Текст книги "Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 122 страниц)

– Дочка моя! – говорил восхищенный Боцзюэ. – Твои пальчики самим Небом предназначены для занятия, которому ты себя посвятила.

– Сгинь, проклятый! – заругалась Айюэ. – Я б тебе сказала.

Боцзюэ схватил Айюэ, поцеловал и пошел прочь.

– Вот Попрошайка проклятый! – закричала певица. – Грубиян несчастный! Врывается ни с того ни с сего, только людей пугает. Таохуа! – кликнула она служанку. – Погляди, ушел он или нет, и дверь запри.

Тут она стала рассказывать Симэню о Ли Гуйцзе и Ване Третьем с компанией.

– Видите ли, – говорила она, – Сунь Молчун, Рябой Чжу, Чжан Лоботряс, бездельники Юй Куань и Не Юэ, игроки в мяч Магометанин Бай и Шан Третий [16]за компанию с Ваном Третьим целыми днями у Ли Гуйцзе пропадают. Барич Ван недавно бросил Ци Сян и сошелся с Цинь Юйчжи. В двух домах все состояние спустил. За тридцать лянов меховую шубу заложил, у матери пару золотых браслетов взял и все Гуйцзе отнес. На месяц ее откупил.

– Ах она, потаскуха! – негодовал Симэнь. – Я ж запретил ей с этим негодяем шиться, а она все за свое. А ведь как заверяла, клятвы давала. Голову мне, выходит, морочила?

– Не гневайтесь, батюшка! – успокаивала его Айюэ. – Я вам скажу, как Вана отвадить. Так проучите, за все отплатите.

Симэнь заключил ее в объятия. Обвив ее шею своими белыми шелковыми рукавами, он прижался к ее благоухающим ланитам. Она тем временем достала из жаровни немного ароматов и спрятала к себе в рукав.

– Я вас научу, батюшка, – продолжала она. – Только чтобы никто не знал, даже Попрошайка Ин. А то, чего доброго, слухи пойдут.

– Ну говори, дорогая! – шептал Симэнь. – Как проучить? Я ж не глупый, никому ни слова не скажу.

– Матери Вана Третьего, – начала Айюэ, – госпоже Линь, нет и сорока. А какие манеры! Подведет брови, подкрасит ресницы, нарядится… и собой красавица и умница. Ее сынок у певиц днюет и ночует, а она у себя дома поклонников принимает. Иногда, правда, выезжает – будто в женский монастырь помолиться, а на деле к своей сводне тетушке Вэнь. Все свидания через нее устраивает. Госпожа Линь в любовных делах слывет первой искусницей. Я вам, батюшка, говорю это потому, что свидеться с ней не так уж трудно. А другая зазноба – жена Вана Третьего. Этой только девятнадцать исполнилось. Племянница главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Красавица писаная. Играет в двойную шестерку и шашки. Муженек у нее больше на стороне обретается, а она, как вдова, одна-одинешенька дома сидит и тоска ее снедает прямо смертельная. Руки на себя не раз накладывала – отхаживали. Словом, женщина на редкость. Если вам, батюшка, посчастливится сойтись с госпожой Линь, то вне сомнения и невестка вашей будет. Рассказ Айюэ возбудил в Симэне вожделение.

– Милая моя! – говорил он, обнимая Айюэ. – Откуда же ты знаешь все эти подробности, а?

Айюэ частенько звали в этот дом петь, но она об этом умолчала.

– Один мой знакомый как-то видался с госпожой Линь, – отвечала она уклончиво. – Тоже тетушка Вэнь сосватала.

– Так кто ж это? – заинтересовался Симэнь. – Уж не Чжан ли Второй, племянник богача Чжана с Большой улицы?

– Конопатый Чжан Маодэ, вы думаете? – переспросила Айюэ. – Ну и грубиян! Глаза сощурит, насильник. До смерти замучает. Пусть уж его девицы от Фаня принимают, да еще Дун Цзиньэр с ним путается.

– Тогда не знаю! – заключил Симэнь. – Ну кто же? Скажи!

– Так знайте, батюшка. Тот самый южанин, по воле которого я рассталась с девичеством. Он дважды в год наведывается сюда по торговым делам. Всего на день-другой к нам заглядывает, но больше на стороне гуляет. Любитель случайных связей.

По душе пришлось Симэню предложение красотки.

– Раз ты любишь меня, дорогая, – говорил он на радостях, – я готов платить тридцать лянов в месяц твоей мамаше. Только чтобы никого больше не принимала. А я, как выберу время, буду навещать тебя.

