Текст книги "Разнести повсюду весть (ЛП)"

Автор книги: Ник Вилгус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Крутые?

– О да! Один из них шеф-повар в знаменитом ресторане в Бостоне, и у него есть своё собственное телевизионное шоу. А другой водитель гоночного автомобиля, и он каждый день отвозит детей в школу на болиде, и все другие дети завидуют.

– Правда?

– Правда.

– И им очень весело вместе? – спросила она.

– Я ещё не зашёл так далеко. Но, думаю, будет.

– Правда?

– Может быть, я начну книгу с того, как один из двух пап отводит детей на их первый день в школе. Маленькая девочка очень нервничает из-за этого, но не хочет в этом признаваться, так что он рассказывает ей истории, пытается отвлечь её и помочь почувствовать себя лучше. Потом они добираются до школы, и у неё замечательно проходит первый день, и она заводит нескольких новых друзей и не может дождаться, когда придёт домой и расскажет всё об этом своим двум папам. Затем они все садятся в гоночную машину и едут в «Дэйри Куин»*, чтобы съесть по банановому сплиту, потому что маленькая девочка вегетарианка, так что «Тако Белл»* (прим.: «Дэйри Куин» и «Тако Белл» – сети закусочных быстрого питания) определённо не подходит, потому что ей не нравится есть то, у чего есть лицо или карта социального обеспечения. Но затем тайно, после того, как дети идут спать, один из пап выскальзывает из дома и идёт в «Тако Белл» и заказывает еды на пятьдесят долларов и съедает её прямо там, стоя у кассы. Затем он рыгает и говорит: “А теперь, на главное блюдо, я хотел бы…”

– Неправда!

– Он немного помешан на этом «Тако Белл». Не самая приятная сцена.

– Ты такой странный.

– И за это я тебе нравлюсь

– Откуда ты знаешь, нравишься мне или нет?

– Потому что ты умная девочка, так что, конечно, я тебе нравлюсь. Было бы глупо, если нет.

– Серьёзно?

– Серьёзно.

– Полагаю, ты мне и правда нравишься. Немного.

– Ты мне тоже нравишься. Думаю, тебе нужно побрить голову и набить татуировку или что-то ещё, но это только моё мнение.

– Я не побрею голову!

– У тебя довольно красивые волосы. Полагаю, это нормально.

– У меня очень красивые волосы. Мама всегда так говорила.

– Твоя мама была права. И если кто-нибудь из этих мальчишек побеспокоит тебя, скажи им, что у тебя два папы, которые отпинают их тупые задницы прямо до Новой Шотландии, но только после того, как заразят их большой дозой гомо-вшей.

Она стала печальной, когда мы завернули за угол, и перед нами замаячила её новая школа: очень внушительное кирпичное здание, которое выглядело так, будто когда-то было тюрьмой.

– Ты будешь в порядке? – спросил я, пока мы приближались к главному входу, где ждала группка учеников.

– Я не маленькая! – огрызнулась она.

– Я знаю, но я переживаю за тебя. Это моя работа, знаешь ли. У тебя есть мой номер телефона, номер Джека, адрес квартиры?

– Ты знаешь, что есть.

– Хочешь, чтобы мы зашли с тобой?

– Думаю, я смогу пройти через входную дверь без вашей помощи.

Мы остановились у входа.

Амелия не смотрела на меня, кусая губу. Я сдерживался от желания прыгнуть, спасти её, взять за руку.

Я ждал.

Через несколько мгновений она сделала вдох, будто пришла к решению.

– Мы вернёмся в три тридцать, чтобы тебя забрать, милая. Хорошего дня.

Она подняла на меня взгляд. Я видел, что её глаза угрожают пролиться слезами.

– С тобой всё будет хорошо, – сказал я, хлопая её по спине. – Позвони, если будешь во мне нуждаться. Хорошо?

Она сделала очередной вдох, кивнула и решительно зашагала к большим двойным дверям, не оглядываясь назад.

Глава 66

Нежданно-негаданно

Тони сидел в кресле у камина с раскрытой на коленях книгой о динозаврах. Он с обожанием скользил пальцем по очертаниям динозавров на страницах. Мальчик делал это больше часа, и я начал беспокоиться. Его неподвижность, его сосредоточенность – это необычно. Он не поднимал взгляда, казалось, не замечал, как я слоняюсь по кухне, готовя ланч, ставлю тарелки и приборы для сэндвичей, готовлю его лекарства. Он был полностью поглощён динозаврами, не обращая внимания на мир. Время от времени его толстые очки соскальзывали вниз по маленькому носу, и он подталкивал их обратно указательным пальцем в небрежной манере, будто не осознавал, что очки не подходят ему по размеру.

