Текст книги "В космической пустоте"

Автор книги: Найджел Финдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Не думаю, – ответил Телдин.

– Расслабьтесь, – дал команду Эстрисс. Отпустите все. Пусть перемены исчезнут.

Телдин послушно сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько ударов сердца, затем медленно выдохнул. Он почувствовал, как напряжение покидает его шею и плечи. Он повторил процесс снова, на этот раз, сосредоточившись на расслаблении своего разума, а также тела, затем поднял зеркало. Лицо Элфреда все еще смотрело на него, и он почувствовал укол страха. Что, если он не сможет изменить ситуацию? Что он будет делать? – Эстрисс…?

– Вы правы, – заметил иллитид, – вам не нужно концентрироваться на новом лице, чтобы поддерживать его. Чтобы вернуть ему его нормальную форму, должен потребоваться акта вашей воли. Это хорошо.

– Но как мне это сделать? – потребовал Телдин.

– Попробуйте вот что, – тут же ответил Эстрисс. – Визуализируйте черты Элфреда, таящие под майским солнцем, чтобы появились ваши собственные черты.

Телдин закрыл глаза. Он сделал еще один успокаивающий вдох, чтобы немного успокоить колотящееся сердце, а затем позволил образу Элфреда, снова возникнуть в его сознании. На этот раз все было гораздо проще, и он был поражен тем, как быстро прояснились детали. – «Должно быть, это из-за плаща», – подумал он, – «у меня не такая уж хорошая память на детали».

Как и предполагал Эстрисс, он представил себе, как черты лица Элфреда тают – становятся прозрачными и убегают, как вода. В тот же миг его собственные, знакомые черты начали появляться в его мысленном образе. Глаза снова стали голубыми, волосы – каштановыми, костяк более стройным. Когда появилось его собственное лицо, он понял, что это ощущение сильно отличается от того, когда ему пришлось сначала создать мысленный образ самого себя. Тогда он создавал черты из ничего. Теперь ему казалось, что черты лица уже были там, независимо от его воли, и он просто открывал их. На этот раз не было ощущения дополнительной силы, даже намека на нее. Вместо этого он почувствовал, как холодное, растянутое чувство уменьшается и, в конце концов, исчезает. Он открыл глаза.

– Очаровательно, – голос иллитида превратился в мысленный шепот.

Телдин поднял зеркало и обнаружил, что смотрит в свои знакомые ярко-голубые глаза. Он улыбнулся с облегчением, и улыбка в зеркале была его собственной.

– Как вы теперь себя чувствуете? – спросил Эстрисс.

– Прекрасно.

– Вы не устали?

Телдин колебался. – Наверное, немного устал, – сказал он, – как будто прошел несколько миль. Он помедлил. – На что это было похоже? – неожиданно спросил он. – Это изменение…

– Это выглядело… необычно, – ответил Эстрисс. – Ваше лицо, казалось, было скрыто серой дымкой, похожей на размазанное пятно на картине. Когда пятно исчезло, изменение завершилось. Настала очередь иллитида колебаться. – Должен признаться, – медленно произнес он, – что я рад этому пятну. Вид того, как ваши черты изменяются – открыто, не скрываясь, я думаю, сильно встревожил бы меня. Он встряхнулся, словно отгоняя неприятную мысль или образ. – Вы сделаете для меня еще одно испытание?

– Что это?

– Возьмите другое лицо, – настаивал Эстрисс, – кого-нибудь другого, кроме Элфреда. Я хочу посмотреть, будет ли вам легче во второй раз. Только лицо, – добавил он. – Не стоит рисковать переоценивать себя. Во-первых, не возражаете ли вы против того, чтобы Элфред Сильверхорн стал свидетелем этого? Я считаю, что ему это важно знать – и потому, что он ваш друг, и потому, что он должен знать все, что может иметь какое-то значение для управления кораблем.

Телдин колебался. Он согласился, что Элфред должен знать об этом, но он также знал, что большой воин чувствовал себя неловко из-за магии. – Он спит, – сказал Телдин иллитиду.

