Текст книги "Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй"

Автор книги: Автор Неизвестен

– Можно почтить госпожу поклоном? – спросил ее Симэнь, отпивая чай.

– Откушайте чайку, батюшка, – потчевала Вэнь. – А госпоже я доложила.

Хозяйка между тем из-за ширмы украдкой разглядывала Симэня, человека солидного, представительного, изъясняющегося языком изысканным, словом, особу необыкновенную. На нем была парадная чиновничья шапка из белого атласа, теплые наушники из соболя, пурпурный халат из козьей шерсти, расшитый журавлями, а на ногах черные сапоги с белой подошвой. Поверх халата была надета зеленая бархатная куртка всадника, украшенная львами и застегнутая на пять золотых пуговиц.

В самом деле

 
Богат он, душитель, злодей,
Коварен, лукав блудодей.
 

Обрадованная госпожа Линь подозвала потихоньку сводню. – По ком же это он носит траур? – спросила она. – По шестой госпоже, – объясняла тетушка Взнь. – Совсем недавно, в девятой луне скончалась. Правда жен у него и сейчас не меньше, чем пальцев на руке. Вы, может быть, не заметили, сударыня, но он как есть перепел, вырвавшийся из клетки, – так могуч в поединке.

Еще больше повеселела госпожа Линь. Сводня стала просить ее выйти к гостю.

– Но мне неловко! – отнекивалась хозяйка. – Может, пригласить его ко мне в покои? Тетушка Вэнь вышла к Симэню.

– Госпожа просит вас, батюшка, пройти к ней в спальню, – сказала она и отдернула занавес. Симэнь вошел в спальню.

Только поглядите:

 Свисали красные пологи и занавеси. На полу красовался мягкий шерстяной ковер. Веяло ароматами мускуса и орхидей. Было в спальне уютно, точно весной. Постель высокая – на ней узорные накидки, покрывала. На парчовой ширме среди цветов играют лунные лучи.

Прическу госпожи Линь держала сетка из золотых нитей [10]с бирюзовыми листиками. На ней была белая шелковая кофта с широкими рукавами, поверх которой была надета атласная цвета алоэ накидка с вышитыми золотом цветами и ярко-красная широкая юбка из узорной дворцовой парчи, отделанная бахромою, из-под которой выглядывали расшитые цветами черные, как ворон, шелковые туфельки с белыми каблучками.

В самом деле,

 
В роскошных залах у красотки
Ярится сладострастья жатва,
Во внутренних покоях ходко
Блядует эта бодхисаттва. [11]
Тому свидетельством стихи:
Белизною нежной кожи
Обольстительных ланит,
Статью, что всего дороже,
Всех пленяет ч пьянит,
Во хмелю любовном к ложу
Устремляется она —
И назвать никто не сможет
Ей в сравненье имена.
 

При появлении госпожи Линь Симэнь почтительно склонился. – Сделайте одолжение, сударыня, займите подобающее вам место на возвышении, – говорил он, – с тем, чтобы я смог почтить вас земным поклоном. – К чему такие церемонии, сударь? – возразила она.

Но Симэнь все же отвесил ей два земных поклона. Хозяйка поклонилась ему в ответ. После взаимных приветствий Симэнь расположился в кресле, а хозяйка присела сбоку пониже его на край кана, так что взгляд ее оказался обращенным не прямо на гостя.

Тетушка Вэнь позаботилась заблаговременно запереть внутренние ворота, а также калитку, ведущую к Вану Третьему, поэтому к ним не мог проникнуть ни один слуга.

Молоденькая горничная по имени Фужун подала на красном лаковом подносе чай. Когда Симэнь и хозяйка выпили по чашке, горничная с подносом удалилась. Разговор начала тетушка Вэнь.

– Зная, что вы, сударь, занимаете пост судебного надзирателя, – обратилась она к Симэню, – сударыня и попросила меня пригласить вас. Дело в том, что сударыня решилась обратиться к вам с одной просьбой. Согласны ли вы будете, сударь, оказать содействие?

– Но, что, собственно, у вас случилось, сударыня? – спросил Симэнь. – Готов исполнить все, только прикажите.

