Текст книги "Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")"

Автор книги: Автор Неизвестен

Кероглу спросил:

– Рассказывай, ашуг Джунун, откуда ты едешь? Где был так долго? Что видел, что слышал?

Прижал ашуг Джунун к груди трехструнный саз и запел:

 
Я обошел кочевья, города
Весну и зиму, брат мой, видел я,
Скитался по горам и по долам,
Блеск родниковой мяты видел я.
 
 
Стал горный снег оттаивать вдали.
Айвовые деревья зацвели.
Ушла зима – и светел лик земли.
И много птиц слыхал и видел я.
 
 
Бродил один я много дней подряд,
Прошел долины, тропы горных гряд,
Дворцы Алеппо видел и Багдад,
Рассветы и закаты видел я.
 
 
Отвесный зной и холод горных стуж,
И Кагызман, и Каре, Стамбул и Муш,
Чанаккала, затем Сарыкамыш, [69]69
  Карс, Кагызман, Муш, Чанаккала и Сарыкамыш —названия турецких городов.


[Закрыть]
Игидов в тяжких латах видел я.
 
 
Когда Аладжалар [70]70
  Аладжалар —название горы.


[Закрыть]перевалил,
Когда по Эрзеруму проходил, —
Один другого в поединке бил —
И недругов проклятых видел я.
 
 
Игида с острой саблей до колен,
Не знающего страха и измен
Гассабоглу Эйваза средь туркмен,
И мужество во взглядах видел я.
 
 
Коль пир – он возглавляет торжество.
Коль бой – не отступиться от него.
И сорок дев, встречающих его
В сияющих нарядах, – видел я.
 
 
Парит он, словно сокол в небесах,
Сердца его врагов сжимает страх.
Гостей обходит кравчий на пирах.
Сверканье струн крылатых видел я.
 
 
Ашуг Джунун правдивый вел рассказ.
Полмира обошел я, торопясь,
Таких же, как Нигяр и как Эйваз,
Впервые в жизни вместе б видел я.
 

Песня была окончена. И все, что сказал под звуки саза, ашуг Джунун повторил снова. Он так расписал Эйваза, что все, еще не видя и не зная его, пленились им.

– Ну, Кероглу, что ты теперь думаешь делать? – спросил Джунун.

Посмотрел Кероглу на удальцов, посмотрел на голубоглазую Нигяр и запел:

 
Богатство у неба бы я попросил,
Чтоб был бы в Кахетии сад у меня,
И мраморный был бы бассейн и покой
В три цвета, чтоб радовал взгляд у меня.
 
 
Стальные наплечники тоже нужны,
Игиды – с одной и с другой стороны.
Мой дом – Ченлибель, он венец вышины,
И сердце пусть бьется с ним в лад у меня.
 
 
Не молод, знаком я со злом и добром,
И брови творец очертил мне пером,
Хочу я, пируя в меджлисе моем,
Чтоб кравчим Эйваз был, мой сын у меня.
 

Едва песня была окончена, как Нигяр-ханум подмигнула виночерпию. Тотчас было освобождено место, разостланы суфры. Вошел виночерпий. Рассказывают, что каждая чаша Кероглу вмещала ровно полбурдюка вина. Выпив одну, Кероглу сказал Дели-Мехтеру:

– А ну-ка, оседлай Гырата!

Дели-Мехтер оседлал коня и подвел к Кероглу. Кероглу попрощался с женщинами, удальцами и, когда хотел сесть на Гырата, Нигяр-ханум подошла к нему и сказала:

– Послушай, Кероглы, ты едешь в такой далекий, опасный путь, в Теке-Туркмен. Пусть несколько удальцов поедут с тобой. Вдруг завяжется бой, одному тебе не сладить.

– Нигяр-ханум, – отвечал Кероглу, – хорошенько смотри за Ченлибелем, заботься об удальцах. А за меня не бойся. Раз я на Гырате, никакая беда мне не страшна. Из любой беды я выйду невредимым. Не тревожься, не терзай свое сердце. Через несколько дней я привезу тебе Эйваза.