Эстрисс пожал плечами. – Я уже позвал его. Если он ответил на мой призыв, значит, он не спал. Повторяю, вы возражаете?

– Нет.

Раздался резкий стук в дверь, и в ответ мысленный голос иллитида: – Войдите.

Конечно, это был Элфред. Телдин сразу же заметил, что здоровяк выглядит потрепанным: короткие волосы в беспорядке, лицо бледное, кожа под глазами опухшая. Он, скорее всего, поспал, но этого было явно недостаточно. – Да? – сказал он, его голос все еще напоминал огрубевший от сна жернов.

Быстрые глаза воина окинули текущую сцену – и Телдин, и Эстрисс стояли, напряженные, посреди комнаты, и его лицо осветилось интересом. – О-хо-хо, – пророкотал он. – У нас будет небольшая, серьезная дискуссия, не так ли? Еще есть сюрпризы для нас, Телдин, старина?

– Мы хотим, чтобы вы кое-что увидели. Мысленный голос Эстрисса звучал спокойно и ободряюще. – Мы думаем, что вы должны знать об этом. Иллитид повернулся к Телдину. – Сделайте это как можно быстрее, – приказало существо. – Как часть теста.

Телдин кивнул и снова закрыл глаза.

Он сразу понял, что на этот раз все будет гораздо проще. В памяти мгновенно всплыло детальное видение его собственного лица – как, будто оно было там все это время, просто ожидая, когда оно ему понадобится. – «Чьей должна быть другая раса»? – подумал он.

Он даже не осознавал, что принял решение, пока образ не появился в его разуме. Он позволил новому лицу покрыть свое…

– Клянусь всеми богами… Голос Элфреда был приглушенным, изумленным и испуганным?

Телдин открыл глаза. Из зеркала на него смотрело еще одно знакомое лицо – с туго завитыми каштановыми волосами и темными сверкающими глазами. Телдин протянул руку и коснулся щеки Даны, гнома. – «Я не могу вернуть тебя назад», – подумал он, – «но если я узнаю достаточно о своем бремени, чтобы оно не унесло больше невинных жизней, как унесло твою, по крайней мере, это будет уже что-то». Он перевел взгляд Даны на Элфреда.

Дородный воин смотрел на него в явном оцепенении. Он сильно моргнул, словно пытаясь прояснить глаза, потом покачал головой. – Я в это не верю, – решительно заявил он. – Я совершенно в это не верю. Телдин, это ваших рук дело? Он тут же ответил на свой вопрос. – Конечно, чье же еще? Он снова покачал головой, и вдруг его лицо расплылось в знакомой асимметричной улыбке. – Клянусь богами, – взревел он, – я могу припомнить некоторые ситуации, когда мне хотелось бы сделать это.

Эстрисс не сводил своих белых глаз с Телдина. – Это было значительно быстрее, чем в первый раз, – объявил он. – Эта замена заняла секунд десять, первая – почти минуту. Как вы себя чувствуете?

– Ну… – начал было Телдин… и замолчал. Когда у него было лицо Элфреда, он не заметил, что его голос не изменился. Теперь, однако, его мужской голос исходил из женских губ Даны. До этого момента восхищение, и личный страх того, что он делал, заполняли его разум. Первоначальный шок, однако, прошел, и последствия того, что он делал, действительно начали проникать в его разум.

– «Это неправильно», – подумал он, – «очень неправильно». Он закрыл глаза и постарался, как можно быстрее стереть черты лица Даны. Он проверил себя в зеркале. Да, он снова стал Телдином. Слегка пошатываясь, он сел на голую койку иллитида.

Эстрисс пристально наблюдал за ним. – Что случилось? – спросил он. – Была ли боль? Усталость?

– Нет, – пробормотал Телдин. – Нет, ничего подобного.

– Холод, который вы почувствовали в первый раз, повторился? Более интенсивно или менее?

– Что? О, меньше. Гораздо меньше.

– Как вы себя чувствуете сейчас? Вы устали больше, чем раньше?

