Текст книги "Щель обетованья"
Автор книги: Наум Вайман
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
1.6. Вчера был выпускной вечер, и молодежь вдруг показалась мне красивой, умной, раскованной, сердце мое смягчилось, даже раздумал их на войну гнать. Пусть себе молодняк порезвится, поебется вволю. И почему-то подумал про Озрика, что, глядя на этот цветник, порадовалось бы его нежное еврейское сердце. Вот, например, выпускница в короткой маечке и брюках в обтяжку, о-то-то на заднице лопнут, жирок волнами студенистого крема бежит из-под майки и ложится на брюки, а из лощины, где хребет начинается, торчат волосяные кусты.
3.6. Отвез Володю с его полками и книжками в Ерушалаим, а потом пошел на вечер Чичибабина, Саша пригласил, я еще подумал, что народу, небось, не много соберется, надо поддержать, да и повидаться заодно, выпить-поболтать. Володя отказался. Я, однако, сильно ошибся насчет народа. В «Доме оле» набилось до сотни в маленьком зальчике. Саша вел. Знакомых почти не было, потом пришел Бараш и сел сзади меня с незнакомой язвительной девушкой. Для начала Лариса спела пару песен на слова и заспешила: «… я только что вернулась из Средней Азии, но и тут меня бухара достала – какой-то сабантуй у них, типа мимуны (*), не прийдешь обидятся». Потом Саша стал читать воспоминания, по всем законам этого казенного жанра, впрочем, он старался быть «современным», бойко «вспоминал» с кем и сколько было выпито, потом вышел на сцену «журналист Рахлин» и тут пошел крутой харьковский междусобойчик: рассказчик с непосредственностью (все свои!) поведал о том, как «наш Борис Алексеевич», «великий русский поэт», которого он, Рахлин, знает уже 50 лет, ходил еще на заре туманной юности к ним в дом и ухаживал за сестрой Рахлина Марлен (Маркс-Ленин?), как этот светлый юношеский роман был прерван жестокими репрессиями и поэт невинно загремел по этапу, но и по возвращению продолжал ходить к ним в дом, как хранил всю жизнь дружбу с Марлен, как среди Рахлиных креп его талант, как они всей семьей принимали его здесь, в Израиле, и уже полились взахлеб воспоминания о тамошних знаменитостях, блиставших на литературных вечерах, тех, кого дружно любили, или дружно ненавидели, затянувшееся выступление явочным порядком прервал другой «журналист», с седой бородкой, пришлось Саше объявить о смене докладчиков, новый журналист для начала попенял давно ушедшую Ларису, что «вот она нам тут пела про Чичибабина, к чужой славе примазываясь, а когда я обивал ее высокие пороги в горсовете чтоб выбить гостиницу для Бориса Алексеевича, то шиш получил», потом он посоветовал Рахлину не преувеличивать роль его сестры в творческом становлении великого русского поэта, и тут заинтересованные кланы подняли шум и стащили «журналиста» за «понос на отсутствующих», Саша сидел красный, чувствуя, что теряет контроль, к его авторитету ведущего непрерывно взывали, он дал слово постаревшей, но неувядающей харьковской поэтессе в платье индианки, которая – шах для начала разговора – заявила, что «знала Чичибабина еще за 50 лет до того, как он стал ходить к Рахлиным», на что я, раздухарившись, крикнул: «Так долго не живут!» и весь зал грозно на меня оглянулся, я обернулся за поддержкой к Барашу, но он скрыл улыбку и шепнул мне, низко согнувшись: «Старик, расслабься и получай удовольствие», и только язвительная девица рядом с ним, должно быть не из Харькова, улыбалась открыто, затем поэтесса, кокетливо убирая седые пряди со лба и ломая руки, вдохновенно читала стихи самого, после каждой строки делая паузы, будто ожидая землетрясения, затем тоже предалась воспоминаниям о том, что и когда ляпнул «наш великий» по тем или иным обстоятельствам: «Вдруг шум, грохот, бросились туда, что такое? а Борис Алексеевич говорит, так спокойно: „Да Сережка башкой навернулся“, представляете? как это замечательно?! вот это – „навернулся“! как по-русски! я уже несколько лет в Израиле такого слова не слышала, в этот момент я поняла, что передо мной великий поэт!» – заметавшись по сцене она опрокинула стакан кофе на свою юбку, отчего энтузиазма у нее только прибавилось, а юбке явно пошло на пользу. Потом Саша вышел на сцену, на руках у него висели требующие слова, и сказал торжественно, что к нам приехала знаменитая в Харькове певица и поэтесса Шмеркина, хорошо знавшая Бориса Алексеевича, и она нам споет. Иронии в его словах я не почувствовал. Раздался