Текст книги "Разнести повсюду весть (ЛП)"
Автор книги: Ник Вилгус
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Ник Вилгус
“Разнести повсюду весть”
Серия: Сахарное дерево (книга 3)
Автор: Ник Вилгус
Название на русском: Разнести повсюду весть
Серия: Сахарное дерево
Перевод: rograd
Сверка: helenaposad
Редактор: Amelie_Holman
Оформление:
Eva_Ber
Аннотация
Прошли годы после смерти Ноя, его сына с особыми нуждами, и Вилли Кантрелл понимает, что пора двигаться дальше. Вместе со своим мужем, Джексоном Ледбеттером, они пытаются усыновить маленького Тони Горзола, глухого и эмоционально травмированного мальчика с ВИЧ.
Быстро появляются сложности. Тони милый мальчик, но сильно повреждён насилием и пренебрежением. А мать Тони, сидящая в тюрьме, не хочет передавать свои родительские права. В процессе оформления опеки над Тони появляется возможность взять еще одного ребёнка, о котором они тоже думали, – дочь, которую всегда хотел Джексон.
С двумя детьми на руках в их жизни образуются новые сложности, замечательные сложности. Но как раз, когда всё начинает налаживаться, Тони, из-за своей нарушенной иммунной системы, заболевает пневмонией – и Вилли и Джексон обнаруживают, что их маленькая семья снова сталкивается с кризисом.
Глава 1
Не самый высокий спрос
– Ты уверен, Вилли? – спросил Джексон Ледбеттер. Он одарил меня скептическим взглядом, пока мы сидели в машине, в то время как по парковке кружил снег. – Я не хочу, чтобы ты обнадёживался.
– Ты меня знаешь, – ответил я. – Никогда не встречал душевной боли, которая бы не вызывала желания остановиться и разузнать её получше.
– Я серьёзно.
– Сейчас мы не будем разворачиваться назад, если ты об этом.
Мы были у Бостонского дома для мальчиков: неряшливое на вид здание, слишком много голых окон, слишком много невезучих душ, которые остались незамеченными для Незаурядной Америки, включая глухого мальчика с ВИЧ, которого не совсем ужасала перспектива быть усыновлённым двумя геями.
– Ты ведь не передумаешь? – спросил я.
– Я не хочу, чтобы тебе было больно. Он может не захотеть нас. В прошлый раз ты не на шутку расстроился, знаешь ли.
– Я поплачу из-за этого позже, но прямо сейчас у нас есть дела, так что подключай свой янки-зад и начинай разминать тазовые мышцы. Сегодня может быть день, когда у нас появится ребёнок, Ледбеттер.
– Ещё сегодня может быть день, когда у нас не появится ребёнок, Кантрелл. Как на гей-пару, на нас не самый высокий спрос, когда дело доходит до сирот, нуждающихся в идеальной семье. Кроме того, мы берём его только на попечительство, по крайней мере, прямо сейчас.
– Ты можешь быть ещё более негативным? Честное Рождество!
– Это называется “управление ожиданиями”.
– Это называется чушью собачьей.
– Я не хочу, чтобы тебе было больно, – искренне произнёс он, беря меня за руку в своей властной манере. – Мы начинаем возвращать нашу жизнь в колею, Вилли. Мы наконец дошли до точки, где можем начать думать о будущем. Мы не были способны на это уже очень давно. Просто не спеши и будь осторожен. Мы никогда не сможем заменить Ноя…
– Не втягивай его в это!
– Будь осторожен. Это всё, о чём я прошу.
В его глазах была мольба, которая заставила меня остановиться.
Я нахмурился, думая о Ное, о том, как мы потеряли его, как у него произошёл скачок роста в пубертатном периоде, который не смогли пережить его повреждённые внутренние органы.
Прошло шесть лет, но этот ужасный момент, казалось, было только вчера.
– Я осторожен, – очень тихо ответил я.
– Я просто не уверен, что ты готов.
– Я готов. Мы делаем это, чтобы смерть Ноя что-то значила. Неужели ты забыл?
– Я не забывал.
– Он меня кое-чему научил.
