Текст книги "Разнести повсюду весть (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Эта последняя фраза была направлена на меня, и он смотрел открыто, будто бросая мне вызов.

– Нет ничего плохого в том, чтобы просить о помощи, – согласился я.

– Итак, – произнесла Хизер, – мы разговариваем об этом потому, что поведение Тони стало… слишком беспокойным? Разрушительным?

– Вовсе нет, – сказал Джексон. – Я просто хотел сразу выложить это на стол и начать искать варианты.

– А что обо всём этом думает Амелия? – спросила она, поворачиваясь, чтобы взглянуть на Амелию, которая сидела на ручке кресла Джексона.

Амелия, казалось, занервничала от такого внезапного внимания.

– Он немного странный, – тихо сказала она. – Но он нормальный. Он действительно очень мил со мной. Сегодня утром он пришёл ко мне в комнату и пытался что-то сказать, но я не понимала. Тогда он схватил одну из моих кукол и убежал, будто хотел поиграть, так что я погналась за ним. И так и было – он хотел поиграть. Он хотел, чтобы я догоняла его. Так что я догоняла. Он нормальный. В смысле, он, конечно, мальчик, чего ещё от него ждать?

– Ты не думаешь, что он пытался украсть твою куклу? – спросила Хизер.

– Конечно, нет. Он просто хотел поиграть, хотел привлечь моё внимание. На самом деле, мы повеселились. Я всё время забываю, что он меня не слышит. Мистер Джек учил меня, как с ним разговаривать.

– Тебе нравится, что он твой младший брат? – спросила Хизер.

– Он нормальный, – сказала Амелия. – И я этого не ожидала.

– Чего ты ожидала?

– Я думала, мы будем постоянно ругаться. Как в фильмах. Но он просто хочет играть. Ему не нравится ругаться. И мы всё равно не смогли бы ругаться, потому что не можем друг с другом разговаривать. По крайней мере, пока. И я всё равно не думаю, что ругалась бы с ним.

– Почему нет? – спросила Хизер.

– Не знаю, – призналась Амелия. – Он… ну, он не тот, с кем хочется ругаться. Вы понимаете. Ученик с особыми нуждами. Я хочу сказать, не особо весело ругаться с такими, как он, потому что они не… ну, вы понимаете.

– У него и так достаточно проблем? – подтолкнула Хизер.

– Ага.

Мы проговорили почти час, пока Хизер делала пометки в блокноте.

На пути к выходу Хизер сказала:

– У вас хорошая квартира. Кажется, Тони здесь очень счастлив.

– Мы надеемся на это, – сказал я.

– Есть пара докторов, которых я бы порекомендовала для консультаций. Я позвоню вам и дам их номера, когда вернусь в офис. И увидимся с вами снова где-то через месяц. Пока всё хорошо.

Мы попрощались.

– Не злись, – сказал Джексон, закрыв дверь. Он смотрел на меня умоляющим взглядом.

– Я не злюсь, – сказал я. – Честно. Не злюсь.

– Я переживаю, что ты слишком втянешься в это и не увидишь очевидного. Я не хотел так на тебя набрасываться.

– Я тебе доверяю, – сказал я.

– Правда?

– Конечно. Ты работал с детьми. Ты знаешь, о чём говоришь. И ты более объективен. Я знаю. Ты более уравновешенный, чем я. Но ты прав.

– Насчёт чего?

– Насчёт шутки с мамой-медведицей. Если начнёшь говорить о том, чтобы отказаться от Тони, то узнаешь на своей шкуре, на что я способен.

Он улыбнулся, но нерешительно, потому что знал, что я шучу, но не совсем.

Амелия усмехнулась, наблюдая за нами.

– Мы не откажемся от него, – сказал Джексон. – Не сейчас. Никогда. Но может потребоваться что-то большее, чем твоё ослиное упрямство, чтобы исправить эту проблему.

– Я всегда твёрдо верил, что если ты игнорируешь что-то достаточно долго, то это просто исчезнет.

– Что ж, кажется, это не работает, когда дело доходит до Сары Пэйлин.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Боже, если бы.

– Кстати, ты был очень близок.

– Близок к чему? – спросил он.

– Если бы ты сказал, что это не работает, когда дело доходит до Сары Пэйлин и сифилиса, то было бы смешнее. Сифилис – это смешно. Не спрашивай, почему, но это так. Добавь в шутку сифилис, и люди перестанут сдерживаться.