– Не скрою, почтеннейший сударь, – начала свой рассказ госпожа Линь, – род наш потомственный, титулованный, но после кончины моего мужа, полководца, солидное состояние наше оказалось прожитым. Сын же мой, избалованный с детства, так и не сумев сдать экзаменов, бросил учение, хотя и числился в военном заведении. Он оказался жертвою обмана. Ловкие повесы заманили его в свою компанию и теперь, бросив дом, он пропадает с ними у певиц. Я не раз собиралась подать на них жалобу властям, но как женщина, не покидающая внутренних покоев дома, как верная покойному супругу вдова, я, разумеется, не решилась показаться на людях. Вот почему я и позволила себе побеспокоить вас этим приглашением. Излить вам душевные волнения, надеюсь, все равно что обратиться к властям. Войдите в мое положение, сударь, умоляю вас! Постарайтесь как-нибудь оградить сына от дурной компании, помогите ему исправиться и вернуться на стезю учения, подвигов и славы, коими отмечены деяния наших предков. Я буду вам безгранично благодарна и многим обязана за возрождение сына.

– О какой благодарности может быть речь! – заверял ее Симэнь.– Больше не поминайте при мне этого слова! Ваш досточтимый род, прославленный своими полководцами и высокими сановниками, не чета другим. Ваш сын обучается в военном заведении, и он, безусловно, не поддастся на обман бездельников и гуляк, но приложит все силы, чтобы не уронить военной доблести предков, их чести и славы, А дурные увлечения – это обычные грехи молодости. Но если вы просите, сударыня, я без промедления вызову в управу всю эту компанию и накажу как полагается. Такая встряска и вашему сыну послужит предостережением. Тогда он свернет с опасной колеи и остепенится. Выслушав Симэня, госпожа Линь встала и поклонилась ему. – Я непременно отблагодарю вас, сударь, – сказала она. – Ну что вы, сударыня! – прервал ее Симэнь. – Я для вас постараюсь, как для друга.

Так, слово за слово, их взгляды становились все более многозначительными. Тетушка Вэнь накрыла стол и поставила вино.

– Это мой первый визит, – для вида начал отказываться Симэнь.– Я пришел к вам с пустыми руками и было бы неприлично злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Я не ожидала, что вы удостоите меня визитом, сударь, – заверяла его хозяйка, – и не приготовилась должным образом к приему. Но выпейте хотя бы чарку простого вина, чтобы разогреться в такой холод.

Горничная стала разливать вино. Когда она наклонила золотой кувшин, в нефритовых кубках запенился искристый дорогой напиток. Госпожа Линь поднесла кубок Симэню.

– Разрешите прежде мне угостить вас, сударыня, – говорил он, вставая из-за стола.

– Вы еще успеете поднести, батюшка, – вставила тетушка Вэнь. – Пятнадцатого будет день рождения хозяюшки, вот тогда поднесете подарки и пожелаете сударыне долгих лет жизни.

– О! – воскликнул Симэнь. – Что ж ты раньше не сказала? Сегодня уж девятое. Шесть дней остается. Непременно воспользуюсь случаем засвидетельствовать почтение.

– Не стоит, право, так утруждать себя, – говорила, улыбаясь, Линь.– Вы так великодушны, сударь!

На столе появились огромные блюда и шестнадцать чаш. От горячих яств шел аппетитный аромат. Были тут разваренный рис, вареные куры и рыба, жаренные в масле гуси и утки, изысканные закуски, свежие фрукты и редкие плоды. Рядом в высоких подсвечниках ярко горели красные свечи. На полу из золотой жаровни вздымались языки пламени. Над столом порхали кубки. Веселым смехом и шутками сопровождались тосты и игра на пальцах. А вино ведь будит чувства и страсти. Шли часы, и в окно заглянула луна. Одним желаньем горели их сердца, одна и та же страсть их волновала. Тетушка Вэнь вовремя удалилась. Ее не раз звали, чтобы принесла вина, но она не откликалась.

Оставшись наедине, Симэнь и госпожа Линь сели рядом, их разговор становился все интимнее. Симэнь пожимал ее руку, потом прильнул к плечу и обвил руками ее нежную шею. Госпожа Линь молчала, только улыбалась. Немного погодя она чуть приоткрыла алые губы, и он припал к ним, звучно играя языком в ее устах. Они слились в страстном поцелуе. Нежные ласки приблизили сладостный миг. Госпожа Линь заперла дверь в спальню и, сняв с себя одежды и украшения, слегка приподняла парчовый полог. На узорном покрывале лежали подушки с вышитыми на них неразлучными уточками. От постели пахнуло тонким ароматом. Симэнь прильнул к ее нежному, как яшма, телу, обнял ее пышную грудь.

Надобно сказать, что Симэнь, наслышанный об умудренной в любовных делах госпоже Линь, прихватил с собой из дому узелок с приспособлениями для утех и принял снадобье чужеземного монаха. Когда госпожа Линь убедилась в его мощи, а он прикоснулся к ее прелестям, у них от радости еще сильнее разгорелась страсть.

Она ждала его на постели под газовым пологом, он же под одеялом готовил свой черенок к делу. Затем он подхватил прекрасные ножки женщины, расправил плечи и, как шальной мотылек или пьяный шмель, вступил в сражение.

Да,

 
Копье и щит скрестились в поединке,
Рассыпались ковром златые шпильки.
 

Тому свидетельством стихи:

 
В спальне над жаровней вьется ароматный дым,
Мой возлюбленный проснется – с ним поговорим.
Пробудился – побледнела в небесах луна,
Надоело мне без дела мерзнуть и без сна.
Равнодушен друг – я тоже с другом холодна.
А случится молодого принимать купца —
Спасу нет от озорного, ласки без конца.
Заманить бы мне Сун Юя на вершину Тан [12],
Как ворота распахну я – то-то будет рьян.
Окроплен пион росою, ляжет сыт и пьян.
 

Симэнь приложил все умение, чтобы продлить утехи до второй ночной стражи и доставить госпоже Линь полное наслаждение. После все же проистекшего завершения у нее рассыпались волосы и упали шпильки. Она напоминала увядающий цветок или надломленную ветку ивы. Ее голос, нежный, как щебет иволги, над самым ухом Симэнь Цина прерывался. Она едва переводила дыхание. Их тела сплелись, они некоторое время лежали, обняв друг друга, потом встали, чтобы привести себя в порядок. Господа Линь поправила серебряный светильник и открыла дверь. Уложив у зеркала прическу, она кликнула горничную и велела подать тазик с водой. Ей удалось заставить Симэня осушить три чарки лучшего вина, и он стал откланиваться. Как ни уговаривала его хозяйка остаться, он низко ей поклонился, обещал навещать и, извинившись за беспокойство, направился за ворота. Она проводила его до калитки.

Тетушка Вэнь отперла задние ворота и позвала Дайаня с Циньтуном. Слуги подвели коня, и Симэнь отбыл домой.

Дозорные успели обойти город, и на улицах царила мертвая тишина. Было холодно. Симэнь добрался до дому, но не о том пойдет речь.

На другой день Симэнь явился в управу. После заседания он прошел в заднюю залу и подозвал околоточного и сыщиков.

– Вот какое дело, – обратился к ним Симэнь. – Разузнайте, кто да кто зазывает к певицам молодого господина Третьего из дома полководца Вана, к кому он ходит. Выясните имена и мне доложите. Потом Симэнь завел разговор с надзирателем Ся Лунси. – Видите ли, – говорил он. – Ван Третий совсем, оказывается, бросил учение. Матушка за него сильно беспокоится. Не раз ко мне посыльного направляла, просит помочь. Виноват тут, конечно, не он, а компания бездельников. Это они его заманивают. Их и наказать надо со всей строгостью, а то, чего доброго, пропадет человек.

– Вы совершенно правы, сударь, – поддержал его Ся Лунси. – Надо взять бездельников.

Околоточный и сыщики, получив приказ Симэня, пополудни явились к нему на дом и вручили список замешанных лиц. В нем значились Сунь Молчун, Чжу Жинянь, Чжан Лоботряс, Не Юэ, Шан Третий, Юй Куань и Магометанин Бай, а из певиц были названы Ли Гуйцзе и Цинь Юйчжи.

Симэнь взял кисть и вычеркнул обеих певиц, а также старину Суня и Чжу Жиняня.

– Заберите пятерых: Чжана Лоботряса и оставшуюся компанию, – распорядился Симэнь. – Завтра утром в управу приведете.

– Есть! – отозвались сыщики и удалились. К вечеру, когда им стало известно, что Ван Третий с компанией пирует и играет в мяч у Ли Гуйцзе, они засели близ задних ворот заведения. Поздней ночью компания стала расходиться. Тут-то они и схватили пятерых гуляк: Лоботряса Чжана, Не Юэ, Юй Куаня, Магометанина Бая и Шана Третьего. Сунь Молчун с Чжу Жинянем улизнули в задний домик Ли Гуйцзе, а Ван Третий забрался к ней под кровать и боялся нос высунуть. Сама Гуйцзе и остальные обитательницы дома покрылись холодным потом с перепугу. Они тщетно пытались разузнать, кто распорядился об облаве. Ван Третий так и пробыл всю ночь под кроватью. Хозяйка заведения, мамаша Ли, опасаясь, не исходил ли приказ из столицы, рано утром, в пятую ночную стражу [13], велела Ли Мину переодеться и проводить домой Вана Третьего.

Между тем Чжана Лоботряса и остальных задержанных ночь продержали в участке.

На другой день, когда Симэнь и надзиратель Ся открыли утреннее присутствие, рядом уже лежали палки и орудия пыток. Ввели задержанных. Им надели на пальцы тиски и всыпали каждому по двадцать ударов, от которых они покрылись кровоточащими шрамами. Их вопли и стоны раздавались в небе и потрясали землю.

– Эй вы, бродяги! – строго крикнул Симэнь. – Вас следовало бы сурово наказать. Нечего порядочных людей совращать, в непотребные места заманивать. Но я вас на первый раз щажу, а попадетесь в другой раз, в колодки забью. На позор перед заведением выставлю. Так у меня и знайте!

Симэнь велел подручным вытолкать бездельников вон. Очутившись на воле, они бросились наутек, не чуя ног под собою. Надзиратели после заседания прошли в заднюю залу и сели выпить чаю.

– Я получил вчера письмо от столичного родственника секретаря Цуя, – заговорил Ся Лунси. – Доклад об инспекции нашей управы, говорит, в столице получен, но пока еще нет решения. Вот я и хотел с вами посоветоваться. Хорошо бы, по-моему, направить посыльного к коллеге Линь Цанфану в Хуайцин [14]. Он все же поближе к начальству. Может, что-нибудь слыхал.

– Замечательная мысль! – поддержал его Симэнь и подозвал гонца. Когда тот встал перед ними на колени, Симэнь распорядился: – Вот тебе пять цяней серебра на расходы и визитные карточки, поезжай в Наньхэ [15]к судебному надзирателю господину Линю. Выясни, заседал ли секретариат редакторов и нет ли решения насчет инспекции управы. Как узнаешь, доложишь нам.

Гонец взял серебро, обе визитные карточки и пошел собирать вещи. Он надел на голову войлочную шляпу столичного покроя и, вскочив на коня, пустился в дальний путь. Симэнь и Ся Лунси разошлись по домам.

А пока расскажем о Лоботрясе Чжане и его дружках. Выбрались они из управы напуганные и по дороге начали упрекать друг друга. Их мучил один вопрос: кто же все-таки уготовил им такую неприятность.

– Что ни говорите, а тут не обошлось без столичного главнокомандующего Лу Хуана, – заявил Лоботряс Чжан. – Это он распорядился.

– Будет тебе! – оборвал его Магометанин Бай. – Нам бы тогда так легко не отделаться. А то вышло как в поговорке: нет хитрее певицы, нет ловчее прилипалы.

– Нет у вас смекалки! – выпалил Не Юэ. – Я сразу догадался. Ван Третий у Симэня зазнобу отбил, вот Симэнь на нас и отыгрался. Как говорится, волки грызутся, а у овец шерсть летит. Вот отчего тебе, Лоботряс, и досталось.

– Да, ты, пожалуй, прав! – говорил Лоботряс Чжан. – Вот Сунь Молчун и Рябой Чжу тоже с нами были, а нам отдуваться пришлось.

– Ишь чего захотел! – заметил Юй Куань. – Они ж Симэню друзья-приятели. Они, что ж, на коленях должны стоять, а он с ними свысока будет говорить? Неловко получится. – А почему ж девок не взяли? – спрашивал Лоботряс. – Да потому что они зазнобы его, – отвечал Не Юэ. – Особенно Гуйцзе. Неужели он ее забирать будет? Нет уж, как ни кинь, а мы в тенета попали, вот нам и наломали бока. А надзиратель Ся, заметили, хоть бы словом обмолвился. Симэнь тут все свое пристрастие выказал. А ну, пойдем к Ли Гуйцзе! Вана Третьего вытребуем. Что нас, за здорово живешь что ли отодрали, а? Из-за него ни встать ни сесть. Пусть за побои серебром возместит. А то над нами девки смеяться будут.

Они повернули и, колеся переулками, добрались до «кривых террас». Ворота дома Гуйцзе были крепко-накрепко заперты, так что сам Фань Куай [16]не сумел бы открыть. Долго они стучались. – Кто там? – послышался наконец голосок.

– Это мы, – отозвался Лоботряс Чжан. – Нам с Ваном Третьим надо поговорить.

– Его у нас нет, – отвечала служанка из-за ворот. – Он тогда же ночью домой ушел. У нас все ушли, и мне не ведено открывать.

Компания направилась к дому полководца Вана. Они проникли в гостиную и уселись.

Когда Ван Третий узнал, что за ним пришли, то со страху забился в спальню и не показывался. Наконец он выслал слугу Юндина.

– А господина нет дома, – объявил слуга собравшимся в гостиной.

– Ишь какой ловкий! – загудели они. – Нет дома! А где же он?

– Пускай не отвиливает! – заругался на барича Юй Куань. – Правду сказать, нас только что выпороли, а теперь надзиратель хочет ему допрос учинить. – Юй Куань обхватил колени руками и, уставившись на Юндина, велел так и сказать хозяину. – С какой это стати из-за его милости нас избили, а?

Битые повалились на скамейки и застонали от боли. Ван Третий тем более не осмелился к ним выходить.

– Мам, а мам! – звал он мать. – Что ж делать? Как мне от них избавиться?

– Я женщина, сам посуди, – говорила госпожа Линь. – Куда я пойду, где буду искать заступника?

Время шло, и у пришедших лопнуло терпение. Они велели пригласить хозяйку, но и та к ним не показалась, а предпочла вести переговоры из-за ширмы.

– Заждались вы, должно быть? – обратилась она. – Он, наверно, в поместье уехал. Нет его. Может, слугу послать?

– Быстрее пошлите, сударыня! – говорил Лоботряс Чжан. – А то нарыв зреет-зреет да и прорвется. Плохо будет. Мы ж из-за него пострадали. Вон нас как избили. Сам господин надзиратель распорядился его доставить, а не явится, нам тогда и вовсе не отделаться. Беды не оберешься.

Госпожа Линь велела слуге угостить пришельцев чаем, а не на шутку перетрусивший Ван Третий тем временем умолял мать найти защиту.

– Ведь тетушка Вэнь знакома с надзирателем Симэнем, – больше не в силах сопротивляться мольбам сына, сказала госпожа Линь. – Она его дочь сватала и к нему в дом вхожа.

– Ну так в чем же дело! – ухватился Ван Третий. – Вот и пошли за ней слугу.

– Но ты сам ее тогда оговорил, и она перестала к нам заглядывать, – засомневалась мать. – Обиделась, наверно. Вряд ли пойдет.

– Мамаша, дорогая! – умолял сын. – Но войди в мое положение! Позови ее, прошу тебя! Я у нее попрошу прощения. Госпожа Линь незаметно провела Юндина через задние ворота. Пришла тетушка Вэнь.

– Мамаша! Мамаша! – повторял Ван Третий. – Ты знаешь надзирателя господина Симэня, прошу тебя, спаси человека! Тетушка Вэнь наигранно удивилась.

– Верно, я сватала его дочь, – говорила она. – Но это было давно. А больше мне ни разу не приходилось бывать в богатом доме. Да и как решиться солидное лицо беспокоить?! Ван Третий опустился перед свахой на колени.

– Спаси меня, мамаша! – просил он. – Век не забуду благодеяния и щедро награжу. Они в гостиной собрались: требуют, чтобы я на допрос явился. А как я пойду? Тетушка Вэнь бросила взгляд на госпожу Линь.

– Ладно! – говорила хозяйка. – Уж замолви за него слово.

– Но одна я не пойду, – предупреждала Вэнь. – Одевайтесь, батюшка, я вас провожу к господину Симэню. А просить его сами будете. Если надо, я свое слово вставлю. Авось, и сообразуется.

– Но они тут, требуют, – говорил Ван Третий. – Что если увидят?

– Не волнуйтесь, батюшка! – успокаивала его Вэнь. – Погодите, я их успокою. Подайте им чаю, вина, закусок и сладостей, а мы тем временем в задние ворота выйдем. Так что им не до вас будет. Тетушка Вэнь вышла в гостиную и поклонилась пришельцам.

– Меня к вам, братцы дорогие, хозяюшка послала, – заговорила сваха. – Заждались, небось, господина, а? Нет его, в поместье отбыл. За ним послали, вот-вот пожалует. Досталось вам, братцы. Посидите, отдохните. Да и то сказать: кому не достается. Вот прибудет господин, он вас не обидит. А то, выходит, друзьям шишки, а мне пышки? Нет, всем надо умом пошевелить, как беду отвратить. А потом, вы же не по собственной воле пришли – вас начальство послало. Вот придет молодой господин, все и уладит.

– Мамаша дело говорит, – в один голос выпалили бездельники. – Давно б тебе, мамаша, выйти да сказать толком, мы бы тихо-мирно обождали, а то, знай, твердят: «дома нет» и весь разговор. Да мы, что ли, кашу заварили? Ведь нас из-за него выпороли. Его в управу требуют, а они заладили свое. Пировать ты первый, а ответ держать? Ты нас поймешь, мамаша. Раз ты вышла, мы тебе откроемся. Попросила бы от нашего имени у хозяйки, пусть немножко подкинет, на том бы и покончили. Тогда он может не показываться, если не желает. В управе быстрее разберутся. Заберут и допросят.

– Вот это другой разговор! – подхватила тетушка Вэнь. – Вы, братцы, пока посидите, а я с хозяюшкой потолкую. Пусть насчет закусочек да винца распорядится. Давно ведь ждете, проголодались, небось.

– Вот мамаша – душа человек! – воскликнули все. – Точно, после порки глотка в рот не брали.

Тетушка Вэнь удалилась в дальние покои и поторопила, чтобы купили на два цяня вина, на один цянь сладостей, а также свинины с бараниной и говядины. Закуски разложили на большие блюда и подали пришельцам.

Пока в гостиной шел пир горой, Ван Третий облачился в темный халат, повязал повязку студента и написал прошение. Тетушка Вэнь потихоньку провела его через задние ворота, и они пешком направились прямо к Симэню. Ван Третий на всякий случай укрыл лицо пылезащитной маской. Когда они остановились у парадных ворот, тетушку Вэнь сразу узнал привратник Пинъань.

– Батюшка только что направились в залу, – сказал он. – В чем дело, мамаша? Сваха протянула ему визитную карточку.

– Будь добр, братец, доложи, – попросила она и, обратившись к Вану, попросила два цяня серебра, которые тотчас же протянула Пинъаню. Привратник только тогда согласился доложить хозяину.

Симэнь взял визитную карточку. На ней значилось: «По-родственному преданный Ван Цай коленопреклоненно бьет челом». Хозяин велел позвать сначала тетушку Вэнь и, расспросив в чем дело, распорядился открыть двери большой залы. Слуги поспешно отдернули тяжелые зимние занавеси и ввели Вана Третьего.

На Симэне, вставшем ему навстречу, была парадная чиновничья шапка и домашнее платье.

– Что ж ты мне раньше не сказала, мамаша? – деланно воскликнул, обращаясь к свахе, Симэнь, когда увидел вошедшего в парадном облачении. – У меня такой затрапезный вид. Симэнь послал, было, слугу за халатом, но Ван удержал его.

– Зачем это, досточтимый дядюшка? – говорил Ван. – Я ж осмелился нарушить ваш покой. Не извольте беспокоиться, прошу вас!

Когда они прошли в залу, гость попросил хозяина занять подобающее место, чтобы отвесить ему земной поклон.

– Вы мой гость, – заявил тот с улыбкой и поклонился первым.

– Как я виноват перед вами, дядюшка, – начал Ван. – Давно собирался засвидетельствовать вам свое почтение, но до сих пор мне не представлялся случай.

– К чему церемонии?! – заметил Симэнь.

– Разрешите мне попросить прощение за столь запоздалый визит, – продолжал пришедший, – и как племяннику почтить вас глубоким поклоном.

Симэнь наконец уступил его просьбам, а когда тот встал, предложил сесть. Ван из почтительности присел на край кресла. Подали чай. Гость глазел на расставленные повсюду узорные ширмы и висевшие на стенах отделанные золотом свитки пейзажной живописи нежно-голубых тонов. Стояли обтянутые зеленой атласной парчою кресла с инкрустацией. Главное из них было накрыто отороченным соболем покрывалом. На полу лежал мягкий шерстяной ковер. Центр залы был выложен медными квадратами, до того начищенными, что от блеска рябило в глазах. Наверху красовалась вывеска, под которой волшебной кистью Ми Юаньчжана [17]было начертано: «Удостоенному высочайшей милости». Глядеть было и не наглядеться на эту залу. Возвышенная чистота, ее наполнявшая, помогала всякому обрести душевный покой и блаженство.

– У меня к вам просьба, – обратился наконец Ван Третий к хозяину. – Но я никак не решусь утруждать вас, достопочтенный дядюшка.

Он достал из рукава бумагу и, протянув ее Симэню, опустился несколько поодаль на колени.

– Дорогой друг мой! – воскликнул Симэнь и дал знак рукой, чтобы гость встал. – В чем дело? Говори же!

– Ваш племянник так виноват перед вами, – заговорил Ван. – Вся моя надежда только на вас, почтеннейший дядюшка. Может, ради военных заслуг моего родителя, верноподданного сановника его величества, вы сочтете возможным простить меня, бесталанного. Я виноват по неведению. Сделайте милость, избавьте меня от допроса. Я на краю гибели, спасите меня, верните к жизни, умоляю вас! Не знаю, как мне благодарить вас, дядюшка. Я трясусь от страха. Симэнь развернул бумагу. В ней значились Чжан Лоботряс и компания.

– Опять эти бродяги! – недоумевал Симэнь. – Я ж им всыпал сегодня как полагается и отпустил. Чего ж они к тебе пристают?

– Видите ли, в чем дело, – объяснял Ван. – Они утверждают, будто их, избитых, вы послали за мной. Меня, говорят, в управу на допрос требуют. Такой они у нас в доме шум подняли, ругались, деньги вымогали. Прямо спасенья нет. И пожаловаться некому. Вот я и пришел, дядюшка, просить у вас прощения. С этими словами он достал лист подношений и вручил Симэню.

– Это еще что! – возразил Симэнь. – Вот проклятые бродяги! Я ж их по-хорошему отпустил, так они людям покою не дают. Симэнь вернул Вану Третьему лист и продолжал:

– Я тебя, друг мой, больше не задерживаю. Иди себе спокойно домой, а их я сейчас же велю взять под стражу. С тобой же мы, надеюсь, скоро увидимся.

– Что вы, дядюшка! – говорил Ван. – Это я обязан к вам явиться и отблагодарить за участие.

Рассыпаясь в благодарностях, Ван Третий направился к выходу. Симэнь проводил его до внутренних ворот.

– Мне неудобно выходить на улицу в таком виде, – сказал он.

Ван, надвинув на глаза пылезащитную повязку, вышел из ворот и, сопровождаемый слугой, направился восвояси. Тетушка Вэнь задержалась у Симэня.

– Смотри, не спугни их! – наказал ей Симэнь. – Я сейчас же людей пошлю.

Тетушка Вэнь с Ваном Третьим незаметно прошли в дом. Тут же к дому явились сыщик и четверо солдат. Бездельники тем временем справляли веселый пир. Вдруг к ним ворвались сыщик с солдатами и без разговоров всем надели наручники. Перепуганные гуляки со страху побледнели, как полотно.

– Вот так Ван Третий! – недоуменно говорили они. – Хорош друг! Подпоил, а сам могилу вырыл.

– Не болтайте глупости! – оборвали их посланные Симэнем. – Кто вы есть такие?! Припадите лучше к стопам его сиятельства, может, пощадит.

– А ты, брат, прав! – опомнился Лоботряс Чжан.

Вскоре компанию доставили к воротам Симэня. Солдаты и Пинъань протянули руки, требуя награды. Иначе привратник отказывался доложить о них хозяину. Пришлось вывернуть карманы. Кто протянул головную шпильку, кто кольцо. Их ввели в ворота.

Долго не показывался Симэнь. Наконец-то он вышел в залу и сел на возвышении. Подвели задержанных. Они упали на колени.

– Я ж вас на все четыре стороны отпустил, бродяги несчастные! – обрушился на них Симэнь. – А вы людей управой запугиваете? Вымогательством занимаетесь, да? Сколько серебра получили? Правду говорите! А то тисков у меня сейчас же отведаете.

Стоило Симэню дать знак, как солдаты тотчас принесли новые тиски для зажима пальцев.

– Не вымогали мы ничего, – бил челом, каялся Лоботряс Чжан. – Ни гроша не получили. Мы только сказали, что нас в управе наказали. Ну, нас угостили вином и закусками. А вымогательством мы не занимались.

– И совсем вам там нечего делать! – продолжал Симэнь. – Вот наглые бродяги! Порядочных людей совращают, деньги выманивают. Признайтесь честно! А то сейчас велю в острог отвести. Я из вас выбью признание! В колодку забью и на позор выставлю.

– Сжальтесь, милосердный батюшка! – со слезами умоляли его задержанные. – Мы к его дому близко не подойдем. Окажите милость! Не губите! Не вынести нам зимней стужи в остроге.

– Так и быть! – заключил Симэнь. – Прощаю и на сей раз. Но чтоб у меня больше такими делами не заниматься! Чтоб вашей ноги больше не было у певиц, слышите? А будете порядочных людей совращать, деньги вымогать, до смерти запорю, так и знайте! Гоните вон! – крикнул он подручным. Целые и невредимые высыпали от Симэня друзья.

Да,

 
Разбита клетка из нефрита –
И феникса уж нет.
Ключ золотой дракон похитил
И свой запутал след.
 

Отпустив компанию, Симэнь проследовал в дальние покои.

– Что это за Ван Третий к тебе приходил? – спросила Юэнян.

– Сын полководца Вана, – отвечал Симэнь. – Это из-за него, помнишь, Ли Гуйцзе пострадала. Но не вняла советам, потаскуха. Опять с ним шьется. За тридцать лянов на месяц ему продалась, а меня за нос водит. Но ведь мне-то все докладывают. Вчера бездельников приводили. Всыпал я им как полагается, а нынче к Вану Третьему пристали. Заявились в дом, шум подняли, деньги вымогали, совсем запугали человека: в управу, мол, тебя вызывают. Перетрусил он, на допросе не бывал ни разу, ну и к тетушке Вэнь за помощью обратился. Пятьдесят лянов мне предлагал. Просил заступиться. Опять бездельников приводили. Дал я им такую острастку – больше к нему близко не подойдут. Вот не повезло людям. Уродился же вот такой непутевый наследник. Кажется, и род именитый, и отец сановник, да и сам в военном заведении числится, ан нет. Чем бы позаботиться о карьере да славе, он у певиц днюет и ночует с бездельниками, красавицу-жену бросил, а она племянница самого главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Он ее драгоценности закладывает, а ему не больше двадцати. Нет, не выйдет из него проку.

– Лампу зажги да на себя лучше погляди! – начала Юэнян. – Сам ведь никудышный. Над свиньей смеется, что в грязи купается, а сам? Ты же с ним из одного болота пьешь. Сам творишь не весть что! Был бы хоть немного почище, тогда б других упрекал. Симэнь ничего ей на это не ответил. Подали кушанья.

– Батюшка Ин пожаловали, – доложил Лайань.

– Проводи в кабинет, – распорядился Симэнь. – Я сейчас приду.

Ван Цзин открыл расположенный рядом с залой кабинет, куда вошел Ин Боцзюэ и уселся в кресло возле натопленного кана.

Наконец появился Симэнь Цин. Обменявшись приветствиями, они подсели поближе к теплу, и завязалась беседа.

– Что это ты, брат, тогда от Се Сида так рано ушел, а? – спросил Боцзюэ.

– С утра надо было в управу, – отвечал Симэнь. – Все дни в делах. А тут инспекция. Надо было в столицу за новостями гонца отправлять. Это ведь ты человек праздный.

– А в управе какие дела разбирали? – поинтересовался Боцзюэ.

– Без дела дня не проходит.

– Говорят, до Вана Третьего добрались. Восьмого вечером Чжана Лоботряса с компанией у Ли Гуйцзе забрали. Говорят, только Сунь Молчун с Рябым Чжу легко отделались, а остальных пороли. Они потом Вана Третьего взяли за бока. Что ж ты, брат, молчишь, а?

– Ишь, пес дурной! – заругался Симэнь. – Это кто ж тебе рассказал? Перепутал ты, брат. Мы никого не забирали. Может, начальник Чжоу?