Текст книги "Разнести повсюду весть (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Это не так!

– Тогда чего ради тебе нужно было звонить этому парню?

Он состроил гримасу.

– Почему? – требовательно спросил я.

– С тобой жить тяжело, Вилли, – огрызнулся он. – Иногда у меня такое чувство, будто меня сбил чёртов товарный поезд. Все эти заморочки с Ноем… чёртовы торнадо… твоя чёртова семья… иногда я просто хочу чего-то, что мне знакомо. Чего-то, что я знаю. Чего-то, что я понимаю.

– И что именно всё это значит?

– Это не то, чего я ожидал. Брак. Жизнь с тобой. Всё отлично, не пойми меня неправильно, и я ни о чем не жалею, но это не то, о чём я думал. Ты считаешь неправильно – хотеть увидеть моих старых друзей, хотеть вернуть что-то из своей прежней жизни?

– Из твоей наркотической жизни.

– Я занимался и другими вещами, помимо наркотиков, знаешь ли.

– Ага.

– Просто… мы только сейчас начинаем видеть свет в конце туннеля, Вилли, но теперь ты хочешь усыновить ребёнка. И не какого-то милого малыша, какого-то нормального малыша, нет, не ты, Вилли. Это должен быть очередной чёртов товарный поезд, который нас перевернёт, потому что именно это ты и делаешь. Ты такой.

– Это куча тупой брехни.

– Это правда!

– Это жизнь, Джексон Ледбеттер. Мы не все родились с серебряной ложкой в заднице. Мы не бежали на встречу с психиатром за триста долларов в час, когда над нами издевались в школе. Нам приходилось надевать пару яиц и справляться с этим.

– Я понимаю, Вилли. Действительно понимаю. И я знаю, ты считаешь, что моя жизнь была лёгкой, просто смех. Но мне нужно вернуть часть своей прежней жизни. У меня такое чувство, будто я потерял себя.

– Где мы сейчас, Ледбеттер?

– Я знал, что ты не поймёшь.

– Я пытаюсь. Поверь мне.

– Ты можешь просто пообещать мне кое-что?

– Что?

– Если мы усыновим этого ребёнка, пожалуйста, Вилли, давай просто закончим на этом. Я не думаю, что вынесу что-то большее. Я не хочу, чтобы ты через год наседал на меня с разговором, что хочешь усыновить ещё одного. Я устал, Вилли. Мне нужна передышка.

– Я буду заботиться о нём. Ты вернёшься на работу и будешь заниматься своими делами, и тебе не придётся волноваться.

– Ты тоже должен работать.

– Но у меня гибкий график, и я могу работать и быть с ним. Я буду водить его в школу и прочее. Вот увидишь. Это будет не такое уж большое дело.

– Просто, как только мы привезём его домой, как только твоя семья снова насядет…

– К чёрту их.

– Но как только они снова насядут…

– Они не насядут, Джек. Думаю, они ещё больше устали ругаться, чем я. Я никогда не изменю их мнения, и они никогда не изменят моего, ну и что? Жизнь продолжается. Мне бы хотелось думать, что я достиг точки, когда мне до крайней степени плевать.

– Твой брат, Билл, по-прежнему не можешь справиться с тем фактом, что мы поженились. Он по-прежнему называет меня “твоим дружком”. Это чушь, Вилли.

– К чёрту его. К чёрту их всех.

– Ты это не серьёзно.

– Я это серьёзно. Но ты просто ходишь вокруг да около, Ледбеттер. Что происходит на самом деле?

Он одарил меня своим классическим взглядом оленя в свете фар.

– Что? – требовательно спросил я.

– Я думал о том, чтобы переехать обратно в Бостон, – признался он.

Вау.

– Ты никогда ничего не говорил о переезде, – сказал я.

– Я ничего не говорил, потому что знал, что это тебя разозлит.

– В том и дело. Насколько серьёзно ты думаешь об этом?

– Каждый чёртов день, Вилли.

Я раздражённо выдохнул.

– Вау, – произнёс я, кладя руки на подоконник.

– Мы могли бы устроить жизнь здесь, – сказал он. – И конечно, моя семья сумасшедшая, но они хотя бы не ненавидят меня из-за того, что я гей, и они не будут постоянно совать нос в наши дела. И вообще, я скучаю по Бостону. Это мой дом, Вилли. Это место всегда будет моим домом. Я хочу снова присоединиться к реальному миру. В Миссисипи прикольно, но давай начистоту, никто в здравом уме не хочет жить в таком месте.

