Текст книги "Украинские сказки и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

ОХ!

В стародавние времена все это было не так, как ныне, раньше всякие чудеса на свете творились, да и свет-то был не такой, как теперь. Нынче этого ничего нету… Расскажу я вам сказку про лесного царя Оха, какой он был.

Давным-давно, не на нашей памяти, а пожалуй, когда еще и отцов и дедов наших не было на свете, жил-был бедный мужик с женой, у них был всего один сын, да и тот не такой, как надо: уродился такой ленивец, что и не приведи господи! И за холодную воду не возьмется, все на печи сидит, только просо пересыпает. Ему уже, пожалуй, лет двадцать, а он все без штанов на печи живет – никогда не слазит: как подадут поесть, поест, а не дадут, то и так обходится.

Вот отец с матерью и горюют:

– Что нам с тобой, сынок, делать, что ты ни к чему негожий! У других дети своим отцам помогают, а ты только даром у нас хлеб переводишь!

А ему хоть бы что: сидит да просо пересыпает… У других-то пойдет ребенку пятый, шестой год, а он уж отцу-матери в помощь; а этот вот вырос такой детина, что аж под самый потолок, а все без штанов ходит, делать ничего не умеет.

Горевали-горевали отец с матерью, а потом мать и говорит:

– Что ж ты, старик, думаешь с ним делать? Вишь какой он уже вырос, а такой дурень – ничего делать не умеет. Отдал бы ты его хотя бы внаймы. Может, чужие люди его чему-либо дельному научат?

Пораздумали, и отдал его отец к портному в обученье. Вот побыл он там дня три, да и убежал; забрался на печку – опять просо пересыпает. Побил его отец хорошенько, выругал, отдал к сапожнику учиться. Так он и оттуда убежал. Отец опять его побил и отдал учиться кузнечному ремеслу. Но и там он долго не пробыл – убежал. Что делать отцу?

– Поведу, – говорит, – его, такого-сякого, в другое царство: уж куда ни отдам внаймы, то отдам, может, оттуда и не убежит. —

Взял и повел его.

Идут они и идут, долго ли, коротко ли, вошли в такой дремучий лес, что только небо да землю видать. Входят в лес, утомились немного; видят – стоит у дорожки обгорелый пенек, – старик и говорит:

– Притомился я, сяду отдохну маленько.

Только стал он на пенек садиться и вымолвил:

– Ох! Как же я утомился! – как вдруг из пенька, откуда ни возьмись, вылазит маленький дедок, сам весь сморщенный, а борода зеленая, аж по колена.

– Что тебе, – говорит, – человече, от меня надобно?

Удивился старик: откуда такое диво взялось? И говорит ему:

– Я разве тебя звал? Отвяжись!

– Как же не звал, – говорит дедок, – когда звал!

– Кто же ты такой? – спрашивает старик.

– Я – лесной царь Ох. Ты зачем меня звал?

– Да чур тебя, я и не думал тебя звать! – говорит старик.

– Нет, звал: ты ведь сказал: «Ох!»

– Да это я устал, – говорит старик, – вот и сказал так.

– Куда ты идешь? – спрашивает Ох.

– Куда глаза глядят! – отвечает старик. – Веду своего дурня внаймы отдавать, может, чужие люди его уму-разуму научат. А дома, куда его ни отдавал, он отовсюду убегал.

– Так отдай его мне, – говорит Ох, – я его выучу. Только с таким уговором: как год у меня пробудет, ты придешь за ним, и если его узнаешь, то бери, а не узнаешь – еще год у меня прослужит.

– Хорошо, – говорит старик.

Ударили по рукам, магарыч распили; пошел себе старик домой, а сынка Ох к себе повел.

Вот повел его Ох и ведет прямо на тот свет, под землю, привел к зеленой хатке, камышом крытой; и все в той хатке зеленое: и стены зеленые, и лавки зеленые, и жена Оха зеленая, и дети зеленые, – сказано, всё, всё. А работницами у Оха Мавки – такие изумрудные, как рута…

– Ну, садись, – говорит Ох своему наймиту, – да маленько поешь.

Подают ему Мавки еду, а еда вся зеленая. Он поел.

– Ну, – говорит Ох, – коли взялся у меня работать, то дровец наруби да в хату принеси.

Пошел работник. Уж рубил или нет, а лег на дровах и – уснул. Приходит Ох, а тот спит. Взял он его, а своим работникам велел наносить дров, его связанного на дрова положил и поджег их. И сгорел работник! Взял тогда Ох и развеял пепел его по ветру, но выпал один уголек из пепла. Окропил его Ох живою водой – вдруг ожил работник и стал малость умней и проворней. Опять велел ему дров нарубить. А тот опять уснул. Ох поджег дрова, спалил работника снова, пепел по ветру развеял, уголек живою водой окропил – ожил работник и стал такой красивый, что лучше нету! Вот сжег его Ох и в третий раз и опять окропил уголек живою водой – и сделался из ленивого парубка такой проворный да красивый казак, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке рассказать.

Пробыл парубок у Оха год. Миновал год, приходит отец за сыном. Пришел в лес к тому обгорелому пеньку, сел и говорит:

– Ох!

Ох и вылез из пенька, говорит:

– Здорово, человече!

– Здорово, Ох!

А что тебе, человече, надобно? – спрашивает.

– Пришел, – говорит, – за сыном.

– Ну пойдем, коль узнаешь – бери его с собой, а не узнаешь – еще год у меня прослужит.

Пошел старик за Охом. Приходят к его хате. Ох вынес мерку проса, высыпал – и сбежалось петухов видимо-невидимо.

– Ну, узнавай, – говорит Ох, – где твой сын?

Смотрит старик – все петухи одинаковые: один в один, не узнал.

– Ну, – говорит Ох, – ступай домой, раз не узнал. Твой сын еще год у меня прослужит.

Пошел старик домой.

Проходит и второй год. Идет опять старик к Оху. Подошел к пеньку:

– Ох! – говорит.

Ох и вылез к нему.

– Иди, – говорит, – узнавай! – И повел его в овчарню, а там – бараны и все один в одного. Смотрел-смотрел старик, но так и не узнал.

– Коли так, ступай домой: твой сын еще год у меня проживет.

Ушел старик пригорюнившись.

Проходит и третий год. Идет старик к Оху. Идет и идет, вдруг навстречу ему дед, весь белый, как кипень, и одежа на нем белая.

– Здорово, человече!

– Доброго здоровья, дед!

– Куда тебя бог несет?

– Иду, – говорит, – к Оху сына своего выручать.

– Как так?

– Да так, мол, и так, – говорит старик.

И рассказал белому деду, как отдал он Оху внаймы своего сына и с каким уговором.

– Э! – говорит дед. – Дело твое плохо! Долго он тебя будет водить.

– Да я, – говорит старик, – и сам уже вижу, что дело плохо, да не знаю, что мне теперь и делать. Может, вы, дедушка, знаете, как мне сына-то выручить?

– Знаю, – говорит дед.

– Так скажите мне, дедушка, миленький: я весь век за вас бога буду молить! Все-таки, какой бы там сын ни был, а родной мне, своя кровинка.

– Так слушай, – говорит дед. – Как придешь к Оху, он выпустит тебе голубей, – будет их зерном кормить. Ни одного из тех голубей не бери, а возьми только того, который есть не станет, а будет он сидеть под грушей да перышки чистить: это твой сын!

Поблагодарил старик деда и пошел.

Приходит к пеньку.

– Ох! – говорит.

Ох и вылез к нему и повел его в свое лесное царство. Вот высыпал Ох мерку пшеницы, созвал голубей. Слетелось их такое множество, что боже ты мой! И все один в одного.

– Ну, узнавай, – говорит Ох, – где твой сын. Коль узнаешь – твой будет, а не узнаешь – мой!

Вот все голуби клюют пшеницу, а один сидит под грушей, нахохлился и перья чистит. Старик говорит:

– Вот это мой сын!

– Ну, угадал! Бери, коли так.

Ох обратил голубя в такого красивого парубка, что лучшего во всем свете не найти. Сильно обрадовался отец, обнимает сына, целует, оба радуются.

– Пойдем, сын, домой.

Вот и пошли.

Идут по дороге, беседуют. Отец расспрашивает, как ему у Оха жилось. Сын все рассказывает, а отец жалуется, как бедствует он, а сын слушает. А потом отец говорит:

– Что же нам теперь, сыне, делать? Я бедняк, и ты бедняк. Прослужил ты три года, да ничего не заработал!

– Не горюйте, таточку, все устроится. Будут, – говорит, – в лесу панычи на лис охотиться; вот обернусь я борзою собакой, поймаю лису, и захотят панычи меня у вас купить, а вы меня за триста рублей и продайте, только продавайте без цепочки: будут у нас деньги, разживемся.

Идут они и идут; глядь – на опушке собаки за лисицей гонятся: никак лиса убежать не может, а борзая никак ее не нагонит. Вмиг обернулся сын борзою собакой, догнал лисицу и поймал. Выскочили из лесу панычи:

– Это твоя собака?

– Моя!

– Хорошая борзая! Продай ее нам.

– Купите.

– Что ж тебе за нее дать?

– Триста рублей без цепочки.

На что нам твоя цепочка, мы ей золоченую сделаем. Бери сто!

– Нет.

– Ну, забирай деньги, давай собаку.

Отсчитали деньги, взяли борзую и стали опять за лисой гоняться. А она как погнала лису да прямо в лес: обернулась там парубком, и явился снова к отцу.

Идут они и идут, а отец и говорит:

– Что нам, сын, этих вот денег? Только разве хозяйством обзавестись да хату подновить…

– Не горюйте, таточку, еще будут. Сейчас, – говорит, – будут панычи за перепелами с соколом охотиться. Вот обернусь я соколом, и станут они меня у вас покупать, а вы продайте меня опять за триста рублей, только без колпачка.

Идут они полем, глядь – спустили панычи на перепела сокола. Гонится сокол, а перепел убегает: сокол не догонит, перепел не убежит. Обернулся тогда сын соколом, вмиг насел на перепела. Увидали это панычи.

– Это твой сокол?

– Мой.

– Продай его нам.

– Купите.

– Что хочешь за него?

– Коль дадите триста рублей, то берите себе, да только без колпачка.

– Мы ему парчовый сделаем.

Сторговались, продал старик сокола за триста рублей. Вот пустили панычи сокола за перепелом, а он как полетел – и прямо в лес, обернулся парубком и опять к отцу воротился.

– Ну, теперь мы маленько разжились, – говорит старик.

– Подождите, таточку, еще будет! Как станем проходить мимо ярмарки, обернусь я конем, а вы меня продайте. Дадут вам за меня тыщу рублей. Да только продавайте без уздечки.

Подходят к местечку, а там ярмарка большая или что-то вроде того. Обернулся сын конем, а конь такой, словно змеи, что и подступить к нему страшно! Ведет отец коня за уздечку, а тот так и гарцует, копытами землю бьет. Посходились купцы, торгуются.

– За тыщу, – говорит, – без уздечки продам.

– Да зачем нам твоя уздечка! Мы ему серебряную, золоченую-сделаем!

Дают пятьсот.

– Нет!

А тут цыган подходит, слепой на один глаз.

– Что тебе, старик, за коня?

– Тыщу без уздечки.

– Э, дорого, батя, бери пятьсот с уздечкой!

– Нет, не рука, – говорит отец.

– Ну, шестьсот… бери!

Как начал цыган торговаться, а старик и копейки не уступает»

– Ну, бери, батя, только с уздечкой.

– Э, нет, уздечка моя!

– Милый человек, да где ж это видано, чтоб продавали коня без узды? Как же его взять-то?..

– Как хочешь, а уздечка моя! – говорит старик.

– Ну, батя, я тебе еще пять рубликов накину, только с уздечкой.

Подумал старик: «Уздечка каких-нибудь три гривны стоит, а цыган дает пять рублей», – взял да и отдал.

Распили магарыч. Взял старик деньги и пошел домой, а цыган вскочил на коня и поехал. А был то не цыган. Ох цыганом обернулся.

Несет конь Оха выше дерева, ниже облака. Спустились в лесу, приехали к Оху. Поставил он коня в стойло, а сам в хату пошел.

– Не ушел-таки из моих рук, вражий сын, – говорит жене.

Вот в полдень берет Ох коня за узду, ведет к водопою, к реке.

Только привел к реке, а конь наклонился напиться, обернулся окунем и поплыл. Ох, не долго думая, обернулся щукой и давай за окунем гнаться. Вот-вот нагонит, окунь развернул плавники, махнул хвостом, а щука и не может схватить. Вот догоняет его щука и говорит:

– Окунек, окунек! Повернись ко мне головой, давай с тобой побеседуем!

– Ежели ты, кумушка, беседовать хочешь, то я и так услышу!

Нагоняет щука окуня и говорит:

– Окунек, окунек, повернись ко мне головой, давай с тобой побеседуем!

