Текст книги "Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")"

Автор книги: Автор Неизвестен

Кероглу точно вдруг очнулся ото сна. «О неразумное сердце, – сказал он самому себе, – что ты делаешь? Ведь ты среди врагов. Ты выдаешь себя».

Бросился он к дверям и сказал:

– Паша, отойдите, станьте поодаль, а я выведу коня, проведу, пусть подышит воздухом, а потом вручу узду вам. Только помни, Хасан-паша, ты обещал отблагодарить меня так, чтобы я остался доволен.

– Не беспокойся, ашуг! – ответил Хасан-паша. – Я утоплю тебя в золоте. Но, подожди, пока мы не отойдем, не выводи коня, а не то он натворит беды.

Впереди Хасан-паша, следом остальные гости бросились наутек. Куда? Прямо на крепостную башню. Уселись они там и стали ждать. Когда все разбежались, осмотрелся Кероглу, нашел седло, положил на спину Гырата.

Оставим Кероглу седлать коня, а всех пашей в ожидании. О ком бы мне рассказать вам? О плешивом Хамзе!

Плешивый Хамза стал Хамза-беком. И сегодня была его свадьба. Наконец-то он достиг всего, чего желал. Если был на свете счастливец, всем довольный, так это Хамза.

Когда наступил день свадьбы, поднялся Хамза рано поутру, облекся в брачные одежды, надел на голову новую папаху – прикрыл свою плешь и, прячась от гостей, прошел к окошку Донии-ханум.

Дворец Донии-ханум возвышался у самой площади. Сидя у окна, Дония-ханум глазела на прохожих. Смотрит, идет Хамза-бек, да так важно, так гордо, будто сын самого султана. Подождала она, подождала, пока Хамза не подошел к окошку и тогда, высунув голову, сказала:

– Послушай, Хамза!

Хамза по голосу тотчас узнал ее. Сердце его возликовало и сразу раздулось – ну прямо целая площадь. Поспешно подняв голову, он отозвался:

– Да будет Хамза жертвой устам, произнесшим имя Хамзы. Что прикажешь?

– Хамза, – сказала Дония-ханум, – неужто мой злосчастный отец не мог мне найти другого жениха и должен был отдать за тебя?

– Ханум, где ты еще найдешь такого жениха, как я, где сыскать такого? Кто сравнится со мной в удальстве, кто посмел бы пойти и увести Гырата из-под носа у самого Кероглу?

– Эх, Плешивый, и ты не постыдился ради девушки украсть лошадь у такого игида?

– Ханум, не говори так! Что значит – украсть? Это не воровство. Это – геройство! Увести коня у Кероглу все равно, что захватить его самого. И даже немного больше того.

– Раз так, Хамза, запомни, что я скажу тебе. Или ты пойдешь и приведешь сюда самого Кероглу, чтобы я посмотрела, что он за человек, или женой твоей я не буду.

Смех разобрал Хамзу. Расхохотался он и сказал:

– Что вздумала! Я привел коня, немого – бессловесного, без меча и кинжала, и твой отец не в силах справиться с ним. Все османское войско скоро он соберет сюда и все-таки не сладит с ним. Подумай, а что будет, если привести самого Кероглу?! Да и потом, ханум, дело сделано. Сегодня наша свадьба. Наконец-то и я добьюсь, чего добивался, и эта плешивая голова будет покоиться на твоей беломраморной груди.

– Пусть затевают не одну, а тысячу свадеб! – упрямо возразила Дония-ханум. – Пока Кероглу не придет сюда, я твоей женой не буду.

Сказав это, Дония-ханум, рассерженная, отошла от окна. Хамза стоял растерянный, не зная, что ему делать, как поступить. Пойти рассказать об этом паше, пожаловаться? Не ладно получится. Скажешь, а он ответит: «Эх ты, дурень, сын дурня, просил дочь, я отдал ее за тебя. Не стану же я стлать и убирать вашу постель? Ступай, вот жена твоя, а вот и ты сам. Как хотите, так и устраивайтесь». А Дония-ханум такая упрямица. Разве отступится она от своего слова?..

Ломая голову над такой задачей, Хамза дошел до площади. Увидел он, что там царит сумятица и люди бегут в разные стороны. Спросил:

– Что случилось? Куда вы бежите?

Ему рассказали все, как было. Посмотрел Хамза, видит, все владетельные гости забрались на крепостную башню. И тотчас понял все. Понял, что ашуг и все, что он здесь наплел – ерунда. Явился сам Кероглу. И бросился Хамза к конюшне. Только успел он подойти к конюшне, как двери распахнулись. Смотрит Хамза, сам Кероглу выводит на поводу Гырата из конюшни. Тут же кинулся он, чтобы поддержать стремя, и сказал:

– Кероглу, я сдержал свое слово, что дал тебе на мельнице.

Обернулся Кероглу и видит: Хамза поддерживает стремя.

– Ну-ка, Бодливый, скажи, удалось тебе жениться на девушке или нет? Ты как будто в знатные люди вышел.

– Джан Кероглу, в знатные люди я вышел и девушку отдают за меня. А твой приход поможет мне наладить все остальное. Не приди ты, дело мое было бы плохо.

– А что?

Тут Хамза рассказал про условие Донии-ханум. Рассмеялся Кероглу и сказал:

– Послушай, а где же Хасан-паша?

– От страха перед Гыратом побежал и взобрался на крепостную башню. Боюсь, когда узнает он, что ты Кероглу, побежит и залезет на плечи жены.

– Подожди, подожди, увидишь еще, что я сейчас сделаю.

– Кероглу, ты пришел за Гыратом и уже сидишь на нем. Будь я на твоем месте, молча, тихо поехал бы своей дорогой.

– Если я молча и тихо поеду своей дорогой, тогда буду я не Кероглу, а Хамзой. В чем тогда разница между нами?

Хамза опустил голову.

– Ну, не обижайся. Скажи сколько выходов из крепости?

– Пять. Ты все-таки поспеши выбраться отсюда, пока войска не заняли горные проходы. Не то тебе придется туго.

Распрощался Кероглу с Хамзой, пришпорил коня, очутился Гырат прямо на площади и остановился посредине.