– Спасибо, Ледбеттер.

– Я говорю не о тебе.

– Обо мне, в каком-то смысле. Какое отношение что-то из этого имеет к Маку?

– Никакого, – сказал он.

– Никакого?

– Это сложно, Вилли.

– А ты попробуй рассказать. Я вылетел из колледжа, знаю, но мне удалось попасть на урок или два, прежде чем это произошло.

– Мы говорили о наших прежних жизнях. Прежних друзьях. О том, что делали. Клубы. Гольф. Прогулки по гавани. Новая яхта его отца. Знаешь, мы выросли вместе. Он был моим лучшим другом. Всю старшую школу. Не то чтобы он был совершенным незнакомцем. И он живёт не так далеко отсюда. И я кое-что понял.

– Что?

– Мне нужна моя жизнь, Вилли. Я люблю тебя. Я очень, очень сильно люблю тебя. Но сейчас мне нужна моя жизнь. Я хочу двухкомнатную квартиру рядом с Капитолием. Я хочу ходить в спортзал по дороге с работы. Я хочу время от времени ходить в чёртову художественную галерею. Я не хочу жить в месте, где на каждом углу чёртова церковь, и всё чертовски религиозное всё чёртово время. Ты открываешь газету, и там какой-то мудак капает тебе на мозги на редакционной странице. Или включаешь радио, а там Майк Хакаби* делает свой чёртов Хакаби-отчёт. Меня тошнит от этого, Вилли. Господи, Боже, я не думаю, что смогу это больше выносить.

*Майк Хакаби – консервативный американский политик, член Республиканской партии.

– Оу.

Джексон Ледбеттер обычно не ругался, но когда это происходило, то потому, что он был действительно, по-настоящему возмущён.

– И как бы весело ни было жить среди деревьев и кататься на квадроциклах по огромным лужам дорожной грязи к “лунке для рыбалки”, у меня такое чувство, будто я хочу большего, Вилли. И я не пытаюсь быть злым, но я городской парень, и я просто не получаю тех вещей, в которых нуждаюсь.

– Всё это из-за разговора с твоим старым бойфрендом?

– Я хотел поговорить с тобой об этом до того, как умер Ной.

– И за всё это время ты никогда не говорил ни слова?

– Ну, из-за Ноя ты был не в порядке, и я не думал, что рассказывать тебе о своём желании переехать обратно в Бостон было хорошей идеей.

– Значит, всё это время ты был несчастлив и только сейчас мне об этом рассказываешь?

– Не несчастлив, Вилли. Не в своей тарелке. И ты знаешь, о чём я говорю. Как только ты здесь открываешь рот и начинаешь говорить, люди тут же понимают, что ты не отсюда. И ты знаешь, каково это. Это ощущение со мной последние девять лет, и я от него устал.

Я замолчал.

Кстати о потрясении.

– Пожалуйста, не злись, – сказал он, снова беря меня за руку.

Я не отстранился.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты хотя бы подумаешь об этом, Вилли.

– А я-то думал, что ты влюблён в мистера Чопорные Штанишки, – сказал я.

– В Мака? Если хочешь терять своё время на ревность, валяй, но ты мой муж, и мне этого достаточно. Мак просто друг. И даже не очень хороший друг, больше нет. Он зашёл потому, что хочет помочь мне найти работу. Если я смогу сослаться на его отца в своём резюме, это может открыть много дверей. Я знаю, тебе плевать на такие вещи, но меня не было девять лет, и мне нужно найти способ вернуть прежнюю динамику.

– И ты хочешь переехать в Бостон?

– Да, – сказал он. – Боже, да!

Я покачал головой, отчасти ошеломлённый.

– Просто скажи, что подумаешь об этом, – умолял он.

– Мне придётся бросить свою работу в Тупело. Ты знаешь, как долго мне пришлось искать приличную работу?

– Здесь ты можешь быть переводчиком для глухих. И здесь намного больше вакансий, намного больше возможностей. Ты мог бы, наверное, получить работу в любой из главных больниц.

– А что насчёт страховки? Тони понадобится страховка – мы не сможем заплатить за всё его лечение. Одни лекарства стоят около десяти тысяч долларов в месяц или какую-то другую чертовски возмутительную сумму.