– Если вы хоть немного привязаны ко мне, зачем говорить о тридцати лянах? – заверяла его Айюэ. – Дадите мамаше несколько лянов и достаточно. А я была бы рада никого не принимать кроме вас, батюшка.

– Ну что ты! – возражал Симэнь. – Я непременно дам мамаше тридцать лянов.

Они легли и отдались утехам. На высокой постели лежал толстый тюфяк.

– Может, разденетесь, батюшка? – предложила она.

– Да нет, одежда не помешает. Может, заждались они там нас, а [17]?

Он подложил подушку. Она разделась и легла на бок. На ней была красная рубашка из шаньсийского тонкого шелка и панталоны.

Симэнь взял в руки лотосы-ножки Айюэ и отстегнул ее голубые шелковые панталоны. Его копье поддерживала серебряная подпруга. Красавица нежно прильнула к нему.

Только поглядите:

 
Раскрылся цветок – обнажил сердцевину игриво,
Колышется стан ее стройный, как гибкая ива.
 

Да,

 
Нежный цветок не терпит
грубого обращенья,
Гнется он неустанно
от знойного дуновенья.
Гулко забилось сердце,
страсти своей не пряча.
Как оно неуемно
жаждет любви горячей!
Цветок с мотыльком шептался,
к себе его призывая,
В утехах своих весенних
сытости полной не зная.
 

Душа красавицы все еще не насытилась, со страстью ничего нельзя было поделать, и она тихонько звала возлюбленного. Весенним вечером пришло наслажденье во дворец Вэйян [18]. Но вот семя уже было готово испуститься. Симэнь Цин от усиленной работы задыхался, а раскрасневшаяся женщина непрерывно и нежно щебетала. Ее волосы, как черная туча, упали на подушки.

– Мой ненаглядный! – шептала она. – Не торопись, прошу тебя, милый!

Игра дождя и тучки, наконец, завершилась, и они привели себя в порядок. Симэнь обмыл в стоявшем у постели тазике руки и стал одеваться. Потом, взявшись за руки, они направились к пирующим.

Иньэр, сидевшая рядом с Айсян, сюцай Вэнь и Боцзюэ тем временем бросали кости и играли на пальцах. Пир был в самом разгаре.

Когда появился Симэнь, все повставали, предлагая ему место.

– Хорош друг! – воскликнул Боцзюэ. – Бросил нас, а теперь выпить пришел? Ну держись!

– Да мы только поговорили, ничего особенного, – бросил Симэнь.

– Будет тебе оправдываться! – продолжал Боцзюэ. – Видал, как любезничали.

Боцзюэ наполнил большой кубок подогретым вином, и все стали пить за компанию с Симэнем. Четыре певицы начали петь.

– Паланкин подан, – объявил Симэню стоявший рядом Дайань.

Симэнь сделал знак слуге, и тот велел солдатам зажечь переносные фонари. Пирующие поняли, что Симэнь не намерен больше оставаться, и окружили его с чарками в руках.

– Спойте «Лишь красотка стыдливо…», – заказал он певцам.

– Хорошо! – отозвалась Хань Сяочоу и, взяв лютню, запела приятным голоском:

 
Лишь красотка стыдливо
подмигнула едва,
И по каменным плитам
заклубилась листва,
И под ветром игриво
растрепалась ботва,
А под ряской залива
в парном танце плотва.
Я любовной молитвой
в твоих снах колдовал,
И письмом похотливо
локоток целовал.
 

Иньэр поднесла чарку Симэню, Айсян угостила Боцзюэ, Айюэ ухаживала за сюцаем Вэнем. Осушили свои кубки и Ли Чжи с Хуаном Четвертым.

Снова полилась песня на тот же мотив:

 
А наперснице молвил:
по купцу ли товар?
Золотыми наполнил
полукруг рукава,
Чтоб к ущелью в межгорье
был незаперт замок..
Как студент я покорен,
от любви изнемог [19].
Ночь тиха на просторе,
сторожа стражи бьют…
Пусть же буря ускорит
ожиданье уюта.
 

Выпили, и Симэнь велел опять наполнил чарки. Айсян ухаживала за Симэнем, Иньэр – за сюцаем Вэнем, Айюэ – за Ин Боцзюэ. Чжэн Чунь подносил подносил фрукты и закуски.

Запели на тот же мотив:

 
Я в хоромах затворник,
твой владыка и раб,
Я дождем благотворным
Твои сны разыграл.
Мы как фениксов пара,
мы сестрица и брат,
Тёплой влагой распарен
твоих губ аромат.
Рог жемчужной струёю
всё вокруг оросил…
С петушиной зарёю
Сна рассеялся дым.
 