свист, гул, вой, и на сцену вышла роковая дама под шестьдесят с ахматовской челкой на пастернаковском лице, стала гнусно намекать на роковой роман между Борисом Алексеевичем и Марлен Рахлин, чьей ближайшей подругой она имела честь, что Марлен «и сама была замечательным поэтом», что даже Чичибабин об одном из ее стихотворений сказал, что он сам лучше бы не написал, и она споет нам сейчас именно это стихотворение. И она запела. О, эти важные манеры тайных сборищ, где гордо и смело поют и читают запретное, это мерзкое дребезжание фанерной гитары и могучее, переходящее в визг богатое грудное контральто! «Любить, любить!» – завывала Шмеркина так, что даже видавшие виды харьковчане запереглядывались, а я рявкнул «Браво!» голосом завзятого меломана. Шмеркина вскинула бровь и поискала мутным близоруким взглядом кричавшего. После этого она объявила, что споет еще две песни на стихи Марлен, тут Саша панически вскочил и объявил перерыв. «У меня еще одна песня!» – грозно сказала Шмеркина, мучительно пойдя на сокращение программы и пронзая Сашу взглядом Медузы Горгонер, Саша было смутился, но народ уже задвигал стульями и потек в коридор. – Однако – успех! – сказал я Барашу, обводя рукой шумящий зал. – Ну, это такое харьковское в какой-то мере мероприятие, – объяснил Бараш. – Ты не волнуйся, на твой, и на мой, – добавил он из вежливости, – вечер они не прийдут. – Ты уже? – удивился Верник. – Да, – промямлил я, – обещал рано вернуться… – Ну, смотри, – несколько обиженно отпустил меня Саша. Теперь я понимаю, почему Генделев назвал его «чичибабинцем», что мне показалось тогда оскорбительным, а было только хлестко. Оно, конечно, неплохо – найти себе старика Державина, который заметил. Вот и Бродский все к Ахматовой прислоняется. А я, в гроб сходя, всех нахуй пошлю… Братик Зюсик совсем американским бродягой заделался, эдаким битником, бородищу отрастил, одел шляпу соломенную, то живет на постоялом дворе в армянском квартале, то по родственникам кочует, ночь тут, ночь там, у какого-то раввина-еретика учится, в субботу – только пешком, к жене вернуться не может (если бы мог!), потому что она уже «неприкасаемая», все пытается мать сманить в Израиловку (приют и постой, опять же наследство), стишки пишет, танки, или хайки, по-английски, даже печатает в журнальчике ассоциации любителей танков, меня предлагал переводить. Стихи он и в юности еще писал, но относился к этому, как к еще одному плану своей многогранной натуры, с тех пор врезались в память строчки: «Вечер. Веранда с цветными стеклами. Милым людям разливают чай…», скулы, как от оскомины, сводило от этих «милых людей». Володя жаловался, что задыхается, 20 лет не выезжал никуда, что надо встряхнуться, ну и, конечно, на баб сошел разговор, мы шли по Ефиопской, собор был закрыт, молодой кофеокий эфиоп прошел мимо, оглядев нас, свернули в садик, где музей Тихо, там на веранде милым людям разливали, а мы сели на камень, то есть я сел, а он стоял рядом, нервно переминаясь, кружась вокруг меня, рассказывал про З., роковую деву, как она мужиков «забирает», что Р., бывшая жена С., неизвестно от кого родила, еще одна девушка непутевая, она мне нравилась, и пела хорошо, «Над небом голубым»…, о том что денег у него нихуя, стали даже планировать осенью податься в Синай, мне все этот монастырь св. Екатерины грезится… Потом помог ему оттащить книги в лавку Пини, бороденка у Пини жиденькая, как у вечного студента эпохи черного передела, сам худ и раздражителен, по стенам плакаты о приходе Мессии. Пока Володя ему свой хлам торговал, зачитался листовкой, напечатанной по-русски, о том, почему на этот раз Он не обманет и правда прийдет, совершенно гениальный текст, Пиня небось сам сочинил, хотел я на память взять, но Пиня не дал, сказал, что это не окончательный вариант, купил я у него всего за 10 сикелей факсимильные литографии Лисицкого, на выходе встретили Камянова, у них там видать сходки кабалистические, пошли к Малеру, там сидели все те же, слегка под мухой, и Малер им что-то вещал о своей жизни, покопались в книжках, ничего не нашли и удалились. – Блядь! Малер вечно свою жизнь кому-то рассказывает, мудило! А до этого, разочарованный «Двоеточием» и особенно Малеровской в ней «Биографией», по его мнению неуместной, маэстро разразился филиппикой: – Малер, блядь-мудило, всегда в самый ответственный момент соплю пустит, слезу, вздох задумчивый!
