Текст книги "Украинские сказки и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

СКАЗКА О КРАСАВИЦЕ И ЗЛОЙ БАБЕ

Стояла среди лесочка хатка. Жили там муж с женой, детей у них не было. Вот и пошли они на богомолье просить бога, чтобы послал им дитя. И дал им бог дочку. Подрастает она. А царевич приехал в ту пору на охоту, посылает своего слугу:

– Зайди, пожалуйста, в хату, попроси воды.

Пришел слуга просить воды, видит – дитя плачет, а жемчуг так из глаз у него и катится. Мать дитя позабавила; засмеялось оно – вдруг всякие цветы зацветают. Вышел слуга и говорит:

– Видел я там, царевич, дитя; как заплачет оно – жемчуг из глаз катится, а как засмеется – разные цветы расцветают.

Вошел тогда царевич в хату и нарочно дразнит дитя, чтобы заплакало. Плачет, а жемчуг так и катится. Просит он мать, чтобы позабавила. А как засмеется оно, видит царевич, что разные цветы зацветают.

Вот растет девочка, а царевич все туда заезжает, как на охоту едет. Выросла она. А царевич и говорит:

– Отдай, дед, за меня дочку.

А она уже и рушники «орлами» вышивает.

А царь говорит:

– Как же тебе, сын, мужичку брать!

Взял тогда царевич рушник, что она вышила, привез его отцу, царь так руками и всплеснул.

– Ну что ж? Женись, – говорит, – сынок, женись.

Вот он и женился. Везет ее домой, а с ним баба была, а у бабы дочка. Едучи, царевич встал, хотел что-то застрелить, а баба поснимала в это время с невесты все, выколола ей глаза, столкнула ее в яму, а дочку в ее одежду нарядила; вот царевич и повез ее вместо той, – не узнал.

А возле ямы много чернобыльника росло, пришел какой-то дед собирать чернобыльнйк, видит – девка в ямке сидит, а перед ней вот такая куча жемчуга, – она, сидючи, наплакала, а глаз у ней нету.

– Возьми, – говорит, – меня, дедушка, и это монисточко [21]21
  Монисточко – маленькое ожерелье.


[Закрыть]забери.

Вот дед взял ее, и монисточко забрал, домой ее привел. У деда детей не было, а баба была. Вот дивчина и говорит:

– Положи, дедушка, это монисточко в торбу, отнеси его в город и продай; а как встретит тебя какая-нибудь баба, ты ей не продавай, а скажи: «Променяй на то, что у тебя есть».

Вот понес он, встречает какую-то бабу. Баба говорит:

– Продай монисто!

– Купи.

– А что за него?

– Давай то, что у тебя есть.

Вот она и дала ему один глаз. Тогда дивчина с одним глазом начала вышивать рушник.

Опять понес дед монисто.

А баба опять:

– Продай, дед, монисто.

– Купи.

– А что за него?

– Давай то, что у тебя есть.

Она и второй глаз отдала.

Тогда дивчина стала еще лучше вышивать.

Дед и говорит:

– А у царя пир будет.

А дивчина ему:

– Ступай, дед, на пир, возьми с собой кувшинчик, вот и мне ушицы принесешь.

Да и повязала рушник своего шитья деду на шею.

Увидал царевич у деда на шее рушник:

– Откуда ты, дед?

– Да я, царевич, с хутора. Там живет со мной дивчина, так дай и ей, будь милостив, чего-нибудь в этот кувшинчик.

– А рушник ты где, дед, взял?

– Да я в яме девку нашел, вот она и вышивает.

А царевич уже по вышивке ее узнал. И велел тотчас запрягать возок. Приехал, узнал ее:

– Это она, она самая!

А бабину дочку послал свиней пасти.

Вот и сказка вся. Живут они, хлеб жуют и постолом добро возят.

ЯЙЦО-РАЙЦО [22]22
  Яйцо-райцо – сйцо-счастьице, волшебное яйцр.