– Эй, ты, ашуг! – крикнул Хасан-паша. – А ну, пусти коня по площади, я погляжу, как он скачет.

Кероглы раза два проскакал по площади из конца в конец.

– Ашуг, ты оказывается, и славный наездник, – сказал Хасан-паша. – Лихо умеешь ездить!

Кероглу ответил:

 
Не мели ты вздор, Хасан-паша.
Силы у меня большие есть.
Глаз не отводи и погляди:
У бойцов мечи стальные есть.
 
 
Спустятся они с высоких гор,
Ждет в бою противника позор.
Силе и отваге – здесь простор,
У меня бойцы лихие есть.
 
 
Не трусливым я рожден и сам,
С Ченлибеля я примчался к вам.
Не поверит Кероглу словам,
Хитростей в запасе много есть.
 

Оставим Кероглу на площади, послушаем о Хамзе. Бросился Хамза к окошку Донии-ханум и начал звать:

– Дония-ханум, ай, Дония-ханум!

Подошла та к окошку и спросила:

– Ну, что такое?

– Давай муштулуг! [99]99
  Муштулуг —награда принесшему счастливую весть.


[Закрыть]Пришел звать тебя на свадьбу твоего отца.

– Что болтаешь? Что еще за свадьба!

– Свадьба твоего отца. Сейчас начнется. Утром была наша свадьба, а сейчас свадьба Хасан-паши. Взгляни на площадь.

Взглянула Дония-ханум на площадь и видит: посреди нее на Гырате сидит какой-то молодец.

– Послушай, Хамза, кто это?

– Дония-ханум, наконец-то и это твое условие выполнил. Положу-таки я свою плешивую голову на твою беломраморную грудь. Это Кероглу, понимаешь, Кероглу!

Сначала Дония-ханум не поверила. Но посмотрела еще раз, видит, клянусь аллахом, всадник скачет по площади так, что диву даешься. Повернулся он к Хасан-паше и запел:

 
Мурадбейлинцами нас всяк зовет.
Храни отвагу в битве, в час невзгод.
Родится у игида сын – и вот
В глазах врагов он великаном станет.
 
 
Взберусь на гору выше всех хребтов.
Ограблю толстосумов я, купцов.
Веселый пир начну – уж я таков, —
Истрачу тьму туманов – так и станет.
 
 
Я крикну «Гей!» – услышат голос мой.
«Гой», – крикну я, – откликнутся на «гой»
Богатыри – медведь и волк – со мной.
Приду – и город бездыханным станет.
 

Только Кероглу запел, один из пашей нагнулся к уху Хасан-паши и шепнул:

– Хасан-паша, хоть казнить меня вели, как хочешь назови меня, но что-то твой, ашуг не по душе мне. Сдается мне, что это один из ченлибельцев. Да я почти готов поклясться, что это сам Кероглу.

Казалось, Хасан-пашу растолкали и подняли со сна. Вздрогнул он и поднялся.

– Да нет же. Неужто мы оказались такими дурнями, что он мог придти и так ловко обвести нас вокруг пальца.

– Хасан-паша, поверь мне! Это Кероглу. Пошли кого-нибудь, позови Хамза-бека и спроси у него.

Тотчас призвали Хамзу. Хасан-паша спросил:

– Эй, Хамза-бек, посмотри, не Кероглу ли это?

Знает Хамза, раз сидит Кероглу на Гырате, теперь и сто Хасан-пашей ничего с ним не сделают. Нарочно поднес он ладошку к глазам, всмотрелся и крикнул, что было мочи:

– О, да обрушится дом ваш, кто же это, если не сам Кероглу? Кто дал ему коня?

Потемнело в глазах у Хасан-паши. Тотчас же приказал он своим военачальникам занять горные проходы и дороги.

Войска пришли в движение. Видит Кероглу, что войска заняли одну из дорог. Повернулся он к Хасан-паше и спел:

 
У крепости – сказал гонец, —
Есть пять дорог, – но где дороги?
Я кликнул клич, пошли войска.
Свободны мне везде дороги!
 

Кероглу поскакал ко второй дороге, но войска паши и там преградили ему путь. Обнажил Кероглу египетский меч и ринулся в самую гущу. Сразил там одного, тут – пять, здесь – десять, пятнадцать, – рассеялось войско. Пустил Кероглу коня. Да туго пришлось ему. Дорогу нарочно усыпали камнями. А с крепостных башен так и сыпят на него стрелами. Поворотил он коня, снова вернулся на площадь и спел:

 
Стрелок пошлет стрелу, суров,
И многих обагряет кровь.
Теряет гвозди от подков
Гырат, кремнисты те дороги.
 

Поскакал он по третьей дороге. С одной стороны, Гырат, с другой – Кероглу превратили войска Хасан-паши в сплошное месиво, – ничего похожего на войско не осталось. Перебили, передавили всех. Обратили вспять. На какую дорогу ни бросался Кероглу – везде одно и то же. На дорогах трупы громоздились горами, а все не пробьешься.

Кероглу еще раз поворотил коня на площадь и спел:

 
Неправда не сорвется с губ.
Край разорю, что мне не люб.
И громоздится труп на труп.
В крови и темноте дороги…
 

Крепость Тогат строили так, что с трех сторон ее была суша, а с четвертой – вода… Протекала там река Тоначай. Хасан-паша потому и приказал занять все другие дороги, что за эту не беспокоился. Надеялся он, что Кероглу либо убьют на одной из дорог, либо он бросится в реку и утонет в ее волнах. Перебраться живым через Тоначай еще никому не удавалось.

Оглянулся Кероглу по сторонам, посмотрел на реку, нагнулся, обнял шею Гырата и запел:

 
Скачи, мой конь, о, если б враг
Вблизи Гырата оказался!
Меч обнажил бы – если б вдруг
Хребет покатым оказался.
 
 
Сел на коня я, чтоб в пути
Врагов добить и разнести.
О, если б конь, чтоб перейти
Реку, крылатым оказался!
 
 
Платите подати семь лет.
Пашам пощады больше нет.
О, если б выходя на свет,
Враг близко, рядом оказался!
 

