Текст книги "Даринга: Выход за правила (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Глава 8
– А может, показалось тебе чего? Избыток кислорода в голову стукнул? Ты где отряд этот видел?
– Километрах в ста отсюда на юго-восток плюс два-три градуса вправо-влево. Или в ста-пятидесяти.
Штурману включил наладонник и обозначил на карте местонахождение судна и направление движения отряда. Теперь ему самому казалось, что это было видением – он не знал ни количества воинов, ни толком не разглядел оружие и доспехи. В общем, повел себя, как напуганный идиот.
– А-а… – Сингард разбил глиняную корку на запекшейся птице и стал раскладывать по тарелкам нежное содержимое. – Ну, ты и до трехсот разогнаться мог, когда увлечешься, и тогда все сдвигается вот сюда, – потыкал в виртуальную картинку. – И идут они не к нам. Расслабься. Мышами-жаворонками не пообедал? Давай тогда, ешь, соль держи.
Рука Риндира слегка тряслась, когда он посыпал печеное солью. Он сердито взглянул на свои пальцы.
– Предупреди Альва о них и не беспокойся, – посоветовал друг. – Примитивные цивилизации часто воюют, и эти, видимо, не исключение.
– Но если они в городок с водопадом идут?
– Мы об этом раньше других узнаем. Ешь, говорю. Тебе это нужно. И вот это, – он выставил на скатерть хрустальный граненый флакон с медицинским спиртом. – То, что доктор прописал.
– Так мы не пьянеем, – вздохнув, принялся за трапезу Риндир. – Узнаем. А предупредим?
– Так и я не для пьянства.
Люб задумчиво покрутил головой.
Они без аппетита доели жаркое, собрали вещи, аккуратно уничтожили следы стоянки и передали на «Твиллег» полученную информацию.
Альв подтвердил получение и приказ действовать в рамках первой стадии Протокола о контактах («Сбор информации без вмешательства и непосредственного соприкосновения с крупными группами аборигенов») и при необходимости свернуть с маршрута, чтобы не оказаться меж двух конфликтующих сторон. Не отозвали – уже хорошо. Но беззаботное настроение пропало.
– Ты просто так выбрал это направление? – после двух часов молчания отмер Риндир. – Ни хижин, ни даже шалашей здесь не отмечено.
– Я думал, ты догадался…
– О той брюнетке?
– О том холме. Со всех сторон болото, холм явно насыпной, на нем столбы с резьбой явно искусственного происхождения…
Заметил, что серые глаза штурмана медленно заволакивает пелена скуки и невнимания и искренне добавил:
– И о брюнетке тоже.
Глянул на солнце, потом на компас:
– До болота часа три ходьбы к югу, не меньше. А там в поисках тропинок придется попотеть.
– Так может, на нем вон через топи долетим? – оглянулся на мирно жужжащего кибера Риндир. – Никто нас там не заметит, некому замечать.
И фатально ошибся.
Свернув от ручья, взяли азимут на таинственный холм. По пересеченной местности, где колючие кусты местных малины и ежевики напрочь переплелись с буреломом и какой-то сине-зеленой ядовитой зеленью, идти было малоприятно. А еще – если бы не защитные костюмы, было бы душно, липко и донимали насекомые. Они и так допекали, но, скорее, виртуально, зудением, от которого кожа начинала чесаться и без укусов. Отмахиваясь от них, переползая под и над поваленными, скользкими от мха стволами, обходя самые запутанные кущи, огибая ямы да при этом стараясь не особо наследить, мужчины выдохлись даже при легендарной элвилинской выносливости и все чаще останавливались на привал. Затянутое сероватой дымкой солнце когда тускло просвечивало между стволами, а когда и вовсе скрывалось из виду под шатром спутанных ветвей.
Не удержав равновесия, Риндир свалился-таки в неглубокую яму, проломив своим весом нападавший сверху хворост. Обломки веточек и сорвавшиеся с края ямы комочки земли застучали по спине, вальяжно закачалась наверху длинная, разлохмаченная трава. Люб, наклонившись, протянул руки, чтобы выволочь друга из ямы, но замер вместе с только что поднявшимся Риндиром – из влажной глубины ямы пялился на них венец глаз.
– Кто сунул сюда кибе…
Перепутать животное с роботом было нетрудно: светодиодные парные очи уменьшались к краям морды от крупных, как креманки, до мелких – с булавочные головки. Но ниже была волосатая морда в пятнышки, движущиеся хелицеры, поджарое тело на суставчатых лапах, поднятых выше спины… и все это обляпано похожей на сопли слизью…
Штурман выстрелил от бедра, и парализованный хищник, остекленев, брякнулся на пузо.
