Текст книги "Афганские сказки и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Муса-джан и Вали-джан

Складно ты говоришь!

Жил в старое время один падишах, звали его Сухейли, Было у него сорок жен.

А еще жили в те времена два брата. Одного из них звали Фируз, другого – Науруз. У Фируза было семь дочерей, а у Науруза было семь сыновей. Оба брата занимались торговлей и были очень богатыми людьми, денег и добра у них много было.

Однажды Фируз и Науруз отправились торговать. А жены их были в ту пору беременны. Дорогой оба брата разговорились: «Если бог даст одному из нас сына, а другому – дочь, то мы их поженим!»

Ладно, оставим пока братьев!

На другой день падишах Сухейли поднялся на крышу своего дворца, взял подзорную трубу и стал глядеть по сторонам. Все в руках бога! Нежданно-негаданно взор его упал на дом Фируза. А у Фируза одна дочь была такая красавица, что цветы ей завидовали. Воду пьет – видно, как вода течет по горлышку, губки тонки, глаза большие, будто черные миндалины, лицо белое. Ну, что тут говорить! В этот день она сидела на крыше дома, косы распустила, волосы причесывала. Среди сестер она была самой младшей, звали ее Бабый. Как увидел ее Сухейли, тут же влюбился: ничего с собой сделать не может. Заметил он тот дом и улицу, спустился с крыши и сейчас же послал слуг, приказал им:

– Разузнайте, чей это дом, чья это дочь. Кто она?

Слуги все разузнали и вернулись к падишаху.

– Эта женщина – дочь Фируза,– доложили они. Сухейли тут же послал в тот дом сватов. Они пошли к Фи-

рузу, начали стучать в дверь его дома. Их спрашивают:

– Кто вы?

– Мы – сваты падишаха. Падишах влюбился в Бабый и просит ее у вас в жены.

Рассказали сваты все, что случилось. Женщины из дома ответили:

– У нас в доме нет мужчин. И отец девушки уехал торговать. Придется вам подождать, пока отец вернется.

Сваты вернулись, доложили падишаху. Падишах не стал прибегать к силе, оставил девушку в покое, хотя весь горел от нетерпения. Он считал недостойным захватить Бабый силой.

Ладно! Спустя некоторое время Фируз и Науруз вернулись домой. Сухейли узнал об этом и тут же потребовал к себе Фируза. Долго они говорили о том, о сем, и, наконец, падишах сказал:

– Отдай мне в жены свою младшую дочь, Бабый. Фируз ему на это ответил:

– Погляди – кто ты и кто я? Я – бедняк, ты – падишах. Что меж нами общего? Нет, не дам ее тебе!

Сухейли долго просил, а Фируз все упрямился. Наконец Сухейли сказал:

– Хорошо. Если не отдашь ее добром, я тебя убью, а дочь твою уведу насильно!

Фируз подумал: «А ведь это правда. Нельзя тягаться с падишахом! Он и впрямь и меня убьет, и дочь уведет». Ему ничего не оставалось как согласиться и он сказал:

– Хорошо. Отдам ее тебе.

На другой день Сухейли опять прислал сватов. Ему отдали Бабый, устроили богатую свадьбу.

Ну, какая свадьба ни была, да прошла! Падишах щедро одарил Фируза, тот обрадовался, а Бабый привели во дворец. Сухейли выделил ее среди остальных сорока жен, так он ее любил и уважал. Бабый тоже старалась быть примерной женой. Только падишах домой вернется, а Бабый уже тут как тут: платком лицо ему оботрет, обувь почистит.

Ну, оставим их пока здесь, пусть живут да радуются!

Науруз и Фируз снова отправились торговать. Когда они вернулись из чужой стороны, то привезли с собой большие деньги. Тем временем срок беременности их жен достиг девяти месяцев, девяти дней и девяти часов. И вот снова у Фируза родилась дочь, а у Науруза – сын. Фируз назвал дочь Гульмакый, а Науруз дал имя сыну – Муса-джан. И тут же они помолвили Гульмакый и Муса-джана.

Ладно! Время идет своим чередом. Прошло лет одиннадцать-двенадцать. Гульмакый и Муса-джан с детских лет полюбили друг друга, так что часу не могли прожить друг без друга. Одно их успокаивало, что они помолвлены по закону и не сегодня-завтра сыграют их свадьбу.