4.6. Истерия озлобленности – характерный признак «современного стиля». Психует мыслящий тростник. Сверхчеловека из него не вышло. Позвонил Верник, спросил, как мне вечер. Не хватило ума ни отшутиться, ни увернуться. В пылу «разборки» еще и Чичибабина походя пизданул. Он замкнулся. И про мемуары его ляпнул, что «чересчур традиционно.» – А как это – нетрадиционно? – спросил он. Я, конечно, сказал: «Если б я только знал», а сам подумал: что мне собственно мешает в его воспоминаниях, чего не хватает? Злости, скабрезности, закулисных гадостей? Короче – чтоб непременно с разоблачениями? Или лица интересного нет у тех, кто там мелькает? Или хотя бы – «стори»? А тогда уж лучше гадость, чем подобострастие (если уж, то юродивое, смердяковщину). А еще он мне Чичибабина обещал дать почитать, заполнить пробел в образовании. Нет, мне Чичибабин по-человечески симпатичен, и то что «служил» всю жизнь, бухгалтером в трамвайном депо. А что? Ей богу мне это нравится. Есть что-то блядское в тех, кто поэзией деньги зарабатывают и социальный статус. Не, понятно, что и поэту кушать надо, но ведь так и блядь рассуждает. Тихонов (по русскому ТВ) вспоминал «Доживем до понедельника» и иронизировал насчет того, что на тему «Ваше представление о счастье» все писали, что счастье в труде. А чо ты, блин, иронизируешь, следуя поворотам генеральной линии общественного сознания? Довольно гибкого, как оказалось. Счастье действительно в труде. Если, конечно, ты не на каторге. И в Писании сказано: «Человек рожден для труда» (в книге Иова). И Карлейль вот подтверждает: «Труд есть лучшее лекарство от всех болезней и страданий… Честный труд для достижения поставленной цели.» П. посреди ночи пробрался на работу, взял табельное оружие и в живот себе запердолил. В последний момент, видно, дрогнул. А Тоську я недавно в бассейне встретил, налилась вся, так телесами и брызжет. (Из серии: мужчины без женщин.) Я вот раньше злился на Шекспира, что Гамлет все тянет и тянет с местью, все не решается. А ныне догадываюсь уже, что нелегко совершить поступок. Чтоб действовать – надо верить. Или извериться…
8.6. «Войны необходимы, иначе мы погрузимся в ничтожность, изнеженность и лень.» Кто сказал? Владимир Соловьев! Прочитал «Смиренное кладбище» Каледина. Совершенно неинтересно. Вся эта марсианская бытовуха давно перестала волновать. «Жизнь животных». Может и интересно каким-то ученым. На днях в мерказе (центр нашего квартала с магазинчиками, парикмахерскими, забегаловками, в закутках грузины в домино играют, в карты, нарды) наблюдал: стоят рядышком два борова в костюмах и при галстуках, с радиотелефонами и, поклонившись друг другу, как японцы, разговаривают со всем миром по-русски. «Каторжники наживы»… «Человек, который желает, но не действует, является очагом заразы» (Ницше). Это, про меня. Но что делать, если нет веры… Гарин в своем «Воскрешении духа» называет Ницше «инструктором героизма», а его мировоззрение – «оптимизмом отчаяния».
9.6. Герой «Улисса» – антигерой, «слишком человек», поэтому – еврей. В еврее нет тяги к сверхчеловеку, и нет комплекса неполноценности (как у русских), в сущности он здоров и глуп.
