Текст книги "Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанры:
Былины
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
ПРОПАЖА ДУРАТА
Снова пришла весна. Хорошо было в Ченлибеле. Все покрылось цветами и зеленью. Роза звала розу, соловей – соловья. Тюльпаны кивали тихим фиалкам. На обрывистых скалах пели куропатки, будто выкрашенные хной. Голос Кероглу сливался с трелью соловьев. На склонах гор трава стояла в человеческий рост. Бесчисленные вольные табуны Кероглу паслись на зеленой траве. Этой весной Кероглу пустил в табун и Дурата.
В буйном табуне Дурат, наевшись изумрудной травы, стал бешен и неукротим. Ни с одной лошадью не мог он ужиться. То налетит и лягнет, то бьет копытами. Переполошил он весь табун.
Однажды Дурат совсем заупрямился. Начал он наскакивать на лошадей. Ударил одну, лягнул другую, третью и, наконец, погнал впереди себя весь табун, заставил его мчаться вниз, к подножью Ченлибеля. Помчался табун по равнине. Мчался, мчался, перевалил через горы, пронесся по долинам, опустился с холмов и добрался до пастбищ Гара-хана.
Теперь послушайте о Гара-хане.
Гара-хан был лютым правителем. На его земле мало кому не пришлось изведать тяжких мук от его жестокости. И был он очень алчен. У кого ни увидит хорошую вещь, добром или силой заберет себе. Словом, совсем разорил народ. Он говорил, что находится в родстве с иранским шахом. Все боялись его и от страха молчали.
Когда табун Кероглу примчался на пастбища Гара-хана, побежали нукеры [123]123
Нукер —слуга, прислужник.
[Закрыть]и доложили ему об этом. Тотчас Гара-хан приказал пригнать табун к своему дворцу.
Оставим слуг Гара-хана гнать табун, о ком же рассказать вам? О Кероглу!
Кероглу был в Ченлибеле. С того дня, как вернулся от Элемгулу-хана, он еще никуда не выезжал. Вдруг вбегает, запыхавшись, главный табунщик и кричит, что табун пропал. Кероглу спокойно было встретил эту весть. Но когда узнал, что с табуном пропал и Дурат, разгневался. Крикнул он в сердцах так, что весь Ченлибель содрогнулся. Эхо прокатилось по горам, долам и ущельям. Все удальцы тут бросились к Кероглу.
Послушаем, что он спел:
Удальцы мои, сыновья мои,
Где бы ни был Дурат – отыскать его.
Неприятель пускай о пощаде вопит,
За покражу коня оттаскать его.
Я отважен, и честь мне как жизнь дорога,
Кликну клич – задрожат и леса и луга,
Мы копьем с арабатов [124]124
Арабат —арабский конь.
[Закрыть]достанем врага,
Пусть бежит – нам легко настигать его.
Пусть залижут отважные кровь своих ран.
Кероглу, всюду твой выполняют фирман.
Кто бы нам ни попался – паша иль султан, —
Будем шкуру дерьмом набивать его.
Тотчас Дели-Мехтер вскочил на коня. Взяв с собой нескольких воинов, конюхов и табунщиков, отправился он на поиски табуна. Но где там! Пока Дели-Мехтер рыскал по эйлагам вокруг Ченлибеля, табун уже был на пастбищах Гара-хана.
Объехали удальцы все вокруг, заглянули в каждую щель. Перевернули, можно сказать, горы и скалы и, наконец, отчаявшись, печальные и усталые, вернулись в Ченлибель.
Если у Кероглу было одно горе, стало их тысяча. Удальцы принялись утешать его:
– Послушай, Кероглу, нужно ли так печалиться? Ведь это целый табун, ну ускакал куда-нибудь, ведь не пропадет же он в самом деле. Где бы ни был, найдется. Да кто осмелится хоть краешком глаза взглянуть на твой табун?
Долго говорили его удальцы, но Кероглу ничего не хотел слушать. Как они ни увещевали его, как ни уговаривали – все зря. И так он злился, что в ярости кусал усы. Видит Нигяр, что Кероглу места себе не находит, и, точно пылающий горн, раскаляется все больше. Тут она и сказала:
– Ах, Кероглу, стоит тебе так сердиться? Успокойся. Что в конце-концов случилось? Пропал табун? Найдется!
Посмотрим, что ответил Кероглу Нигяр:
Нигяр моя, пропал Дурат,
Печаль меня сжигает.
Никчемны все мои труды,
Печаль меня сжигает.
Мои морщины увидав,
От страха враг смирит свой нрав.
От этих бед жестокой став,
Печаль меня сжигает.
Посмел мой враг угнать коней,
Посмел задеть меня злодей.
Огонь горит в душе моей,
Печаль меня сжигает.