[Закрыть]

Когда был жаворонок-птица царем, а царицею мышь, и было у них свое поле. Посеяли они на поле пшеницу. Уродилась пшеница – стали они зерно делить. И оказалось одно зернышко лишнее. Говорит Мышь:

– Пускай оно будет мне!

А Жаворонок говорит:

– Нет, мне!

Стали они думать – как им быть? Пошли бы судиться, да нету никого старше их: не к кому им в суд обратиться. Мышь и говорит:

– Давай я лучше его надвое перекушу.

Царь на это согласился. А Мышь схватила зерно в зубы и убежала в нору. Собирает тогда царь-Жаворонок всех птиц, хочет идти войною на царицу-Мышь; а царица зверей всех созывает, и начали войну. Пошли в лес, и только вздумают звери какую-нибудь птицу разорвать, а она – на дерево; или птицы начнут, летая, зверей бить. Так бились они весь день напролет, а потом сели вечером отдыхать. Оглянулась царица-Мышь – нет на войне муравьев. И велела она, чтоб к вечеру были непременно и муравьи. Явились муравьи. Велела им царица взобраться ночью на деревья и пообкусывать за ночь перья на крыльях у птиц.

На другой день, только стало светать, кричит царица:

– А ну, подымайтесь воевать!

И какая из птиц ни подымется, то и упадет наземь, а зверь ее и разорвет. Вот и победила царица царя.

Видит один орел, что дело плохо, сидит на дереве, не слетает, вдруг идет мимо охотник; увидел на дереве орла и нацелился в него. Стал его орел просить:

– Не бей меня, голубчик, я тебе в большой беде пригожусь!

Нацелился охотник второй раз, а орел опять его просит:

– Возьми меня лучше да выкорми, увидишь, какую я тебе службу сослужу!

Нацелился охотник в третий раз, а орел его опять просит:

– Ой, братец-голубчик! Не бей меня, лучше возьми с собой: я тебе великую службу сослужу!

Охотник поверил ему: полез, снял его с дерева, да и несет домой.

А орел ему говорит:

– Отнеси меня к себе домой и корми меня мясом, пока у меня крылья отрастут.

А было у того хозяина две коровы, а третий бык. Вот и зарезал хозяин для него корову. Съел орел за год корову говорит хозяину:

– Пусти меня полетать: я посмотрю, отросли ли у меня крылья.

Выпустил он орла из хаты. Полетал-полетал орел, прилетает в полдень к хозяину и говорит ему:

– У меня еще силы мало. Зарежь для меня яловую корову!

Послушал его хозяин, зарезал. И орел съел ее за год да как полетел опять!.. Летает чуть не целый день, прилетает к вечеру и говорит хозяину:

– Зарежь еще и быка!

Думает хозяин: «Что делать – резать или не резать?» А потом говорит:

– Больше пропало, пускай и это пропадет!

Взял и зарезал ему быка. Съел орел быка за год, а потом как полетел и летал высоко-высоко, аж под самою тучей. Прилетает опять и говорит ему:

– Ну, спасибо тебе, хозяин, выкормил ты меня, а теперь садись на меня.

Хозяин спрашивает:

– А зачем?

– Садись! – говорит.

Вот он и сел.

Поднял его орел аж в самую тучу, а потом кинул вниз. Летит хозяин вниз, не дал орел ему долететь до земли, подхватил его и спрашивает:

– Ну, что тебе казалось?

А тот отвечает ему:

– Был я будто уже ни жив ни мертв.

А орел ему говорит:

– Вот так же было оно и со мной, когда ты в меня целился.

Потом говорит:

– Ну, садись еще.

Не хотелось хозяину на него садиться, да нечего делать, – сел все-таки. И понес его орел снова в самую тучу, сбросил его оттуда вниз, а подхватил его так, может, сажени за две от земли и спрашивает:

– Ну, что тебе казалось?