– Немного. Не очень много.

Иллитид мог бы задать еще один вопрос, но глубокий голос Элфреда прервал его. – А что не так, Телдин?

– Вот это, – отрезал Телдин. – Все это дело. Надевать чужое лицо.

Щупальца Эстрисса изобразили непонимание. – Почему? Почему это неправильно?

– Вот что, – Телдин колебался, подыскивая правильные слова, чтобы выразить то, что он так ясно чувствовал внутри. – Это ложь, – попытался он. – Я… Я был воспитан, чтобы ценить истину, как в себе, так и в других. Правда. Это то, к чему я всегда стремился. Это… Внезапно он вспомнил фразу из книги, которую много лет назад подарил ему дед. – Истина есть свет, – процитировал он, – свет, который изгоняет тени, которые окружают нас. Вы понимаете, что я говорю? Это… – его жест включал в себя его самого себя, плащ, зеркало, – это ложь.

Молчание длилось больше дюжины ударов сердца, затем Элфред мягко спросил: – Вы, наверное, не чувствовали бы себя так категорично, если бы не выбрали лицо Даны, не так ли?

– «Хороший вопрос», – ответила часть разума Телдина. – Наверное, нет. Он пожал плечами.

– Эксперименты, возможно, и встревожили вас, – твердо сказал Эстрисс, – но они были важны и ценны. Подумайте о том, что мы узнали. Плащ обладает способностями, связанными с превращениями, которые теперь находятся под вашим контролем. В первый раз, когда вы использовали эту силу, вы почувствовали утечку энергии довольно сильно, но во второй раз вам стало намного легче, и утечка была значительно меньше. Разве это не так?

Телдин вынужден был согласиться.

– Значит, вы начинаете контролировать тенденцию отдавать свою собственную энергию, – продолжал Эстрисс. – Правильно? И наконец… Он быстро наклонился вперед. – Наконец, вы получили огромное преимущество перед теми, кто, возможно, преследует вас. Неужели вы этого не видите? Возможно, они ищут мужчину шести футов ростом с короткими каштановыми волосами. Бросят ли они взгляд на женщину пяти футов ростом со светлыми волосами до пояса?

Телдин медленно кивнул. Это было правдой, но… – А что, если они смогут выследить сам плащ? – спросил он.

– Если это так, то вы ничего не можете сделать, но уверены ли мы, что каждый, кто ищет вас, может обнаружить сам плащ? Мне кажется гораздо более вероятным, что только некоторые из них обладают этой способностью, если таковые вообще имеются. Против остальных у вас теперь есть значительное преимущество.

– Мне это не нравится, – пробормотал Телдин.

– Возможно, это происходит из-за отсутствия сосредоточенности, – ответил Эстрисс. К своему удивлению, Телдин почувствовал в мысленном голосе иллитида больше эмоций, чем когда-либо прежде. – Я услышал, что вы говорили о том, как ценить то, что истинно. Что касается меня, то я бы это расширил. Я ценю то, что правильно. Как лучше нам обоим послужить правому делу, Телдин Мур? Позволив своему плащу попасть в руки неоги? Или сделав все, что в наших силах, чтобы предотвратить это? Я знаю, каким должен быть мой ответ.

Иллитид внезапно отвернулся и занялся возвращением серебряного зеркала в ящик стола. Телдин с удивлением понял, что Эстрисс как будто смутился из-за своей эмоциональной вспышки.

Элфред, молча, наблюдал за ним, в глазах великана читалось понимание. Телдин склонил голову. – Вы правы, – тихо сказал Телдин. – Спасибо, что напомнили мне об этом.

Эстрисс отмахнулся от благодарностей. – Это вполне логично, – сказал он. – Что также логично, так это то, что вы должны практиковать эту способность плаща каждый день, возможно, несколько раз в день. Отток энергии, который вы чувствовали, был меньше во второй раз, но он все еще был.