Все в руках бога! Этот Фируз умер, а сыновей у него не было, и вот мать Муса-джана сказала Наурузу:

– Пойди, приведи от них сегодня эту девочку. А то как бы завтра не случилось чего дурного.

Науруз пришел в дом Гульмакый и сказал:

– Отдайте нам нашу невестку. Ведь отец Гульмакый еще в раннем детстве отдал ее моему сыну! Фируз завещал так.

Но сестры и мать Гульмакый ему в ответ говорят:

– Нет! Слово мертвого с ним в могилу ушло. Если вы дадите полностью вальвар *, то мы согласны. А нет – то и говорить нам с вами не о чем.

Семье Науруза пришлось согласиться. Часть вальвара они уплатили, а часть осталась за ними. Родные Гульмакый поставили условие: «Когда получим полностью вальвар, устроим свадьбу».

Все братья Муса-джана стали заниматься торговлей, один он Ничего не делал, палец о палец не ударит. Тут и Науруз умер. Начались у Муса-джана с братьями раздоры, и вот он им говорит:

– Выделите мне мою часть.

Братья подумали: «Ведь Муса-джан самый младший из нас, совсем еще мальчик. Не дай бог, натворит завтра что-нибудь, и все мы от этого будем страдать». Поэтому они сказали ему:

– Хорошо. Мы дадим тебе твою часть.

Так они и сделали, и Муса-джан отделился от них. В сердце у него все сильнее разгоралась любовь к Гульмакый, но из гордости, которой известны пуштуны *, он молчал. Муса-джан был очень хорош собою, а еще был он человеком щедрым. Каждый вечер у него в доме музыка, гости. А братья ему ничего не говорят, не останавливают. И вот за короткий срок Муса-джан пустил по ветру все, что скопил его отец.

Однажды мать Муса-джана сказала сыну:

– Иди за невестой, пора тебе жениться.

Пришел он к родне Гульмакый, а они ему говорят:

– Пойди принеси оставшиеся деньги.

А денег-то у него уже нет. Невесту ему не отдают. Муса-джан не решился поступить с ними грубо, он считал недостойным силой захватить у женщин Гульмакый. «Падишах Сухейли их зять,-говорил он себе,– я же один. Лучше будет, если я совсем исчезну отсюда». И он отправился в путь.

Вот уже остались позади родные дороги, и оказался Муса-джан в другой стране. Он очень проголодался. Видит около стен одной крепости несколько человек игрой заняты. Подошел Муса-джан, поздоровался. И они с ним поздоровались, только видит Муса-джан, им до него дела нет. Муса-джан говорит:

– Ребята! Нет ли здесь поденной работы?

Те поглядели на него, и он показался им принцем, потому что лицом был красив, а телом строен. Они подумали: «Разве может этот человек работать поденщиком?» И сказали ему:

– Нет, ты не сможешь работать, мы тебя не возьмем.

Ладно! Гордость не дала Муса-джану настаивать, он промолчал и отправился дальше. И вот, голодный и изнемогающий от жажды, достиг он другой крепости. Опять ему встретились люди, и опять он сказал им:

– Я ищу поденной работы.

Те подумали: «Ведь у нас нет пастуха. Возьмем его пасти коров». И они сказали ему:

– Если ты можешь пасти коров, мы с готовностью тебя наймем. Наш пастух ушел.

Муса-джан согласился. И тогда селяне привели стадо и стал Муса-джан его пасти. Каждый день гонит он стадо все на луг, а вечером собирает по домам хлеб за работу. Но он все время грустил и жизнь ему была не в радость.

Как-то раз он пригнал стадо на другой луг. Глядит – а на лугу стоит соломенный шалаш, в шалаше сидит маланг *, а на стене висит рабаб *. Муса-джан подошел, поздоровался. Маланг ответил ему, а потом спрашивает:

– Ты откуда, парень? Тот в ответ:

– Я новый пастух этой деревни. На душе у меня тяжело. Сыграй мне что-нибудь на рабабе!

Маланг взял в руки рабаб, настроил его и так заиграл, что только диву даешься! Муса-джан подружился с тем малангом.

Каждый день Муса-джан стал пригонять скотину на тот. луг, он пасет стадо, а маланг играет на рабабе. Наконец и сам Муса-джан научился играть. Так и проходило у них время. Ну, а сейчас оставим их там!