Кероглу проверил подпругу Гырата и, положив руку ему на круп, вскочил на коня. Женщины и удальцы только и видели, как он сел на Гырата. Конь помчался, словно вихрь, полетел, словно птица. Мчался через горные проходы, переваливал через горы, поднимался на кручи, спускался в ущелья, и через несколько дней доехал до Тэкэ-Туркмена.

Кероглу проделал большой путь, сильно проголодался и устал. Хотел он было спешиться – дать отдохнуть коню и самому поесть. Оглянулся кругом – неподалеку от дорога какой-то чобан пас отару. Сошел он с коня, пустил Гырата на траву, а сам подошел к чобану и сказал:

– Брат-чобан, не даром наши отцы и деды говаривали, проголодался, – ступай к чобану, устал – иди к сарбану. [71]71
  Сарбан —погонщик верблюдов.


[Закрыть]Есть что-нибудь поесть?

– Молока вдоволь, – ответил чобан, – но хлеб не для гостя: весь зачерствел.

– Не беда, давай сюда, – сказал Кероглу. – Где тут, в степи, отличать черствое от свежего.

Чобан был высоким, сильным мужчиной. А бадья у него была на полтора батмана [72]72
  Батман —мера веса на Востоке, в разных местах различная – от трех до восьми фунтов.


[Закрыть]молока. Взяв ее, он подоил несколько овец и принес ломоть хлеба.

– Гость мой, – сказал он, – придется прощенья просить у тебя, – уж очень черств хлеб. Не знаю даже, как ты будешь его есть.

– Не беда, – ответил Кероглу. – Я такой голодный, что, как говорится, съем все, что мягче камня.

Кероглу накрошил черствый хлеб в молоко, взял в руки ложку и принялся хлебать. За это время и Гырату вдоволь досталось свежей травы.

«Если я приеду на кочевье в этой одежде, – подумал Кероглу, – меня узнают. Самое лучшее обменяться одеждой с чобаном».

– Брат-чобан, – сказал он, – ты хорошо угостил меня. Даст аллах, будет время, я отплачу тебе за добро. А сейчас у меня к тебе просьба.

– Изволь, брат! Все, что смогу, сделаю, – отвечал чобан.

– Брат-чобан! Я не здешний. Приехал издалека. В наших краях бараны маловато, а тут вон какие стада, и продаете дешево. Я хочу закупить скот и погнать в свои края. Да боюсь – увидят меня в этой одежде, при оружии, побоятся, и никто не захочет продать мне бараны. Давай обменяемся одеждой. Пускай и конь мой остается тут, у тебя. Я пойду куплю, что надо. А когда вернусь, я в долгу у тебя не останусь.

– Ну, что ж, брат, – ответил чобан, – как хочешь, так и сделаем. Лишь бы дело твое сладилось.

Кероглу переоделся чобаном, взял в руку дубину и пошел к кочевью.

Ашуг Джунун разузнал, где лавка мясника, отца Эйваза, и все объяснил Кероглу. Тот и пошел прямо к лавке. Видит, лавка заперта. Он расспросил, что и как. Оказалось, что Эйваз с отцом, мясником Гассаб-Алы, отправился в поле, где паслись их отары. Кероглу сразу повеселел. Выведал он дорогу на пастбище и пошел туда. Только вышел он к пастбищу, смотрит, старик-мясник тащит из стада жирного барана. Кероглу подошел и поклонился. Тот ответил на поклон, а потом спрашивает:

– Что прикажешь?

– Приказывать ваше дело, хозяин. Я гуртовщик, хочу купить баранов.

Услышав это, Гассаб-Алы крикнул:

– Эй, Эйваз, поди сюда, пришел покупатель. Помоги мне.

Смотрит Кероглу, с другого конца пастбища идет к ним отрок, да какой!.. Как Джунун ни расписывал его, а все ж не дотянул. И в самом деле, вот кто достоин быть сыном Нигяр-ханум! Эйваз подошел к ним, поклонился. Кероглу ответил на поклон.

– Ну, друг, – спросил Гассаб-Алы, – сколько баранов надобно тебе?

– Да хочу купить тысячу убойных баранов, хозяин.

Повеселел Гассаб-Алы.

– Сын мой, – сказал он, – вот эта отара хороша. Хочешь, отдам ее тебе, не прогадаешь.