Пропев это, Кероглу пустил Гырата в Тоначай. Конь по самые уши погрузился в волны. Вода дошла Кероглу до пояса. Видит Кероглу, как ни борется Гырат с волнами, но они одолевают его. И думает, нет, если дело пойдет так, волны поглотят Гырата.

Издал он боевой клич и запел:

 
Легкий твой бег с бегом джейраньим схож.
Да буду я жертвой – без лишнего слова – твоей.
Полет соколиный – твой быстрокрылый полет.
Не дотянуться до шерсти шелковой твоей.
 
 
Возьму, закажу я серебряное седло.
Буду беречь – когда мрак, и когда светло.
Скорее умчи меня, недругам всем на зло.
Пусть монета горит серебром на подкове твоей.
 
 
Я Кероглу, знатен я меж людьми.
Слава, добрая слава, в объятья меня возьми.
На Ченлибель, мой Гырат, меня подними.
Пускай восхитятся попоною новой твоей.
 

Слова Кероглу как будто придали Гырату крылья. Вынырнул он, поплыл и вынес Кероглу на другой берег.

Обернулся Кероглу, посмотрел назад, видит Хасан-паша все еще стоит на башне. Окликнул его Кероглу:

– Хасан-паша! На этот раз ты влез на башню и спасся. А куда влезешь в следующий раз? Не беда. Заимодавец должнику здоровья желает. Увидимся.

И Кероглу поскакал. [100]100
  В вариантах «Хамза» (ашуг Бозалганлы) Кероглу после битвы направляется в Ченлибель и по дороге останавливается у родника. Тут он встречается с юношей, приехавшим из Эрзерума. Во время беседы выясняется, что юноша – сын служителя, который вместе с Алы-киши был конюхом у Гасан-хана. Услышав о похищении Гырата, юноша отправился в Тогат узнать, что произошло. Кероглу рассказывает ему о случившемся и дает много денег. Потом берет свой саз и в песне спрашивает о своей родине.


[Закрыть]Ехал, ехал и, наконец, доехал до Ченлибеля. Почуяв Ченлибель, Гырат так заржал, что откликнулись горы и скалы. Сбежались удальцы, взяли Гырата за поводья, сняли Кероглу с коня.

– Ну, Кероглу, – сказали удальцы, – рассказывай про свои дела. Как привел коня?

Кероглу рассказал все, начав со встречи с Хамзой на мельнице и кончая Тоначаем. Удальцы еще раз пожалели, что нанесли ему обиду. Все сидели, опустив головы, не поднимая глаза.

– Ничего, – сказал им Кероглу, – не смущайтесь. Все-таки правда ваша была. Не следовало мне доверять ему ключей. Что делать? Всякое случается. Но и вы помните, что я – Кероглу.

Видит Нигяр-ханум, что Кероглу снова разгорячился и скорее свела разговор к шутке. Подмигнув удальцам, она начала:

– Кероглу, знаем мы все, что ты Кероглу, если б не знали, не собрались бы вокруг тебя. Правда, ты игид, храбр, смел, умен, однако с виду уж очень неприглядный, черный и чумазый.

Слова ее встретили веселым хохотом удальцы. Засмеялся и сам Кероглу. Взял он свой саз, прижал к груди и запел:

 
Ты меня назвала черным,
А сама ты не черна ли?
Брови черны, косы черны —
А сама ты не черна ли?
 
 
Ченлибель – мой лагерь стылый —
Ты как солнце озарила…
Ну, а родинки у милой?
А сама ты не черна ли?
 
 
Кероглу, певучим сазом
Ты ответь любимой сразу.
А сурьма [101]101
  Сурьма – черная краска для ресниц.


[Закрыть]у светлоглазой?
А сама ты не черна ли?
 

ПРИЕЗД МАХБУБ-ХАНУМ В ЧЕНЛИБЕЛЬ

Все радовались возвращению Кероглу. Только ашуга Джунуна не было в Ченлибеле. Не знал он ни о проделках Хамзы, ни о похищении им Гырата, не знал он и о том, как Кероглу вернул своего коня.

В ту пору странствовал Джунун по белу свету, ходил по городам и селам, веселил народ своими песнями и рассказами о Кероглу, славя его подвиги. Немало отважных юношей привлек он в Ченлибель, а при случае, навострив ухо, непрочь был узнать о кознях пашей, сообщить об этом Кероглу.

Так шел, шел Джунун и через много дней дошел до Рума. [102]102
  Рум —Греция (иногда ашуги так именует Турцию).


[Закрыть]Расхаживая по улицам города, он увидел богатый дворец с высокой башенкой, а в нем девушку-красавицу. Глаз ашуга остер как глаз менялы. С первого взгляда видит он, чего стоит человек, здоров он или с гнильцой. Бросил он на девушку соколиный взгляд. Смотрит, о аллах, вот красавица, так красавица! Родинки черные, брови черные, косы черные, а зубы белые-пребелые, как жемчуг, уста, словно рубины, а глаза, кажется, так и кричат – убью, убью! Подумать, до чего она была хороша, если ашуг Джунун с одного взгляда обезумел и уже не мог оторвать глаз от нее. Что же это была за девушка? Дочь румского паши Махбуб-ханум. А надо вам сказать, что и Махбуб-ханум заметила Джунуна. Призвала она одну из своих сорока стройных, как кипарис, прислужниц и говорит:

– Ступай, приведи сюда вон того ашуга!

Смотрит ашуг Джунун, распахнулись дворцовые ворота, вышла из них какая-то девица и прямо к нему. Испугался ашуг Джунун. Подумал, видно, красавица рассердилась на то, что он стоит глазеет на нее. Хотел было он незаметно улизнуть, но девушка, точно хищная птица, налетела на него, преградила ему дорогу, но поклонилась вежливо и сказала:

– Ашуг, дочь румского паши Махбуб-ханум зовет тебя к себе.

Посмотрел Джунун, нет, дочь паши не гневается… Следуя за девушкой, он прошел прямо во дворец Махбуб-ханум. Та сама вышла ему навстречу, приветливо кивнула головой и провела его в свои покои. Когда ашуг Джунун уселся, Махбуб-ханум спросила:

– Ашуг, откуда идешь ты и куда держишь путь? Чей ты ашуг?