Выпили и опять заказали вина. Айюэ поднесла теперь кубок Симэню, Иньэр –Боцзюэ, Айсян – сюцаю Вэню

Опять запели на тот же мотив:

 
Разметались подушки,
кружева на полу.
Мы прильнули друг к дружке
в обоюдном пылу.
Сжаты острые брови,
закатились глаза.
Как весенней порою
над цветком стрекоза,
Я над телом призывным
изойду до краев,
Полноводьем приливным
изопью твою кровь.
 

Осушили чарки, и Симэнь стал откланиваться. Он велел Дайаню подать одиннадцать узелков с серебром. Каждая из певиц получила три цяня серебра, повара – пять цяней, У Хуэй, Чжэн Фэн и Чжэн Чунь – по три цяня, слуги и подававшие чай – по два цяня. Тремя цянями была одарена служанка Таохуа. Все награжденные земными поклонами благодарили Симэня. Хуан Четвертый никак не хотел его отпускать.

– Дядя Ин! – обращался он к Боцзюэ. – Ну, попросите же батюшку. Батюшка, ведь рано еще. Посидите немного, сделайте великое одолжение. Айюэ! Хоть бы ты уговорила батюшку.

– Да я и так уж просила, – отозвалась певица. – Никак не остается.

– Если б вы знали, сколько у меня завтра дел! – отвечал Симэнь и, поклонившись Хуану Четвертому и Ли Чжи, сказал: – Прошу прощения за беспокойство!

– Должно быть, вас плохо угощали, батюшка, вот вы и торопитесь, – говорил Хуан Четвертый. – Выходит, не угодили мы вам.

– Кланяйтесь матушке Старшей и остальным госпожам, – отвешивая Симэню земные поклоны, говорили Айюэ, Айсян и Иньэр. – Мы с Иньэр думаем как-нибудь выбрать время и навестить матушку Старшую.

– Будет время, заходите! – пригласил их Симэнь и, сопровождаемый слугами с фонарями, направился к выходу.

Мамаша Чжэн обратилась к гостю с поклоном.

– Посидели бы немного, батюшка! – говорила она. – Вы так торопитесь. Не по вкусу вам, должно быть, пришлись наши угощения. Сейчас рис подадут.

– Нет, я сыт, – отвечал Симэнь. – Благодарствую! Я б остался, если б не дела. Мне завтра утром надо быть в управе. Вон брат Ин посвободнее. Пусть он посидит.

Ин Боцзюэ хотел было откланяться вслед за Симэнем, но его удержал Хуан Четвертый.

– Если и вы нас покинете, нам совсем скучно будет, – говорил Хуан Четвертый.

– Ты попробуй лучше учителя Вэня удержи, – говорил Боцзюэ. – Тогда молодец будешь.

Сюцай Вэнь между тем пробрался к воротам и пытался ускользнуть, но его схватил за талию Лайань, слуга Хуана Четвертого.

– Учителю Вэню есть на чем добираться? – спросил Циньтуна приблизившийся к воротам Симэнь.

– Да, осел ждет, – отвечал слуга. – За ним Хуатун присматривает.

– Ну и хорошо! – говорил сюцаю Симэнь. – Я поеду, а вы с братом Ином еще посидите.

Все вышли за ворота проводить Симэня.

– Так не забудьте, батюшка, что я вам говорила, – незаметно пожимая руку Симэню, напомнила Айюэ и добавила: – Только между нами!

– Конечно! – отозвался Симэнь.

– Передайте низкий поклон матушкам, – продолжала Айюэ. – А ты, Чжэн Чунь, проводи батюшку до дому.

– Низко кланяйтесь матушке Старшей! – вставила Иньэр.

– Вот потаскушки проклятые! – ворчал Боцзюэ. – Знаете, у кого руки погреть, к тому и подлизываетесь. Со мной вы приветов не передаете.

– Отстань, Попрошайка! – оборвала его Айюэ.

Вслед за Симэнем откланялась и У Иньэр. Ее провожал с фонарем У Хуэй.

– Иньэр! – крикнула Айюэ. – Увидишь Шатуна [20], не проговорись смотри!

– Само собой!

Опять все сели за столы. В жаровни подбросили угли. Снова заискрилось вино, полились песни и музыка. Веселый пир затянулся до третьей ночной стражи и обошелся Хуану Четвертому в десять лянов серебра. Три-четыре ляна ушло у Симэня, но не о том пойдет речь.

Симэнь сел в паланкин и, сопровождаемый двумя солдатами с фонарями, покинул заведение. Чжэн Чуня он вскоре отпустил. На том этот вечер и кончился.