Осмотрел Кероглу двух-трех баранов и спросил:

– Сколько же ты хочешь за своих баранов?

– Клянусь аллахом, – ответил мясник, – сейчас бараны в цене. Но вижу, ты издалека. Только для тебя возьму по два тумана [73]73
  Туман —денежная единица.


[Закрыть]за каждого.

– Нет, хозяин, за такую цену взять не могу.

Как ни бился с ним Гассаб-Алы, видит, нет, покупатель не из сговорчивых. В конце концов он спросил:

– Теперь ты скажи, за сколько возьмешь?

– Вот, что хозяин. В наших краях цена барану десять туманов. Если возьму их у тебя по два тумана, заработаю на каждом восемь туманов. Такой несправедливости не потерпит ни небо, ни земля. Уплачу я тебе за каждого пять туманов. Согласен, бери деньги, нет – пойду поищу другого.

Смотрит Гассаб-Алы, что за покупатель, не с неба ли свалился? И говорит:

– Что ж, сынок, пусть будет по-твоему. Послушай, Эйваз, сгоняй отару.

Эйваз согнал отару. А Кероглу принялся отсчитывать деньги. Раз, два, три, пять, десять, когда дошел до ста туманов, накинул еще пятнадцать со словами:

– А это на долю твоего сына. На каждые сто туманов по пятнадцати туманов, на каждые сто туманов по пятнадцати туманов…

И взяло Эйваза сомнение… Посмотрел он на Кероглу, взглянул на его усы и сказал:

– Отец!

 
Тяжелый шаг у гостя, посмотри,
Гуртовщики такими не бывают:
По пять дает, пятнадцать подарил, —
Гуртовщики такими не бывают!
 

– Кто же он, если не гуртовщик, сынок? – сказал Гассаб-Алы. – Ты посмотри на его одежду. Видно, и впрямь в их краях баране цены нет.

А Эйваз возразил ему:

 
Храбрец, закрыв пути, встал на скалу.
А сокол узнается по крылу.
Дели-Гасан это иль Кероглу,
Гуртовщики такими не бывают!
 
 
Джунун сюда приехал на коне.
Эйвазу быть от розы в стороне.
Слова Нигяр слышны сегодня мне.
Гуртовщики такими не бывают!
 

Понял Кероглу, что Эйваз узнал его. Понравилось ему, что тот такой смышленый, да побоялся, что разгадают они, что он замыслил, и тогда пиши – пропало Эйваз.

Поэтому Кероглу сказал Эйвазу:

– Вижу я, что ты славный паренек, и отчего же мне не дать тебе безделицу? Захочешь, пустишь ее в оборот. Почему ты смотришь на меня, как на разбойника? Не хочешь, сторгуюсь с другими.

Мясник рассердился на сына:

– Нашел время краснобайствовать! Дай нам вести свое дело.

Эйваз ни словом не возразил отцу, отошел и стал в сторонке.

Кероглу отсчитал деньги, отдал мяснику и сказал:

– Хозяин! Мои чобаны остались на той стороне перевала. Дай мне в помощь кого-нибудь, чтобы перегнать отару.

Гассаб-Алы приказал Эйвазу:

– Ступай, помоги гостю перегнать отару за перевал.

Эйваз, не сказав ни слова, принялся сгонять стадо.

Кероглу всю дорогу не разговаривал с Эйвазом. Оба молча гнали баранту по склону горы. Перегнал, смотрит Эйваз, там и в самом деле огромное стадо.

– Постой тут немного, паренек, около овец, а я позову своего чобана.

И Кероглу поспешил к чобану.

– Брат-чобан, я вернулся, давай мою одежду и оружие.

Он переоделся, взял свое оружие, подтянул на коне подпругу и сказал чобану:

– Теперь хорошенько слушай меня. Да будет тебе известно, что я не гуртовщик. Я Кероглу из Ченлибеля!

Как сказал он это, чобан остался без кровинки в лице. Хотел он было встать, да Кероглу опустил руку ему на плечо, тот так и сел на место.