Жил один человек по имени Вали-джан. Был у Вали-джана клочок земли, а еще была у него тяжба из-за этой земли с одним человеком. Дошел спор до Сухейли. Человек тот был богатый, раздавал взятки налево и направо, поэтому Сухейли вынес решение в его пользу, хотя отлично знал, что прав-то Вали-джан.

Вали-джан очень расстроился и сказал:

– Ну, ладно! Буду ждать своего часа! – и пошел домой.

А во дворце у всех жен Сухейли плохое настроение. Падишах на них и не глядит, только с Бабый время проводит. Посоветовались жены между собой: «Давайте наведем порядок!» И порешили они отделаться от Бабый. Стали они ей говорить:

– Вот уже сколько времени ты сидишь, словно пленница, в четырех стенах. Похудела ты, побледнела.

Вздохнула Бабый, спросила:

– Что же мне делать? А они ей:

– Спроси у падишаха разрешения! Сейчас весна, воздух чистый, цветы распустились, степь зеленеет. Пойдем все вместе на прогулку. Ради тебя и нас отпустят.

Бабый спрашивает:

– А как мне попросить об этом падишаха? А жены падишаха в ответ:

– Сделай вот как: сегодня, когда Сухейли вернется из дар-бара *, ты не обращай на него внимания, навстречу не вставай, не здоровайся с ним. Повернись к нему спиной, нахмурься. Тогда он сам тебя спросит, почему ты сидишь такая сердитая. А ты скажешь, что, мол, сейчас весна, воздух чистый, цветы расцвели, соловьи поют, в зеленых садах журчит вода и цветут розы. Ты сам постоянно отлучаешься, развлекаешься, гуляешь, а мы, бедняжки, словно несчастные пленницы, всю жизнь сидим взаперти в четырех стенах. Ничего-то мы не видим! А ты даже не пожалеешь нас, бедняжек. А ведь и у нас сердце есть, как и у вас, есть чувства и желания. Если же он разрешит тебе погулять, ты его попроси отпустить и остальных, чтобы провели вместе с тобой время!

Бабый согласилась, сказала «Хорошо!»

В тот день падишах, как всегда, ушел утром, а к концу дня вернулся из дарбара. Бабый на него и не глядит. Не поздоровалась, сидит у двери, к нему спиной повернулась.

Падишах очень рассердился, почему это сегодня никто его не приветствует? Спрашивает он Бабый:

– Или кто с тобой поссорился? Или ругал тебя? Почему ты сидишь такая сердитая и печальная?

А она ему в ответ:

– Как же мне не сидеть печальной? Сейчас весна, погода хорошая…

И она сказала ему все, как было договорено. У падишаха отлегло от сердца, и он воскликнул:

– Помилуй бог! Разве я могу тебя огорчить? Хоть тысячу раз иди на прогулку!

Ладно, Бабый попросила у падишаха разрешения и для остальных сорока жен!

Утром падишах заранее собрал евнухов. В степи у подножия гор они разбили палатки, а сами встали на страже, чтобы никто не проник сюда. Сорок жен падишаха и Бабый приехали в степь, вошли в палатки, сбросили чадры, расселись, принялись веселиться и играть в разные игры.

А тот Вали-джан, которого Сухейли несправедливо осудил в тяжбе из-за земли, выехал на охоту. Скачет Вали-джан за джейраном, а джейран скачет к палаткам, в которых отдыхают жены падишаха. Вали-джан погоняет коня, а тут евнухи навстречу, не пускают его: «В эту сторону не езди. Здесь гарем Сухейли, и никому нельзя сюда!»

Услыхал это Вали-джан, обрадовался благоприятному случаю, который бог ему посылает. Ладно, он еще сильнее пришпорил своего коня, силой прорвался через евнухов и помчался прямо к палаткам. У шахских жен лица открыты! Остановился Вали-джан прямо перед ними, и они тоже застыли на месте. Разглядел Вали-джан их всех и Бабый понравилась ему больше других: ведь она была самой красивой. Он направил к ней коня, выхватил саблю и приказал Бабый:

– А ну-ка садись быстрей на коня! А не то тут же отрублю тебе голову.

Бабый быстро села у него за спиной. И пока евнухи зады от земли отрывали, Вали-джан умчал Бабый!

Евнухи подумали: «Он умыкнул самую любимую жену Сухейли. Когда мы вернемся, падишах никого из нас не оставит в живых». И они разбежались кто куда.

