Текст книги "Украинские сказки и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

ИВАН И ПОП

Был у попа работник Иван. А попы, известное дело, плохо работников кормили. Хлеб давали всегда черствый, а то и совсем сухой.

Как-то вечером привез один богатей ребенка крестить. А Иван и подглядел, куда служанка спрятала хлеб, привезенный богатеем. Вечером Иван забрал эту хлебину и принес к себе в конуру. И думает Иван: «Что я за дурак, один только хлеб ем! Стой! Схожу-ка я в погреб за сметаной».

А прислуга замешкалась чего-то в хате, вот Иван и спускается в погреб. Сел у сметаны и ест. Наелся и пошел. Но второпях накапал он сметану наземь. Наутро открывает попадья погребицу, видит – кто-то сметану поел.

Жалуется попадья попу:

– Иван у нас начинает шкодить.

Поп призывает Ивана и говорит:

– Иван, что ж это ты начинаешь шкодить?

– Я ни разу, – говорит, – батюшка, не шкодил.

А поп и говорит:

– Что ж, святые там были, что ли?

Иван отвечает на это:

– А почем знать, может, и святые…

На другой день Иван так и сделал. Взял церковный ключ, горшок сметаны и пошел в церковь. Приходит в церковь, открывает и начинает святых в церкви сметаной мазать. Понамазывал всех по одному разу, а Николаю-угоднику – он-то ведь старше всех – и бороду вымазал. Запер церковь и пошел.

Наутро кинулась матушка в погреб, а там и горшка-то нет. Она и докладывает попу:

– Опять Иван ворует, утащил весь горшок.

Призывает поп Ивана:

– Иван, это ты сделал?

Иван говорит:

– Нет!

А поп ему:

Как же нет? Что ж, там святые были?

– Да, видно, святые, – отвечает Иван.

А попу как раз надо было идти к утрене. Сторож уже зазвонил. Входит поп в церковь, глядь – все святые в сметане. Запирает поп церковь, говорит сторожу:

– Не звони, тут дело не в этом. Сейчас не надо!

Прибегает домой, попадье жалуется:

– Дело плохо, святые сметану поели.

Идут поп с попадьей и Иваном в церковь. Говорит попадья:

– Стой, Иван, бери кнут!

Берет Иван кнут, подходит к церкви, открывает поп церковь. Вошли в церковь. Попадья и говорит:

– Пори, Иван, всех святых по разу, а Николая-угодника бей трижды. Это он их всех подговорил.

Порет Иван всех святых по разу, а Николаю-угоднику три раза всыпал. Вернулись домой.

На другую ночь Иван пришел, взял от церкви ключи, пошел туда, отпер, поснимал всех святых и на чердак запрятал. Утром просыпается поп – как раз был праздник, – входит в церковь: нет ни одного святого, все из церкви убрались. Прибегает домой, кричит:

– Иван, ты не видал?

– Чего? – спрашивает Иван.

– Да святые убежали.

– Видел, – говорит Иван. – Они зашли во двор, шумели-шумели, хотели было вас повидать, да вы спите, и не стали будить; обиделись и ушли.

Поп мигом из церкви на улицу, глядь – идет женщина за водой.

– Слушай, ты не видала?

– Видела, вон они на горку пошли, – отвечает женщина.

А на горку шли мужики землю делить, а женщина не знала, про кого поп спрашивает.

Вскакивает поп во двор и кричит:

– Иван, садись скорей на лошадь, догоняй святых, дам, что захотят, лишь бы только вернулись!

Садится Иван на лошадь и едет за бугор. Заехал Иван за бугор, видит – а там собрались мужики землю делить. Посидел Иван с ними, перекурил. Едет назад.

– Ну, что? – спрашивает поп.

– Да они, батюшка, обижаются. Сказали так: «Не вернемся, пока нам поп не заплатит за каждого три рубля, а за Николая-угодника шесть, да еще четверть горилки и миску вареников со сметаной». Сказали, что придут только к ночи, чтоб никто не видел, а то совестно будет.

Поп говорит:

Ладно! Погоняй живей да скажи, что все сделаю, пускай только возвращаются.

Поехал Иван за бугор, поговорил с мужиками, воротился назад и говорит:

– Сказали, вернемся только к ночи. Пусть готовит горилку и закуску во дворе.