Творец, отринь страданий ад,
Верни коней моих назад.
Дурат милей мне, чем Гырат,
Печаль меня сжигает.
Я Кероглу, на все готов —
Полета врагов иль сто врагов.
Насмешки мне страшней клинков,
Печаль меня сжигает.
Только он кончил петь, Нигяр-ханум сказала:
– Ну, хорошо. Что толку сердиться и кусать усы? Лучше окажи, что думаешь делать?
Прижал Кероглу к груди свой саз, посмотрел на удальцов и запел:
Теперь такой мне нужен удалец,
Чтоб найден был Дурат – красавец-конь.
Что, как ягненок, вскормлен мной с руки,
Что под седлом кипит, строптивый конь.
Заржет он – эхо бродит по шрам,
Его нельзя настигнуть, он упрям,
Он отрывает головы врагам,
Мой яростный, мой пышногривый конь.
Неутомимый, он как лев силен,
С него мечу я стрелы в шахский трон,
С игидом доблестью сравнится он,
Меня не сбросит мой ретивый конь.
Я Кероглу, в обиде не смолчу,
Сердца врагов я предаю мечу.
Сам сяду на коня и поскачу,
Где мой Гырат-нетерпеливый конь?
Все удальцы, как один, поднялись с места. Впереди пошли дозорные. Кероглу начал собираться. Тут смотрит, люди его ведут какого-то парня. Когда подвели его поближе, видит Кероглу, что это рослый, здоровенный юноша, а в руке его дубина. Кероглу спросил у дозорных:
– Кто это такой?
– Не знаем, – ответили ему. – Как мы ни бились с ним, он ничего не сказал. Хочет видеть тебя.
– Ну, сынок, кто ты? Что тебе нужно? – спросил Кероглу.
Юноша сперва поклонился Кероглу ответил на поклон.
– Ответь сначала, пропал у тебя табун или нет? – сказал юноша.
– Да, пропал. А что?
Юноша перевел дух.
– Дайте мне сначала передохнуть. Я устал.
– Садись! – сказал Кероглу.
Юноша сел. Размотал завязки, снял свои чарыхи, встряхнул и положил в сторону. Потом снял джорабы, [125]125
Джорабы —шерстяные носки.
[Закрыть]аккуратно встряхнул и положил их в сторонку. Затем поднял голову и сказал:
– Кероглу, я конюший Гара-хана баллыджинского. Вот уже три дня, как Гара-хан поймал твой табун. Я пришел известить тебя. И Дурат в этом табуне. По нему-то я и догадался, что табун этот твой.
Услыхав это, Кероглу вскочил с места и крикнул:
– Дели-Гасан!
– Слушаю, Кероглу!
– Пока я не вернусь, не спускай глаз с этого парня. – Не спущу.
Потом Кероглу повернулся к удальцам:
Удальцы мои, по коням!
В Баллыджу мой путь лежит.
В дни сражений вы, как волки.
В Баллыджу мой путь лежит.
Если с удальцом отвага,
Враг не сделает и шага,
Будет страхом смят, бедняга.
В Баллыджу мой путь лежит.
Хлеб у подлого не трону.
Враг хитер, да я не промах,
Пусть не прячется в хоромах,
В Баллыджу мой путь лежит.
Стрелам бить врага не внове.
Ждем сраженья – наготове.
Гара-хан напьется крови.
В Баллыджу мой путь лежит.
Кероглу всегда в сраженьи —
Каждый час и каждый день я.
Не снесу я униженья.
В Баллыджу мой путь лежит.
Кончив петь, Кероглу птицей взвился на Гырата. Гырат заржал, взвился на дыбы и поскакал впереди отряда. Отряд помчался прямо в сторону Баллыджи. Пронеслись по полям, по дорогам, проскакали по долинам и взгорьям, и, как вихрь, как молния, примчались в Баллыджу. Оставив удальцов в окрестностях, Кероглу, переодевшись табунщиком и спрятав под полу египетский меч, вошел в город. Переходя с улицы на улицу, пришел он, наконец прямо к Гара-хану. А тот уже три дня как пригнал к себе табун. Только ни один из табунщиков не брался смотреть за табуном. Гара-хан и уговаривал их, и бранил, и приказывал стегать их плетьми, и стращал, но ничего не помогало. Табунщики и конюхи проведали, что это кони Кероглу, и потому никто близко к ним не подходил.
Гара-хан снова приказал призвать к себе всех конюхов и табунщиков. Вдруг видит, идет какой-то человек, с виду настоящий Рустем-Зал, а по одежде будто табунщик. Обрадовался хан. «Вот это хорошо, – подумал он, – возьму-ка и его в табунщики и поручу ему табун…». Словом, подождал, пока Кероглу не подошел к нему.