Жены, хотя и обрадовались несказанно, что избавились от Бабый, все же боялись Сухейли. Ведь он спросит: «Убили вы Бабый или спрятали куда?» «Что мы ему ответим?»-ломали они голову. Но в конце концов ведь они были женщины, а женщины знают столько уловок! И они придумали такую хитрость: «Придем мы домой и заплачем все, как одна. Когда войдет падишах, то спросит, почему мы плачем. А мы скажем: „Жаль! Жалко твоей доброты и стыдно бесстыдства Бабый! Когда мы утром ехали в степь, она, видно, заранее договорилась с одним парнем. Верно, еще раньше была меж ними связь. Только мы занялись играми, как мимо евнухов, оттеснив их силой, промчался на коне парень с обнаженной саблей в руках. Он подскакал к нам и тут же посадил ее за спину. И она поехала с ним, да еще ругала тебя при этом. Нам она тоже говорила такие слова, что повторить стыдно"».

Вот так они и придумали. К вечеру женщины вернулись в крепость, а там никого нет. Сухейли тоже скучно было. Сидит он в дарбаре и говорит себе: «Дома никого нет. Что мне там делать, зачем пойду туда?» Все же к концу дня пошел домой. Глядит – а жены его все плачут, как дети: одна здесь причитает, другая там рыдает. Сухейли огляделся по сторонам – Бабый нет. Он спросил:

– Почему вы плачете? Где Бабый?

А жены ему стали рассказывать, как задумали, что, мол, был у нее друг. Так, мол, и так… Евнухи от страха убежали, а Бабый сбежала.

Сухейли очень расстроился, сердце у него заболело, но он ничего не сказал. Пошел, лег, но так и не уснул до утра. Ворочается с боку на бок, мучают его мысли: «Моя красавица жена беягала, и я опозорен».

Утром пришел падишах в дарбар, а на нем лица нет. Слуги спросили:

– Саиб! Почему ты расстроен? Что с тобой приключилось?

Сухейли рассказал все и воскликнул:

– Бабый пропала! Один слуга сказал ему:

– Это горе небольшое, не печалься из-за него. Во-первых, она милостью бога найдется. А во-вторых, ты ведь можешь найти себе другую жену, еще красивее!

Так или иначе, утешил он падишаха. И тот сразу же разослал людей по всей округе, чтобы они разузнали, не слыхал ли кто-нибудь о Бабый.

Тут родственники Гульмакый подумали: «Бабый пропала, А у Гульмакый есть муж. Но муж Бабый падишах. И если он однажды скажет: „Я хочу Гульмакый" – что мы сможем сделать? Разве мы в силах тягаться с ним?» И тогда они спрятали Гульмакый в подвал, а сами распустили слух, что она заболела. Прошло несколько дней, и вот они завернули толстое бревно, словно это тело, в белый саван, собрали несколько женщин – те плачут. И вот стали все говорить, что Гульмакый заболела и умерла.

Ладно! Устроили похороны, унесли бревно и зарыли его в могилу, а потом прочли молитвы по Гульмакый.

Тем временем люди, посланные на поиски Бабый, вернулись ни с чем. Они не нашли ее и сказали везирам:

– Легче найти другую женщину. Один везир сказал:

– Падишаха достойна лишь Гульмакый – сестра Бабый. Но Сухейли возразил им:

– Замолчите! Эта бедняжка безвременно скончалась. Была там одна старуха, подошла она к падишаху и говорит:

– Все вы ошибаетесь. Я вам расскажу правду про Гульмакый. Но только заплатите мне хорошенько. Я-то про нее все знаю!

Падишах очень обрадовался и дал старухе много денег. Старуха пошла к тому подземелью, где пряталась Гульмакый, села у входа, закрыла лицо руками и громко заплакала. Гульмакый слышит – женщина плачет, выглянула она из-за двери, пожалела ее и закричала:

– Эй, матушка! О чем ты так горько плачешь? В чем дело? Старуха тотчас раскинула сети коварства.

– Доченька, – сказала она,– как тебе рассказать? В прежние времена, когда я была еще маленькой, жив был мой отец Бесидахан. Были у меня братья, носили меня на руках. Когда я подросла, приставили ко мне служанок-невольниц. Когда же стала я совсем взрослой девушкой, меня отдали замуж за одного хана. Устроили шумную свадьбу. Потом великий бог послал мне сыновей…

Тут старуха снова зарыдала, стала биться головой о землю.