Когда сэндвичи были готовы, вкупе с миской творога и яблочного пюре (я давно сделал вывод, что ни один здравомыслящий человек не сможет задрать нос от смеси творога и яблочного пюре), я прошёл в гостиную и обошёл вокруг Тони, махая рукой, чтобы привлечь его внимание.

Он, казалось, не замечал меня.

Я присел на корточки, осторожно посмотрел на него. Его лицо исказилось в сосредоточении, пока он изучал бронтозавра, его палец скользил по телу динозавра на странице.

Я коснулся его колена.

Он поднял ошеломлённый взгляд.

Ты голоден? – спросил я.

Его губы боязливо задрожали.

Ты в порядке, малыш Т.?

Он смотрел на меня через эти неподходящие очки, будто не знал меня.

Я положил ладонь на его колено.

Он отдёрнулся, в спешке роняя книгу о динозаврах на пол.

Нет! – отчаянно прожестикулировал он. – Нет! Нет! Ты!

Я опустился на корточки, наблюдая за ним, пытаясь донести своим выражением лица, что нет необходимости бояться.

– Хмммм! – вдруг завопил он, с ошеломлённым взглядом в глазах. Он стиснул челюсти, сжал кулаки, будто храбрился для чего-то.

Всё нормально, – прожестикулировал я.

– Ахххх! – простонал он, отдёргиваясь от меня.

Я отошёл от него. Я делал это очень медленно, очень осторожно, не желая и дальше его пугать.

– Хммммм!

Всё нормально, – снова прожестикулировал я, медленно, осторожно, добавляя улыбку, чтобы показать ему, что всё хорошо.

Его взгляд метался туда-сюда, пока грудь вздымалась и опускалась в быстрых, резких вдохах.

– Ааааааххххххх! – стонал он долгим, затянутым, полным агонии звуком.

Что-то было ужасно неправильно.

Он вдруг поднялся на ноги и сломя голову рванул к входной двери. Распахнув её, он вырвался на улицу. В дом тут же ворвался дикий холод.

Я побежал за ним.

Он, казалось, не замечал холода, пока бежал вниз по ступенькам. Я слышал и видел движение по дороге впереди, и у меня внутри всё сжалось в болезненный узел.

Если он выбежит на дорогу…

– Тони! – испуганно прокричал я. – Тони, нет!

Он безрассудно сбежал по ступенькам, холодный ветер трепал его свитер и волосы.

Он направился прямо к дороге.

С подскочившим к горлу сердцем я слетел вниз вслед за ним.

Белый внедорожник резко ударил по тормозам – я заметил это краем глаза. Я бегом добрался до тротуара, чуть не поскользнулся, метнулся между машинами, припаркованными перед нашей квартирой, и оказался на дороге.

Тони пересёк дорогу и бежал по тротуару на другой стороне.

Я бежал за ним.

– Тони!

Я знал, что он меня не слышит, но не мог перестать звать его по имени.

Я был так ошеломлён, что не мог думать.

Две женщины шли по тротуару в мою сторону. Они посмотрели на Тони, на меня, с выражением недоверия на лицах.

В конце улицы был оживлённый перекрёсток. Если Тони доберётся туда раньше меня…

Господи!

С внезапным порывом энергии я бросился вперёд, приблизился к нему, схватил его сзади за свитер и потянул вниз.

Мы упали на землю.

– Аааххххх! – простонал он, дёргая и пинаясь руками и ногами. Он, казалось, не обращал внимания на холод, на тот факт, что мы лежали на тротуаре.

– Тони! – крикнул я, притягивая его к себе.

Он отдёрнулся, ворча, стеная, вопя, я не мог сказать, от злости это или от ужаса.

– Тони, – снова сказал я, гладя его по спине, пытаясь успокоить.

Он не принимал этого. Как только я поднял нас на ноги, он дёрнул меня за руку, пытаясь удрать, как избалованный, капризный ребёнок, который хотел пойти в парк и не принимал “нет” за ответ. Он беспомощно боролся с моей хваткой. Я цеплялся за него, ошеломлённый и теперь смущённый. Что подумают соседи. Я понятия не имел. Наше дыхание формировало крошечные облака в воздухе между нами.