На другой день утром к Симэню прибыл посыльный от надзирателя Ся с приглашением в управу для слушания дела о грабеже. Заседание длилось вплоть до полудня.

После обеда к Симэню явился от свояка Шэня слуга Шэнь Дин с письмом, в котором свояк рекомендовал в атласную лавку молодого повара по имени Лю Бао. Симэнь взял Лю Бао, а Шэнь Дину передал в кабинете ответ. Рядом с хозяином оказался Дайань.

– Поздно вчера вернулся учитель Вэнь? – спросил его Симэнь.

– Я успел в лавке выспаться, – говорил слуга. – Слышу: Хуатун стучится в ворота. Уже, наверно, третья ночная стража шла. Учитель трезвый вернулся, а батюшка Ин, говорит, так захмелел, что его рвало. Время было позднее, и барышня Айюэ велела Чжэн Чуню проводить его до самого дома.

Симэнь расхохотался. Потом он подозвал Дайаня поближе и спросил:

– Знаешь, где тетушка Вэнь живет, а? Ну та, которая зятюшку когда-то сватала. Разыщешь? Мне с ней поговорить надо. Пусть в дом напротив подойдет.

– Нет, я не знаю тетушку Вэнь, – отвечал Дайань. – Я у зятюшки спрошу.

– Поешь и ступай спроси, да поторапливайся, – наказал Симэнь.

Дайань поел и направился прямо в лавку к Чэнь Цзинцзи.

– А зачем она тебе? – спросил Цзинцзи.

– А я почем знаю, – говорил слуга. – Батюшка спрашивает.

– Большую Восточную пройдешь, – начал объяснять Цзинцзи, – повернешь на юг. За аркой у моста Всеобщей любви повернешь на восток в переулок Ванов. Там примерно на полпути увидишь участок околоточного, а напротив будет Каменный мост. Обойди его и неподалеку от женского монастыря заверни в узенький переулочек. Пройдешь его – и на запад. Рядом с третьим домом – лавкой соевого творога – сразу заметишь на горке двустворчатые красные ворота. Там она и живет. Только крикнешь: «Мамаша Вэнь», она к тебе и выйдет.

– Так просто! – вырвалось у Дайаня. – Наговорил с три короба и думаешь, я запомнил? Ну-ка, еще раз объясни.

Чэнь Цзинцзи повторил.

– Совсем рядом! – воскликнул слуга. – Придется лошадь седлать.

Дайань вывел рослого белого коня, оседлал его, взнуздал и, вдев ногу в стремя, ловким движением вскочил в седло. Достаточно оказалось удара хлыста, и конь помчался галопом.

Дайань миновал Большую Восточную улицу и помчался на юг. За аркой у моста Всеобщей любви он поскакал по переулку Ванов. Примерно посередине его в самом деле располагался участок околоточного, а напротив, за ветхим Каменным мостом, тянулась красная стена монастыря Великого сострадания. Когда Дайань повернул в узкий переулочек, там на северной стороне ему бросилась в глаза вывеска торговца соевым творогом, а у ворот суетилась пожилая женщина, сушившая конский навоз.

– Мамаша! – крикнул Дайань, оставаясь в седле. – Здесь живет сваха тетушка Вэнь?

– Вот в доме рядом, – отвечала женщина.

Дайань устремился к соседнему дому и очутился, как и говорил Цзинцзи, у двустворчатых красных ворот. Дайань спешился и постучал хлыстом в ворота.

– Тетушка Вэнь дома? – крикнул он.

Ворота открыл сын хозяйки Вэнь Тан.

– Вы откуда будете? – спросил он.

– Меня прислал почтенный господин Симэнь, здешний надзиратель, – объявил Дайань. – Желает видеть тетушку Вэнь как можно скорее.

Узнав, что перед ним слуга судебного надзирателя Симэнь Цина, Вэнь Тан пригласил его в дом. Дайань привязал коня и пошел за сыном хозяйки. В гостиной были развешены амулеты с пожеланием барышей и жертвенники. Несколько человек подводили счета принесенным пожертвованиям.

Чай подали нескоро.

– Моей матушки сейчас нет дома, – заявил Вэнь Тан. – Я ей передам. Она завтра утром прибудет.

– Нечего меня обманывать! – оборвал его Дайань. – Как это ее нет, а осел на дворе?

Дайань встал и направился во внутренние комнаты. Тем временем тетушка Вэнь с невесткой и несколькими женщинами как ни в чем не бывало распивала чай. Спрятаться она не успела, и ее увидал Дайань.

– А кто это?! – вопрошал Дайань. – Что ж ты мне голову-то морочишь? А что я батюшке скажу? Ты меня в грех не вводи!