– Все мои сыновья умерли. И муж мой умер. Богатство исчезло как дым. И сейчас нет у меня корки хлеба. Вот юре-то! У меня есть дочь. Скоро праздник, дочка моя просит платье, плачет все время, а у меня нет ни денег, ни платья. Совсем я растерялась, не знаю, что делать!

Гульмакый пожалела эту старуху и тут же отдала ей свое платье, сказала:

– Отнеси его своей дочери.

Старуха взяла платье и тут же побежала с ним к Сухейли. Все ему рассказала, описала, как выглядит та женщина.

– Живая она,– сказала старуха.– Вот ее платье. Падишах вызвал родных Гульмакый и спросил их:

– Почему вы спрятали эту женщину? Делать нечего, пришлось им отвечать:

– У нее есть муж, но он исчез. И мы подумали: ведь она мужняя жена! Что если не сегодня-завтра Сухейли возьмет ее у нас силой? И мы будем опозорены и он. Поэтому мы ее и спрятали.

Сухейли сказал им:

– Бог знает, жив ее муж или нет. Если он все же вернется, я подыщу ему хорошую жену.

Родственники говорят:

– Ты – падишах. Нам с тобою тягаться трудно. Но принуждать Гульмакый мы не будем. Иди к ней сам и делай, что хочешь. Ведь она твоя свояченица, уговори ее.

Сухейли пошел в дом Гульмакый и сказал ей:

– Покажись-ка мне!

Он хотел проверить, правда ли, что она еще красивее Бабый. Гульмакый подумала: «Он силен и противиться ему невозможно. А муж мой жив. Нельзя мне его и себя опозорить». И она ответила падишаху так:

– Хорошо. Поставь столб высотой в шестьдесят гязов *. На вершину его поставь три кубка из чистого золота. Если кто-нибудь собьет эти кубки стрелой из лука, тогда я стану твоей женой.

Гульмакый думала, что, может быть, за это время вернется Муса-джан. Хорошо! Этот Сухейли поставил столб высотой в шестьдесят гязов, водрузил на вершину его три золотых кубка, собрал всех охотников своей страны и объявил им:

– Тот, кто собьет эти кубки, получит большую награду!

И вот стали разные люди приходить, стрелять, пытать свое мастерство.

Тем временем у Бабый родился от Вали-джана сын. Сообщили ему радостную весть, а через некоторое время пришла другая весть, что ожеребилась его кобыла – появился у нее жеребеночек. Вали-джан обрадовался. Сына он назвал Мир-вали, а жеребенка Прангай. И сказал:

– Этот Прангай принадлежит Мир-вали. Когда оба вырастут, пусть Мир-вали ездит на нем.

Время идет, Сухейли подумал: «Никто, видно, не сумеет сбить эти кубки. Зачем мне горевать, мучиться ночами». И приказал он силой привести к нему Гульмакый: она ведь обыкновенная одинокая женщина, что тут долго раздумывать. Велел Сухейли послать людей и паланкин, чтобы доставили ее во дворец. Гульмакый, когда узнала об этом, поняла, что ее уведут и ничего она не сможет поделать. Тогда взяла она острый нож. Пришли люди, силой усадили Гульмакый в паланкин, принесли в гарем падишаха. Настал вечер, пришел Сухейли. Только вошел он в комнату к Гульмакый, она закрыла лицо. Сухейли подошел ближе. Заплакала Гульмакый и сказала:

– Не касайся меня, у меня есть муж, его зовут Муса-джан. Найди Муса-джана и приведи его, или убей его, или добейся, чтобы он развелся со мной, или стрелой сбей кубок. А до того времени тебе нельзя меня видеть.

Тут вытащила она нож, приставила его к своей груди и сказала:

– Если ты коснешься меня, я убью себя этим ножом, а коли удастся, то и тебя убью. Клянусь богом, живой ты меня не возьмешь. Ты получишь меня только мертвой или если ты задумал какую-нибудь хитрость.

Сухейли подумал: «Этому делу конца не видно. Муса-джан неизвестно где. Если даже я найду его, все равно он в руки не дастся». Однако делать нечего, послал он людей искать Муса-джана, а охотникам приказал опять попытаться сбить кубки.

Жил один маланг. Шел он как-то своей дорогой и пришел на тот луг, где Муса-джан пас стадо. Подошел поближе, Муса-джан с ним поздоровался и спросил:

– Откуда ты, странник? А тот в ответ:

– Я иду из города Сухейли. Муса-джан спрашивает:

– Как там Гульмакый, здорова ли? Маланг отвечает:

– Ее ведь силой увез во дворец Сухейли.