– Ка-акой экземпляр! – с врачебно-биологическим восторгом воскликнул Люб. – Подвинься…
И стал обмерять и фотографировать паука.
– Давай-ка упакуем и отправим его Липату, пусть наслаждается.
– И не жалко тебе зверика, – чтобы не мешать другу, Риндир шагнул вперед и, слушая, как успокаивается сердце, брезгливо разглядывал затянутые паутиной недра норы и коконы с парализованной добычей, которую из-за белой паутины рассмотреть было почти невозможно.
– И что он жрет, что таким-то вымахал?
Поставив плазменный резак на минимум, Риндир осторожно надрезал несколько коконов:
– Мышь, еще мышь… А тут что-то вроде маленького зайца. Или большого кролика. Бледная горлинка. И семейство куропаток. Потому что коричневые с оранжевым, – уточнил для Люба он.
– Вечно наш мозг проводит аналогии. Если кисточки на ушах – так непременно рысь, даже если голубая…
– Мозгу надо на что-то опираться, чтобы не спятить, – штурман наклонился, глядя, как защитный костюм поглощает слизь, в которую Риндир по случайности влез. – Если тебя вертит водоворот, ты поневоле будешь хвататься за ветки или камни, даже соломинку. Это инстинкт.
– Вот тянет тебя на философию… – пробурчал Люб. – Ладно, оставим паучка, поймаем поближе которого. Хотя вот прямо руки чешутся его вскрыть.
– Джек-Потрошитель, – улыбнулся Риндир. Отпустило. Настроение опять становилось безоблачным. Элвилин никогда надолго не зацикливались на проблемах, такими уж их создали. Людям они даже казались чересчур легкомысленными.
– А ведь это здорово, что мы нашли планету живую и обитаемую, – заявил он, выбираясь из ямы.
– Конечно, – согласился Люб. – Я же не из баловства кошачью форму принимал. Мне хотелось понять ее поближе, узнать, какая она настоящая. А из звездолета и даже в защитном костюме к ней не прикоснешься…
– И все равно нам Аурора открутит головы.
Люб опустился на корточки и сделал вид, что изящно, как благородная дама, нюхает мелкий голубой цветочек. Очень вышло похоже на Аурору. Риндир засмеялся.
– Так ведь не сейчас!
Местность медленно понижалась, почва делалась топкой. Приходилось тщательно выбирать, куда поставить ногу.
– А ведь настоящее болото еще не начиналось, – утешал Люб.
Риндир выбрался на кочку, поросшую разлапистой белой, даже на вид острой травой и стал сердито отряхивать комбинезон.
– Может, прямо отсюда на кибере поедем?
Люб послал ему ехидный взгляд золотистых глаз из-под массивного лба:
– А не хочешь ли ты, милый друг, побыть, значится, Фрейей?
– Э-э… – заморгал пушистыми рыжими ресницами штурман. Люб потыкал в него пальцем, приводя в чувство:
– Проехаться на моей фюлгье верхом, темнота!
– А тебе не повредит?
Штурман осторожно сдвинул с лица дыхательную маску. И, точно дожидаясь этого, влажный, душный, насыщенный тяжелыми ароматами гниения и пыльцой воздух мокрым полотенцем шлепнулся на лицо, у которого завилась, зазудела, нацелилась искусать мелкая, въедливая, как суперкарго Фрезия, мошка. Риндир поспешно вернул маску на место и заизвивался, пытаясь почесаться между лопатками.
– Скажешь тоже… – Люб сиял и лучился. – Ты шерсть мою видел? Никакая дрянь не прокусится сквозь нее! А лапы, – он потряс лопатами-ладонями, – чудо что за лапы, широкие, вмиг до трясин донесут и не провалятся.
– Ну… – пожамкал губами штурман, – давай.
И тут же получил в руку широкую ветку папоротника:
– Отгоняй гнус, пока превращаться стану.
– Мог бы силовое поле включить, – Риндир стал осматривать перистые изящные листья, отходящие от общей ости, и семечки на обратной их стороне. – И тут папоротник не цветет…
– Легкие пути не для нас, – известил его врач и стал раздеваться.
Верхом Риндир ездить умел и любил, но на лошади, а на коте был совсем не тот цимес. Во-первых, кот, даже такой крупный, был существенно ниже, и потому приходилось сдавливать его бока согнутыми коленями – во-первых, чтобы не скользить на шерсти без седла, во-вторых, чтобы длинные ноги штурмана не цеплялись за землю. Ну и в шерсть на загривке пришлось вцепиться. Риндир бы держался за уши, но это другу не понравилось, он ворчал и прядал ушами, как заправский скакун.