А окунек расправил плавники:

– Коль ты, кумушка, беседовать хочешь, я и так услышу.

Долго гонялась щука за окунем, а поймать не может.

Вот подплывает окунь к берегу, а там царевна белье полощет.

Обернулся окунь гранатовым перстнем в золотой оправе, увидела его царевна и вытащила из воды. Приносит домой, похваляется:

– Ах, какой я, батюшка, красивый перстенек нашла!

Любуется отец, а царевна не знает, на какой его палец и надеть: такой он красивый!

А тут в скором времени царю докладывают, что явился, мол, какой-то купец. (А это Ох купцом обернулся.) Вышел царь:

– Что тебе, старичок, надо?

– Так, мол, и так: ехал я, – говорит Ох, – на корабле по морю, вез в родную землю своему царю перстень гранатовый, да уронил его в воду. Не нашел ли кто его из ваших?

– Да, – говорит царь, – дочка моя нашла.

Позвали ее. И как начал Ох ее просить, чтобы отдала, – а то мне, говорит, и на свете не жить, коль не привезу того перстня!

А она не отдает, да и все!

Тут уж и царь вмешался:

– Отдай, – говорит, – дочка, а то из-за нас будет беда старику!

А Ох уж так просит:

– Что хотите с меня берите, только перстень отдайте.

– Ну, коль так, – говорит царевна, – то пускай будет ни мне, ни тебе! – и кинула перстень обземь… и рассыпался он пшеном по всему дворцу. А Ох, не долго думая, обернулся петухом и давай то пшено клевать. Клевал, клевал, все поклевал; но одно пшенное зернышко закатилось царевне под ногу, вот он его не заметил. Только поклевал вмиг, вылетел в окно и полетел…

А из пшенного зернышка обернулся парубок, да такой красивый, что царевна как глянула, так сразу ж в него и влюбилась, – просит царя и царицу, чтобы выдали ее за него замуж.

– Ни за кем, – говорит, – не буду я счастлива, только с ним мое счастье!

Долго не соглашался царь отдавать свою дочку за простого парубка, а потом согласился. Благословили их, обвенчали да такую свадьбу сыграли, что весь мир на ней побывал.

И я там был, мед-вино пил; хоть во рту не было, а по бороде текло, потому она у меня и побелела.

ЛЕТУЧИЙ КОРАБЛЬ

Жил себе старик со старухою. Было у них три сына: двое умные, а третий – дурачок. Умных они и жалеют, каждую неделю старуха им чистые рубашки дает, а дурачка все ругают, смеются над ним, – а он знай себе на печи в куче проса сидит, в грязной рубашке, без штанов. Коль дадут – поест, а нет – то и голодает. И вот прошел на ту пору слух, так, мол, и так: прилетел царский наказ к царю на обед собираться, и кто построит такой корабль, чтоб летал, да на том корабле приедет, за того царь дочку выдаст.

Вот умные братья и советуются:

– Пойти бы, пожалуй, и нам, может, там наше счастье таится!

Пораздумали, у отца-матери просятся:

– Пойдем мы, – говорят, – к царю на обед: потерять – ничего не потеряем, а может, там наше счастье найдется!

Отец их отговаривает, мать отговаривает.

– Нет, пойдем, да и всё! Благословите в путь-дорогу.

Старики – нечего делать – взяли благословили их на дорогу;

надавала им старуха белых паляниц; зажарила поросенка, фляжку горилки дала, – пошли они.

А дурачок сидит на печи да и себе просится:

– Пойду, – говорит, – и я туда, куда братья пошли!

– Куда уж тебе, дурню, идти? – говорит мать, – да тебя там волки съедят!

– Нет, – говорит, – не съедят: пойду!

Старики поначалу над ним смеялись, а потом и бранить начали. Что ж, видят, что с дурнем ничего не поделаешь, и говорят:

– Ну, ступай, да чтоб назад не возвращался, нашим сыном не назывался.

Дала ему мать торбу, наложила туда черного черствого хлеба, фляжку воды дала и выпроводила его из дому. Он и пошел.

Идет и идет, вдруг попадается ему по дороге дед. Такой седой дедуня, борода вся белая, до самого пояса!

– Здравствуй, дедушка!

– Здорово, сынок!

– Куда, дедушка, идете?

А тот и говорит:

– Хожу я по свету, людей из беды выручаю. А ты куда?

– К царю на обед.