– У Тони есть Медикейд*. Нам придётся покрыть часть цены, но большую часть за него платят. И мы получим пособие за опеку над ним. Будет не так уж много, и определённо не для Бостона, но тебе не придётся переживать за страховку. И если ты делал своё домашнее задание так, как делал я, то знаешь, что льготы, которые он получит здесь, намного больше, чем те, которые он получит, если мы останемся в Миссисипи.

* Медикейд – американская государственная программа медицинской помощи нуждающимся. Осуществляется на уровне штатов при поддержке федеральных властей. Медицинская помощь оказывается лицам, имеющим доход ниже официальной черты бедности.

– И чем ты будешь заниматься?

– Здесь мириады вакансий медбратьев, которые я мог бы занять. Это не проблема.

– А что насчёт него? – спросил я, поворачиваясь, чтобы взглянуть на Тони.

– Если это действительно то, чего ты хочешь, Вилли, мы это сделаем.

– Ты серьёзно?

– Конечно. И он меня влечет. И ты ему очень нравишься. Я вижу. Со мной он немного сдержан, но к тебе он действительно привязался. И если это поможет тебе двигаться дальше, то это правильный поступок. Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но Ной мёртв – и ты должен отпустить его, и если это твой способ вернуться к прежней жизни и двигаться дальше, то давай сделаем это. На самом деле, я с нетерпением этого жду.

– Правда?

– Кто ещё будет играть со мной в Xbox?

– Не глупи.

– Я серьёзно! Нам было очень весело, мне и Ною. Мне нравилось быть отцом. Мне не нравилось, что на нас все смотрели, и что люди подвергали сомнению наше родство, и всякая другая ерунда Миссисипи, но мне нравилось быть “папой” для Ноя. И я был бы не против проделать всё это снова, Вилли. И в этот раз мы займёмся этим вместе, с самого начала. Но здесь должно быть двустороннее взаимодействие, и у меня тоже есть желания.

– Я знаю, что есть.

– И я никогда не говорил, что собираюсь жить в Миссисипи остаток своей жизни.

– Я знаю.

– Так что просто скажи мне, что подумаешь об этом.

– Ладно. Я подумаю об этом, Ледбеттер.

– Правда?

– Конечно, подумаю. Какого чёрта с тобой не так?

– Ну, ты не особо хорош в том, что касается внимания к другим людям, Вилли. Ты просто сражаешь всех наповал, и будь что будет.

– Неправда!

– Правда! Прожив с тобой девять лет, я точно знаю, почему началась Гражданская война.

– Что это должно значить?

– Вы, ребята, хотите того, чего хотите, и вам насрать на всех и всё. Я никогда в жизни не видел так много упрямых уродов.

– Ну, спасибо.

– Пожалуйста. И веришь или нет, тебе не обязательно жить как беженец.

– Это песня Тома Петти*.

*Том Петти – американский рок-музыкант, который придерживается традиционного альбомного рока конца 1960-х.

– Это правда, Вилли.

Я улыбнулся ему.

– Что? – с подозрением спросил он.

– Люблю тебя, здоровяк, – сказал я.

– Прекращай это дерьмо!

– Люблю, люблю, люблю тебя!

– Вилли…

– Ты будоражишь мой мир, маленькая ты секс-машина.

– О, Господи!

– Ты будоражишь мой мир, Ледбеттер. Иди к папочке!

– Отвянь, Вилли! Ради всего святого!

Глава 19

Надрал зад

Вечером мы обнаружили, что Тони Горзола не такой уж простак в шашках, которые мы разложили на кофейном столике в гостиной. Теперь можно было с удовольствием посидеть у огня. Мистер и миссис Ледбеттер “удалились”, оставив нас хозяевами в доме. Снежная буря обрушила около двадцати сантиметров свежего снега, но работали снегоуборочные машины, и улицы были расчищены. Конгрессмен откланялся, и Мак тоже исчез.

Тони положил свою книгу о динозаврах на край кофейного столика – казалось, он не хотел с ней расставаться – и умело расставил фигурки по местам, после чего одарил меня серьёзным взглядом. В его глазах был намёк озорства, будто он планировал надрать мой южный зад и упивался мыслью об этом.

И он ещё как надрал мне зад.

Если честно, я не играл в шашки целую вечность и глубоко недооценивал его способности – не говоря уже о его хитрости. Он сделал несколько рискованных ходов, которые я должен был предвидеть, но этого попросту не произошло.

Реванш был не лучше.

