Текст книги "Даринга: Выход за правила (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 35
Ночь за ночью проходчик вгрызался внутрь горы, обводя ее серпантином дороги. Следом укладчики выглаживали ее, укладывали плашками беркелита, обводили светящимися поясами по обе стороны, украшали мостиками, фонариками, делали разметку, высаживали декоративные растения. Кибер-строители вырезали гранитные глыбы под технические помещения, переносили их в рукав реки, чтобы на запруде установить микро-гидроэлектростанцию. Проводили в гору трубки для воды, необходимой для роста Врат и дворца для королевы Бранвен. Риндир вытребовал у Альва и суперкарги Фрезии запасное строительное зерно, чтобы создать подарок для невесты.
Местные жители сперва держались подальше от горы с ее бесшумной упорной стройкой, но позже потянулись кверху, изучая, пробуя на зуб, любуясь или пытаясь сломать то новое, что их глазам открывалось. Уничтожить не получилось – и к дорогам и акведукам потеряли интерес. Кто-то затаил досаду, кто-то любовался, а кто-то продавал внизу на рынках оборванные цветы – благо, они с невиданной силой отрастали заново. Кое-кто осмелел настолько, что поднимался в гору к прорабам с мясом и фруктами, предлагал на продажу и сами корзины, кроме содержимого. Тащили туда поделки, шкурки, снедь, даже вели верховых и вьючных животных. Мальчишки приладились торговать местными кошками, наученными убегать от нового хозяина. Элвилин, способные очаровать любое животное, здорово потешались, когда трюк не сработал. В общем, развлечений хватало. А суперкарго с антропологом распорядились обустроить специальную рыночную площадь – чтобы пришельцы не торчали под носом у киберов, тормозя тем работу. Что им понравилось – местных не пришлось приучать к чистоте, те, опасаясь, что через мусор до них доберутся старые боги, грязи за собой не оставляли.
Строиться на горе пришлым позволили сразу после похорон Трилла. И гостиные терема на реке Трулан разделил с ними по-братски. Сказал, что будет пока жить в замке при королеве. Как прежде его гнали и плевали вслед, так сейчас высказывали уважение. А главные недоброжелатели Медведя, опасаясь мести, покидали город. Их никто не удерживал.
Проводив тело епископа до водопадов, Бранвен вернулась на судную площадь. Села на камень в окружении соратников. Маленькая, суровая, но с влажными глазами. И ничем не покрытые волосы облегали ее, как плащ. Солнце светило сверху, пригревая еще почти по-летнему. И рыжие пряди незамутненным золотом сияли на свету. Площадь полна была народу. Один за одним подходили просители. Кого королева оделяла, кого отправляла ни с чем. Но когда Аурора Бьяника кланялась дарами – вскочила с камня. И позволила просить все, чего захочется. И сама попросила тоже.
За время, что прошло с той торжественной минуты, на голову Риндиру шуточки так и сыпались. Цмин, не только военный профессионал, но и знаток старинной поэзии, ходил за свежеиспеченным женихом и цитировал стихи, автора которых не нашлось даже в безразмерных информационных базах «Твиллега». Может быть, потому, что стихи были лишь частью повести о романтических отношениях между искином и человеческой женщиной. И Цмин завывал к полному восторгу группы контакта:
…А женщина так отвечала:
– Твой голос звучит, как сирена,
Из стали и руки, и сердце,
Объятья смертельны твои.
Не нужен мне город и замок,
Любви я желаю горячей.
Вот если б ты стал человеком,
Тогда полюбила бы я.
Штурман уже подыскивал, как бы половчее съязвить в ответ. Но тут начались абстрактные рассуждения, кем доводится инженеру компьютерных систем Фирочке искусственный интеллект «Твиллега», и Риндира оставили в покое. Ровно до той минуты, когда Люб с Фенхелем стали задавать неловкие вопросы.