– Здесь холодно, – сказал я, будто он мог меня слышать, будто это объясняло, почему нам нужно вернуться домой. – И мы без курток.

– Хммм!

Как мул, он встал рядом со мной, его лицо было каменным, руки напряглись в попытке сопротивления.

Я попытался приблизиться ещё раз. Я поднял его на руки, усадил к себе на бедро, крепко держа. Он со злостью хлопал меня руками, несчастно вопя, не желая, чтобы я прикасался к нему, не желая быть со мной рядом, не желая сидеть на руках.

– Тише, приятель, – проворковал я. – Всё хорошо.

– Ааахххх!

К этому моменту я дрожал, запыхавшийся и просто-напросто напуганный. Ещё я переживал за него – он был в абсолютном ужасе. Я пытался убаюкать его, но он продолжал отдёргиваться, будто бился в конвульсиях.

Когда движение стихло, я поспешил через дорогу и направился к двери нашей квартиры, которая оставалась открытой. В моих руках Тони вдруг стал неподвижным и тихим, и запах, который заполнил воздух, сказал мне, что у него только что произошёл очередной инцидент.

Я поспешил по ступенькам в квартиру, зашёл внутрь и закрыл дверь.

Он сбежал с моих рук, споткнулся в гостиной и упал на ковёр с тихим глухим стуком, где скрутился в клубок и зарыдал в агонии.

Я смотрел на него долгое мгновение, чувствуя себя совершенно не в своей стихии. Напуганным. Ошеломлённым. Он мог убиться, выбежав на дорогу. Это произошло так быстро, так неожиданно. Я стоял на месте, глядя вниз, тяжело дыша.

«Соберись», – подумал я, нервно проводя рукой по лицу.

Я присел на корточки, легко коснулся его плеча.

Теперь он не замечал меня. Он закрывал лицо руками, зажмурив глаза. Он ушёл в какое-то место в своём сознании, в какое-то место безопасности, в какое-то место, где до него не могли добраться плохие парни.

Я сел, притянул его к себе, держа в своих руках.

Он не сопротивлялся, казалось, не обращал внимания.

– А теперь тише, приятель, – прошептал я, гладя его по волосам. – Всё будет хорошо.

Я хотел, чтобы это было правдой, – отчаянно хотел. Но впервые с тех пор, как мы привезли его домой, я был полон сомнений.

Я сидел с ним около двадцати минут, и, в конце концов, он успокоился. Он ничего мне не говорил, пока я стоял, говоря ему, что ему нужно помыться, что я достану для него свежую одежду. Он не делал никаких попыток, чтобы подняться на ноги, пойти за мной, так что я взял его на руки и понёс. Он смотрел на меня открыто, пока я это делал. Он провёл пальцами по моей бородке, казалось, заворожённый ею.

Тебе нужно принять душ, – сказал я после того, как поставил его в ванну.

Он стоял на месте, глядя на меня пустым, отрешённым, бессознательным взглядом. Он не принял бы душ сам, так что я поднял его под подмышки и поставил под душ. После того, как он был искупан и одет в чистую пижаму, Тони казался очень уставшим, и когда я посадил его на кровать, он перекатился на бок, подальше от меня, и закрыл глаза, прижимая руки к груди, будто ему холодно. Я укрыл его одеялом и сел рядом.

Меньше, чем через минуту он уснул.

Вдруг я подумал о его графике приёма лекарств и нахмурился.

Глава 67

В порядке до сегодняшнего дня

– Вилли, что случилось?

– Ничего, мама.

– Я тебя дам ничего. Я твоя мать, и я знаю, когда что-то не так.

– Что ж, – сказал я, моё сердце отяжелело из-за причин, которые я не мог осмыслить, – прошлой ночью скончался отец Джека.

– Мне жаль это слышать. Как Джек?

– Думаю, нормально.

– Я думала, его отец выкарабкается.

– И мы думали, но эти последние пару дней всё шло не так хорошо. Затем прошлой ночью Джеку позвонили и сказали, что его отец скончался.

– Что ж, мне жаль это слышать. Ты в порядке?

– Конечно. Я расстроен из-за него, но я в порядке.

– А по голосу ты далек от порядка, Вилли.

– Ох, мама.

– Что случилось?

– Этот маленький мальчик… Тони.

– Что с ним?

– Его слишком много.

– Что это значит?

– У нас всё было в порядке до сегодняшнего дня, – сказал я. Я объяснил, что произошло. – Он мог убиться, мама. Он так быстро оказался за этой дверью – это было как выстрел. И он побежал прямо на дорогу, а там много машин.