Обладай приданный им кибер зачатками чувства юмора – он бы хохотал до замыкания в схемах, а так просто слился с окружением и полетел за котом, движущимся прыжками едва ли не со скоростью гепарда – мягко, плавно, не обращая внимания на пересеченность и заболоченность территории. Конфуз случился только раз, когда Люб не вписался в щель между развесистыми кустами с пышной зеленой листвой. То есть, кот как раз вписался, но не учел ноги всадника и застрял. Выдираться было тяжко и чудом обошлось без вывихов или переломов.
– Ты куда смотрел?! – кипятился Риндир.
– Я смотрел! – отбивался Люб. – Мы отлично проходили! Колени надо было стискивать сильнее.
– А кто говорил не давить? Что шерсть сбивается? И что я так давлю, что чуть ребра тебе не переломал?
– Ой-ей-ей! Не поломал же! Тихо…
Подул ветер, зашелестел в кронах низкого чернолесья, донес сердитое цоканье неизвестного зверька, скрипы и шелесты. Люб – совсем как домашний кот – прижался к земле, опустил уши и задергал ноздрями. Прошипел едва слышно:
– Анализатор вруби. Мне кажется, или тянет чем-то мерзопакостным?
Анализатор, поколебавшись, отыскал в воздухе кроме обычных для леса запахов легкую примесь кострового дыма, едкого мужского пота и браги. Риндир мысленно обшарил пространство и на границе вожделенных топей в полукилометре от себя обнаружил восемь ярко пылающих огней чужого разума. Отступил осторожно, не прикасаясь. Люб, похоже, проделал то же самое. Бросил:
– Я разведаю, – и мягко, так, что даже ветка не качнулась, утек в кусты, не дожидаясь возражений. Штурман перевел кибера в режим защиты и уселся, прислонившись к морщинистому древесному стволу – странно толстому среди чахлой поросли, следя за другом мысленно. Люб вернулся даже раньше, чем штурман его ожидал. И коротко выдохнул:
– Сьялан!
Глава 9
– Бранишься чего? – проворчал Риндир.
Люб вместо пояснений кинул картинку из разума в разум.
На сухой гриве у бочажка, поросшего по берегу осотом и камышом, был обустроен лагерь. Дальше за окоем уходили топи, плоские, изжелта-серые, поросшие по кочкам белой острой травой и лиловыми купами «вереска». Ближе к сухой гриве тянулось чахлое чернолесье: кривое, жутковатое, полунагое.
Поперек гривы лежало обомшелое, местами поросшее грибами бревно – словно граница между пустошами и лагерем: парой шалашей, костром с чем-то поджаристым на вертеле, кольями, наискось вбитыми в землю, обожженными остриями наружу. На бревне расхристанный звероватый мужик топориком аккуратно обтачивал кол. Сыпались стружки, острие становилось сияюще-белым. Еще двое переговаривались, беззвучно открывая рты, потягивали из горшков пенный напиток – местный аналог пива, должно быть. Как и определил анализатор. Один повернулся, показав разрисованную краской по щекам хмурую физиономию с нависшими бровями, почти скрывающими глаза, со связанной в узел бородой. Растрепанные волосы удерживала от сползания на лоб кожаная полоска. В остальном одет он был в рядно, грубое, домотканое. Штаны удерживала лямка, завязанная на плече, образуя нечто вроде подобия передника или комбинезона.
Ног из-за бревна Риндиру видно не было, но, судя еще по одному подошедшему в такой же «униформе», этот тоже был босиком. Но больше всего его смутило не обилие краски на лицах и татуировок на жилистых, измазанных грязью руках с закатанными рукавами – и комаров не боятся, заразы. Хотя, на гриве должно быть ветрено. Вон плакучие ветки как качаются! – А побрякушки, которыми буквально обвесились мужчины на поляне: топорики, плетеные из проволоки спирали, деревянные дощечки и мешочки в ноготь величиной. Обереги? Украшения? Символы воинской доблести?
Еще резче отличались от этих четверо, раскиданные по всему лагерю так, что Любу не сразу удалось их вычленить. Один бродил, опираясь на нечто навроде сулицы, по внешней границе лагеря. И взгляд у него был особенный, волчий, или как сквозь прицел. Он словно сканировал пространство, и Риндиру показалось, что он видит наблюдателя. Двое других с луками устроились в низких развилках, практически скрытые листвой. Люб скорее вынюхал их, чем увидел, и лишь увидев, разглядел в мельчайших деталях. Все трое в мягких сапогах до середины голени – ясно, что не «черная кость». Штаны кожаные. Торсы в броне из нашитых на кожу пластинок металла. Одинаковые шлемы: из толстой кожи, укрепленные приделанной к обручу железной крестовиной…
Кроме лука у каждого по топору в поясной петле и по ножу. Не одному, вернее всего. У шалашей воткнуты рогатины и лежат круглые щиты из досок: с умбонами и одинаковым рисунком – чем-то навроде треугольных весов.