– Видишь ли, юный падаван, – доброжелательно похлопывал штурмана по плечу антрополог, – в древних культурах брак, тем более, королевский, требует как можно скорее произвести потомство. И для начала вывесить на башне доказательство завершенности…
– У тебя что, искусственной крови не найдется? – поинтересовался Риндир у Люба мрачно, стряхивая руку Фенхеля с плеча.
– У меня найдется. Но через девять месяцев солейлцы почувствуют себя разочарованными.
– Я буду скорее телохранителем, чем мужем, – пожал плечами штурман. – А когда Бранни вырастет, выучится, полюбит кого-нибудь достойного – отойду в сторону.
– Как, интересно?
– Смерть свою инсценирую, – буркнул он. Люб схватился за голову:
– Ну, дура-ак…
– Почему это? Она нёйд, она должна хотя бы овладеть своей силой. И вообще увидеть мир. Она же не машина для деторождения. Вот давайте у Селестины спросим.
Ведьма выслушала спорщиков, пожала плечами:
– Это плохо, что Бранни нёйд. Ненависть к нам посеять было легко, вылечить – трудно. Наивно думать, что у нее получится удержать трон на расстоянии. А вот появление наследника закрепило бы ее положение.
– Что я говорил! – Люб с Фенхелем воздели указательные пальцы и, смеясь, переглянулись. А штурман ушел, несогласный и раздосадованный.
Хэллоуин припадал как раз на слияние Танцовщиц, и местные, и пришлые старательно готовились каждый к своему празднику. Интересуясь обрядами, бегал с голокамерой наперевес Фенхель, записывая все подряд. Как выяснилось, ночь слияния надо было проводить исключительно в спальне и не казать носа наружу, чтобы не утащили мертвецы Гай Йолед. Ну и для свадеб этот день годился, как никакой другой, суля счастье и благосостояние. Последнего антропологу и так хватало.
А вот Липат Рдест в очередной раз разругался с супругой, доказывая, что для жутких рож годятся только его оранжевые оранжерейные тыквы. А местные фиолетовые, вытянутые и ребристые, презрительно обозвал баклажанами-переростками. Аурора, наоборот, считала, что последние выглядят колоритнее, особенно со свечами внутри. Цмин, чтобы не встревать в их бесконечный спор, отрядил ребят развешивать на гостиных теремах и деревьях вокруг флажки и цветные фонарики. А сам отлаживал в кустах ирги виртуальный гробик, из которого рандомно восставали то граф Дракула, то привидение с моторчиком, то оживленно пляшущие под перестук собственных костей скелеты.
Устав от этой суеты, Риндир забежал за Бранни и потащил ее на гору – показать новое жилище. Подмышкой он нес корабельного кота. Тот флегматично свесил хвост и лапы и урчал, как заводной.
Врата растить было просто – все согласно стандартному, бездну раз отработанному протоколу. А вот с обещанным для Бранни дворцом пришлось постараться. Требовалось сочетать красоту и функциональность. Сделать эклектику гармоничной, вписать здание в пейзаж. Не забыть при мыслетворчестве чего-нибудь важного, чтобы не прорезать потом отверстия под сети, нарушая прочность материала. Вырастил дворец Риндир не за день, много времени отняла предстартовая подготовка: выбор эскиза, проектирование… Сперва заложил технические помещения – семя выдуло пышную пену, похожую на облако, и началась формовка: высокий цоколь, вписанный в гору, содержащий внутри термы, туалетные кабинки, кухню с кладовыми и морозильными камерами…
Потом стали расти стены. Риндир мысленно разводил стебли, прелестными завитками заворачивая их над оконными проемами. Получалось у него изящное сочетание воздушных построек Эллады: колонны с капителями, бассейны, открытые дворики, отражающая солнце белизна. И готика – тоже внезапно легкая, ажурная, устремленная к небу. С ее характерными стрельчатыми окнами и шатровыми крышами. Отопление, камины под мрамор, каминные трубы… Легкая водостойкая черепица… Изящные водостоки… Солейлцы просто собирались и смотрели, открыв рты, как у них на глазах творится чудо. Штурмана сперва нервировало это восторженное внимание, потом привык.