– Не знаю, о чем вы, черт возьми, говорите, – пророкотал Элфред, – но из принципа я поддерживаю капитана. Практика. Это очень важно. Он помолчал немного, а потом продолжил: – Я не думаю, что это хорошая идея, чтобы остальная часть команды узнала об этом. Я думаю, они приняли вас, как своего рода воина – мага, – он фыркнул от удовольствия, – так что это не будет их беспокоить. Но если они не будут знать, является ли человек, с которым они дежурят, тем, кем они думают, или что вы тренируетесь… Это как-то повлияет на моральный дух, если вы понимаете, к чему я клоню.

– Я понимаю.

Элфред товарищески хлопнул Телдина по плечу. – Ну что ж, – сказал он, – если у вас больше нет никаких чудес, чтобы показать мне, я должен вернуться на службу. У нас есть несколько новобранцев на такелаже, и если я не буду следить за ними, мы с такой же вероятностью окажемся на Кринне, как и в Реалмспейс. Он поморщился. – Я знаю, что это щекотливая тема, но ваш маленький друг Хорват пригрозил проследить за ремонтом. Жутковато.

*****

Несмотря на дурные предчувствия Элфреда, оставшаяся часть пути в потоке была примечательна отсутствием неудач. «Новобранцы», как называл их Элфред, а на самом деле, выжившие члены абордажной группы «смертоносца», казалось, без особых трудностей интегрировались с остальной командой «Зонда». В течение первых двух дней после битвы Телдин мог различить «новобранца» на значительном расстоянии в пределах корабля. Было что-то такое в том, как они шли и стояли, будто им хотелось погрузиться в палубу или в переборку и просто исчезнуть из виду, стараясь выглядеть невидимыми, как выразился Элфред. Если кто-нибудь заговаривал с ними или даже смотрел на них, они вздрагивали, как будто ожидали побоев. Или еще хуже, размышлял Телдин, вспоминая свой собственный опыт общения с неоги на Кринне.

Кроме того, у них была склонность стоять, пытаясь выглядеть невидимыми, если у них не было особых приказов что-то сделать. На третий день после битвы Телдин увидел прекрасный пример этого. Один из постоянных членов экипажа корабля-молота – маленький человечек по имени Гарай – стоял на поручне и чистил свайкой шкивы такелажа. Когда он сменил положение, свайка выпала из его руки. Она приземлилась на палубу, всего в футе от новобранца по имени Трегиместикус, который просто стоял и смотрел на свайку, лежащую у его ног.

– Ну? – крикнул Гарай с такелажа. – Ты не собираешься поднять и подать мне эту чертову штуку?

Трегиместикус подскочил, словно его хлестнули кнутом, схватил с палубы свайку и, вскарабкавшись по снастям, вложил ее прямо в руку Гарая.

Когда этот человек ушел, Гарай спустился вниз и подошел к Телдину. – Он мертв от шеи и выше, – проворчал матрос. – Пусть меня выпорют, если кто-нибудь из них придет в себя.

Удивительно, но некоторые из них начали приходить в себя. Возможно, они были теми, кто не был на борту «паука смерти» слишком долго, никто об этом не спрашивал, конечно, или, возможно, они были просто теми, у кого от природы была более сильная воля. Во всяком случае, из десяти «новобранцев» четверо, казалось, медленно возвращались в страну живых. Они начали разговаривать с другими членами экипажа, даже когда с ними не заговаривали первыми, и даже начали завязывать дружеские отношения. Остальные шестеро, включая Трегиместикуса, не казались такими удачливыми и приспособленными. Они следовали приказам со скоростью, с которой члены обычного экипажа «Зонда» выглядели лентяями, и они никогда не показывали ничего, что можно было бы принять за инициативу, и постоянно сохраняли привычку выглядеть невидимыми.

Во всяком случае, путешествие проходило без особых происшествий. Для Телдина это было приятное время. Было что-то успокаивающее в строгом распорядке на борту «Зонда». Элфред вернул его к обычному дежурству на вахте, а это означало, что восемь часов из каждого дня тратились на сканирование потока в поисках возможной опасности. В остальное время он был волен делать все, что ему заблагорассудится. Он по-прежнему делил каюту с тремя оставшимися в живых гномами – Хорватом, Миггинсом и Салиманом, но обнаружил, что его график дежурства не совпадает с их расписанием; когда они дежурили, он спал, и наоборот.