11.6. Гениальный фильм «Easy rider». О жизни, которая и не знает, что она – Путь. Бабочка-однодневка…
12.6. Случайно нарвался по русскому ТВ на «Звезду пленительного счастья». Был грех, увлекался в юности декабристами. «Бедная империя, и повесить-то как следует…» Поза? Да! Жизнь коротка – жест бессмертен. Конечно, сосредоточенность на героизме – это «перенос» жажды бессмертия. Потому что человек не может умереть, не должен, не имеет права (я, я не должен, не могу, не имею права, а значит, ждет своего часа и мой «поступок»…). Бессмертие дается деянием. Можно, конечно, и стишки пописывать, но… Нетушки, стихи бессмертные не напишешь без «позы», а «поза» – это деяние. Ставшее изваянием. Изваянием духа. Герой имеет возвышенную натуру и человеконенавистнические взгляды. Встретил К., когда-то работали вместе. Разговорились. Каждый год в Ригу ездит. Я удивился. «Чего ты там делаешь?» «Гуляю. Просто гуляю. В волейбол играю на взморье. Отдыхаю от всего этого…» «Подожди, ты с какого года тут?» «С семидесятого. Да-да, ветеран, ветеран…» «И все еще ностальгируешь? Что ж тебя так травмировало?» – усмехнулся я. Он вдруг задумался. «Ты знаешь… я даже помню, как это случилось: нас запихнули в ульпан* в Димону, но я в начале еще был полон энтузиазма, и вот через полгода, я тогда работал по ночам в Беер-Шеве, еду однажды вечером в Беер-Шеву, темно, старый автобус набит солдатами, курят, семечки лузгают, валяются в проходе, душно, фары сверлят пыль – и тут меня ударило: господи, что я здесь делаю?» Китайские пагоды и дворцы похожи на перевернутые ладьи, будто их кто-то положил на берегу одну на другую. Вообще-то китайское миропонимание самое естественное и здравомыслящее. В этом и недостаток его. Оно не «зовет». Вчера было грандиозное представление мод «Примериваем мир», покупают остолопов зрелищами. Одна была в плавках в виде голубя мира (наша сила в наших плавках), другая в платье из кусков американского, израильского и палестинского флага.
14.6. Из области психофизиологических эффектов: только ты сообщила мне, что приезжаешь, резко упала активность с супругой. И она теперь стала на «либеду» жалуется. А до этого прям медовый месяц был нескончаемый. «Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни (не могу сказать, что для меня это так). Вот отчего религия всегда будет одолевать философию.» Из «Уединенного». Розанов – замечательный русский ум. Все эти «случайные» высказывания, «за нумизматикой», и через сто лет сохраняют свою живость, точность, глубину, иногда пророческую, хранят аромат времени. Интересно, насколько он продумывал композицию этих «листьев», не случайно же шел-подбирал по листику. Впрочем ал-Масуди (10 век) сравнивает хорошего писателя с тем, кто ночью собирает хворост, и, не видя, подбирает все, что попадется под руку…
15.6. Русский любит Россию, а еврей – Тору. Был такой анекдот: если у англичанина есть жена и любовница, англичанин любит жену, если у француза есть жена и любовница, француз любит любовницу, если у русского есть жена и любовница, русский любит выпить, а если у еврея есть жена и любовница, еврей любит маму. Впрочем, насчет русских, когда сегодня им разрешили любить деньги, поглядим, какие у них будут через поколенье сексуальные предпочтения.
16.6. Читаю «Мировозрение талмудистов». «Каждый обязан думать: ради меня сотворен мир.»(Сингедрин) «Избери жизнь». (Вот оно – главное! Не цель и подвиг, а жизнь!) А вот о мести: «Лучшей местью твоему врагу будет – вернуть его, если можешь, к твоей дружбе.» («Орхот цадиким», что значит «Пути святых».) Месть конечно изощренная, ничего не скажешь. Ну хорошо, мстить глупо, а наказывать? По части наказаний ведь Закон строг, да и Господь сам наказывал людей так, что ужас берет: массовые казни, начиная с Потопа. И если наказание не призвано исправить согрешившего («беззаконные истреблены будут, а вероломные искоренены», сказано в притчах Соломоновых), а преподать жестокий урок, то это и есть месть. Эль накман. Бог Мстящий. Из уроков отца помню: «Бей первый!». И его часто повторяемый для назидания рассказ об убийстве Петлюры, о мести Петлюре. Опус Шульгина «Что нам в них не нравится» оказался, к сожалению, совершенно неинтересным: злобная агитка антисемитская. Все та же болезненная бредятина «родового» инфантила «о силе крови», выдаваемая за «аргументы» тоном просветительской лекции (словечки типа «следует полагать», «можно с несомненностью утверждать»): «Еврейская кровь, по-видимому, гораздо сильнее. Можно с несомненностью утверждать, что из десяти русско-еврейских детей девять унаследуют черты родителя еврея. При таких условиях представим себе на минуту, что все русские, сколько их только есть, поженились бы на еврейках, а все евреи женились бы на русских… Это означало бы, что русская раса по существу исчезла бы с лица земли.» Параноидальный страх перед евреями… «Мозг нации оказался в еврейских руках» (о революции). Замечательно о погромах в Киеве: «…вооруженные люди входили в еврейские квартиры и грабили. Не убивали, но грабили; вероятно издевались. Евреи очень быстро придумали способ бороться с этими нападениями. Они поднимали оглушительный вопль…» На этом месте я стал дико ржать, даже старший спросил, чего это я. Я прочитал ему о быстро придуманном способе бороться с погромами, но он ничего смешного в этом не нашел. Не знаю, говорит, видно, у меня слабо с юмором. Ничего-ничего, утешаю, у тебя еще все впереди, остроумие признак упадка. Вот еще любопытный пассажик: «Будущие судьбы, впрочем, неисповедимы; может быть мы тоже будем когда-нибудь приходить в ярость от слов „русь“, как иудей приходит в бешенство от слова „жид“.» Дай-то вам Бог.