– Он тебя напугал?

– Чуть не довёл до инфаркта.

– И это тебя беспокоит?

– Я не знаю.

– Ты передумываешь насчёт усыновления?

– Конечно, нет.

– Тогда в чём дело?

Но я не знал.

– Как девочка? Амелия?

– Она замечательная, – сказал я. – Правда, мама. Она замечательная. Ты полюбишь её, когда познакомишься.

– И когда это произойдёт? Я не собираюсь жить вечно, знаешь ли.

– Я думал о четвёртом июля. Ты знаешь. Как мы всегда делаем.

– Вечеринка по случаю дня рождения Ноя? Мы не делали этого с тех пор, как он умер. Не то чтобы мы этого не хотели, но ты говорил, что больше не хочешь этого делать.

– Знаю. Но я думал, мы могли бы приехать в гости на праздник четвёртого июля, устроить вечеринку, как раньше.

– Это было бы очень мило, дорогой.

Я замолчал.

– Что такое? – надавила она.

Мама хорошо меня знала. Иногда я думал, что слишком хорошо.

– Вы с Джеком ругаетесь?

– Нет, – сказал я. – Ничего такого.

– Тогда в чём дело, Вилли? И ты знаешь, пока ты на телефоне, может быть, ты мог бы мне объяснить, почему не звонишь чаще. Я просто должна сидеть здесь день за днём, пока ты аж там, в Бостоне – ты мог бы с таким же успехом быть в Китае, никакой разницы – а ты даже не звонишь мне и не рассказываешь, как у тебя дела и что происходит? Я по-прежнему твоя мать, знаешь ли. Только то, что ты живёшь в большом городе, не значит…

– Мама, прекрати.

– Ты мог бы звонить чаще. Не умер бы. Я до смерти за тебя переживала, ты там один, и некому за тобой присмотреть…

– У меня есть Джек!

– Ты не переживаешь о преступности? Ты можешь идти по улице, и кто-нибудь может угнать тебя.

– Думаю, ты имела в виду угнать машину.

– Плевать, умник. Это не безопасно – вот, что я говорю. Каждый раз, когда звонит телефон, я задерживаю дыхание. Я знаю, что в один из дней это будет полиция, которая скажет мне, что тебя обезглавили или подорвали на том марафоне, которые они там проводят, или…

– Ох, мама, честное слово!

– Что ж, Иисус, Мария и Иосиф! Я переживаю за тебя. Так подай на меня в суд. Если нападут террористы, это не в Тупело, Миссисипи, в центре города спикирует вниз 747-ой боинг. Это будет в таком месте, как Бостон, где вы все такие пафосные…

– Мама, мне пора.

– Но ты не рассказал, что случилось.

Я снова замолчал.

Мама ждала.

– Просто здесь не то же самое, – наконец сказал я.

– Это и я могла бы тебе сказать. На самом деле, кажется, я говорила, но ты не слушал.

– Только то, что здесь по-другому, не значит, что это плохо. Я просто чувствую себя немного не в своей тарелке.

– Ну, если хочешь приехать домой…

– Я не хочу домой. Я просто чувствую себя напуганным.

– Ты? Напуганным? С каких пор?

– С этих самых, мама.

– Чего ты боишься?

– Не знаю.

– Ты знаешь, что всегда можешь со мной поговорить, Вилли. У нас были взлёты и падения, но я всё ещё твоя мама и всегда ею буду. Я хотела бы, чтобы ты остался там, где тебе место, со своей кровью, но я уверена, ты знаешь лучше.

– Джек нуждался в этом.

– А ты нет. Так ведь?

– Не совсем, – признался я.

– Если бы я не знала тебя лучше, то сказала бы, что ты тоскуешь по дому.

– Я не тоскую по дому!

– Ты тоскуешь по дому, да? Ну, это нормально, детка.

– Мама, я не тоскую по дому.

– А вот и тоскуешь. Ты на самом деле по нам скучаешь, да? Билли будет так удивлён, когда я ему расскажу.

– Ты ничего ему не расскажешь!

– Несомненно расскажу! Никогда ещё ты не был так далеко от дома. Чего ты ожидал?

– Я не тоскую по дому. Мне просто немного… одиноко.

– Я думала, ты замужем.

– Так и есть!

– Ну, тогда чего тебе одиноко? И бедный Джек только что потерял своего отца. Надеюсь, ты не планируешь сейчас тосковать по дому, не тогда, когда он нуждается в тебе.