И подробно рассказал, как все случилось. Потом маланг ушел, а Муса-джан остался расстроенный и опечаленный. Взял он рабаб, настроил его и так заиграл, что его друг факир только рот разинул! И тогда факир подарил свой рабаб Муса-джану. Потом Муса-джан сказал:

– Факир! Чем же все это кончится? Факир ответил ему:

– Это дело одному не под силу. Есть человек в Арнаи по имени Вали-джан, родом из племени тарин *. Он настоящий богатырь, сильный, отважный и верный человек. Если тебе удастся с ним договориться, твое счастье, а нет – ничего у тебя не получится.

Муса-джан оставил стадо, повесил через плечо рабаб, попросил у факира благословения, простился и отправился в путь. Шел он, шел и вот пришел в Арнаи. Отыскал дом Вали-джана, поздоровался. Когда он поел, Вали-джан говорит ему:

– Сыграй-ка мне на рабабе, что-то тяжело у меня на душе. А когда развеется печаль, мы с тобой побеседуем.

Муса-джан достал из мешка рабаб, настроил его и так заиграл, что все пришли в восхищение. Потом стали люди расходиться, а Вали-джану так понравилась игра Муса-джана и его молодость, что он сказал ему:

– Человек! Не уходи. Я тебе дам все, что пожелаешь. Расскажи мне, как ты сюда попал?

Муса-джан назвал себя и рассказал ему историю Гульма-кый. А этому Вали-джану все уже было известно – от начала до конца ему рассказывала Бабый. Тут они узнали друг друга, и Вали-джан сказал:

– Ведь Бабый теперь у меня.

Пошли они к Бабый. Она тоже была печальна, но когда увидела Муса-джана, то обрадовалась. Она поздоровалась с ним, расспросила о здоровье. Муса-джан и Вали-джан стали теперь свояками и очень полюбились друг другу, так что даже побратались. Был у Вали-джана конь по кличке Атам. Он подарил его Муса-джану, дал ему также лук и стрелы и сказал:

– Да облегчит бог это дело. Бог любит спокойствие. Будем ждать удобного случая. Не унывай.

Стали Муса-джан и Вали-джан каждый день ходить на охоту, время коротать приятно. Однажды они ушли на охоту, а Сухейли уже услыхал, что есть такие замечательные охотники и богатыри и что зовут их Муса-джан и Вали-джан. И кто-то сказал ему: «Эти кубки никому, кроме них, не сбить». Тогда он послал семь солдат за Муса-джаном и Вали-джаном и приказал привести их к нему добром или силой. Отправились солдаты и говорят между собой: «Их всего двое. Чего долго возиться? Как приедем, тут же свяжем их и потащим».

Ладно! Остановились всадники перед крепостью Вали-джана. Мир-вали, сын Вали-джана, был еще маленький мальчик, занимался игрой в бабки и другими играми. Но когда он увидел всадников, то вышел вперед, поздоровался с ними и сказал:

– Сойдите с коней, проходите в дом, угощайтесь. А дело ваше с помощью бога будет сделано.

Но солдаты его не слушают, с коней не слезают. Тут подоспели Муса-джан и Вали-джан. Они еще издали увидали всадников перед крепостью, и Муса-джан сказал:

– Сдается мне, что Мир-вали не встретил этих гостей с подобающим уважением! Почему они не спешились? Клянусь, если он не оказал гостям почтения, не быть ему живым!

Но когда они подъехали ближе, то услыхали, как Мир-вали просит гостей: «Сойдите с коней, сделайте милость», а те не слушают. Вали-джан очень обрадовался и сказал:

– Молодец! Ты воистину мой сын, настоящий пуштун. Подъехали они совсем близко, глядят – а это семеро солдат. А у Вали-джана была сестра по имени Тано. Она стояла на

крыше и ждала, когда они приедут. Муса-джан увидел, что Тано стоит на крыше, и понял, что тут что-то не так. И тогда Муса-джан обратился к Тано – что она ни скажет, он услышит и сказал такие стихи:

 
Как нежны губки моей Тано!
Поклянись богом, сестрица Тано,
Что скажешь правду, кто эти всадники.
 

Услыхала это Тано и с крыши пропела в ответ:

 
О Муса-джан, скажу тебе правду.
Богом клянусь, эти пришельцы –
Солдаты Сухейли.
 