17.6. Обсуждали с Н. «Летят журавли» (жаловался, что студенты не воспринимают «романтику»). А я ему про то, что дело не в романтике, а жертвенность им чужда, непонятна, а это фильм о жертвенности, ждать жертва женщины, гибель в бою – жертва мужчины, жертвенностью жила вся страна, во имя будущего, во имя преобразований, во имя открытий и достижений, вся эпоха была оргазмом жертвенности, Гитлер проиграл войну только потому, что нарвался на народ, готовый умереть, готовый к самопожертвованию, даже приученный к самопожертвованию, никто не жалел ни своей ни чужой жизни, люди шли на войну чтобы умереть, даже не воевать, а умереть, он с Европой-то все правильно рассчитал, жертвенность в Европе умерла давно, поэтому он и захватил ее с такой легкостью, и правил бы миром, если бы не русская жертвенность и английская твердость. Русские в Буденновске совершили все мыслимые и немыслимые ошибки, на всех уровнях, от КПП до президента. Штурм больницы с сотней защитников и тысячью заложников – фантастическая тупость, страна в ужасе, ТВ прекратило развлекательные программы, никто не знает (и не узнает!) сколько людей уже погибло. Премьер трусливо отсиживается в Сочи, на курорте, а президент удрал в Галифакс, мол, есть дела поважнее, ну да, восьмым колесом в телеге «большой семерки». Только что показали Черномырдина, заявление сделал, безграмотное, хмурое, заплетающимся языком, мол, приняты и будут приниматься все меры, да еще с жалкой просьбой к Шамилю Басаеву освободить заложников. Если б наши бусурмане воевали как чеченцы – ой-ва-вой! Счастье, что арабы – другая раса, семиты, двоюродные братья, распиздяи вроде нас, даже еще безалаберней. Больше по части поторговать воодушевляются. Впрочем, все учатся, даже лентяи, и терроризм уже стал нашествием: Аргентина, Япония, Оклахома, автобусы в Тель-Авиве, Буденновск, метро в Париже, счет пошел на сотни убитых при каждом «акте»…
18.6. Вчера вечером Х. признался-похвастался-поделился, что трахнул недавно одну и месяц был после этого в шоке, в депрессии, так испугался: «Ну зачем, зачем я это сделал?! Ведь она может теперь меня шантажировать! Подвергать все опасности, и зачем?! Все, я понял, что уже нет на это душевных сил. Все, думаю, завязал!» Ужасно смешно было слышать это признание, этот чистосердечный ужас из уст человека некогда славного своими победами. Да, смешно и грустно. Аналогичный случай был у нас у в Кисриловке… Чудесный фильм Вернера Герцога о России, о граде Китеже («Незримые колокола»). Деревни и церкви на крутых берегах озерных, в снегу все, кто-то ползет по молодому прозрачному льду град Китеж увидать в глубине, помолиться на затонувшие святыни, вот еще один ползет, за ними – еще: муравьиная дорожка, а где лед покрепче, рыболовы сидят у проруби, кто-то на коньках по кругу носится, озеро огромное, и русская литургия звучит, я люблю ее, хор женский и дьяконский бас скороговоркой молящийся… Эх, до чего любить-жалеть ее хочется, страну эту, и народ ее непутевый, юродивый, по-детски жестокий, по-детски отзывчивый… Из бесед с Адвокатом, в перерывах между геймами: Адвокат: – Завтра тут (в спортклубе) будет вечеринка «для мужчин»: девочки, стриптиз, пиво, хочешь пойти? Всего двадцать шекелей. Я: – Да нет, я не любитель таких мероприятий. Адвокат: – Да? А как ты любишь проводить время? Я: – Я люблю с книжечкой поваляться, почитать что-нибудь. Адвокат: – Аа… Ну зря. Посидеть, выпить пиво, поболтать, посмотреть на девочек… Я: – Да чего на них смотреть. Глупости. Адвокат: – Да, глупости, конечно. Так жизнь вообще – глупость. Я: – Ты, кстати, не знаешь ли какой-нибудь приличный бардачок? На уровне. Адвокат: – Нет, я вообще с публичными женщинами никогда не… Не знаю… А ты? Утешил его тем, что и сам застенчив. Адвокат: – Я был однажды на такой вечеринке для мужиков, весело было, что ты, там можно было, заплатив 10 шекелей, полапать любую. Они между столиков ходили, я-то их не трогал, но можно было. Один ей прям между ног руку всунул, она как завизжит! И он рассмеялся. – М-да, весело, – сказал я, и он отметил в моем тоне