– Я думал, сифилис – это твоя фишка, и я не должен её использовать.

– Если тебе нужен сифилис, отсыпь себе немного, детка. Бактерии не заразны.

– Что такое сифилис? – спросила Амелия.

– Не бери в голову, – сказал Джексон.

– Тебе не нужно делать домашнее задание? – добавил я.

– Ладно, – сказала она. – Я пойду посмотрю в словаре!

– В нашем словаре нет сифилиса, сладкая, – с усмешкой сказал Джексон.

Глава 77

Я знаю то, что знаю

– Мы уже проделали долгий путь, – сказал в тот вечер Джексон, заглянув в ванную.

Я сидел на краю ванны, наблюдая за купанием Тони. Сейчас он инсценировал войну с двумя резиновыми утками, которых мы ему дали. Он не обращал на нас никакого внимания, но не в плохом смысле. Пока я был в зоне видимости, он, казалось, мог расслабиться, играть и не переживать. Если я отходил слишком далеко, он волновался и начинал меня искать. Как только он меня видел, на его лице отражалось облегчение. И чем ближе он был ко мне, тем безопаснее себя чувствовал. Он всегда был очень замкнутым и осторожным, когда сидел напротив за обеденным столом, но если сидел рядом со мной, то расслаблялся и чавкал во время еды, будто имел полное на это право.

Которое, конечно же, у него было.

– Он тебе доверяет, – сказал Джексон.

– Тебе тоже, – отметил я.

– Но не так, как тебе. Больше всего мне не даёт покоя тот случай, когда он выбежал за дверь на улицу.

– Теперь я никогда не снимаю цепочку, на всякий случай.

– Всё равно. Я тут думал.

– Да?

– Я хочу снова увидеть его мать.

– Зачем?

– Я хочу знать, что с ним случилось, – тихо сказал он.

– Она никогда нам не расскажет.

– Она может.

– Что заставляет тебя так думать? – спросил я.

– Кое-какая информация о личной выгоде может её убедить. Скажем, стодолларовое пожертвование на её счёт или что-то ещё. Кто знает?

– Дать ей взятку?

– Конечно. Почему нет? Ты не хочешь узнать?

– Я знаю, что с ним случилось, Джек.

– Откуда тебе знать?

– Потому что это случилось со мной, на случай, если ты забыл.

– Ты говоришь о случае с отцом Майклом?

– Да. О случае. Я был намного старше четырёх лет, но всё равно. Это было довольно трудно, и после этого я никогда не был прежним. Я просыпался по ночам, боялся, что кто-то в моей комнате. И когда было темно, я не мог выглядывать в окна, потому что боялся увидеть там лицо. Что кто-то идёт за мной. Не какой-то монстр, как Франкенштейн, а человек. Какой-то парень. Какой-то мужчина. Так что… да. Я знаю, что это такое. Но Тони не знает, что это такое. Он не знает, как сказать об этом.

– Ты никогда не рассказывал мне подробностей о том случае с отцом Майклом. Сколько тебе было, когда это произошло?

– Мне было девять, когда мы отправились в ту поездку в Джексон, чтобы повидаться с епископом.

– Господи.

– И это было дважды в ту ночь и ещё один раз утром. Это всё, но всё равно. Это больно. Чертовски больно.

– Я знаю.

– И он был священником, ради Бога.

– Это был ужасный поступок.

– И такое не забудешь, не тогда, когда что-то такое с тобой сделал кто-то, кого ты любишь, кому ты доверяешь. Это происходит, как гром среди ясного неба, и вдруг ты по колено в дерьме и не знаешь, что случилось, или как это случилось, или почему. Тони мог быть слишком маленьким, чтобы всё запомнить, но его тело помнит. А это, должно быть, оставило то ещё впечатление. Мы не говорим о том, как кто-то щупал тебя во время церковной службы или вроде того. Должно быть, случилось что-то серьёзное, что-то, что напугало его до чёртиков.

– Не повредит ещё раз сходить поговорить с его матерью. Я схожу один, если ты не хочешь.

– Мы поедем с тобой, но подождём снаружи в машине. Я не хочу снова видеть эту женщину. Одного раза хватило – она сказала всё, что мне нужно было знать.

– Она тебе не нравится?

– А почему должна?

Он замолчал.

Мы наблюдали, как Тони играет. Он был таким маленьким, выглядел таким хрупким, косточки торчали под кожей, как палки, недоразвитое тело больше подходило четырёхлетнему, нежели семилетнему ребёнку. Шрамы на его спине и вокруг живота были красными.

– Когда у него диагностировали ВИЧ? – спросил я.

– После того, как его забрали под опеку, – сказал он. – Обнаружили, когда собирали о нём данные.

– Что означает…

– Что бы с ним ни случилось, возможно, это произошло до пожара. До того, как его забрали от матери.

– Или, может быть, это было от иголок, – парировал я. – А затем случилось что-то другое, пока он был под опекой. Или что-то ещё. Опять-таки, одному Богу известно, каких людей его мать приводила в квартиру, или чем они занимались, или что могло с ним случиться, когда она была под кайфом или без сознания.

Я нахмурился.

– Люди совершают ошибки, – сказал Джексон. Он точно знал, о чём я думал.

– Это немного больше, чем ошибка, – отметил я. – Если ты приводишь ребёнка в этот мир, нужно относиться к нему правильно. Нужно сделать шаг вперёд. Отрастить яйца.

– Ты думаешь о Кайле?

Кайла была матерью Ноя.

– На самом деле, нет, – сказал я. – Кайла знала, что не готова к этому, и сбежала в самом начале. Возможно, она приняла верное решение. Она не хотела его и была честна на этот счёт, и это, наверное, было лучше всего.

– Тогда о ком ты думаешь?

– Обо всех них. Обо всех ребятах, которые беременеют и не готовы к этому, и не знают, что делают. И о грёбаном половом воспитании в стиле “только воздержание”.

– Не начинай.

– Ну, это действительно меня выводит.

– Ты учишь учёного, детка.

– Если ты приводишь ребёнка в этот мир, то должен относиться к нему правильно. Вот и всё. Хочешь заниматься сексом – ладно! Используй чёртов презерватив. Это не ракетостроение.

– Знаю.

– Я ненавижу смотреть, как дети…

– Я знаю, Вилли. Знаю. И ты можешь, пожалуйста, постараться не ругаться? У нас дети в доме.

– До меня только теперь доходит. Почему люди не хотят научить своих детей чему—то такому важному?

– Слишком много Иисуса?

– Слишком много иисусни.

Я показал Тони жестом, что пора вытираться и готовиться ко сну.

– Где Амелия? – спросил я.

– Делает домашнее задание. Знаешь, должен сказать, Ной никогда не делал домашнее задание, пока ты не начинал умолять, умолять и умолять.

Я усмехнулся.

– Амелии мне даже не приходится напоминать, – добавил он. – Не думаю, что её можно было бы застать с несделанной домашней работой. В этом плане она великолепна.

– Она великолепна, – согласился я.

– Конечно, великолепна, – сказала она, вдруг появляясь в дверном проёме. – Мистер Джек? Мне нужно больше бумаги.

– Придётся покопаться в коробках внизу.

– Вы, ребята, когда-нибудь разберёте свои вещи? – поинтересовалась она.

– Может быть.

– У вас здесь повсюду коробки, полные хлама. И, мистер Джек?

– Да?

– Я хочу есть.

– Почему бы нам всем не пойти перекусить? – произнёс он. – Думаю, у нас есть горячий шоколад. Шоколад подойдёт, верно? У него нет лица и всего такого?

– Очень смешно, – сказала она. – Но я думала о хлопьях. Мама всегда разрешала мне съесть миску хлопьев на ночь, если я проголодаюсь.

Они пошли вниз, а я понёс Тони, сейчас завёрнутого в большое полотенце, в его комнату.

Ты голоден? – прожестикулировал я, помогая ему одеться.

Он пожал плечами.

Ты любишь горячий шоколад?

Казалось, он нее понимал, что это такое.

Показать было лучше, чем говорить.

Идём, – сказал я, протягивая руку.

Джексон налил нам всем горячего какао, и мы сели у камина.

В конце концов, Джексон встал, порылся в коробках, нашёл то, что искал – большую рамку с фотографией.

– Кто это? – спросила Амелия, глядя на фотографию маленького мальчика со светлыми волосами, по бокам от которого, целуя его в щёки, стояли двое мужчин – Джексон и я. У нас у всех на лицах были глупые улыбки, и мы были одеты с иголочки.

– Обязательно поднимать эту тему? – спросил я, чувствуя, как что-то сжимается в животе.

– Пора, Вилли, – сказал он.

Я посмотрел на фото, вдруг чувствуя себя выдохшимся. Снимок был сделан в день нашей свадьбы. Мы были в смокингах, с бабочками, все разодетые и крайне симпатичные. Это был счастливейший день нашей жизни и каждое другое клише, о котором вы можете подумать, всё в одном.

– Кто это? – снова спросила Амелия, глядя на Джексона.

– Это Ной, – сказал Джексон. – Это наш маленький мальчик.

– Тот, который умер?

– Да, – сказал Джексон.

– Он похож на мистера Вилли, – сказала она, бросая взгляд на меня.

– Он был сыном Вилли, – сказал Джексон. – Я собирался усыновить его после свадьбы, но времени не было.

– Почему?

– Он уже был болен. Ему не много оставалось. И, кроме того, мы были в Миссисипи, и мы не могли там даже пожениться, не говоря уже об усыновлении. В любом случае, не в то время.

– Оу, – произнесла она.

– Я подумал, мы должны повесить эту фотографию здесь, в гостиной. Это отличный снимок.

Джексон посмотрел на меня.

Я вытер глаза, чувствуя себя глупо.

Тони подошёл к Джексону, посмотрел вблизи на фотографию, будто изучая её. Затем протянул руку, указательным пальцем проведя по чертам моего лица. Затем передвинул палец и проделал то же самое с лицом Джексона.

– Кое-кому нравится твоя фотография, – сказал мне Джексон с улыбкой.

Но затем Тони сделал кое-что странное. Он начал водить пальцем по лицу Ноя, обводя брови моего сына, его губы, его нос, его глаза, будто рисовал картину. Он смотрел на Ноя с напряжённым сосредоточением, снова и снова обводя черты.

Затем он повернулся посмотреть на меня, будто ища одобрения.

Это мой сын, – прожестикулировал я.

Правда?

Да. Он теперь твой брат.

Тони улыбнулся, повернулся обратно к фотографии и снова начал обводить каждое из наших лиц.

Глава 78

Первый день школы

– Ему не нравится, когда люди к нему прикасаются, – сказал я.

Дон Харгетт улыбнулась, будто не совсем поверила мне.

– Посмотрим, – сказала она, поворачиваясь к Тони.

Как ты, Т—о—н—и? – прожестикулировала она.

Он подвинулся чуть ближе ко мне, нахмурившись.

Это был первый день Тони в школе, и он был таким же пугливым, как кот в комнате, полной хлопушек. Однако, пока он стоял рядом со мной, цепляясь за мою ладонь или за мою руку, или за мой карман, он был достаточно смелым, чтобы оглядеться вокруг на других учеников, на учителя, на класс. Он не казался слишком потрясённым.

Ты знаешь язык жестов? – спросила его мисс Дон.

Он кивнул.

Сколько тебе лет?

Он пожал плечами.

Ты знаешь цифры?

На его лице отразилось виноватое выражение.

Твой отец говорит, что тебе семь. Это жест, означающий семь.

Она продемонстрировала жест.

Тони повторил его.

Правильно. Тебе семь лет.

Мне… семь.

Правильно. Тебе семь лет. Ты можешь показать жестами своё имя?

Меня зовут… Т—о—н—и.

Правильно. Тебя зовут Т—о—н—и. Приятно познакомиться, Т—о—н—и.

Мисс Дон протянула руку.

Неуверенно, Тони позволил ей пожать ему руку.

Мисс Дон осторожно обхватила руку Тони своими обеими, ярко улыбаясь, пока держала его долгое мгновение.

– Я же вам говорила, – сказала мне мисс Дон. – Но мы разберёмся с этим медленно, но легко. Не переживайте, мистер Кантрелл.

Она мягко коснулась руки Тони.

Хочешь познакомиться с другими учениками?

Он испуганно оглядел класс.

Всё хорошо, – мягко сказала она. – Можешь познакомиться с ними позже. Можешь присесть здесь.

Она указала на свободную парту.

Тони поправил очки, глядя на парту. Он поднял взгляд на меня, будто чтобы посмотреть, пойду ли я следом.

Я жестом показал ему присесть. Он колебался, так что я пошёл за ним. Как предложила мисс Дон, я сел на место позади него. Если ему понадобится поддержка, он мог оглянуться через плечо. В противном случае его внимание будет сосредоточено на учителе, его окружении и других учениках.

Его первый день в школе начался.

Глава 79

У меня есть имя

– Привет, тыковка, – сказал я, когда Амелия заметила нас и зашагала в нашу сторону.

Уроки в её школе только что закончились.

– Тыковка? – повторила она, закатывая глаза.

– Мисс Картофельная голова?

– У меня есть имя, знаешь ли, – сердито сказала она.

– Думаю, тыковка звучит лучше, – признался я.

– Я не тыковка.

– Ох, но это правда, милая. Ты моя тыковка.

– Ты невозможен, мистер Вилли.

– Спасибо. Как дела в школе?

– У меня куча домашки, – с гордостью сказала она. – Мне нужно сходить в магазин и купить несколько щитов для плакатов. У меня особый проект.

– Джексон может нас отвезти.

Тони потянул за рукав её зимнего пальто, пытаясь привлечь её внимание.

Привет, – прожестикулировала она.

Привет.

Он улыбнулся.

– Тони ходил в школу? – спросила она, бросая взгляд на меня.

– Ходил. И очень хорошо справился. Ты бы им гордилась.

– У него не случилось никаких… аварий?

– Сегодня нет.

– Ну, это уже что-то.

Амелия часто так говорила: “Ну, это уже что-то”. Это было очень по-взрослому с её стороны.

– Так и есть, – согласился я. – Мы должны отпраздновать это событие. На Пайн-стрит есть пекарня. Мы могли бы купить пончиков.

– Пончиков?

– Это одна из четырёх главных групп продуктов питания. Ты не знала? Нужно съедать три порции пончиков в день, если хочешь быть здоровой и счастливой.

– Или большим жирдяем, – сказала она.

– Это лучше, чем быть несчастным тощим коротышкой. Пончики делают тебя счастливым.

– Неправда!

– Должно быть что-то, что делает тебя счастливой. Ты бы предпочла что-то другое?

– У них в этой пекарне есть печенье?

– У них есть особенное печенье. Если разломаешь его пополам, то все калории выпадут, так что тебе не нужно переживать за свой вес.

– Они, наверное, хорошо распродаются, – понимающе заметила она, и мы начали дорогу домой. Тони шёл между нами, держа нас за руки.

– Что нравится Тони? – спросила она.

– Он мальчик. Он съест что угодно.

– Как мистер Джек?

– Ты имеешь в виду папу?

– Он мне не папа!

– Я твой папочка, а он твой папа. Тебе придётся привыкнуть иногда так его называть, знаешь ли.

– Знаю.

– Ты не обязана, если не хочешь. Никто не будет тебя заставлять. Но я знаю, что это его осчастливит. Он решил принять эту работу в Бостонской детской больнице.

– Какую работу?

– Он будет помогать заботиться о глухих пациентах, ходить с докторами в обходы, быть переводчиком, проводить беседы с родителями, социальными работниками, всякое такое. Видимо, он будет важной шишкой в отделении.

– Оу.

– Для него это большой шаг. И они платят ему много денег, так что, думаю, мы можем позволить себе потратиться на несколько пончиков. Что думаешь?

– Значит, он будет, как папа, а ты останешься дома и будешь, как мама?

– Что-то типа того.

– Именно то, что я всегда хотела, – сказала она. – Мама с бородой.

– Это не борода. Это козлиная бородка. И что плохого в женщине с волосами на лице? У моей бабушки было так много волос на лице, что её хотели отправить на кастинг “Звёздных войн” на роль Вуки.

– Кто такой Вуки?

– Тебе нужно почаще выходить из дома, тыковка.

– Я просто шучу, папочка. Я знаю, кто такой Вуки. Как так получилось, что ты никогда не стрижёшься?

– Девочки любят меня таким, какой я есть.

– Ты имеешь в виду мальчики.

– Ну, да.

Она усмехнулась, будто выиграла несколько очков.

– Мне нравятся твои волосы, – признала она. – Ты выглядишь, как Вилли Нельсон.

– Хочешь сказать, я выгляжу, как какой-то старый наркоман из Техаса?

– Есть что-то плохое в старых наркоманах из Техаса?

– Я бы не сказал лучше, тыковка. Думаю, я с тобой будем друзьями.

– Правильно мы с тобой. Ты не знаешь ничего о грамматике? И ты писатель? Я тебя умоляю!

– И не говори!

– Мистер Вилли?

– Да?

– С мистером Джеком всё в порядке? Он кажется каким-то тихим.

– Он в порядке, – сказал я. – Он по-прежнему расстроен из-за своего папы, и так будет некоторое время. Он не очень хорош в том, чтобы делиться своими эмоциями с другими. Он вроде как держит всё в себе. Но он в порядке. Почему бы тебе самой у него не спросить?

– Он не разозлится на меня?

– С чего бы ему злиться? Ты теперь его дочка. Он будет счастлив знать, что ты переживаешь за него.

– Я не переживаю. Я просто… Не знаю. Он скоро почувствует себя лучше?

– На это нужно время.

Она опустила глаза, шла с опущенной головой.

– Вам обоим понадобится время, – тихо сказал я.

– Не думаю, что когда-нибудь станет лучше, – шёпотом призналась она.

– Станет, – сказал я.

– Готова поспорить, мистер Джек знает, что я имею в виду.

– Я уверен, что знает. И уверен, он скажет тебе то же самое. На этих выходных мы поедем навестим мистера Ледбеттера в мавзолее. Отвезём ему цветы. Может быть, произнесём несколько молитв. Мы могли бы навестить и твою маму, если хочешь.

– Можно?

– Конечно, можно, тыковка.

– Но что я ей скажу?

– Можешь говорить всё, что хочешь. Всё, что у тебя в сердце. Она поймёт.

– Ты так думаешь?

– Я так знаю.

Глава 80

Мы едем, чтобы узнать

Мать Тони держали в Фремингеме, минутах в сорока пяти к западу от Бостона. Это было единственное исправительное учреждение для женщин в штате Массачусетс, и там у Линды Горзола впереди было ещё семнадцать лет заключения. Она согласилась встретиться с нами при условии, что мы привезём Тони и она могла “увидеть его”.

– Я не знаю, почему она хочет его увидеть, – снова сказал я с раздражением.

Я почувствовал, как на водительском месте закатили глаза.

– Она его мать, – терпеливо произнёс Джексон. – У неё есть право видеть его, если она хочет.

– Эти люди знают всё о своих грёбаных правах, – парировал я. – Но к чёрту права всех остальных, хах?

– Я на твоей стороне, Вилли.

– Я просто не уверен, что это хорошая идея.

– Психиатр сказал, что это может быть полезно, может помочь Тони прояснить некоторые его чувства.

– Ну, я-то проясню кое чьи чувства. Говорю тебе!

– Ты будешь сидеть там, и держать рот на замке. Вот, что ты будешь делать. Это касается не тебя, Вилли. Это касается Тони. Не забывай. Мы едем, чтобы кое-что узнать, а не устраивать сцены. В любом случае, Бог ей судья. Не мы.

– Только то, что это дело Бога, не значит, что мы не можем устроить их встречу.

– Как враждебно.

– Она мне не нравится. И я боюсь, что этот визит принесёт больше вреда, чем пользы.

– Линда его мать, – ответил Джексон. – Нам придётся научиться справляться с ней. Как и Тони. Пока она не подпишет бумаги и не передаст родительские права, она будет частью картины и частью его жизни, так что просто остынь, Б—Л—бла—бла—бла. И ты дашь говорить мне, потому что я знаю, что ищу, и знаю, как это найти.

– Готов поспорить, ты говоришь так всем осуждённым преступникам.

– Только тем, кто привозит своих детей в больницу скорой помощи с необъяснимыми травмами.

– Туше!

– Позволь мне говорить. Пожалуйста?

– Ладно!

Амелия просунула голову между двумя передними сидениями.

– “Остынь, Б—Л—бла—бла—бла”, мистер Джек? Будто я не пойму, что это значит? Что, думаешь, мне четыре года, и нужно проговаривать слова по буквам, если не хочешь, чтобы я услышала?

– Твой папочка иногда вызывает у меня желание выругаться, сладкая.

– Он мне не папочка, а я тебе не сладкая, и я не понимаю, почему должна ехать.

– Мы не могли оставить тебя в квартире одну.

– Слово «няня» вызывает у тебя какие-нибудь ассоциации? Мне сказать по буквам? Н—Я—Н—Я…

– Хватит, Амелия, – сказал Джек. – Ты часть семьи, как и Тони, и у нас не должно быть секретов. Мы хотим, чтобы ты была там. Мы хотим, чтобы ты познакомилась с матерью Тони. Мы все в этом вместе, знаешь ли.

– Без разницы.

– Не умничай, юная леди, – предупредил Джексон. – Я попрошу Вилли рассказывать тебе истории о его детстве, и тогда ты пожалеешь. Или я заставлю тебя сидеть и слушать его диск Люка Брайана.

– Что плохого в Люке Брайане? – обиженно спросил я.

– Я не умничаю, – сказала Амелия, уже дуясь. – Ладно. Умничала. Немного. Я просто не понимаю, зачем должна ехать.

– Мы хотим, чтобы ты была с нами, – сказал Джексон. – Мы семья, сладкая. Мы должны поддерживать друг друга. Это не всегда весело, но так оно работает.

– Кстати, он ковыряется в носу.

Я бросил взгляд на заднее сидение. И действительно, указательный палец Тони торчал в его правой ноздре. Он смотрел в окно, не обращая на нас внимания.

Я улыбнулся.

– Думаешь, это смешно? – спросила Амелия.

– Да. Прости, но думаю.

– Мальчишки! – воскликнула Амелия. – Достаточно плохо, что у меня два папочки, но ещё у меня брат-козявочный зад, который ковыряется в носу! Надеюсь, он не собирается вытирать свои козявки об меня.

– Попытайся смотреть на вещи с оптимизмом, – предложил я.

– И что в этом оптимистичного? – требовательно спросила она.

– Например, – произнёс я, – если ты пукнешь, то не придётся переживать, потому что он не услышит. Так что это хорошо, верно?

В зеркале заднего вида я увидел, как она закатила глаза.

– Я не пукаю, – чопорно произнесла она. – Я пускаю пары.

– Теперь ты привела меня в настроение для Люка Брайана, – добавил я. – Где тот диск?

– Ты ведь не будешь снова это слушать? – вскрикнула Амелия, состроив рожицу.

– Эй, детка, ты можешь в любое время ко мне присоединиться!

– Какой отстой, – произнесла Амелия, качая головой.

Глава 81

Добираясь до дна

Час спустя мы сидели в большой казённой комнате, полной столов, стульев и охранников.

Ты в порядке? – прожестикулировал я Тони.

Он закусил губу.

Если тебе страшно, это нормально, малыш Т. Я здесь. Хорошо?

Он кивнул.

Твоя мать хочет тебя увидеть.

При упоминании матери он опустил глаза, прерывая нашу связь. Это была тема, о которой он не будет говорить.

Мы не могли узнать, как много он о ней помнит, – если помнит что—то вообще.

Это будет их первая встреча после пожара и его последующей госпитализации три года назад. Его раны были настолько травматичными, что он мог не вспомнить ничего, что случилось до этого. Но опять-таки, он мог помнить каждую деталь.

Ни его психиатр, ни мы с Джексоном не смогли его разговорить. Пока нет. При упоминании матери он отключился от нас. Но психиатр сохранял надежду.

Я усадил его к себе на колени, в защитном жесте обхватив рукой поперёк груди. Он прислонился ко мне, будто радуясь моей твёрдости, моим размерам, моему присутствию. Амелия сидела рядом с нами, опустив глаза.

Когда Линда Горзола вошла в комнату, Джексон вежливо встал и поприветствовал её.

Линда посмотрела на меня, затем долгое мгновение смотрела на маленького мальчика в моих руках. Затем испустила вздох и покачала головой.

– Он больше, чем я помню, – сказала она с бостонской медлительностью.

– Вы пробыли здесь три года, – сказал Джексон. – Он растёт.

– И теперь у него двое насильников мальчиков в качестве родителей. Боже, ну разве не прелесть?

– Они не насилуют мальчиков! – вдруг воскликнула Амелия, вспылив.

– А ты кто? – спросила Линда. – Сиротка Энни? Символ сисек в этом гейском раю?

– Я был бы признателен, если бы вы не говорили так о моей дочери, – твёрдо произнёс Джексон. Не злобно, но твёрдо. Он вёл себя по-деловому и без брехни.

– Я буду говорить так, как хочу, – заявила Линда.

– А мы встанем и уйдём, – парировал Джексон. – Если вы хотите получить это маленькое пожертвование на свой счёт, я советую вам играть по правилам.

– Правила, – произнесла она, смеясь. – Бог знает, у меня их до хрена.

– Не моя проблема, – сказал Джексон. – Вы сказали, что хотите его увидеть. Что ж, он здесь.

– Не то чтобы я могла с ним поговорить, – сказала она. – И не то чтобы он всё равно меня помнил.

– О, думаю, он вас помнит. На самом деле, я думаю, он помнит вас достаточно хорошо.

Она взглянула на меня, затем на Тони.

Тони, со своей стороны, развернулся на моих коленях и прижал голову к моей груди, будто не хотел её видеть. Я притянул его к себе, защищая, и он расслабился в моих руках.

– Видишь? Он даже не смотрит на меня, – сказала она, опасно далеко наклоняясь на стуле, как подросток.

– Интересно, почему это, – произнёс Джексон.

– Бьюсь об заклад, тебе интересно.

– Очевидно, что Тони подвергся насилию. Вы случайно не знаете ничего об этом?

– Откуда мне знать?

– Потому что, возможно, это делали вы?

Она рассмеялась.

Я поморщился. Видимо, Джексон знал, что делает, но я не был уверен.

– Так что, по-вашему, я сделала? – спросила она, будто это была весёлая игра.

– Что бы вы ни сделали, он с криками просыпается посреди ночи. За все годы я имел дело со многими травмированными детьми, и не нужно быть гением, чтобы сложить вместе два и два. Знаете, мне интересно, как он заразился ВИЧ, раз не родился с ним, и раз у вас, очевидно, отрицательная реакция. Мне интересно, как это произошло.

– Ну, я не знала, что он болен, так что не начинай наседать на меня с этим снова. Если бы я знала, что он болен, то отвела бы его к врачу.

– Да, но как он заболел?

– Откуда мне знать?

– ВИЧ передаётся через телесные жидкости.

– Ну, ясное дело.

– Ну, вы либо разбрасывали по дому использованные иглы, либо один из ваших друзей угостился семейными драгоценностями, так сказать.

– Не говори мерзостей.

– Это либо одно, либо другое, – сказал Джексон.

– Я выгляжу как наркоманка? – спросила она.

– Я выгляжу как медбрат, который специализировался на изучении случаев детского сексуального насилия? – парировал Джексон.

– Что ж, не смотри на меня, – отмахнулась она. – Я этого не делала.

– Тогда кто сделал?

Она вернула свой стул на пол и села прямо.

– Ты меня в чём-то обвиняешь? – спросила она ровным, опасным голосом.

– Не особо, – ответил Джексон. – А должен?

– Ты знаешь, каково было жить с этой маленькой дрянью под ногами всё грёбаное время? – требовательно спросила она. – Пока он скулил, плакал и писался в штаны? Но я относилась к нему правильно, разве нет? Я воспитала его. Я меняла чёртовы подгузники, разве нет? Он всё ещё жив, разве нет? Чего ты от меня хочешь? Я не говорила, что идеальна. Я старалась, как могла. Поэтому ты привёз его сюда, чтобы мог ткнуть меня носом в то, какой я была паршивой матерью?

– Есть упущенные части его жизни, – ровно произнёс Джексон.

– Ага, что ж, в моей жизни есть чёртовы огромные куски, которые полностью утонули в дерьме, так что хватит ныть.

– Мы просто пытаемся разобраться в том, что с ним случилось.

– Ну и что, по-вашему, с ним случилось?

– Думаю, вы знаете.

– Ага, что ж, может, знаю, а, может, нет.

– Если бы вы могли пролить свет на ситуацию, это помогло бы ему поправиться. Нам нужно знать, с чем мы имеем дело.

– Если ты думаешь, что я возьму вину на себя, то ты просто тупозадый педик.

– А если вы думаете, что я зачислю деньги на сигареты на ваш счёт только за то, что сижу здесь и слушаю вашу чепуху, то вы просто глупая осуждённая преступница, которая останется с носом.

– Боже, боже, – беззаботно произнесла она. – Ну разве не прелесть?

– Ну? – надавил Джексон.

– Откуда мне знать, что с ним случилось? – спросила она, пожав плечами. – Я ведь не могу следить за ним двадцать четыре часа в день. Люди приходили и уходили. Ловили кайф. Творили хрень. Мне нужно было управлять бизнесом, знаешь ли.

– И, может быть, один из ваших покупателей…

– Может быть, я задержала оплату, и один из моих поставщиков взял небольшой обмен.

– Вы позволили кому-то изнасиловать его?

– Я никому ничего не позволяла! – с жаром ответила она. – Но… ты знаешь… дерьмо случается. Может быть, я узнала об этом. Может быть, я была не в состоянии быть сильной, если ты знаешь, что я имею в виду. Девушке нужно на что-то есть, знаешь ли.