Текст книги "Афганские сказки и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
О великий боже, здесь заросли камыша.
Боже, дай мне прожить столько,
Чтобы увидеть своими глазами Сухейли и Макый.
 

А палатка Сухейли была неподалеку. Когда Сухейли услышал эту песню, он подумал: «Вот и Мир-вали объявился! Никого больше нет, он может меня убить. Нет, надо спасаться, бежать отсюда». И вот он оставил Гульмакый, а сам поскакал прочь галопом.

Подъехал Мир-вали, видит одну Гульмакый, а Сухейли нет. Мир-вали спустился в овраг, сказал Гульмакый: – Садись на коня, мне за спину. А она в ответ:

– Нет, ты ранен, тяжело тебе будет так ехать. Я пойду с тобой пешком.

Мир-вали продолжал настаивать: Садись на коня!

Когда Мир-вали вынул ногу из стремени – ведь Гульмакый женщина – и она стала взбираться на коня, нога у нее скользнула, и она толкнула Мир-вали в спину. И тут из его раны выпали челюсти муравьев и рана снова раскрылась, а внутренности выпали. Мир-вали упал с лошади, испустил дух и умер. Да простит бог всех героев, храбрых, как львы!

Гульмакый проплакала некоторое время, а потом подумала: «И этот тоже умер! Вали-джан умер, Муса-джан сошел с ума и исчез, – никого у нас не осталось. Видно, придется мне отдать себя в руки Сухейли».

Тогда она вытащила Мир-вали из оврага, а Сухейли еще не скрылся из виду, и вот она обратилась к нему:

 
Сухейли, ты свернул свою палатку,
Не беги, вернись!
Улетела душа Мир-вали,
Когда он наткнулся на седло.
 

И она подняла кверху ногу Мир-вали, чтобы показать, что тот умер и теперь все кончено, пусть Сухейли ее увозит. Сухейли подумал, что Гульмакый сама убила Мир-вали, и радостный вернулся к ней. Он посадил ее на коня к себе за спину и отвез ее во дворец домой. А Мир-вали тут же зарыли в землю. Оставим тут Гульмакый и Сухейли, пусть себе живут, как им нравится. Посмотрим, что сталось с Муса-джаном.

Муса-джан целыми днями охотился. Если что добудет, принесет к пастуху, они поедят вместе. Иногда он вспоминал Вали-джана и плакал, но больше бродил, совсем безумный.

Однажды он отправился на охоту и ранил стрелой горного барана, но тот от него скрылся. Муса-джан бродит в поисках барана, и тут его увидел пастух и обратился к Муса-джану:

 
Муса-джан! Черный, как охотничья собака!
Барана, которого ты ранил,
Ищи у корней сандала, Муса-джан.
 

Муса-джан отправился искать. Глядит, впереди на горе молодая газель. Муса-джан хотел ее застрелить, прицелился, натянул тетиву, но бог дал об этом весть газели. Газель сказала Муса-джану:

– Эх, бедняжка! Какой тебе прок от моего мяса? Пойди лучше посмотри, что случилось с твоей прекрасной возлюбленной Гульмакый и Мир-вали.

И тут Муса-джан вспомнил Гульмакый и дом. Пошел он обратно. Пришел к пастуху и запел:

 
Встретилась мне говорящая газель на горе,
Она мне сказала: «Зачем тебе мое мясо?
Муса-джан! Разорили дом твоей Гульмакый».
 

Муса-джан тут же попрощался с пастухом и отправился прямо домой. Когда вошел он в ворота крепости, жена Мир-вали запричитала:

 
О дядя! Кто лучше – ты или двор?
Сердце мое сгорело.
Не найти мне сверстника, равного Мир-вали.
 

То есть: «Мир-вали умер». Трудно описать, сколько слез пролили они. Она рассказала обо всем случившемся Муса-джану и добавила:

– А все зло пришло от твоих братьев.

Кое-как Муса-джан провел ночь, а утром вышел из крепости, сердце у него щемит, видит – сидят перед воротами все семеро его братьев и у всех семерых отрублены уши. Увидел их Муса-джан и в сердцах запел:

 
О великий боже!
Вот семь братьев Муса-джана.
Если небо услышит мольбу Муса-джана,
То поразит их молнией.
 

Бог услышал эту его молитву, и все семеро братьев тут же умерли на этом самом месте.

А Муса-джан вернулся в дом, оседлал коня и собрался в путь. Все женщины в доме умоляли его не уезжать, но он не оставался, говорил:

– Если мне сейчас остаться дома, то это будет трусость.