Конечно, это не означало, что они никогда не встречались. Как только у него появилось время после битвы, Телдин решил разыскать Миггинса. Он нашел молодого гнома в каюте по правому борту, которая была превращена в лазарет для многих раненых во время атаки «смертоносного паука». Телдину было неудобно входить в каюту, как и многим людям, чье существование зависело от здоровья и силы, ему было очень неприятно находиться рядом с теми, кто был физически слаб, но он заставил себя забыть о своих сомнениях и улыбнулся.

Миггинс был почти до неприличности рад его видеть. Хотя он и не видел этого, но слышал о подвигах Телдина на баке. Как всегда, сказки росли вместе с рассказами, и Телдин обнаружил, что стал для юноши кем-то вроде личного героя. Телдин был немного обеспокоен этим, но решил, что сейчас не время и не место менять отношение Миггинса.

Миггинс шел на поправку и был рад рассказать обо всем Телдину. Его левая рука была тяжело ранена, и был значительный шанс, что он никогда не сможет полностью использовать ее, но, по крайней мере, первоначальное беспокойство целителей, что им придется ампутировать ее, чтобы спасти жизнь гному, оказалось беспочвенным.

В разговоре, естественно, вспомнили о Дане. – Я скучаю по ней, – признался Миггинс, – но, знаете, я никогда не думал о ней как о гноме. Она больше походила на одного из вас, на больших людей. Она никогда не интересовалась тем, как все устроено, и любила действовать гораздо больше, чем говорить.

Телдин кивнул, вспомнив ее дерзкие манеры и то, как она пыталась противостоять Элфреду в баркасе.

– Ну что ж, – продолжил Миггинс, – по крайней мере, она умерла так, как всегда говорила – в бою.

– «Еще один, кто умер «хорошей» смертью, – подумал Телдин. – «Что было бы хорошей смертью для меня? Действительно ли это имеет значение»?

Раненый гном быстро устал, поэтому Телдину вскоре пришлось уйти. Ему было грустно говорить о Дане, но с другой стороны, это было какое-то облегчение, как, будто, говоря о ней – празднуя ее существование, он смирился с ее уходом.

В последующие дни, хотя он и не видел гномов, судовые сплетни напоминали ему об их существовании. Практически у всех на борту была любимая «история гномов» о том, как маленькие существа «переделали» бы «Зонд», если бы кто-то не поймал их до того, как кораблю был нанесен ущерб. Больше всего Телдину понравилось предложение Миггинса прорезать в корпусе дыру, чтобы использовать нижнюю часть корабля-молота в качестве вспомогательной оружейной платформы. Объяснения, что это сделает судно таким же мореходным, как кирпич, когда он опустится на воду, не разубедили молодого гнома. Все, что он сделал, это вернулся с ошеломляющим описанием перегородок и герметизирующих прокладок, чтобы решить эту проблему. Как и следовало ожидать, некоторые из менее терпеливых членов экипажа пригрозили маленькому существу смертью, если он еще раз упомянет об этой идее.

Когда Телдин не спал, он бродил по кораблю и разговаривал с теми членами экипажа, которых встречал. Это оказалось очень хорошей идеей. Поначалу команда относилась к нему с уважением, в котором чувствовалась здоровая доля страха. Они держались от него подальше, в конце концов, разве он не боец-маг, который может разрубить их надвое или сжечь на месте? – и назвали его «сэром». Телдин решил, что лучший способ отреагировать на это – не реагировать вообще. Если бы он сказал им не называть его «сэром», они бы прекратили делать это. Но это только усилило бы ауру авторитета, которую он нечаянно приобрел. Вместо этого он решил говорить с ними точно так же, как и тогда, когда впервые поднялся на борт «Зонда». Пусть его называют «сэром». Он болтал с ними, как всегда, и задавал одни и те же наивные вопросы.

К его удивлению, эта тактика сработала, и быстро. Поначалу большая часть команды отвечала ему несколько сдержанно, но он просто говорил свободно и почти чувствовал, как тает сдержанность. В первый раз, когда матрос рассмеялся над одним из его вопросов и дружески похлопал его по плечу, он воспринял это как крупную победу. В течение нескольких дней члены экипажа «Зонда» обращались с ним как с одним из них, даже больше, чем когда-либо. Единственным исключением было то, что они никогда не спрашивали его о том, что произошло на баке, или о каких-либо деталях его очевидных способностей.

– «Это все к лучшему», – решил он. – «Пусть они сами делают свои собственные выводы. Вряд ли кто-нибудь догадается о значении плаща». Чем меньше людей знали об этом, тем спокойнее он себя чувствовал.

Тот факт, что время вахты его и гномов были сдвинуты, оказалось благословением. Он знал, например, что в каюте у него было восемь часов в день, когда он оставался один. В такие моменты он мог закрыть дверь, запереть ее на маленький деревянный клин и знать, что ему никто не помешает. Каждый день он пользовался уединением, чтобы попрактиковаться в способности плаща менять форму.

Оказалось, что Эстрисс был прав – с каждым разом ему становилось все легче это делать. Холодное, напряженное чувство постепенно уменьшалось, пока не исчезло совсем, и остаточная усталость тоже исчезла. Его контроль также значительно улучшился. Теперь он мог изменить свое лицо за два-три удара сердца, причем без полной концентрации, которой требовали первые несколько попыток.

Теперь его контроль распространялся не только на лицо. Он также тщательно экспериментировал с изменением внешнего вида своего тела. В этой части он все еще был осторожен. Он никогда не пробовал каких-либо серьезных изменений, например, уменьшиться до размеров гнома или увеличиться до размеров коричневой громады, но теперь он регулярно менял свое телосложение, чтобы соответствовать мускулистому телосложению Элфреда или гибкой костной структуре Валлуса.

Однако как бы он ни старался, он не мог повлиять на одежду, которую носил. Когда он принимал телосложение Элфреда, его камзол едва не лопался по швам; когда он копировал Валлуса или Сильвию, одежда висела на нем, как палатка. Единственным исключением был сам плащ: какую бы форму он ни принимал, он слегка увеличивался или сжимался, чтобы идеально облегать шею, которая у него была в то время.

Его голос тоже был проблемой. Сначала он предполагал, что, когда он примет тело Элфреда, то большая грудная клетка даст ему тот же гулкий голос, что и первому помощнику. Но этого не происходило. Если в его голосе и было какое-то изменение, то оно было предельно тонким, и он не мог быть полностью уверен, что даже это не было выдачей желаемого за действительное. Выглядел ли он как Элфред Сильверхорн или Валлус Лифбовер, он всегда говорил как Телдин Мур. Контраст был еще более заметен, когда он принимал облик штурмана Сильвии, или второго помощника Джулии. Хотя его горло и рот были женскими, голос определенно оставался мужским. Не было абсолютно никакого способа, которым он мог бы использовать силу плаща, чтобы выдать себя за другого человека, если бы «аудитория» когда-либо слышала, как говорит настоящий обладатель плаща.

– «Это и к лучшему», – подумал он. Он все еще чувствовал, что есть что-то изначально неправильное в том, чтобы принимать чужую форму, независимо от мотива. Сознание того, что невозможно полностью принять чужую личность, почему-то успокаивало.

Глава Девятая

Так прошла остальная часть путешествия. В пятидесяти трех днях пути от Кринна они достигли хрустальной оболочки, заключавшей в себе Реалмспейс. Телдин настолько привык к чудесам космоса, что не испытал разочарования, узнав, что они пройдут сквозь оболочку во время его сна. Когда он ложился спать в свою пятьдесят третью ночь на борту «Зонда», вид через иллюминатор каюты был бурными красками потока. Когда он проснулся через несколько часов, в каюте впервые за неделю было темно, а по другую сторону иллюминатора царила тьма. Телдин вылез из гамака и вышел на палубу.