– Я знаю, Вилли…
– Он научил меня, как жить с такими детьми, как он. И сейчас я собираюсь это сделать. Мы сделаем это, Джек. Мы найдём какого-нибудь травмированного, запутавшегося ребёнка и любовью вернём его в реальный мир. И если мы сможем сделать это, то смерть Ноя не будет бессмысленной глупостью. Она будет значить, что из нее может выйти что-то хорошее. И я не знаю насчёт тебя, но мне нужно знать, что его жизнь не была просто насмешкой Вселенной.
Джексон с отчаянием вздохнул.
– Я один из тех людей, кому нужно любить своих малышей, Ледбеттер, – добавил я. – Всё, чего я когда-либо хотел в жизни, – это иметь детей. Не очень сексуально, но как есть – и не говори, что я не сказал тебе об этом в самый первый раз, когда встретил тебя.
– Когда ты сказал, что хочешь дюжину детей, я предполагал, что ты преувеличиваешь.
– Так и было, – ответил я. – Я остановлюсь на шести или семи.
– Шесть или семь! Господи, Вилли!
– Или даже просто на одном. И этим одним может быть тот, кто внутри этого здания, так что идём.
Я вышел из машины и вздрогнул от невероятного холода.
– Идём, – надавил я, теребя ключи. – Здесь так холодно, что у меня член сейчас замёрзнет и отвалится.
– Упаси Бог!
Джексон взял меня за руку.
– Просто будь осторожен, – снова сказал он, пока мы спешили ко входу.
Глава 2
Я хочу быть твоим другом
– Он в своей комнате, – сказала Хизер Дюпорт, пока вела нас вверх по лестнице, вызывающей клаустрофобию. – Он должен играть с другими в общем зале, но…
Она пожала плечами, будто чтобы предположить, что у семилетнего Тони Горзолы не очень хорошо получается играть с остальными, что сообщалось в каждом отчёте его довольно длинного досье, и не единожды.
Акцент мисс Хизер был таким явным, что можно было устроить на нём бостонское чаепитие. То, как она говорила “двор” рифмовалось с Богом, и она мучила свои гласные как настоящая янки. Все в этой холодной адской бездне, известной как Массачусетс, говорили так, будто жевали замороженный картофель.
С тех пор, как семья Ледбеттеров на протяжении многих лет перечисляла деньги на расчетный счет этого учреждения, персонал, казалось, стремился помочь нам найти ребёнка на попечительство или, возможно, усыновление.
– Он согласился встретиться с вами, – сказала Хизер, одаривая нас очередным беглым взглядом своих голубых глаз. – У нас в этом здании почти двадцать детей. Многие из них тоже могли бы вам подойти.
– Тони глухой, – отметил я.
– Ну, да.
– Мы с Джексоном оба знаем язык жестов.
– Я знаю, мистер Кантрелл. Просто у Тони была очень тяжелая жизнь.
– Разве не так у нас всех?
– Я хочу, чтобы вы знали о других вариантах, о детях, которые не так психологически травмированы. Тони милый в своём особенном смысле, конечно, но он наказание. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы…
– Я ценю то, что вы пытаетесь сделать, – сказал я, – но наш сын был ребёнком с особыми потребностями. Мы знаем, во что ввязываемся.
Она ответила неглубоким вежливым вздохом.
– Вот комната Тони.
Она подвела нас к маленькой плотно закрытой двери. Вместо того, чтобы постучать, она нажала на кнопку на внешней стороне двери, которая активировала мигающую лампочку в комнате. Джексон в защитном жесте положил ладонь на мою поясницу, ободряюще улыбаясь. Мы ждали несколько тревожных мгновений, пока откроется дверь, но она не открылась.
Хизер толкнула дверь, и мы увидели, что Тони сидит на детской кроватке у окна в маленькой комнате, окрашенной в странный, даже убогий оттенок голубого. Тони смотрел в окно, должно быть, увидев нас на парковке.
– Тони, у тебя гости, – сказала Хизер, обходя вокруг, чтобы он видел, что она идёт.
Он обернулся и взглянул на неё.
Тони Горзола был худеньким мальчиком с тёмными волосами, светлой кожей и осунувшимся лицом. На маленьком вздёрнутом носике сидели толстые пластмассовые очки. На нём были выцветшие синие джинсы и рубашка, которая была неуклюже заправлена за пояс. В своих руках он сжимал плюшевого мишку, видавшего лучшие времена.
Он всего на мгновение взглянул на нас, прежде чем нахмуриться и опустить глаза.
– Я буду прямо снаружи, – сказала Хизер, уходя.