Поп все наготовил. Приготовил и деньги, дожидается. А попадья, кроме того, и миску вареников поставила. Ждут, полночь уже, а святых-то все нету и нету. Поп и говорит:

– Иван, я пойду посплю, а ты, как придут, разбуди меня!

Поп и захрапел. Иван со сторожем повечеряли сметаной, достали святых с чердака, обмыли, поразвешивали их опять в церкви, а сами улеглись отдыхать.

Просыпается поп, спохватился:

– Что такое, что Иван меня не будит?

Видит поп, что Иван спит, а сметана вся съедена. Будит Ивана.

– Иван, Иван, подымайся!

Иван просыпается. А поп спрашивает:

– Где же святые?

– Э, да они уж тут были, попили-поели и меня угостили, да и в церковь пошли.

Поп:

– А чего ты меня не разбудил?

– Да я хотел было будить, а Николай-угодник и говорит: «Не буди батюшку, они так крепко уснули, будут еще обижаться!»

ПАН И БЕДНЯЦКАЯ ДОЧЬ

Жил себе пан и слыл человеком весьма умным: «Дай, думает, проверю, так ли уж умны да хитры мои мужики, как я?» Позвал к себе двоих: одного бедняка, а другого богатея – и говорит:

– А ну-ка, ответьте мне, мужички, что на свете всего быстрей, слаще и мягче? Ступайте домой да подумайте, а завтра приходите сюда с ответом. А кто меня не послушается, тот будет три дня привязанный за ноги висеть.

Сгорбились мужички и назад пошли. Богатей воротился домой и сразу же надумал: «Быстрей всего у меня конь Васька, слаще всего мед из моих ульев, а мягче всего – перины».

А бедняк думал-думал, да и заплакал. Как же! – три дня вверх ногами висеть. Видит дочка, что отец плачет, и спрашивает:

– Чего это вы, тато, пригорюнились?

– Да вот задал мне, дочка, злой пан такую задачу, что ломаю-ломаю себе голову, а никак ничего не надумаю. И рассказал дочери, что задал ему пан.

Выслушала дочь и говорит:

– Да стоит ли, тато, плакать? Ступайте да скажите ему, что быстрей всего мысль, слаще всего сон, а мягче всего кулак, ведь на чем бы ты ни лежал, а все кулак под голову мостишь.

Явились на другой день мужички к пану.

– Ну что, – говорит, – отгадали?

Тут богатей и выскочил первым.

– Как же, паночек, чтобы я да не угадал! – И рассказал, что он вчера придумал.

– Дурак! – сказал пан. – Не будь ты богат, три дня висел бы. А ну ты!

Бедняк рассказал.

Пан удивился.

– Раз ты такой хитрый, то на тебе этот горшок, залатай мне его.

Пошел бедняк, голову понуря.

Опять приметила дочка отцову печаль, да и спрашивает:

– Чего, тато, грустный, невеселый?

Так и так, говорит, дал, мол, пан горшок залатать. А дочь усмехается:

– Не тужите, тато. Пойдите да скажите ему, пускай пан сперва вывернет горшок наизнанку, а потом и даст латать.

Обрадовался бедняк, побежал к пану. Вот, думает, от напасти избавлюсь. Встречает его пан, спрашивает. Рассказал ему бедняк и это. Пан так и подскочил:

– Кто ты таков, что так уж хитер?

– Это не я, это дочка моя.

– Дочка? А! Ну, раз она такая разумная, то пускай явится ко мне в гости таким способом: приедет и не приедет, пусть голая и не голая, и с подарком и без подарка.

«Ой-ой-ой! – подумал, испугавшись, бедняк. – Вот так задал задачу!» – И рассказал дочке.

А та не долго думая надевает на себя сеть, которой рыбу ловят, берет зайца и голубя, и сама на барана садится.

Увидел ее пан в окно, так руками и всплеснул – голая и не голая, едет и не едет. Вышел на балкон и натравливает на нее собак.

Но бедняцкая дочка не растерялась. Она пустила зайца, а собаки за ним. Потом сует пану под нос голубя. Только протянул пан руку, а голубь и улетел.