– А ты разве умеешь такой корабль смастерить, чтобы сам летал? – спрашивает дед.

– Нет, – говорит, – не умею.

– Так зачем идешь?

– А бог его знает, – говорит, – зачем! Потерять – не потеряю, а может, там счастье мое найдется.

– Так садись, – говорит, – отдохни маленько, пополуднуем. Доставай-ка, что у тебя там в торбе.

– Эх, дединька, у меня нет ничего – один только черствый хлеб, вы такой и не укусите.

– Ничего, доставай!

Вот дурень достает, глядь, – из того черного хлеба да такие белые паляницы сделались, что он и отродясь таких не едал: прямо сказать, как у панов.

– Ну, что ж, – говорит Дед, – как же это не выпивши да полдничать? А нет ли там у тебя в торбе горилки?

– Да где ж она у меня возьмется! Есть одна только фляжка с водой!

– Доставай, – говорит.

Достал он, отведали, а там такая горилка сделалась!

Вот разостлали они на траве свитки, уселись, и давай полдничать. Закусили хорошенько, поблагодарил дед дурня за хлеб и за водку и говорит:

– Ну, слушай, сынок, ступай теперь в лес, подойди к дереву и, трижды перекрестясь, ударь топором по дереву, а сам поскорей наземь ложись и лежи – пока тебя кто не разбудит. Вот корабль тебе и построится, а ты садись на него и лети, куда тебе надобно, и забирай по пути всякого встречного.

Поблагодарил дурень деда, распрощались они. Дед пошел своею дорогой, а дурень в лес направился.

Вот вошел в лес, подошел к дереву, стукнул топориком, сам упал наземь и уснул. Спал-спал. Вдруг спустя некоторое время слышит: кто-то его будит.

– Вставай, твое счастье уже поспело, подымайся!

Дурень проснулся, видит – стоит корабль, сам золотой, мачты серебряные, паруса шелковые так ветром и надуваются – только впору лететь!

Вот, не долго думая, сел он на корабль, снялся корабль и полетел… И полетел ниже облака, выше земли, что и глазом не видать.

Летел, летел, вдруг видит – припал человек к земле ухом и слушает. Он и крикнул ему:

– Здорово, дядько!

– Здорово, голубчик!

– Что это вы делаете?

– Да вот, слушаю, – говорит, – собрались ли уже к царю на обед гости.

– А вы разве туда идете?

– Туда.

– Так садитесь со мной, я вас подвезу.

Тот и сел. Полетели.

Летели, летели… глядь – идет человек по дороге: одна нога к уху привязана, а на другой скачет.

– Здорово, дядько!

– Здорово, милый!

– Что это вы на одной ноге скачете?

– Да вот, если бы я, – говорит, – отвязал другую, то за один шаг весь свет бы обошел. А я, – говорит, – не хочу.

– Куда ж вы идете?

– К царю на обед.

– Так садитесь с нами.

– Ладно.

Тот сел. Опять полетели.

Летели, летели, глядь – стоит на дороге охотник, из лука нацеливается, а нигде ничего не видать, ни птицы, ни зверя.

– Здорово, дядько! Куда вы целитесь, если не видно ни птицы, ни зверя?

– Так что ж, что не видно? Это вам не видно, а мне-то видать!

– Да где же вы ее видите?

– Э, да там вон за сто верст на сухой груше сидит!

– Что ж, садитесь с нами!

Он сел. Полетели.

Летели, летели, вдруг видят – идет человек, несет за спиной полный мешок хлеба.

– Здорово, дядько!

– Здорово!

– Куда вы идете?

– Иду, – говорит, – хлеба на обед добывать.

– Да у вас и так ведь полный мешок!

– Да что этого хлеба! Мне и на один раз позавтракать не хватит.

– Садитесь с нами!

– Ладно.

Сел и тот. Поехали.

Летели, летели, глядь – бродит у озера человек, будто что ищет.

– Здорово, дядько!

– Здорово.

– Чего вы тут ходите?

– Пить, – говорит, – хочется, да вот никак воды не найду.

– Да перед вами же целое озеро – чего ж вы не пьете?

– Эх, да что этой воды! Мне ее и на один глоток не хватит.

– Так садитесь с нами!

– Хорошо.

Сел он. Полетели.

Летели, летели, вдруг видят – идет в село мужик и несет мешок соломы.

– Здорово, дядько! Куда это вы солому несете?

– В село, – говорит.

– Вот так-так! А разве в селе нету соломы?