Моё сердце тревожно стучало, пока я шёл вперёд и наклонил голову на бок, чтобы посмотреть на него.
Привет, Т—о—н—и.
Он нахмурился.
Меня зовут В—и—л—л—и, а это мой муж Д—ж—е—к. Мы с нетерпением ждали знакомства с тобой. Как ты?
Он пожал плечами.
Я знаю, ты, должно быть, напуган.
Он стиснул своего мишку чуть крепче и сжал губы.
Миссис Д. сказала, что ты хотел с нами познакомиться.
Нет ответа.
Если хочешь, можешь провести выходные с нами. Тебе бы этого хотелось?
Он пожал плечами, будто это не имело никакого значения
Мы живём с родителями Д—ж—е—к—а. Они довольно милые. У них хороший дом, бассейн и всё такое. Мы думали пройтись по магазинам, посмотреть кино. Ты в последнее время видел какие-нибудь хорошие фильмы?
Он покачал головой.
Хочешь провести с нами немного времени?
Он смотрел на меня достаточно открыто, в этот раз не отрывая взгляда, а по—настоящему глядя на меня, по-настоящему видя меня через эти толстые очки. Я смотрел в ответ, улыбаясь, пытаясь показать ему, что нет необходимости бояться, что мы не причиним ему боли.
Он очень осторожно отложил своего мишку в сторону.
Ты… – довольно небрежно прожестикулировал он, будто не получил достаточной практики в языке жестов, – и он… вместе?
Да.
Почему?
Мы с Д—ж—е—к—о—м очень сильно любим друг друга, и мы вместе девять лет. Мы живём в М—и—с—с—и—с—и—п—и. Там намного теплее, и еда отличная, не такая ерунда, какую нас заставляют есть здесь. У нас был маленький мальчик, который был глухим.
Правда?
Да.
Глухой… такой я?
Да.
Где… сейчас?
Он умер.
Правда?
У него было много проблем со здоровьем, и его организм просто устал бороться, так что я сказал ему идти домой и быть с Иисусом. Я знаю, что он сейчас счастлив.
Оу.
Вам двоим вместе было бы очень весело.
Я… Нет друзей.
Ты бы хотел завести друзей?
Он пожал плечами.
Миссис Д. сказала, что ты хотел с нами познакомиться. И она сказала, что ты можешь провести с нами выходные, если хочешь, так что мы могли бы узнать друг друга. Ты хотел бы этого?
Он отвернулся и не ответил. Вместо этого он встал на ноги – его кроссовки выглядели так, будто в своё время их носил кто-то ещё – и подошёл к окну, где смотрел на парковку.
Его навыки жестикулирования были в лучшем случае недоразвиты, и у меня было чувство, будто он, возможно, не понимал много из того, что я говорил.
Я встал рядом с ним у окна. Я положил руку ему на плечо, и он внезапно отпрянул и посмотрел на меня перепуганным взглядом, будто я сделал ему больно.
Прости, – сказал я, всполошившись.
Нет!
Прости, Т—о—н—и. Тебе не нравится, когда к тебе прикасаются люди?
Ненавижу!
Почему?
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Нет! Ты… нет! Нет! Нет! Нет! Ты… не делай! Нет! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Хорошо. Прости, Т—о—н—и. Я больше не буду этого делать. Я не знал.
Нет! – очень злобно прожестикулировал он.
Хорошо.
Нет! Ты… нет! Ненавижу!
Прости.
Мальчик закусил губу. Он тяжело дышал, очевидно, напуганный.
Прости, – снова сказал я.
Он повернулся к окну, положил руки на балку. Его пальцы дрожали.
Я бросил взгляд через плечо.
Джексон нахмурился мне в ответ.
Я опустился на корточки, чтобы не казаться таким большим, таким устрашающим. Я ждал очень долгую минуту, прежде чем Тони наконец повернулся посмотреть на меня.
Прости, – снова сказал я, делая преувеличенную гримасу в стиле “мне жаль”, чтобы показать ему, что именно имею в виду, и что мне действительно очень, очень жаль. Тони смотрел на меня в тишине. Я ждал, пока он скажет что-нибудь, сделает что-нибудь, постарается поддержать диалог, но он только смотрел.
Через минуту или две я протянул руку. Очень медленно, чтобы не напугать его. Он опустил взгляд на мою руку, затем поднял обратно на меня, хмурясь.