Тетушка Вэнь громко рассмеялась и поприветствовала Дайаня поклоном.

– Прости, братец! – говорила она. – Скажи батюшке, что у меня гости. Я завтра приду. А зачем он меня, собственно, зовет?

– Велел тебя доставить, а зачем, он мне не докладывал, – отвечал слуга, – не знал я, что ты в таком захолустье обитаешь. Замаялся, пока разыскал.

– Все эти годы батюшка без меня обходился, – начала Вэнь. – А ведь он и служанок покупал, и личные дела устраивал. Тогда ему Фэн, Сюэ и Ван, выходит, угождали. Во мне он не нуждался. С чего ж это вдруг в холодном котле бобы начали трескаться, а? С чего это вдруг обо мне вспомнил? Впрочем, догадываюсь. Небось, посватать попросит. Ведь со смертью матушки Шестой гнездышко пока пустует.

– Да не знаю я! – повторил Дайань. – Батюшка сам скажет.

– Устал ты, братец, присаживайся! – предложила Вэнь. – Погоди, вот провожу гостей и пойдем.

– А кто ж за конем посмотрит? – спросил слуга. – Батюшка мне приказал доставить тебя без малейшего промедленья. Дело, говорит, неотложное. А ему еще надо на пир к почтенному господину Ло успеть.

– Ну ладно! – согласилась наконец сваха. – Я тебя пока сладостями угощу, потом пойдем.

– Никаких мне сладостей не надо.

– Да! – продолжала Вэнь. – У молодой госпожи наследник не появился?

– Пока нет.

Хозяйка угостила Дайаня сладостями, а сама пошла переодеваться.

– Ты верхом поезжай, а я потихоньку дойду, – сказала она.

– У тебя ж, почтенная, осел вон стоит, – заметил слуга. – На нем поедешь.

– Какой еще осел? – удивилась сводня. – Это же соседа-лавочника. Попросил во дворе попасти. А ты думал – мой, да?

– Помнится, ты, бывало, на осле разъезжала, – заметил Дайань. – Куда ж он девался?

– Был когда-то! Да у меня ведь служанка руки на себя наложила. Родные жалобу подали, дело затеяли. Пришлось и дом-то продать, а ты про осла толкуешь.

– Дом – совсем другое дело, – заметил Дайань. – С домом проститься можно, но как ты с ослом своим рассталась, мамаша, прямо ума не приложу. Ведь ты ему ни днем ни ночью покою не давала. Да, заезживала ты его что надо – от усталости падал.

Сводня захохотала.

– Ах ты, макака несчастная! – заругалась она. – Чтоб тебе ни дна ни покрышки! Я, старуха, дело тебе говорю, а ты как мне отвечаешь? Какой ты зубастый стал. Гляди, жениться подоспеет, поклонишься еще старухе.

– Я ведь быстро скачу, а ты будешь до вечера плестись, – говорил Дайань. – Батюшка из себя выйдет. Садись-ка на коня – вместе поедем.

– Да я ж не зазноба твоя! – воскликнула Вэнь. – А люди увидят, что скажут?

– Тогда на соседского осла садись, – предложил слуга и добавил: – А лавочнику потом оплатим.

– Вот это другой разговор, – согласилась сводня и велела Вэнь Тану седлать осла.

Тетушка Вэнь надвинула на глаза пылезащитную повязку, и вместе с Дайанем они направились к Симэнь Цину.

Да,

 
Когда взбредет тебе на ум
с красоткой в тереме спознаться,
Ее наперснице тогда,
как свахе, можешь доверяться.
Тому свидетельством стихи:
Персиковый источник,
нету к нему дорог!
Радует ветер весенний
персика росный цветок.
Где-то в горах затерян
чудный источник тот.
Пусть же рыбак разузнает,
к влаге волшебной проход.
 

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

СТАРУХА ВЭНЬ БЕЗ ТРУДА РАСПОЗНАЕТ ЖЕЛАНИЕ ГОСПОЖИ.

ВАН ТРЕТИЙ, ЧИНОВНИК, ИЩЕТ ЗАЩИТУ У РАСПУТНИКА.

Он попытать решил судьбу и получил ответ:

К небесной фее путь открыт. Ступай, препятствий нет.

Она мела крыльцо и вдруг записку подняла,

А лунной ночью песнь Сыма [1]красотку увлекла.

Свиданье в тутах [2]гонит прочь тоску, унылый вид,

А ласка даже и Люся [3]сурового смягчит.

Смеркается – бежит иной за полог поскорей,

Чтоб отходную заиграть невинности своей.