У Муса-джана и до этого на сердце неспокойно было. А он никогда не расставался с ружьем, которое он прозвал «хам-дам» – «истинный друг». Когда Муса-джан услышал имя Сухейли, у него глаза на лоб вылезли, он схватил ружье, уперся прикладом в землю и нажал курок. Прогремел выстрел, солдаты

Сухейли подумали: «Сейчас всех здесь перебьет!» И обратились к Муса-джану:

 
У Муса-джана ружье хамдам.
Подними его приклад с земли,
А мы поклянемся тебе святым Кораном.
 

Но Муса-джан и слушать их не стал. Стрелял, пока не прикончил шестерых. А один солдат спасся бегством. Прибежал к Сухейли, еле дышит. Так, не переводя дыхания, вбежал в дар-бар. Рассказал он все падишаху, что они, мол, такие люди, что тебе с ними не справиться, и что Бабый была там же.

Падишаху неловко стало:

– Тебе следовало рассказать мне это наедине. Кто говорит такое при всех, на людях, в дарбаре?

Стал Сухейли ломать голову над тем, чем все это кончится. Придворные сказали ему:

– Силой здесь не возьмешь. Вот если ты пошлешь им обещание на священном Коране с печатью, может быть, они прибудут. А тогда делай с ними все, что хочешь.

И Сухейли написал в святом Коране свое обещание, поставил свою печать, вручил книгу сеидам и отправил их к Муса-джану и Вали-джану, чтобы они их уговорили.

Когда сеиды добрались до крепости, они увидели, что Муса-джан и Вали-джан разложили на крепостной стене в ряд яйца и но очереди сбивают стрелой одно яйцо за другим. Так они упражнялись в меткости. Сеиды бросили в руки Вали-джану и Муса-джану Коран. Те поймали, поцеловали его и спросили сеидов:

– С чем вы приехали? Что за дело у вас?

Сеиды рассказали им всю историю Сухейли и Гульмакый от начала до конца.

Ладно, побратимы выслушали сеидов с большим почтением и отпустили их, пообещав:

– Хорошо. Завтра мы приедем вслед за вами.

Когда сеиды уехали, они тут же пошли домой и стали советоваться между собой, ехать им или нет. Сестра Вали-джана Тано сказала им:

– Не ездите, ведь это враг. И в словах его таится коварство. Врагу верить нельзя, пусть он даже клянется Кораном. Никто не должен верить врагу.

Но как ни уговаривала их Тано и другие, они не послушались и сказали:

– Мы поедем, а не то люди будут смеяться не только над нами, но и над детьми нашими. Они станут говорить им: «Ваши отцы прятались от Сухейли дома, под юбкой у своих жен».

Они закончили все дела, легли спать. А эта Тано всю ночь заснуть не может, не идет сон ей на ум! Говорит сама себе: «Если усну, то не увижу их больше». Но в конце концов мысли у нее смешались и она заснула. И видит она сон: «Из-за меня сломается один браслет». Тут же проснулась Тано в смятении: «Не дай бог, чтобы случилось несчастье».

Рано утром вывел Вали-джан коня седлать, а конь заржал. Тано услышала и сразу же воскликнула:

 
Вали-джан! Ночью видала я сон:
В руках у меня было два браслета,
Они ударились друг о друга, и один из них разбился.
 

То есть: «Не ездите! С вами случится несчастье».

Ладно! Они вышли, а женщины разом заплакали. Когда выехали друзья из крепости, Вали-джан дал поводья коня Муса-джану и попросил подождать его немного.

– Я пойду успокою этих женщин,– сказал он. Вали-джан вошел в дом и некоторое время увещевал и успокаивал женщин:

– Не плачьте, бог милостив, мы вернемся обратно! А Муса-джан ждал у ворот, он запел:

 
Вали-джан! Не слушай женщин!
Вали-джан, выходи скорее,
А то над нами будут смеяться внуки.
 

Вали-джан тут же вышел из дома, оба вскочили на лошадей, но тут вышла Тано и запела:

 
Вали-джан! Обернись!
Дорогой мой, не могу я наглядеться на тебя.
Скачешь-уезжаешь – счастливый путь!
Пусть бог будет вашим спутником.
 

Тано подумала, не обиделся ли Муса-джан, мол, «у Вали-джана есть сестра, а у меня никого нет». И тогда она обратилась и к нему:

 
Муса-джан в черной кабе *
Когда подъедешь к тому столбу,
Оглянись, посмотрим, что под ним.
 