А тот отвечает:

– Казалось мне, будто совсем мои косточки уж рассыпались.

Тогда орел ему говорит:

– Вот так же было и со мной, когда ты во второй раз в меня целился. Ну, садись опять!

Тот сел. И как взмыл его аж за тучу, да как пустил вниз, и подхватил его у самой земли, а потом спрашивает:

– Ну, что тебе казалось, когда ты на землю падал?

А тот ему отвечает:

– Да будто меня и вовсе на свете не было.

Тогда орел ему говорит:

– Так же и со мной было, когда ты в третий раз в меня целился.

А потом говорит:

– Ну, теперь никто из нас друг перед другом не виноват: ни ты передо мной, ни я перед тобой. Садись на меня, полетим ко мне в гости.

Вот летят они и летят, прилетают к его дядюшке. И говорит орел хозяину:

– Ступай в хату, а как спросят тебя: не видал ли, мол, где нашего племянника, ты ответь: «Коль дадите мне яйцо-райцо, то и его самого приведу».

Входит он в хату, а его спрашивают:

– По доброй воле иль поневоле пожаловал?

Он им отвечает:

– Добрый казак ходит только по доброй воле.

– А не слыхал ли ты что про нашего племянника? Уже третий год, как ушел он на войну, а о нем и вестей нет.

А он им говорит:

– Коль дадите мне яйцо-райцо, то и его самого приведу вам.

– Нет, уж лучше нам его никогда и не видать, чем тебе яйцо-райцо отдать.

Орел ему говорит:

– Полетим дальше.

Летят и летят. Прилетают к его брату; и тут он говорит то же самое, что и у дядюшки, а яйца-райца ему так и не дали.

Прилетают они к его отцу, а орел и говорит охотнику:

– Иди в хату, и как станут тебя обо мне расспрашивать, ты скажи, что видал, мол, его и могу его самого привести.

Входит он в хату. Они его спрашивают:

– По воле иль поневоле пожаловал?

Он им отвечает:

– Добрый казак ходит только по доброй воле.

Стали его спрашивать:

– Не видал ли где нашего сына? Вот уже четвертое лето его нету, пошел воевать куда-то, пожалуй, его там убили.

А охотник говорит:

– Я его видел, и коль дадите мне яйцо-райцо, то приведу вам и его самого.

Вот орлиный отец и спрашивает:

– А зачем тебе оно? Лучше мы тебе дадим много денег.

– Денег я, – говорит, – не хочу, а дайте мне яйцо-райцо!

– Так ступай приведи его нам, тогда мы тебе и дадим.

Вводит он орла в хату. Как увидели его отец с матерью, так

обрадовались, что дали яйцо-райцо, и говорят:

– Смотри ж не разбивай его нигде по дороге, а как вернешься домой, сделай большой загон, там его и разобьешь.

Вот идет он, идет, и так захотелось ему пить! Набрел он на криницу. Только начал пить воду, и вдруг невзначай цокнул о ведро и разбил яйцо-райцо. И как начал вылазить из яйца скот… Все лезет и лезет. Гоняется он за скотом: то с одной стороны подгонит, а скот в другую сторону разбегается… Кричит бедняга: никак один не управится! Вдруг подползает к нему Змея и говорит:

– А что ты мне дашь, хозяин, ежели я загоню тебе скот назад в яйцо?

Он ей говорит:

– Да что же тебе дать?

Змея просит:

– Дашь мне то, что явилось без тебя дома?

– Дам, – говорит.

Вот загнала она ему весь скот назад в яйцо, залепила яйцо как следует, подала ему в руки.

Приходит он домой, а там сын без него народился. Он так за голову и схватился.

– Это ж я тебя, сын мой, Змее отдал!

Горюют они с женой вместе. А потом говорят:

– Что ж делать? Слезами горю не поможешь! Надо как-то жить на свете.

Загородил он большие загоны, разбил яйцо, выпустил скот, – разбогател. Живут они поживают, а там и сын уже подрос, звали его Иваном.