Насладившись стремительным обзором, Риндир потянулся взглядом к основному блюду этого пира. И мысленно присвистнул, чтобы не быть разорванным изумлением. Еще один воин, ходивший по берегу и сбивавший коротким мечом в изукрашенных ножнах цветочные головки, разлетающиеся парашютиками, и мужик, сидящий на молодой, скажем, березке и пригибающий ее книзу – одетый в посконное, до глаз заросший спутанной бородой, – его не впечатлили. А вот кунаемое в бочажок чудовище! Ворон размером с теленка, раскинутые и привязанные к слеге серебрящейся веревкой огромные крылья, на когтистых вытянутых лапах связанные цепью кандалы. Свешенная голова. Петля-удавка на шее. Замотанный ремнем клюв. Стекающие с тела болотная рыжая вода и кровь. Штурман остолбенел, как, должно быть, остолбенел Люб, когда это увидел.
– Кокатрикс? – ляпнул Риндир, тряся головой, выплывшее из недр подсознания слово.
– Чего-о? Оно… она разумная. «Нёйд». Они так часто это повторяли, что переводчик идентифицировал «ведьма».
– Что делать будем?
– Разгонять! Не так я представлял первый контакт, – частил Люб, превращаясь и поспешно влезая в комбинезон.
– Считай это генеральной репетицией. Надо внезапно накрыть, а то уложат нас и не поморщатся. Люди войны в то время все были, как спецназ. Мы против них – как на медведя с голой попой сходить… Нет, кабана.
– Не трынди! – рявкнул Люб, прыгая на «шляпку» кибера полностью экипированный. Хамелеон прикрыл его идеально, Риндир не видел ни кибера, ни друга, только легкую рябь движения на фоне зеленеющих кустов. – Парализаторы? Инфразвук? Лося на них из болота шугануть? Бродит там семействе, мухоморы жрет…
– Так просто глумились, а так добьют. Мужики от инфразвука разбегутся, а отряд будет слаженно отступать.
– Лазерное шоу?
Люб разогнал кибера, и Риндиру пришлось запрыгивать набегу. Он резко выдохнул, вентилируя легкие:
– Снотворное?
– Не уверен! Физиология похожа, но…наше ввести не рискну, а местных алкалоидов…
– Скунс!
– Э… – и тут до Люба дошло. Штурман не мог видеть лицо друга под маской, но чувствовал, что тот сияет. Будь ты хоть каким воином, а секрет скунсовых желез заставит тебя спасаться бегством от невыносимой вони. Емкость с соединением Люб прихватил с собой на критический случай, и вот этот случай настал!
С маху они вылетели на поляну. Кибер замер над костром и завертелся волчком, распрыскивая вонючую субстанцию, словно взбесившийся фонтан, из всех имеющихся дырок. Главного с мечом и чернобородого с березы Риндир подстрелил на бегу из парализатора. Командир брякнулся удачно, на сушу, а вот мужика пришлось вылавливать в мути бочага. Штурман среагировал мгновенно, и воды беспамятная жертва не нахлебалась. Лежала, сопела с остекленевшим взглядом. Небось, станет рассказывать потом, как побывала живьем в царстве мертвых.
– Их хищники тут не сожрут? – послал мысль Риндир. Люб нервно захохотал: хищники! Да небось первые, учуяв, порскнули во все стороны. Над болотом вон хотя бы ветерком повевает. Значит, и мошкара парализованных не сожрет. По крайней мере, не сразу.
Березка избавленная от лишних семидесяти кило, слегка распрямилась, утянув нёйд вверх, так что Риндиру пришлось отвлечь кибера от фиксации происходящего и взлететь, чтобы перерезать веревку. Люб принял оборотня внизу.
– Убираемся.
– Куда?
– На тот холм в болоте. Даже если они знают тропу и за нами туда попрутся – отсрочка времени есть. А первую помощь ей надо оказать.
И перерезал петлю, частично сдавившую покрытую жесткими черными перьями шею. Освободил и клюв – Риндир неодобрительно поморщился, но смолчал. Прижал рукою грудь гигантской птицы:
– Сердце бьется. Давай, грузим ее.
– Вместе с этой палкой?