– Каково проигрывать семилетнему ребёнку? – с улыбкой спросил Джексон.

– Почему бы тебе самому не попробовать, чтобы понять?

– Ему слишком весело.

– Ты просто трусишь.

– Да ну? Смотри сюда, Кантрелл.

Можно мне сыграть? – прожестикулировал Джексон Тони, который счастливо кивнул, будто чтобы сказать, что не будет никакой разницы.

– Посмотри на него, – сказал Джексон. – Он довольно дерзкий для семилетнего ребенка

– Он, наверное, надерёт тебе зад.

– Продолжай мечтать!

Джексон всегда относился к играм серьёзно, будто судьба известной вселенной зависела от того, выиграет он или нет. С Ноем он играл и играл, они оба сводили меня с ума своим постоянным соперничеством.

Тони потребовалось около пяти минут, чтобы оказаться с четырьмя побитыми фигурками, в то время как у Джексона не осталось ни одной.

– Чёрт возьми! – едва слышно выругался Джексон.

– Я тебе говорил!

– Он действительно хорош.

– Или просто ты неудачник, – предположил я.

– Я не неудачник!

– Ты им будешь, продолжай лажать так, как сейчас.

Ещё две минуты, и игра была окончена.

Тони улыбался от уха до уха, довольный собой.

– Чёрт возьми! – снова воскликнул Джексон. – Я хочу реванш!

Мы можем сыграть ещё раз?

Тони пожал плечами и усмехнулся.

– У тебя есть какие-нибудь фильмы про динозавров? – спросил я.

– “Парк юрского периода”?

– Что-нибудь менее кровавое! Ему всего семь, знаешь ли.

– Мы можем найти что-нибудь по «Нетфликс»* (прим.: Нетфликс – американская компания, поставщик фильмов и сериалов на основе потокового мультимедиа). Как насчёт “Мадагаскара”? Ною нравились эти фильмы.

– Это было бы идеально. Как мне включить этот твой «Нетфликс»?

– Просто нажми кнопку, на которой написано “Нетфликс”. Всё так просто, что даже ты сможешь это сделать, Вилли.

– Спасибо, – ответил я. – По крайней мере, я не неудачник.

– Я не неудачник!

– Неудачник.

– Заткнись, Кантрелл!

После того, как Джексон ещё три раза проиграл Тони, который был крайне доволен собой, мы захватили секционный диван перед телевизором, чтобы посмотреть фильм. Джексон приготовил попкорн, приглушил свет.

Тони сидел рядом со мной на диване, глядя в большой экран телевизора – это была громадная семидесятидюймовая штука, встроенная в стену – через свои толстые очки, с выражением убийственной серьёзности на лице. Хотя Джексон каким-то образом включил субтитры, я не думал, что это сильно помогало. Я не был уверен, как хорошо умеет читать Тони, насколько поймёт историю.

Однако он, казалось, не возражал, его глаза впитывали животных, он смеялся над их кривляньями, усмехался, охал, ахал, морщился, когда один из них попадал в неприятность. Когда всё стало выглядеть мрачно, он двигался всё ближе и ближе ко мне, зарываясь лицом в моё плечо, когда не хотел что-то видеть. К тому времени, как мы добрались до конца фильма, у нас у всех уже немного устали глаза.

Тебе пора идти в кровать, – прожестикулировал я.

Правда?

Да.

Я не хочу идти в кровать.

У нас завтра будет насыщенный день. Тебе нужно поспать.

Он нахмурился.

Мы тоже пойдём в кровать, – сказал ему я.

– Ему нужно принять ванну, – сказал я Джексону, пока мы поднимались наверх. – Может быть, ты можешь помочь, раз…

– Он не будет распространять физиологическую жидкость в ванне.

– Ну, ты больше знаешь о том, что нужно делать, чем я. Я не хочу всё испортить.

– Я помогу ему, – сказал Джексон. – Нужно быть осторожным, вот и всё.

Пока Джексон присматривал за ним в ванной, я прибрался в его комнате и достал чистую пижаму. Что-то во мне вызывало грусть, пока я делал это, потому что его одежда была обносками и видала лучшие времена. Мне хотелось пойти и купить ему новенькую одежду, но Джексон предостерёг это, и не безосновательно. Мы не хотели, чтобы всё выглядело так, будто мы пытаемся завоевать его кучей материальных вещей. Мы могли бы с такой же лёгкостью – и сделали бы, заверил меня Джексон – дать немного денег Хизер Дюпорт, чтобы она купила Тони одежду, и чтобы он не знал об этом, как и купили бы ему что-нибудь хорошее, чтобы для него положили подарок под рождественскую ёлку. Выберет он нас или нет, я хотел, чтобы у него это было.