И говорит он:

– Это вы меня, тату, Змее отдали. Ну что ж делать, как-нибудь да проживу!

И пошел он тогда к Змее.

Приходит к ней, а она ему и говорит:

– Коли выполнишь мне три дела, то домой вернешься, а не выполнишь, то я тебя съем!

А был вокруг ее дома, куда ни глянь, большой лес на болотах. Вот Змея ему и говорит:

– Выкорчуй мне этот лес за одну ночь да землю вспаши, пшеницу посей, сожни ее, в скирды сложи, и чтобы мне за ночь из той самой пшеницы паляницу б испек: пока я встану, чтобы она на столе лежала.

Вот идет он к пруду, пригорюнился. А стоял там недалече каменный столб, а в том столбе Змеева дочь была замурована. Подходит он туда и плачет.

А Змеева дочь его спрашивает:

– Чего ты плачешь?

– Да как же мне, – говорит, – не плакать, ежели мне Змея задала такое, что мне никогда не выполнить, да еще говорит, чтобы за одну ночь.

– А что же такое?

Он ей рассказал.

Она ему говорит:

– Это еще цветочки, а ягодки будут впереди! – А потом говорит: – Коль возьмешь меня замуж, я для тебя все сделаю, что она велела.

– Хорошо, – говорит.

– А теперь, – говорит она, – можешь спать. Завтра подымайся пораньше, понесешь ей паляницу.

Вот вошла она в лес да как свистнет – так весь лес и заскрипел, затрещал, и на месте том уже и пашется и сеется. Испекла она до зари паляницу, дала ему. Принес он ее Змее в дом и на стол положил.

Просыпается она, вышла во двор, смотрит на лес, а вместо него лишь жнивье да скирды стоят.

– Ну, оправился! Смотри ж, чтоб и второе дело выполнил! – И сразу же ему приказывает: – Раскопай мне вон ту гору, да так, чтобы Днепр в ту сторону тек, и построй у Днепра амбары, будут байдаки к ним подходить, и будешь ты торговать той пшеницей. Как встану я утром, чтобы все это было готово!

Идет он опять к столбу, плачет.

А та дивчина его спрашивает:

– Чего плачешь?

Рассказал он ей обо всем, что Змея ему загадала.

– Это еще цветочки, а ягодки впереди! Ложись спать, я все сделаю.

А сама как свистнет – так гора и раскапывается, течет туда Днепр, а рядом амбары строятся. Пришла она, разбудила его, велит пшеницу отпускать из амбаров купцам на байдаки.

Просыпается Змея, видит – все сделано, что было ему велено. Загадывает ему в третий раз:

– Поймай мне этой ночью золотого зайца и принеси его мне утром пораньше домой.

Идет он опять к каменному столбу, плачет. А дивчина его спрашивает:

– Ну, что она загадала?

– Велела поймать золотого зайца.

– Вот это уже ягодки: кто его знает, как его и поймать! Пойдем, однако, к скале, может, поймаем.

Подошли к скале. И говорит она ему:

– Становись над норой – ты будешь ловить. А я пойду его из норы гнать. Но смотри: кто бы из норы ни выходил, хватай его – это и будет золотой заяц!

Вот пошла она, гонит. Выползает из норы гадюка и шипит. Он ее и пропустил. Выходит из норы дивчина, спрашивает его:

– Ну, что, ничего не вылазило?

– Да нет, – говорит, гадюка вылазила. Я ее испугался, подумал, может, укусит, да и пропустил ее.

Она ему говорит:

– А чтоб тебе! Ведь это ж и был золотой заяц! Ну смотри, я опять пойду; и если кто будет выходить и скажет тебе, что тут нет золотого зайца, ты не верь, а хватай его!

Забралась она в нору, опять гонит. Вдруг выходит старая-пре-старая бабка и спрашивает парубка:

– Что ты, сыночек, тут ищешь?