Небо вокруг корабля-молота сначала выглядело точно таким же, каким он видел его всю жизнь: бархатная чернота, усеянная звездами, сияющими каким-то хрупким светом. Однако через несколько мгновений это чувство исчезло. Ориентация этих звезд была совсем не такой, к какой он привык. Их, казалось, было гораздо больше, сгруппированных в совершенно чуждые группы. Созвездий, которые были его друзьями с детства, нигде не было видно, и его разум не мог придать какой-либо порядок звездам, которые он видел. По левому борту, прямо над поручнем, было что-то, чего он никогда раньше не видел – дымная, слабо светящаяся, мгла. Когда он смотрел на нее прямо, она, казалось, исчезала. Но когда он смотрел на нее боковым зрением, он мог различить в ней какую-то структуру.

Эта структура была ему знакома, понял он с легким шоком. Она безошибочно напомнила ему о метеорологической карте, которую он видел, будучи над Кринном, когда «Неистощимый» удалялся от планеты. Там было то же самое круглое ядро, из которого торчали, как бы изогнутые руки. Единственное, чего ему не хватало, – это ощущения движения, которое давала ему буря. Может быть, это был черный, невыразительный фон или неподвижные звезды, которые окружали его. В любом случае, ощущение, которое давал ему этот узор, было ощущением безграничной дистанции. Экипаж «Зонда» сказал ему, что он не более удален, чем другие звезды, но что и звезды, и эта вращающаяся форма на самом деле являются вратами в другую плоскость – Плоскость Лучезарности, расположенную на внутренней поверхности кристаллической сферы. Независимо от того, что он знал, он чувствовал, что этот спиральный узор был невообразимо дальше, чем другие светящиеся точки.

Впервые Телдин заметил, что на палубе есть кто-то еще, кто наблюдает за ним с выражением легкого удивления. Это был Валлус Лифбовер, эльфийский маг, один из рулевых «Зонда». Телдин быстро улыбнулся ему, но не решился подойти и присоединиться. Его нежелание было вызвано двумя причинами – во-первых, он наслаждался ощущением одиночества, одиночества под незнакомыми звездами; во-вторых, по той же причине он избегал эльфа после битвы, так как Валлус, очевидно, был магом значительной силы. Как таковой, он мог бы быть более склонен расспрашивать Телдина о его собственных проявлениях его способностей. В то время как другие члены экипажа избегали этой темы, по крайней мере, частично из страха, как предположил Телдин, Валлус вряд ли сделает то же самое.

Сдержанность Телдина оказалась неуместной, когда эльф пересек палубу и присоединился к нему.

Валлус приветственно кивнул. Телдин заметил, что даже когда он старался быть дружелюбным, в эльфе чувствовалась какая-то отчужденность, ощущение, что он каким-то образом отделен от всех и наблюдает с какой-то недоступной точки зрения знания и мудрости. Было также сильное чувство исключительности – это было самое близкое слово, которое мог придумать Телдин, – чувство, что эльф не раскрывал всего, что знал или думал.

Возможно, это было просто следствием того, что он проживал десять лет или больше за каждый год, которые Телдин и другие были живы. Какова бы ни была причина, это оказывало леденящее воздействие на любое чувство дружбы, которое Телдин мог бы испытывать в противном случае, и сделало очень трудным, чтобы доверять эльфу.

Валлус заговорил первым. – Я заметил, что вас не было на палубе, когда мы вошли в эту оболочку, – заметил он. – Прискорбно. Вы кое-что упустили, что-то, что вы нашли бы захватывающим. Его глаза, казалось, сияли от напряжения. – Мы видели Странников, – заключил он приглушенным голосом.

В этом слове было что-то зловещее, что-то такое, что задело какую-то струну в душе Телдина. – Что такое Странники? – прошептал он.

– Когда мы проходили через портал, мы увидели их, – ответил эльф, – линию фигур, геометрически прямую линию. Длиной в сотни тысяч фигур. Может быть, миллионы. Они шли по внутренней поверхности хрустальной оболочки. Шли, шли бесконечно. Они не обращали на нас никакого внимания.