– Не поднимай шум-гам! Я нашел то, что искал. Возвращаюсь с добычей. Никакой баранты мне не надо. Ровно половину отары дарю тебе, другую вернешь Гассаб-Алы и передашь ему, что Кероглу увез Эйваза.

Сказав это, он вскочил на коня, и чобан только и видел, как Гырат исчез с глаз.

Эйваз стоял, ожидая гуртовщика. Смотрит, мчится какой-то всадник, несется словно молния. В одно мгновение всадник очутился рядом с ним. Поднял Эйваз глаза и увидел, что всадник этот – давешний гуртовщик.

Кероглу предложил ему:

 
На Ченлибель, где блеск снегов,
Пойдем Гассабоглу.
Давай одолевать врагов
Вдвоем, Гассабоглу.
 
 
Не в первый раз с врагом дерусь,
Ты – лучше многих, ты не трус.
Дай руку, освятим союз
Огнем, Гассабоглу.
 
 
Под буркой смерть я спрятать рад.
На мне – гуртовщика наряд.
Садись, тебя помчит Гырат
В мой дом, Гассабоглу.
 
 
Я не лисой зовусь, а львом, —
Храбрец, рожденный храбрецом.
Араба, турка – мы вдвоем
Сметем, Гассабоглу.
 
 
Я, Кероглу, уже седой.
Я шел вперед – из боя в бой.
Дай руку, скалы мы с тобой
Пробьем, Гассабоглу!
 

Эйваз понял все, но Кероглу не дал ему опомниться. Он хлестнул Гырата так, что из ноздрей его вырвалось пламя. Закусил удила, окрылился конь, обратился в вихрь, когда же повернулся он в сторону Ченлибеля, Кероглу налетел словно сокол, схватил Эйваза и усадил на коня.

– Послушай, игид, заклинаю тебя твоей верой, – проговорил Эйваз, – скажи, кто ты?

– Вчера я был Кероглу, утром стал гуртовщиком, а ныне снова Кероглу. Я везу тебя в Ченлибель, в сыновья себе и в начальники удальцам.

Кероглу хотел было пуститься в дорогу, да смотрит, Гассаб-Алы бежит с горы, крича что-то. Кероглу натянул поводья и остановил Гырата. Подбежал Гассаб-Алы, увидел – гуртовщик уже стал иехлеваиом. И стал угрожать старик:

 
Эй, чужеземец, гуртовщик,
Тебе Эйваза не отдам!
Без сына кровью обольюсь,
Тебе Эйваза не отдам!
 
 
Звезда игидов – мой Эйваз,
Так отпусти его сейчас,
Молю тебя, прошу сто раз, —
Тебе Эйваза не отдам!
 
 
Пока душа твоя цела —
Уйди, кровавый сгусток зла.
Я раскалился добела,
Тебе Эйваза не отдам!
 
 
Коль соберется весь народ,
Не оберешься здесь невзгод.
Скажи, кто сына отдает?
Тебе Эйваза не отдам!
 
 
Гассаб-Алы поднимет меч,
Чтоб голову тебе отсечь.
Врагу костьми придется лечь, —
Тебе Эйваза не отдам!
 

Кероглу начал просить:

 
Душа Гассаб, мясник Гассаб!
Позволь – Эйваза увезу!
Мне в просьбе ты не откажи,
Позволь – Эйваза увезу!
 
 
Эйваза, плача, ждет Нигяр.
В ее груди пылает жар.
Не приведу – тяжел удар.
Позволь – Эйваза увезу!
Твой сын Эйваз хорош собой.
 
 
Нет, не вступай со мною в бой, —
Он станет удальцов главой!
Позволь – Эйваза увезу!
Меня боятся все паши.
 
 
Пощады просят: не круши.
Пойдут в Туркмению мужи, —
Позволь – Эйваза увезу!
 
 
Я, Кероглу, помчусь в пути,
В грозу я превращусь в пути.
Неужто силой увезти?
Позволь – Эйваза увезу!
 