Почтительно сложив руки на груди, Кероглу поклонился. Гара-хан ответил на поклон и спросил:
– Слушай, кто ты таков? По одежде ты, будто, табунщик?
– Да, хан, я и есть табунщик, – ответил Кероглу. – Не один год пас я в Ченлибеле табуны Кероглу, да вот уже месяц, как он прогнал меня.
– За что прогнал он тебя?
– Говорит, хватит, столько лет был табунщиком, теперь пора тебе стать моим игидом. А я не захотел, – говорю – был табунщиком и останусь им. Рассердился он и прогнал меня.
– А если я назначу тебя смотреть за табуном Кероглу, пойдешь?
Убедился Кероглу, что парень тот говорил правду и что табун у Гара-хана здесь. Притворился он, будто-знать ничего не знает, ни о чем не ведает, и спросил:
– Как так за табуном Кероглу?
– Табун Кероглу сейчас у меня, – сказал Гара-хан хвастливо.
– Я приказал пригнать его сюда.
Прикинулся Кероглу совсем простаком и опросил:
– Как заставил пригнать?
– А до этого тебе нет дела, как я его пригнал!
– Ладно, хан, а вдруг Кероглу узнает? Что ты тогда-будешь делать?
– Пускай узнает… Что он может сделать мне? Не удержался тут Кероглу и пропел:
У меня рука подобна лапе тигра, страшной лапе,
Разнесу твой край, как выйду я в сраженье, Гара-хан.
На спине Гырата сидя, замахнусь мечом тяжелым,
Онемеешь, знай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.
И напрасно ты кичишься, и заносчив стал ты даром,
Видно, что еще не знаешь силу моего удара.
Булавой хребет сломаю и клинком прибавлю жара,
Лучше все отдай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.
Все, что ты за жизнь награбил, отниму я в миг единый,
Все возьму – кумач и шелк твой, не оставлю пестрядины,
Подожженный мною дом твой сядет пеплом на седины,
К богу ты взывай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.
Кероглу неубоится ни сраженья, ни могилы.
Пять врагов или пять сотен – у него достанет силы.
Кликнет клич, – перед Гыратом побежишь рысцой как:
милый.
Руки опускай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.
Рассердился хан на эти слова Кероглу:
– Я хотел сделать тебя своим табунщиком, а вовсе не просил тебя тащить сюда Кероглу. Что ты все твердишь: Кероглу, Кероглу! Твой Кероглу – это проходимец, без роду, без племени. А я хан, да прихожусь родней самому иранскому шаху. Пусть бы даже Кероглу и пришел, мне ли его бояться? Пускай приходит. Я так возьму его в оборот, что еще один такой Кероглу вылезет у него из брюха.
Видит Кероглу, что Гара-хан чересчур уж хвастлив. Хотел было он сбросить одежду табунщика и сказать: «Я Кероглу, и вот я здесь». Но, послав в душе проклятие шайтану-искусителю, взял он свой саз и сказал:
– Нет, хан, ты ошибаешься.
Неправда, Кероглу не одинок.
Ты думал войска нет у Кероглу?
Исабала и Демирчиоглу,
Эйваз, Белли-Ахмед у Кероглу.
Он подлецам руки не подает,
Зато для правых, смелых – он оплот.
С балконом дом, ковры, и солнце льет
Сквозь хрустали свой свет у Кероглу;
Поможет он, когда придет напасть,
В сраженье другу не дает упасть,
Расстелет скатерть – потчует он всласть,
Богат и щедр обед у Кероглу.
Высок он ростом, дубу он полетать,
Везде стремятся честь ему воздать.
Его богатств тебе не сосчитать,
Любой игид воспет у Кероглу.
Не по душе пришлись хану прямые и резкие слова табунщика. Подозрительно посмотрел он на него, хотя ему в голову не пришло, что перед ним сам Кероглу, а все же дрожь пробежала у него по телу.
– Да ты, кажется, большой буян. У нас с тобой ничего не выйдет. Иди-ка отсюда по-добру, поздорову. Табунщик из тебя не получится.
Сказав это, Гара-хан хотел было удалиться.
Видит Кероглу, что Гара-хан может улизнуть. Не дав опомниться, он схватил его за ворот. Сбросив с себя одежду табунщика, издал он свой боевой клич. У Гара-хана заложило уши, и стал он звать на помощь своих людей.
Но тут, удальцы, услыхав клич Кероглу, налетели с мечами наголо. Все смешалось. Завязался бой. В разгар его Кероглу сам бросился на Гара-хана. Египетский меч сверкнул в воздухе и рассек череп Гара-хана так, будто молния врезалась в землю. Гара-хан тут же отправился в преисподнюю. Увидев гибель Гара-хана, войско его не выдержало. Многие пали, а остальные разбежались и скрылись, кто куда. Удальцы захватили все, что подороже и полегче и, забрав свой табун и с ним Дурата, пустились в обратный путь.