Телдин изумленно покачал головой. – Почему? – спросил он. – Что это такое?

Эльф пожал плечами. – Никто точно не знает, – ответил он. – Конечно, существуют легенды. Некоторые говорят, что их марширование и их безмолвное пение – это то, что позволяет спонтанным порталам открываться в оболочке Реалмспейс. Согласно этой легенде, Странники – это души людей, которые умерли, совершая злодеяния ужасных масштабов. Как они пришли к своему нынешнему состоянию, даже легенды не говорят, но все они, как говорят, несут на своих ладонях знак Торма, Бога Хранителей. Валлус снова пожал плечами. – Каково бы ни было их происхождение и назначение, это было удивительное зрелище. Он криво усмехнулся. – Такие вещи заставляют меня понять, насколько беднее была бы моя жизнь, если бы я никогда не покидал свой родной мир.

Телдин молчал. Было что-то такое в образе бесконечной вереницы фигур, вечно бредущих по поверхности хрустальной сферы, что захватило его воображение. Внезапно он обнаружил, что его мысли обратились к его отцу. – «Как мал был твой мир», – подумал он, – «как ты обнищал, отказываясь смотреть за пределы своего мира. И, как мрачен был бы мой собственный мир, если бы не обстоятельства, которые вынудили меня уйти». На мгновение он почувствовал почти благодарность к незнакомке, которая отдала ему плащ. – «Возможно, ты и обрекла меня на гибель», – мелькнуло у него в голове, – «но ты расширила мои горизонты так, как я и представить себе не мог. Даже если я скоро умру, моя жизнь будет богаче моими переживаниями».

– Я думаю, что вы наслаждаетесь небом дикого космоса так же, как и я, – продолжал эльф, не подозревая о размышлениях Телдина. – В этом есть что-то от чистоты, не так ли? Ощущение совершенства, неизменности. Вы, случайно, не знаете созвездий Реалмспейс? Телдин покачал головой. – Нет, пожалуй, нет.

– А вон там, – эльф протянул тонкую руку и начертил среди звезд какие-то фигуры, – Арфа. А это, Меч и Кинжал. И еще новое созвездие, Владычица Тайны.

Телдин взглянул на эльфа. – Как может созвездие быть новым? – спросил он.

– Конечно, сама формация так же стара, как и любая другая,– объяснил эльф с полуулыбкой. – Смысл изменился, вот и все. Когда-то это были два созвездия, Дракон Зари и Фирболг, но после Смутного Времени многие обитатели Реалм решили, что лучше всего придумать созвездие, чтобы почтить новую богиню, Раненую Леди. Вы знаете эту историю?

– Нет, – признался Телдин, – но может быть…

– Да, может быть, в другой раз. Эльф повернулся и указал вперед. – Видите вон ту яркую звезду, прямо над баком?

Телдин посмотрел, куда показал Валлус. – Да.

– Это первичная звезда Реалмспейс, называемая – как и следовало ожидать – «солнце». А это, – он указал на другую точку света, далеко не такую яркую, как первая, но, все, же ярче других звезд,– Чандос, один из гигантов системы Реалмспейс, около семи тысяч лиг в поперечнике. Для сравнения, ваш собственный мир, возможно, имеет тысячу лиг в поперечнике, и Торил примерно такой же. Вы понимаете, что Чандос находится примерно в девяти миллионах лиг от нас? И все же его света почти достаточно, чтобы соперничать с солнцем. Как мы можем не чувствовать себя ничтожными перед лицом таких масштабов? Он удивленно покачал головой. Телдин пожал плечами, но ничего не сказал. – «Вселенная, может быть, и огромна», – подумал он, – «но большая ее часть, похоже, жаждет убедиться, что я пробуду здесь не так долго, как мне хотелось бы». – Сколько времени до Торила? – спросил он, наконец. – Возможно, еще тридцать дней, – небрежно ответил эльф.