и вытащили из грузового отсека четыре доски с парусами.
– Я сказала Бранни, что мы со звезд. Я вообще обманывать не люблю и не умею, – созналась Фира.
Бранни взметнула волосами:
– Она не виновата. Я раньше догадалась. Когда коснулась его разума, – показала она на Риндира.
– Я ничего не думал! – шутливо отгородился ладонями тот.
– И даже у нёйд никогда не было невидимого снаружи летучего корабля. А старые боги думают очень медленно.
– Ну, тогда это я виноват, – покаялся капитан, беря Фиру за руку. – Что поддался на авантюру этого вот… рыжего.
И одарил штурмана широченной улыбкой.
– А еще вы очень спокойные и уверенные в себе, – продолжала Бранни. – Я это чувствую. Рядом с вами никогда ничего плохого не случается.
Альв вспомнил могилу на скале, куда легли погибшие в червоточине товарищи.
– Ты в этом не виноват, – прочитала его мысли королева.
– Да. Это случайность. Выход за правила.
Капитан тряхнул головой, отгоняя грусть. И повел всех к импровизированному столу.
После долгого застолья к физическим упражнениям не тянет, так что его решили отложить. Перехватили по бутерброду, и Риндир стал учить Бранни виндсерфингу. Она оказалась прилежной ученицей и вскоре уже сама прыгала с волны на волну, держась за гибкий прут и подставляя парус ветру. Они устроили целые гонки под разноцветными парусами, а дрон снимал все это с воздуха.
После парадного обеда просмотрели записи, и капитан вручил призы – по огромной прекрасной раковине каждому. А потом пора было возвращаться.
На минутку юная королева прижалась лбом к рукам Альва:
– Вы мне настоящие друзья теперь. Я все для вас сделаю.
И потом молча просидела всю дорогу.
Прежде, чем высадить Бранни с Риндиром на поросший вереском склон, капитан спросил:
– А может, побудешь у нас в гостях, пока все не утрясется?
Девочка решительно вытерла сухие глаза:
– Нет. Пусть не думают, что я сдалась. Судный камень не должен оставаться пустым. И… они ведь сразу на вас подумают, на… чужаков. Народ против вас повернут, прибегут терем палить.
Гордо вскинула голову:
– Я справлюсь.
И выпрыгнула из флаера, прямо держа спину.
Возвращение вышло грустным. А тут и Люб еще потребовал от Риндира немедленно пройти медобследование, напирая на то, что находиться в птичьем облике столько, сколько тот находится, опасно для здоровья.
Риндира сменил на посту антрополог Фенхель, устроившись в кошачьем облике на одной из замковых крыш – напротив окон королевы. Ворча, что с охраной девочки вполне бы справилась техника. Ну, вогнала бы в особо ретивые попы снотворного в крайнем случае…
Штурман (на свою голову) попросил Фенхеля постоянно быть на связи, и пришлось выслушивать: и насколько шершавая дранка, просто улечься некуда. И как она бессовестно прогибается под лапами… давно уже пора это все отремонтировать… вот, вот еще одна вниз полетела. И вообще солнце уже ушло, а тут сквозняк. Шмяк! Это котище, пробежавшись вниз, слету перепрыгнул на карниз под окнами Бранни, прошелся по нему на задних лапах, цепляясь передними за подоконник, пружинисто оттолкнулся и втянулся в окно. Черной тенью метнулся вдоль стены, мягко запрыгнул на кровать и свернулся в ногах королевы.
Котяра заснул. Информация перестала поступать. Разве что ухо вздергивалось иногда, реагируя на шуршание мыши. Этой ночью у Фенхеля будет славная охота.
А вот штурману в стерильном облаке звездолета не спалось. Ныли мышцы. Мельтешили мысли: пополам досада на врача и ответственность за Бранвен. А после того, как Люб сообщил, что епископ Трилл пришел в себя, Риндир готов был немедленно сорваться в замок.
Друг раздраженным жестом схлопнул экран наладонника.
– Уймись! А то на неделю в лечебный сон вгоню. Ты логически рассуждать сейчас способен?
– Не способен, – огрызнулся штурман.
– А зря, – врач откинул стеклянный столик, выставил на него толстостенные рюмки и разлил по ним медицинский спирт. Торжественным жестом приподнял одну из них. – Ибо стоим мы, как говорили в старину, на пороге грандиозного шухера. В эпицентре которого непременно окажется Бранни.
Штурман уселся на кушетке, глянул рюмку на просвет и отставил.
– Излагай. Только закуску выстави сперва.
– А зачем? – хмыкнул Люб. – Мы же не пьянеем.
Обхватил ладонями-лопатами колено и, вглядываясь вдаль, как на экран, стал шпарить, словно по писанному:
– Когда епископ хутким чином помре – к чему ты, рыжий друг мой, крыло приложил, возникнут три группировки сразу. Одна – чтобы вернуть все, как было до Трилла: родоплеменной строй, старые боги, нёйд… Соратников епископа под нож, соответственно, – он оторвал ладони от колен и загнул мизинец на левой. – Эти соратники… тоже не станут сидеть на попе ровно, дожидаясь, пока их вырежут, – Люб загнул безымянный палец, резко хлопнув им об основание большого. И тут же прибавил к ним указательный:
– А с гарантией еще и третьи есть, которые и на сухое сесть, и рыбку съесть. То есть, взять у епископа лучшее, но без фанатизма.
Врач подумал и почесал в затылке.
– Не исключено, что и четвертая партия имеется, и пятая, и шестая – как вариации первых трех. И все, как мячик, будут бросать туда-сюда королеву. Кто – в замуж, кто – на тот свет. И лучше чужими руками, лучше всего нашими, – Люб оглядел стерильно чистые ладони. – Хоть нож приметный у нас купят, хоть стрелы…
– Тебя часом Фенхель не покусал? – наклонил голову к плечу Риндир. Врач громко фыркнул, не обижаясь:
– Тогда уж Сорд. Любим мы с ним на досуге древние общественно-политические конструкты обсуждать. И тенденции их развития.
– Тем более я должен быть в замке.
– Там Фенхель. А ты на грани физического и психического истощения. Так что сейчас будешь спать, – сказал Люб непререкаемым голосом. – И лечиться.
– Хрен тебе! – рявкнул Риндир в сердцах. И умоляюще добавил: – Тут пара дней всего до прихода Медведя осталась.
Штурман не соврал. Хвост пятнистой анаконды наконец упал с дерева и утек в сухую траву, качающуюся в лад волнистым движениям упругого змеиного тела. Неделя завершилась. В томительном ожидании прошел еще день, и тогда дружина Трулана – четыре руки справных воинов – остановилась в трехчасовом пешем переходе от Солейла. Медведь разумно ее сразу в город не повел – письмо от Бранвен могло быть поддельным. Послал разведку. Остальные укрылись в пуще на берегу Небесной реки, не выдавая своего присутствия.
Не веди их дроны с самого начала – элвилин и не узнали бы, где лагерь.