высокомерие. Адвокат: – Не знаю, только сидеть дома, читая Толстого и думая, что все дураки, в этом тоже… радости мало. Через пару дней: – Зря ты не пошел. Такие девочки были! Класс! – Да? – Ну, что ты, нечто. Девочки – нечто. В субботу он играет с маленьким румыном, похожим на кабана, и всегда с ним ссорится. В последний раз, когда румын, что-то обиженно бурча, собрал манатки и ушел, огрызнувшись, он стал мне жаловаться: – У ло нормали а бен адам азе! Ата едеа ма кара? Ани бати бабокер, ве амарти ло, ше ани ло маргиш тов, беэмет ло иргашти тов, ло яшанти ба лайла, ло едеа. Аваль ницахти ото 6:0 ве 6:1. Аз у амар, ше бекавана амарти ло, ше ани ло маргиш тов, кдей ше у ло йисахек бе мло акоах! /Он ненормальный, этот человек. Знаешь, что случилось? Я пришел утром и говорю ему, что чувствую себя неважно, не спал ночь, не знаю. Но обыграл его 6:0 и 6:1. Так он говорит, что я нарочно сказал ему, что плохо себя чувствую, чтобы он не играл в полную силу!/ Как Вермееру удается придать обыденности такое мучительное напряжение и такую загадочность? И эффект тайного, но ощутимого присутствия кого-то… «Удаление камеры»? В фильме Ангелопулоса «Древо жизни» такой средний план, даже дальний, создает некую отстраненность. Или обратная перспектива рождает такой эффект? Если параллельные линии сходятся где-то вне картины, то можно поверить в Бога… В его женских образах что-то японское. Утонченность непритязательных сцен: женщина читает письмо у окна, играет на лютне, и в грустный сон душа ее младая Бог знает чем… А почему полы шахматные? Может быть это о расчете, оружии мастера? Вот это был Мастер! Почему-то именно на него хочется быть похожим. Кстати, неплохой был фильм «Все Вермееры Нью-Йорка». Да, и что еще важно: и у Вермеера, и у Рембрандта точность расчета, любовь к расчету, к науке не противоречила человечности, любви-жалости, наоборот, удивительная гармония! Разум у них не высушивал бытие. Жизнь была любима. В этом может и суть Возрождения – равновесие между любовью к жизни и «героическим энтузиазмом». Неповторимое равновесие. Потом оно ушло. Когда, почему? Сегодня жизнь пугает бессмысленностью, а рвение к смыслу страшит безжизненностью… Да, было удивление, радостное удивление перед человеком и жадное любопытство. Настроение «Урока анатомии» (или «Ночного дозора» – в гражданском смысле, этого чувства солидарности и независимости) сегодня невозможно себе представить.
20.6. Приболел. Жена все равно по утрам мучает. Пытался отбрыкаться. А она: "А как же «пру у рву» (плодитесь, размножайтесь)? Я ей: «Все уже, не пру, не рву.» Ай-да Басаев, ай-да чеченцы! Россию раком поставили! Похоже, что ее уж и нет, державы-то, одно название осталось…
23.6. Из Маринетти: «Мы презираем – как гигиена и система боя! – все формы повиновения, послушания, подражания, застарелые вкусы и всякую благоразумную медлительность. Мы ратуем против большинства, развращенного властью и плюем на ходячие истины и традиционные мнения. Наша поэзия абсолютно свободна, вне всяких пут и самопроизвольна, как извержение вулкана. Нужно, нужно, поймите, разобрать рельсы стихов, взорвать мосты „уже сказанного“ и пустить локомотивы вдохновения по неизведанным путям „нового“! Лучше великолепное крушение, чем монотонное и предусмотренное заранее путешествие! Слишком долго терпели мы начальников станций в поэзии и глупую пунктуальность просодических расписаний. В политике? Знайте, что мы ненавидим с одной стороны консервативный, трусливый и клерикальный дух, а с другой – интернационалистский и пацифистский социализм. Мы славословим патриотизм, мы воспеваем войну, колоссальное воспламенение энтузиазма и великодушия, без которого раса цепенеет в сонном эгоизме и низкой ростовщической скаредности.» Амен. Дума проголосовала недоверие правительству. Грачева, видимо, уберут. А еще говорят: «террор – не политическое оружие». Да одно из самых эффективных! Корреспондент ТВ у жителей Буденовска: «Что народ у вас думает о последних событиях?» «А ничего, – мужик на улице говорит. – Они так быстро думать не умеют.» В яблочко!