– Мама, мне пора.

Глава 68

Обещай мне

Я дал Тони поспать час, прежде чем разбудил – я не хотел полностью сбивать график приёма лекарств. Стоя у кухонного стола, он смотрел, как я достаю его таблетки, смешивая миску пудинга, предлагая ему стакан воды. Он послушно сделал глоток, проглотил таблетки, одну за одной. Я погладил его по груди, пока он пытался протолкнуть таблетки вниз. У меня не было истинных доказательств того, что поглаживание каким-то образом помогает, но это, казалось, помогало, и для меня это было достаточно хорошо. И, возможно, он учился ассоциировать приём таблеток с проявлением любви. Он ел пудинг, гримасничая с каждой ложкой – видимо, в мире не было достаточно ванили и яблочного пюре, чтобы скрыть дрянной запах лекарств.

Затем он сел за стол и принялся за сэндвич.

Почему ты убежал? – спросил я, когда мы закончили.

Он пожал плечами.

Ты меня напугал, – сказал я, неуверенно улыбаясь, чтобы смягчить влияние этого заявления.

Он закусил губу, не ответив.

Пожалуйста, не делай так больше, – сказал я.

Он не отвечал.

Пожалуйста, – сказал я, беря его за руку и сжимая её. – Обещаешь мне?

Тебе… страшно?

Да.

Почему?

Тебя могла бы сбить машина.

Пустой взгляд его глаз говорил мне, что он не понимал, что я говорю.

Опасно, – прожестикулировал я. – Дорога… машины… много, много, много… ты бежал… опасно. Ты… поранился. Машина… ударила тебя. Больно, больно, больно. Не хорошо. Понимаешь?

На его лице появилось виноватое выражение.

Пожалуйста, – добавил я, – не делай… не надо снова… это слишком опасно. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Он открыто смотрел на меня. Его взгляд говорил, что он признавал себя виноватым, но не совсем понимал, в чём проблема.

Тебе было страшно? – спросил я, пробуя ещё один подход.

Я… Я… не знаю… мне.

Я не был уверен, что это значит.

Ты убежал потому, что тебе было страшно?

Я не знаю.

Сейчас тебе страшно?

Нет.

Хорошо. Я не хочу, чтобы ты боялся. Но почему ты убежал?

Он смотрел на меня, его губы двигались, будто он хотел что-то сказать, его глаза были полны… чего? Замешательства? Неуверенности? Вины?

Я… не могу…

Это было единственным, что он сказал.

Ты не можешь… что?

Я не знаю… нет… не знаю… не…

Я несколько минут пытался распутать его мысли, но сдался. Он не мог что-то сделать, или не мог сказать, или не знал, как сказать – в этом была суть.

Ты, – сказал он, тыкая в меня пальцем. – Ты… злишься?

Нет, сладкий. Мне страшно.

Почему… тебе страшно?

Если бы тебя сбила машина, ты попал бы в больницу. Тебе было бы очень больно. Очень, очень, очень сильно. Я этого не хочу.

Казалось, он ухватил это упрощённое, урезанное заявление.

Почему? – спросил он. Он казался озадаченным.

Я люблю тебя. Если тебе больно, то и мне больно. Если тебе грустно, то и мне грустно. Ты понимаешь?

Он пожал плечами.

Пожалуйста, будь осторожным. Обещаешь мне?

Он очень медленно кивнул.

Глава 69

Рай – это место на земле

В тот день “потеплело” до семи градусов. Это были слова излишне самоуверенной блондинки из прогноза погоды по телевизору, не мои. “Потеплело”. У них было чувство юмора, у этих янки. Мы с Тони укутались, шли за руки вниз по Пайн-стрит в сторону школы Амелии.

Тони нравилось бывать на улице. Я понял это, пока мы гуляли. Он сошёл с дороги, чтобы пнуть маленький сугроб, или проскользить по обкатанным участкам тротуара, или обежать вокруг деревьев, которые дрожали под ярким, но холодным небом. Он казался довольным. Более того, казалось, он наслаждался собой, и не в своей контролируемой, осторожной манере, а в беззаботной и спонтанной, что было приятно видеть.

Когда мы приближались к школе, он побежал к кованому железному забору, который отделял игровую площадку от тротуара, и посмотрел на качели, карусели и рукоходы с определённой долей любопытства.

На площадке появлялось всё больше детей, когда зазвенел звонок, и у обочины выстроились школьные автобусы.