– Есть, – говорит, – да не такая!

– А это какая же?

– Да такая, – говорит, – что какое бы знойное лето ни было, а разбросай ее – и вмиг, откуда ни возьмись, мороз ударит и снег ляжет.

– Так садитесь с нами!

Тот сел. Полетели они дальше.

Летели, летели, вдруг видят – идет мужик в лес и вязанку дров за плечами тащит.

– Здорово, дядько!

– Здорово!

– Куда это вы дрова несете?

– В лес.

– Вот так-так! Разве в лесу дров нету?

– Как нету? Есть, – говорит, – да не такие.

– А это какие ж?

– Там простые, а это такие, что только их разбросать, и враз, откуда ни возьмись, войско перед тобой явится!

– Так садитесь с нами.

Согласился и этот, сел. Полетели.

Долго ли, коротко ли летели, а прилетают к царю на обед. А там посреди двора столы понаставлены, понакрыты, бочки с медом-вином повыкачены: пей, душа, ешь, чего пожелаешь! А людей, прямо сказать, полцарства сошлось, старые и малые, и паны, и богачи, и старцы убогие. Как на ярмарку. Прилетел дурень с товарищами на том корабле, спустился у царя перед окнами, вышли они из корабля, обедать пошли.

Глянул царь в окно, а там на золотом корабле кто-то прилетел, – и говорит слуге:

– Ступай да спроси, кто там на золотом корабле прилетел! Пошел слуга, посмотрел, приходит к царю:

– Какое-то, – говорит, – мужичьё, оборванцы!

Царь не верит.

– Да как же это, – говорит, – можно, чтоб мужики да на золотом корабле прилетели! Ты, пожалуй, плохо расспрашивал.

Взял и пошел сам к людям.

– Кто тут, – спрашивает, – на этом корабле прилетел?

Выступил дурень:

– Я, – говорит.

Царь как поглядел, что на нем свиточка – латка на латке, а на штанах колени повылезли, – так за голову и схватился: «Как же я свою дочку да за такого холопа выдам!» Что тут делать? И давай ему задачи загадывать.

– Ступай, – говорит слуге, – да объяви ему, что хоть он и на корабле прилетел, а если не добудет воды целящей и живущей, пока гости пообедают, то не то что царевны не отдам, а вот меч, а ему голова с плеч!

Слуга и пошел.

А Слухало и подслушал, что царь говорил, и рассказал о том дурню. Сидит дурень на лавке, печалится, – не есть, не пьет. Увидал это Скороход.

– Почему, – спрашивает, – не ешь?

– Да где уж мне есть! И в рот не лезет.

И рассказал, так, мол, и так:

– Загадал мне царь, чтобы я, пока гости отобедают, добыл воды живущей и целящей. А как я ее добуду?

– Не горюй! Я тебе достану!

– Ну, смотри!

Приходит слуга, дает ему царский наказ, а он уже давно знает, как и что.

– Скажи, – говорит, – что принесу!

Вот слуга ушел.

А Скороход отвязал ногу от уха да как двинулся, так враз и набрал воды живущей и целящей.

Набрал, утомился. «Пока там, – думает, – обед, я успею еще вернуться, а сейчас посижу у мельницы да отдохну маленько».

Сел и заснул. Гости уж обед кончают, а его все нету.

Сидит дурень ни жив ни мертв.

«Пропал!» – думает.

А Слухало взял приложил к земле ухо и давай слушать. Слушал-слушал.

– Не горюй, – говорит, – возле мельницы спит, вражий сын!

– Что же нам теперь делать? – спрашивает дурень. – Как бы его разбудить?

Стрелок и говорит:

– Не бойся: разбужу!

И как натянул лук, как выстрелил – стрела прямиком в мельницу ударилась, так щепки и полетели… Проснулся Скороход – поскорей туда! Гости только обед кончают, а он уже воду несет.

Что тут делать царю? Давай другую задачу загадывать.

– Ступай, – говорит слуге, – объяви ему: коли съест со своими товарищами за один присест шесть пар волов жареных да столько хлеба, сколько в сорока печах будет напечено, тогда, – говорит, – отдам за него дочку. А не съест – вот мой меч, а ему голова с плеч!

А Слухало и подслушал, да и рассказал о том дурню.

– Что ж мне теперь делать? Я и одного-то хлеба не съем! – говорит дурень.

Опять запечалился, чуть не плачет.

А Объедало и говорит:

– Не плачь! Я за всех вас поем, да еще и не хватит.

Приходит слуга: так, мол, и так.

– Ладно, – говорит дурень, – пускай дают!

Вот изжарили двенадцать волов, напекли сорок печей хлеба. И как начал есть Объедало – все дочиста поел и еще просит.

– Эх, – говорит, – мало! Хотя бы еще немного дали!

Видит царь, что он такой, опять задачу загадывает, – чтоб сорок сороковых бочек воды залпом выпил, да сорок сороковых вина, а не выпьет – вот мой меч, а ему голова с плеч!

Подслушал Слухало – рассказал. Плачет дурень.

– Не плачь! – говорит Опивала. – Я, – говорит, – один выпью, да еще маловато будет.

Вот выкатили им по сорок сороковых бочек воды и вина. И как начал пить Опивала – все дочиста выдул да еще посмеивается.

– Эх, – говорит, – маловато. Еще бы выпил!..

Видит царь – ничего с ним не поделаешь, и думает: «Надо его, вражьего сына, со свету сжить, а то он моей дочкою завладеет! " И посылает к дурню слугу:

– Поди объяви, что велел-де царь, чтоб перед венцом в баню сходил.

А другому слуге наказывает пойти и сказать, чтоб баню чугунную натопили: «Уж теперь он, такой-сякой, сжарится!» Натопил истопник баню – так и пышет… самого черта можно зажарить!

Сказали дурню. Вот идет он в баню, а за ним Морозко следом идет с соломой. Только вошли в баню, а там такая жарища, что прямо невозможно! Разбросал Морозко солому – и враз стало так холодно, что дурень еле обмылся, да поскорей на печь, там и заснул, – намерзся-таки хорошенько! Отворяют утром баню, думают, от него один только пепел остался, а он лежит себе на печи; они его и разбудили.

– Ох, – говорит, – как крепко я спал! – да и пошел из бани.

Доложили царю, так, мол, и так; на печи спал, а в бане так холодно, будто целую зиму не топлено. Крепко опечалился царь: что тут делать? Думал-думал, думал-думал…

– Ну, – говорит, – коль выставит мне к завтрему целый полк войска, уж выдам тогда за него свою дочку, а не выставит – мой меч, а ему голова с плеч!

А у самого на уме: «Где уж простому мужику полк войска добыть? Я царь, да и то!..»

Вот и отдал приказ.

А Слухало подслушал, да и рассказал о том дурню. Сидит опять дурень, плачет: «Что мне теперь делать? Где мне столько войска достать?»

Идет на корабль к товарищам:

– Ой, братцы, выручайте! Не раз из беды выручали и теперь выручите! А не то я пропал!

– Не плачь! – говорит тот, что дрова нес. – Я тебя выручу.

Приходит слуга.

– Наказал, – говорит, – царь, что коль выставишь целый полк войска, тогда царевна твоя!

– Ладно, будет сделано! – говорит дурень. – Только скажи царю, коль не отдаст и теперь, то я на него войной пойду и силой царевну возьму.

Вывел товарищ ночью дурня в поле и понес с собою вязанку дров. И давай их в разные стороны раскидывать; что ни кинет – то и человек, что ни кинет, то и человек! И набралось такого войска, боже ты мой! Просыпается наутро царь, слышит – играют. Спрашивает:

– Что это так рано играют?

– Да это, – говорят, – тот свое войско муштрует, что на золотом корабле прилетел.

Видит тогда царь, что ничего не поделаешь, велел позвать его к себе.

Приходит слуга, просит. А дурень сделался такой, что его и не узнать, – так одежда на нем и сияет, шапочка казачья золотая, а сам такой красавец, что боже ты мой! Ведет свое войско, впереди сам на коне вороном, а за ним старшина.

Подступил ко дворцу.

– Отой! – крикнул. Войско в лавы построилось, все как один!

Пошел во дворец. Царь его обнимает, целует:

– Садись, зятюшка мой любезный!

Вошла и царевна. Как увидела – так и засмеялась: какой у нее муж пригожий будет!

Вот их поскорей обвенчали да такой пир задали, что аж до самого неба дым пошел, да на облаке и остановился.

И я с того пира шел, да как глянул на облако, так и упал. А упал, так и встал. Вы просите сказку, я и рассказал, ни длинную, ни короткую, а вот так, как от вас до меня. И еще б рассказал, да не умею.