И Кероглу повторил то, что спел под звуки саза:

– Эй, мясник! Я удалой Кероглу. Предо мною трепещут паши и султаны. Но кто продолжит мой род – у меня нет детей. Я беру Эйваза себе в сыновья. Будут под его началом семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов. Когда ехал сюда, крепкое слово дал я в том. Не обрекай же меня на бесчестье перед друзьями и недругами. Не отнимай у меня Эйваза. Дозволь увезти сто. Если же буду я заботиться о нем хуже, чем ты, пусть скажут люди, что не достоин я носить папаху. Когда бы ни захотел ты увидеть его – он твой сын. И не только он, но и я: считай, что был у тебя один сын, а стало два.

Подумал Гассаб-Алы: «Коли человек говорит так, обидеть его, отнять Эйваза неблагородно. И для меня будет честь, если Эйваз останется у Кероглу. Все станут уважать меня и слово мое. А когда захочу, всегда смогу повидать Эйваза».

И он сказал:

– Кероглу, не нанесу я обиды тебе, не отниму Эйваза. Что ж, увози его, только береги, как зеницу ока.

– Будь покоен, – отвечал Кероглу, – буду я ему не худшим отцом, чем ты. Бери из отары моей пятьсот голов баранты, а остальные пятьсот отдал я этому чобану.

Кероглу и Эйваз расцеловались, распрощались с Гассаб-Алы, с чобаном и ускакали. Гассаб-Алы – в Тэкэ-Туркмен, а Кероглу с Эйвазом – в Ченлибель.

Оставим Кероглу по дороге в Ченлибель и расскажем об Араб-Рейхане.

Араб-Рейхан вел свой род от туркменских беков… О его отваге знали хорошо в этих краях и никто еще здесь ему не перечил.

Только Кероглу и Эйваз распрощались с Гассаб-Алы, как показался Араб-Рейхан с отрядом в сто всадников.

– Послушай, что это за люди? – спросил он Гассаб-Алы.

– Это Кероглу, – ответил Алы. – Он увез Эйваза.

– Как так Кероглу!? Зачем увез Эйваза!? Что ты городишь? Или тебе лошадь угодила копытом в голову? Как посмел отдать? – крикнул Араб-Рейхан.

– А как было не отдать? – отвечал Гассаб-Алы. – Кабы я мог справиться с Кероглу, то был бы не мясником, а таким же пехлеваном, как он. Если ты не можешь одолеть его, под силу ли это мне?

Слова Гассаб-Алы разгневали Араб-Рейхана. Он все думал, когда Эйваз подрастет, взять его в свой отряд. Об этом он не раз говорил и Алы. Но Гассаб-Алы был не по душе Араб-Рейхан и его нрав. Только не осмеливался он ему перечить. Сейчас же нарочно-хотелось ему уязвить его. Дерзкие слова Гассаб-Алы и потеря Эйваза и то, что Кероглу осмелился на такой поступок в Тэкэ-Туркмене, – все это разожгло душу Араб-Рейхана. Собрав своих людей, пустился он в погоню за Кероглу.

Кероглу не знал здешних дорог, а Араб-Рейхану была здесь знакома каждая тропа. Послал он часть отряда вперед, занять горный проход. В проходе этом скрещивались и отсюда расходились в разные стороны дороги Туркмении. Подъехал Кероглу и увидел – проход закрыт. Понял он, что ему преградили путь.

Хлестнул коня и поднялся на вершину скалы, чтобы оттуда лучше разглядеть врага. Эйваз всмотрелся пристально и узнал Араб-Рейхана.

– Кероглу, это Араб-Рейхан. Смотри, как бы мы не попались ему в руки. Еще никто не уходил от него целым и невредимым…

Кероглу знал Араб-Рейхана. Хоть им и не приходилось сталкиваться лицом к лицу, но слышать о нем ему не раз доводилось. Знал, что это могучий и не ведавший страха пехлеван.

Видит он, если спуститься в горный проход, там не пробьешься, – негде развернуться. А другой дороги нет. Хлестнул коня и подъехал к самому краю скалы. Видит, нет, и отсюда проехать нельзя. Под ним ущелье, – дна не видать, а шириной шагов в пятнадцать-двадцать. И он задумался, что делать, как быть?

Араб-Рейхан прекрасно знал все это. Преградив, горный проход, он спокойно сидел и ждал – ведь через ущелье не перескочишь. Придется Кероглу спуститься вниз, а не осмелится на это, пусть остается на скале и умирает с голоду.