Я хочу быть твоим другом, – прожестикулировал я.
Я снова протянул руку.
Он долгое время смотрел на неё, но не двигался.
Ты, – прожестикулировал я. – Ты… очень красивый. Ты… очень умный. Правда?
Он пожал плечами.
Ты хочешь быть моим другом? – спросил я.
Он долгое время смотрел на меня, кусая губу, но в остальном оставался очень неподвижным, очень мрачным.
Пожалуйста? – прожестикулировал я, когда тишина стала слишком долгой. – Будь моим другом?
Страшно, мистер, – прожестикулировал он, вздрагивая, будто по его спине пробежал холодок.
Почему?
Я не знаю.
Мне тоже страшно, – сказал я.
Правда?
Да.
Почему?
Я хочу помочь тебе. Хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы у тебя была семья. Мы с Д—ж—е—к—о—м искали кого-то, похожего на тебя, чтобы мы снова могли быть семьёй. Я боюсь, что мы тебе не понравимся.
Почему?
Не знаю, – признался я. – Я тебе нравлюсь?
Он кивнул. Это был лёгкий, практически незаметный жест.
Я снова протянул руку, ладонью вверх, будто чтобы сказать: “Давай добавим немного прикосновений в эту игру, малыш”.
Он неуверенно потянулся, коснулся моей ладони. Указательным пальцем он нарисовал на моей ладони кружок, не глядя на меня. Он нарисовал ещё один круг, затем ещё один. Затем поднял палец, передвинул его вниз, чтобы коснуться моего запястья, прежде чем посмотреть на меня.
Видишь? – прожестикулировал я. – Всё нормально. Не нужно бояться.
Он сжал губы, распрямил плечи, будто принял решение. Он посмотрел мимо меня на Джексона, открыто рассматривая его.
Почти тридцатисемилетний Джексон Ледбеттер уже не был тем моложавым парнем, который сбил меня с ног так много лет назад, но по-прежнему был красавцем. Подстриженный, полный отточенных в спортзале мышц, он был одет в джинсы и свитер, походные ботинки, и смутно был похож на метросексуала в мужественном смысле этого слова. Элегантно, как мы это называли.
Привет, Т—о—н—и, – прожестикулировал Джексон.
Ты знаешь язык жестов?
Да.
Тони опустил глаза, пошёл обратно к своей кровати и сел, обнимая мишку. Он дал своей голове опуститься вперёд так сильно, что она касалась его груди. Он зажмурился и, казалось, вот-вот заплачет.
Я ждал.
Он сидел так целую минуту, прерывисто дыша, сжимая мишку, будто держась за свою жизнь изо всех сил, сражаясь с демонами, которых мы не видели, не могли понять.
Наконец он открыл глаза, но не поднял взгляд, чтобы посмотреть на меня, так что я опустился на корточки.
Ты в порядке? – прожестикулировал я.
Страшно.
Почему?
Я не знаю.
Не бойся, Т—о—н—и. Я помогу тебе.
Нет.
Пожалуйста?
Нет.
Почему?
Страшно.
Ты хочешь пойти с нами?
Нет.
Пожалуйста?
Нет.
Я коснулся его колена в жесте, который считал дружелюбным.
Нет! – с уверенной яростью прожестикулировал он, его глаза расширились, а ноздри раздувались. – Ты… Нет! Нет! Ты… мистер… нет! Я… говорю… нет!
Прости.
Я… Я… Мне…
Он дышал тяжело, выглядел беспокойным, но ещё и раздражённым из-за того, что не мог сказать того, чего хотел.
Нет! – снова сказал он грубым, неспокойным жестом.
Прости.
Уходи!
Хорошо.
Уходи!
Было приятно с тобой познакомиться, Т—о—н—и.
Он зажмурился, завершая наш диалог. Со сжатыми губами, искажённым лицом он прижимал мишку к груди, будто это был талисман против зла, всё его тело напряглось, дрожало, готовясь к чему-то.
Я ждал, но Тони Горзола покинул здание. Или ушёл в своё “тайное место”, как называла это Хизер.
Джексон накрыл ладонью мою руку и нахмурился.
Глава 3
Страшно, Мистер
Снаружи, в коридоре, Хизер произнесла:
– Ну?
– Не думаю, что мы ему нравимся, – признался я, меня охватило разочарование.