И уехал. Едет по дороге, пока не приехал в одно место. Видит, крестьянин засучил штаны и лопатой пускает воду в арык. Муса-джан остановился и подумал: «Куда же мне теперь ехать?» И вот он заколол своего коня и бросил его мясо на съедение птицам. Лук и стрелы тоже бросил. Крестьянин про себя говорит: «Погляди, что за сумасшедший! Зарезал своего коня, бросил все свое имущество!» А Муса-джан подошел к арыку, разрушил запруду и выпустил воду. Крестьянин ему говорит:

– Что делаешь? Ведь мне одному не запрудить арыка! А Муса-джан отвечает:

 
О крестьянин, вода ушла через запруду.
Тот ее запрудит снова,
У кого за спиной отважные мужи.
 

Муса-джан ему сказал:

– Я хочу испытать тебя: коли ты мужчина, то поставишь запруду один. Были у меня такие молодцы, да все поумирали. И вот я заколол своего коня и бросил лук и стрелы.

Но потом он вместе с крестьянином все же поправил запруду, У коня Муса-джана подковы были золотые. Крестьянин подошел, стал сдирать их с копыт. Увидел это Муса-джан, бросился к нему:

– Ты зачем сдираешь подковы моего любимого копя? Чтоб твои ноги отсохли.

Схватил он крестьянина, поднял его над землей и убил. Лотом отправился дальше. Видит на дороге маленького плешивого мальчишку. И того звали тоже Муса-джан. Взрослый Муса-джан обратился к нему так:

 
Эй, плешивый, что пасешь козлят,
Возьми вот сто золотых, Передай привет
от меня Макый.
 

Плешивый рассердился: «Зачем называет меня плешивым?» И вот он ответил:

 
Если тебя зовут Муса, то и я – Муса.
Не нужны мне твои сто золотых.
Не понесу я твою весточку Гульмакый.
 

Пошел Муса-джан дальше. Подошел к пруду, а в нем купаются девушки. Муса-джан подошел к их одежде и уселся на нее. Как ни умоляли его женщины отдать их платья, он не отдавал. Наконец Муса-джан сказал им:

– Сообщите Гульмакый, что я здесь, и приведите ее. Женщины согласились. Он заставил их поклясться и только

после этого отдал им одежду. Они оделись и ушли.

А среди них была одна плешивая женщина. Она пошла тайком к Сухейли и передала ему, что появился Муса-джан, все ему рассказала. Другие же женщины оповестили Гульмакый.

Сухейли подумал: «Как бы дело снова не обернулось плохо. Нет, надо мне прибегнуть к хитрости. Ведь Муса-джан влюблен в Гульмакый». Короче говоря, Сухейли надел платье Гульмакый, накинул чадру, чтобы Муса-джан принял его за Гульмакый, а сам взял кинжал и нож. «Я его сразу же ударю кинжалом»,– думал Сухейли. Когда Сухейли вышел из ворот, Гульмакый не могла ничего сделать. Она поднялась на крышу и запела песню, обращаясь к Муса-джану:

 
Муса-джан, тот, кто идет внизу,– Сухейли.
Муса-джан, не верь тому,
У кого на голове красная чадра Макый.
 

Но Муса-джан настолько устал, проливая пот, что не слышал этих слов. Посмотрел он, а перед ним стоит точь-в-точь Гульмакый и лицо у нее закрыто,– а Сухейли надел как раз тот наряд, что Муса-джан подарил Гульмакый. Муса-джан посмотрел на него и воскликнул:

– Да это Гульмакый!

И Сухейли бросился к Муса-джану, раскрыв объятия. Муса-джан и Сухейли обнялись, а когда Муса-джан пошевельнулся, Сухейли ударил его кинжалом в живот. И Муса-джан, обливаясь кровью, оторвал Сухейли от земли, уселся ему на грудь и пропел:

 
Презренный Сухейли!
Хоть бы ты окаменел на месте.
Сейчас я убью тебя своим ножом –
Тогда Гульмакый с ее черными кудрями станет вдовой.
 

То есть: «Ты ведь прикончил меня, я умираю. Зачем же мне убивать тебя? Ведь тогда Гульмакый снова овдовеет». Сказал он это, отпрянул от груди Сухейли и испустил дух. Он умер, да простит его бог!

А Сухейли вернулся домой. Он сказал Гульмакый:

– Я убил Муса-джана. Теперь никто не стоит между нами, и ты должна уступить.