Перевалив через горы, пронесясь по равнинам, добрались все до Ченлибеля. Нигяр-ханум вышла им навстречу. Кероглу сошел с коня. Привели молодого конюшего Гара-хана. Подарив ему коня и меч, Кероглу сделал его своим удальцом.
Тут начался пир. Кравчий с полной чашей обошел всех, и все повеселели, точно каждый обновился душой. Нигяр-ханум с чашей в руке подошла к Кероглу:
– Послушай, Кероглу, – сказала она, – знаю я, что без боя и схваток у тебя не обошлось. Расскажи о твоей поезде в Баллыджу. С кем ты там столкнулся, с кем сразился?
Взял Кероглу из рук Нигяр-ханум чашу, осушил до дна, при-к груди трехструнный саз и запел:
Что поводишь ты очами,
Ты открой, моя Нигяр?
Песнь моя, как жить отрадно
Мне с тобой, моя Нигяр.
В баллыджинской жаркой схватке
Враг дрожал как в лихорадке,
Засверкали только пятки
Предо мной, моя Нигяр.
Удальцы мои нежданно
Ворвались в кольцо их стана.
Поднял я клинок на хана
Огневой, моя Нигяр.
Эту битву не забудешь.
Я в бою страшнее чудищ,
С булавою не пошутишь.
Кровь рекой, моя Нигяр.
Лик врага не прояснится.
Кероглу им будет сниться.
И никем не повторится
Подвиг мой, моя Нигяр.
КЕРОГЛУ И БОЛУ-БЕК
Далеко-далеко разнеслась весть о том, что Элемгулу-хан подружился с Кероглу. Она достигла, наконец, Тогата, дошла и до самого Хасан-паши. Крепко задумался паша: если уж ханы и паши начнут водить дружбу с Кероглу, тогда его ничем не проймешь. Вот почему Хасан-паша стал поторапливать своих военачальников.
Одного гонца он отправил к Болу-беку, другого к Араб-Рейхану и пригласил их обоих к себе. Как только Болу-бек и Араб-Рейхан прибыли, Хасан-паша уединился с ними и устроил совет. Судили, рядили, писали, зачеркивали, решали, перерешали, думали, гадали, в конце-концов, согласились на том, что Болу-бек во главе своих войск двинется из Эрзинджана, Араб-Рейхан – из Карса, а сам Хасан-паша – из Тогата. После этих переговоров Хасан-паша остался в Тогате, Араб-Рейхан, взяв войско, отправился к Карсу, а Болу-бек прибыл в Эрзинджан к своим войскам.
А теперь расскажу вам о коварстве пашей. Все трое пашей были людьми лукавыми и коварными. В этом ни один из них не уступал другому.
Что касается Хасан-паши, то он был непрочь раззадорить Араб-Рейхана и Болу-бека, послать их на Кероглу, чтобы самому явиться под конец. Араб-Рейхану тоже хотелось, чтоб кто-нибудь первым начал действовать против Кероглу. Только Болу-бек решил опередить всех, чтобы честь победы принадлежала ему одному, а имена других пашей даже не упоминались. Поэтому, едва прибыв в Эрзинджан, он тут же начал готовиться к походу.
Ну, прошел день, два, а когда все было готово, взял он войско и двинулся к Ченлибелю. Не останавливаясь, не отдыхая нигде, дни и ночи они гнали коней и, наконец, затемно оказались на подступах к Ченлибелю. Осмотрев все кругом, Мехтер-Муртуз тотчас признал знакомые места. Пришел он к Болу-беку и сказал:
– Болу-бек, я знаю эти места. Дальше уже будет Ченлибель. Нам надо остановиться здесь и подождать утра. Кто может предугадать все козни и уловки Кероглу? Как бы ночью наше войско не попало в его ловушку.
Болу-бек одобрил мысль Мехтер-Муртуза. Приказал он войскам спешиться и разбить лагерь, а сам, взяв с собой Каджар-Алы, Мехтер-Муртуза и лучших начальников отрядов, решил объехать незнакомую местность.
Оставим их тут заниматься своим делом, а расскажу я вам о Кероглу.
Ранним утром Кероглу вышел из дому. Так, спокойно прогуливаясь, дошел он до скалы Аггая. Смотрит, по ту сторону Ченлибеля – тьма-тьмущая людей и лошадей, словно налетела стая черных воронов. Не захотелось ему поворачивать назад, чтобы сказать обо всем удальцам, он пошел напрямик, спустился вниз, а чтобы не быть замеченным, шел осторожно, скрываясь за холмами.