Об одном он просил Бранни – не приходить и не мешать. Пообещал сюрприз. И вот теперь с радостью наблюдал, как девочка в восторге распахивает глаза.
Амурру вошел в дом первым, гордо подняв хвост. Бранни, босая, бежала следом. Ее не смущало, что покои пока без отделки, что нет мебели. Белый воздушный терем был прекрасен сам по себе.
– Это мне? – повела она руками.
– «Дом хрустальный на горе для нее…»
Пятна солнца на белом мраморе. И ветер. Гулкий, холодный, чистый ветер вершины Тельг.
Риндир набросил Бранвен на плечи плащ из кудрявой овечьей шкуры и с алыми и синими бусинами, вплетенными в ворс. Бусинки постукивали, когда она бежала, шлепая босыми ногами по ступенькам. И восхищенно охнула, выбежав на балкон, огороженный точеной балюстрадой.
– Отсюда можно потрогать замковые крыши!
– Ты все-таки осторожнее, – штурман поймал за тонкое запястье и, увидев, как лицо Бранни заливается алой краской, сам понял, что краснеет по уши. Даже жарко щекам стало.
– Тебе нравится?
– Еще бы! Очень!
Так странно было слышать ее смех. Но если бы кто спросил Риндира, одолевают ли его предчувствия, штурман бы возмущенно пожал плечами.
Ветер занес на балкон пригоршню резных кленовых листьев. Густо багряные, они шуршали под ногами.
– Осень, время красной нити, – Бранвен собрала несколько листьев и смотрела на них, точно никогда не видела раньше. Или, наоборот, вдруг вспомнила тропу и клены, роняющие охапки листьев коням под ноги.
– Как ты сказала? – переспросил штурман. Она недоуменно помотала головой.
В какой-то миг штурману показалось, что Бранни застыла, как в смоле, в ожидании. Подходила к окнам, то и дело поглядывала на небо, которые медленно раскрашивали в синее ранние осенние сумерки. Внизу в городе загорались редкие огни. В стекла постукивал ветер. Риндир пробовал отвлечь ее веселыми историями, королева рассеянно кивала, усевшись у очага, но видно было, что истории она пропускает мимо ушей.
Штурман взял ее руку в ладонь, присев на корточки, заглянул в глаза:
– Что происходит, Бранни?
– Ты разве не женишься сегодня на мне?
– Сегодня? – опешил он. – Мне казалось, мы обо всем договорились. Что не будем торопиться. Перед открытием Врат совершим обряд. А потом ты будешь расти и учиться.
– Мне нужно сегодня, – ломко, как кукла, выдохнула она. – Или они заберут меня.
Риндир вдруг почувствовал себя неуютно в гулком хрустальном тереме. Оттого что наедине… с ней?
– Давай-ка пойдем… в замок. Служанки тебя обыскались, верно. Да и вообще. Холодно и… – он хотел добавить «страшно», но в последний миг исправился на «сыро». Потянул Бранни за руку, помогая встать. – Давай-давай, идем.
Девушка отстраненно шла рядом. В ней не осталось ни капли дневного оживления. Риндир почувствовал себя неловко: будто обещал ей подарок и обманул.
– Ничего они тебя не заберут, – он поддержал Бранни под локоть, чтобы не поскользнулась на влажных камнях и вереске. Бранни промолчала. Нажала на камень, и открылся потайной ход.
– Ну что ты выдумываешь, милая? – хотел сказать «глупенькая», но вовремя вгрызся язык. – Как они к тебе войдут? У двери и внизу сторожит стража. С крыши через окно? Так оно наглухо закрыто ставнями, сама видела. Через очаг? В него рука и та проходит с трудом. Да и пламя горит. Испекутся заживо твои утопленники.