Я почувствовал комок в горле, когда разобрал нижнее бельё и носки Тони и увидел в них дырки. Четыре футболки, которые упаковали, выглядели так, будто каждую выстирали тысячу раз, все выцветшие и потрепанные. И его пижама была слишком большой для семилетнего мальчика. И не первый раз я задавался вопросом, почему так много детей остаются незамеченными в богатейшей, самой процветающей стране мира. Мне хотелось спросить у ненавистников абортов, кричащих об убитых эмбрионах, обо всех детях, которые ложились в кровать голодными, или холодными, или нелюбимыми, или нежеланными, или подвергающимися жестокому обращению, которых выбрасывали на обочину, потому что они калеки, глухие или тупые, или все эти три качества вместе.

Если мы не могли позаботиться об уже существующих детях, какой смысл переживать за пучок клеток внутри женских органов? Но, видимо, жизнь священна только до тех пор, пока не окажется в родовом канале. Как только эта жизнь выползает из женской вагины, все ставки исчезают. Бог знает, мы с мамой снова и снова обсуждали эту тему, и то, что мама сказала бы о моём желании усыновить глухого ребёнка с ВИЧ, было совершенно за гранью моего понимания.

Джексон завернул Тони в большое банное полотенце. Он принёс его в комнату и посадил на кровать, после чего помог ему одеться в огромную пижаму.

Где… моя книга? – спросил Тони, лихорадочно оглядываясь вокруг.

Я положил её на шкаф. Я поднял её, показал Тони. Он забрал книгу из моих рук и прижал к своей груди, пока забирался в кровать.

Где… мои фотографии? – спросил он.

В твоей книге, – сказал я, кивая на книгу.

Он суетливо открыл книгу, перелистывая страницы, пока не наткнулся на полоску фотографий, которые мы сделали в торговом центре. Он посмотрел на эти фотографии и улыбнулся.

Джексон присел на одну сторону кровати, в то время как я сидел на другой.

Мы оба наблюдали.

Он, наконец, поднял взгляд от фотографий, глядя на каждого из нас.

Ты в порядке? – спросил я.

Он кивнул.

Хочешь чего-нибудь?

Он покачал головой.

Если тебе что-нибудь понадобится, приди и скажи нам. Мы прямо за этой дверью. Хорошо?

Хорошо.

Спокойной ночи, малыш Т.

Мистер?

Да?

Он выглядел так, будто хотел что-то сказать, но не говорил. Он просто смотрел на меня долгую минуту, затем повернулся и посмотрел на Джексона.

Мистер? – снова произнёс он, переводя взгляд обратно на меня.

Да?

Мистер?

Да?

Я… мне…

Он нахмурился, будто слова его подводили.

Я вытянул руку. Он погладил пальцами мою ладонь, с напряжением глядя на меня, потерянный в своих мыслях, которыми не мог поделиться. Он перевернул мою руку, чтобы посмотреть на тыльную сторону ладони, и провёл по ней пальцами.

Через пару минут я указал на него пальцем.

Ты… ложись спать, хорошо?

Он кивнул.

Мистер?

Да?

Останетесь?

Мы останемся с тобой, пока ты не заснёшь. Хорошо?

Хорошо.

Он закрыл глаза и откинулся на подушку.

Глава 20

Всё по Диккенсу

После завтрака, следующим утром, мы собрались в «Джипе Гранд Чероки» Ледбеттеров золотого цвета. (Миссис Ледбеттер озабоченно отметила, что это какая-то “ограниченная серия”, но мои глаза стекленели от роскоши).

– Куда мы едем? – снова спросил я.

– Ох, Вайлис, дай девушке повеселиться! – воскликнула с переднего сидения миссис Ледбеттер. – Мы будем на месте через пять минут.

– Я не особо люблю сюрпризы, Юдора.

– Этот полюбишь, Вилфред, могу тебя заверить. Стивен, посмотри на того маленького пешехода. Зачем кому—то выходить на этот ужасный холод, уверена, я не знаю, но ему не нужно, чтобы ты его переехал, дорогой.

– Он на тротуаре, – сердито ответил мистер Ледбеттер.