Так вот. Добралась наконец тетушка Вэнь до дома Симэня. – Батюшка напротив, – объявил Пинъань и пошел доложить. Симэнь сидел в кабинете с сюцаем Вэнем. Завидев Дайаня, он прошел в малую гостиную.

– Тетушка Вэнь пожаловала, – доложил Дайань. – У ворот ждет.

– Зови! – приказал хозяин. Сваха едва слышно приподняла дверную занавеску и принялась бить челом Симэню.

– Давненько мы с тобой не видались! – говорил хозяин.

– Вот и явилась, – протянула Вэнь.

– Где ж ты теперь проживаешь?

– Беда у меня стряслась, – говорила сваха. – По судам маялась. Прежний дом потеряла. Теперь в переулке Ванов обретаюсь. Это у Большой Южной.

– Ну, встань! Дело есть.

Тетушка Вэнь встала рядом с Симэнем. Он приказал слугам выйти. Пинъань с Хуатуном остались в ожидании распоряжений за боковой дверью, а Дайань спрятался за занавесом, чтобы подслушать разговор.

– Так к кому же из именитых горожан больше ходишь? – спросил Симэнь.

– У императорских родственников с Большой улицы бываю, – начала сваха, – у воеводы Чжоу, императорского родственника Цяо, у почтенных господ Ся и Чжана Второго. Я со многими знакома.

– А в дом полководца Вана вхожа?

– Постоянно навещаю, – отвечала Вэнь. – Госпожа с невесткой то и дело цветы у меня берут.

– Так у меня вот к тебе какое дело будет, – начал Симэнь. – Только не откажи в услуге. Он достал серебряный слиток весом в пять лянов и протянул его свахе Вэнь.

– Вот, стало быть, дело какое, – продолжал он шепотом. – Не могла бы ты как-нибудь зазвать госпожу к себе, а? А я бы с ней и встретился. Я тебя за это отблагодарю. Тетушка Вэнь расхохоталась.

– Интересно, откуда вы, батюшка, про нее прослышали? Кто же вам мог сказать?

– Говорят, дерево тень отбрасывает, за человеком молва бежит, – уклонился от ответа Симэнь. – А почему бы мне не знать?!

– А госпожа Линь, скажу вам, батюшка, – серьезно заговорила сваха, – родилась в год свиньи. Тридцать пять, стало быть, вышло [4]. А на вид – тридцать, никак не больше. И умна, и речиста. Одним словом, другой такой не сыскать. А если она что себе и позволяет, то только в большой тайне. Скажем, во время выездов ее всегда окружает множество сопровождающих, которые криками разгоняют зевак. Но выезжает она только по необходимости и сейчас же спешит назад. Вот сына ее, господина Третьего, что правда, то правда, дома не застанешь, а она по чужим людям не ходит. Это только злые языки, может, наговаривают. Поглядели бы вы, батюшка, какой у нее дом! Целый дворец! Сколько одних дворов! Так что, случится, и придет гость, никто знать не будет. А вы говорите, ко мне! Да разве она пойдет на окраину в убогую лачугу?! Нет, батюшка, я и серебра вашего не решусь взять. Если о намерении вашем госпоже намекнуть, это другое дело.

– Стало быть, не возьмешь? – спросил Симэнь. – Отнекиваешься? На зло хочешь навести? Устроишь свиданье, атласу поднесу.

– Что вы, батюшка! – взмолилась Вэнь. – При вашем-то достатке я о награде не волнуюсь. Большой человек, говорят, лишь взглядом окинет – счастьем подарит. – Сваха отвесила земной поклон и, принимая серебро, в заключение сказала: – Ладно, поговорю с госпожой и вам ответ принесу.

– Ступай, а я ждать буду. Прямо сюда и приходи. Слугу посылать не буду, слышишь?

– Хорошо, батюшка! – отозвалась Вэнь. – Или завтра, или послезавтра, либо рано утречком, либо вечерком ждите весточку. С этими словами она и вышла.

– Мне твоего не нужно, – обратился к ней Дайань. – Но лян серебра вынь да положь. Я ж за тобой ходил. Не одной тебе пировать.

– Ишь ты, макака! Молокосос! – заругалась Вэнь. – Пока на воде вилами писано.

Тетушка Вэнь вышла за ворота и взобралась на осла. Ее сопровождал сын Вэнь Тан с фонарем в руке.

Симэнь Цин и сюцай Вэнь продолжали в кабинете беседу, когда прибыл надзиратель Ся. Его угостили чаем, и Симэнь в парадном облачении отправился вместе с ним на пир к сослуживцу Ло Ваньсяну. Вернулся Симэнь к вечеру, когда зажгли фонари.