Мы ждали Амелию.

Настроение Тони изменилось, когда дети начали выходить из школы. Он придвинулся ближе ко мне, будто хотел, чтобы я его спрятал. Он схватился за мой карман и опустил глаза.

Амелия нас заметила.

– Как прошёл твой день, тыковка? – спросил я.

– Тыковка? – повторила она, закатывая глаза в скептическом недоверии.

– Милая?

– Милая?

– Сладкая?

– Сладкая? Ох, честное слово!

– Дай мне попробовать снова, – сказал я. – Как прошёл ваш день, мисс Амелия?

– Нормально, мистер Вилли. Кстати, мой учитель английского жжёт.

– Рад слышать.

– И я далеко превзошла этих неудачников.

– Серьёзно?

– Я очень хорошо читаю.

– Бьюсь об заклад, так и есть.

– Я читаю уже на уровне седьмого класса, а я только в четвёртом. Я могу сделать домашнее задание во сне. Я тебя умоляю! Я даже не знаю, почему должна ходить в этот класс.

– Ты умная девочка.

– Я знаю, ладно?

Тони потянулся, схватил Амелию за рукав пальто и неловко потянул.

Она нахмурилась, бросая на него взгляд.

Привет, – сказал он.

– Что говорит мальчик-козявка? – спросила она.

– Он сказал “привет”. И не называй его так.

– Ну, он мальчик, разве нет?

– Я знаю, но он твой младший брат.

– Он мне не брат.

– Не будь такой.

Выражение её лица смягчилось. Она помахала ему рукой в своей версии приветствия.

– Он никогда не говорит никому “привет”, – сказал я. – Может быть, мы делаем прогресс.

– Он такой странный.

– Да, – сказал я, – странный. Но мы всё равно его любим. Разве не так?

– Наверное.

– Так твой первый день прошёл нормально?

– Не нужно за меня переживать, мистер Вилли. Я не ребёнок.

– Ты мой ребёнок.

– Я не твой ребёнок! Мне девять. И почему ты так смешно говоришь?

– Это называется южный акцент. Так люди говорили до того, как вы, янки, всё исказили. У тебя день рождения в ноябре, да?

– Мама всегда позволяет мне делать всё, что я хочу, на мой день рождения.

– Хорошая традиция. Я полностью согласен.

– Так ты разрешишь мне делать всё, что я хочу?

– До тех пор, пока это не включает в себя кредитные карты или сифилис, конечно.

– Что такое сифилис?

– Ничего, милая. У тебя были какие-нибудь неприятности из-за твоей “семьи”?

– Миссис Джонсборо спрашивала, только что ли моя семья переехала в город, и я сказала, что да.

– И?

– Она спросила, чем занимаются мои родители. Я сказала, что мой папа медбрат, а другой папа – писатель. Это выскользнуло само.

– И?

– Ну, все рассмеялись. Они подумали, что это забавно. В смысле, они не смеялись надо мной. Они считали, что я забавная. И миссис Джонсборо сказала: “Это хорошо, дорогая”.

– И?

– Это всё.

– Кто такая миссис Джонсборо?

– Она моя классная руководительница.

– Надеюсь, я могу с ней познакомиться.

– Она милая. Но от неё пахнет.

– Серьёзно?

– Кэти говорит, что она купается в лаванде.

– Кто такая Кэти?

– Моя подруга.

– Что ж, я тобой горжусь, – сказал я, когда мы пошли в сторону дома.

– Почему?

– Для некоторых детей первый день в школе тяжело проходит. Особенно, когда это новая школа. Но с тобой, кажется, всё в порядке.

– Я в порядке, мистер Вилли. Я не маленькая!

– Я не говорю, что ты маленькая.

– Что, думаешь, раз я девочка, тебе обязательно держать меня за руку? Я тебя умоляю!

– Твоя мать случайно не была феминисткой?

– Это то же самое, что сексистская свинья?

– Думаю, ты мне нравишься, – сказал я, улыбаясь ей.

– Мама всегда говорила, что нам не нужно, чтобы кто-то о нас заботился, что Фостеры всегда сами о себе заботятся.

– Сама тянешь себя за шнурки?

– Похоже, что я ношу сапоги? Честное слово. Я не ковбойша, знаешь ли.

– Есть вещи и похуже, – сказал я. Как пример этого на ум сразу же пришла ковбойша с сифилисом, но я остановил себя раньше, чем это успело выскользнуть. Было легко забыть, что Амелии всего девять. В ней было что-то очень взрослое.