А тут на беду оказалось, что и Болу-бек со своими людьми, разведывая местность, шел тем же путем. Кероглу и столкнись с Болу-беком лицом к лицу. Ни тому не спрятаться, ни другому.
– Отвечай, кто ты? – спросил Болу-бек.
Кероглу спокойно ответил:
– Я сторож.
Посмотрел Болу-бек на его могучую фигуру, на рост и осанку и спросил:
– Чей сторож?
– Да, здешний, ченлибельский сторож.
Обрадовался Болу-бек. Вот как удачно получилось: расспросит он этого сторожа и все разузнает о Ченлибеле.
– Скажи-ка, где сейчас Кероглу? – поинтересовался он.
– Вчера вечером он был в Ченлибеле. Если ночью никуда не уехал, значит и сейчас там. А тут, как на грех, подошел Мехтер-Муртуз. Он тотчас узнал Кероглу. Стараясь не попасться ему на глаза, он стал за его спиной и начал делать знаки Болу-беку:
«Несчастный, дескать, все он врет, никакой он не сторож, а самый настоящий Кероглу».
Окликнул своих людей Болу-бек, налетели воины схватили Кероглу и крепко-накрепко связали по рукам. Оглянулся Кероглу, узнал предателя и понял, что предал его ни кто иной, как Мехтер-Муртуз.
Видит Кероглу, нельзя ему выдавать себя: признается, его без долгих разговоров убьют, Ченлибель далеко, удальцы ни о чем не знают, врагов много, а сам он без оружия, без коня.
Рассказывают, что, попав в руки врагов, не мог он никогда признаться в том, что он Кероглу. «Если враг будет знать, что я схвачен, – рассуждал он, – то двинется на Ченлибель».
Вот почему, как ни допытывался Болу-бек, Кероглу упорно стоял на своем: мол, сторож я, и все тут. По приказу Болу-бека, Кероглу стали бить, но ничего от него не добились. Кероглу все твердил свое. Неподалеку было озеро. Болу-бек приказал его, связанного по рукам, опустить в воду. Кероглу едва не захлебнулся и все-таки не признался. Как ни мучили его, как ни истязали, он все твердил:
– Я сторож.
В конце-концов Болу-бек и впрямь подумал, что это не Кероглу, а сторож. Хотел было он уже приказать, чтобы ему развязали руки и отпустили, да Мехтер-Муртуз тут чуть из кожи не вылез.
– Несчастный, да рухнет твой дом, куда ты отпускаешь его? Врет он все. Это Кероглу.
Тогда Болу-бек сказал:
– Признайся-ка по доброй воле, что ты Кероглу, а не то все равно прикончу тебя.
Видя, что дело так повернулось, Кероглу запел:
Понапрасну ты не делай зла,
Ты поверь, Болу, не Кероглу я.
Ныне надо совершить добро.
Ты поверь, Болу, не Кероглу я,
Кероглу – игид, прославлен он,
Мощью и отвагой наделен,
Арабат его как вихрь силен,
Ты поверь, Болу, не Кероглу я,
Потом повернулся к Каджар-Алы и продолжал:
Слушай, о Каджар-Алы, постой,
Коль Исабала узнает мой,
Прилетит и всех пронзит стрелой.
Ты поверь, Болу, не Кероглу я.
И, наконец, обратясь к Мехтер-Муртузу, закончил свою песнь:
Для чего ты держишь эту речь?
Кто любовью сердце может сжечь?
У игида есть и щит и меч,
Ты поверь, Болу, не Кероглу я,
Славы Кероглу не тронет тлен.
Не пробьешь ты ченлибельских стен.
Мой отец Алы, а я – Ровшан,
Ты поверь, Болу, не Кероглу я.
Прислушался к его словам Болу-бек и повернулся к Мехтер-Муртузу:
– Что же это ты, оказывается, обманываешь нас. Это-вовсе не Кероглу.
– Болу-бек, – ответил Мехтер-Муртуз, – я не один год был у него конюхом. Если б даже мне довелось у кожевника увидеть его шкуру, я бы тотчас признал ее. Какой он сторож? Кероглу он, и еще раз говорю вам – Кероглу! Белу-бек совсем растерялся. Как быть? После долгих споров и разговоров его люди предложили:
– Ни один из нас не видел Кероглу. Знает его только этот человек, а он говорит, что это Кероглу. Почему же нам не верить ему – своему человеку, а верить этому чужаку? Возьмем его с собой.
Болу-бек приказал войскам собираться в путь. Видит Кероглу, что нет, плохо дело, уводят его, и спросил:
– Значит теперь отвезешь ты меня к султану, стегнешь говорить, будто я Кероглу, и что ты поймал меня.