Тем временем со слитком серебра, радостная, приехала домой тетушка Вэнь, а к обеду, проводив гостей, поспешила в дом полководца Вана. Она поклоном встретила вышедшую к ней госпожу Линь.

– Давно ты ко мне не заглядывала, – проговорила хозяйка.

Сваха рассказала ей о чаепитии, во время которого был дан обет совершить в конце года паломничество в горный буддийский монастырь и принести жертвы.

– А разве нельзя послать сына? – спросила Линь.

– Да где мне?! – подтвердила сваха. – Конечно, Вэнь Тана отправлю.

– Я тогда дам ему на дорожные расходы, – пообещала Линь.

– Премного вам благодарна, сударыня, за пожертвования. Госпожа Линь пригласила тетушку сесть поближе к огню. Служанка подала чай.

– А молодой господин дома? – отпивая чай, спрашивала Вэнь.

– Два дня не ночевал, – отвечала хозяйка. – Связался с этими бездельниками – от певиц не выходит. В лугах гуляет. А жену-цветок совсем бросил. Что делать, ума не приложу.

– А невестушка где же? – опять спросила гостья.

– Она из своих покоев не показывается. Тетушка Вэнь огляделась и, убедившись, что никого нет, сказала:

– Не отчаивайтесь, сударыня! Дело поправимое. Я знаю, как избавиться от шалопаев. А молодой господин сразу остепенится и перестанет навещать певиц. Я бы вам сказала, сударыня, как этого добиться, если вы, конечно, позволите.

– Да говори же, прошу тебя! – торопила ее хозяйка. – Я ж всегда прислушиваюсь к твоим советам.

– Видите ли, сударыня, – начала тетушка Вэнь, – прямо у городской управы проживает почтенный господин Симэнь, тысяцкий. Судебным надзирателем служит, чиновных особ ссужает, до пяти лавок держит: торгует атласом и лекарственными травами, шелком и шерстью. Корабли его бороздят воды всей империи. В Янчжоу соль продает, в Дунпин поставляет воск и благовония. У него приказчиков и управляющих не один десяток. Императорский наставник Цай ему отец приемный, главнокомандующий Чжоу – давнишний покровитель, а дворецкий Чжай сватом доводится. Ревизоры да инспектора с ним дружбу водят, не то что областные или уездные правители. А какими угодьями владеет! От рису закрома ломятся. Все, что желтеет – золото, белеет – серебро, все круглое – жемчуг, а блестящее – самоцветы. Кроме старшей жены, дочери здешнего тысяцкого левого гарнизона, которая заменила покойную супругу, еще не то пять, не то шесть младших жен, а певиц да танцовщиц, приближенных горничных и служанок и не перечесть. Словом, что ни день – весенние празднества Холодной пищи [5], что ни ночь – праздник фонарей. А год ему идет тридцать первый – тридцать второй [6], не больше. Мужчина, можно сказать, что надо! И ростом взял, и собой красив. И в этих делах знает толк – снадобья принимает, чтобы мощи придать. В двойную шестерку и шашки играет, нет того, чего бы он не постиг! А какие подает мячи! Знает всех философов и ученых, мастер разгадывать шарады, нет того, в чем он не осведомлен! Одно скажу, мастак на все руки. Так все и схватывает на ходу – вот талант. Так вот, сударыня, прослышал он, что род ваш потомственный, знатный, а сынок у вас, господин Третий, в военном заведении обучается, и решил нанести вам визит. Но прийти так сразу не совсем удобно, а тут, как ему стало известно, ваш день рождения подходит. Со всех концов, стало быть, подарки понесут, и так ему захотелось пожелать вам доброго здоровья! Что вы, говорю, батюшка! Как же так? Ни разу не видались и сразу подношения?! Погодите, говорю, я с госпожой посоветуюсь, тогда и нанесете визит. Разговор у нас, сударыня, шел даже не столько о знакомстве или свидании. Просто вы могли бы попросить его оградить молодого господина от этих бездельников, чтобы они не отвлекали его и не порочили репутацию вашего славного рода. Да, читатель! Ох уж эти женщины! Как воду влечет в низину, так и их – в омут.

– Но мы даже в глаза друг друга ни разу не видели, – усомнилась госпожа Линь. – Какая может быть встреча?

– Не беспокойтесь, сударыня! – заверила ее сваха. – Я поясню господину Симэню что к чему. Скажу, госпожа, мол, обращается к вам за советом. Прежде чем подавать жалобу на бездельников, которые увлекли ее сына, господина Третьего, она очень хотела бы с вами повидаться, так сказать, в частном порядке, с глазу на глаз. Чего тут особенного?