Гульмакый ответила ему:

– Да! Теперь я твоя, ты можешь делать со мной, что хочешь. Но ведь ты столько претерпел. Надо тебе непременно для успокоения души построить хорошую гробницу Муса-джану. Ведь Муса-джан еще и сын моего дяди и умер он в пути, без исполнения желаний.

Сухейли сказал:

– Хорошо.

И тут же приказал построить гробницу для Муса-джана. В несколько дней работу закончили, Сухейли пришел к Гульмакый и сказал:

– Я построил прекрасную гробницу. Теперь ты должна быть довольна!

Гульмакый ответила:

– Да. Но есть у меня еще одна просьба. В этот раз мне не довелось увидеть Муса-джана живым. Ты построил ему прекрасную гробницу. Отведи меня разок туда, я прочту молитвы. А потом мы останемся вдвоем – я и ты. Никого больше между нами нет, и мы будем жить спокойно.

Сухейли сказал:

– Хорошо.

И вот Гульмакый пришла в сопровождении Сухейли и нескольких слуг к гробнице Муса-джана. Вошла Гульмакый туда, вздохнула и упала на могилу Муса-джана. «Боже,– молила она,– я не хочу больше жить!»

И тут Гульмакый умерла, да простит ее бог! Там ее и похоронили.

Сухейли растерялся: «Что за несчастье приключилось?» Один из его слуг сказал ему:

 
О великий боже! С Сухейли приключилось две беды:
Одна – ушла от него белая Макый, А вторая – он
совершил убийство.
 

Сухейли рассердился и ответил слуге так:

 
Эй, человек! Твои мысли об одном, мои – о другом.
Муса-джан и Макый ушли, А тебя
я пошлю вслед за ними.
 

То есть: «Мне и так тяжело, а ты еще сыплешь соль на мои раны». Стал он бить того слугу и убил его там же. Однако на сердце у Сухейли стало тяжело. Пришел он домой, сел и думает: «Что мне теперь делать?»

Ну, ладно. Провел он в печали несколько ночей, а потом подумал: «В доме Вали-джана никого не осталось. Давай-ка я пошлю сватов к Тано. Она из львиной породы – бог даст, родит мне богатыря-сына». А он ведь был влюблен в Тано.

Послал он сватов. Те пришли, рассказали Тано, какое у них дело. Тано была девушка умная. Она ничего лишнего им не сказала, потому что подумала: «В доме у нас не осталось мужчин-защитников. Сейчас мы ничего не можем сделать, нас убьют». И вот она сказала:

– Очень хорошо. Передайте Сухейли, что договорились мы с вами на третий день. На третий день приходите, но не устраивайте большого шума. Тихонько сыграем свадьбу.

Сваты пошли домой. Пришли к Сухейли и рассказали ему, что Тано очень обрадовалась. Сказала, чтобы на третий день приходил Сухейли.

А Тано за эти три дня раздала всем женщинам в доме сабли и щиты и начала обучать их ратному делу. Она предупредила женщин:

– К нам приедет Сухейли. Смотрите, чтобы он не ушел от вас живым! Он убил всех наших мужчин, а теперь взялся за нас. Мы не должны убивать его подлым способом, чтобы не опозорить свое имя. Что я буду делать, то и вы делайте.

Женщины сказали:

– Хорошо!

Было их трое: одна Тано, другая – жена Вали-джана, третья – жена Мир-вали да еще три их служанки. Эти пять– шесть женщин договорились между собой.

На третий день Сухейли приготовился как следует, надел царские одежды. И вот к вечеру он пришел в дом к Тано, сел. С ним было несколько почтенных людей. Она приняла их с большими почестями. Вечером отужинали, Сухейли вошел в гарем и ждет: «Вот сейчас войду к Тано». Тано вышла и повела Сухейли в покои. Там она его усадила, а сама взяла саблю п щит и положила их перед Сухейли. Тано сказала ему:

– Вот сабля, а вот щит. Ты убил моих братьев и племянников. Теперь настал мой черед: или я тебя убью, или ты меня убьешь.

 
Сухейли, бери саблю, вставай!
Сухейли, не думай о том, что я женщина.
Сухейли, я не женщина, не стыдись.
 

Как ни умолял ее Сухейли, она его не слушала. Нечего делать, Сухейли подумал: «Ведь она убьет меня». И он взял саблю и щит и вступил с ней в бой. Тано сражается с Сухейли, а те остальные женщины накинулись на его свиту. И вот закипел бой. Тано прижала Сухейли к стене, занесла над ним саблю, разрубила его пополам и убила. Женщины разрубили его на части и сложили кости и мясо в мешок, вытащили наружу к другим гостям – его товарищам и бросили перед ними его голову, а Тано спела им такую нара *:

 
Почтенные, спите вы или бодрствуете?
Пробудитесь! Ваш Сухейли уже лежит в сырой земле.
 

Сардары * подняли головы, глядят – валяется на полу голова Сухейли. Сардары подумали: «Они убили падишаха. А уж нас и вовсе не пощадят». Но не успели они шевельнуться, как женщины накинулись на них и закипел бой.

Что долго рассказывать! Людей, которые пришли вместе с Сухейли, или убили, или они сами удрали. А кто не успел, тот мольбами спасся от них. А потом Тано вышла замуж за одного бедняка, который затесался между ними. Она вручила ему бразды правления и стала счастлива. Вот и все!

Сказке конец, а рассказчику отдых.

Легенда о Талиб-джане, или мулла Аббас и Гульбашра

Хорошо ты рассказываешь!

Жил один купец и было у него три сына. Двое от одной жены, а третий сын, Аббас, от другой, от любимой жены. Был этот купец очень богат, ни в чем он не нуждался. Сына от любимой жены Аббаса отдал он учиться в мечеть к мулле и не заставлял его заниматься никакими житейскими делами. Те два других сына помогали ему в торговле, а этот мальчик так любил науку, что целый день сидел за уроками.

А в той мечети была дочь падишаха, звали ее Гульбашра, она тоже брала уроки у муллы. Ну, что долго рассказывать! Этот мальчик Аббас и дочь падишаха Гульбашра полюбили друг друга с детских лет. Время шло, оба они выросли. Однако Гульбашра обогнала в учении Аббаса, потому что отдали ее учиться раньше. Тем временем бог призвал к себе купца. Не успели прочитать молитвы по отцу, как другие братья стали притеснять Аббаса. Они не пускали его учиться, велели ему браться за торговлю. Аббас очень расстроился. Мать ему говорит:

– Сынок! Пойди и потребуй у них своей доли наследства. Мы уедем с тобой куда-нибудь в другое место. Ты будешь сам торговать. А учиться тебе хватит. Ты ведь знаешь все молитвы, всю службу. Занимайся, как и твой отец, торговлей. Ведь ты не умеешь ничего пи купить, ни продать, ничего не смыслишь в житейских делах. Ты не сможешь добыть себе куска хлеба. А. братья твои тем временем торгуют и станут ханами!

Аббас сказал ей в ответ:

– Нет, мать, пока я живу, буду учиться. Зачем мне мирские дела? Я люблю науку, а богатство не люблю. Пусть богатство будет уделом братьев. Тебе-то они дают кусок хлеба.

Ладно, что долго рассказывать! Мать его сказала:

– Хорошо, сынок! Что тебе нравится, то и я одобряю. Короче говоря, Аббас так служит мулле, что словами не

расскажешь! Каждый день подметает мечеть, поливает двор. Теперь Аббаса стали звать Талиб-джан. Из-за своего усердия он даже домой не ходит, а поселился тут же в мечети, в каморке.

Ну, что долго говорить! Проходят дни и ночи, время течет своим чередом. Дочь падишаха Гульбашра стала взрослой девушкой. Возмужал и Талиб-джан, стал настоящим юношей. Тогда мулла пошел к отцу Гульбашры и сказал ему:

– Ну, теперь хватит. Дочь твоя стала совсем "взрослой, выучилась. Теперь забери ее домой и одень ей чадру. Ведь она человек, и у нее есть нечестивые помыслы. Как бы завтра чего не случилось! Тогда и ты и я – оба будем опозорены.

Итак, падишах забрал дочь из мечети и посадил ее дома. И теперь один лишь бог знает, что на сердце у Талиб-джана и Гульбашры, как для них проходят дни и ночи!

Однажды у Талиб-джана лопнуло терпение, не мог больше сдерживать себя, не мог страдать. Подошел он к воротам падишахского дворца и стал тихо позвякивать цепью, думает: «Гульбашра услышит, подойдет к воротам, и мы с ней перекинемся словечком-другим». Гульбашра услышала звон цепи у ворот, подошла, глянула сквозь щелку ворот – и увидела там Талиб-джана. И тут же обратилась к нему:

 
Я понимаю влюбленного.
Он позванивает цепью ворот.
 

А мулла Аббас ей в ответ:

 
Я стану нищим у твоих ворот, Увижу тебя,
а бог пошлет нам пищу.
 

Гульбашра тайком подошла к нему ближе и стала разговаривать с ним через ворота. Она сказала ему:

– Ты не спеши!

И дала ему такой совет:

 
Терпи и бог отдаст меня тебе.
Кто добивался любимой нетерпением?
 

Тогда Талиб-джан запел в ответ:

 
Во всем нужно терпение,
Лишь в любви хорошо нетерпение!
 

А Гульбашра возразила ему:

 
Во всем нужно терпение,
Терпением добьешься и любимой.
 

После этого она от души утешила Талиб-джана и сказала ему:

– Ты оставайся в этой мечети, наберись терпения, бог меня отдаст тебе и соединит пае с тобой. Я же каждый вечер буду присылать тебе с невольницей ужин – ты ведь унес, мое сердце. Не горюй. Для меня не может быть другого мужа. И эта еда будет служить условным знаком для нас с тобой. Если когда-нибудь ты его не получишь, то знай, что меня нет или что-нибудь случилось. Он ответил:

– Хорошо.

Когда Талиб-джан пришел к себе, в. каморку, сердце его трепетало от радости.

После этого каждый вечер Гульбашра наполняла блюда пловом, и невольница относила его Талиб-джану.

Однажды лежит Талиб-джан на крыше своей каморки и ученую книгу читает, а у самого все мысли о возлюбленной. Вроде бы глядит в книгу, а сам думает: «Буквы на полях в этой книге, словно родинки моей любимой. Я – жертва ее черных родинок!»

А там и дочь падишаха Гульбашра поднялась на крышу: смотрит на мечеть и вроде как видит Талиб-джана. Присмотрелась – Талиб-джан глядит в книгу, а сам говорит: «Буквы этой книги точь в точь, как родинки моей любимой». Его любимая услышала это, тут же запела:

 
Талиб! Как же ты станешь муллой?
Улегся с книгой, а мечтаешь о черных родинках.
 

Талиб-джан взглянул наверх, увидел из-за крыши голову своей любимой Гульбашры и понял, что это она пела. Запел он в ответ так:

 
Подними голову чуть-чуть из-за крыши,
А то родинка на твоем подбородке сотрется об стену.
 

Гульбашра спустилась вниз. Мулла Аббас подумал: «Ей-богу, она правду сказала тебе, что останешься неграмотным. Нет, ей-богу, она придет сама. Я не буду беспокоиться об этом». И вот он каждый вечер прилежно сидел за книгами. Служанка принесет ему еду, поставит перед ним. Талиб-джан поднимет, бывало, голову, а еда перед ним уж простыла, он ее и съест. Однажды Гульбашра спросила:

– Когда ты приносишь еду, спрашивает тебя Талиб-джан обо мне или нет?

– Что ты! – отвечает служанка.– Нет, биби *, он никогда не поднимает головы от книги. Я ставлю перед ним блюдо и сама стою, пока ноги совсем занемеют, а приготовленная еда остынет. А он я стона не скажет. Потом поднимет голову, съест холодную пищу, а я возьму у него блюдо.

Гульбашра подумала: «Не иначе как он расстроен. Может быть, думает, что служанка по дороге ест его плов, а может, есть другая причина?» Еще она подумала: «Как бы он не ушел от меня!» На другую ночь она закуталась с ног до головы в черную чадру, вышла тайком и пришла в комнату Талиб-джана. Глядит, а Талиб-джан углубился в книгу и ничего вокруг не замечает. Гульбашра некоторое время постояла около него, но Талиб-джан так и не поднял головы. В конце концов у нее онемели ноги и она обратилась к нему:

 
Подними голову от книги,
Возьми насвар *, сделанный из маглузи *.
Талиб не отозвался. Тогда она снова запела: Подними голову от книги.
У меня больше родинок, чем букв в твоей книге.
 

Мулла Аббас опять не обратил на нее никакого внимания. Она запела снова:

 
Я стою перед тобой с цветком в руках.
Или возьми у меня цветок,
Или отпусти меня – я уйду.
 

И снова он не отозвался, не поднял головы, не взглянул на нее, а продолжал читать. Потому что он говорил: «Пусть даже сама сюда придет, я не стану обращать на нее внимания». Тогда она наступила ногой на книгу и запела:

 
Подними голову от книги.
Ты что ослеп? – Я стою на книге.
 

Тогда лишь Талиб-джан поднял голову и спрятал книгу. Он спросил ее:

– Зачем ты пришла? Она говорит:

– Мне показалось, что ты чем-то недоволен. Служанка рассказала, что приносит тебе еду, а ты молчишь, ничего не говоришь и не спрашиваешь ничего обо мне, здорова ли я? И я решила помириться с тобой. Если я плохо поступила с тобой, попрошу у тебя прощения.

Талиб-джан ей сказал:

– Ты – моя душа, моя жизнь, мое сердце. Как могу я быть недовольным тобой? Однако ты в тот день мне сказала: «Как же ты станешь муллой, если глядишь в книгу, а на устах у тебя черные родинки возлюбленной». Вот с того дня я с особым усердием взялся за книгу. Сейчас я силой подавляю свое сердце, учусь, потому что говорю себе: «Не будь невеждой. Завтра и твоя любимая и все другие талибы * будут издеваться над тобой, что ты остался недоучкой. И люди будут говорить: „Он только и хотел, что накормить себя. Он был талиб своего желудка"».

Тогда Гульбашра стала хвалить его:

– Молодец! Ведь наши пуштунки гордятся учеными и воинственными людьми и любят их. Они питают отвращение к невежественным и трусливым мужчинам.

Короче говоря, они поговорили друг с другом и Гульбашра ушла от него; Талиб-джан остался у себя в комнате, книги читает…

Служанка, которой было поручено относить еду Талиб-джа-ну, очень ленилась. И вот госпожа рассердилась на нее, отругала и назначила вместо нее другую служанку. После этого первая служанка поклялась:

– Ей-богу, я этого так не оставлю. Любым способом тебе насолю. Ты меня так оскорбила. Вспомнишь еще меня!

Однажды вечером вторая служанка заболела и не могла нести еду. В эту ночь Талиб-джану не прислали еды, и он понял: что-то случилось. Он ничего не сказал, но очень расстроился. На другую ночь Гульбашре пришлось опять послать еду с первой служанкой. А ведь эта служанка затаила на нее злость и поклялась: «Я тебе этого не забуду, обязательно разлучу вас». И вот, когда она принесла еду, Талиб-джан ее спросил:

– Как госпожа? Служанка ему отвечает:

– Что ты, бедняжка! Она сейчас, ей-богу, и не думает о тебе. Она завела себе человек двадцать других дружков. И о чем ты, бедный, думаешь? Эти вот остатки еды я сама решила принести тебе. Жалко мне стало, что он, бедный талиб, останется голодным.

От этих слов голова у Талиб-джана запылала, как в огне. Когда служанка ушла, он стал думать, чем он заслужил такую измену.

А Гульбашра, когда пришла служанка, тоже ее спросила:

– Как Талиб-джан? Он справлялся обо мне? А служанка в ответ:

– Госпожа! Если сказать тебе – ты расстроишься, а если не сказать -душа не на месте. Забудь его! Он, ей-богу, совсем о тебе не думает. Пришла я сегодня к нему, а там сидят разряженные девицы, тьфу! Перед ними стоит прекрасный плов и разные сласти. Еду, которую я принесла, он бросил вместе с чашкой. Чашка разбилась, вот я осколки собрала.

Гульбашра очень расстроилась и после этого перестала посылать ему еду. Жизнь стала Талиб-джану в тягость. Спустя несколько дней послал он Гульбашре письмо: «Эта служанка не лжет», В письме он еще написал:

 
В руке – бумага и ручка,
Пишу о твоем коварстве и хочу плакать,
Поклянись мне богом:
Один ли я друг, сколько еще других?
Поклянись мне богом:
Правда ли это, ответь мне.
 

Когда письмо попало к Гульбашре и она его прочитала, то, полная горя, написала такой ответ:

 
Я клянусь богом:
Ты один друг, а еще у меня их двадцать.
Уходи, уходи, поезжай в Декан,
Пока вьются мои кудри,
Я найду себе друга.
 

Когда Талиб-джан прочитал ответ, в голове у него запылал огонь, земля поплыла из-под ног. И он сразу же решил: «Больше мне не подобает оставаться в этой мечети». Он отказался от этого места, с большим сожалением оставил мечеть и свою каморку и ушел. Уходя, он написал на бумаге такую песню и оставил это письмо в своей каморке:

 
Посреди деревни я плачу: Лейла прекратила со мной
дружбу. Безумная любовь была между мной и тобой.
Отчего она угасла?
Сначала я надеялся на бога, потом на тебя.
Ты оставила меня. И я плачу над своей судьбой.
О боже, сделай так, чтобы оба сына сплетника умерли,
Чтобы одного закапывали, а другой испускал дух.
Я ни на кого не жалуюсь.
Сама судьба посеяла эти мои горести,
Во-первых, книга размягчила мое сердце,
А во-вторых, моя любимая порвала со мной.
Пусть пройдет двадцать, сто лет –
Я не забуду то, что ты написала мне в ответ.
 

Он положил это письмо в укромном месте в комнате, и вот Талиб-джан ушел. Но сердце его так и осталось в плену, прикованное к кудрям возлюбленной. Разве мог он уйти далеко?! Потом пришла та служанка и сообщила Гульбашре, что Талиб-джана нет – он взял все свои вещи и ушел. Когда Гульбашра это услышала, то ахнула, глубоко вздохнула: «Что за беда приключилась?» Сердце ее от разлуки с любимым обуглилось, словно кебаб, земля ушла у нее из-под ног. Она тут же закуталась в черную чадру и тайком вышла.

Глядит: «Место есть, а ткача нет!» Каморка пуста, темна. Она тут же поднялась на крышу посмотреть, не лежит ли он где-нибудь на крыше. «А может быть, увижу его где-нибудь поблизости»,-думает она. Побродила взад-вперед по крыше – Талиб-джана нигде не было – и вот она запела:

 
Есть комната, но нет в ней Талиба. Я буду
ползать по комнате, как змея.
Пусть сгорят талибы:
Заставят человека полюбить,
А сами соберут вещи
И уходят прочь от него.
 

Наконец вошла она в комнату. Ходит взад-вперед – не оставил ли Талиб-джан хоть сломанный калам, или клочок бумаги, или еще какую-нибудь вещь на память о себе. Она хотела хоть этим охладить пыл своего сердца. И тут она увидела – лежит свернутый в трубочку листок. Она его схватила, развернула, прочитала раз, другой и залилась слезами. Тут только она поняла, что все это зло – дело рук служанки, которая оклеветала их друг перед другом. Она очень сожалела о сказанном ею и запела так:

 
Если я была виновата, то теперь знаю это.
Я паду к ногам обиженного друга.
Я сама отпустила своего друга,
А сейчас текут из глаз слезы раскаяния.
 

Короче говоря, вернулась Гульбашра в свой дом. Настала ночь, а она не спит, из-за разлуки с Талиб-джаном мучается бессонницей. Смотрит Гульбашра на луну. Когда луна прошла уже полнеба, она все еще не спала и вот обратилась к ночному светилу:

 
Луна прошла уже половину неба,
Не спится мне без друга.
 

Ну, ладно, ночь прошла, настало утро. Гульбашра сказала отцу:

– Я сегодня что-то расстроена. Сердце у меня щемит – не пойму, в чем дело? Если ты позволишь, я пойду сегодня в сад, побуду там денек, а вечером вернусь домой.

Отец согласился:

– Хорошо, иди. Погуляй, пусть твое настроение улучшится.

Итак, вышла Гульбашра со служанкой из дому под предлогом, что идет в сад. А сама наказала этой служанке расспрашивать о Талиб-джане: «Может быть, найдем его где-нибудь в окрестностях крепости». Что долго рассказывать? Смотрят там, смотрят здесь. Охо-хо-хо-хо! И вот настолько одолела Гульбашру любовь к Талиб-джану, что она запела:

Сегодня я не видела своего любимого.

Я, словно белый сокол, ищу его по горам и долам.

Потом у нее совсем не стало терпения и она испугалась: «Как бы не сойти мне с ума и не опозориться на весь свет. Как бы не потерять свое доброе имя». И вот она запела нара, как молитву:

 
О алим *, помолись за меня,
Пусть успокоится мое беспокойное сердце.
 

В конце концов ее надежда улетучилась. Талиб-джана она не нашла, устала и тогда пошла по направлению к саду. Когда она пошла в сад, узнал Талиб-джан, что его искала какая-то женщина. Он спросил:

– Куда она девалась? Люди ответили:

– Сейчас была здесь, а пошла в сад падишаха. И он тоже бросился в ту сторону. Спешит следом и догнал ее, когда она входила в сад. Он запел так:

 
К чему тебе идти в сад?
Ты сама цветок и цветы идут к тебе на поклон.
 

Но Гульбашра не услышала этих слов. Она вошла в сад и заперла калитку. Мулла Аббас запел ей вслед:

 
Девушка пошла в сад,
Если нет у нее чадры, ее лицо закроют цветы.
 

До Гульбашры донеслась эта песня, остановилась она посреди сада, не может догадаться, откуда этот голос? Пока она там стояла, садовник унес ключи. Мулла Аббас подумал: «Она не слышала моей песни и заперла калитку. Нет, брошу-ка я потихоньку несколько камешков,– может быть, она догадается, придет и отопрет калитку».