– Что ты хочешь на ужин? – спросил я, меняя тему.

– До тех пор, пока на нём нет лица, мне подойдёт. Но не брокколи. Я просто пока ещё не готова умереть. Кроме того, меня от них пучит.

– Я думал, девочек не пучит.

– Нет, – чопорно произнесла она.

– Это верно. У вас выходит “пар”.

– Выходит пар?

– Так сказала бы южная леди. У меня был пар. Южная леди никогда не была бы такой бестактной, чтобы признаться, что пукнула. В любом случае. Я не уверен, что мы будем есть на ужин. Мистер Джек весь день в доме своей мамы. Они занимаются приготовлениями.

– Ты имеешь в виду приготовления к похоронам.

– Да.

Она замолчала, её лицо исказилось печалью.

– Мы просто стараемся не мешать им, – мягко сказал я, кладя руку ей на плечо.

– Мне обязательно идти на похороны?

– Уверен, мистер Джек очень оценит, если ты придешь.

– Это так глупо.

– Что?

– Похороны.

– Почему ты так говоришь?

– Ну, они умирают, разве нет? Не то чтобы ты мог попрощаться или что-то ещё. Просто сидишь там, а люди на тебя смотрят. Что в этом весёлого?

– Это не должно быть весело. Это, скорее, для семьи, знаешь. Для людей, которые знали человека. Шанс для них собраться вместе и поговорить и поддержать друг друга. Это помогает людям чувствовать себя лучше.

– Мне это не помогло, – сказала она.

– Я сожалею.

– Это не ты виноват.

– Знаю. Похороны – это довольно трудно. Ты не обязана идти, если не хочешь, милая. Но подумай об этом, ладно? Я знаю, мистер Джек хотел бы, чтобы ты была там. Не ради его папы, а ради него. Для него это будет много значить. Ты подумаешь об этом?

– Ладно.

Мы шли в тишине. Тони дёрнулся к краю тротуара, чтобы засунуть носок ботинка в маленький сугроб. Он рассмеялся, когда снег разбросался.

– Мистер Вилли?

– Что, милая?

– Почему ты называешь меня милой? Я не маленькая!

– Я южанин. Мы так делаем. Могло бы быть хуже, знаешь ли.

– Как?

– Ну, я мог бы сказать, что, ты болотная ведьма? Или, что, ты козявочный зад? Но я называю тебя милой. Так что это не так уж плохо, да?

– Я никогда не слышала про козявочный зад.

– Это сложно. Поверь мне.

– Уверена, так и есть. Мистер Вилли?

– Да?

– Думаешь, рай существует?

– Конечно.

– В смысле, серьёзно. И не корми меня чепухой.

– Да, – сказал я. – Я думаю да.

– Так ты думаешь, моя мама в раю?

– Она кого-нибудь убила?

– Нет! Я тебя умоляю!

– Ну, она, наверное, была хорошей дамой, а я думаю, что если ты делаешь хорошие вещи в жизни – а она делала. Делала, не так ли? Но я думаю, если ты делаешь хорошие вещи, и ты хороший человек, то тебя ждёт какой-то своего рода рай. Я не знаю, что именно это такое. Жемчужные ворота, дороги золота, хор поющих райских ангелов, может быть, концерт Майкла Джексона или ещё что – чёрт, может быть, даже «Тако Белл» – я не знаю. Но я уверен, что это милое место. Но рай не просто где-то в небе.

– А где ещё?

– Рай – это и место на земле тоже. Как и ад. Когда ты делаешь плохие вещи, ты создаёшь ад из своей собственной жизни, ад, полный несчастья, боли и страданий. Но когда ты делаешь хорошие вещи, ты создаёшь рай. И любить других людей – это рай. Тебе становилось хорошо от любви к матери?

– Да.

– И я уверен, что ей тоже было от этого хорошо.

– Но сейчас её нет.

– Но ты всё равно можешь её любить. И я знаю, где бы она ни была, она это чувствует, и она будет знать, что ты по-прежнему любишь её и заботишься о ней. И она по-прежнему любит тебя и заботится о тебе, не важно, сколько тебе лет.

– Это просто слова.

– Нет, не просто. Я чувствую это к своему сыну. Я знаю, что он где-то наверху. Он знает, что я по-прежнему люблю его и забочусь о нём. Знаешь, я постоянно с ним разговариваю.

– Да?

– Конечно.

– О чём вы говорите?