Госпоже Линь такое предложение пришлось весьма по душе, и она назначила свидание на вечер через день. Заручившись ее согласием, тетушка Вэнь отбыла восвояси, а на другой день к обеду пожаловала к Симэню. Тот только что вернулся из управы и от нечего делать сидел в кабинете.

– Тетушка Вэнь, – неожиданно объявил Дайань. Симэнь тотчас же прошел в малую гостиную и велел слугам опустить занавеси.

Немного погодя вошла тетушка Вэнь и земно поклонилась. Дайань знал в чем дело и вышел, оставив их наедине. Сводня рассказала, как она уговаривала госпожу Линь, как расхваливала ей Симэня, который-де и со знатными дружит, и справедлив, и бескорыстен, и в любовных делах большой знаток.

– Словом, она согласна, – заключила Вэнь. – Завтра вечером, когда молодого господина не будет дома, она устраивает для вас угощение. Все будет выглядеть как деловой разговор, а в действительности – свидание. Обрадованный Симэнь велел Дайаню принести тетушке Вэнь два куска атласа.

– Значит, завтра поедете, – говорила она. – Только не так рано. Когда зажгут огни и будет мало прохожих. Повернете, батюшка, в Пельменный переулок к задним воротам. Там увидите домик мамаши Дуань. Я у нее вас ждать буду. Постучите в ворота, я вас проведу, чтобы соседи не видали.

– Ясно, – проговорил Симэнь. – Ты пораньше отправляйся, да никуда не отлучайся. Я точно вовремя приеду.

Тетушка Вэнь откланялась и поспешила к госпоже Линь. Симэнь провел ночь у Ли Цзяоэр, но о том вечере говорить больше не будем.

Симэнь с нетерпением ожидал свидания и старался быть на нем во всеоружии. В обед он, в парадной чиновничьей шапке, вместе с Боцзюэ отбыл верхом на день рождения к Се Сида. На пиру были две певицы. Симэнь осушил несколько чарок, а с приближением сумерек покинул пирующих. Он ехал верхом. Его сопровождали Дайань и Циньтун. Шел девятый день месяца [7]. Тускло светила луна. Прикрыв глаза пылезащитной повязкой, Симэнь повернул с Большой улицы в Пельменный переулок и вскоре очутился у задних ворот дома полководца Вана. Только что зажгли фонари, и улицы опустели. Симэнь остановил коня немного поодаль от ворот и велел Дайаню постучаться к мамаше Дуань.

Мамаша Дуань, надобно сказать, жила тут в маленьком домике по рекомендации той же тетушки Вэнь и выполняла обязанности сторожихи у задних ворот. У ней-то обыкновенно и останавливались поклонники госпожи Линь, прежде чем проникнуть в господский дом. На стук вышла тетушка Вэнь и поспешно отперла ворота.

Симэнь вошел, не снимая повязки, а Дайаню наказал привязать коня под стрехою у дома напротив. Слуга потом стал поджидать хозяина у мамаши Дуань.

Сводня пригласила Симэня и, заперев за собою ворота, повела его узкой тропинкой мимо ряда строений, пока они не подошли к пятикомнатному дому, где жила госпожа Линь. Боковая дверь оказалась запертой. Тетушка Вэнь, как было условлено, тихонько стукнула дверным кольцом, и служанка тотчас же распахнула двустворчатую дверь. Сводня подвела Симэня к задней зале, и, отдернув занавеску, они вошли.

Ярко горели свечи. Прямо перед ними висел портрет досточтимого предка рода Ван Цзинчуна, князя Биньянского, наместника Тайюаньского [8]. Одетый в ярко-красный халат, затканный драконами о четырех когтях, с круглым воротом и поясом, украшенным нефритовыми бляхами, он восседал в покрытом тигровой шкурой кресле, погруженный в чтение военного трактата. Всем своим видом он походил на славного князя Гуаня [9], только борода и усы у него были немного короче. Рядом с ним стояли копье и кинжал, лук и стрелы. Над входом красовалась ярко-красная лаковая надпись: «Зала верности покойному супругу». По обеим сторонам висели парные надписи, исполненные в древнем каллиграфическом стиле «лишу» на крапленном золотом шелку. Одна гласила: «Да пронесет сей род из поколения в поколение душевную чистоту и постоянство, коими славятся сосна и бамбук».Другая надпись возвещала: «Да прославится Отчизна неувядаемыми подвигами сего рода – высокими, как горы и созвездие Ковш».Кругом висели каллиграфические надписи и редкие картины, лежали арфа и дорогие книги. Только Симэнь окинул взглядом залу, как послышался звон колокольчиков у дверной занавески и появилась тетушка Вэнь с чаем.