Люб потянулся микротомным ножом к веревке, потряс обрезанным куском:
– Ты глянь! И впрямь с вплетением серебра.
– Или металла, похожего на серебро, – Риндир присоединил махрящийся конец к собранным образцам. – Дай мне пару минут. Я парализованных измерю и сфотографирую. Жаль такой шанс упускать. Ведь это некритично?
– И воды пробу возьми.
– И пива. По-моему, в опрокинутом горшке все же что-то осталось…
Отягощенный тройной ношей, кибер стал вещать об упавшем на четверть заряде.
– Потерпи, браток, – сказал Люб, задавая навигацию, – долетим – распустишь на солнышке свои батареи и аж до вечера.
– Оптимист, – хмыкнул Риндир. – Мы ее разве на «Твиллег» не заберем?
– Нам в контакт с ней надо вступить, а не напугать до смерти, – Люб следил, как под ними мягко стелется, убегая назад, болото, загораживая песчаную гриву, деревья… Не такой романтичный штурман напрягал усиленное биноклем зрение, пытаясь разобрать, что происходит позади, на оставленном ими пятачке. Все было спокойно. Ветром и легким стрекотом кибер спугнул семейство серых длинноногих цапель. Громко ругаясь, те поднялись на крыло. Мелькнули, вертясь и падая, в воздухе, серебристые рыбки. С плеском ушли в водяное окно. Люб, сдвинув маску, втянул сладковатый болотный дух. И поднял кибера выше. Покружив птицей, тот уперся в склон холма и стал взбираться, упираясь лапками в расщелины камней. Люб придержал нёйд, Риндир спрыгнул и взбирался сам, чтобы не разряжать киберу аккумуляторы.
Наверху выяснилось, что сдвинься они чуть к востоку – нашли бы почти удобную почти тропинку, что изрядно облегчило бы штурману подъем. А холм оказался чуть ниже и не настолько отвесным, как им представлялось по фото и видео. Каменные столбы наверху стояли вкривь и вкось, один был даже повален. И похоже было, что кто-то когда-то притащил их издалека через болото и зачем-то установил здесь, потому что на горе подобного материала не было. Счистив мох, можно было увидеть следы обработки. Да и сама вершина была местом примечательным: с нее открывался роскошный вид на болота и далекие, синими ступеньками уходящие к небу леса. Над горой в вышине парили птицы, какие, отсюда не разобрать. Нарезали неспешные круги. Ветер ерошил траву. Солнце, давно перевалив зенит, не спеша спускалось к горизонту.
– Мир, гладь и в облоцех благоволение, – опустил бинокль Риндир, глядя, как Люб, поставив резак на минимум, разрезает и отбрасывает в сторону кандалы. Голые птичьи ноги с ороговевшими когтями дернулись.
– И как вот ее лечить? – бормотал Люб, водя сканером над оперенным телом. – Липат ветеринар, не я.
– Он не по птичкам, он по рыбкам. Можно вызвать его сюда.
– Чтоб полпланеты флаер увидело?
– Если пойдет повыше…
– Долго. Вроде кости не сломаны.
Риндир наклонился над другом и экраном сканера, рассматривая плавающие в синеве ребра и киль грудины.
– А крылья вывихнуты. Оба.
– Надо их как-то зафиксировать.
– Сперва анализ крови возьму, – полез Люб в сумку за инструментами.
– Что, без аппаратуры в поле не привык работать? – подколол его Риндир. – А прихвати мы не ворону, а этих парализованных парней – задача бы изрядно упростилась.
– Если у них оружие отобрать и связать как следует. Что контакту не споспешеству… – Люб так и застыл с инжектором в руках, потому что птичье тело поплыло, буквально повторяя присущую им самим метаморфозу, и вот уже на траве лежит абсолютно нагая, истерзанная женщина. Дышит с присвистом, тяжело, ходят вверх-вниз ребра.
– Подержи-ка красавицу. Я ей руки вправлю и зафиксирую.
Со щелчком встали на место суставы. И тут же спасенная, укусив Люба за руку, буквально отлетела к одному из столбов и, словно черпая силу, прижалась к каменной шершавой поверхности спиной.
– Mitte kunagi!
– Что она говорит?
– Обещает превратить нас в лягушек, – не удержался от шутки Риндир. – Или не хочет, чтобы ты брал ее кровь на анализ.
– Заткнись.
– Хорошо.
– На корточки.
Люб и сам присел, чтобы оказаться ниже направления взгляда оборотня. Обратил кверху пустые ладони и с четкой артикуляцией произнес на языке аборигенов:
– Хлеба хочешь?