– Будь осторожен, дорогой. Случаются аварии. Мы не хотим, чтобы наши имена попали в газету, по крайней мере, не так. Наверное, эта бедная душа пользуется общественным транспортом, и у неё нет туалетного горшка. Последнее, что ему нужно, это протекторы шин на скулах. А теперь, Вайлис, ты просто должен пообещать мне, что не будешь делать поспешных выводов. Откройся, Вайлис! Я знаю, ты способен на это.

– Открыться в чём? – спросил я.

– Увидишь, дорогой. Джеки, я надеюсь, ты не испортил мамочкин сюрприз. Так ведь?

– Я не сказал ни слова, мам.

– И не должен был! Это меньшее, что ты можешь сделать.

– Куда мы едем? – снова спросил я, крайне раздражённый поведением миссис Ледбеттер. У меня всегда было такое чувство, будто эта женщина таскает меня, как воздушный шарик на палочке.

– Увидишь, дорогой. Постарайся быть терпеливым. Мы пришли к каким-нибудь выводам по поводу нашего маленького сироты?

– Он нам нравится, – сказал Джексон. – И не называйте его сиротой. Его зовут Тони.

– Но он сирота, дорогой. Это всё по Чарльзу Диккенсу, знаешь ли. Забрать какого-то ребёнка из убогого существования. За такие вещи должны раздавать награды.

– Благотворительность начинается с дома, – сказал мистер Ледбеттер.

– Ну, у нас нет несчастных, убогих детишек, которых они могли бы усыновить, так что им приходится искать где-то ещё, Стивен, и совершенно правильно. Я считаю, что им следовало арендовать утробу, если и только потому, что эта история будет более интересной. Не думаю, что когда-нибудь встречала женщину, которая вот так сдавала бы в аренду свою матку, но я открыта для нового. Я бы сдала в аренду свою собственную матку, но к тому времени, как с ней разобрался Джеки, от нее мало что осталось.

– Мама!

– Мамочка шутит, дорогой. Постарайся не отставать.

– Я не испортил твою матку!

– Но ты убедил меня никогда не повторять этой ерунды. Я помню, когда была с тобой в больнице, Джеки. Меня так тянуло на суши. Это было невероятно, правда. Медсестра сказала, что это не особо хорошо. Микробы, знаешь ли, всё такое. Я сказала, что у меня в вагине что-то размером с маленького кита, и если я хочу суши, то ради Бога, я съем суши. Ты чуть не убил меня, Джеки. Боль была нестерпимая! Ты не просто плыл по моему родовому пути, ты скакал вверх и вниз по этой бедняжке. Я поклялась, что никогда не повторю этого снова. Я сказала твоему отцу: “Если хочешь ещё одного ребёнка, тогда укради его с улицы, но ни за что в мире я не пройду снова через эту нестерпимую боль”. В любом случае, в те дни вокруг бродило так много детей, что никто бы не заметил, если бы один или два пропали.

– Мама, пожалуйста, – в отчаянии произнёс Джексон.

– Затем, когда ты родился, ты просто посмотрел на меня, и я поняла…

– Что ты поняла?

– Что я никогда не хочу пройти через этот ад снова. Ты бы подумал, что моя утроба батут, так я тебя вынашивала. После этого у меня много дней не сходили синяки по всему телу. Ты выбил мне три позвонка. Ты будто тренировался для роллер-дерби* (прим.: *Роллер-дерби – женский контактный командный спорт, в котором гонки на роликовых коньках сопровождаются столкновениями и своеобразной борьбой).

– Думаю, ты преувеличиваешь.

– Я, дорогой? Преувеличиваю, дорогой? Не глупи, дорогой. К тому времени, как ты родился, пяти докторам потребовалось засунуть руки в мою вагину, чтобы всё собрать. Честное слово! Потом медсестра сказала, что я должна покормить тебя грудью. Господи! Представь, каково это, когда такой, как Джеки, сосёт мою грудь днём и ночью! Ох, это было ужасно.

– Мам!

– Если бы я хотела, чтобы кто-то сосал мою грудь, я бы кого-нибудь наняла. Я слышала, что можно поехать в центр и найти что-то такое.

Джексон закатил глаза и вздохнул.

Мистер Ледбеттер остановился перед величественным зданием, в котором располагались апартаменты.

– Вот мы и здесь! – торжественно произнесла миссис Ледбеттер.