– Я с той стороны Гафа! – ответил он. Услыхав это, Махбуб-ханум тотчас спросила:

– А знаешь ли ты Кероглу?

Оглянулся ашуг Джунун по сторонам, видит – в комнате, кроме них, никого нет, и сказал:

– Конечно, ханум, я видал его.

– Скажи правду, что это за человек и что за место Ченлибель?

– Клянусь аллахом, что могу сказать тебе? Человек, как человек!

Махбуб-ханум была умной девушкой. Отец ее называл не иначе, как мазарат – всезнайкой. Редко, конечно, бывает, чтобы человек был умен и красив. Но Махбуб-ханум судьба наделила и умом и красотой. Родилась она, видно, в счастливый день. Красота ее была такова, что, казалось, сам творец рисовал ее всеми своими семидесятью двумя кистями и придал ей семьдесят два красочных оттенка. По уму и мудрости же она могла соперничать с Эфлатуном, [103]103
  Эфлатун —Платон.


[Закрыть]а при случае поспорить и с самим Логманом. [104]104
  Логман —легендарный восточный мудрец и врач.


[Закрыть]

Словом, Махбуб-ханум поняла, что ашуг прекрасно знает Кероглу, но предпочитает держать язык за зубами. И думает она про себя – а, все таки, почему же он не хочет говорить? И тут догадалась: «О! Да ведь я дочь паши! А Кероглу враждует с пашами и ханами. Наверное, поэтому ашуг так осторожен со мной».

Поднялась она с места, подошла совсем близко к Джунуну и сказала:

– Ашуг, ты говоришь, что знаешь Кероглу! Скажи, кто его жена?

– Да ведь это известно всему свету – Нигяр-ханум!

– Очень хорошо. А теперь отвечай, чья дочь Нигяр-ханум?

– Да и это известно всему свету она – дочь стамбульского султана.

– Чудесно. А теперь скажи, чья сестра Телли-ханум? Вопросы Махбуб-ханум так и сыпались на Джунуна. И он уже начинал тревожиться. «Посмотрим, – подумал он, – чем все это кончится», и сказал:

– Сестра эрзерумского Джефер-паши!

– А я дочь румского паши – Махбуб-ханум. Ты ответь мне, почему Телли-ханум или сама Нигяр-ханум отказались от богатства, роскоши, власти и ушли в Ченлибель? Всему свету известно, что их туда силой не тянули, они сами, по своей воле пошли в Ченлибель. Не так ли?

– А, Махбуб-ханум, понимаю. Теперь о чем хочешь спрашивай, отвечу. Я ашуг самого Кероглу, Джунун.

Рассмеялась Махбуб-ханум и сказала:

– Ашуг, ты умен! Теперь у меня к тебе два вопроса. Только ты должен ответить правду. Смотри – никакого обмана и лжи.

– Ханум, у нас, ашугов, не бывает на языке лжи. Задавай вопрос – получай ответ!

Махбуб-ханум прошла, села на свое место и спросила:

– Первый мой вопрос, – ответь ясно, что за человек Кероглу?

Прижал ашуг Джунун к груди свой саз и запел:

 
Он с мощным кличем на врага идет,
И кличем силу множит Кероглу.
Метнет рукою длинной шестопер —
Повергнуть гору может Кероглу.
 
 
Сто хитростей он держит про запас,
Врага бросает наземь всякий раз,
А если меч возьмет, прищурит глаз —
Любого уничтожит Кероглу.
 
 
Немало он с пашами вел боев.
Всегда он в битве и разит врагов.
Джунун поет: семь тысяч удальцов
За ним; им путь проложит Кероглу.
 

Песня была окончена. Махбуб-ханум сказала:

– Теперь ответь, что за место Ченлибель? Снова ашуг прижал саз и запел:

 
Ченлибель – простых людей становище.
Вот каков наш край, Махбуб-ханум.
Парни носят перья журавлиные, —
Вот каков наш край, Махбуб-ханум.
 
 
Там пути проходят караванные,
Скалы там ребристые и рваные,
Башни зорко смотрят в даль туманную, —
Вот каков наш край, Махбуб-ханум.
 
 
За горами он, от бурь спасаемый.
Самым видом гор врагов пугаем мы,
Для любых пашей недосягаемый —
 

Вот каков наш край, Махбуб-ханум.

Когда и эта песня была спета, Махбуб-ханум снова встала со своего места и подошла к ашугу Джунуну. Нагнулась она к самому уху его и сказала:

– Ашуг, отправишься отсюда прямо в Ченлибель, к Кероглу. Скажешь ему, что дочь румского паши Махбуб-ханум говорит, что у нее есть тайна, которую она может поведать только ему одному. Передать ее здесь нельзя никак, она может сообщить ее только там, в Ченлибеле. Понял? После того, как я открою эту тайну, оставаться мне здесь будет нельзя. Но пусть он поторопится, а не то многое потеряет.

Махбуб-ханум ударила в ладоши. Тотчас появилась та самая девушка, которая привела к ней Джунуна. Почтительно прижав руки к груди, она стояла в ожидании приказаний.

– Подать ашугу ужин, – сказала Махбуб-ханум. – А сами соберитесь, он споет нам, а мы послушаем. На эту ночь ашуг наш гость. Рано утром он едет в Стамбул.

Джунун понял, что все сказанное должно остаться в тайне.

Тут подали ужин. Махбуб-ханум на славу угостила Джунуна. Когда же он насытился, то прижал саз и, описывая круги по комнате, стал играть и петь. Он играл и пел до самой ночи. Но о Кероглу не упомянул ни словом.

Пир был окончен. Все легли спать. Когда наступило утро, встал ашуг Джунун, поел, попил и уже хотел уйти, как к нему вошла Махбуб-ханум. Джунун, улучив минуту, сказал ей:

– Махбуб-ханум, пройдет еще несколько дней и за тобой приедет наш посланный.

– Хорошо, – сказала Махбуб-ханум, – а откуда я узнаю, что он из Ченлибеля. Будет у него какой-нибудь знак или примета?

Подумал ашуг Джунун, подумал и сказал:

– Махбуб-ханум, приметой будет вот этот мой саз. После этого ашуг Джунун, встал, завязал потуже свои чарыхи и пустился в путь-дорогу, прямо в Ченлибель.

Сколько времени он шел, не знаю, наконец, под утро дошел до Ченлибеля.

Дозорный тотчас сообщил Кероглу, что идет ашуг Джунун. Кероглу пошел ему навстречу и с большим почетом провел к себе. Молва об этом разнеслась по всему Ченлибелю. В мгновение ока собрались все женщины и удальцы. Когда же ашуг перекусил и отдохнул с дороги, Кероглу спросил:

– Ну, ашуг Джунун, рассказывай где был, что видел, что слышал? Откуда идешь сейчас?

Ашуг Джунун ответил:

– Кероглу, ашуг о виденном не рассказывает простыми словами. Если разрешишь, расскажу под саз.

– Разрешаю, рассказывай!

Прижал Джунун к груди трехструнный саз и запел:

 
Я шел и вдруг в пути мне встретилась
Махбуб-ханум, Махбуб-ханум.
И завладела сразу мыслями
Махбуб-ханум, Махбуб-ханум.
 
 
Ах, брови будто нарисованы,
Откуда знает столько слов она?
Все муки мира адресованы
Махбуб-ханум, Махбуб-ханум.
 
 
Всю жизнь готов ходить я около.
Она стройней и краше сокола.
Закрыли кудри грудь высокую
Махбуб-ханум, Махбуб-ханум.
 
 
Над дальним домом сердце кружится
И от любви горит, недужится.
Ей сорок девушек – прислужницы,
Махбуб-ханум, Махбуб-ханум.
 
 
Джунун за все простит строптивую,
Лишь красоту бы видеть дивную.
Пошел бы в Рум я за любимою
Махбуб-ханум, Махбуб-ханум.
 

Так под саз и без него ашуг Передал Кероглу поручение Махбуб-ханум. Вскочил с места Кероглу и приказал:

– Оседлать коня, еду!

Тотчас Дели-Мехтер оседлал Гырата и подвел к Кероглу. Тот распрощался с удальцами и женщинами. Сказал, что надо было сказать, поручил, что следовало поручить, и уже вложил было ногу в стремя, как Нигяр-ханум схватила коня за поводья и сказала:

– Кероглу, можно ли верить этой девушке? Что-то меня одолевают сомнения. Помнишь плешивого Хамзу? Откажись от этой поездки! Пусть отправится кто-нибудь из удальцов. Коли правду она говорила, то сама придет и сообщит тебе здесь все, что хочет.

Хотел было Кероглу настоять на своем, но удальцы в один голос вторили Нигяр-ханум. После поездки в Тогат Кероглу не решался пренебрегать советами удальцов и женщин. Сошел он с коня. Дели-Мехтер тотчас снял с Гырата седло и повел его в конюшню. Кероглу уселся. Когда все снова заняли свои места, обратился он к удальцам:

– Ладно, кто же тогда поедет?

Не успел Кероглу сказать это, как поднялся Белли-Ахмед:

– Разреши отправиться мне. Я знаю Рум.

– Что ж, поезжай, но помни, дорога дальняя. Не всякий конь довезет тебя туда. Садись на Дурата.

Белли-Ахмед поспешил в конюшню. Оседлал он Дурата и вывел. Распрощался с Кероглу, с женщинами и удальцами, но когда он хотел вскочить на коня, ашуг Джунун окликнул его:

– Возьми этот саз и повесь через плечо. Мы условились с Махбуб-ханум. Она по этому сазу узнает тебя.

Белли-Ахмед повесил саз через плечо, вскочил на коня и поехал. Перевалил он через горы, промчался сквозь леса, как вихрь пролетел над полями, как молния сверкнул над долами, мчался как могучий поток. Что ни день, то новый привал, что ни ночь, то остановка и, наконец, через много дней доехал до Рума.

Оставим Белли-Ахмеда с сазом через плечо ехать на Дурате по городу, и расскажем вам, о ком? О Махбуб-ханум.

Проводив ашуга Джунуна, она некоторое время спокойно ждала. Потом как-то раз позвала всех своих девушек и сказала:

– Девушки, что-то скучно мне очень. Где вы ни услышите или ни увидите ашуга с сазом, приведите его ко мне, пусть споет и немного рассеет нашу скуку.

А девушкам только того и надо было. Они молили аллаха, чтоб Махбуб-ханум приказала позвать музыкантов или ашугов, и они повеселились бы. И вот все они обратились в зрение и в слух. Втихомолку даже установили – кому, когда и где высматривать ашугов.

Как-то раз та самая прислужница, что приводила ашуга Джунуна к Махбуб-ханум, стояла в башенной беседке, и вдруг увидела: какой-то ашуг с сазом за плечами, пристально вглядываясь в дома, едет с другого конца улицы. Но ашуг этот был на коне и такой здоровенный! Бросилась она к Махбуб-ханум и сказала:

– Ханум, ханум, ашуг! Бегу его звать!

Хотела Махбуб-ханум спросить, что за ашуг, каков собой, какое там, – прислужницы давно и след простыл.

Словом, прислужница, запыхавшись, преградила дорогу Белли-Ахмеду и сказала:

– Ашуг, дочь румского паши Махбуб-ханум, приглашает тебя, хочет, чтоб ты поиграл и спел немного.

– Повинуюсь, – отозвался Белли-Ахмед и сошел с коня.

Девушка впереди, Белли-Ахмед следом, вошли они во двор.

Привязали лошадь в конюшне, задали ей корм, напоили. Потом поднялись наверх, к Махбуб-ханум. Посмотрел Белли-Ахмед на Махбуб-ханум взглядом ценителя. И впрямь это Махбуб-ханум! [105]105
  Махбуб —возлюбленная, любимая.


[Закрыть]Мир праху отца того, кто дал ей это имя. Как ни расписывал ее ашуг Джунун, а она в тысячу раз лучше того.

– Салам-алейкум, ханум! – сказал он.

– Алейкум-салам, ашуг! – ответила Махбуб-ханум. – Садись! Поиграй, спой немного, а мы послушаем.

– Слушаюсь, ханум! Ах, что бы мне такое сыграть, чтобы вы меня послушали?

Смотрит Махбуб-ханум, Белли-Ахмед очень красив собою, и ей захотелось подшутить над ним.