– Ну, иногда я злюсь на него и говорю, что он большой тупица, раз оставил меня здесь внизу одного. Но чаще всего я говорю, что скучаю по нему и надеюсь, что он счастлив, и не могу дождаться, когда однажды увижу его снова.

– Серьёзно?

– Серьёзно.

– Я бы хотела увидеть свою маму.

– Я тоже хотел бы, чтобы ты её увидела, милая.

Глава 70

Сексуальное исцеление

Услышав, что Джексон пришёл домой, я поспешил вниз по лестнице.

Он посмотрел на меня глазами, красными и опухшими от слёз.

– Ты в порядке? – спросил я.

– Я чуть не сделал это, – рассеянно произнёс он, выкручивая руки.

– Что сделал?

– Заехал в бар.

Я ничего не сказал.

– Если в моей жизни когда-нибудь было время, когда я в чём-то нуждался… в каком-нибудь химическом веществе… Господи, что за день!

– Плохой, да?

– Ты не знаешь и половины, – сказал он.

– Мне жаль. Я могу тебе что-нибудь принести? Сделать кофе?

– Ты мог бы поцеловать меня и сказать не быть чёртовым идиотом.

Я поцеловал его.

– Ты не идиот, – тихо сказал я.

– Я действительно заехал на парковку у «Одессы».

– Но ты не зашёл?

– Нет.

– Может быть, тебе позвонить своему куратору?

– Уже позвонил. Я не хочу пить – я не алкоголик. Я наркоман. Но Господи! У меня такое чувство, будто я расклеиваюсь. И я знал, что если выпью, то не остановлюсь, потому что это просто не поможет.

– Я могу набрать тебе горячую ванну, дать отмокнуть, пока буду делать тебе минет или ещё что. Это поможет расслабиться?

– Дети спят?

– Конечно.

– Но это будет странно, зная, что они в конце коридора.

– Мы запрём дверь. И мы будем очень, очень тихими. В смысле, тяжело говорить, когда у тебя во рту большой член.

Он попытался улыбнуться, но ничего не вышло.

– Какого чёрта со мной не так? Мой отец мёртв, и всё, чего я хочу, выпить таблеток!

– Идём, городской мальчишка. Есть больше, чем это. У тебя был плохой день. Тебе нужно кое-что, чтобы через это пройти. Уверен, твой отец понял бы это. И после того, как ты получишь шанс… расслабиться… можешь рассказать мне всё о своём дне. Что скажешь?

– Ты не думаешь, что это странно?

– Я думаю, что ты человек. Кроме того, это известный факт.

– Какой?

– Секс – хороший антидепрессант.

– Ох, я тебя умоляю.

– Когда в последний раз, получая минет, ты говорил: “О, тебе придётся прекратить, я в депрессии”?

– Я понял, что ты хочешь сказать.

Глава 71

Семейный ужин

“Семейный ужин” в доме миссис Ледбеттер следующим вечером был не очень счастливым.

Для начала, в поместье Ледбеттеров не было ничего особо семейного. Джексон был единственным ребёнком; как и его мать. У мистера Ледбеттера была сестра, Рита, которая была “счастливо разведена”. Она сидела напротив и время от времени бросала пренебрежительные взгляды на Амелию и Тони – особенно на Тони, который чавкал и ел руками, как нормальный семилетний ребёнок. Ни один из двух взрослых детей Риты не присутствовал. У мистера Ледбеттера ещё было два брата, Карлсон, с которым я уже познакомился, и Чарли, который жил в Калифорнии и приедет завтра утром на похороны.

Карлсон отпросился с обеда, но его дочь, Фрида, была здесь вместе со своим мужем, Джорджем.

– Не знаю, почему ты так себя ведёшь, Юни, – сказала Рита после долгой, неловкой тишины, бросая взгляд на миссис Ледбеттер. – Все знают, что вы со Стивеном терпеть друг друга не могли. Честно говоря, мне следовало думать, что будет облегчением видеть его мёртвым.

Миссис Ледбеттер, которая довольно неубедительно поедала рыбу-меч, отложила вилку и повернулась к золовке со странным подобием улыбки на губах.

– Кажется, после лоботомии тебе лучше, Рита. Могу сказать, ты всех нас напугала.

– Мам, тётя Рита, пожалуйста, – с гримасой произнёс Джексон. – Не перед детьми.

– Так ты их называешь? – спросила тётя Рита.

– Это довольно зло, – сказал я.

– Я не считаю себя обязанной исправлять ошибки других людей, – легко ответила она.