– Золотого зайца.

А она ему говорит:

– Да откуда ж ему взяться? Здесь его нету!

Сказала и ушла. А тут выходит дивчина, спрашивает его:

– Ну что, нет зайца? Никто не выходил?

– Да нет, – говорит, – выходила старая баба, спрашивала у меня, что я ищу. Я сказал ей, что золотого зайца, а она говорит, тут его нету, вот я ее и пропустил.

Тогда она говорит:

– Почему ж ты ее не схватил? Ведь это же и был золотой заяц! Ну, теперь уж тебе его больше никогда не поймать, разве что я сама обернусь зайцем, а ты принесешь меня и положишь ей на стул, но только не давай ей в руки, а если отдашь, она узнает и разорвет и тебя и меня.

Так она и сделала: обернулась золотым зайцем, а он взял принес того зайца, положил Змее на стул и говорит ей:

– Нате вам зайца, а я от вас уйду.

– Хорошо, – говорит, – уходи.

Вот он и пошел. И только вышла Змея из дому, обернулся заяц опять дивчиной и следом за ним. Бросились они бежать вместе. Бегут, бегут. А Змея посмотрела, видит – что то не заяц, а ее дочка, и давай бежать за ней в погоню, хочет ее разорвать. Но сама-то Змея не побежала, а послала своего мужа. Бежит он за ними, слышат они – уж земля глухо гудит… Вот она и говорит:

– Это за нами гонятся! Обернусь я пшеницей, а ты дедом, и будешь меня сторожить; а как спросит тебя кто-нибудь: «Не видал ли ты парубка с дивчиной, не проходили ли, мол, мимо?» – ты скажи: «Проходили, когда еще эту пшеницу сеяли».

А тут и Змей летит, спрашивает у деда:

– А не проходил ли здесь парубок с дивчиной?

– Проходили.

А давно проходили? – спрашивает.

– Да еще как эту пшеницу сеяли.

А Змей и говорит:

– Эту пшеницу пора и косить, а они только вчера пропали. – И назад воротился.

Обернулась Змеева дочь опять дивчиной, а дед парубком, и давай бежать дальше.

Прилетает Змей домой. Змея его спрашивает:

– Ну что, не догнал? Никого не встречал по дороге?

– Да нет, – говорит, – встречал: сторожил дед пшеницу; я спросил у него: не проходили ли, мол, тут парубок с дивчиной? А он говорит: проходили, когда еще пшеницу сеяли, а ту пшеницу впору косить, вот я и вернулся.

Тогда Змея ему говорит:

– Почему ж ты этого деда и пшеницу не разорвал? Это ж они и были! Беги опять за ними, да чтобы непременно их разорвал!

Летит Змей. И слышат они, что летит он опять за ними, – аж земля стонет. И говорит она:

– Ой, снова летит! Обернусь я монастырем, таким старым, что вот-вот развалится, а ты – чернецом. И как спросит тебя кто: «Не видал ли, мол, таких-то?»– ты скажи: «Видел, когда еще монастырь этот строился».

А тут и Змей летит, спрашивает у чернеца:

– Не проходили ли здесь парубок с дивчиной?

– Проходили, – говорит, – когда еще монастырь строился.

А Змей говорит:

– Да они вчера пропали, а монастырь-то, пожалуй, лет сто, как строился.

Сказал и назад воротился.

Приходит домой, Змее рассказывает:

– Видел я одного чернеца, возле монастыря ходил он; спросил я у него, а он говорит, что проходили, мол, когда еще монастырь строился; но тому монастырю уже лет сто, а они-то ведь вчера только пропали.

Тогда Змея и говорит:

– Почему же ты не разорвал того чернеца, а монастырь не разрушил! Ведь это ж они и были! Ну, теперь я сама побегу, ты ни к чему не гож! – И побежала.

Вот бежит… Слышат те – так земля и стонет, загорается. Говорит ему дивчина:

– Ой, теперь мы пропали: уже сама за нами бежит! Ну сделаю я тебя речкой, а сама рыбой-окунем обернусь.

Прибегает Змея, говорит реке:

– Ну что, убежали?

И вмиг обернулась она щукой и давай за рыбою-окунем гнаться: хочет ее поймать, а та повернется к ней своим колючим рыбьим пером, и не может схватить ее щука. Гонялась, гонялась, а не поймала; задумала она тогда всю речку выпить. Стала пить, напилась, да и лопнула.

А дивчина, которая была рыбой, говорит тогда парубку, что был речкою:

– Теперь нам бояться уж нечего! Пойдем к тебе домой, но смотри, как войдешь в хату, всех можешь поцеловать, да только дядиного дитяти не целуй, а как поцелуешь, то и меня позабудешь. А я пойду в селе к кому-нибудь в наймички.

Вот вошел он в хату, со всеми поздоровался и подумал про себя: «Как же мне с дядиным ребенком да не поцеловаться? Они еще обо мне дурное что-нибудь подумают». Поцеловал он ребенка и вмиг позабыл про свою дивчину.

Пожил он с полгода и задумал жениться. Посоветовали ему за одну красивую дивчину свататься, и позабыл он про ту, что его от Змеи спасла, за другую посватался.

Вот вечером, перед самою свадьбой, зовут молодиц на «шишки». Позвали и ту дивчину, с которой он вместе бегством спасался, хоть никто и не знал, что она за девка такая. Стали «шишки» лепить, и вылепила та дивчина из теста голубка и голубку, поставила их на пол, – и вдруг стали они живые. И воркует голубка голубю:

– Неужто ты позабыл, как я для тебя лес корчевала, пшеницу там сеяла, из пшеницы паляницу пекла, чтобы Змее ты отнес?

А голубь воркует:

– Позабыл, позабыл!

– А неужто ты забыл, как я за тебя гору раскапывала и Днепр пустила туда, чтобы байдаки по нему к амбарам ходили и чтоб ты ту пшеницу на байдаки продавал?

А он воркует:

– Позабыл, позабыл!

Голубка опять спрашивает:

– А неужто ты забыл, как мы вместе за золотым зайцем охотились? А ты меня и позабыл!

А голубь воркует:

– Забыл, забыл!

ПОПОВИЧ ЯСАТ

Жил себе где-то поп, и было у него трое сыновей: двое умных, а третий – дурак, звали его Ясат. А был он на самом-то деле – лыцарь, а это так, прикидывался.

Вот парубок тут и вспомнил тогда про дивчину, про ту самую, что голубков слепила, и бросил ту, а на этой женился. И живут они теперь хорошо.

Вот кликнул царь по всей стране клич:

– Кто мне достанет такого коня, чтоб была на нем одна шерстинка золотая, а другая серебряная, за того дочь выдам и полцарства тому отдам.

Вот Ясат и говорит попу:

– Я, таточко, смогу такого коня добыть.

Написали царю, а царь пишет ответ, к себе зовет, а Ясат отвечает:

– Раз ему надобно, так пускай сам ко мне приезжает.

Приехал царь и говорит:

– Это ты похвалялся добыть мне такого и такого-то коня?

– Я, – говорит. – Пригоните мне коней, я и себе и братьям выберу.

Вот и пригнали целый табун. Выбрал Ясат самого крепкого коня, взял его под грудь, поднял и – как пустил, так конь по колена и ушел в землю.

– Ну, – говорит, – этот моему старшему брату будет, а теперь давайте еще выбирать.

Пригнали еще табун коней, куда получше. Выбрал он самого сильного, толкнул его мизинцем под грудь, конь так и вгруз по колена в землю.

– Ну, этот для среднего брата будет. Давайте еще мне на выбор.

А тут и коней больше нету, остался только такой, что воду возит. Привели и того. Взял его мизинцем под грудь, тряхнул в землю не вгруз.

– Ну, – говорит, – пускай этот конь три росы обобьет, облиняет, тогда и поедем.

Вот и выехали все три брата. Едут и едут, глядь – стоит хлев.

Смотрят, а там три змеевны прикованы. Подъезжает Ясат, спрашивает:

– Вы чего тут прикованы?

Одна отвечает:

– Я прикована тут потому, что как только подойдет время к полуночи, прилетает ко мне Змей трехглавый.

Вторая говорит:

– А ко мне в самую полночь прилетает Змей шестиглавый..

– А ко мне, – говорит третья, – только за полночь перевалит, двенадцатиглавый Змей прилетает.

Расспросили они и поехали.

Подъезжают, видят, стоит двор: и покои, и конюшня – все в нем стеклянное. Старшие братья и говорят:

– Тут место ненадежное, сюда заезжать не будем.

А Ясат стал уговаривать, ну и заехали. Братья улеглись спать возле коней, а попович Ясат говорит:

– Мне что-то неможется, лягу я посреди двора, может, на ветру полегчает.

Братья уснули, а он пошел под мосток. Еще не подошло время к полуночи, вдруг гудит земля, едет на коне трехглавый Змей: конь спотыкается, воет борзая, сокол об землю бьется.

– Стой, конь, не спотыкайся, а ты, борзая, не вой, сокол, об землю не бейся, тут нет никого, кто бы с нами потешился; есть за тридесять земель попович Ясат, тот бы с нами сразился, но сюда и ворон костей его не занесет.

Вот вылезает тогда попович Ясат из-под мостка, берет меч, кладет ему на плечо.

– Нет, – говорит, – Змей, идем биться вон на ту гору!

– Дохни, – говорит Змей, – на ту гору, чтоб стала она каменной.

– Дохни ты, проклятый, раз ты такую силу имеешь, – отвечает Ясат.

Как дохнул проклятый, так и стала гора вмиг каменной. Вот бились-бились, а потом Ясат убил Змея, спалил, пепел по ветру развеял, чтоб и в пепле не притаился, нечистая сила. Коня в стойло отвел, а сам опять под мостком уселся.

Вот в самую полночь гудит земля – едет на коне, еще лучшем, теперь Змей шестиглавый: конь спотыкается, воет борзая, сокол об землю бьется.

– Стой, конь, не спотыкайся, а ты, борзая, не вой, сокол, об землю не бейся – тут нет никого, кто бы с нами потешился. Есть за тридесять земель попович Ясат, тот бы с нами сразился, да сюда и ворон костей его не занесет.

Вылазит Ясат из-под мостка, кладет ему меч на плечо.

– Идем на ту гору биться.

Пошли. А Змей говорит:

– Дохни на ту гору, чтоб стала железной.

– Дохни ты, проклятый, коль силу такую имеешь.

Дохнул проклятый, – стала гора железной. И как начали биться, и этого попович Ясат убил, спалил, по ветру развеял, чтоб и в пепле не притаилась нечистая сила. Коня забрал и к братьям привел – еще покрасивей того.

Взял, подвесил к потолку посох. Поставил под ним тарелку и говорит братьям:

– Как начнет кровь с посоха капать, бегите скорей на ту гору ко мне на подмогу.

Сказал это, а сам пошел под мосток. Только полночь минула, вдруг гудит земля – едет на таком прекрасном коне Змей двенадцатиглавый: конь спотыкается, воет борзая, сокол об землю бьется.

– Стой, конь, не спотыкайся, а ты, борзая, не вой, сокол, об землю не бейся: тут нет никого, кто бы с нами позабавился. Есть за тридесять земель попович Яоат, тот бы с нами сразился, да и то навряд ли – сюда и ворон костей его не занесет.

Вдруг вылезает из-под мостка попович Ясат, кладет Змею на плечо меч:

– Идем биться!

– Идем, только на ту вон гору.

Пришли, а Змей говорит:

– Дохни на ту гору, чтобы стала масляной.

– Дохни ты, проклятый, раз силу такую имеешь.

Дохнул проклятый, – стала гора масляной. Начали они биться: бьются и бьются, а потом, как ударит попович Ясат Змея, тот и загруз в масле по самые колена. Как ударит Змей Ясата, тот так и загруз в масле по самые плечи.

Стал тогда Ясат просить дать ему три часа передышки. Ждет и ждет Ясат братьев – нету. Вот снял он тогда с ноги красный сапог и как кинул его сразмаху, так прямо и пробил конюшню. Просыпаются братья, видят – не только кровь с посоха капает, а и тарелка вся уж в крови плавает.

А на Ясата тем временем мухи и комары наседают.

– Чего это они на меня садятся? – спрашивает Ясат.

– Это кровь твою пьют, – Змей отвечает.

А на проклятого воронье да галки садятся. Спрашивает Змей Ясата:

– Чего это они садятся?

– Это они, – отвечает Ясат, – твое мясо клевать собираются.

Вдруг видят: бегут два человека. И давай тогда биться. Прибежали на подмогу братья, помогли – и Змея убили, спалили, по ветру пепел развеяли, чтоб и в пепле не притаился, нечистая сила. Забрали и этого коня, да такого красивого, что и не рассказать!

Выехали. А Ясат и говорит:

– Позабыл я свой шейный платок.

– Возьми лучше наш, – говорят братья, – назад возвращаться не надо.

– Нет уж, вернусь. Вы потише езжайте, а я вас нагоню.

Вернулся ко двору, глядь, а три змеихи, которые были в хлеву, уже там. Обернулся он красным петушком и уселся у ворот на ограде. Выходят все три змеихи. И вдруг та, к которой ездил трехглавый, говорит:

– Кабы знала я, кто моего убил, обернулась бы я ему на пути студеной, чистой криницей, – он напился бы воды, да и лопнул.

– А я, – молвит та, к которой приезжал шестиглавый, – обернулась бы яблоней с такими яблочками, что если бы он поел их, то лопнул бы.

– А я, – говорит та, к которой ездил двенадцатиглавый, – обернулась бы костром и его бы сожгла.

– А гляньте-ка, какой славный петушок, надо б его поймать.

А Ясат тогда – порх: догоняет братьев.

Едут они и едут. Вдруг перед ними такая славная криница – вода чистая такая. Братья и говорят:

– Давайте-ка напьемся!

А Ясат как начал, как начал их отговаривать, – отговорил все же, не стали они пить.

Едут дальше, видят – стоит у дороги такое славное дерево с яблочками, да такими прекрасными! Братья и говорят:

– А ну, сорви по десятку. Неужто нас за это кто побьет или выбранит?

Стал Ясат их опять отговаривать – не сорвали-таки яблок.

Едут и едут, вдруг видят – откуда ни возьмись костер в степи загорелся, всю дорогу заступил (а это третья змеиха прикинулась). Братья, те прошли, а Ясатов конь ногой за костер зацепился – значит, он виноват! Вот и давай тогда змеиха за ним гнаться. Он не убежит, она не догонит, он не убежит, а она не нагонит. Вдруг видит – стоит кузница, а там кузнец Василь. Ясат в той кузнице и заперся. А дверь толщиною с ладонь, железом кованая.

– Отдай мне, – говорит, – Василю, Ясата!

– Пролижи дверь, я его тебе на язык посажу.

Лизнула змеиха раз, а за вторым разом и дыру уже пролизала.

– Всунь язык, я тебе его отдам!

Тем временем разогрел он клещи, и только она всунула, а он ее язык – клещами! А потом и убили ее.

Отдал тогда Ясат коня царю, а тот за него дочку выдал и полцарства выделил.

И живут они, проживают там и теперь. И я там был, мед, вино пил, по бороде текло, в рот не попало. Вам сказка, а мне бубликов вязка.