– Да. А как ты думал? – отвечал Болу-бек. – Что я везу тебя в гости, на пир?
Рассмеялся Кероглу и сказал:
– Ладно, если у тебя не хватает своего ума, веришь ты этим людям и увозишь меня, неужто и у султана ума не хватит? Или я лишился языка и не смогу объяснить ему? Или султан не увидит, что я простой, безоружный человек? Да разве таков Кероглу? Если бы изловить Кероглу было так просто, то зачем бы стало дело? Ну, хорошо, ты не видал и не знаешь Кероглу, а другие-то ханы и паши его знают? Да сам сын султана, Бурджу-Султан, прекрасно знает Кероглу. Что же скажут они?
После слов Кероглу опять усомнился Болу-бек и подумал: «А что если приведу я его, да вдруг окажется, что это вовсе не Кероглу? Да ведь я опозорюсь на весь свет. После этого мне или самому убить себя надо, или сделаться отшельником и не показываться людям на глаза».
Словом, по приказу Болу-бека Кероглу развязали руки. Когда он хотел уйти, Болу-бек сказал:
– Говорят, Кероглу – редкий игид и не знает страха, и никогда не солжет. Что было, то было. Видишь, и руки у тебя свободны. Теперь скажи прямо и честно, Кероглу ты или нет?
Рассмеялся Кероглу и ответил:
– Коль ты прямо и честно спрашиваешь, то и отвечу тебе прямо и честно. Да, я Кероглу!
Хотел было Болу-Бек поднять войска, но Кероглу сказал:
– Стой! Не трудись зря. Больше тебе меня не поймать. Но скажи мне, кто ты? Зачем пришел сюда?
Болу-бек решил схитрить и сказал:
– Кероглу, знай! Я Болу-бек из Эрзинджана. Хасан-паша послал меня, чтобы я схватил тебя и привел к нему, а взамен он обещал отдать за меня свою дочь Дунию-ханум.
Снова рассмеялся Кероглу:
– Ого, с какой легкостью Хасан-паша раздает из-за меня своих дочерей. Раз так, пусть так оно и будет. Благодаря мне, одна его дочь вышла замуж за плешивого Хамзу, а другая пусть выходит за тебя. Посмотрим, кому пообещает он остальных жен и детей, когда еще пришлет за мной… Я Кероглу. Пусть сама смерть грозит мне, а слову своему не изменю. Тебе вздумалось жениться на дочери Хасан-паши, а он за это требует, чтобы ты привел меня к нему, – ну что ж, не беда. Я согласен. Пойду я, захвачу свое оружие и вернусь. Вези меня к Хасан-паше, женись да его дочери, а до остального тебе дела нет.
Кероглу повернулся и пошел в Ченлибель. Вся свита в один голос стала упрекать Болу-бека:
– Зря ты выпустил его из рук. Вот увидишь – сейчас он соберет своих удальцов, нападет на нас и перебьет всех.
– Нет, – сказал Мехтер-Муртуз. – Кероглу и ловок и хитер, но что ни говорите, он смел и честен, он не обманет. Как сказал, так и сделает.
– Я знаю, что он придет, – подтвердил и Болу-бек. – Пусть приходит. А дальше вам дела нет. Если он Кероглу, то я Болу-бек!
А Кероглу тем временем добрался до Ченлибеля. Он знал, что если расскажет всю правду удальцам и женщинам, те не пустят его. Поэтому, не говоря никому ни слова, снарядился он потихоньку. Взял оружие, сел на коня и вернулся обратно. Видят Болу-бек и его люди, что Кероглу едет. Едет, но как едет! Словно это дракон на слоне. Половина войска Болу-бека, перепугавшись насмерть, схватилась за животы.
Подъехал Кероглу и сказал Болу-беку:
– Болу-бек, я сдержал слово и вернулся. Я поеду с тобой. Только боюсь, что ты и в самом деле можешь возомнить. Тут уж лучше нам заранее условиться с тобой: надо нам сейчас сразиться, и тогда ты узнаешь мою силу, а я твою. Потом поедем. Но в сердце у меня сложилась песня. Я прежде спою ее, а потом померимся силами.
Сказав это, Кероглу пустил Гырата по кругу. Проехал из конца в конец и, остановив коня прямо перед Болу-беком, начал свою песню:
Подбоченясь, стоял и приказывал ты,
Помнишь, пленником был у тебя Кероглу?
Ты командовал: вешайте, режьте его.
Помнишь, пленником был у тебя Кероглу?
Утешал себя: вечно пойдет оно так.
Ты предался шайтану, ты поднял кулак,
Ты топил меня в озере, подлый дурак.
Помнишь, пленником был у тебя Кероглу?