24.6. Я и сам, глядя на Шамиля Басаева, проникся уважением и симпатией, именно симпатией! к этому головорезу, и вообще к чеченцам (вчера по ТВ один из заложников: «Я ненавидел чеченцев, а теперь я их понимаю…»). Вот, сила и решительность так восхищают, что даже жертвы начинают «понимать» своих мучителей. Поэтому наши считают, что хитро сыграли, превратив революционеров в чиновников, играющих в «свое государство». А хитрость тут почитают за мудрость. Откуда пошло это страшное молоканство, этот панический пацифизм в воюющей, окруженной врагами стране? Левые виноваты со своей пропагандой? Немножко и они, конечно, подгадили. Но главное – народ. Страх смерти. Я прям чувствую его на каждом шагу. Молодежь боится идти в армию. И не только потому, что слишком хорошо стали жить. Они слишком любят жизнь. Евреи любят жизнь и ненавидят смерть. А смерть надо любить. Кто любит смерть, тому и жизнь не страшна. Оглушительная арабская музыка на весь квартал, и это в субботу?! Еп вашу мать! Союз арабов и черножопых – вот кошмар ашкеназов! Христианство было античным фашизмом, восстанием масс против культуры. В кафе, в Газе, спорят о политике, о «мире». Один араб, «противник мира», говорит: «Евреи не народ, как съехались, так и разъедутся.» Не совсем так, господин араб. Это – народ. Вот такой народ, что как съехались, так и разъедутся.
25.6. Вчера по ТВ документальный фильм «Нина» о девочке из мошава (*), попавшей в мировую элиту манекенщиц. Похожа на А… 19 лет. В 14 сбежала из дому, бродяжничество, наркотики, проституция. Стервозно-развратная куколка с фарфоровым лицом, почти анемичным, дикий взгляд кошки, само своеволие, пленительная естественность-бесстыдность, абсолютная пустота, загадочная, загадочная сила, красота и пустота жизни. (Беда мне с такими бабами – млею и не знаю как подступиться.) Ейный хахаль, Шульц, тоже яркий тип, еврейский наглый удалец за сорок: хваткая сила, острый практический ум, красота и младенчески счастливое отсутствие всякой «задумчивости». Цивилизацией даже не пахнет, только пьяная, дикая сила жизни… «Призывать мир между народами не значит создавать будущность. Это значит попросту выхолащивать расы и осуществлять интенсивную культуру трусости.» Амен, Маринетти! «История народов движется наудачу, туда-сюда, как легкомысленная молодая девица, которая вспоминает об отеческих наставлениях… когда ее бросит любовник.» Амен, голуба!
26.6. Акации чудно цветут, золотыми подсвечниками…
30.6. Вечер «Двоеточия» в Ерушалаиме. Набралось человек 40, но вечер прошел скучно, невыразительно. Все читающие застенчиво паясничали, даже Володя был не в ударе. Публика встречает его усмешками – уж очень темпераментно излагает. Потом пошли к нему, по дороге разговорился с Сашей Ротенбергом, о книжках, обещал ему Деррида и Барта. Савелий Гринберг, «видевший Маяковского», оказался с нами, сабантуйчик прошел скромно, почти чинно, Дана была весела. Рутенберг нападал на Булгакова, на эту «надоевшую русскую литературу», поспорили немного о Блоке, Савелий его защищал, несколько беспомощно, а добивать старика не хотели, так что Блок на этот раз ушел от расправы. Взялся вновь за «Кузари». На днях по ТВ один раввин рассказывал истории из «Устной Торы», и так это было все душевно, близко, эта любовь к остроумному высказыванию, книжные споры… А потом еще рав Карлибах задушевно спел, и отпустило чуток хроническое уже раздражение на евреев. Интереснейшее явление – еврейская мистическая литература, в которой произвол творчества «протаскивался» через щели «откровений». Во всем этом была какая-то головокружительная по дерзости мистификация… Прелестную заметку нашел в «Вестях», «Учитель кабалы» называется: «Каждые три дня Мирьям Блих настигает депрессия. Как считал ее муж, интеллигентный человек всегда должен быть грустным. И при этом задумываться над вопросами бытия. Но Мирьям по натуре – оптимистка, да такая, что в 22 года взялась и написала философскую работу о релятивистской теории Альберта Эйнштейна. Тему выбрала такую: „Пространство и время в теории относительности.