– Но ашуг, не каждого певца можно слушать. А может твоя игра и пение совсем не понравятся нам!

– Нет, ханум, – ответил Белли-Ахмед, – если бы не умел я петь, не стал бы напрашиваться. И мой саз и мои песни понравятся вам.

И Белли-Ахмед вынул из шелкового чехла саз. Видит Махбуб-ханум, это саз ашуга Джунуна. Уселась она поудобнее и сказала:

– Ашуг, твой саз очень хорош. Пой, посмотрим, таковы ли и твои песни.

– Песни окажутся еще лучше, чем саз, – ответил Белли-Ахмед, – слушай же!

Прижал Белли-Ахмед саз к груди и начал:

 
Прильнувши к Дурату, по трудным путям
Я в Рум отдаленный летел с Ченлибеля.
Горят нарукавники из серебра,
Я, в сталь облаченный, летел с Ченлибеля.
 
 
Я горы объехал, заглядывал в сад —
Айвы не коснулся моей листопад.
К красавице румской примчался Дурат,
С главою склоненной летел с Ченлибеля.
 
 
Ведет Кероглу удальцов за собой.
И ради него начинаю я бой.
Махбуб, твое имя мне стало судьбой,
С мечтою бессонной летел с Ченлибеля. [106]106
  Эту гошму в другом варианте «Кероглу» (ашуг Гуммет) поет Кероглу. Между указанным вариантом и рассказом, приводимым в настоящем сборнике, имеется существенное различие. В варианте ашуга Гуммета за Махбуб-ханум едет в Рум сам Кероглу, а освобождает его Белли-Ахмед. В настоящем варианте в Рум едет Белли-Ахмед и на выручку ему приходят Танрытанымаз и Тыпдагыдан. Таким образом, гошмы, приписываемые Белли-Ахмеду, в варианте ашуга Гуммета приписываются Кероглу, а гошмы, которые поют Танрытанымаз и Тыпдагыдан, в первом варианте поет Белли-Ахмед.
  Большинство ашугов рассказывают о том, что у Кероглу было четыре коня: Гырат, Дурат, Арабат и Агджа-Гузу. О первых трех конях между ашугами нет разногласия, а об Агджа-Гузу мнения расходятся. Некоторые ашуги приписывают имя одной из женщин Ченлибеля, другие же настаивают на том, что так звался один из удальцов Кероглу. В 1935 г. в селении Гоби (близ Баку) Джалилом Мурадоглу был записан рассказ об Агджа-Гузу. В нем Агджа-Гузу – сын врага Кероглу Хасан-паши. Рассказ по своему стилю резко отличается от эпоса «Кероглу». Поэтому он не включен в настоящее издание в качестве самостоятельной главы. Мы излагаем его вкратце, так как он свидетельствует об интересной эволюции образа Кероглу в устном народном творчестве.
  В этом рассказе Агджа-Гузу и Перизад-ханум, дочь его дяди Джефер-паши, обручены еще с младенчества.
  Перизад-ханум очень красивая и образованная девушка. Особенно гордится она хорошим знанием молитвы «Исми-азем» («Великое имя»). Перизад-ханум решила: «Я не стану женой Агджа-Гузу. Я такая ученая, такая красивая, буду услаждать себя „Исми-аземом“».
  Однажды в школе она предложила Агджа-Гузу:
  – Ами-оглу (сын дяди по отцу), давай выйдем погулять.
  Вышли. Перизад-ханум в глубоком ущелье сказала Агджа-Гузу:
  – Ами-оглу, покажи здесь все, чему ты научился. А что знал Агджа-Гузу, что мог он показать? Перизад-ханум сказала:
  – Теперь ты подожди и посмотри, кто сюда придет. Она прочла «Исми-азем».
  Собрались все хищники.
  – Ами-оглу, – сказала Перизад-ханум, – лучше я уйду с этими хищными зверями и буду бродить по миру, чем выйду за тебя. Один раз в год навещу Стамбул и снова уйду.
  И тут львиная шкура обвила шею Перизад-ханум, она превратилась в льва, зарычала и ушла.
  Агджа-Гузу, увидев это превращение Перизад-ханум, потерял сознание. Три дня не приходил он в себя. Взглянул на него святой Али и крикнул, держа в руках чашу вина:
  – Агджа-Гузу, не печалься! Она достанется тебе. Куда бы ни пошла Перизад-ханум, она достанется тебе. Выпей это вино! Я отдаю тебе свои силы.
  Агджа-Гузу выпил вино и, обернувшись, увидел, что святой Али уже исчез. Опечаленный, вернулся он в город и узнал, что Джефер-паша и Хасан-паша очень тревожатся за своих детей. Дядя его спросил:
  – Сынок, где Перизад-ханум? Где вы были в эти дни?
  – Ами-гызы (дочь дяди по отцу) мне сказала так и так, – ответил Агджа-Гузу, – а сама превратилась в льва и ушла вместе с хищниками. Теперь я тоже должен идти.
  Отец его долго плакал, молил и просил не уходить.
  – Нет, я должен идти, – твердил Агджа-Гузу.
  Отец обещал ему все свои сокровища:
  – Все даю тебе, не уходи.
  – Нет, я должен идти, – повторял Агджа-Гузу. Агджа-Гузу все богатство свое превратил в деньги, навьючил все свое состояние на верблюдов и сказал:
  – Я пойду к Кероглу за помощью. Он найдет мне Перизад-ханум, где бы она ни была.
  Попрощался, вышел из Стамбула, приехал в Ченлибель. Была пятница. Кероглу один караулил в Дашгале. Увидав, что из Стамбула пришел маленький караван, Кероглу пошел ему навстречу. На верблюде сидел юноша.
  «Не стану я пачкать из-за него свой меч кровью, – подумал Кероглу. – Закричу разок, и он от страха очумеет. Верблюдов я возьму себе. А его жалко. Не буду убивать этого юношу».
  Кероглу издал свой клич и пошел к Агджа-Гузу. Тот даже не вздрогнул. Кероглу удивился. «Может быть, этот юноша глухой?» Когда Кероглу произнес это, Агджа-Гузу вынул ногу из стремени и промолвил:
  – Я не глухой. Просто я не боюсь тебя.
  Кероглу был поражен, что юноша оказался таким смельчаком. Обратился он к нему с четверостишием и тот ответил ему тем же. Кероглу угрожал Агджа-Гузу, но тот держался храбро.
  Пришлось было обоим храбрецам вступить в бой. Но Кероглу совсем не хотел драться, и он решил открыть свое имя. Может быть, думал он, юноша меня не знает и потому не боится. И Кероглу пропел гошму, в которой назвал себя.
  – Кероглу, тебя-то я и искал, – сказал Агджа-Гузу. – Из Стамбула я прямо к тебе пришел.
  Кероглу спросил:
  – Агджа-Гузу, скажи, зачем ты приехал?
  – У меня есть возлюбленная, – ответил Агджа-Гузу. – Ее зовут Перизад-ханум. Вместе со львами удалилась она в эти горы. Пришел я к тебе за помощью.
  – Это в моей власти. Раз ты пришел ко мне за помощью, где бы ни была твоя возлюбленная – на земле или на небе, – я, клянусь своим добрым именем, найду ее, чтобы ты достиг желанного.
  Кероглу привел Агджа-Гузу в Ченлибель и в песне велел Дели-Гасану созвать всех, кто готов отдать свою жизнь за друга.
  Пришли только трое: Дели-Эйваз, Демирчиоглу и Алайпозан. Остальные не явились. Кероглу с тремя удальцами отправился в горы искать Перизад-ханум.
  Перизад-ханум увидела, что едут четверо мужчин, словно ангелы смерти, и подумала:
  «Как они попали сюда? Сюда ведь не может входить человек. Сейчас я раскину перед ними бахчу. Если это действительно, люди, они соблазнятся. Если же они божьи ангелы, то не соблазнятся».
  Прочитав коротко «Исми-азем», она раскинула на склоне гор бахчу. Кероглу увидел арбузы и сказал:
  – Эй, Гасан, что это за дыни и арбузы в этих горах? Что это за место? Слезь, поедим эти дыни и арбузы.
  Слезли с коней. Какой арбуз ни разрезали, все были горьки, как яд. Поднялись, сели на коней, сказав: «Это Перизад-ханум своим колдовством сделала их горькими».
  Увидели, что где-то вьется тонкий дым. Кероглу крикнул:
  – Эй, Перизад-ханум!
  Из какого-то укромного места выползла как змея Перизад-ханум и в человечьем облике показалась Кероглу.
  – Сойди с коня, я посмотрю, кто ты, – сказала она.
  – Там, откуда ты вышла, не поместится даже моя рука, – ответил Кероглу. – Куда мне сойти? У тебя нет дома. Где ты меня примешь?
  Перизад-ханум прочла «Исми-азем» и на склоне торы вырос семиэтажный дом.
  – Пожалуйста, вот тебе и дом, – сказала она. Потом, идя впереди, проводила туда Кероглу и его спутников, ловко привязала их лошадей, вышла со словами «Добро пожаловать» и сказала Кероглу:
  – Ты, кажется, ашуг? Воспой меня на вершине этих гор!
  Кероглу поет гошму, где возвеличивает Перизад-ханум, а та говорит:
  – Ашуг, как тебе не стыдно! Пой так, чтобы не было ни слова «возлюбленная», ни слова «грудь». Выбирай мужественные слова.
  Кероглу отвечает ей четверостишием, где слов этих нет.
  – Ну вот, так и пой, – одобрила Перизад-ханум.
  Кероглу поет ей в песне, что на высоких горах виднеются снега, а перед его смущенным взором – прекрасноокая возлюбленная.
  Перизад-ханум рассердилась и ответила в песне, что может ужалить его, как змея.
  Кероглу возразил ей песней, где снова употребил слово «возлюбленная». Перизад-ханум опять упрекнула его за это.
  Кероглу увидел, что стены дома сжались, и пропел четверостишие о том, что ему здесь тесно, как в могиле.
  Перизад-ханум рассердилась:
  – Если ты еще раз произнесешь слово «возлюбленная», я испепелю вас всех.
  Кероглу опять отвечает ей песней со словом «возлюбленная».
  Перизад-ханум убедилась, что этот человек не знает страха, все твердит свое и, разгневавшись, сказала:
  – Кто ты такой? Зачем пришел сюда? Говори, не то сейчас вас всех уничтожу.
  – Перизад-ханум, – ответил Кероглу, – если ты опять будешь угрожать, то от нас ничего другого не услышишь. Оставь свои угрозы, тогда скажу, кто я и зачем пришел.
  – Говори!
  Кероглу поет гошму, в которой говорится, что он, Кероглу, пришел за Перизад-ханум, и потом сказал ей:
  – Перизад-ханум, я – Кероглу, пришел за тобой, чтобы увезти тебя к Агджа-Гузу.
  Перизад-ханум, узнав, что перед ней Кероглу, устыдилась своих поступков и сказала:
  – Кероглу, раз пришел ты, то я пойду. Но Агджа-Гузу трус. За него я не выйду.
  – Да что ты, – ответил Кероглу, – какой он трус?! Агджа-Гузу захватил Ченлибель, сделал меня своим рабом и послал за тобой в горы.
  – Ну, раз он стал таким храбрым, – сказала Перизад-ханум, – и послал тебя ко мне с просьбой, едем.
  Кероглу посадил Перизад-ханум на коня Демирчиоглу, который держал его за узду. Перизад-ханум привезли в Ченлибель. Там семь дней и семь ночей праздновали свадьбу Перизад-ханум и Агджа-Гузу.
  Агджа-Гузу встал, поцеловал руку Кероглу и сказал:
  – Кероглу, пока я жив, буду слугой твоим.
  – А ты говорил, что он сделал тебя своим рабом, – воскликнула Перизад-ханум. – Что это значит? Теперь он твой слуга?
  – Перизад-ханум, – засмеялся в ответ Кероглу, – ты нас хотела победить колдовством, а мы тебя хитростью.
  Агджа-Гузу и Перизад-ханум остались у Кероглу в Ченлибеле и стали его удальцами.