И вот он взял несколько камешков и стал потихоньку их кидать. А Гульбашра подумала: «Это мне не послышалось. Наверное, это Талиб-джан, мулла Аббас». И она запела:

 
Не бросай камнями в сад,
Сломаешь ветку и тогда она не будет цвести.
 

После этого она послала служанку к садовнику за ключом, потому что уверилась, что это Талиб-джан. Ведь когда она спела эту песню, мулла Аббас больше не бросал камешков! Служанка принесла от садовника ключ, Гульбашра пошла, отперла калитку и впустила Талиб-джана в сад. Стала она жаловаться ему:

 
Почему ты поступил со мной так плохо?
Я была еще девочкой, когда избрала тебя.
 

Талиб-джан ответил ей так:

 
Сначала ты молила о любви,
А теперь пишешь такие обидные письма!
 

И снова запела Гульбашра:

 
Пусть любимый поступает со мной плохо,
Я поступлю хорошо.
Он забудет все плохое и будет плакать,
Вспоминая то хорошее, что делала я.
Если мой возлюбленный сделает плохо,я сделаю хорошо.
Я готова терпеть от любимого все, даже плохое.
Любимый, приходи, давай помиримся.
Пусть этот мир бренный – мы уходим из него
с сожалением.
 

Потом они помирились, стали вместе гулять по саду. Гульбашре понравилось, что ее любимый бродит среди цветов и сам похож на цветок. И она запела:

 
Не гуляй по саду, любимый:
Цветы стыдятся и прячутся в листьях.
 

Потом Талиб-джан вышел из кустов, он сорвал желтый бессмертник и подал его Гульбашре. Она спела ему:

 
И сама я пожелтела от горя,
И мой любимый дарит мне желтые цветы.
 

Потом они пошли и сели под ивой. Они нарвали роз и цветов джидды *. Талиб-джана стало клонить в сон, он опустил голову, а Гульбашра ему запела песню:

 
Благоухает вокруг розами и цветами джидды.
А ты спишь в тени под ивой на коленях у девушки.
 

Тогда Талиб-джан поднял голову и сказал ей:

– К чему ты пропела эту пара? Она здесь неуместна. Ведь мы с тобой мусульмане и к тому же пуштуны! Не ты ли мне говорила: «Терпи, терпи. Бог сделает так, что ты получишь меня в законном браке».

Тут Талиб-джан рассердился и ударил ее розой по груди.

Она запела ему:

 
Ты ударил меня розой!
Ты ранил мое сердце, и я умру. Ты
ударил меня розой!
Я – раба твоей руки, меня увидели соперницы.
Если чернокожий обладает честью, он хорош,
Пусть даже он дворник.
Но мне не нужен друг царевич,
Если у него нет чести.
 

То есть смысл ее слов был таков: «Молодец, что хранишь свою честь!»

Тут садовник из другого конца сада услышал их голоса и песни. Он тотчас бросился туда из страха перед падишахом: «Это что такое? Что делает этот человек рядом с дочерью падишаха в саду под ивой? И служанки не слышно». Когда он подбежал, то он в гневе, напустился на Талиб-джана, закричал на него:

– Зачем ты сюда пришел, что здесь делаешь? Убирайся прочь поживее, а не то свяжу тебе сейчас руки за спиной и отведу к падишаху!

Гульбашра растерялась, не знает, что придумать. Она сказала садовнику:

– Это мой родственник, он пришел с моего разрешения. Не трогай его, он сам сейчас уйдет. Но садовник твердил:

– Нет, убирайся! Сейчас я тебя отделаю! Талиб-джан очень огорчился и обиделся. Он сказал:

– Почему нас позорят? Лучше мне уйти отсюда.

Талиб поднялся, вышел из сада и ушел. Гульбашра очень рассердилась и обратилась к садовнику:

 
Если сад доверяют вороне,
То соловей жалобно поет и улетает из сада.
Попугай хочет насладиться цветами,
А ты, садовник, заставляешь его плакать.
 

И затем Гульбашра со служанкой тут же вышли из сада, и она запела вслед Талибу:

 
Ради бога, повернись, подожди! Куда ты
идешь, чем я тебя обидела? Потом где я
найду тебя? Где ты будешь?
 

Но он не откликнулся. Тогда служанка сказала Гульбашре:

– Что ты, биби! Зачем тебе этот неприглядный сумасшедший Талиб? Как ты могла влюбиться в талиба?