Ченлибель я построил на веки веков,
Не поддался я вздорным речам хитрецов.
Удалец я из всех семи тыщ удальцов.
Помнишь, пленником был у тебя Кероглу?
Кероглу я. И трус не осилит меня.
Не тяну я с возмездьем до судного дня.
Льется недругов кровь, удальца не пьяня.
Помнишь, пленником был у тебя Кероглу?
Болу-бек лицемерно ответил:
– Эх, Кероглу, как говорится, слуга не без вины, хозяин не без милости. Победителю не годится приканчивать побежденного. Что было, то минуло. Как хочешь, так и сделаем.
– Нет, – сказал Кероглу, – прикажи своим воинам, чтобы шли на бой, а не то я перебью вас всех.
И Кероглу обнажил свой египетский меч. Видят начальники отрядов, что Кероглу не шутит и собирается сразиться. Подняли они войска и со всех сторон напали на него. Издав свой, боевой клич, Кероглу бросился на врагов. Ударил направо, ударил налево. Смешал все войско, и бросилось оно врасыпную, словно куры и цыплята, завидевшие сокола. Кто вопит и родную мать зовет, кто плачет, кто о пощаде молит. Поднялось тут такое, что и не описать. Взыграло сердце Кероглу, и спел он:
Когда я налетаю на врагов,
Там трупы мы горой сложить должны.
А кровь из ран игида, как шербет,
Залижут лишь – они зажить должны.
Пыль с поля брани встанет к облакам.
Я выколю глаза моим врагам.
Дунию-ханум увидеть надо нам,
Ее узнать, чтоб не тужить, должны.
В горах засады строил Кероглу
И головы привязывал к седлу.
Я рассеку тебя мечом, Болу,
Кишки тебя всего обвить должны.
Видит Болу-бек, что войско его гибнет, и крикнул он Каджар-Алы:
– Эй, да обрушится дом твой, для чего я взял тебя сюда, ведь почти все войско перебито!
Волей-неволей Каджару-Алы пришлось обнажить меч.
Кероглу даже не дал ему расправить руки, издали поднял копье и так метнул, что Каджар-Алы головой вниз повалился с лошади. В этом ли году скончался, в прошлом ли, не разберешь. Отправился он прямо на тот свет.
Видит Болу-бек, что иного выхода нет, и бросился в ноги Кероглу.
Соколом соскочил Кероглу на землю, налетел на Болу-бека, сел ему на грудь и пропел:
Велю я по рукам связать
И кровь пролью, Болу,
Заставлю мать твою рыдать,
Твою, твою, Болу.
Глаза твои забью золой
И в руки дам пятак худой,
Невесту сделаю вдовой
Твою, твою, Болу.
Недаром у моих дружин
Отец один и вождь один.
Тебя сомну я, тигра сын,
Убью, убью, Болу.
Насяду я на грудь твою,
Твой стан прямой крючком завью,
Огнем тебя спалю в бою,
Сгною, сгною, Болу.
Я Кероглу, тяжел мой меч,
Могу в куски тебя иссечь.
И голову снесу я с плеч
Твою, твою, Болу.
Поднялся Кероглу с груди Болу-бека и сказал:
– А теперь я в твоей воле. Вези, куда хочешь!
Охая и кряхтя, встал с земли Болу-бек.
– Эх, да ты не оставил на нас живого места! Где тут мне сообразить, что с тобой теперь делать и как везти?
Рассмеялся Кероглу и сказал:
– Не беда. Даст бог, как повезешь и отдашь меня Хасан-паше, да женишься на Дуние-ханум, на свадьбе все и пройдет. Ну, садись, поедем.
Оглянулся Болу-бек по сторонам:
– Нет, брат, я тебя никуда не повезу.
– Почему? – спросил Кероглу.
– Как говорят у нас, глаза боятся того, что видели. А видел я то, что видел. Вдруг тебе вздумается сыграть такую же шутку в дороге? Лучше с тобой никакого дела не затевать.
– Да не бойся! Я ничего не сделаю.
– Нет, милый мой! Мир праху твоего отца. Не надо мне ни дочери Хасан-паши, ни этих твоих шуток.
– Послушай, Кероглу не обещает ничего, но, пообещав, не изменяет своему слову. Раз ты опасаешься, на, свяжи меня по рукам и вези.
А Болу-беку только того и хотелось. Тотчас подмигнул он своим людям, что, вот, мол, время, не упускайте случая! И тотчас крепко-накрепко цепью скрутили Кероглу руки. Потом веревками привязали его к седлу.
Болу-бек приказал войскам двинуться в сторону Эрзинджана.