[Закрыть]
 

У Махбуб-ханум была двоюродная сестра Ширин-ханум. Она ни в чем не уступала ей, была даже чуточку умнее и очень любила Махбуб-ханум. Видит Ширин-ханум; что слова ашуга показались девушкам подозрительными, они стали перешептываться, перемигиваться, и обернулась она скорей к ним:

– Вот, девушки, каким бывает настоящий ашуг! Как ловко угадал он имя сестры. И даже узнал, что она дочь румского паши.

Из слов Ширин-ханум смекнул Белли-Ахмед, что поступил опрометчиво. Взял он саз, прижал к груди и начал петь и играть все, что знал, что слышал от ашугов. Пока он играл и пел, наступила полночь. Наконец, Махбуб-ханум сказала:

– Ну, ашуг, хватит! Ты устал. Девушки, постелите ашугу, пусть он ложится. И сами идите спать.

Потом обернулась к Ширин-ханум:

– Пойдем, сестрица, спать!

Все встали и разошлись. Когда кругом все утихло, Махбуб-ханум осторожно приоткрыла дверь, вошла в комнату Белли-Ахмеда и сказала:

– Я знаю, откуда ты идешь. Только скажи, кто ты? Кероглу?

Белли-Ахмед рассмеялся и ответил:

– Что ты, ханум, что я перед Кероглу! Да я и ногтя его не стою. Меня зовут Белли-Ахмед. И я один из самых никчемных удальцов Кероглу.

Посмотрела Махбуб-ханум на Белли-Ахмеда, на весь его вид, на осанку, на могучие плечи и ручищи, и подумала: «Нет, он говорит неправду. Вовсе он не никчемный, а видно, один из самых славных удальцов Кероглу».

Повернулась она еще раз и окинула Белли-Ахмеда взглядом ценителя. Видит, хоть он с виду и неотесан, грубоват, но хорош собой и стоит тысячи юношей знатного рода, всех этих бекских и ханских сынков. Однако нарочно, чтобы подразнить его, сказала:

– Что плохого сделала я Кероглу, что он прислал за мной одного из самых никчемных удальцов? Неужто он не мог прислать кого-нибудь получше?

Белли-Ахмед ответил:

– Ханум, это кто в каком проводнике нуждается. За жалкими, несчастными, беспомощными Кероглу всегда едет сам или же посылает самых удалых своих игидов. Но ашуг Джунун так расписал, так расхвалил твой ум, твою красоту, что Кероглу решил, что такой девушке нужен только человек, который указал бы ей дорогу. В остальном можно на нее положиться.

Видит Махбуб-ханум, нет, Белли-Ахмед за словом в карман не полезет, находчив он и умен. Тут брови ее вдруг сдвинулись, но как сдвинулись? Клянусь аллахом, как будто две змеи подняли хвосты и улеглись над черными глазами. Белли-Ахмед чуть совсем не потерял голову.

Махбуб-ханум сказала:

– Ну, вставай, приготовь коня, поедем, ночь уже на исходе.

– Нет, ханум! – ответил Белли-Ахмед. – Играя нынче на сазе, я сломал гриф и отвезти его таким не могу. Ашуг Джунун изругает меня. Должен я утром разыскать мастера и починить саз. Бог даст, завтра ночью выедем.

Сколько ни уговаривала его Махбуб-ханум, Белли-Ахмед стоял на своем. Видит Махбуб-ханум, нет, упрямец этот не отступится от сказанного и, наконец, волей-неволей согласилась с ним и прошла в свою комнату.

А Белли-Ахмеда до того растомило от усталости, что только лег он в постель, заснул и смотрит уже утро! Он проворно поднялся, задал коню корм, напоил его, затем взял саз и пошел на базар. Долго он ходил, коротко ли, наконец, на самом краю базара нашел нужную ему мастерскую, где умельцы делали и чинили сазы. Поздоровавшись с мастером, протянул он ему саз:

– Уста, [107]107
  Уста —мастер.


[Закрыть]прошу тебя, почини его поскорей, мне надо ехать.

Мастер даже не поднял головы, а только проронил:

– Сегодня у меня и без того много дела. Приходи завтра!

– Уста, – ответил Белли-Ахмед, – сказал ведь я тебе, что мне надо ехать. Как это, приходи завтра?!

– А мне что до того, что ты должен ехать? – ответил мастер.

– Ну и поздравляю, что едешь. Сказал, нет у меня сегодня времени – и все!

Белли-Ахмед ответил:

 
С Ченлибеля я к тебе приехал
Мастер, мастер, почини мне саз.
Он сломался, я без рук остался.
Мастер, мастер, почини мне саз.
 

Уста сказал:

– Послушай, какой ты бестолковый. Сказал ведь я, что сегодня починить не могу.

Белли-Ахмед стал просить:

 
Словно в море, в горе опустился,
Пожелтел, в айву я превратился,
Лучше б умер раньше, чем родился.
Мастер, мастер, почини мне саз.
 

Мастер совсем обозлился:

– Ашуг, к чорту все твои стенания, к дьяволу твои вздохи! Если ты сетуешь, возьми да и удавись.

Тут вмешался подмастерье.

– Послушай, мастер, человек должен ехать. Возьми и исправь.

Мастер шлепнул его по губам и крикнул:

– Замолчи, подкидыш? При старших младшие молчат.

Белли-Ахмед ответил:

 
С Ченлибеля войско вышло утром…
Пред учеником склоняюсь мудрым.
Саз украсьте мелким перламутром,
Мастер, мастер, почини мне саз.
 

Мастер все отказывался и ругался. Видит Белли-Ахмед, что мастер не собирается чинить саз, но все-таки попросил еще раз:

 
Я Белли-Ахмед, я из Курдиджа,
Щедро заплачу я, подойди же.
Почему согласья я не вижу?
Сын гяура, почини мне саз.
 
 
Кероглу – вожак наш непреклонный,
От него дрожат дворцы и троны.
Саз возьми – и я тебя не трону,
Мастер, мастер, почини мне саз.
 

– Что ты сказал, – воскликнул мастер. – Кероглу?! Сейчас же вон отсюда! Только этого не хватало, чтобы имя каждого проходимца, разбойника произносилось в моей мастерской. Говорю тебе убирайся вон. А то я сейчас же пойду к паше, скажу ему, и шкуру твою набьют соломой.