– Мы кого-то навещаем? – спросил я у Джексона, пока мы выходили.

– Увидишь, – с блеском в глазах ответил он.

Мистер Ледбеттер повёл нас вверх по крутой лестнице к квартире 504 на Пайн-стрит, у которой было милое крыльцо (узковатое, но милое) и очень вычурная входная дверь. Он достал ключ, открыл замок, и мы зашли внутрь.

Я держал Тони за руку, пока мы проходили в щедро обустроенную квартиру, которая была морозно холодной.

– Никого нет дома, – сказал я.

– Но будет, – сказала миссис Ледбеттер, с улыбкой поворачиваясь ко мне. – Ну, на самом деле, уже есть. Не так ли, Джеки?

На лице Джексона была огромная улыбка.

– Что? – спросил я. – Вы не можете просто сказать мне, какого чёрта мы здесь делаем?

– Вилли, – произнёс Джексон, беря меня за свободную руку. Он посмотрел на меня, а потом на Тони. – Эта квартира принадлежит моим маме и папе. Они хотят отдать её нам, но на одном условии.

– Что за условие? – с подозрением спросил я.

– Мы переедем сюда.

В ошеломлении я огляделся. Я ничего не знал о земельной собственности, или о дорогой мебели, или об искусстве, но я бы не удивился, если бы эта квартира щеголяла ценником на миллион долларов.

– Ты, должно быть, шутишь, – сказал я.

Джексон покачал головой.

Тони поднял на меня взгляд с выражением любопытства на лице.

Тебе нравится это место? – прожестикулировал я.

Он кивнул.

Здесь мы с Джеем хотели бы жить. Может быть, ты станешь жить с нами?

Он улыбнулся, отпустил мою руку и начал расхаживать вокруг, будто был хозяином этого места.

– Ну? – произнёс Джексон.

– Я не знаю, что сказать, – признался я.

– Если тебе здесь не нравится, у нас есть три другие квартиры, из которых ты можешь выбрать, – сказала миссис Ледбеттер. – Это наш способ сказать, что мы очень хотели бы, чтобы вы с Джеки переехали в Бостон. Думаю, ты найдёшь атмосферу здесь более приветливой.

Я посмотрел на мистера Ледбеттера, который смотрел на меня с довольно странным выражением на лице.

– Ты знаменитый писатель, Вилли, – сказал он. Сегодня утром он казался уставшим, его лицо было слишком бледным, движения неуверенными, подавленными, будто он нехорошо себя чувствовал. – И ты сделал то, на что мы с Юнис никогда не были способны.

– Что, сэр? – спросил я.

– Ты сделал моего сына счастливым. Ты заслуживаешь за это маленький утешительный приз. Бог Свидетель, мы устали.

– Папа! – воскликнул Джексон.

– Это правда, сынок. Честно говоря, я считал тебя таким же безумным, как шляпник, когда ты начал встречаться с мужчиной из Тупело, Миссисипи. Чёрт, я считал тебя сумасшедшим только потому, что ты вообще туда поехал. Я по-прежнему думаю, что ты немного свихнулся, но, по крайней мере, ты счастлив от этого, а это в мире что-то да значит. Думай, что хочешь, Джеки, но всё, чего я когда-либо хотел, это чтобы ты встал на ноги. И, кажется, ты это сделал.

– Оу.

– В любом случае, Джеки, Вилли, квартира ваша, если хотите. Мы с твоей матерью не можем забрать всю эту ерунду с собой в могилу, так ведь? А она просто стоит здесь, пустая. И если вы собираетесь снова стать родителями, вам понадобится несколько дополнительных спален…

Я вдруг почувствовал наплыв эмоций и неуверенность, поэтому прошёл по ковру к окну с видом на улицу, вытирая глаза.

– Ну? – спросил Джексон, подходя, чтобы встать рядом со мной, беря меня за руку.

– Я не знаю, что сказать, – признался я. – Я просто действительно не знаю, что сказать.

– Скажи “да”, Вилли. Вот и всё.

– Никто никогда не делал для меня ничего такого, Джек.

– Не велико дело.

– Для тебя может и нет.

– Послушай, – сказал Джексон, беря меня за обе руки и поворачиваясь ко мне лицом. – Мы переедем сюда. Мы усыновим Тони. Или даже просто возьмём его на попечительство, если не сможем усыновить. Мы устроим его в одну из самых лучших школ в Бостоне, где он может научиться жестикулировать и пройти логопедическую терапию. У него будет лучший медицинский уход. Мы построим здесь жизнь, Кантрелл. Вот увидишь.