“ Но скорее всего она искала ответы на свои вопросы: „Что есть человек? Куда в один момент деваются его мысли, чувства, опыт?“ Мирьям надеялась, что найдет ответы в квантовой физике, но зашла по ее мнению, в еще больший тупик. Однажды, зайдя за чем-то к своей соседке, встретилась с ее подругой. Та посоветовала: „С такими вопросами тебе бы пойти в наш Центр кабалы!“ Что такое кабала Мирьям тогда не знала. И что такое иудаизм, не знала тоже. О Торе одним ухом слышала. Но в Центр все-таки пошла. Первым делом ей там вручили маленькие листки-рекламки. На них были отпечатаны вопросы: „Откуда мы явились сюда? Куда мы движемся?“ Мирьям воскликнула: „Слава Б-гу – я нашла то место, которое искала!“ – С этого момента, – призналась мне Мирьям, – я и моя жизнь изменились. – А какой вы были? – У меня было очень большое эго. Даже не знаю, как оно во мне умещалось. Я считала, что 90% людей – дураки. А нас, умных, очень мало. Вот почему мир так плохо устроен. – Каковы были первые впечатления от занятия кабалой? – На каждом уроке, получая новые знания, я разогревалась. Температура тела поднималась до 40 градусов. Я не хочу сравнивать себя с великими кабалистами, но мудрец Гирш, получая информацию, буквально „горел“. Сейчас я уже привыкла и не обращаю внимания на жар. – В 24-х томах „Зоар“ содержится расшифровка Торы. Кто и почему зашифровал ее? – Когда Моисей получил Тору на горе Синай, он тогда уже знал, что дети Израиля еще не в состоянии „взять“ полную информацию из космоса и воспользоваться ею правильно. Моисей это увидел и поэтому зашифровал знания. Между прочим, когда начала развиваться наука, Бэкон предупреждал, что все полученные знания следует закодировать, чтобы каждый дурак не мог ими воспользоваться. Но к сожалению наука не пошла по этому пути. Поэтому сегодня торгуют атомными бомбами прямо на базаре. – А на ваши вопросы „Зоар“ ответил? – В тот вечер мы с мужем поспорили: разошлись в понимании что такое „связь“. Я говорила, что человек должен быть настроен на „связь“. Муж же настаивал, что все обстоит не так: „Создатель во мне, и не надо никаких настроек.“ И говорил так убежденно, что у меня возникло сомнение. Той ночью я проснулась. Раньше никогда не просыпалась, а тут ровно в полночь. Полночь – время общения с „Зоар“. И я взялась за него.» Чич /бывший генерал, бывший мер Тель-Авива/ совсем охуел от любви к Рабину, верней от безделия, хочется, видно, к живому делу пристроиться, сказал: «Любой ценой мир, любой ценой!». «Шалом ахшав» – да и только. Самый главный лозунг большевиков был. «Штык в землю, жид, с врагом дружи!» А поди объясни запуганным толпам, которым покой обещают, что их обманывают? Их надо просто по-другому обмануть. А зачем? Ради них самих? Но и те их обманывают ради того же. Ведь и детям правду не говорят никогда, потому что они ее не поймут, вот каждый и обманывает народ (а он – что дитя) на свой манер. И государство это создали не герои, а ловкие обманщики и восторженные дети. Обманщики обещали социалистический рай на родине предков, а «фраера», ну ладно, «дети» – ради этих сказочек работали, как каторжные, и воевали, как смертники. Герой, он и есть – «фраер». Кстати о птичках, однажды был у меня такой эпизод в классе: один наглый черножопый, у которого папа торговал где-то чем-то, и который на науки всякие, конечно, плевал, приезжал в школу на «BMW» и заходил ко мне на урок, как в зоопарк, посмотреть на редкое животное, учителя из России, так вот, сидит он однажды, смотрит на меня, с друзьями уже наболтался, делать нечего, а я что-то про логические схемы бубню, и спрашивает: «Морэ, кама ата марвиах?» Честно говорю: «Элеф доллар.» «Бе ходеш?!» «Бе ходеш.» «Аз ата фраер,» – он мне говорит. И ведь задел. «Тов, – говорю, – аз ани лефахот ло бен зона.» Он вскочил, весь красный: « Ма?! Ани – бен зона?!» А я ему тут ласково: «Лама ата хошев, ше ани миткавен элеха?» (По-русски это звучит примерно так: Черножопый: – Учитель, сколько ты зарабатываешь? – Тысячу долларов. – В месяц?! – В месяц. – Ну, так ты – фраер. – Ладно, но я хоть не сукин сын. – Что?! Я – сукин сын?! – Почему ты решил, что я имею в виду тебя?)