Кероглу одиноко высился на скале. Вспомнил он Ченлибель, своих удальцов. И захотелось ему, чтобы в эту горькую минуту были они возле него. Смотрит – со стороны Ченлибеля тянется вереница журавлей. При виде их сердце Кероглу сжалось, взял он саз и послушаем, что спел:

 
О, в небе летящий клин журавлей,
Мое племя родное на месте?
Журавли, вы один другого белей.
Мое племя родное на месте?
 
 
Шла беседа и саз звенел в темноте.
Плыли легкие гуси по белой воде.
И желанные сердцу девушки те,
Что пели со мною, – на месте? —
 
 
Те, которых я выбрал и полюбил,
Чей дружеский голос меня будил,
Опора моя, с кем я рядом был —
Игиды-герои – на месте?
 
 
Края, где ловил торгашей в ночи,
И одевался в их кумачи,
Краса Ченлибеля, вершина, ключи
С водой голубою – на месте?
 
 
И девушки, что, как сиянье дня,
Шутили, смеялись, встречали меня
И крепко держали поводья коня
Умелой рукою – на месте?
 
 
Те, с кем я бок-о-бок сражался, кипел,
С кем я добиваться победы умел.
Соратники славных воинственных дел,
Зачинщики боя – на месте?
 
 
Всю жизнь Кероглу ненавидел обман.
Душа моя плачет, аман, аман!..
Мой брат Демирчи и Дели-Гасан
За дальней горою – на месте?
 

Думал, думал Кероглу и решил: единственный путь для него – через ущелье. Вниз не спустишься. Надо испытать судьбу – собьет он журавля, вожака стаи – Гырат перескочит через бездну, если же нет, – придется искать другой выход.

Кероглу вложил стрелу, натянул тетиву. Едва лишь стрела вылетела из лука, как тут же журавль-вожак, кувыркаясь, упал к ногам Кероглу. Отлегло у него от сердца. Вынул он пучок журавлиных перьев и воткнул их в папаху Эйваза. Сел Кероглу на коня, усадил Эйваза позади, крепко-накрепко привязал его к себе и дал Гырату разбежаться.

Когда Кероглу пел песню журавлям, Араб-Рейхан внимал и ухмылялся. Он решил, что Кероглу пришел конец. Вдруг смотрит, тот скачет на коне у самого края бездны.

– Эй, вы, будьте наготове! – крикнул Араб-Рейхан своим людям. – Кажется, он собирается улизнуть от нас.

В это время раздался голос Кероглу. Смотрят, обмял он шею коня и поет:

 
Злой недруг сзади, бездна – впереди.
Меня ты в Ченлибель умчи, Гырат!
Я на тебя надеюсь, выручай,
Меня ты в Ченлибель умчи, Гырат!
 
 
Там ждут друзья и там рокочет саз,
Поет весна, не пряча светлых глаз.
На крупе у тебя сидит Эйваз,
Меня ты в Ченлибель умчи, Гырат!
 
 
Труд Кероглу не пропадет вовек —
Пусть кровью захлебнутся хан и бек.
Перелети – да будет быстрым бег!
Меня ты в Ченлибель умчи, Гырат!
 

– Он или настоящий удалец, или безумец. Да разве может конь перескочить через такую бездну? И еще с двумя седоками на спине?

Кероглу еще раз заставил Гырата разбежаться. Тогда Араб-Рейхан крикнул:

– Если сумеет он перескочить через эту бездну, не подниму я больше на него меча!

Все так и впились глазами в Кероглу. Он поднялся на самую вершину. И у края ущелья так хлестнул коня, что, казалось, в небе сверкнула молния. Гырат, подобрав ноги, полетел соколом и опустился по ту сторону ущелья. И прыгнул он так, что папаха и та не шевельнулась на голове Кероглу.

Гырат передохнул и помчался по дороге.

Посмотрел Кероглу на коня, обернулся, посмотрел через какую бездну они перемахнули и пропел:

 
Душа-Гырат, глаза мои – Гырат!
Заботы и даров достоин ты.
С тобой не пропадешь – больших дорог,
Скажу без лишних слов, – достоин ты!
 