Долго ехали, коротко ли, посреди дороги оглянулся Кероглу и подозвал Болу-бека:
– Болу-бек, смотри, помни, что пока не женишься, меня Хасан-паше не отдавай!
– Почему? – спросил Болу-бек.
– После той шутки, что я сыграю над ним, он дочь свою за тебя не отдаст. Раньше привези девушку в Эрзинджан, а потом выдай меня ему.
Увидел Болу-бек, что они уже покинули пределы Ченлибеля, и сказал:
– Пусть так! Как говоришь, так оно и будет. Но я хочу еще кое-что сделать.
– Что?
– Если я повезу тебя так, никто не поверит, что я поймал тебя Был бы еще жив Каджар-Алы, они решили бы, что это сделал он. Но ты убил его. Знаешь, что хочу сделать теперь?
– Что?
Болу-бек оглянулся, потом поворотил коня и сказал Кероглу:
– Ты езжай, а я поеду, посмотрю, как там мои войска, вернусь и тогда скажу.
Болу-бек пришпорил коня и отъехал назад.
Кероглу продолжал ехать вперед, ни о чем не догадываясь. Отъехав немного, Болу-бек снова поворотил коня. Не спуская глаз с Кероглу, он пустился во весь опор и, молнией налетев на Кероглу, что было силы нанес ему удар мечом по голове.
– Вот, что я хотел сделать, Кероглу!
Меч и обнаженная голова! Лезвие на несколько пальцев вонзилось в голову Кероглу. Алая кровь залила ему глаза и лицо.
– О, предатель! – воскликнул он. – Для чего ты сделал это?
– Чтобы поверили. Теперь мне поверят. Я должен был привезти или твою голову, или твое тело, а теперь везу и голову, и тело. Пусть ты Кероглу, зато я Болу-бек!
– Ты не виноват, виноват во всем я, – только и сказал Кероглу. – Мне и этого мало.
Никто не стал даже перевязывать рану Кероглу. Так и повезли его. Кероглу не на что было больше надеяться. В ту тяжкую минуту только вспомнил он Ченлибель, удальцов, Нигяр-ханум. Обернулся, посмотрел назад. Видит, вдали белеют две снежные вершины Ченлибеля. Защемило сердце Кероглу, и он пропел:
Родимых гор немая череда,
На вас мой снег, внизу мой сад остался,
Мне до его рукою не достать,
На дальней ветке мой гранат остался.
Схватил меня коварный Болу-бек,
Согнули цепи шею мне навек.
Где удальцы, готовые в набег?
Он там, игид – мой верный брат – остался.
Меня объяла смертная печаль.
Ведь извергу меня совсем не жаль.
Увижу вновь я вольный свет едва ль,
На долю мне лишь черный ад остался.
Мой друг, Гырат, душа моя, Гырат,
Кто сядет на тебя, тот будет рад.
Где скакуны копытами стучат?
Где мой Гырат, где мой Дурат остался?
Одно богатство у игида есть:
Его отвага, мужество и честь.
Но где твоя любимая – невесть,
Ты без Нигяр – не счесть утрат – остался.
Проехали они еще немного. Вдруг навстречу караван. Посмотрел Кероглу и узнал среди купцов своего друга Ходжу-Азиза. Повернулся к нему Кероглу:
Взгляни, мой кровный брат, купец,
Меня увозят тайно.
Паду я жертвой за народ.
Меня увозят тайно.
Конца издевкам злобным нет.
Кто исцелит меня от бед?
Эйвазу передай привет.
Меня увозят тайно…
Я Кероглу, – враги кругом.
Веревкой связан я, узлом.
У Болу-бека стал рабом —
Меня увозят тайно…
Сначала Ходже-Азизу показалось, будто Кероглу говорит, что его тайно увозят к какой-то святыне. Подумал, подумал он и решил было, что, видно, Кероглу сошел с ума и удальцы везут его на богомолье, молить аллаха, чтобы возвратился к нему разум. Долго сокрушался Ходжа-Азиз, но тут увидел, что на голове Кероглу рана, что руки его связаны и следом идет огромное войско, а впереди Болу-бек. Ходжа-Азиз даже прикусил палец:
– О, неразумное сердце! – воскликнул он. – Тут, конечно, какая-то тайна.
Не мешкая, поручил он караван своим путникам и во весь опор помчался в Ченлибель. Приехал Ходжа-Азиз и понял, что удальцы ни о чем не знают. Не знают даже, где Кероглу. Ходжа-Азиз рассказал им обо всем, что видел. Удальцы остолбенели и никак не могли догадаться, что бы это могло значить. Кто поверил, кто не поверил, один говорил так, другой этак, и не знали они, на что решиться. И вдруг видят идет ашуг Джунун. Но как?! Весь в кровавом поту! Ашуг Джунун только и спросил: