Текст книги "Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")"

Автор книги: Автор Неизвестен

Раб сказал самому себе: «Верно все открылось. Ахмед-таджирбаши рассказал Кероглу обо всем. И он едет за мной в Тогат».

Ну, разве после этого поедет раб туда? Дрожа, уселся он на лошадь и, решив ехать в другую сторону, пустился по второй дороге.

Теперь пускай раб едет второй дорогой, а мы посмотрим, что сталось с Кероглу.

Всю ночь мчался Гырат и к рассвету привез Кероглу в Баязид. Кероглу так верхом на коне и въехал в город. Проехав немного туда, немного сюда, приехал он в какое-то незнакомое место. И видит, стоит тут на страже сотня воинов. Подъезжает он к ним и спрашивает:

– Послушайте, кто вы такие? Почему стоите тут?

– Удальцы Кероглу заключены здесь в темнице, – ответили ему. – Мы сторожим их.

Думал сначала Кероглу подождать своих удальцов, но вспомнил слова Джунуна. Плачущая Нигяр-ханум предстала перед его глазами, и показалось ему, что весь мир закружился вокруг него. Обнажил он свой египетский меч и налетел на стражу. Ударил вправо, ударил влево, ударил в середину. Гнал он стражников перед своим конем и рубил одного за другим. Весть об этом дошла до Халил-паши. Приказал паша, и войска двинулись на Кероглу. Кероглу до того распалился, что не заметил, как войска все идут и идут, словно речной поток. Вдруг, в самый разгар сражения взгляд его упал на Халил-пашу. Видит, стоит Халил-паша на возвышении и подбадривает воинов. Издал тут Кероглу свой боевой клич и пропел:

 
Я за Эйвазом прибыл с Ченлибеля.
Устрою здесь кровавый той, паша.
Я знаю, ты схватил моих игидов,
Я каземат разрушу твой, паша.
 
 
Коль разозлюсь, тогда смотри, пожалуй,
Найдешь себя ты в море крови алой.
Как лев наброшусь – с силою немалой,
И сердце вырву я рукой, паша.
 
 
Тебя повершу в ужас я за сына,
И твой дворец на землю опрокину.
И все добро отправлю на чужбину,
Предам огню твой трон чумной, паша.
 

Начав свою песню, Кероглу снова ринулся в самую гущу кипевших, как морская пена, войск. Разя направо и налево, доехал он до конца площади и видит, мчатся его удальцы, да как! При виде их взыграло сердце Кероглу, и докончил он свою песню:

 
Я кликну клич – пойдут игиды строем,
Мы труп твой черный бросим, не зароем.
Твою страну отдам моим героям,
Сравняем горы тут с землей, паша.
 
 
Нет, Кероглу не вправе отступиться,
Меч будет средь врагов летать, как птица.
А за Эйваза я тебе, тупица,
Все зубы выбью булавой, паша.
 

Удальцы, не передохнув, с обнаженными мечами ринулись на воинов Халил-паши. Кероглу поспешил к темнице. Соскочив с коня, он с такой силой ударил палицей о дверь темницы, что железная дверь разлетелась на куски. Вошел он внутрь, разбил оковы на ногах удальцов и вывел их наружу. Затем снова вскочил на коня, и, как говорится, – бегу, лечу, – помчался к Халил-паше. Халил-паша не успел опомниться, как Кероглу был уже около него. Но сразить Халил-пашу ему не удалось. Только было он взялся за меч, как Гырат, налетев на Халил-пашу, ухватил его за голову своими зубами.

В ту же минуту Халил-паша отправился в преисподнюю. Войска, увидев плачевный конец Халил-паши, сдались. Кероглу приказал удальцам прекратить бой. Он пощадил оставшихся в живых воинов, потом прижал к груди свой саз и запел:

 
Я баязидцам говорю открыто:
Эйвазу долго здесь пробыть не дам.
Султанам лучше уж сидеть на месте,
Рустаму за себя отмстить не дам.
 
 
От стуж не мерзну, от жары не тлею,
Страшись, когда бушую на земле я,
В бою подобен каменной скале я,
Фархаду ломом торы бить не дам.
 
 
Глаза Нигяр от горя потемнели,
Мы по Эйвазу вместе с ней скорбели.
Гнездо моих героев в Ченлибеле,
И шаху в Ченлибель вступить не дам.
 

Взял Кероглу Эйваза, Алайпозана, Тохмагвурана и вместе с удальцами повернул к Ченлибелю.

ПОБЕГРАБА

Послушай о рабе!

Когда раб, устрашившись Кероглу, изменил свой путь, он проехал другой дорогой. Ехал он, нигде не задерживаясь, и прибыл прямо к Элемгулу-хану.

Элемгулу-хан слыл богатым и могущественным. Было у него все: и деревни, и сады, и стада, и табуны, и отряды и, как говорится у нас, недоставало ему только свиней. [115]115
  Свинья по законам ислама считается нечистым животным, поэтому никто из мусульман свиней не держал. Пословица же подчеркивает, что у хана всего было в избытке.


[Закрыть]Богатство его отягощало землю. Каждый человек к чему-нибудь особенно льнет, а Элемгулу-хан, скажу я вам, пристрастился к лошадям. Был он большим любителем лошадей. В его табунах было по паре коней всех пород и мастей.

Только раб прибыл во владения Элемгулу-хана, ему тотчас сообщили, что приехал какой-то чернокожий всадник, и под ним такой конь, такой конь, какого от сотворения мира никто не видывал и что сам всадник хочет видеть хана.

Приказал хан представить пред его светлые очи раба вместе с его конем. Смотрит Элемгулу-хан, в самом деле, какой конь! Это не конь, а девица-красавица!

Так и ходит, так и пляшет! Элемгулу-хан не мог оторвать от него глаз.

– Отвечай, кто ты? – спросил он раба. – Чем занимаешься? Откуда едешь и куда путь держишь?

Раб сказал:

– Да продлит аллах жизнь хана. Я раб Ахмеда-таджирбаши. Мы поехали торговать по ту сторону Гафа. На обратном пути на нас напали разбойники. Отняли все товары и деньги. Караван захватили, а людей увели в плен. Я спасся, только благодаря этому коню. Обо всем этом я должен был донести в Тогат Хасан-паше. Но от страха ехать дальше не могу. Разбойники заметили мой побег и послали вслед погоню. Теперь, наверно, они преградили все дороги и проходы.

Задумался Элемгулу-хан и сказал:

– Ладно, а если я дам знать обо всем Хасан-паше, какая мне будет от тебя прибыль?

– Да будет долговечной жизнь хана! Я всего-навсего раб. Что я имею и что могу дать тебе? Одно у меня в этом мире имущество – собственная жизнь да и та не в моей власти. Но если ты известишь обо всем Хасан-пашу и тем спасешь от смерти Ахмеда-таджирбаши, он озолотит тебя, и ты заслужишь благорасположение паши.

– Мне золота и богатств не нужно. Я извещу Хасан-пашу, но с одним условием.

– О, да буду я жертвой тебе, мой хан, что это за условие?

– Условие мое таково: ты должен продать мне этого коня, а себя, пока твой господин не освободится, считай моим гостем. Когда же будешь уходить, я дам тебе любого коня из моего табуна.

– Конь мой, и жизнь моя принадлежит тебе, но, когда будешь посылать человека к паше, скажи мне. Мне тоже надо кое-что поручить ему.

– Хорошо, – согласился Элемгулу-хан.

По его приказу гонец стал готовиться в дорогу. Написали послание и вручили ему. А одно письмо написал раб и тоже передал гонцу:

«Хасан-паша, – писал он. – Ахмед-таджирбаши обманом отправил трех удальцов Кероглу за джейранами в окрестности Баязида. Скорей пошли войска и захвати их».

Словом, как только письма были готовы, сел гонец на быстроногого коня и пустился в путь.

Теперь оставим гонца спешить к Хасан-паше, а раба гостить у Элемгулу-хана.

О ком же рассказать вам? О Демирчиоглу и его удальцах.

Демирчиоглу, Гюрджуоглу-Мамед и Танрытанымаз к рассвету добрались до того же перепутья, что и раб. На счастье, в ту ночь пала сильная роса. Смотрят, на дороге видны следы лошадиных копыт. Одни следы ведут к Баязиду, а второй конь, видать, свернул на другую дорогу. Удальцы распознали следы Гырата и догадались по следам, что он проехал в сторону Баязида, другие же следы были Арабата. Поворотив коней, поехали они по второй дороге. Ехали, ехали и доехали, наконец, до земель Элемгулу-хана.

Только удальцы стали подъезжать к городу, видят, скачет какой-то всадник. Демирчиоглу сказал:

– Стойте, всадник этот скачет из города. Пусть он подъедет к нам, может удастся разузнать у него что-нибудь.

Остановились они и стали ждать. Всадник подъехал, это был гонец, отправленный к Хасан-паше. Хлестнул Танрытанымаз коня, очутился около гонца и спросил:

– Стой, кто ты? Откуда едешь и куда путь держишь?

– Я гонец Элемгулу-хана, – ответил тот, – еду в Тогат. Везу письмо Хасан-паше.

– Что за письмо?

– Разбойники ограбили Ахмеда-таджирбаши. Отняли у него товары, а самого взяли в плен. Теперь я еду известить об этом Хасан-пашу.

Тут подъехал Демирчиоглу и спросил:

– А откуда это известно Элемгулу-хану?

– Об этом донес раб Ахмеда-таджирбаши. Под ним был удивительный конь, коня он подарил Элемгулу-хану, а тот обещал за это известить обо всем Хасан-пашу.

– А ну-ка, давай сюда письмо! – сказал Танрытанымаз.

– Зачем?

Гонец только это и успел проговорить. В тот же миг Танрытанымаз схватил его за горло:

– Что? Как это зачем?

У гонца глаза полезли на лоб. С трудом Демирчиоглу вырвал его из рук Танрытанымаза. Когда гонец немного оправился и пришел в себя, Демирчиоглу сказал:

– Ахмеда-таджирбаши поймали не разбойники. Поймал его Кероглу. Все, что сказал раб – ложь. И конь, которого он подарил Элемгулу-хану – конь Кероглу. Теперь ты вернешься отсюда прямо к Элемгулу-хану, скажешь, что приехали трое удальцов Кероглу и требуют обратно коня и раба.

Гонец поворотил коня и поскакал в город, прямо к Элемгулу-хану. Тот выслушал гонца и тотчас приказал собрать войска. Видит Демирчиоглу, – вместо коня и раба движутся на них воины.

Понял он, что на уме у Элемгулу-хана. Повернулся к своим друзьям и пропел:

 
Иней пал на горы и долины.
Осень то, весна ли, может быть?
Это мошки кружатся иль гуси?
Мы б о том не знали, может быть.
 
 
Пусть враги идут на нас лавиной,
Разобьем их на две половины,
Вам и мне по равной половине…
Саз ли, песнь слышна ли, может быть?
 

Смотрят удальцы, все ближе надвигаются войска. Гюрджу-оглу-Мамед сказал:

– Давно мы не были в бою. Конечно, такая схватка для нас – это песенка под саз, но твой расчет нехорош. Половину ты берешь на себя, а половину даешь нам, – это не по-дружески. Что же ты считаешь нас двоих за одного? Раз так, я ухожу.

Видит Демирчиоглу, что слова его задели Гюрджу-оглу-Мамеда. И он продолжал свою песню:

 
Враг идет – то к нам идет добыча,
Уж такой у воинов обычай.
Другу все отдам я без различий,
Доля та мала ли может быть?
 

Не успел он допеть, как подошли войска. Танрытанымаз и Гюрджуоглу-Мамед обнажили свои мечи и хотели вступить в бой, но Демирчиоглу остановил их и сказал:

– Постойте, посмотрим, чего этот хан хочет? Мы требуем у него своего коня. А что нужно ему от нас, почему он двинул столько войск?

Поскакал он, остановил коня прямо перед воинами. Послушаем, что сказал он Элемгулу-хану:

 
Послушай, Элемгулу-хан,
Не стоит сегодня сражаться.
Зачем проливать твою кровь?
Не стоит сегодня сражаться.
 
 
Тебе ж будет хуже стократ,
Коль меч удальцы обнажат,
Тогда не отступишь назад.
Не стоит сегодня сражаться.
 
 
Игид воспротивится злу,
А недруг притихнет в углу.
Мы здесь за конем Кероглу.
Не стоит сегодня сражаться.
 

Элемгулу-хан, выслушав Демирчиоглу, решил, что тот боится его, и крикнул:

– Хватайте и вяжите их по рукам, а коней забрать! И двинулось войско на удальцов. Обнажились египетские мечи. Повернулся Демирчиоглу к друзьям:

 
Обнажим клинки, герои,
Вы – оттуда, я – отсюда.
Кровь врага прольем рекою
Вы – оттуда, я – отсюда.
 
 
Перебьем мы вражьи станы,
Пусть растут на поле хана
Репой – главы пехлеванов.
Вы – оттуда, я – отсюда.
 
 
Пусть стрела пчелою жалит,
Кероглу бойцов похвалит,
Каждый пусть врага повалит —
Вы – оттуда, я – отсюда.
 

Напали удальцы на воинов Элемгулу-хана и до самых сумерек так косили их, что Элемгулу-хану мир показался тесным. Он и сам был не рад, что затеял бой, но было уже поздно.

Стемнело. Хан приказал войску повернуть в город. Вошли воины в город, закрыв накрепко городские ворота. Оставим их в ожидании утра, послушайте теперь об удальцах.

– Этак, – говорили они, – мы не возьмем ни коня, ни араба. Пусть даже и проникнем мы в город, где отыщем там их? Надо нам придумать такое, чтобы хан сам, по доброй воле вернул нам и коня и раба.

– Я знаю как это сделать, – сказал Танрытанымаз.

– Как?

– Утром когда ехали мы сюда, табун Элемгулу-хана пасся в том ущелье. Давайте схватим табунщиков, скрутим их по рукам и ногам и пошлем к хану сказать: или возвращай коня и раба, или не видать тебе больше своего любимого табуна! Что тогда хану делать? Вернет он нам и коня и раба.

Похвалили удальцы Танрытанымаза за совет, сели на коней и поскакали к ущелью. Видят, и впрямь, табун там. Подкравшись незаметно, набросились удальцы на табунщиков. Табунщики туда-сюда, но куда им противиться! Они и сдались.

– Немедля идите к своему хану, – сказал Демирчиоглу. – Скажите ему, чтоб возвратил он нам нашего коня и раба, а не то угоним мы весь его табун.

Бросились табунщики к Элемгулу-хану:

– О, да рухнет дом твой, да зальется седло твое кровью, чего ты ждешь? – и рассказывают, – сидят, мол, сейчас удальцы Кероглу у входа в ущелье, а сами говорят то-то и то-то.

– Эй, вы, расскажите толком! В каком ущелье? – спросил Элемгулу-хан.

– В ущелье Дашлыдере, [116]116
  Дашлыдере —каменистое ущелье.


[Закрыть]– ответил главный табунщик. – Придумай, о, хан, как избежать беды.

Думал-думал Элемгулу-хан, прикидывал и так эдак я, в конце-концов, оказал:

– Коли вошли они в Дашлыдере, ничего с ними не поделаешь. И за целый год мы не сможем выгнать их оттуда. Знаете ведь вы, что ни войти туда, ни отбить у них табун невозможно.

А теперь давайте расскажу я вам о Дашлыдере, чтобы вы знали, что это было за ущелье.

Войти в Дашлыдере можно было только через узкую горную щель. Два человека с трудом разминулись бы тут. А попробуй выйти оттуда! И выход был такой же, да к тому еще завалило его огромной каменной глыбой, что сорвалась со скалы. Глыба эта легла поперек и совсем закрыла выход. Так, что если кто и входил в ущелье, хочешь – не хочешь, а должен был возвращаться той же дорогой, по которой пришел. Теперь табун был крепко-накрепко заперт в ущелье. А удальцы Кероглу заняли узкий проход. Потому-то у Элемгулу-хана и опустились руки, и утратил он всякую надежду. Обернулся он и сказал своим людям:

– Дайте совет! Скажите, что нам делать?

Все хранили молчание. Да и что могли придумать? Тогда Элемгулу-хан приказал:

– Скажите моей дочери Ругийе-ханум, чтобы она пришла ко мне.

Побежали к Ругийе-ханум. Та пришла к отцу.

Ругийя-ханум была единственной дочерью Элемгулу-хана, а сыновей у него не было. Ничего хан не жалел для дочери. Не было таких наук, которым он не обучал ее, не осталось книг, которые бы она не прочла. Да и от рождения Ругийя-ханум была умницей. Знала она на память все книги, прошла все науки и ключи от них, как говорится, положила в карман. Когда Элемгулу-хану приходилось туго, он всегда призывал Ругийю-ханум и просил у нее совета. И теперь он снова обратился к ней.

Словом, Ругийя-ханум пришла к отцу. Элемгулу-хан рассказал ей все, как было, и попросил совета. Подумала Ругийя-ханум, подумала и сказала:

– Отец, это пока еще только удальцы Кероглу. Подождет Кероглу день-два, увидит, что удальцы не вернулись и сам сюда пожалует. Подумай, что тогда-будет?

– Но как же нам быть?

– Надо вернуть и коня, и раба. Ведь удальцы тебе-ничего дурного не сделали и не собираются сделать. Они требуют свое.

Элемгулу-хан сказал:

– Доченька, теперь уже поздно. Надо было бы вчера мне все вернуть им, когда они послали гонца. А если я верну им теперь, опозорю себя на весь свет, что подумают обо мне ханы и паши? Всюду будут говорить, что Элемгулу-хан испугался людей Кероглу и сдался им на милость.

– А зачем тебе так поступать? Возьми и пошли им письмо. Напиши, что ты не знал, что они удальцы Кероглу, и добавь, что, я, мол, давно хотел подружиться с Кероглу. А письмо это я, хотя бы даже и сама, отнесу им. Пусть меня проводят визири и векилы. [117]117
  Векилы —доверенные лица, советники.


[Закрыть]И не только отнесу, но и приведу еще сюда этих удальцов. Пусть они погостят у нас. Окажи им гостеприимство. Потом верни им коня и раба, и тогда пусть уходят. А кто узнает, кто услышит скажет: Элемгулу-хан – приятель Кероглу и все это сделал по дружбе. После этого ни один хан или паша не осмелится и близко подойти к тебе.

Все в один голос сказали: «Правильно!»

Тотчас написали письмо. Ругийя-ханум, взяв визирей, веки-лов, старых и молодых белобородых и чернобородых, пошла к ущелью.

Смотрят удальцы, идет много людей, а впереди какая-то девушка. И ни у кого из них нет оружия. Демирчиоглу сказал:

– Молодец, Танрытанымаз! Умно ты это все придумал. Элемгулу-хан идет на мировую.

Подождали они, пока шествие приблизилось. Смотрят, клянусь аллахом, девушка эта так прекрасна, будто светится свеча, вся так и лучится, точно светильник! Словно аллах сотворил ее из чистейшего хрусталя. Гюрджуоглу-Мамед сказал:

– Демирчиоглу! Передай от меня привет Кероглу. Скажешь ему, что Гюрджуоглу-Мамед потерял рассудок, от любви. Больше я гидом не буду. Я делаюсь Меджнуном. [118]118
  Меджнун —герой поэмы Низами «Лейли и Меджнун», безумный от любви.


[Закрыть]Надену на шею цепь, а конец вручу этой девушке. Куда хочет, пусть туда и ведет.

Демирчиоглу так и не успел ответить Гюрджуоглу-Мамеду. Подошли люди Элемгулу-хана. Ругийя-ханум поклонилась. Демирчиоглу, как полагается, почтительно ответил на приветствие. Ругийя-ханум вручила им письмо Элемгулу-хана.

Как только удальцы прочли его, Гюрджуоглу-Мамед сказал:

– Пойдемте!

– Постой! – ответил ему Демирчиоглу. Затем, повернувшись к Ругийе-ханум, сказал:

– Мы пойдем к хану, о ставим одно условие.

– Какое условие? – спросила Ругийя-ханум.

– Условие наше такое, чтобы вы привели сюда и отдали нам и коня и раба. Один из нас тотчас же отправится и сдаст их Кероглу. А двое предстанут перед ханом.

– Согласны. Ждите. Скоро мы вернемся.

И Ругийя-ханум, в сопровождении своих людей, удалилась.

Когда они скрылись из виду, удальцы стали совещаться.

Демирчиоглу спросил:

– Ну, что скажете?

– Я советую, – сказал Танрытанымаз, – ждать, пока не приведут коня и раба. Когда же мы получим свое, вернемся к себе. Что нам делать у Элемгулу-хана? А вдруг они готовят там какие-нибудь козни, полагаться на эту ханскую породу нельзя.

– Нет, Танрытанымаз! – возразил Гюрджуоглу. – Говори что хочешь, только не это! Мы должны отправиться к хану. Не пойти нельзя.

Тогда Демирчиоглу сказал:

– Танрытанымаз, у Гюрджуоглу на уме иное. А все же не пойти к хану и впрямь нельзя. Если станем мы хитрить, как советуешь ты, чем же мы тогда будем отличаться от самих ханов? Кто после этого будет верить нам? Да станут еще болтать, что удальцы Кероглу струсили. Пусть готовят нам западни и козни, а пойти надо. Важно только не оплошать.

– Как так? – спросили удальцы.

– А так. Пусть один из нас берет коня и раба и едет в Ченлибель к Кероглу. Как бы там хан ни хитрил, а коня и раба здесь уже не будет. Теперь давайте решать, кому из нас ехать в Ченлибель?

Подошел тут Гюрджуоглу-Мамед к Танрытанымазу и сказал:

– Танрытанымаз, ты меня знаешь – для друга я жизни не пожалею. Но тут дело иное, – выручай меня. Как говорится у нас, я умер, не оставь же мое тело непогребенным. Идти к хану надо мне. Я хочу досыта налюбоваться этой девушкой. Честью прошу, уважь мою просьбу.

– Зачем тебе умирать? – ответил ему Танрытанымаз. – Пусть будут жертвой твоею и конь, и раб, и сам Элемгулу-хан. Да и не только сам хан, но его…

Гюрджуоглу поспешно перебил его:

– Аман! [119]119
  Аман —пощада.


[Закрыть]Не говори этого!

Рассмеялись удальцы. А тут видят идут люди и ведут с собой и Арабата, и раба.

– Ладно, – сказал Танрытанымаз. – Идите к Элемгулу-хану и наслаждайтесь себе на здоровье. А я в дороге вдоволь потешусь над рабом.

– Нам долго гостить у Элемгулу-хана не с руки, и одного дня нам хватит, – сказал Демирчиоглу. – Завтра к вечеру ждите нас в Ченлибеле. Если будем-будем, а не приедем, тогда знайте, что, как говорится, в злой напасти головы наши, что они не в нашей власти. Так и передашь Кероглу. А там, как он сам решит. Кероглу сделает все, что надо.

Тут подошла со своей свитой Ругийя-ханум и передала Демирчиоглу коня и раба.

– Свой уговор мы выполнили. Теперь и вы будьте хозяевами своего слова.

– Ханум! – сказал Демирчиоглу. – Не зря зовемся мы удальцами Кероглу. Лжи нет в наших словах.

Потом Демирчиоглу посадил раба на коня Танрытанымаза, а ноги ему крепко-накрепко связал под брюхом коня.

– Помилуйте, – завопил раб, – каюсь я!

– Нам ничего не говори, – заметил Демирчиоглу. – Все, что хочешь сказать, скажешь в Ченлибеле самому Кероглу.

Танрытанымаз вскочил на Арабата. Только хотел было он тронуться в путь, как Демирчиоглу сказал:

– Послушай, Танрытанымаз, знаю, я тебя, – ты ни бога, ни пророков его не признаешь. Смотри, вдруг по дороге озлобишься ты сердцем и что-нибудь учинишь с ним. Помни, доставь его в Ченлибель целым и невредимым!

– Бога, конечно, я и не знаю, – ответил Танрытанымаз, – зато Кероглу знаю. Ничего с рабом не сделаю.

Сказав это, Танрытанымаз стегнул коня, дал рабу проехать вперед и сам поскакал следом за ним к Ченлибелю.

Демирчиоглу подождал, пока они не скрылись с глаз, потом обернулся к Ругийе-ханум и сказал:

– Ханум, теперь мы ваши слуги. Куда прикажешь, туда и пойдем!

– Да не будет у вас недостатка в слугах! – ответила Ругийя-ханум. – Пожалуйте!

Ругийя-ханум впереди, по правую руку ее Демирчиоглу, по левую Гюрджуоглу-Мамед, а следом ее свита – все двинулись в город.

Городские ворота распахнулись настежь. Войска вышли встречать гостей. Жертвенные бараны были заколоты…

Так вот с торжеством и шумом подошли они к ханскому дворцу.

Элемгулу-хан сам вышел им навстречу. Взяв за руки, повел их в свои покои. Одного усадил направо от себя, другого – налево. Визири, векилы и прочие заняли свои места. В почетном углу протянули шелковый занавес. Ругийя-ханум со своими наперсницами уселись за этим занавесом.

Элемгулу-хан начал беседу. Поговорил немного о том, немного о семги затем, перейдя к делу, стал просить, чтобы они простили его за старое, не обижались и не носили бы на него в сердце зла. Но Гюрджуоглу-Мамед, словно глухой, не слышал ничего из того, что говорилось. Он не сводил глаз с занавеса. Демирчиоглу раза два даже незаметно дернул его, чтобы отвлечь, но где там!

После того, как Элемгулу-хан выпросил себе прощение, он устроил в честь удальцов такой пир, что стоило посмотреть!

Поели, попили, послушали музыку, певцов. Около полуночи все разошлись. Для Демирчиоглу и Гюрджуоглу постелили постели и остальные ушли к себе. Все уснули. Уснули, как говорится, даже ужаленные змеей. Только ни Демирчиоглу, ни Гюрджуоглу не могли сомкнуть глаз. Так, с открытыми глазами, и встретили они утро. Светало, когда Демирчиоглу поднялся и сказал:

– Вставай, пора ехать!

– Демирчиоглу, – ответил Гюрджуоглу, – хоть на смерть мне сейчас идти, только без Ругийи-ханум я отсюда не уеду.

– Послушай, не дури, не теряй головы. Как сможем мы увезти отсюда девушку? Что скажут на это люди? Что скажет Кероглу? Мы с человеком подружились, разделили хлеб-соль.

– Так что же нам делать?

– Ничего. Что тут будешь делать? Поедем, я расскажу обо всем Кероглу. Пошлем сватов и приведем девушку.

– Останемся еще хоть на один денек. Хоть один разок, увижу ее, и тогда поедем.

Как ни убеждал, как ни увещевал его Демирчиоглу, ничего не помогло. Не удалось ему уговорить упрямого Гюрджуоглу. Волей-неволей и он остался.

Теперь оставим их тут, послушайте о том, что произошло в Ченлибеле.

Танрытанымаз доехал до Ченлибеля и в целости-сохранности сдал Кероглу и коня, и раба. Раб повалился Кероглу в ноги. Кероглу даже не взглянул в его сторону, только кивнул Дели-Гасану и сказал:

– Уведи и брось его к Ахмеду-таджирбаши. Пусть наши молодцы вернутся, тогда мы и займемся ими.

Бросив раба туда же, оде сидел взаперти Ахмед-таджирбаши, стали ждать Демирчиоглу и Гюрджуоглу. Ждали день, ждали ночь, ждали и следующий день до самого вечера, но удальцы не вернулись. Рассердился тогда Кероглу. Крикнул он, и все удальцы, какие только были в Ченлибеле, повскакали на лошадей. Остались в крепости только женщины, и с ними Дели-Мехтер.

Той же ночью все семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов обложили столицу Элемгулу-хана. Когда каждый отряд занял свое место, призвал Кероглу Танрытанымаза и сказал:

– Скажи, как думаешь, – войти нам в город ночью, или подождать утра?

– Кероглу, – ответил Танрытанымаз, – правильно мы поступили, что пришли. Предосторожность не мешает. Но душа у меня спокойна. Знаю я, что ничего дурного с нашими удальцами не случилось. Просто на Гюрджуоглу напала блажь. Не может он расстаться с девушкой. Из-за него задержался и Демирчиоглу. Лучше подождать до утра. А не то как бы нам не пришлось потом краснеть!

Удальцы одобрили Танрытанымаза и подождали, пока не наступило утро.

Проснулись жители, видят город окружен. Ужас обуял их. Бросились все к воротам ханского дворца. Встал Элемгулу-хан и видит, да, как донесли ему, так оно и есть. Город окружен да так, словно выстроена вокруг него живая стена. Поспешно призвал он визиря, чтоб-узнать, что все это значит, явился визирь, смотрит: что это! Да ведь это Кероглу!

Едва завидя визиря, Кероглу запел:

 
Старый враг мой не хитри со мной:
Удальцов ты запер в этом городе.
Я даю на размышленье час.
Удальцов ты запер в этом городе.
 
 
Город твой перепашу сохой,
Ханский скарб я увезу с собой,
Кровь прольется от меча рекой.
Удальцов ты запер в этом городе.
 
 
Слушай Кероглу, его фирман.
Налетим на твой презренный стан,
Город был, а будет лишь туман.
Удальцов ты запер в этом городе.
 

Вернулся в тревоге визирь и рассказал все Элемгулу-хану. Элемгулу-хан послал за Ругийей-ханум. Та пришла и сказала:

– Не бойся, я все улажу.

Прошла она в комнату, где были Демирчиоглу и Гюрджуоглу-Мамед. А удальцы, ничего не ведая, ничего не зная, готовились в путь-дорогу.

Тут Ругийя-ханум спела:

 
Братья родные мои,
Только на вас надежда.
Трудный наш час пришел,
Только на вас надежда.
 
 
Враг подступился ко мне,
Дом мой опалят в огне,
Руки прикрутят к спине…
Только на вас надежда.
 
 
Сердце мое во мгле,
Сумрачно все на земле.
Теплится у Ругийи
Только на вас надежда.
 

– Что случилось? – спросили удальцы. Ругийя-ханум рассказала им обо всем.

– Не бойся ничего, Ругийя-ханум, – сказал Демирчиоглу.

– Сейчас мы сами отправимся к нему.

Оба вышли, вскочили на коней и поскакали к Кероглу…

Увидав своих удальцов живыми и невредимыми, Кероглу успокоился и принялся бранить их:

 
Что вам сказать? Ай, молодцы. Спасибо.
Кто долго так задерживаться вправе?
Примерно же исполнили вы службу.
Кто долго так засиживаться вправе?
 
 
О чем мечтали? Что вас завертело?
Какое, братцы, увлекло вас дело?
Видать, со мной дружить вам надоело.
Кто долго так задерживаться вправе?
 
 
Я не смирюсь с подобными делами,
Расправлюсь я с друзьями и с врагами.
Молчал бы я, да вынудили сами.
Кто долго так задерживаться вправе?
 

Оба удальца опустили головы.

Демирчиоглу сказал:

– Кероглу, мы виноваты. Ты вправе наказать нас.

Он обнажил свой меч и, опустившись на одно колено, на вытянутых руках положил его перед Кероглу. Тот подмял его и сказал:

– Отвечай, кто виновник всему? Ты или Гюрджуоглу?

– Мы оба равно виноваты. Ни один не больше, ни один не меньше другого.

Как Кероглу ни выспрашивал, Демирчиоглу, не открывая правды, твердил одно:

– Оба одинаково повинны.

Но ведь Кероглу не проведешь. Знал он, что Демирчиоглу задержался из-за Гюрджуоглу-Мамеда. Знал и то, что в беде Демирчиоглу никогда не покинет друга, не предаст его. А хотелось ему просто еще раз испытать его. Но видит он, что Демирчиоглу стоит на своем и не открывает тайны товарища, и говорит:

– Молодец! Я нарочно хотел испытать тебя. Спасибо. Затем повернулся он к Гюрджуоглу и спросил:

– Ну, Гюрджуоглу, что скажешь нового, хорошего? Кажется, дочка Элемгулу-хана приглянулась тебе?

Гюрджуоглу опустил голову.

Тут как раз показался Элемгулу-хан со своими визирями, векилами. Раскланялись, поздоровались, а Элемгулу-хан сказал:

– Кероглу, я хочу жить в дружбе с тобой. Приглашаю тебя и твоих удальцов быть моими гостями.

Как Кероглу ни старался уклониться от приглашения, ничего не мог поделать. А тут еще Ругийя-ханум вышла вперед и сказала:

– Кероглу, если уйдешь ты так отсюда, не отведав у нас хлеба-соли, ты на весь мир опозоришь моего отца. Мужчине не следует отклонять руку, протянутую для дружбы.

Кероглу не стал отказывать Ругийе-ханум. Однако в город он не вошел. По его приказу вокруг города были разбиты шатры. Три дня и три ночи все ели, пили, плясали. Элемгулу-хан задал в честь Кероглу такой пир, какого еще никто не видывал. Когда прошло три дня, пригласил Кероглу Элемгулу-хана к себе и сказал:

– Хан, спасибо тебе за оказанную нам честь и гостеприимство! Только у меня к тебе просьба.

– Что значит просьба? Прикажи, я все исполню, – ответил хан.

– Нет, – сказал Кероглу, – тут не прикажешь.

– Изволь, скажи!

Прижал Кероглу к груди свой саз и запел:

 
Об одном тебе хочу сказать,
Только ты не обижайся, хан.
Может, неуместна эта речь,
Только ты не обижайся, хан.
 

– Что ты, какая обида, – ответил хан, – проси хоть жизнь, и ею я готов служить тебе. Говори!

Кероглу продолжал песню:

 
Мне послать бы сватов поскорей,
Лучших, уважаемых людей,
Самому б приехать – так верней,
Только ты не обижайся, хан.
 

Хан понял, в чем дело. Не стал ждать конца песни. И Кероглу закончил ее:

 
Ты уж Кероглу не обвиняй,
На поспешность эту не пеняй,
За Мамеда Ругийю отдай,
Только ты не обижайся, хан.
 

Какая там обида! Хан молил аллаха о таком родстве. Тотчас были призваны молла и кази. [120]120
  Кази —мусульманский верховный судья.


[Закрыть]Был заключен кебин. [121]121
  Кебин —брачный договор.


[Закрыть]Снова начали пировать, к трем дням прибавилось еще четыре, стало всего семь дней и семь ночей. К исходу седьмого дня хотели уже повезти невесту к жениху, но Кероглу сказал:

– В Ченлибеле мать удальцов и госпожа их – Нияр-ханум. Я должен повезти невесту и сыграть свадьбу и там.

Удальцы сели на коней и, взяв с собой Ругийю-ханум, приехали в Ченлибель. Посмотрел Кероглу, видит по правую сторону от себя Нигяр-ханум, по левую – Эйваза, а впереди семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов. Взыграло сердце его, прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:

 
Хорошо мне собирать меджлис,
Чтобы слышно на всем свете было,
Натыкать баранов на шомпуры, [122]122
  Шомпур —вертел, прут для жарения мяса над огнем.


[Закрыть]
Чтоб в достатке всякой снеди было.
 
 
В Ченлибеле все мои родные.
Из атласа платье шьют портные.
Пусть же каждый день, лишь намекни я
Сто гостей бы на обеде было.
 
 
Мне б весь век громить пашу, султана,
Слушать вопли о пощаде хана,
Побеждать в сраженьях непрестанно,
Чтоб известно о победе было.
 
 
Чтоб Эйваз спешил на помощь в пору,
Демирчиоглу сметал бы горы,
Чтобы мне в бою всегда опорой
Мужество в Белли-Ахмеде было.
 
 
Кровь моя да будет жарче львиной,
Не накроет страх меня лавиной,
Окружен я доблестной дружиной,
Пусть бы в стали все и в меди было.
 
 
Вражью кровь в бою мне пить по нраву,
Разгромлю я недругов на славу,
Всех купцов ограблю, чтоб по праву
Их добро в моем наследье было.
 
 
За твоею, Кероглу, спиною
Удальцы всегда готовы к бою.
Пусть Нигяр весь век сидит со мною,
Чтобы до смерти юности хватило.