 
Когда сажусь я с маху на коня —
Он на дыбы встает, несет меня.
Сегодня десять мерок ячменя
И сбруи из шелков достоин ты!
 
 
Я, Кероглу, стрелой врага разил,
Со многими сражался, полон сил.
Лишь ты бы, мой Гырат, здоровым был.
Серебряных подков достоин ты!
 

Но Араб-Рейхан не сдержал своего слова. Собрав, людей, он снова бросился в погоню за Кероглу. Обернулся тот, видит, Араб-Рейхан со своим отрядом скачет следом.

Повернул он коня и поскакал навстречу Араб-Рейхану с песней:

 
Злая угроза врага
Меня не заставит бежать.
Трусливый его удар
Меня не заставит бежать!
 
 
Вышел, силен и зол,
Как, лев, я вперед прошел,
А враг, бредя, как осел,
Меня не заставит бежать!
 
 
Залягу, спрячусь в траву,
Оттуда метну булаву,
Паше разобью голову —
Меня не заставит бежать!
 
 
Сила моя на виду.
От друзей отведу беду,
Достойному жертвой паду, —
Меня не заставит бежать!
 
 
Кероглу милы неспроста
Упрямство и прямота.
Ни упреки, ни клевета
Меня не заставят бежать!
 

И он повторил то, что пропел под звуки саза.

– Араб-Рейхан! Я Кероглу! Не боялся я ни визирей, ни султанов. А ты мне и вовсе не страшен. Только жаль мне твоих людей. Не обрекай их понапрасну на смерть. Не будь повинен в зря пролитой крови. Хочешь сразиться со мной – выходи! Настоящий игид не губит зря своих людей.

Затем заставил коня сделать круг, а сам пел:

 
Коль храбр – так выходи на бой,
Теперь сразимся – я и ты!
Узнаешь силу ты мою,
Теперь сразимся – я и ты!
 
 
Копье с отточенным концом
Возьму – молва пойдет кругом,
Что стали мы к лицу лицом.
Теперь сразимся – я и ты!
 
 
Не ври у смерти на краю.
Наверняка тебя убью,
Мечом пролью я кровь твою,
Теперь сразимся – я и ты!
 
 
Узнав, где недруг, где друзья,
Не убегу, не струшу я,
В бой ринусь, гнева не тая.
Теперь сразимся – я и ты!
 
 
Я, Кероглу, стою, гляди,
Да будет горе в злой груди.
Коль ты игид – так выходи, —
Теперь сразимся – я и ты!
 

Араб-Рейхан тоже сделал круг и поскакал навстречу Кероглу.

Начался бой. Богатыри пустили в ход все свои семьдесят семь приемов, но напрасно. Ни мечи не решили дела, ни пики не помогли, ни палицы. Кероглу рассердился и сошел с коня, подоткнул за пояс полы одежды, засучил рукава и пошел в круг по полю битвы. Спешился и Араб-Рейхан. Вновь началась борьба. То колени одного бороздили поле, то колени другого. Видит Кероглу, нет, Араб-Рейхан не какой-нибудь зверек, а настоящий матерый волк. Рассвирепел, наконец, и закричал так, что содрогнулись скалы. Люди Араб-Рейхана разбежались как цыплята, завидевшие ястреба. Схватил Кероглу Араб-Рейхана, поднял над головой и бросил оземь. Навалился ему на грудь, приставил кинжал к горлу. Араб-Рейхан не проронил ни звука и не попросил пощады. Поднялся Кероглу и вложил кинжал в ножны.

Кероглу был прям и великодушен. Врага, что не ныл, не плакал и не молил о пощаде, он никогда не убивал. И Араб-Рейхана он помиловал за твердость его духа.

Встал он, сел на Гырата и сказал Араб-Рейхану:

– Иди, прощаю тебя за твое мужество.

– Кероглу, – ответил тот, – пока ты был на вершине скалы, я думал, ты боишься меня. Но когда перескочил через бездну, я дал слово не поднимать на тебя меча. Слова своего я не сдержал, и потому был побежден тобою. Не беда. Увидимся еще, я не останусь в долгу!

– А ты решил, что я испугался тебя и хотел бежать? – спросил Кероглу, – нет, Араб-Рейхан!