И стало пану так завидно: чтоб какая-то простая мужичка да была умнее его! И решил он ее повесить. Привязал на сухой ветке петлю, да и говорит:

– Говори, чего хочешь, а то сейчас помрешь.

– Хочу я, пан, чтоб веревку лучше привязали, а то, чего доброго, оборвется, и я сразу не задушусь. Подцепитесь вы, паночек, – если вас выдержит, значит, хороша.

«А и правда, – думает пан, – это мне ничего не стоит, а перед смертью дивчине я уважу, тогда и греха мне не будет!» И всунул он в петлю голову. А девка – хвать и вздернула. Повис пан и язык высунул.

Вот какая хитрая была дочь бедняка!

ДВА ВОРА, ПАН И ПОП

Пошли два вора к пану лошадей красть. А у пана были такие злые собаки, что никак к конюшне не подступить. Вот обмотались они соломой, обвязались – и катятся по двору. Докатились до корыта, налили водки, замешали отрубей, собаки поели, напились и уснули. Забрали они тогда лошадей, а один вор и говорит:

– Пойду-ка я у пана еще деньги украду.

А пан тот любил сказки слушать: вот просыпается он ночью, – слуга и должен ему что-нибудь набрехать. В эту ночь только пан уснул, а слуга куда-то отлучился. Выставил тогда вор окно, влез в горницу, а денег-то найти никак не может. А тут как раз пан просыпается, думает, что это его слуга, и говорит:

– Сказывай сказку.

Тот и завел:

– Жил себе пан, и был у него слуга, вот хотя бы и я. Да не знал тот слуга, где у пана деньги лежат, ну вот так, как и у вас…

– А ты разве не знаешь?

– Да не знаю, пан.

– А вон там, где золотая сабля стоит. – Сказал это и опять заснул.

А вор – хвать деньги и золотую саблю и – был таков.

Вот деньгами-то они поделились, а из-за сабли спор у них вышел.

– Погоди, – говорит тот, который саблю украл. – Я пойду к пану, спрошу, кому она достаться должна.

Забрался опять в горницу, а тут как раз и пан просыпается:

– Сказывай сказку!

– Так вот, – начинает тот плести, – украли раз воры у пана деньги и золотую саблю. Деньги-то они поделили, а из-за сабли поспорили; так вот, кому она, по-вашему, достаться должна?

– Да уж тому, – говорит, – кто украл. – Сказал и уснул.

Воротился вор к товарищам:

– Сказал, – говорит, – пан, что тому-де сабля, кто ее украл.

Поделились они и ушли.

А пан утром, как увидел, что он из-за этих-то сказок наделал, и пожаловался попу.

Поднял поп его на смех. Рассердился пан и объявил:

– Кто попа так обмануть сумеет, что можно будет над ним посмеяться, я бы тому, – говорит, – большие деньги заплатил.

Вот те двое и объявились. Дал им пан денег. Нарядились они чернецами, накупили два больших мешка раков и восковых свечек и пришли ночью к попу на подворье.

Вот каждую свечку прилепят к раку, да и пустят к попу на подворье. Выпустили они всех раков, а потом и кричат под окошком:

– Подымайтесь, батюшка, вас бог к себе требует!

Видит поп, что у него на подворье делается – всюду свечки горят, быстренько оделся и вышел во двор. А воры ему:

– Ведь вам, – говорят, – неудобно вверх лезть, так полезайте в мешок, а мы вас повесим на палке, положим на плечи, сами подымемся и вас понесем.

Поп сдуру в мешок. Они завязали его там, понесли и возле церкви на дверях и повесили, да еще и надпись сделали: «Кто будет мимо проходить и не ударит по этому мешку, тот истинный черт».

Вот кто ни идет, прочитает и тотчас попа – ба-бац! А тут и пан идет, прочитал и тоже за палку… Все, кто ни проходил, били попа, а потом как развязали…

И с той поры поп над паном уже не смеялся.

ЯЗЫКАТАЯ ХВЕСЬКА

Нету хуже того человека, который не умеет язык за зубами держать. А самая большая беда с бабами. Только что услышит – и раззвонила уже по всему селу.

– Ой, кумушка родненькая, что я слыхала! Да только смотрите, никому не сказывайте, ведь это такое, что никому и знать-то об этом нельзя, я это вам только.

И начала… А кума услышит и – другой куме, а та – третьей, а третья – пятой-десятой, и вот все уже о том знают, чего никому и знать-то не следует.

Вот жили себе муж да жена. Петро и Хвеська. И хороша бы была Хвеська, всем хороша, да только на язык скорая. Что ни скажет ей муж, все' своим длинным языком расплещет. Ну, хоть ничего ей и не говори. Уж и просил ее муж, и уговаривал, и сердился – ничего не помогает.

Вот поехал раз Петро пахать, да и выкопал деньги, клад. А было это еще во времена панщины. И думает он: «Как дознается эконом, то отнимет. А дознается обязательно, от Хвеськи-то не спрячешься, она по всему селу разнесет. Что делать?» Думал-думал бедняга, вот и надумал. «Надо, говорит, отучить ее от этой поганой привычки. Да и денежки чтобы не пропали».

Вот взял он эти деньги, привез их домой. Спрятал, а жинке ничего и не говорит. На другой день Петро поехал на базар, накупил там чуть не целый мешок бубликов и битого зайца. Возвращаясь с базара, завернул к речке и вытащил из вентеря да из верши рыбу, а зайца в вершу сунул. Отнес рыбу в лес и разбросал под кустами, а бублики все на груше развесил, которая на опушке леса стояла. Затем возвращается домой, пообедал с женой и говорит ей:

– Пойдем-ка, жена, в лес да поищем, не найдется ли там какой рыбы, вот и соберем.

А Хвеська ему:

– Ты что, муженек, одурел, что ли? Разве ж в лесу рыба водится?

– А вот и водится, – говорит Петро. – Мне что-то сдается, что в лесу нынче рыбный дух, вот мы и соберем рыбу. Уж пойдем.

Не верит Хвеська, а все же пошла. Приходит в лес, а там то под тем, то под тем кустом рыба лежит. Петро и говорит тогда:

– Ну что, Хвеська? Не говорил ли я тебе?

– Вот диво! Сколько на свете живу, а такого дива отродясь не видывала!

– Ну ладно, – говорит Петро, – пойдем-ка теперь на речку, не поймался ли там случайно заяц в вентерь или в вершу?

– Тю на тебя, муженек! Ты сдурел никак? – говорит Хвеська. – Где ж это видано, чтобы зайцы в верши ловились?

– Хм, не видано! Вот и рыбы ты в лесу не видела, а есть же. Уж пойдем, – говорит.

Пошли. Выходят на опушку, глядь – груша стоит, а на ней кругом бублики, так ветки и гнутся. Хвеська кричит:

– Муженек, муженек! Ты видишь – бублики-то на груше. Разве бублики на груше растут?

– Понятно, не растут, – говорит он. – Это, должно быть, туча бубличная проходила, да и зацепилась за лес – вот бублики и остались..

– Ну, давай-ка, муженек, стряхивать.

Стряхнули, идут к речке. Вытаскивает муж вентерь – нет ничего, вытаскивает второй – нету; тянет потом вершу, глядь – а там заяц.

– Ох ты, матушка моя! – так и вскрикнула Хвеська. – Заяц в верше! И родилась и крестилась, а такого не видывала…

– Ну, что ж что не видела! – говорит Петро. – Не видела, так увидишь. Идем, пожалуй, домой, а то поздно уже.

Забрали они все и пошли. Приходят домой, тут жена и начала:

– Что оно за день нынче такой! И родилась и крестилась, а такого дня еще не было: рыба в лесу, заяц в верше, бублики на груше!

– Это еще ничего, – говорит Петро, – а вот диво, что я нынче и деньги нашел.

– Ой-ей!

– Ей-бо, нашел!

– А где ж они, муженек?

– Да вот, – вытаскивает он эти деньги.

– Вот уж теперь, муженек, будем мы богатые.

– Да кто его знает, вот как пронюхает эконом, сразу же отнимет.

– Ну, – говорит жена, – а как же он дознается? Уж я никому не скажу.

– Смотри же, жинка, не говори, а то будет нам лихо. Да смотри не говори никому и про то, что мы в лесу и в речке нашли, а то люди как дознаются, сразу и догадаются, что я деньги нашел, ведь в такие дни клады всегда находят.

Так вот говорит Петро, подшучивая, а Хвеська:

– Ладно, – говорит, – никому на свете не скажу.

А тут под вечер на селе шум и гомон слыхать.

– Что это такое, муженек? – спрашивает Хвеська.

– Да там…

– Да что ж там такое? Пойду-ка я гляну.

– Да ты на поганое не гляди и не слушай, – говорит Петро.

А Хвеська:

– Да ну уж, Петрик, голубчик, родненький, скажи!

– Да это, – говорит муж, – наш пан эконом украл у гуменщика колбасу, вот его теперь по селу и водят да колбасами бьют, чтобы больше не крал.

А это муж так себе, подсмеивается, а Хвеська уже и поверила, и так уж ей не терпится.

– Ох, беда-то какая! Побегу я к куме Меланке да расскажу! – вскрикнула Хвеська, так с места и вскочила.

– Да ты лучше не ходи, а сиди дома, – говорит муж. – Ты разве не знаешь нашего эконома? Уж он как дознается, что ты про него рассказывала, то меня и тебя со свету сживет.

Хвеська послушалась и не пошла. Выдерживает она, никому не говорит про деньги день или два, а потом все-таки не вытерпела – как это так да про счастье свое не рассказать? – и побежала к куме Меланке. Прибежала, «добрый день» сказала, села. Сидит. И так ей хочется сказать, а боится. А потом:

– Вот горюшко-то жить беднякам на свете, хотя бы сказать и нам. Хотела справить себе к празднику новые чоботы, да не на что справить.

А кума Меланка тоже:

– Что правда то правда, кума, я уже вот говорю…

А Хвеська не дает ей досказать и тотчас свое:

– Ну да, может, бог даст, скоро не будем мы бедные…

– Как так? – спрашивает кума Меланка, а сама уже и уши навострила.

– Ох, кумушка, да не знаю, как и говорить-то…

– Да скажите уж, скажите, – уговаривает кума Меланка.

– Да не знаю, как и говорить, дело это такое, что муж никому-никому не велел сказывать.

– Ох, матушка! Да разве ж я такая? Да я все одно что стена! – говорит кума Меланка.

– Ну, кумушка, – говорит Хвеська, – да только уж я вам одной, но, смотрите, никому-никому не сказывайте…

И давай шепотком ей про деньги эти…

Только Хвеська из хаты, а кума Меланка за свитку и к куме Приське:

– Ох, кумушка, а вы слыхали?..

А тут праздник случись, пошла кума Приська к куме Марыне, а у нее уже кума Явдоха, – вот тут уж и беседа готова. Погуляли да про Петровы денежки поговорили.

А тут как раз в этот день повздорил Петро из-за чего-то с Хвеськой и хорошо ее отругал… Она тогда:

– Погоди ж ты, такой-сякой, раз так!..

И побежала раззванивать по всему селу, что муж ее и ругал и чуть ли не бил, что он, мол, деньги нашел, что прячется-де с ними, и все…

Прошел день или два – зовут Петра в контору к эконому. Тот враз его и ошарашил:

– Сказывай, такой-сякой, деньги нашел?

– Нет, – говорит Петро, – не находил.

– Как не находил? Ведь твоя жинка говорит!

– А что моя жена говорит? Моей жинке малость ума не хватает, она чего-чего не наплетет.

– А-а, так ты так! – говорит эконом. – Позвать сюда жену!

Тут сразу за ней, приводят. Спрашивает эконом:

– Твой муж деньги нашел?

– Нашел, – говорит, – паночку, нашел.

– Ну что, – спрашивает тогда у Петра эконом, – видишь?

– Да что ж, – говорит тот, – она чего не наплетет! А вы ее лучше спросите, пан, когда это было?

– А когда это было? – спрашивает эконом.

– Хм, когда. Как раз тогда, когда потянуло рыбой из лесу и ходили мы в лес за ней да под каждым кустом рыбу собирали.

– Ну что теперь скажешь еще? – спрашивает Петро.

– Э, что! Теперь-то уже не отбрешешься. Это самое тогда и было, когда мы в лесу рыбу собирали, и надвинулась бубличная туча, и в лесу мы бубликов натрусили, и в вершу заяц поймался.

– Вот слышите, пан, – говорит Петро, – толком ли она говорит? Пускай она уж вам все расскажет, как и когда это было.

– Хе, как и когда! Самое тогда, когда вас, милостивый пан, по селу водили…

– А чего меня по селу водили? – спрашивает эконом.

– Да вот, пан, простите… уж раз вы спрашиваете, то скажу… как раз, когда вас теми колбасами били, что вы у гуменщика украли…

Как вскричит тут эконом:

– Ах ты, такая-сякая! Как ты смеешь мне так говорить! Возьмите ее да всыпьте ей как следует, чтоб не городила черт знает что!

Тут Петро заступился, начал просить, что, мол, жена у него малость не в своем уме. Вот пан подумал-подумал – и вправду дурная, – взял да и отпустил.

Вот идут они вдвоем, Хвеська с Петром, он в усы себе посмеивается, а она нос повесила, поняла, что влопалась. Пришли домой, она в плач.

– Вот как ты, – говорит, – меня подвел!

– Хвеська, жинка моя милая! – говорит Петро. – Не я тебя подвел, ты сама себя подвела. Не ляпай никогда языком, вот ничего и не будет. А теперь не сердись, давай помиримся.

Помирились они и живут помаленьку и денежки понемногу тратят. Видит Хвеська, что плохо лишнее говорить, и притихла. И начали они понемногу богатеть и выкупились у пана, стали они вольными и начали жить в достатке. И часто, бывало, говорит Петро жене:

– Ну что, Хвеська, не подвел бы я тебя, разве были бы мы теперь вольные и жили бы так, как теперь живем?

ПРАВДА И КРИВДА

Жили-бы ли когда-то два брата: один богатый, а другой бедный. Сошлись они раз вместе и разговорились:

– Хоть как ни тяжело на свете живется, а все ж лучше по правде жить.

А богатый:

– Да где ты правду найдешь? Нет правды на свете, всюду кривда одна. Кривдой лучше жить.

А бедный с ним не соглашается:

– Нет, брат, правдою все-таки лучше.

Тогда богатый:

– Ну, что ж! Давай об заклад биться; пойдем людей спрашивать, кого встретим, того и спросим, – и так до трех раз. Как скажут по-твоему, пускай все мое добро тебе будет; а как по-моему – я все твое добро заберу.

Бедный говорит:

– Ладно!

Вот и пошли они по дороге. Идут, идут, встречается им по пути мужичок, – с заработков идет. Они к нему:

– Здравствуй, добрый человече!

– Здравствуйте!

– Да мы вот спросить у тебя хотим…

– Спрашивайте.

– Как лучше на свете жить: правдой или кривдой?

– Э, добрые люди, – отвечает мужик, – где вы правду найдете? Вот я сколько работал, трудился, а заработал, как кот наплакал, да еще из этих денег хозяин удержал. Да где уж той правдою проживешь! Лучше кривдой жить, чем правдой.

– Ну, брат, – говорит богатый, – вот тебе первый раз моя правда.

Запечалился бедняк, и пошли они себе дальше.

Вот встречают они уж купца.

– Здравствуйте, ваша милость!

– Здравствуйте!

– А что мы вас хотим спросить?

– Говорите!

– Как лучше на свете жить – правдой или неправдой?

– Эх, добрые люди! Где уж правдою проживешь? Вот как начнешь продавать, сто раз и соврешь и обманешь человека. А то и не продашь.

Да и поехал себе.

– Вот тебе второй раз моя правда! – говорит богач.

Ну, бедняк еще больше запечалился, и пошли они себе дальше. Идут и идут, – встречают пана.

– Здравствуйте, пане!

– Здравствуйте!

– А вот мы у вас что хотим спросить.

– Спрашивайте! – говорит.

– Как лучше на свете жить: правдой или кривдой?

– Эх, люди добрые! Где ж теперь та правда на свете? Правдою не проживешь. Это если б мне правдой жить, то…

И, не досказав, поехал себе.

– Ну, брат, – говорит богатый, – теперь давай домой возвращаться, да отдавай мне свое добро.

Идет бедняк домой, да так его тоска гнетет… Забрал богатый брат весь скарб, одну только хату бедняку оставил.

– Пока поживи, – говорит, – мне сейчас она не нужна, а потом ищи себе другую.

Вот сидит бедняк со своей семьей – и хлеба куска в хате нету, и заработать-то негде; везде хлеб не уродил. Терпел бедняк, терпел… дети плачут… Взял он мерку, да и пошел к богатому брату хлеба просить.

– Дай, говорит, – братец, хоть мерку мучицы какой или зерна: есть нечего, дети с голоду пухнут.

А тот:

– Дай, говорит, тебе глаз выколю, – тогда дам муки мерку.

Думал, думал бедняк, пришлось ему согласиться.

– На, говорит, выкалывай, бог с тобой, только дай поесть.

Вот выколол богач бедняку глаз, дал ему мерку муки. Тот взял, приносит домой, а жена как глянула на него – так и вскрикнул:

– Что с тобой сталося? Где же твой глаз?

– Эх, – говорит, – где! Брат забрал!

Да и рассказал ей. Поплакали они, погоревали, да и живут тем хлебом.

Спустя неделю или около того опять хлеба не стало. Взял мужик мерку, опять к брату пошел.

– Дай, – говорит, – братец, хлеба; того, что ты мне дал, не стало!

– Дай выколю глаз, тогда и дам мерку!

– Как же я, – говорит, – братец, буду без глаз на свете жить? Уж ты один выколол. Смилуйся, дай уже так.

– Нет, – говорит, – даром не дам. Дай выколю глаз, тогда дам еще одну мерку.

Пришлось бедняку и на это согласиться.

– На, – говорит, – выкалывай, бог с тобой!

Вот взял богатый брат нож, выколол ему и второй глаз, отсыпал ему мерку муки. Слепой взял и пошел домой. Держась кое-как за плетни, добрался он домой, приносит тот хлеб. Глянула на него жена, так и перепугалась:

– Как же ты теперь без глаз-то на свете проживешь? Мы бы как-нибудь раздобыли, а теперь…

Плачет, горемычная, и слова вымолвить не можеть. А муж и говорит:

– Не плачь, жена! Будем жить, как бог даст, не один же я на свете темный: есть много слепых, живут же люди и без глаз.

А тут скоро и того хлеба не стало, много там его разве – одна мерка, а едоков-то целая семья!

– Ну, жена, – говорит муж, – теперь к брату ходить уже не за чем. Проводи меня за село, к большому тополю, что над дорогой у перекрестка, оставь меня там на весь день, а вечером приходи и домой меня проводишь: кто будет проходить или ехать, может, и подаст кусок хлеба.

Вот отвела его жена туда, посадила под тополем, а сама назад воротилась.

И сидит бедняк… кто-то подал ему немного… А тут уже вечереть стало, а жена задержалась. Поднялся бедняк, собрался один домой возвращаться, да свернул не туда и домой не попал. Идет и идет, сам не знает куда. Вдруг слышит – лес над ним шумит. Приходится ему в лесу ночевать. Побоялся он зверя, взобрался кое-как на дерево, да и сидит там.

Вдруг около полуночи сбегается к тому месту под дубок нечистая сила, а с ними их старшой. Вот и начал старшой спрашивать, кто что сделал. Вот один и говорит:

– Я сделал такое, что брат брату глаза за две мерки ржи выколол.

– Сделал ты хорошо, а все же не так!

– А почему?

– Да если слепой потрет себе глаза той росой, что под этим деревом, то прозреет.

– А кто ж о том слышал, и кто о том знает, что надо так сделать!..

– Ну, а ты что сделал? – спрашивает старшой второго.

– А я в таком-то селе всю воду повысушил, так что и капельки нету, и носят ее туда люди за тридцать, за сорок верст. Много там людей гибнет.

– Хорошо ты сделал, да все же не так, – говорит старшой.

– А почему ж?

– Да если кто отвалит тот камень, что на крайнем огороде лежит, то и потечет из-под него вода на все село.

– О! Да кто ж о том слышал, кто ж о том знает, что надо так сделать?

– Ну, а ты что ж сделал? – спрашивает старшой у третьего.

– В таком-то королевстве есть у короля единственная дочка, так я сделал ей так, что она ослепла, и никакие лекаря ничем ей помочь не могут.

– Ты поступил хорошо, а все ж не так, – говорит старшой.

– Почему?

– Да если помазать ей глаза той росой, что под этим деревом, то она прозреет.

– О! А кто ж о том знает, кто ж о том слышал, что надо так сделать!..

А бедняк сидит себе на дереве и все слышит, что те говорят. Вот, когда разлетелись они, спустился он с дерева, помазал глаза той росой и вдруг прозрел. И раздумался: «Мне бог помог, помогу и я людям».

Вот набрал он той росы с собой в склянку, и пошел.

Идет в то село, где воды нету. А у села повстречалась ему старуха несет два ведра на коромысле. Поздоровался он и говорит:

– Дай мне, бабуся, воды напиться!

– Э-э, сыночек! Ведь несу-то я ее за тридцать верст, а пока домой доберусь, половину расхлюпаю, а семья у меня большая – без воды пропадет.

– А я, – говорит, – как приду к вам в село, дам водицы для всех.

Вот дала она ему напиться да так рада-радешеиька, поскорее в село и людям рассказала… Люди и верят и не верят, выходят ему навстречу, здороваются с ним:

– Спаси нас, добрый человек, от неминучей смерти.

– Хорошо, – говорит, – только мне помогайте! Приведите меня к вашему крайнему огороду!

Провели они его. Начал он искать, начал искать – и нашел тот камень. Как взялись все вместе – подымают камень и сдвигают его… Как ни трудно, а сдвинули! А как сдвинули, так вода из-под него и хлынула. Как пошла, как пошла, – вскоре и колодцы, и пруды, и речки – все водою наполнилось. Люди уж так обрадовались, благодарят того мужика, надавали ему и денег, и скота, и добра разного.

Сел он, да и поехал. Едет да все дорогу в то королевство расспрашивает. Долго ли, коротко ли ехал, а доехал-таки.

Приезжает во дворец королевский и людей спрашивает:

– Слышал я, что у вашего короля дочка больная, ничего с ней лекаря не поделают, а может, я бы ее вылечил.

– Э, милый, куда уж тебе! Тут такие лекаря, да и те ничем не помогут, а ты и подавно.

– А вы все-таки королю скажите!

Не хотели они, а он все настаивает. Что тут делать – сказали.

Зовет его король во дворец. Привели его к королю.

– Ты, – говорит, – можешь мою дочку вылечить?

– Могу, – отвечает.

– Если вылечишь, дам тебе все, что захочешь.

Повели мужика в покои, где королевна лежала. Помазал мужик королевне глаза росою – и прозрела она.

Уж так обрадовался король, что и не рассказать! Надавал мужику столько богатств, что тот домой их уже на лошадях повез.

А тем временем его жена бедствует и не знает, где ее муж. Думает, что уже и на свете нету. Вдруг призжает он ночью домой, стучится в окошко:

– Жена, открывай!

Услыхала она, по голосу узнала да так обрадовалась!.. Выбежала, отворила, ведет в хату, – думает, что он слепой.

– А ну, жена, зажигай свет! – говорит муж.

Зажгла она свет и как глянула на него, так руками и всплеснула: зрячий муж!

– Ой, слава тебе, господи! Да как же это с тобой, муженек, случилось, – расскажи!

– Погоди, надо сначала добро внести!

Как стали добро вносить, – куда уж теперь богатому брату до него!

Ну вот, разбогатели они, и живут себе.

А богатый брат прослышал о том и прибегает:

– Как же это так, брат, что ты и прозрел, и разбогател?

А тот не утаил и все рассказал.

– Так, мол, – говорит, – и так.

Вот и захотелось богатому брату еще больше разбогатеть. Только наступила ночь, пошел он потихоньку в лес, взобрался на дерево, да и сидит. Вдруг около полуночи слетается снова нечистая сила со старшим… Вот и разговорились:

– Что оно значит – никто ведь о том и не знал, а слепой уж брат зрячим сделался, и вода из-под камня течет, и царевна уж выздоровела? Это кто-нибудь нас, пожалуй, подслушивает. А давайте-ка его поищем!

Кинулись искать, глядь на дерево, а там богач… Как схватили они его, так на месте и разорвали.