Неловко обнял угловатые плечики:
– Я сам перед сном все еще раз проверю.
Глава 36
И проверил. Ощупал каждый ставень. Не поленился заглянуть за гобелены и слазить под кровать. Там лет сто нерадивые служанки не убирались. И за ночной вазой пыли накопилась гора. Риндир прикинул, удастся ли увести под носом суперкарги Фрезии со склада автоматический пылесос или все-таки придется ругаться с дурами? Поправил на Бранни одеяло и вышел. Не особенно доверяя стражникам, поставил между спальней королевы и бывшей Трилла, где на время поселился сам, кибера Вертера. Приказал стеречь и докладывать, ежели что. Порешив, что это самое «что» искусственный интеллект способен выбрать сам. Тот и правда разбудил Риндира около полуночи. Дрова в очаге догорели, от окна, в котором нагло торчали слипшиеся луны, ощутимо тянуло холодом. Из-под шкур вылезать категорически не хотелось. Штурман нахмурился:
– Что у тебя? Сам разобраться не можешь?
– Королева ушла, – приятным баритоном сообщил искусственный интеллект.
– Как ушла?
– Ногами.
– Тьфу, да понял я! Куда ушла? – Риндир понял, что окончательно проснулся, и стал влезать в рубаху и штаны поверх тонкого бронекостюма, в котором спал.
– По лестнице вниз.
Если вниз – значит, не подземным ходом. Может, проголодалась. Штурман сам обожал ночные набеги на кухню. Он широко зевнул. И решил подождать минут пять. В самом деле, ну что Бранвен в замке сделается? Вернется с праздничным пирогом, и они еще над ночным приключением вместе посмеются.
Кажется, Риндир даже умудрился задремать сидя. По крайней мере, луны за окном ощутимо сдвинулись. Он вскинулся и насторожился. Из-за двери в спальню Бранни не доносилось ни звука. Штурман заглянул туда на всякий случай и тоже спустился по неудобной лестнице с кривыми ступеньками к переходу в донжон. Из Соколиной не было своего выхода наружу, кроме потайного. Короткая закрытая галерея вела на обводящий главный зал деревянный мостик с лестницами, подпертый балками, торчащими из стены. Штурман потряс за плечо клюющего носом служку в стеганом полукафтанье и спросил о королеве.
– В конюшне она, я провожал с факелом.
И выхватил светоч из гнезда, демонстрируя готовность вести туда и жениха Бранвен. Риндир отмахнулся:
– Спи.
Широким шагом добрался до конюшни и убедился, что Бранни там нет. Помощник конюха, душераздирающе зевая, сообщил, что оседлал ей двух коней где-то с час назад. Но куда ее величество сорвалась среди ночи, не спрашивал. Хотя это и странно. Не выходят в ночь слияния Танцовщиц из дома без причины. Да и с причиной не очень-то… Ни зевки, ни рассуждения Риндир слушать не стал. Велел поднимать на поиски Трулана Медведя. Выскочил из конюшни, толчком растворив калитку в воротах. Пребывая между досадой и беспокойством, свистнул Вертера и вскочил на вогнутую платформу. В лунном свете на покрытой инеем дороге четко выделялись черные следы подков.
Риндир попытался связаться с Бранни мысленно. Но она словно исчезла из пространства. Или отгородилась, обидевшись. Штурман запросил помощь у Цмина, обозначил примерный маршрут. И сам продолжал стремительно двигаться на север.
Осень, похоже, наконец вспомнила, что наступил ноябрь. Бросила в лицо снежную крупку, перемешанную с дождем. Риндир нагнул голову и упрямо сощурился, и не подумав выставить защитное поле. Так с размаху и влетел в густой туман.
Тряхнуло. Словно кибер пересек невидимую границу. И упал на тропу бесполезной грудой пластика и металла. Риндир, выругавшись, спрыгнул в хлюпающую грязь. По эту сторону туман закончился, точно отсекло. Стоял ровной молочной пеленой за плечами. А здесь Танцовщицы торчали в небе двумя зеркальными тарелками, отблескивая на лужицах, высвечивая переплетенные корни и стебли осота и почерневшего бурьяна. Тропа была чуть намечена в измятых зарослях. Там и сям из комковатого луга торчали волглые безлистые кусты и деревья. Риндир бодро зашагал наугад, стараясь оставаться к туману спиной. Танцовщицы, обгоняя его, плыли рядом. И ни следа Бранни, хоть бы бусины разбросала, что ли…
Впереди обозначился шорох и как будто всхлип. Штурман кинулся туда и едва по колено не увяз в болоте. Всхлипывала, проваливалась лошадка – его собственная, Риндир узнал по узору сплетенной шерсти на боку. Бросая ветки ей под ноги, вытянул на относительно сухое. Стал оглаживать и напевать, успокаивая. Лошадка дрожала, но вела себя спокойно. Повод тянулся и был привязан к кусту обыкновенным бантиком. Впору взрыдать от умиления.
Штурман взгромоздился верхом. Здешние скакуны были малорослыми, смотрелся он, как на пони. И на что надеялся? Что лошадь, словно гончая, возьмет след? А она заржала и тронулась с места. С седла Риндир разглядел следы второй лошади – вмятины, в которые набежала вода, и они ярко блестели под лунами. Лошадка достаточно бодро трюхала по ним, вода плескала, разлеталась грязь. Риндиру приходилось постоянно вытирать плюхи с лица и отряхивать ресницы. Местность понижалась. Земля под лошадиными ногами тряслась студнем. Штурман подумал, что если так пойдет, придется слезть и тщательно выбирать дорогу, чтобы не застрять в трясине навсегда.
Несколько раз он пытался связаться со своими через наладонник и телепатически, но аномалия глушила связь. Похоже, во время погони он угодил в ту самую зону, где Люб утопил флаер. Вертера хотя бы вытащить получится, вот радость-то… За ехидно-печальными размышлениями штурман пропустил, когда небо затянуло рваными тучами, похожими на ободранные кошачьи хвосты. Свет то делался нестерпимо ярким, когда выныривали луны, то тусклым, то вовсе наступала глухая темнота – глухая даже для острого ночного элвилинского зрения.
А тут еще конь, подбросив задом, выбил Риндира из седла.
Тот успел сгруппироваться и упал в грязь по-кошачьи мягко, приземлившись на четвереньки. И тут же ощутил давление на запястья и лодыжки. Что-то держало его, мешая вскочить. Конь за спиной тонко, отчаянно ржал.
В промоине туч опять показались луны, и штурман разглядел торчащие из болота руки: шевелящиеся, пробующие вонзиться когтями. Бронекостюм скрипел, сопротивляясь. Похоже, коня точно так же схватили: кисти торчали из болота, как камыш. Мертвецы из утонувшей обители? Точно Риндир видел еще один сон с Бранни. Острое чувство страха за нее вскипело и вырвалось, оказавшись острым не фигурально. Оно срезало хватающие руки по запястьям, точно коса траву. Штурман наконец вскочил. Осмотрел ноги дрожащего коняшки, обтер, залил биоклеем.
Вскочил верхом:
– Выноси, родненький!
И поскакал по чуть мерцающей тропе среди рыжих деревьев. Безуспешно стараясь вспомнить, где видел или хотя бы слышал о ней. Болото, всхлипнув в последний раз, выпустило коня на сухой остров, торчащий в трясине, точно плешивый череп. Десяток шагов туда, десяток сюда.