Я увлёкся им. Конечно же, увлёкся. Как и каждым ребёнком, с которым мы знакомились, я бы усыновил его сразу же и забрал домой. Мне было плевать на его ВИЧ, аварию, пожар, его рубцы на коже, пересадку кожи, в которой он будет продолжать нуждаться, и что его мать, осуждённая наркоторговка. Мне было плевать, что у него проблемы недержания, что он будет мочить кровать или гадить в штаны в самые неподходящие моменты. Мне просто хотелось взять его в руки и показать ему любовь, показать ему, что всё будет в порядке.
– Вы единственная пара, которая когда-либо просила увидеться с ним, – сказала Хизер. – Не думаю, что он знает, как справиться с этим. Он напуган.
– Я представляю.
– Я бы действительно хотела увидеть, как он найдет дом, но он такой… ну, у него есть проблемы. Прежде всего, он глухой, но ещё нужно переживать за его ВИЧ и обожжённую кожу. Ему было четыре, когда произошла авария. Я не уверена, что он помнит из своей жизни до этого, но… что ж, мне жаль, ребята. Я думала, он захочет познакомиться с вами. Его разместили в хорошем месте, в школе для глухих в Бангоре, но он не может справиться с близостью других учеников. Он сходит с ума, когда люди прикасаются к нему – его практически невозможно усадить в классе с другими ребятами.
– Это нормально, – сказал я. – Может быть, ему просто нужно немного времени.
– Время – это единственная вещь, которой у него нет, мистер Кантрелл. Чем старше он становится, тем менее вероятно, что кто-то его усыновит. Он был уже в двух приёмных семьях, но всегда возвращался сюда, так и получается, когда никто тебя не хочет. У нас работает только двое людей, которые знают язык жестов, но с этим урезанием бюджета и всем остальным, мы просто не можем дать ему то, в чём он нуждается. Конечно, мы стараемся, но как только дети достигают определённого возраста, мы должны снять с себя обязанности заботы о них. Мы ограничены финансово. Я хочу сказать, как только они больше не милые маленькие малыши, общество будто забывает о них. Я просто хотела бы найти дом для…
В комнате Тони раздался громкий шум, похожий то ли на ворчание, то ли на вопль, который напомнил мне о моём сыне, Ное, и о его ярости метамфетаминового ребёнка. За этим воплем послышался странный удар.
Я поспешил обратно к двери.
Тони был в самом разгаре выбрасывания своих учебников в окно, ворчал и стонал, пока слёзы текли по его лицу, которое было искажено от ярости и несчастья.
Я прошёл в комнату, обошёл вокруг, чтобы он увидел меня, пока хватал очередную книгу, чтобы швырнуть в окно.
Перестань! – прожестикулировал я, медленно двигаясь, чтобы встать перед ним.
Он поднял на меня взгляд, его ноздри раздувались, по щекам текли слёзы, его очки сползли с носа.
Перестань, – снова прожестикулировал я, очень мягко, очень медленно. – Нет. Не надо. Положи книгу. Пожалуйста.
У него в руке была книга – это был учебник для раннего чтения.
Его взгляд горел злостью, пока он смотрел на меня.
Положи книгу, – велел я, указывая на пол. – Пожалуйста.
Он злобно смотрел на меня долгое мгновение, будто чтобы посмотреть, уверен ли я в том, что сказал.
Я снова указал на пол.
Пожалуйста, – сказал я, глядя на него в ответ.
Он уронил книгу, будто сила в его теле внезапно исчезла.
Его лицо осунулось.
Я жестом попросил его обнять меня, но он просто смотрел на меня сквозь свои слёзы и страдания, так что я очень медленно сделал шаг вперёд, показывая ему, что собираюсь его обнять.
Нет! – со злостью прожестикулировал он, но я проигнорировал его, обвивая его руками и мягко притягивая к себе.
Он вырывался около минуты, беспорядочно толкая меня, отчаянно и с ужасом ворча, воя и стеная, но затем он начал плакать, уткнувшись мне в живот. Я гладил его по спине и плечам, говоря ему успокоиться и быть тише, и что всё будет хорошо.
Через несколько минут проявления любви, он начал расслабляться.
В конце концов, я опустился на корточки, протягивая руку.
Он вытер глаза, глядя на мою руку. Я кивнул, будто чтобы сказать: “Возьми меня за руку”. Он медленно потянулся, взял один из моих пальцев в свои, не глядя на меня. Затем он снова начал рисовать круги на моей ладони. Это, казалось, утешало его и успокаивало.
Будь моим другом? – прожестикулировал я.
Страшно, мистер.
Всё нормально.
Страшно!
Мне тоже страшно.
Правда?
Я кивнул.
Пожалуйста? – прожестикулировал я. – Я хочу быть твоим другом. Я хочу тебе помочь. Всё будет нормально, Т—о—н—и. Я обещаю.
Он осмотрел комнату, глядя на свои пожитки, казалось, нервничая и колеблясь.
Мы хотим, чтобы ты пришёл в гости. Если тебе не понравится, мы сразу привезём тебя обратно. Хорошо? Мы хотим узнать тебя. Пожалуйста, дай нам шанс.
Я видел, как внутри этих голубых глаз происходит внутренняя борьба: часть его хотела довериться, другая часть была полна робости, подозрения, страха.
Хочешь, чтобы я помог тебе собрать вещи? – спросил я. – Нам нужно немного одежды, твоя зубная щётка, и всякое такое. Можешь взять и своего мишку.
Он поднял взгляд на меня, его глаза налились слезами.
Что такое? – спросил я.
Страшно, мистер.
Не бойся, сладкий. Мишка будет с тобой, и мы с Д—ж—е—к—о—м позаботимся о тебе.
Страшно, мистер.
Всё будет хорошо. Я обещаю, Т—о—н—и. Ты мне веришь?
Он смотрел на меня долгое время, кусая губу, выкручивая руки.
И практически неуловимо кивнул.
Глава 4
Аренда утробы
– Это, должно быть, Тони, – произнесла миссис Ледбеттер, когда открыла массивные входные двери, которые вели в величественный особняк Ледбеттеров. Назвать это домом было бы оскорблением. Ни одну резиденцию с восемью спальнями и отдельным крылом для бассейна нельзя было назвать домом. Скорее, это как маленький отель. Он был больше, чем здание, где жил Тони и его потерянные друзья.
Привет, – прожестикулировала нашему гостю миссис Ледбеттер.
Тони смотрел на эту старую женщину с суровым лицом и не отвечал. Его глаза расширились, когда он оглядел фойе с дорогим убранством, произведениями искусства, бесценным ковром в самом центре пола, вазами с цветами, так небрежно расставленными и, видимо, не подозревающими, что сейчас середина декабря.
Он нервно поправил очки и повернулся посмотреть на меня.
Это мама Д—ж—е—к—а, – прожестикулировал я. – Она очень хотела с тобой познакомиться. Поздороваешься?
Он покачал головой, не глядя на неё.
Нас прервал визит Фу-Фу, пуделя миссис Ледбеттер. Я никогда не встречал пуделя, на которого мне не хотелось наступить, и по-прежнему не встретил. Фу-Фу подошла прямо к Тони, нюхая, тявкая и ведя себя как грызун-переросток, которым и была.
Тони улыбнулся.
Хочешь погладить её? – прожестикулировал я.
Правда?
Конечно.
Он опустился на колени на пол коридора, который был выложен из мрамора и привезён откуда-то с огромными тратами, или так пыталась сказать мне миссис Ледбеттер. Видимо, для неё это было важно. Тони погрузил свои маленькие кулачки в блестящую белую шерсть Фу-Фу и улыбнулся. Мгновение он был похож на Ноя, и я почувствовал, как у меня перехватило дыхание.
Джексон улыбнулся.
– Ну, – сказала миссис Ледбеттер, – по крайней мере, ему нравится хоть одна личность в этом доме. Это начало. На улице так зверски холодно, приближается метель. Заходите, мальчики. Стивен! Мальчики вернулись, и они привезли… что ж, я не уверена, что они притащили на этот раз, но мы выясним, так ведь?
– Мам, не будь злой, – предупредил Джексон.
– Я? – с напускной скромностью спросила она, улыбаясь глазами, делая затяжку электронной сигареты. – Ты же знаешь, я обожаю детей, Джеки. Просто обожаю. Моё единственное сожаление в жизни было о том, что я не завела их побольше, чтобы моя фигура была разрушена ещё сильнее, чем есть сейчас. И какая мать не хочет полчище детей, ждущих, когда она умрёт, чтобы выяснить, как много денег она им оставит?
– Мам!
– Не то чтобы ты когда-нибудь так поступил, дорогой. На самом деле, я думала оставить все свои деньги Фу-Фу. Как обстояли дела с пробками, Джеки?
– Сегодня пятница, – ответил Джексон, будто это было достаточным объяснением.
– Синоптики прогнозируют пятнадцать сантиметров снега, – сказала она. – Какой ужас! Мне действительно следует переехать во Флориду, но она уже обитаема, а я не уверена, что хочу якшаться с аборигенами. Я слышала, тебе сделали лоботомию на границе штата, что является единственным, из-за чего ты можешь на самом деле быть счастлив жить в таком месте, и, честно говоря, на этом этапе своей жизни я не хочу лоботомию. Нам действительно следовало уехать на Гоа, как хотел твоей отец, но путешествия так сильно утомляют, особенно в это время года. И Индия! О, небеса! Все эти грязные дети, молящие о деньгах, как только ты выходишь из аэропорта. И эта зверская жара! И потом, конечно же, там повсюду воняет канализацией. Или карри. Не разобрать. Но пляжи на Гоа великолепные. Или, по крайней мере, так было в девяностых, когда мы с твоим отцом туда ездили. Проходите! Вилли, ты весь дрожишь!
– Для меня здесь холодновато, – признал я. – Конечно, вы, должно быть, чувствуете себя как дома.
– Только сильные выживают в таком холоде. Мы могли бы отправить тебя в похоронном мешке обратно в ту сточную яму истории, откуда ты приехал, Вайлис. Я наведу об этом справки.
– Если этот похоронный мешок будет обогреваемым, Юджин, я не буду против.
– На улице не так уж холодно, – упрекнула она меня.
– Мне пришлось сегодня утром воспользоваться феном, чтобы растопить свои сокровенные органы.
– А они всегда под рукой, не так ли? Пальто и ботинки вон туда, будьте любезны. Ланч почти готов. Стивен? Ты можешь сказать Лидии уже выносить ланч! Я не знаю, где этот мужчина. Джеки, бери своего дружка и идём есть.
Джексон наклонился, чтобы коснуться плеча Тони и привлечь его внимание. Тони что-то проворчал и отдёрнулся от прикосновения, будто Джексон ударил его током. В своей спешке – в своём ужасе – Тони в итоге упал на задницу.
Фу-Фу визжала и тявкала.
Джексон взглянул на меня, нахмурившись.
Ты в порядке? – прожестикулировал я Тони.
Он закусил губу и опустил глаза. Я присел на корточки, медленно протянул руку, чтобы коснуться его колена. Я показал жестом “пошли”. Он поднялся на ноги, но держал голову опущенной. Фу-Фу возилась у его ног, но он игнорировал её.
– Что это было? – спросила миссис Ледбеттер.
– Ему не нравится, когда его трогают, – тихо сказал я.
Но затем, будто чтобы доказать, что я не прав, он встал прямо за мной и взялся за мою руку, будто хотел, чтобы я спрятал и защитил его.
– Что ж, похоже, ты ему нравишься, Вилли, – сказала миссис Ледбеттер. – Но, опять-таки, как и большинству людей, как только они примиряются с растительностью на лице. Стивен? Серьёзно! Где этот мужчина? Я не понимаю, почему вы, мальчики, не воспользуетесь суррогатным материнством, если хотите ребёнка. Начните с нуля.
– Я не буду платить тридцать тысяч долларов, чтобы арендовать женскую утробу, – сказал Джексон.
– Почему нет? Потрать тридцать тысяч долларов, и с некоторыми из этих женщин получится “купи одного – получи второго бесплатно”. Тогда у тебя будет полноценная семья, а не что-то, что вы вытащили из канавы.
– Мам! – пробормотал Джексон.