– А как же мама? И Билл? И Шелли? И Мэри в Нэшвилле, записывает диск. Это может быть год, когда она добьётся многого. И миссис Хамфрис только умерла – Тоня сейчас в том ещё состоянии, а она моя лучшая подруга. Я просто не знаю, могу ли оставить всё это позади, Джек. Там мой дом. Там моя семья.

– Мы тоже твоя семья, – отметил Джексон.

– Я знаю, но я не могу просто смотать удочки и уехать…

– Но ты можешь, – очень мягко произнёс Джексон. – И я думаю, что ты должен. Думаю, тебе это нужно, Вилли. Думаю, тебе нужно быть в атмосфере, где люди поддерживают и заботятся о тебе, а не постоянно тыкают в тебя этой религиозной брехнёй. Я хочу, чтобы ты увидел комнату наверху. Это была бы идеальная комната для того, чтобы ты в ней писал. Мы поставим туда твой компьютер и твои книги, там отличный вид, ты можешь писать от души. Я думаю, что тебе нужно это сделать, Вилли. Не только ради меня, а ради нас обоих. В мире есть больше, чем Тупело, штат Миссисипи.

– Я знаю, – несчастно произнёс я.

– Так что скажешь?

– У меня есть выбор?

– У тебя всегда есть выбор.

– А как же счета? Как же моя машина? Я ещё не расплатился.

– У нас очень хорошее финансовое положение. Ты это знаешь. У нас достаточно сбережений, чтобы безбедно прожить год, а, вероятно, и того больше.

Я вздохнул.

– Ну? – поторопил он.

– Ты действительно хочешь сюда переехать, да?

– Да, – сказал он.

– Ты же знаешь, я не люблю перемены.

– Знаю.

– И ты знаешь, что я упрямый урод. Ты сам так сказал.

– Мы можем с этим справиться, Вилли.

– И мне придётся уйти со своей работы в городе.

– Вилли!

– Что?

– Пожалуйста?

Я посмотрел на Тони, который стоял у книжного шкафа, проводя пальцами по корешкам маленькой книжной коллекции, которая обитала здесь, особое издание всего Диккенса.

– Мы оба получили право брать на попечительство и усыновлять детей здесь, так что оба наших имени будут в документах, – отметил Джексон, замечая то, как я смотрю на Тони, с лёгкостью угадывая мои мысли. – Мы устроим его в хорошую школу с хорошей программой. У нас здесь будут друзья. Поддержка. Мои родители. И ты знаешь, если ты здесь устроишь автограф-сессию или что-то ещё, к тебе придут сотни людей, а не просто дюжина или две, не так, как было там. Здесь мы можем сделать действительно большой шаг вперёд, Вилли.

Я вздохнул.

Он прав.

Конечно, прав.

Но что скажет мама? И Билл? И каково будет жить в большом городе, когда у тебя перед лицом постоянно мириады людей?

– Полагаю, если мы собираемся жить здесь, тебе лучше показать мне дом, – сказал я. – Но я ничего тебе не обещаю, Ледбеттер.

– Просто шанс. Это всё, о чём я прошу.

– Помнишь, как мы говорили о том факте, что иногда я тебя ненавижу? Думаю, это один из тех случаев.

– Вот увидишь, – заверил он меня. – Тебе здесь понравится.

– Я не единственный, кого ты должен убедить, – сказал я, подходя к книжному шкафу, который привлёк внимание Тони.

Ты хотел бы жить здесь? – прожестикулировал я.

Правда?

Да. Здесь мило, не так ли?

Его единственным ответом была улыбка.

– Перевес голосов, я уже вижу, – сказал я, в отчаянии бросая взгляд на Джексона.

Глава 21

Значит, это прощание

В тот вечер мы отвезли Тони Горзола обратно в Бостонский дом для мальчиков, ровно в шесть часов.

Посещение подошло к концу.

Стоя на парковке, держа его руку и дрожа, пока Джексон доставал маленький чемодан Тони из багажника, я был в кошмарном состоянии. Я не хотел, чтобы он возвращался в это место и в ту жизнь, которая ждала его внутри. Что—то в его серьёзных, грустных глазах говорило мне, что он может согласиться с этим чувством, но он ничего не говорил, как и не показывал своих чувств.