Холмик со срубленным скитом был обманкой. В рубленом столбике мог поместиться один человек, и то худой и стоймя. Хотя не мог бы, столбик был забит костями с ошметками плоти – не иначе как неудачливыми рабочими, которых отослал сюда Трилл. Но остров хотя бы давал опору ногам коня. Кудрявый затрясся от усталости, звеня бусинами, вплетенными в шерсть, и жалобно заржал. Ему откликнулось ржание. Второй конь, тоже по уши грязный, был привязан к осине за скитком. Бранни не было. Зато два каната торчали из рогоза, змеились и подергивались, как живые, переливались мелкой чешуей. Красный. И белый. «Осень, время красной нити». Риндир нагнулся и рукой в перчатке безжалостно обхватил канат. Сдавил, как спелое яблоко. И решительно дернул.
Внизу, у ног, закричала прорва. А потом под ногами качнулась земля.
Обитель медленно всплывала вместе с островом. Словно затонувший корабль, привязанный к поплавкам. Лебедки крутятся, тали натянуты, ругаются рабочие, а судно скрипит и скрежещет, потому что дно не хочет отпускать его. И медленно показывается из толщи воды, облепленное ракушками и водорослями, со спутанными снастями, с качающимися бортами, грязное, вонючее, гнилое и ржавое. С него стекают песок и вода, и обнажается неприглядное нутро. А здесь еще и разрывая наросший сверху над бывшим озером тонкий слой почвы и болотных растений.
И при этом казалось, что обитель никогда не была на дне, а всегда – здесь. Но Танцовщицы, только слившись, соединив сияния, позволяли увидеть ее явственно – словно обитель хоронилась в сложной системе зеркал. Только весной и осенью мертвый скит делался материальным. Чем дальше луны станут расходиться – тем сильнее будет истончаться его облик, пока вовсе не исчезнет до следующего межсезонья.
Обитель всплывала, а прорва кричала. Считалось, что на дне болота продолжается процесс гниения, и топь выбрасывает из себя газовые пузыри. Или это голосит болотная птица. Но крик был словно криком боли – от нежелания отдавать давно лежащую на дне добычу. Или криком радости – потому что зло, поднявшись, ненадолго оставила прорву в покое.
Все было, почти как во сне. Каменная выкрошенная ограда в водорослях и высохшем плюще. Покосившиеся ворота. Мощеные дорожки склизко блестели там, где из стрельчатых окон на них узкими лучами падал свет. А вокруг мертвые корявые деревья. Ткни пальцем – и все это с грохотом провалится внутрь себя.
Риндир сплюнул от омерзения. Соколом перелетел через ограду. И стал описывать круги над мертвым садом и зданиями, пытаясь догадаться, где держат Бранни. И вместе с ним бродило по гнилому парку алое пятно света. Штурман опять окликнул девочку мысленно. Но ответа не получил. Вместо него толкнулось в голову нечто размытое, липкое, сильное. И невероятно древнее. Словно сам остров с его развалинами и растопыренными деревьями пробовал проникнуть в голову и изучить изнутри.
– Ну, знаете что! – огрызнулся рыжий сердито, и сияние его перьев стало нестерпимым, выжигая муть. Земля словно подалась от него прочь, липкие деревья задрожали, скидывая наросшую гадость, обнажая сероватую гладкую сердцевину. И только обломки зданий остались неизменны: дикие валуны оснований, кривые балки, торчащие из штукатурки. Как в скверном сне.
Чем дольше штурман находился здесь, в этом междумирье, тем сильнее ощущал усталость. Носить доспех из птичьих перьев было все сложнее, да и сами они тускнели, и вместе с этим сжималось световое пятно – от костра до факела, потайного фонаря, свечного огарка. Пока вовсе не погасло. И Риндир в конце концов просто плюхнулся грудью на ноздреватую землю, дыша широко открытым клювом, вывалив язык. Все еще не желая превращаться, чтобы не остаться перед невидимым противником без штанов. Это было так дико смешно, что и сменив форму, он все еще трясся, катался по земле, выл и подхихикивал, обретя внутреннее равновесие, жалея, что не может поделиться ситуацией хотя бы с Любом. Поржали бы вместе.