 
От смелого смелый родится на свет!
Игид от игида родится, султан.
Сражению рад настоящий храбрец,
А трус и предатель боится, султан.
 
 
За храброго сгинуть готов без следа.
Коль друг умирает достойно, тогда
Не плачет игид; если ж грянет беда
Врагу воздает он сторицей, султан.
 
 
Храбрец, храбрецу ты всегда помоги.
Коль всюду – и справа, и слева – враги, —
Игид не бежит. Отступая, в силки
Врагов заманить он стремится, султан.
 

– Что же, Араб-Рейхан, как говорят, заимодавец всегда должнику здоровья желает, – сказал Кероглу.

Вскочил он на коня и повернул его к Ченлибелю. Долго ли, скакал, коротко ли, наконец, доехал до подножия Ченлибеля, и, как только увидел родные горы, сердце его воспламенилось. Прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:

 
С годов младенческих я рос,
В объятьях гор, в объятьях гор.
И сокол окликал меня,
В объятьях гор, в объятьях гор.
 
 
Когда же я игидом стал,
Враг начал бой в ущельях скал,
И я своих друзей собрал
В объятьях гор, в объятьях гор.
 
 
Я всюду был, не знал преград,
И шахи отводили взгляд,
И мчался, мчался мой Гырат
В объятьях гор, в объятьях гор.
 
 
Пути я преграждал, суров,
И останавливал купцов,
Заставил трепетать врагов
В объятьях гор, в объятьях гор.
 
 
Вел пленных в Ченлибель не раз.
О Кероглу родился сказ.
Со мною вместе друг Эйваз
В объятьях гор, в объятьях гор.
 

А Нигяр-ханум все ждала и ждала Кероглу. Много, утекло воды после его отъезда, а от него все не было вестей. И вот как-то раз на сердце Нигяр-ханум стало особенно тяжко. Встала она и позвала Телли-ханум. Поднялись они на вершину холма и стали смотреть. Видят, вдруг на дороге пыль столбом. Туман смешался с пылью, пыль – с туманом.

Всмотрелись пристальней – видят Кероглу скачет на Гырате, а на крупе коня Эйваз. Сбежав с холма, бросились они к удальцам. Нигяр-ханум запела радостно:

 
Скорей скачите, смельчаки,
Эйваза встречайте!
Один другого краше вы,
Эйваза встречайте!
 
 
Эйваз, как сокол, он один,
Отрада девушек долин.
Милее мне, чем Чин-Мачин [74]74
  Ч ин-Мачин —дальняя страна, в данном случае – Китай.
  В этих вариантах по-разному говорится о том, откуда Эйваз родом. Одни ашуги говорят, что он из Тогата, а другие – что, он сын мясника из Гянджи. Большая часть ашугов придерживается того мнения, что он родом из Туркмении.


[Закрыть]
Эйваза встречайте!
 
 
Свой меч возьмите боевой
Летите, всадники, тропой.
Глаз не спущу с него, он – мой!
Эйваза встречайте!
 
 
Лук, целясь, Кероглу поднял
И сокола пленил, поймал.
Гырат Эйваза к нам примчал,
Эйваза встречайте!
 
 
Пусть подойдет народ к столу,
Пусть будет пиршество в пылу,
Привез к нам сына Кероглу —
Эйваза встречайте!
 
 
И ты, и он – вперед скачи.
Пускай начнется той [75]75
  Той —свадьба. Иногда употребляется в смысле пиршества.


[Закрыть]в ночи,
При вас доспехи и мечи, —
Эйваза встречайте!
 
 
Пролившего в бою рекой
Кровь, тигра смявшего рукой,
Отнявшего у злых покой,
Эйваза встречайте!
 

Только Нигяр-ханум спела свою песню, все семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов повскакали на коней. Все они, захватив подарки, помчались встречать Эйваза.

Тут начался пир на весь мир. Всем стало весело. Наполнил кравчий чаши и стал ходить по кругу. Ашуг Джунун взял свой саз. Все пели, танцевали, смеялись.

А Нигяр-ханум поцеловала Эйваза в глаза и назвала его своим сыном.