То есть: «Смотри, чтобы не вырыли яму под столбом, будь осторожен, не попади в нее». А потом запела еще:

 
Муса-джан! Если тебе встретится дурной человек,
Не ешь ничего из его рук,
Скажи ему, что у нас сейчас пост.
 

А смысл ее песни был такой: «Если тебя будут угощать, то ты скажи, что у нас пост. Будь осторожен, ничего не ешь у чужих– как бы они не подсыпали в пищу яда!»

Ладно! Попрощались они с домом и отправились в путь. Все свое оружие, даже лук со стрелами, взяли с собою. Ехали они, ехали и наконец прибыли в город. А те люди, которых посылали за ними, пришли к падишаху:

– Дайте нам награду или отблагодарите еще как-нибудь!

И они рассказали, что привели Муса-джана и Вали-джана. Сухейли очень обрадовался и устремился им навстречу. Только он сел на коня, а они уж тут как тут, входят в дарбар. Муса-джан и Вали-джан подумали: «Сейчас он убьет нас здесь ни за что ни про что. Нет, надо узнать тайну Сухейли, догадаться, чего он хочет». И тогда Вали-джан запел:

 
Ослабим поводья боевого коня,
Сухейли, что у тебя на сердце,
Открой это нам.
 

Сухейли подумал, что они его опасаются и сейчас в дарбаре случится злое дело. Тогда Сухейли обратился к ним с такими словами:

 
Если Муса-джан ослабит поводья боевого коня,
Если сделает конь два шага,
Третий – добро пожаловать ко мне.
 

Ладно! Сухейли почувствовал к ним симпатию, приблизился к ним, слуги взяли у них лошадей, усадили их на стулья. После того как все приветствовали друг друга и поели, они вышли в сад – был у Сухейли возле дома такой сад. Гуляют они по саду, а Сухейли так и не знает, кто из них Муса-джан, а кто Вали-джан. В это время услыхала Гульмакый, что прибыли Муса-джан и Вали-джан. Она тут же поднялась на крышу, глянула – и увидела их обоих. Узнала Гульмакый Муса-джана и пропела:

 
Сухейли! Кто эти воины в твоем саду?
Один – Муса, другой – Вали.
Вьются кольцами черные кудри Мусы.
 

И Сухейли их узнал. А что было на сердце у Гульмакый – об этом знает один бог. Ах! Однако пришел вечер. Прошла ночь, и наступило утро.

На площади стоял столб высотой в шестьдесят гязов, а наверху на перекладине были поставлены три золотых кубка. Сухейли вызвал барабанщиков, заиграла музыка. Муса-джан вытащил лук и стрелы, сел верхом на коня, подъехал к перекладине. Высыпали на площадь божьи люди, смотрят: «Ведь столько времени никому не удалось сбить стрелой ни одного кубка. Что же это за молодцы, которые собрались сбить кубки?» Муса-джан натянул как следует тетиву, тетива тенькнула, стрела вылетела, и с первого же раза он сбил кубок. Точно так же сбросил он вниз другой кубок. И тут сердца всех охотников города переполнились завистью: ведь они столько времени усердствовали, но никому не удалось попасть в кубки! И тогда они воздели руки к небу и стали проклинать Муса-джана. А этот Муса-джан подумал, что они его благословляют. И он тоже поднял руку: «Аминь! Аминь!» Когда люди опустили руки, Муса-джан направил стрелу в третий кубок, но слишком натянул тетиву и случилась беда: стрела сломалась у него в руке. Пошел Муса-джан и обратился к Вали-джану:

 
Вали-джан! Таринам * надо было Сбить
три золотых кубка. Два раза мне удалось,
а на третий Сломалась в руке стрела.
 

Вали-джан отвечал Муса-джану:

 
Муса-джан, брат, коли ты так сетуешь, Возьми
мою стрелу с золотым наконечником, Но смотри,
берегись дурного глаза.
 

Муса-джан взял у Вали-джана его стрелу и сбил последний кубок. Раздались рукоплескания, забили в литавры, началось веселье, поднялся шум. Сухейли очень обрадовался. А Гульмакый стоит на крыше, смотрит на зрелище.

Муса-джан и Вали-джан сказали падишаху:

– А сейчас отпусти нас, мы поедем. Вот кубки. То, что ты хотел, сделано.