– Ох, я опять говорю метафорами, да? Я понимаю, что вы, мальчики, пытаетесь сделать. Вы не хотите создавать ребёнка, когда уже так много тех, кому нужна “любовь”, как называет это твой Вилфред. Но, честно, мальчики, просто арендуйте утробу. Это всегда намного легче. Просто подумайте о том, как весело будет ходить по магазинам и совершать покупки для суррогатной матери. Кого-нибудь с докторской диссертацией, она будет привлекательной, если, конечно, у неё нет кривых зубов или не свежего дыхания. Да и вы бы не захотели того, который родился в Северной Дакоте, потому что, чего греха таить, из Северной Дакоты никогда не выходило ничего хорошего. Правда? Я удивлена, что она всё ещё считается штатом. Он ещё на месте, да? Весь штат может исчезнуть, и никто не поймет разницы. Кто-нибудь в последнее время наводил о нем справки? Нет, вы бы все равно не захотели никого из Северной Дакоты. Ещё я склонна избегать определённых частей Калифорнии. Когда некоторые из этих женщин открывают свои рты, слышно только чаек. И я ставлю под сомнение здравый смысл людей, которые живут на главной линии разлома. Если земля разверзнется во время землетрясения, у них будет хотя бы хороший загар и подтянутые йогой тела, пока они будут нырять в свои огненные колодцы смерти. Но, честно говоря, такую женщину не хочется видеть матерью своего ребёнка.
Она вышла из фойе в вестибюль.
Глава 5
Собираясь с духом
Хочешь осмотреться? – прожестикулировал я.
Тони пожал плечами.
Идём, – сказал я. – Я покажу тебе дом.
Фойе переходило в то, что я считал величественным вестибюлем, это была своего рода большая гостиная с различными нишами – как в холле отеля – окружённая балконами и большой мраморной лестницей, ведущей наверх. Для этой комнаты было собственное имя, но будь я проклят, если знал его. Будь я ещё больше проклят, если меня это волновало.
Слева была зона кухни и столовой. Справа располагалась просторная зона гостиной. Прямо впереди было “логово” мистера Ледбеттера и кабинет, плюс “его и её ванные”. Я рассказывал маме об этих двух ванных, но она мне не поверила, пока не приехала в Бостон на свадьбу. Над ванными висели маленькие деревянные таблички. На одной было написано “Господа”. На другой – “Дамы”.
Конечно же, всё очень по-домашнему.
За этой зоной, позади, были главные спальни, “игровая”, “телевизионная комната” и другие. В самом конце располагалась настоящая гостиная, которая уступала место французским дверям и веранде с аккуратным ухоженным садом.
Мы с Тони разнюхали всё в вестибюле, сунули носы в зону гостиной, забрели в заднюю часть дома. Он ничего не говорил, пока шёл следом, его лицо было опечаленным. Он ни к чему не прикасался. Он не присел ни на одно из модных кресел, соф, диванов. Он, казалось, не думал, что это было местом, где можно по-настоящему жить.
Мы прошли к французским дверям и взглянули на сад, сейчас зарытый в снег.
Тебе нравится? – спросил я.
Он равнодушно пожал плечами.
Пойдём посмотрим твою комнату, – предложил я.
Мы вернулись обратно и поднялись по мраморной лестнице. Миссис Ледбеттер “освежила” две гостевые комнаты, располагающиеся рядом. У них была общая дверь. Если Тони испугается ночью, то сможет выскользнуть из кровати и легко найти нас.
Джексон уже положил маленький чемодан Тони в ногах его кровати, и кто-то – возможно, миссис Ледбеттер – положил игрушки и настольные игры на маленький письменный стол под окном, включая грузовик фирмы Тонка, с которым раньше Ной играл в саду.
Вид этого грузовика вернул наплыв воспоминаний.
Это твоя комната, – сказал я. – Тебе нравится?
Он снова пожал плечами, будто равнодушный к этим материальным вещам, будто думал, что это не могло составить никакой разницы в том, как он к этому относится. “Я просто прохожу мимо, – таково было его сообщение. – Ничего из этого ко мне не относится”.
Ты в порядке? – спросил я.
Страшно, мистер.
Не бойся, сладкий. Мы с Д—ж—е—к—о—м позаботимся о тебе. Хорошо?
Он не ответил. Вместо этого он подвинулся, чтобы встать чуть ближе ко мне.
Хочешь поиграть с этими игрушками?
Я протянул ему грузовик Тонка, и он взял его, нахмурившись, серьёзно изучая его. Он не был похож на других детей. Он не выхватил грузовик из моей руки и не начал тут же играть с ним, восторженный, счастливый, очень поглощённый моментом. Он смотрел на него очень близко, крутя его в руках задумчиво, осторожно, будто боялся, что может его сломать или сделать что-то, что не должен, или что может захотеть чего-то, чего не может иметь.
Можешь его забрать, если нравится…
Он посмотрел на меня через толстые линзы очков, будто пытаясь решить, говорю я правду или нет.